Асторат Мрачный: Спаситель Заблудших

Энди Смайли Асторат Мрачный: Спаситель Заблудших

Много времени прошло с тех пор, когда я убивал лишь врагов. Слишком много. Для любого воина это мучительное бремя, но я никогда не предаюсь праздности. Уже десятилетия прошли с тех пор, как я ступил на кровавый путь, направив свои таланты на убийство собственных братьев. И сюда, в эту пепельную пустошь меня привёл мрачный долг. Гаменлина, мир-библиариум. Сожжённый дотла служителями Архиврага, стремившимися захватить знания, заключённые в его инфохранилищах и пергаментах, что лежали в архивах. Огромные здания, теснящиеся друг к другу, словно фолианты на слишком узких полках, напоминали мне о соборах и реклюзиамах святого Ваала.

Но они почернели в огне войны, превратились в изборождённые развалины. Угольно-чёрная земля казалась картиной, нарисованной в тенях художниками самой смерти. Я зачерпнул рукой горстку серой кирпичной пыли и смотрел, как она утекает сквозь пальцы, пока на ладони не остались лишь чьи-то зубы. Я печально улыбнулся, кивая своим мыслям. Подходящее место для последнего боя ангелов, кладбище, достойное их костей.

Я смотрел вниз со своего наблюдательного пункта. В далёком полумраке вспыхивали огни и гремели последние выстрелы этой войны. Я собирался, готовясь к неизбежному.

Эта война ещё не началась, когда я направился на Гаменлину. Её жители ещё не поддались искушениям тёмных сил, когда я садился на корабль. Да, такая уверенность требовала невероятного предвидения, но я знал, что здесь начнётся война, а моих братьев призовут, чтобы покончить с ней. Я всегда знаю. Это благословение и одно из самых страшных моих проклятий. Заблудшие взывают ко мне через холодную пустоту космоса и время, моля избавить их души.

Отсюда, из жалких развалин зала Верховного Оракула, я чувствовал смрад проклятой крови в тех, кто был внизу. Их осталось пять. Другие умерли, пали в битве, прорубаясь через доходящие до поясницы горы трупов. Когда я впервые ступил на кровавый путь, то думал, даже надеялся, что все проклятые погибают в битвах, что мне не нужно будет приносить им покой. Каким же я был наивным. Некоторые всегда выживают. Что во вселенной может устоять против гнева ужасных, прирождённых убийц, если не я? Я прикоснулся рукой к челюсти, чувствуя удлинённые клыки над скривившимися губами. Я не смотрел на себя почти сто лет, но знал, что моя кожа бела, словно у мертвеца, а глаза кажутся чёрными угольками. Ради победы над зверями, ради исполнения долга мои тело и душа сами стали ночным кошмаром.

Но я не один. Даже без святого болтера, даже вдали от своих братьев-воинов я никогда не иду на войну один. Со мной Топор Палача. Незамысловатое имя для незамысловатой задачи. Оружие, созданное лишь с одной целью. Оно выковано в самом жарком пламени и закалено древней кровью, его рукоять так же тверда, как и моя решимость, а лезвие так же смертоносно, как и моя ярость. Я выпрямляюсь и сжимаю рукоять, внизу угасают вспышки выстрелов.

Время пришло.

— Владыка Император, Отец Сангвиний.

Мы признаём свои изъяны.

Мы недостойны сражаться во имя твое.

Наша кровь слаба, наши победы жалки.

В смерти мы раскаиваемся.

Я помолился за своих братьев и прыгнул со шпиля, едва последний звук покинул мои губы. Я падал бесшумно, не включив прыжковый ранец и расправив крылья, чтобы замедлить полёт. Я падал, словно багровый призрак с почерневшего неба.

Скалобетон мостовой раскололся под ногами. Один из проклятых обернулся и зарычал на меня, издал жуткий, полный голода и жажды звук. Я срубил голову с его плеч, топор рассёк шею прежде, чем лезвие покрылось кровью. Тогда ко мне обернулись другие. Их болтеры взревели. Я среагировал инстинктивно, схватив падающий труп первого и притянув к себе. Тело содрогнулось от разрывных снарядов. Я наступал, пока они разрывали тело мёртвого брата на части, осыпая меня осколками брони и клочьями плоти.

Отбросив свой мёртвый щит, я крутанулся, рассекая руку одного, а следующим резким выпадом — другого. Я услышал грохот, когда на землю рухнули руки и оружие проклятых. Другие продолжали стрелять.

Снаряд врезался в мой наплечник, и я рухнул, прокатившись, перехватив топор так, чтобы лезвие было отклонено в сторону, а обух вперёд. Поднявшись, я ударил, позволив рукам соскользнуть к краю рукояти, чтобы ударить дальше. Оружие обрушилось на лицо, и я услышал, как треснула шея за мгновение до того, как опрокинулось тело.

Я зарычал, упав на колено, когда мой бок разорвал снаряд. Лязг пустого магазина избавил меня от новой боли, и пятый с рёвом отшвырнул болтер. Схватив меч обеими руками, он бросился на меня. Я припал к земле, следя за его движениями. Он намеревался расколоть мой череп от виска до щеки и перехватил оружие, смещая вес. И тогда я ударил. Он умер, прежде чем смог замахнуться, мой топор разрубил его от бока до плеча.

Двое обезоруженных раньше пришли в себя. Я слышал, как они приближаются сзади, как воют их цепные мечи. Я обернулся и парировал удары. Они были грозными врагами, но я был лучше. Не высокомерие и не тщеславие, но истина придала мне сил, когда я отбросил их назад. Я был рождён для этого так же, как звёзды рождаются, чтобы стать сверхновыми. Даже если бы у меня не было тела, то моя душа продолжала бы сражаться, пока от падших братьев не осталась бы лишь груда останков. Активировав прыжковый ранец, я использовал ускорение, чтобы крутануться по дуге и рассечь их нагрудники. Они дрогнули, шатаясь от ран, и тем дали мне достаточно времени, чтобы отрубить головы.

Брат Элогис, брат Увалл, брат Хаурес, брат Ситри и брат Асаг. Я развернул свисающую с брони полоску пергамента, запоминая имена тех, чьи тела сваливал в кучу. Именно сейчас, в мгновение между смертью и забвением мой долг был самой тяжкой ношей. Такие воины никогда не получат достойной могилы, их имена не будут увековечены в анналах ордена и исчезнут из Зала Героев. Они потеряны и должны остаться такими. Лишь я и только я буду их помнить…

— Только в смерти… — прошептал я, бросив мельта-заряд. Взрыв испарил останки. Безмолвным стражем я ждал, пока рассеется жар, а затем собрал пепел и провёл ладонью по лезвию Топора Палача. Моя кровь смешалась с пеплом, который я размазал густым слоем по крыльям.

Дело сделано.

Преклонив колени, я посмотрел на небо и сжал розарий раненным кулаком.

— Сангвиний, дай мне силу…

В этот раз я молился за себя. Ибо это были дети Расчленителя, и смерть их не будет забытой.