Асса

Глава 10: Испытание друга – испытание для каждого

Суд Топора – праздник, которого не было более ста лет. Само испытание наметили на Час Топаза, когда солнцеликий Хорс отправляет своего скакуна в конюшню, когда Макошь откладывает свою пряжу, чтобы сделать перерыв, когда Перун осматривает свои стрелы-молнии, чтобы они всегда были острые и били врагов наповал. Светлые Боги выполнили свои дела и уходят на покой, а Темные еще не приступили к своим обязанностям. Только Правда не спит никогда.

Празднование СОБЫТИЯ началось сразу после того, как полуденное солнце осветило через отверстие в пещере алтарь, где некогда под магическим куполом хранилась скрижаль «Мудрость камня». Это гранитная табличка с нанесенными на нее письменами самих Богов. Уже семьсот лет прошло с того момента, когда опальный принц Тарин покинул клан со своими соратниками и стал дуэргаром. Напоследок он и его приятели с боями пробились к алтарю и по чьему-то наущению или по собственной злости снесли молотами магический купол. Подоспевшая стража не дала унести скрижаль, но Тарин напоследок разбил ее своей секирой, отколов целый кусок, который впоследствии стали называть «утерянные буковы». Тот кусок скрижали не принес Тарину счастья. Наоборот, он превратился в драгоценный камень, и позарившись на богатство, некогда друзья и соратники убили своего предводителя, а самоцвет раскололи на несколько кусков, отчего драгоценность вновь стала камнем с буковами. Эти камни разлетелись по всему свету, а теперь Иву и его команде пришлось их вновь искать и собирать, чтобы восстановить «Мудрость камня». Последний фрагмент был в самой скрижали и настало время ее восстановить. Но это потом, после испытания.

На праздник пришли все, каждый клан красовался пледом в клетку по типу шотландцев, свернутый в скатку и перекинутый через плечо, как знак принадлежности к тому или иному сообществу. Люди, добившиеся в своем клане признания, а также аристократия надели на пледы особые знаки. И чем благородней металл, из которого они были сделаны, чем больше на знаке украшений, тем выше в иерархии дварф.

Уже с полудня на главной площади развернулась ярмарка. Для детворы работали карусели, взрослые дварфы торговались до чертиков, покупая или обменивая нужный или просто приглянувшийся товар. Ив заметил, как один глава семейства трясет медяком перед глазами торговца сладостями, выпрашивая за леденец для ребенка скидку, который итак стоил полмедяка. И дело не в жадности, важен сам процесс, так сказать, коммуникация. Того, кто купил что-либо не торгуясь, не уважал ни сам продавец, ни окружающие.

Также на площади тут и там стояли палатки, где принимались ставки на состязание. Ив поинтересовался, кто является фаворитом. Как и следовало ожидать, лидировал король Делг, в пропорции семь к одному. Только сумасшедший рисковал поставить на Нарви-отцеубийцу. Эти воспользовался Митрич, поставив 10 тысяч гномьих золотых на друга, за что казначей отряда получил нагоняй от командира, чтобы не транжирил отрядный бюджет попусту.

– Почему попусту? Хорошее вложение. Мы же выиграем, а денежки нам помехой не станут. 10 тысяч верну в казну, остальное поделим между собой. Посмотри, сколько здесь чудного и полезного продается. Я там такой кочедык приглядел, а еще набор инструментов сапожника. Да с таким струментом, – специально исказил слово Митрич, чтобы соответствовать образу домового, – я такие сапожки всем сделаю… А деньги все одно тратить не на что. Не ругайся командир, лучше скинь из сумы, что ненадобное, и остальные тож, пойду поторгуюсь с купцами дварфийскими.

Вот, как ругаться на Митрича, коли природа у него такая – домовитая? А ведь и верно шельмец говорит, пора пораспродать лишнее, да прикупить нужное. «Но за самовольство и нарушение субординации шею все равно намылю. После, а то ишь!», – что «ишь» Ив додумать не успел. Они, как раз проходили мимо алтаря. В этот момент система зажгла сообщение: «Вы нашли…» После чего два раза моргнула и погасла. Такого не было еще никогда, но и этот факт Ив оставил на потом, так как его взору предстало само строение для испытания – гильотина Топора. А посмотреть было на что.

Каменные столбы в виде рамки высотой с трехэтажный дом были основательными и массивными. Они стояли параллельно друг другу. На внутренней стороне имелись пазы, по которым и скользил нож гильотины. Он состоял из двух прямоугольников стали шириной в четыре и длиной в восемь локтей. Сверху пластины имели два отверстия, в которые продели толстую веревку. Трос, перекинутый через блок верхней балки другим концом, наматывался на барабан с воротом. Для безопасности к нему была пристроена шестеренка с зубьями, напоминающими плавник акулы – покатый с одного края и заканчивающийся прямым углом на другом конце. Специальное металлическое устройство в виде буковы «Га» было положено на бок и при каждом повороте ворота скользило по зубьям, чтобы фиксировать гильотину в момент попадания на прямые углы. Поэтому даже не удержи растяпы трос, или порвись под тяжестью веревка, гильотина не упадет вниз, и никто не пострадает.

Между двумя полосами ножа (дварфы еще не знали, что такое прокат, поэтому каждую пластину обрабатывали вручную. Нагревали отдельные участки и простукивали их молотками и кувалдами, после чего шлифовали поверхность до идеальной ровности) … Так вот, между пластинами ножа крепился треугольник черной бронзы, нижний конец лезвия был отточен до состояния бритвы, которую заостряли теперь при помощи лазера. Дварфы же все делали вручную.

– Это еще мой отец ковал. Три года бился над лезвием. Зато какое вышло? Столько лет прошло, а мы по нему только наждаками прошлись. Не точили, шлифовали и полировали больше, оно и так острое. Это хорошо, не будет бедолага долго мучиться, к чему это? Раз и без башки, – хвастался один из «палачей». Хотя так их называть было неправильно, скорее инженеры гильотины, которые и нож наточили, и механизм отладили, и кнопку нужную нажмут придет время испытания.

А лезвие впечатляло. Сам нож, по прикидкам Ива весил более 400 килограммов, а вот лезвие из черной бронзы, металл которой был очень дорогим, составляло едва ли одну двадцатую ножа, но выглядело очень страшно. Матовая чернота поверхности казалось впитывала в себя свет, после чего «пережевывала» и отправляла обратно, но уже темным. Отблесков, как таковых не было, лезвие словно светилось изнутри, отбрасывая на стоящих рядом не свет, а тень. Черное бархатное свечение искажало лица дварфов, придавая им выражение, которое бы Ив назвал «безразличием». Ничего личного, простая работа.

Нарви тоже притих при виде гильотины. Если для остальных она была, как экспонат музея, то для него представляла потенциальную угрозу. Скоро ему класть туда свою голову, к которой он уже привык и расставаться не собирался. Оружие из черной бронзы пробивала даже булатные доспехи, но Ив уверял, что натруженная тренировками шея, должна выдержать удар. А вдруг не выдержит? Эх, как бы не струсить.

Нарви шел свободно – без связанных за спиной рук. Слово Волхва вязало крепче любых веревок. Дварфы косились на отцеубийцу уже не так злобно, как было бы, не будь рядом Ива и двух Богинь. Скорее, это были взгляды любопытства на собрата, которого скоро не станет. Несмотря на поступок Нарви и его требование Суда Топора, все продолжали верить словам Делга – их короля. Разве может король – помазанник божий – обманывать своих дварфов? Такое только сумасшедшему в голову придет.

Нарви уже подошел к гильотине, а короля все не было. До Часа Топаза оставалось минут пятнадцать, и собравшиеся озирались по сторонам в ожидании появления Делга. Некоторые уже начали роптать, когда камень одного из тоннелей размерами с витрину магазина в огромной пещере, отошел в сторону и на площадь вышел король и его свита. Все в нарядных одеждах, при регалиях, и, как сказала Валька: «Гламурненько, чуть ли не в стразах». Пафосно, но бессмысленно.

Толпа же взревела, при виде венценосца. Полились отдельные выкрики приветствия, которые затем объединились в хор. Дварфы скандировали вместе с ударами сердца: «Делг! Делг! Делг!». При каждом слове женщины выкидывали правую руку вверх, как гитлеровцы в приветствие фюрера, а сильная половина дварфов била рукой себя в грудь, заставляя сердце биться чаще, поэтому возгласы нарастали не только по мощности звука, но и частоте выкриков. Гул прерывался только ритмом, бьющих в грудь кулаков.

Король поднял руку, и толпа резко замолчала, будто кто-то выключил звук. Но не он обратился к толпе, а его глашатый.

Такого дварфа еще поискать нужно, и вряд ли найдешь. Все представители чуди белоглазой были коренастыми, поджарыми и походили на гриб-боровик. Этот же напоминал опенок на тонкой ножке. Высокий по меркам дварфов, худой. Он казался жердью, но голос имел мощный: