Ать-два!

Глава 27

Десмет снова наливал себе виски. Было это в пятый раз или только в четвертый? Ван дер Вальк потерял счет. Да это и не имело особенного значения, учитывая, какие порции это были!

— Самый большой бред собачий, который я когда-нибудь слышал, — произнес Десмет высокомерно.

— Вполне согласен, — очень вежливо ответил Ван дер Вальк. — Хотите сказать, я думаю, что у него все смешалось в голове. От раздумий стерлась грань между реальностью и вымыслом. Сейчас он говорит неправду, но и сам этого не сознает. Он сам во все это верит. Примерно так?

Какое-то время Ван дер Вальк спокойно разглядывал Десмета под монотонное повествование Лафорэ, полное печали и замешательства. У него был талант, у этого парня! Из него получился бы хороший полицейский… из тех, кто берет взятки… Он мог легко представить, что этот коварный тип с его убедительной сердечностью, с его инстинктом мог найти правильные слова и тон, чтобы подсунуть что-то такому человеку, как Зомерлюст, которого наивность и особая честность военного делала беззащитным перед подобными людьми. Десмет мог бы продать ему страховку, подержанный автомобиль — все, что угодно.

— Самое интересное заключается в том, — начал комиссар осторожно, почти педантично, — что, разумеется, любой из вас мог убить Эстер Маркс. — Наступила его очередь удостоиться высокомерного взгляда Десмета. — У нас нет вещественных доказательств.

— Не говорите глупостей — он подтвердил все!

— Спектакль, — холодно произнес Ван дер Вальк. — Такое распространено. Он чувствует себя виноватым, каким всегда чувствовал себя. Теперь, когда он получил какую-то возможность сознаться в том, что он считает достаточно трагическим, он только рад этому.

— Вы хотите сказать, что не верите ему, — скептически сказал Десмет.

— Мистер Десмет, вы человек неглупый и опытный.

— Да, я такой.

— Но если бы вы слышали столько ложных признаний, сколько их довелось услышать мне, вы были бы менее уверенным.

— Господи, но он же был там.

— И вы тоже. Вы оба знали, где найти ее, были осведомлены о перемещениях Зомерлюста, могли организовать покушение без всяких препятствий. Вы оба знали об оружии, могли взять его, имели доступ к нему.

— Но, — глубокий хриплый голос неожиданно повысился, готовый сорваться, — а как же насчет мотива? Он имел все основания. А у меня-то какой мог быть мотив, скажите, бога ради? Эта женщина значила для меня не больше, чем обгоревшая спичка.

— Ну, что касается этого, — сказал Ван дер Вальк почти смущенно, — я мог бы очень легко спрогнозировать для вас мотивы. Взять хотя бы одно только ваше непомерное тщеславие. Я начинаю понимать Эстер. Она осознала… вполне вероятно, только в тот момент, когда вы напоили ее виски и толкнули… что вы были куда более презренным человеком, чем тот, в кого она однажды стреляла и кого могла убить. Она могла — и, по моему убеждению, сделала это — найти резкие слова, чтобы поставить вас на место. Это только мои предположения, и они не имеют значения. Вы сами это знаете. Вы — человек самонадеянный. Возможно, это и делает вас одновременно напористым продавцом и искусным актером. К счастью, это не мое дело.

— Вот и я бы сказал, что это не ваше дело, — прорычал Десмет. От поглощенного в несметных количествах виски его глазки заплыли. Покрасневшие и злобные, они искоса смотрели на Ван дер Валька, словно пытаясь вычислить, действительно ли этот безумец верит в то, что говорит.

Лафорэ, казалось, был полностью поглощен собственными туманными видениями. Его голова склонилась вперед так, что белокурые волосы закрыли по-юношески свежее лицо. Психологически незрел и т. д. и т. п., подумал Ван дер Вальк раздраженно. Хотя внушает странную симпатию. Он ненавидел эти жаргонные словечки, такие гладкие и сочные, но, к сожалению, неточные и расплывчатые. Лафорэ за последний час стал реальнее, чем тот солдат, у которого были видения и над которым издевался доктор, глумился тамбурмажор и который убил свою Марию, не отдавая себе в этом отчета и сам того не ведая…

— Существуют и другие гипотезы, — продолжал комиссар тоном, ставшим грубо веселым, почти вульгарным. — Было бы вполне позволительно предположить, что Десмет убил эту женщину вполне расчетливо, осознавая, что действует из чистейшей трусости. Лафорэ был полезным орудием, без сомнения, но он потерял свою ценность, а кроме того, постоянно напоминал об Эстер Маркс, живой или мертвой. Десмет постоянно держал ухо востро, как он сам говорил о себе. Одной из его подстраховок, равно как и способом получения небольших доходов, было то, что он действовал как информатор ДСТ. Очень неплохо придумано. Огромный фламандец, очень патриотичный — он ненавидел французов. Он всегда ненавидел Лафорэ, так же как всегда ненавидел и Эстер Маркс. Он сотрудничал с вьетнамцами и закончил тем, что его с позором выгнали из легиона. Бесконечные громогласные заявления о том, что прошлое ничего не значит для него, свидетельствуют только об обратном: оно гложет его больше, чем он сам думает. Французы несут ответственность за многие прошлые унижения. Но было бы мудрым побывать в их лагере — таком, как Дьенбьенфу. Когда Десмет услышал, что ДСТ по каким-то своим таинственным причинам стало проявлять интерес к Лафорэ, он решил, что пора отделаться от неудобного сообщника.

Десмет втянул огромную голову в массивные плечи и сильно дохнул перегаром через стойку бара.

— Очень мило, очень сложно, очень причудливо. — Его кулак тяжело опустился на пластиковую поверхность стойки. — Все это — одна болтовня. Докажите, единственное, о чем я прошу, докажите это.

— Вы не совсем четко представляете себе функции комиссара полиции, — любезно сказал ему Ван дер Вальк. — Доказательство — это юридическая категория. Моя обязанность — предоставить человека судье. А судья потом решит, есть ли тут судебный прецедент.

Великан немедленно вернулся к своей прежней вкрадчивой льстивой манере:

— Послушайте, то, что вы тут говорите, слишком сложно и запутанно для такого простого человека, как я. Я бы сказал, что все, что вы тут наговорили, — чистейшая фантазия, и буду настаивать на этом — это ведь мое право, не так ли? Если вон тот парень решит подтвердить, что совершил кучу убийств, — это его личное дело. Ни один судья не будет задерживать меня на основании того, что вы тут нагородили. Он убил ее. Вы предубеждены против меня — ладно, я согласен, что не святой, ну и что из этого? Вы пытаетесь повесить все на меня. Нет, друг, не выйдет.

Ван дер Вальк встал, распрямил плечи и взглянул этому человеку прямо в глаза.

— И снова вы правы, Десмет, — очень серьезно сказал он. — Но тут есть одна вещь, на которую судья не сможет не обратить внимания. Одна вещь, которая беспокоит меня с того самого дня, когда меня позвали взглянуть на тело Эстер Маркс. Она была убита профессионально, хладнокровно — и чисто. Убийца подумал о том, чтобы дождаться трансляции по телевидению шумного гангстерского сериала с многочисленными взрывами и стрельбой, который мог — и в какой-то степени так и было — заглушить произведенный им шум. Все произошло не спонтанно. Все было запланировано. Шум все-таки услышала соседка, живущая через площадку. Она подумала, что госпожа Зомерлюст упала с лестницы или с ней случилось что-то еще, и, будучи доброй душой, пошла посмотреть, в чем дело. Она постучала в дверь. С потрясающим хладнокровием убийца открыл дверь, спрятался в ванной комнате, расположенной прямо за этой дверью, подождал, пока напуганная соседка неуверенно пройдет в гостиную и оцепенеет там от ужаса, — и спокойненько выскользнул из квартиры, как и рассчитывал.

Я не склонен обвинять в этом Лафорэ, как не поступит и судья. Но я склонен обвинить вас. Согласится ли с этим судья — посмотрим. Возможно, он встретится со свидетельницей, которая видела вас. Так что придется вам смириться с этим — я забираю вас обоих. — Он подошел к двери и открыл ее. — Не вздумайте совершать ошибку и бежать. Бежать вам некуда. Что касается вашего самолета — будет объявлена всеобщая тревога, и не пройдет и трех минут, как вас засечет радар. Вон там — телефонная будка. Будьте мужчиной и не мешайте мне.

Комиссар пересек холл, вошел в офис и предъявил свой жетон оторопевшей молодой женщине:

— Комиссар Ван дер Вальк, криминальный отдел голландской полиции. Позвоните в местный полицейский участок, попросите дежурного офицера, а потом передайте мне трубку.

Девушка испуганно посмотрела на него и нерешительно протянула руку к телефону.

— Положи трубку, Дейзи. — Десмет стоял в дверях, взъерошенный, потный, пьяный. Должно быть, пьяный. Это было единственное объяснение его глупому поступку. В руках у него был пистолет американской полиции.

Ван дер Вальк даже не удостоил взглядом оружие в руках пьяного. Полуобернувшись, он поставил свою трость между носками ног и оперся на нее обеими руками.

— Прямо какой-то гангстерский сериал, — произнес он язвительно. — Вы собираетесь застрелить меня, застрелить эту девушку, которая является свидетелем, застрелить Лафорэ, другого свидетеля, и все тут спалить, подняв на ноги полицию всего Лимбурга. Ну точно, фильм Джеймса Каньи 1936 года. Опустите пистолет, болван. Наберите номер, — обратился он к девушке.

Десмет попятился к выходу на поле, нацелив пистолет на Ван дер Валька, который бесстрастно наблюдал за происходящим.

— Вы же десантник, Лафорэ, заберите у него эту штуковину, — сказал Ван дер Вальк.

— Нет. — Лафорэ встал у другого выхода. Он стоял, засунув руки в карманы, и жевал спичку. — Нет, мистер Ван дер Вальк. Пусть идет, если хочет. Вы получили то, что хотели, — получили меня. Но одного меня. Мне не нужен он. Это дело касается только Эстер и меня. Только нас двоих. Не его. Он не имеет никакого отношения к этому.

— Звоните! — рявкнул Ван дер Вальк, обернувшись через плечо. Этот полоумный мог все испортить.

Но девушка, оцепеневшая от такой мелодрамы, не могла шевельнуться.

— Давай, Фрэнки — вдруг заорал Десмет. — Не давай ему запугать себя. Я держу его под прицелом — перережь этот чертов телефонный провод. Я вытащу тебя отсюда. Помоги мне… Плевать я хотел на него и его Интерпол. Я знаю, как обмануть этот радар.

— Пьяный бред, — пробормотал Ван дер Вальк себе под нос.

Лафорэ, кажется, принял решение. Он спокойно сделал шаг вперед, неслышно ступая. Совсем как десантник. Он вынул нож из кармана и улыбнулся Ван дер Вальку широкой обаятельной улыбкой. «Он был очень похож на самого себя на том фото, где молоденькому парашютисту девятнадцать лет», — подумал полицейский. Лафорэ, стоя так, чтобы Ван дер Вальк продолжал находиться под прицелом, перерезал телефонный провод и сделал то же самое с телефоном в холле.

— Отступаем в джунгли, — сказал он веселым тоном. — Предоставь это мне, Конни. Тебе что-то нужно? Одежда… деньги?

— Только моя папка… там, на стуле. Не беспокойся, парень… у меня есть друзья. Голландская полиция! — Он сплюнул, как уличный мальчишка.

— Как хотите, — холодно произнес Ван дер Вальк. — Может, так оно и лучше будет.

— Твои баки заправлены? — спросил Лафорэ.

— Полны, Фрэнки, полны. Конни заботится о таких вещах. У Конни есть голова на плечах. Не раздумывай. Ни о чем не жалей. Не бойся. Предоставь все Конни. — Он прижался к стене, пропуская Лафорэ, и злобно взмахнул пистолетом.

Ван дер Вальк подвинул свою трость немного вперед, чтобы было удобнее опираться на нее. Неожиданно прогремел выстрел, девушка вскрикнула, а трость отлетела в сторону.

— Вы думаете, что я пьян, — спокойно сказал Десмет. — Не думайте, что я не застрелю вас, если понадобится. Идите вперед — сюда. На взлетно-посадочную полосу.

Он, пятясь, спустился по деревянным ступенькам на бетонное покрытие и не торопясь пошел к самолету. Забравшись в него, Десмет сделал Лафорэ знак подойти, сказал ему что-то и занял пилотское кресло. Маленький самолет развернулся и тронулся с места. Ван дер Вальк спокойно наблюдал со ступенек, а когда самолет достиг взлетно-посадочной полосы и стал разгоняться, слегка улыбнулся.

Девушка что-то бессвязно забормотала у него за спиной:

— У меня машина… может быть, мне вызвать полицию? Надеюсь только, что не врежусь в кого-нибудь… В магазине в поселке есть телефон.

— Не беспокойтесь, — спокойно сказал Ван дер Вальк. Он вспомнил вдруг одну фразу… кто же это сказал? Арлетт? Или полковник Вуазен? Или генерал?

Самолет набирал скорость. Его хвост поднялся, под колесами показалась земля.

«Молитва парашютиста»: «Дай мне, Господь, то, о чем еще никто никогда не просил. И сделай это быстро, потому что, может быть, у меня не хватит духу попросить еще раз…»

Самолет, взлетая на ветру, сделал низкий вираж, выходя на свой курс. Ван дер Вальк продолжал следить за ним. Рядом с комиссаром стояла ошеломленная девушка. Самолет летел на высоте тридцати метров, метрах в трехстах от них. Вдруг он закачался. Может быть, это сильный порыв встречного ветра ударил его? Мотор, казалось, потерял мощность, словно неожиданно засорился фильтр подачи топлива.

— Ой! — вскрикнула девушка и зажала рот руками.

Дверь самолета неожиданно распахнулась, и в проеме появилась фигура человека. Он выгнулся на ветру, схватился за что-то, потом сложил руки вместе, напряг колени. Самолет потерял скорость, задрал нос и, встретив невидимый воздушный барьер, закачался и стал стремительно падать. Он разбился на краю поля возле ограды и дренажной канавы, и тут же взметнувшиеся ввысь языки бледного пламени охватили его, скрыв из виду. Глухой хлопок взорвавшихся баков достиг их слуха. Девушка вскрикнула, а Ван дер Вальк остался безучастным. «Спектакль, до самого конца», — подумал он, неожиданно почувствовав усталость. Человек в дверях имел время на то, чтобы прыгнуть. Десантник прыгнул.