Апейрогон. Мертвое море

115

Врачи подошли к Бассаму в коридоре больницы. Под белыми накрахмаленными халатами они носили галстуки. Врачи попросили его присесть. Он почувствовал, как поледенели запястья. Он ответил, что лучше постоит.

Один из врачей был еврей, другой – палестинец из Назарета. Он обратился к Бассаму на арабском: мягким, размеренным тоном. Если Абир умрет, предположил он. Если дело примет неожиданный поворот. Если случится худшее. Если мы не сможем ее реанимировать.

Другой врач прикоснулся к его плечу:

– Господин Арамин, – произнес он, – вы понимаете, что мы пытаемся вам сказать?

Бассам смотрел в пустоту над плечом врача. Дальше по коридору сидела Сальва в окружении семьи.

Бассам ответил на иврите, что да, он все понимает.

Снова заговорил первый врач. О донорстве органов. О поддержании жизни другой жизнью. Ее печень, ее почки, ее сердце. Ему вторил второй врач.

– Знаете, у нас самое известное отделение по трансплантации глаз.

– Мы о ней позаботимся.

– У нас большая нужда.

– Кто-то не хочет.

– Мы все понимаем.

– Господин Арамин?

На мгновение ему показалось, что глаза Абир витают в комнате: большие, карие, с медными пятнышками вокруг зрачков.

– Пожалуйста, не торопитесь. Поговорите со своей женой.

– Хорошо.

– Мы подойдем попозже.

На полу в детской крутили дрейдлы. Алеф. Тора. Красивый наряд на бат-мицву. Распоряжения о военной службе. Пропускной пункт за прозрачным ограждением. Разрешения и печати. Над ней развевается бело-синий флаг. Машины с желтыми номерами. Израильское телевидение, израильские книги, израильские рецепты. Она могла бы приехать домой на шаббат, испечь халу, зажечь свечи, дать свои обеты, проснуться рядом с мужем, поцеловать его глаза, воспитать детей, привести их в синагогу, разучить с ними Атикву [23], их дети могли бы иметь своих детей и свой взгляд на вещи, и да, он знал, что за пределами мусульманского права были другие взгляды – друзы, христиане и бедуины тоже, – но дело не только в этом, нет, тут все гораздо сложнее, он хотел объяснить это врачам, для него это особенно важно, это что-то фундаментальное, он должен об этом сказать, он не знает, как объяснить, он всегда хотел, чтобы Абир увидела море, он так много лет обещал ей это сделать, его обещание дочери, что здесь недалеко, он свозит ее на машине на побережье Акки, вместе с сестрами и братьями, позволит им побарахтаться в голубом Средиземном море, побегать вдоль деревянных пирсов, позволит им делать то, что в обычные дни всегда запрещалось, и он задумался, о чем, должно быть, подумали эти врачи, когда он, опустив взгляд в пол, сказал на идеальном иврите: Нет, простите меня, я не могу этого сделать, моя жена и я, простите, но мы не можем этого допустить, нет.