Арестантка

Глава 15. Ржавчина откровенности

— Трой~

Она ушла. Дверь с шипением закрылась. Горечь окутала рот. Я поглядел в тарелку с картошкой и мясом.

От голода уже подташнивало. Но как есть? Когда она ушла…

Принс напоминала мне кошку, которую хотелось погладить. Несчастную жертву обстоятельств, что нуждалась в поддержке. А ещё она могла стать лидером восстания, только нужно ей в этом помочь. Не зря же я еë вытащил с Пегаса.

Как женщина, Принс мне не нравилась. Я вспомнил Алисию. Её грудь, что даже скрытая одеждой, туманила рассудок. Еë безупречное лицо. Волосы, что всегда были идеально уложены, волосок к волоску. Губы с нежно-розовой помадой. Благочестивый взгляд без намёка на пошлость. Такая холодная, высокомерная красота, перед которой чувствуешь себя ничтожным. Но ею можно было любоваться. Мечтать о ночи после свадьбы.

— Трой, — ласково сказала Алисия, когда мы сидели на приёме у её отца, министра Теофраста Пиккори. — Передай мне рыбу.

Она поправила белоснежный платок на изящной шее.

Я передал ей огромное серебристое блюдо, где идеальным кругом были выложены куски приготовленной на пару форели. Алисия наколола рыбной вилкой небольшой кусок, и я собирался поставить блюдо обратно.

— Нам очень жаль, что ты проиграл Винсенту Лепассу, — холодно сказал Теофраст.

Я ощутил укол досады, оттого неуклюже поставил тарелку. Она гулко звякнула о другую. Хорошо, хоть тонкий фарфор не разбился.

— Сожалею, что разочаровал вас, — пробубнил я, усаживаясь поудобнее. — В следующем году выиграю.

— Придётся постараться, чтобы превзойти Винсента, — не останавливался Теофраст. — Только и слышу, что разговоры о том, как он хорош. И как ты провалился.

Я услышал, как на другом краю стола тяжело вздохнул отец. Его глаза сверлили меня ледяным взглядом.

— Ты и так, Трой, расстроил меня тем, что бросил Университет, — продолжал Теофраст, а затем обратился к отцу: Герман, разве о таком мы с тобой договаривались? Почему ты ему разрешил?

Раздражение бессильно клокотало внутри, обжигало грудную клетку, но я изображал спокойствие.

— Тео, он закончит Университет, как мы и договаривались, — ровно сказал отец, отпив вина из бокала.

Он тоже держал эмоции при себе, но я знал, как сильно он меня сейчас ненавидел, да и вообще всегда последние три года.

— Хорошо. Пилот не подходящая профессия для мужа моей дочери, — ответил Теофраст.

Я медленно выдохнул. Плеск воды, шуршание листвы на деревьях. Как там сенсей говорил? Гнев — это угли, бросая которые, мы обжигаемся сами. Не брать угли. Как же хочется ответить. Кончики пальцев зудели, заставляя руки сжиматься в кулаки. Как же хочется швырнуть в этого пафосного недоумка пару тлеющих головешек. Перспектива терпеть его всю оставшуюся жизнь казалась хуже, чем сидеть в карцере за нарушение Кодекса Достоинства.

— Хотя тебе, Герман, сложно это понять, ты в принципе не разборчив. Елена мало того, что была инженером, так её ещё уличили в связи с Милетским Палачом, — Теофраст скривил брезгливую ухмылку. — А ты ничего, отмыл её репутацию и женился.

Нет. Нет. Дддааа. Я поднял кулак, собираясь встать, стукнуть по столу и сказать ему заткнуться. Потому что так нельзя говорить о моей матери.

Но. Сверху на мой скрипящий от напряжения кулак, легла рука Алисии. Она увела её вниз, спрятала его между своих тёплых и нежных ладоней. Я замер, и потихоньку успокоился. Нельзя устраивать скандал. Отец так жаждет нашего брака с Алисией, и она не заслуживает этой ругани.

Отец всё-таки что-то сказал Теофрасту, но я уже не слушал. Смотрел на свою будущую жену с благодарностью. Такая красивая, добрая, чистая. О чём ещё может мечтать мужчина? Конечно, ещё и о состоянии, которое она унаследует. Меня же оно нисколько не волновало.

«Спасибо за поддержку», — я передал Алисии мысленное сообщение через интерфейс нейронной сети.

«Пожалуйста, милый», — пришёл ответ от её нейросети. — «Я, кстати, была бы не против, если бы ты почаще летал и подальше».

При этом её рука всё также осторожно гладила мою, а глаза смотрели с нежностью. Под шарфиком от волнения пульсировала жилка. Мне так и хотелось спросить: «Дорогая, тебя взломали?». Но почему-то я был уверен, что нет. Мы были с ней слишком разными.

Сбросив марево нахлынувших воспоминаний, я укрыл лицо руками. У меня есть невеста… Я засмеялся. Могу себе представить, как она прыгает от счастья, что я пропал. Пьёт шампанское прямо из бутылки. Это была наша последняя встреча с Алисией, наверное, после этого я согласился помочь Ложе.

Я подвинул тарелку к себе и взял ломтик картошки. Принс обо мне позаботилась. А я её обидел. Нужно было как-то иначе сказать. Сейчас не время, например. Или что я не могу так. Где атмосфера? Расслабляющая музыка? Кровать, на худой конец? Или, что у меня никогда не было секса, я берёг себя для той единственной, и совсем не уверен, что ты она. Ещё я немного боюсь. Тем более тебя.

Нет. Тоже не то.

Я съел картошку и курицу, поборов желание оставить немного Принс. Вряд ли она ещё зайдет ко мне. Я решил переодеться, и вспомнил, как она трогала застёжку на моей груди. Ярко представил, что я всë-таки разрешил расстегнуть. Почувствовал мурашки от прикосновения к коже. Тепло руки воображаемой Принс спустилось ниже, к животу. Тесные штаны техника стали давить сильнее.

Но тут же возбуждение спало. Я вспомнил, как два года назад, ещё учась в Академии, целый месяц сидел в карцере за нарушение Кодекса Достоинства, по статье 32.4. С тех пор никогда больше не трогал себя.

Быстро переоделся, думая, какой же я отвратительный. Телесные мысли проскальзывают в мой рассудок. Как я вообще мог осудить Принс, когда сам скабрезно фантазирую.

Стоп. Нужно продумать схемы для Коня. Нужно понять, что он может сделать на «Форс-Мажоре» и как. Да, лучше заняться делом, тогда и похоть отступит. Как говорит один из главных постулатов Конституции Империи: «Похоть превращает человека в животное, поэтому должна быть искоренена».

Милетский палач… всплыло в памяти. Слышал же это имя недавно. Так Теофраст назвал кого-то связанного с моей мамой. И ещё, кажется, слышал это прозвище уже здесь.

Да. Когда сканировал лицо Альдо. Попросил нейросеть показать справку о нëм.

«Альдо Санчес — высший офицер военной разведки Империи, соратник Массимо Гонсалеса, осуждён на ссылку в колонию на Альфа Центавра в 2310 году за пособничество в организации бунта, помилован за боевые заслуги, в том числе за усмирение восстания в колонии Милет. Носил прозвище «Милетский палач». В 2333 году приговорён к ссылке за распространение крамолы на Императора…»

«Есть ли у Альдо Санчеса какая-то связь Еленой Этнинс?»

«Альдо Санчес и Елена Бланк (девичья фамилия) входили в состав первой экспедиции на Вегу в 2310 году. Елена Бланк, как инженер, Альдо Санчес в военном сопровождении».

«Это всё?»

«Совпадений больше нет».

То есть связь моей матери с Альдо ограничилась лишь тем, что они на разных кораблях летели на одну планету? От чего тогда отцу было её «отмывать», как сказал Теофраст? Просто от знакомства с повстанцем? И то не факт, что они там познакомились. Странно.

С другой стороны, если отец маму «отмыл», то данные могли быть стёрты.

Можно попробовать спросить Альдо при встрече, но как-то не очень хотелось. Судя по нашему общению и реноме, человек он неоднозначный. Был пособником восстания, подавил восстание, а потом помог другому восстанию? Интересно.

— 3112~

— Где можно присесть? — спросила я у Матео, кивая на тарелку с бобами.

— Я освободил тебе место в каюте, — он положил гитару в ящик под койкой и указал мне на дверь в середине противоположной стены. — Сантьяго ждёт тебя.

Пришлось отвести взгляд, несколько секунд поперебирать им бобы в тарелке, чтобы не выдать неловкости. С трудом удалось сказать Санти, что он для меня ничего не значил, потому что была уверена, что и я для него пустое место. А вот признаться в этом Матео казалось предательством. Он так проникновенно пел нам песни о любви, был так уверен, что мы счастливы.

— Не стоило, конечно, — сказала я.

— Майору виднее, — улыбнулся Матео. — Подошли мои вещи имперцу?

Меня прошибло волной досады. Ну зачем он так? В его голосе слышалась какая-то едкая ирония.

— Не знаю, оставила их ему, — я сурово посмотрела Матео в глаза, мол, остановись. — Спасибо, что одолжил.

— Пожалуйста, имперец может оставить их себе, — он присел на свою новую койку. — Иди, чего стоишь?

Я несколько мгновений пялилась на дверь и не двигалась с места. Стояла, как дура со своими бобами. Позади слышались голоса. Вараха что-то обсуждала со Скифом. Я хорошо помнила, как она мне сказала не пудрить Сантьяго мозг. Конечно, я этого делать не собиралась. Но идти к нему в каюту? Выглядит, будто собираюсь.

Траханные звезды. Мне в любом случае нужно поговорить с ним об операции, да и Сантьяго — командир. Он дал приказ. Я должна выполнять приказы, чтобы вернуться в команду, чтобы продолжить дело брата.

— Матео, ты, помнится, говорил о какой-то вещи, которую Карлос забрал с Броссара… — вдруг вспомнила я.

— Она сейчас у Сантьяго в каюте, в ящиках под моей койкой. Спроси у него.

— Ладно, спасибо.

Спокойно. Вздохнув под жалобное урчание живота, я прошла к двери, постучала.

Мой бывший жених открыл дверь. Он переодевался ко сну, и стоял по пояс голый. Шрамы не уродовали его красоту, а наоборот добавляли ей манящей дикости.

— Заходи, — скомандовал он, и его голос дрогнул. — Располагайся.

Мне было страшно от ожидания, что он сейчас отчитает меня за враньë. Скажет, насколько глубоко я провалилась, и что мне стоит сидеть в его каюте и не высовываться. Поэтому я молчала.

Он кивнул на заправленную койку, затем пододвинул к ней тумбочку.

— Тарелку поставь пока сюда.

Я боком ретировалась к койке, осторожно села и поставила еду. Пластиковая посудина зашуршала о железную поверхность.

С чего начать разговор? Почему так сложно? А может, сразу с дела? Остальное потом. Живот снова заскулил, как дворняга. Сантьяго молчал, будто испытывал меня, или ждал, пока начну оправдываться за тренировку.

— Санти, я могу помочь при захвате «Форс-Мажора», я изучила…

— Ты подстриглась? Тебе очень идёт… Глаза стали ярче, — он перебил меня и улыбнулся так обволакивающее мягко, что я дар речи потеряла.

— Я думаю, что могу вам помочь…

— Да, ты можешь мне кое с чем помочь, — сказал Санти, всё ещё улыбаясь, но как-то коварно, ещё и губы свои полные хищнически облизал.

Мне даже показалось, что его глаза жарко заблестели.

— Чем? — сама не зная, почему я улыбнулась, во рту пересохло.

Он был таким… как три года назад. Мне даже на секунду показалось, что не было каторги, не было гибели Карлоса. Будто мы с ним в жилом модуле на Веге, он зашёл ко мне после непростой операции. Мы оба усталые, но такие счастливые, что живые, что над нами небо. Но… три года прошло. Сейчас всё не так.

— Замолчи и поешь, капрал, — он придвинул тарелку ближе ко мне, когда я уже успела обомлеть от нахлынувших чувств. — Давай, Принс. Потом поговорим о Форс-Мажоре.

Я оторвала от тарелки прикрепленную к ней пластиковую вилку и наколола на неё несколько бобов. Отправила в рот. Создатель, как же это было вкусно. Наверное, картошка была бы вкуснее, но сейчас я поняла, что просто обожаю эти бобы. Я замерла, несколько секунд, не жуя, просто наслаждаясь вкусом.

— Всё в порядке? — немного расстроенно спросил Сантьяго. — Я просил сделать для тебя картошку, а имперцу отнести бобы, которые из общего меню, но, видимо, парни всё перепутали.

Ага, парни-то всё верно сделали. Это я… Мне стало неловко, я ведь сломя голову неслась к Трою, чтобы отдать ему еду. Бедный же с голоду помрёт за один день. Смешно.

— Спасибо, Санти, — сказала я с набитым ртом. — Ты до сих пор помнишь, что мне нравилась картошка?

— Я много чего про тебя помню, — он сделал паузу, вдохнул поглубже, будто собирался нырнуть, и прикусил губу.

На несколько секунд Санти вдруг превратился в кого-то другого. Не майора «Параклета», а ошарашенного чем-то незнакомца со следами испуга на лице.

— Я же тебя люблю, — всё-таки сказал он.

Я чуть не подавилась бобами. Меня пронзило, словно разрядом шокера какое-то стыдливое чувство. Я отложила вилку в сторону. Ну мудак. Зачем было это говорить? Зачем портить такой чудесный момент?

— Так, — вырвалось у меня. — Вот… Что за хрень ты сейчас сказал?

— Ну давай… давай… — он устало махнул рукой и сел напротив. — Я помню, что больше картошки ты любила только всё обесценить и опошлить… Каждый раз, когда я пытался сказать что-то о том, как ты мне важна, ты затыкала мне рот и говорила «Давай лучше потрахаемся».

Это было правдой, да и с Троем сегодня произошло примерно то же самое. Но к чему весь этот гон про чувства, если они только мешают? Делают уязвимым. Я закрыла лицо ладонью и сквозь щель между пальцами смотрела на Сантьяго. Ну какой он сейчас танк? Корпус изъеден ржавчиной откровенности. Треснул. А может, и не был Санти никогда никаким танком. Это мне хотелось, чтобы он им был?

— Прости, что я такая, — попросила я.

Шрам на лице Санти из устрашающего боевого раскраса стал отпечатком боли. Я подумала вдруг, а сколько он пережил за три года? Откуда этот росчерк на его лице?

— Ничего, я даже по этому скучал, — он положил кулак под подбородок и улыбнулся одной стороной рта.

— Просто зачем ты это сказал сейчас? Ты же понимаешь, в каком я раздрае и вряд ли могу тебе хоть что-то ответить… Ещё и «Форс-Мажор» на хвосте..

— Знаю, но ещё я знаю, как быстро «не сейчас» может превратиться в «никогда». Так что просто сказал, не обязательно что-то отвечать. Доедай. Пора ложится, — он встал и стянул с себя штаны, оставаясь в одних трусах.

Я сидела и пялилась на него, но не потому что он был просто невозможно привлекательным. Нет. Просто вот тот человек, который меня знает, не морщится брезгливо, принимает меня. А я польстилась на имперского пижона, на глупую нежность его рук, на то, что он якобы что-то во мне видит. Ничего он не видит, просто напуган, как кролик, и тянется ко мне, как к единственному человеку, который к нему не враждебен.

— Ты чего так на меня смотришь? — спросил Санти, сев на койку.

Тут бы сказать «я тоже по тебе скучала». Ведь это было правдой, да и ему было бы приятно. Но разве повернулся бы у меня язык тепло сказать эти слова? Он бы понял, что я размякла. Ни к чему Санти это знать. Есть дела в сто крат важнее.

— Мы так и не поговорили про Форс-Мажор, — сказала я, прожевав последнюю горстку бобов. — Ты обещал. А я ведь тоже помню, ты часто так делал и раньше. Съезжал с темы, когда я хотела что-то предложить в работе.

— Хорошо, давай поговорим о Форс-Мажор. Чем ты можешь помочь? — его карие глаза стали почти чёрными, он явно был недоволен моей настойчивостью.

— Ну есть один момент…

— Если ты хочешь пойти с нами, то честно, без обиняков, надеюсь, сама понимаешь, что на поле боя ты сейчас балласт.

Больно это слышать, обида впивалась в сердце, как осколок стекла. Но я знала, что он прав.

— Да… — выдавила из себя я. — Но речь не обо мне, у имперца есть робот, маленький и юркий, способный влезть системы управления корабля. Он…

— Принс, — Санти устало выдохнул. — Нет. Помощью имперца мы пользоваться не будем. Ты ему веришь?

— Да, он кажется честным.

— Брось. Имперцам верить нельзя, — отрезал он. — Раздевайся и ложись уже в койку.

— Но ты же сам имперец? — я отодвинула тумбочку и села на пол.

— Земля не райские кущи. У них есть планета, есть еда, роскошь, долгая жизнь, но законы, которые они вынуждены соблюдать, отвратительны. И те, кто там остались, просто приспособленцы, которые ради комфорта лишились чувства собственного достоинства, — он строго глянул на меня исподлобья. — Ты собираешься спать там?

Я пока слушала его, легла на пол, подложив руку под голову. Каждый раз, когда ложилась спать, тревога верёвкой обвивала шею. Ночь на Пегасе была опасной, каждый раз кого-то могли избить, изнасиловать или убить. Чем чутче сон, тем безопаснее.

— Да, — спокойно сказала я. — Мне не нравятся постельки.

— Так, капрал, живо поднялась с пола и легла на кровать, — грозно скомандовал он. — Это приказ.

Я даже вздрогнула. Но с места не двинулась.

— Я привыкла спать так, Санти…

— Принс, — он протянул мне руку. — Ты не на Пегасе, не приноси Пегас сюда.

Да я же ничего не приношу. Просто страшно размякнуть, стать слабой, не готовой всегда отразить чей-то удар. Даже во сне. Ну и постель у меня ассоциируется с продажей себя. Но это ведь бред, правда. Санти предлагает мне лечь даже не в свою постель. Вряд ли нападёт на меня ночью.

Я взяла протянутую руку и села на койку. Сантьяго сел рядом. Такая громадина, рядом с которой я чувствовала себя совсем крохотной и немощной. Это угнетало. Рядом с ним всегда нужно быть сильной, ведь он же командир, он всегда оценивает. Нельзя расслабляться.

Санти погладил меня по коротким волосам, а потом поцеловал в висок, звучно вдыхая запах моей кожи. Его дыхание отдавало щекоткой за ухом.

— Я справлюсь, Принс. Ребята справятся. Ты будешь помогать Альдо координировать работу групп, — прошептал он. — А потом за месяц-два ты вернёшься в команду, мы будем работать вместе. Я обещаю. Я тоже в тебе кое-что вижу.

Хотелось спросить, что именно он во мне видит, но я не стала. Нарываться на похвалу или разочаровываться не входило в мои планы. «Кое-что вижу» звучало привлекательно. Санти достал из тумбочки свою футболку:

— Наденешь?

— Ладно, — я взяла её и принялась расстëгивать комбинезон. — Только обещай, что справишься?

— Обещаю, — он ласково улыбнулся, рассматривая мои голые плечи, наклонился и влажно поцеловал в самый низ шеи. — Обещаю. Я просто не могу потерять тебя ещё раз.

А я не двигалась, пытаясь понять, нравится ли мне это. Скорее нравится. Нет странной щемящей теплоты, которую я чувствовала рядом с Троем. Внутренности не обращаются в обжигающий пар. Просто уютно, будто возвращаешься в дом, который казался потерянным и где тебе безумно рады. Всё знакомое, родное.

— Тебе идёт, — улыбаясь сказал он, когда я надела его футболку. — Ладно, давай спать.

Я сняла клеёнчатое покрывало и легла в постель. Мягкая прохлада окутала меня. Будто дали выпить чего-то крепкого, потому что я на мгновение потеряла ориентацию в пространстве. Словно впорхнула в невесомость. Спать в кровати оказалось ещё приятнее, чем есть соевые бобы. Измученное усталостью тело готово было провалиться в сон. Забавно, что Санти заставил меня лечь на кровать, а Трой лëг на пол со мной. Я улыбнулась.

Глупо думать о мужчинах, когда на хвосте опасность. Когда только выбралась с каторги. Наверное, если посмотреть на меня со стороны, я выглядела тупой девчонкой. Ну что ж? Как есть.

— Спокойной ночи, — промурлыкал Сантьяго, ложась в свою кровать и выключая свет.

Наблюдая за ним, я вдруг ошарашено поняла, что даже немного счастлива. Единственная мысль делала больно. В этом доме, где мне рады, больше нет его.

«Я всегда с тобой», — послышался из памяти густой бас.

Точно. Карлос. Сон как рукой сняло, и спросила у Санти:

— Матео сказал, что у вас в каюте есть какая-то вещь Карлоса, которую он забрал с Броссара. Где она?

— Цепочка, эта что ли? — пробормотал он.

— Не знаю… Наверное.

— Возьми в тумбочке, на нижней полке коробка. Может, завтра уже поищешь?

— Боюсь, забуду, — сказала я и встала с кровати.

Подошла к тумбочке, залезла в нижний ящик. Там была какая-то пластиковая папка. Кровь зашумела в висках. Для меня было не так важно, что эта вещь с Броссара. Я уже не верила в эту байку, что Карлос там что-то нашёл. Главное — вещь была его. Он держал её в руках. Я окончательно впала в сантименты. Взяла папку, открыла её. В темноте ничего не было видно, но на ощупь поняла, что это. И правда, какая-то металлическая цепочка, только острая. Я укололась, и процедила воздух сквозь зубы. Кончик пальца стал влажным от крови.

Санти включил свет, и когда я достала металлическую цепочку, сердце оглушительно стукнуло в рёбра.