Ломаный сентаво. Аргентинец

Пролог

Солнце висело над джунглями и клонилось к горизонту. Они выехали в полдень, а сейчас наступил вечер. Но, несмотря на усталость от езды по пыльной грунтовой дороге, сочный кровавый закат вызвал у Гитлера вдохновение. Он глядел на резко изменившийся ландшафт из окна автомобиля и счёл это добрым знаком, предвещающим перемены и возврат к прежнему величию. Стоило выдержать нелёгкий многочасовой путь на север, чтобы увидеть разительный контраст с патагонской пустынной пампой. Здесь уже начинались знаменитые аргентинские джунгли. Вдали виднелись низкие, ничем не примечательные горы, с голыми, покрытыми травой вершинами, – но стоило опустить взгляд к подножию, и воображение было потрясено буйством природы. Тропические ливни и разливы рек создали мир с богатой безумной флорой. В этом многослойном разноцветном коктейле прекрасно уживались карандай-пальмы и восьмиметровые кустарники чаньяр, колючие чащи бобовых мимоз и дебри лавровых деревьев. И вся эта густая растительность всевозможных цветов и оттенков чудесным образом подчёркивалась кирпично-оранжевым цветом земли.

– Стоит сделать шаг в сторону, и наткнёшься на скрытое болото, водопад или ягуара, – кивнул за окно Борман. – А ещё всюду гады, малярия, ядовитая мошкара да дикие туземцы.

Сидевшая вместе с Гитлером на заднем сиденье автомобиля Ева взглянула на спину партайгеноссе и передёрнулась всем телом.

– Какая мерзость!

– Вот, обратите внимание, – Борман показал на небольшой просвет в непролазной гуще сплетённых веток. – Наверняка одна из нор индейцев Чако. Такими ходами они пользуются для торговли и разбоев. Но с этими хотя бы можно договариваться. Президент Перон пытается подчинить их закону. Но кроме Чако существуют и совсем дикие племена. Цивилизацию не признают, да и не знают, живут как звери. Проводники говорят, что они не отказываются от каннибализма, приносят человеческие жертвы.

Гитлер посмотрел на побледневшую Еву и поспешил сменить тему разговора.

– Нам ещё долго ехать? – кивнул он на сузившуюся дорогу.

Теперь ветви хлестали по стеклу автомобиля, а над головой образовалась арка, от которой в салоне стало темно.

– Ещё немного, – ответил Борман.

– Мрачное место, – заметил Гитлер.

– Основатели Хаймата искали уединения.

– Им это удалось, – согласилась Ева, припав лицом к стеклу. – У меня создаётся впечатление, что нашим мучениям не будет конца. А ещё кажется, что вы, Мартин, возите нас в этом лесу по замкнутому кругу.

Неожиданно густые дебри закончились, и она увидела белые аккуратные домики с ухоженными цветниками под окнами и вымощенные камнями тротуары.

– Хаймат?

– Приехали, – подтвердил Борман.

– Чудесная картина! – восхитилась Ева. – Какой сюрприз! А я уж подумала, что мы будем колесить до утра!

После мрачного вида сплетённых кустов и деревьев ей показалось, что они въехали в детский кукольный городок.

– Жителям пришлось потрудиться, чтобы отвоевать этот участок у джунглей.

– А где люди?

– На площади Фатерлянд.

– Площадь Отечества! Очень хорошо! Здесь всё дышит Германией! – хлопнул в ладони Гитлер, пытаясь стряхнуть усталость и настроить себя на бойцовский лад. – Надеюсь, их тысячи?

– Увидите, – увильнул от прямого ответа Борман.

Стройный ряд домов раздвоился, превратился в улицу, автомобиль проехал всю её насквозь и упёрся в небольшую площадь, скорее напоминающую сельский рынок, чем место для состязаний ораторов. В центре толпилось не более полусотни человек, при виде включённых фар разом повернувших в их сторону головы.

– Это все? – не поверил Гитлер. – Судя по количеству домов, их должно быть в десятки раз больше. Где мои обещанные немцы?

– Работоспособное население – на вырубке леса. За счёт этого живут.

– Работу нужно было отменить! К ним приехал фюрер! – возмутилась Ева.

– Не стоит расстраиваться, – нехотя произнёс Борман и отвернулся. – Каждое сказанное на площади слово уже к вечеру станет достоянием всех жителей посёлка.

Гитлер вышел из автомобиля и бросил недовольный взгляд на Бормана. Он уже догадался, что это не более чем очередное звено в запутанной игре его секретаря. Но когда он посмотрел перед собой, то едва не потерял дар речи. Публика на площади сплошь состояла из едва передвигающихся стариков. Рядом, не в состоянии стоять, на заменяющем лавочку бревне сидели три старые немки. Они были настолько древние, что из-за морщин не было видно глаз. Такая аудитория сильно обескуражила Гитлера. Он привык выступать перед братьями по партии в коричневых рубашках, до краёв заряженными энергией. Ею он питался от них, аккумулировал и возвращал обратно в толпу, многократно приумноженную.

Гитлер встал на подножку автомобиля и обвёл задумчивым взглядом глядящих на него немцев. Он лихорадочно перебирал в голове собственные речи, подбирая наиболее подходящую для подобной публики. Почти все свои речи он считал гениальными и помнил наизусть. «Пожалуй, не стоит давить, – подумал Гитлер, переведя взгляд на старика в кителе капитана Вермахта. – Подойдёт речь, сказанная по радио по случаю взятия Орла в октябре сорок первого». Тогда ему пришлось оправдываться за непозволительно огромные потери при взятии города. Дорога на Москву оказалась открыта, но некому было наступать, и пришлось срочно перебрасывать резервы.

Гитлер ещё раз обвёл взглядом толпу и начал устало, как занятой и деловой человек:

– Мои немцы, мои дорогие преданные немцы, сегодняшнее появление здесь далось мне нелегко.

Затем его голос начал набирать силу.

– Но я с вами для того, чтобы сказать – мы развязали неистовую борьбу, поистине решающую для всего мира. Её размеры и последствия оценят лишь наши потомки. Но я не хотел этой борьбы!

– Кто это? – переглянулись перезрелые фрау из первого ряда.

Однако Гитлер сделал вид, что не услышал.

– Ещё с тридцать третьего года, когда провидение ниспослало мне руководство империей, я и мои соратники делали всё для предотвращения войны! Я протянул миру руку, но мою руку оттолкнули! Заговоры демократов, евреев и масонов вынудили нас начать эту войну! И с тех пор не прекращается борьба между правдой и ложью! С востока Европе угрожало нашествие орды, подобной ордам Чингисхана, и только мы, немцы, сумели разбудить Европу! От Белого до Чёрного моря, рядом с немецкими солдатами, плечом к плечу сражались итальянцы, финны, венгры, румыны, словаки, хорваты, бельгийцы, голландцы, испанцы, датчане, норвежцы и даже французы!

Устав от перечисления наций, Гитлер выдохся и взял паузу. По толпе побежал недоумённый ропот, суть которого сформулировал в одном вопросе немец с большим животом и в видавшей виды старой тирольской шляпе.

– Ты кто?! – выкрикнул он, приставив к уху ладонь.

Гитлер бросил поверх голов величественный взгляд и приложил к сердцу руку.

– Мы начали эту войну, но не довели её до конца. Эта война не окончена, пока её не выиграет наша немецкая Родина! Это говорю вам я – ваш фюрер, Адольф Гитлер!

После этих слов он рассчитывал на эффект разорвавшейся бомбы, но по площади пробежало только вялое перешёптывание.

– Там Гитлер? – прищурилась старая немка, растолкав тростью первый ряд. – Где он? Покажите. Я не вижу. Похоже на дурацкий розыгрыш.

– Пойду-ка я домой, – согласилась её подруга в традиционном наряде из нескольких юбок, не доходящих до земли строго на высоту пивной кружки. – Я пришла, потому что мне сказали, что сегодня пастор Хейнер будет читать проповедь не в церкви, а здесь, на площади, под открытым небом. Но, видимо, я чего-то не поняла.

– Погодите! – выкрикнула Ева. – Куда вы? – растерялась она, заметив, что толпа собирается расходиться. – С вами говорит наш фюрер!

– Это фюрер? – хмыкнула немка с тростью. – Это не фюрер. Где пиджак, где чёлка, от которой меня бросало в трепет, где мои любимые усики?

– Верно! – поддакнул немец в серой военной кепке. – Я пришёл в форме капитана-пехотинца, а он – в линялой рубашке. Какой же это фюрер? Марта, – обратился он к сидевшей на бревне соседке. – Ты же видала нашего Адольфа?

– Я пожирала глазами нашего фюрера в тридцать девятом! – вскочила Марта, обрадовавшись всеобщему вниманию. – Вместе со всеми я кричала на площади: фюрер, мой фюрер, завещанный мне Господом! Это был такой восторг!

– Так это он? – переспросил сосед.

– Где? – не поняла Марта. – Этот? Нет. Мой фюрер герой, он великан с могучими руками, которые мне снились ночами. Он качал меня на них, как качают возлюбленную, перед тем как отнести в спальню!

– Вот ваш фюрер! – указала на Гитлера Ева, пытаясь перетянуть внимание на себя. – Единственный и непогрешимый!

– Не похож! Пусть докажет! – выкрикнули из толпы.

– Да! Пусть докажет!

Гитлер заглянул в салон автомобиля и достал экземпляр «Майн Кампф», который он планировал подарить самому ярому поклоннику. Но сейчас даже затруднялся, кому бы мог его вручить.

– Вот моя Библия! – поднял он книгу над головой. – Моя жизнь и моя борьба!

Он хотел повторить ту самую речь, которую произносил, когда презентовал свой труд на партийном съезде в Мюнхене, но его перебили.

– Такая есть и у меня! – показал точно такой же экземпляр старый пехотинец.

Открыв книгу наугад, он всмотрелся в страницу и выкрикнул:

– А ну-ка, скажи нам, что написано на странице пятьдесят семь?!

– Это шутка? – удивился Гитлер. – Я писал её двадцать лет назад!

– Всё ясно! – вынес вердикт капитанский китель. – Никакой это не фюрер. А то он бы знал, что борьба за уничтожение еврейства – это борьба за дело божие!

– Так это тот, про которого говорили! – загудела толпа. – Проходимец из Зальцбурга!

– Зальцбургский пройдоха!

– Его подкупили жиды, чтобы порочить святое имя!

– Стойте! – выкрикнула Ева. – Мартин, почему вы молчите?

Она заглянула через стекло на так и не вылезшего из автомобиля Бормана, но Борман сосредоточенно разглядывал собственные пальцы.

– Немедленно замолчите и вскиньте руки, приветствуя вашего фюрера!

– А это кто?

Ева смущённо поправила причёску, одёрнула юбку и гордо склонила голову:

– В девичестве Ева Браун, но сейчас я Ева Гитлер!

– Так это наша Ева? – уже откровенно засмеялась толпа.

– Эта облезлая кошка?

– Я и Еву видела! – тут же вмешалась почувствовавшая вкус внимания Марта. – Вот как вижу сейчас глухую Зельду. Грудь у нашей Евы вот! – Марта оттопырила вперёд два локтя. – А задница, как два пивных бочонка! А теперь посмотрите на эту ощипанную курицу! Да наш фюрер с такой даже не сел бы на одном поле срать!

Ответом ей был взрыв хохота. Ева покраснела, её губы задрожали, она посмотрела на Гитлера, но тот тоже был в растерянности. И тогда он сделал последнюю попытку. Вспомнив, какое впечатление произвели на него слова Фегелейна, Гитлер решил зачаровать ими и своих немцев.

– Здесь, в Хаймате! – попытался он перекричать толпу. – В море огня и лавы рождается новая история! Из рек металла поднимается новорожденный Рейх! Я прежде вёл вас к величию Германии, поведу и сейчас!

И вдруг толпа замолчала. Гитлер обрадовался, что это реакция на его слова, но быстро понял, что ошибся. Народ на площади обернулся и торопливо расступился. Прихрамывая и опираясь на заботливо подставленные руки, в центр вышел немец в форме штандартенфюрера СС, с ярко-красным шрамом от лба до подбородка. Чувствовалось, что народ питает к нему глубокое уважение. В руках эсэсовца Гитлер увидел собственную знаменитую фотографию личного фотографа Вальтера Френца, на которой он был изображён в полупрофиль, в генеральской фуражке и кожаном плаще. Фотография была в дорогой портретной рамке и с алыми бумажными цветами по углам. Штандартенфюрер остановился и поднял над головой портрет. Речь его была короткой, но эффектной:

– Вот наш фюрер! А этих гоните прочь!

После своих слов, он наклонился, подбирая камень. От возмущения Ева едва не задохнулась. Она заметила, что Борман наконец-то соизволил выбраться из автомобиля и, надеясь на долгожданную помощь, протянула к нему руки, но партайгеноссе схватил её за локоть и, не церемонясь, втолкнул в машину. То же он проделал с Гитлером.

– Мы должны срочно уехать, – объяснил он, кивнув водителю.

– Мартин, кого вы мне собрали? Кто эти люди? Что происходит? – спросил ошеломлённый Гитлер.

– Вы сами всё видели. Для них Гитлер – это тот, который на портрете, икона, имя, святой образ. Только тот, и другого они не примут. Пытаться их переубедить – святотатство! Ещё немного, и они разорвали бы нас на части.

– Но как они могли? – уронила в ладони лицо Ева. – Как они могли? Почему вы ничего им не сказали?

– Толпа слышит только себя, – улыбнулся Борман. – А спорить с ней глупо и бессмысленно. Скоро я пришлю за вами самолёт. Забудьте обо всём и улетайте. Обещаю, я сделаю всё, чтобы сделать вашу жизнь безбедной и счастливой. И помните об обещанном мною поваре. Я отправлю её к вам на ранчо вместе с самолётом.