Автобус

Как-то после длительного перерыва я снова ехал по делам на автобусе линии Бинан. В годы войны этот единственный курсировавший здесь автобус находился в ужасном состоянии. Правда, тогда все наши автобусы имели достаточно неприглядный вид, но этот не поддавался никакому описанию. Бывало, за один рейс у него и покрышки портились и мотор ломался, а то и просто без всякой причины он останавливался посреди дороги. Почти все окна в нем были забиты досками или затянуты целлофаном, отчего в автобусе отчаянно дуло. Вот и теперь, спустя несколько лет после войны, этот автобус продолжал ходить с газогенератором на древесном угле. Заново покрашенный, он выглядел несколько лучше, но все же двух-трех стекол в нем не хватало. Водителем работал молодой парень, который сразу после войны устроился на этот автобус кондуктором, а усатый мужчина, бывший прежде водителем, теперь исполнял обязанности кондуктора. Я никак не мог понять, в чем причина такой замены.

– Шофер-то с кондуктором поменялись местами, – обратился я к женщине средних лет, сидевшей рядом со мной. – Ведь этот парень раньше был водителем. С ним что-нибудь случилось? Почему он не может водить машину?

– Нет, просто его невзлюбили пассажиры, потому и понизили его в должности, – ответил мужчина, по-видимому, спутник моей соседки. – Этот усач за время войны всем пассажирам надоел своей грубостью. Вот они и стали, как только кончилась война, писать в автобусную компанию – требовать, чтобы его заменили… Но мне пора выходить, извините…

Мужчина стал пробираться к выходу. За ним поднялась и моя соседка. На освободившееся место пересел немолодой крестьянин и вступил со мной в разговор. Из его слов явствовало, что, хотя усача и перевели в кондукторы и снизили ему жалованье, в последнее время он чувствует себя явно неплохо. Конечно, продолжал крестьянин, полный возврат к тому, что было во время войны, невозможен, а все-таки те, кого после войны поприжали, сейчас снова оказываются в фаворе. Вот и наш герой поднял голову.

– Помяните мое слово, он еще вернется на свое прежнее место, – добавил крестьянин.

Усатый кондуктор смотрел в окно автобуса. За окном виднелась пересохшая речка и голые склоны гор позади обработанных полей. Когда автобус проезжал мимо синтоистского храма,[1] кондуктор снял кепку и вытер полотенцем лицо. Мне показалось, что в этот момент он сделал что-то вроде поклона.

У меня остались не очень приятные воспоминания об этом усатом парне. Как я уже говорил, он был водителем автобуса на линии Бинан и никогда не упускал случая отругать кондуктора, на самом деле адресуя свои слова пассажирам. «Ты что, не знаешь, что в автобус запрещается вносить рюкзаки? Пусть немедленно выйдут! Ну, что ты там мешкаешь?»

В ту пору провоз любого багажа – рюкзаков, чемоданов и прочего – оплачивался отдельно. К вещам прикрепляли ярлыки и укладывали их на крышу автобуса. Случалось, полицейские останавливали автобусы на перекрестках дорог и проверяли багаж. Если они обнаруживали спекулятивный товар, его конфисковали, а с владельцев взимали штраф. Понятно, что каждый старался запрятать свой багаж под сиденье. Однако усач беспощадно пресекал эти попытки, хотя сам он частенько провозил различную контрабанду, вроде моркови и гороха, в своем ящике для инструмента.

Ко всему прочему этот автобус постоянно выходил из строя, чем доставлял пассажирам массу неприятностей. И даже тот, кто никуда не спешил, ругал его за безобразное состояние. Пассажиры и водителя-то считали никудышным, но тот, как говорится, и в ус не дул. Стоило мотору зашалить, как водитель приказывал всем пассажирам выходить из автобуса. Но этим дело не ограничивалось: они должны были толкать машину до тех пор, пока не включится зажигание. А когда через триста-четыреста метров мотор наконец начинал работать, по команде шофера пассажирам приходилось вскакивать в автобус на ходу.

Как-то вскоре после войны и мне пришлось участвовать в такой операции. Мы толкали автобус почти шесть километров. Случилось это так: я отправился порыбачить на одну из горных рек и на следующее утро возвращался домой. Рано утром я подошел к конечной остановке «мост Отаки». Там уже ожидало человек тридцать. Пришло время отправления, а автобуса все не было. На этой линии автобус за день совершал всего два рейса. Поэтому менее терпеливые пошли пешком. Люди уходили надутые, понося транспортные организации за развал работы. Многие ругали усатого водителя. Спустя почти два часа, когда больше половины людей разошлось, появился переполненный автобус. (При подъеме в гору у него сломался мотор).

Я отдал кондуктору свой обратный билет, ярлык для багажа и рюкзак, а сам сел в автобус. К счастью, место нашлось для всех. Кондуктор кончил закладывать древесный уголь в газогенератор, и шофер нажал стартовую кнопку, но зажигание не включилось. Еще две-три попытки – безрезультатно. Это было обычным явлением, поэтому пассажиры сами, без напоминания водителя, вышли из автобуса. Я тоже сошел. В автобусе осталась лишь молодая пара, видимо не знавшая здешних порядков.

Мы принялись толкать автобус. Генератор, укрепленный сзади, очень нагрелся, поэтому мы разбились на две группы и стали толкать с двух сторон кузов. Один из пассажиров приспособился толкать газогенератор палкой. Кондуктор тоже спрыгнул с подножки и стал помогать нам. Дорога шла немного под уклон, и автобус двигался вперед без особых усилий с нашей стороны. Водитель крепко сжимал руль.

Мы толкали автобус уже больше полукилометра, а зажигание все не включалось. Прошли мост через речушку, и тут начался небольшой подъем. Кондуктор скомандовал:

– Крепче взяли! Еще взяли!

– Эй, взяли! Еще взяли! – дружно поддержали все. Вдруг послышался раздраженный крик водителя:

– Эй, вы там, парочка! Чем вы, собственно, занимаетесь? Не видите, что все пассажиры толкают автобус? Разве вы не знаете, что это надо делать всем вместе? Вот дураки!

Пассажир в автобусе с достоинством ответил:

– Избавьте нас от ваших грубых окриков. Я не слишком часто путешествую, поэтому, возможно, мало что знаю. Однако до сих пор я думал, что автобус двигается при помощи мотора, а не рук.

– Вот как? Оба вы, видно, хороши! Вы, верно, совершаете свадебное путешествие, но мне это безразлично. Неужели вы не понимаете, что все остальные добровольно толкают автобус?

– Прежде чем ответить, я бы предложил вам выражаться повежливее, – сказал молодой человек.

Наступила пауза. Но едва автобус пошел по ровному участку дороги среди густых зарослей, снова послышался голос водителя:

– Эй, вы, парочка! Долго будете еще упрямиться? Не стыдно сидеть в автобусе и пользоваться трудом других? Сейчас дорога пойдет вверх на холм. Тем, кто толкает его, будет очень тяжело.

– Включайте скорее мотор! – раздался голос пассажира из автобуса. – Упрямитесь вы сами. Вы нарочно не включаете мотор. Это ясно из ваших же слов. Вы превратили общественный транспорт в личную забаву. Так не поступают!

– Чепуха! – ответил водитель. – Ты лучше хорошенько запомни этот холм Сампун. Видишь, там все обливаются потом.

Дорога здесь шла в выемке и поднималась вверх едва заметно. По обеим сторонам высились глинистые обрывы. На вершине одного из них расположилась кузница. Отсюда дорога резко опускалась под уклон. И автобус, развивая скорость, самостоятельно покатился вниз. Было ясно, что если мотор не заведется и сейчас, то ожидать больше нечего.

Мы все остановились перед кузницей и, вытирая с лица катившийся градом пот, наблюдали за автобусом. Вот он проскочил крутой поворот и скрылся за рощицей ниже водоема. Мы продолжали стоять, прислушиваясь. Только кондуктор бросился бежать вдогонку за автобусом.

– Вы слышите шум мотора? – спросил подошедший мужчина. На нем была рубашка с отложным воротничком, пикейная шляпа и брюки цвета хаки, запачканные краской.

– Что-то как будто слышно, – ответила стоявшая рядом со мной девушка в момпэ.[2] – Мне кажется, что я слышу… А может, это только мое воображение.

Может быть, и мне почудилось, но я вроде бы услышал слабый стук мотора.

– Нет, ничего не слышно, – решительно заявил мужчина в рубашке с отложным воротничком. – Пожалуй, мы протолкали его уже более двух километров. Сколько еще осталось до города?

– Около семи километров, – ответила девушка. – Да чего противный автобус!.. Да, знаете, если пройти еще километра два, у перекрестка будет остановка автобуса, который ходит на бензине.

Мужчина в рубашке с отложным воротничком тут же заявил, что дальше он поедет на том автобусе.

На опушке рощицы появился кондуктор, он остановился и стал махать рукой. Это был сигнал, что мотор не завелся. Затем он снова побежал и скрылся за деревьями. Мой дорожный спутник пошел напиться воды в колодце у кузницы. Вернувшись, он сказал:

– Извините, что я задержал вас. Ну, что ж, пойдемте? Я немного беспокоюсь, у меня в автобусе осталась картина. Она еще не просохла.

Мы двинулись вперед.

Девушка в момпэ шла рядом со мной. На плече она несла два тяжелых с виду узла и, видимо, на всякий случай решила идти рядом с тем, у кого в руках не было ничего. Остальные пассажиры, так же как и мы, едва переставляли отяжелевшие ноги. Всем было ясно, что снова предстоит толкать автобус.

– Никогда мы не толкали автобус так долго, – сказала девушка. – Обычно тридцать-сорок метров – и мотор заводится. Но сегодня эта парочка совсем выбила из колеи нашего водителя.

– Не намерен ли он заставить нас толкать автобус до конечной остановки? – обернулся к нам мужчина в рубашке с отложным воротничком. – Я тогда тоже за компанию должен принять усталый вид. Нужно показать ему, что мы выбились из сил.

Он вытащил рубашку из брюк, и она неряшливо повисла сверху. Это был художник (от него и сейчас пахло скипидаром), возвращавшийся от водяной мельницы, где он работал над картиной.

– Здешние дети очень любопытны, – снова заговорил художник. – Только я взялся за эскиз, как их собралось человек десять, а то и пятнадцать. Это бы еще ничего, но они под самым моим ухом стали так шмыгать носами, что я уже не мог больше терпеть.

И художник принялся рассказывать, как ему удалось разогнать любопытных ребятишек. Из всей толпы окружавших его ребят он выбрал самого озорного и подарил ему старый тюбик с краской. «Ты, видно, здесь самый главный, так уж последи, чтобы остальные не лезли ко мне», – попросил он мальчика. И вот стоило кому-нибудь из ребят приблизиться к художнику, как этот мальчишка, гордый возложенным на него поручением, тут же отгонял товарищей палкой. Может быть, это было и нехорошо, но таким крайним мерам научили его старшие.

Спустившись по пологому склону, мы увидели за поворотом автобус, застывший перед крестьянским домом у самой рощицы. Водитель стоял возле автобуса, скрестив руки, в то время как кондуктор старательно крутил ручку, чтобы завести генератор. У колодца я заметил женщину в зеленом платье – она черпала воду. С ведром в руке женщина поспешила в автобус.

Кто-то с усмешкой сказал:

– А те все еще сидят в машине!

– Постойте-ка, девушка понесла в автобус ведро. Уж не случилось ли там чего-нибудь? Что-то слишком невинно скрестил руки этот тип, шофер.

Это говорил мужчина лет пятидесяти с лошадиным лицом. На нем был старый военный китель с траурной повязкой на рукаве, а воротник рубашки по-граждански выпущен наверх. Мужчина первым бросился к автобусу, за ним последовали все мы.

– Эй водитель! – закричал мужчина с лошадиным лицом – Что с тобой? Что ты стоишь и любуешься небом? Собираешься вести автобус или нет?

– Нет – ответил водитель, поглаживая усы – Я снял с себя обязанности. Но того упрямца я угостил как надо. Если я не водитель, значит, я – частное лицо. А тогда я могу бить кого хочу. Этот парень просто трус.

– Так не годится. Ты должен сесть за руль, ведь никто другой не может вести машину. Послушай-ка, что я скажу.

Мужчина с лошадиным лицом последовал за шофером во двор крестьянского дома.

– Господин водитель! Осмелюсь заметить, что ваш противник, возможно, бывший солдат, совершающий свадебное путешествие. Бить его – преступление.

– С этого типа не так еще следует сбить спесь. А что до меня, то я сейчас ни за что не сяду за руль. Я ушел с работы, – повторял водитель.

К спорящим нервной походкой подошел высокий старик с коромыслом на плече.

– Ты еще не успокоился? – крикнул он водителю. – Я слышал сейчас весь ваш разговор. Я видел, как ты избил этого тихого парня. Нечего устраивать перед моим домом подобные хулиганские штучки.

– Что вы ко мне привязываетесь? Я действовал как частное лицо.

– Не строй из себя дурака! Я пойду толкать автобус за этих молодоженов, и моя жена поможет, так что мы обоих заменим. Ну, а ты, будь добр, садись за руль.

И старик крикнул в сторону дома:

– Окацу! Идем вместе, поможем.

С террасы отозвалась пожилая женщина. Она плела сандалии и, отложив их в сторону, подошла к мужу:

– Заменим молодоженов? Хороший возраст у них. Видно, все еще стесняются людей.

Супружеская пара направилась к автобусу. За ними последовали все мы. Я заглянул в автобус и убедился, что наша тихая молодая пара продолжает сидеть на том же месте. У мужчины из ноздрей торчали бумажные тампоны, под глазом синела опухоль. Он полулежал на сиденье. Женщина стояла около него с ведром. Один из нас взял у нее ведро и отнес к колодцу.

Хотя водитель так и не сел за руль, старые супруги изо всех сил стали толкать машину вдвоем. Однако автобус не двигался.

– Давайте возьмемся все вместе, – обратился старик к пассажирам.

– Ладно, пойдем! – откликнулся мужчина с лошадиным лицом. Упершись руками в кузов, он стал звать остальных:

– Давайте все нажмем разом.

Все последовали его примеру.

Автобус двинулся. И тут всех поразил водитель.

– Эй, не смейте!.. – закричал он вдруг. – Подождите, подождите. Я сяду за руль. Да подождите же…

Он ловко вскочил в машину и, прежде чем усесться на свое сиденье, схватил руль. Автобус пошел прямо, и мы сразу почувствовали облегчение. Все снова налегли на кузов… Дорога шла по ровной местности, и автобус катился с хорошей скоростью.

– Эй, водитель! – крикнул мужчина с лошадиным лицом. – Мотор все еще не заводится? А не потому ли, что ты злишься на избитого тобой пассажира?

– Перестаньте говорить ерунду, – ответил водитель. – Это не моя вина, мотор никуда не годится. Батареи – тоже теперь проблема. Но ведь вы все равно ничего не понимаете в этих вещах.

– Правильно, давай толкай! – вступил в разговор мужчина в соломенных сандалиях с гамашами и в светло-желтой рубашке. Рукава рубахи были подхвачены тесемками, на которых были написаны буддийские изречения. – Выходит, что нам, простым смертным, только и остается, что толкать да помалкивать.

– Да, да, хочешь не хочешь, а толкай, – добавил мужчина с лошадиным лицом. – Толкать-то толкаешь, а на тебя смотрят, как на пустое место. Уважаемый господин водитель, видно, принимает нас за круглых дураков.

Кондуктор проворно принялся за работу. Залез сзади на автобус и плотно закрыл крышку генератора. Затем, спрыгнув, стал энергично крутить ручку, чтобы раздуть в генераторе огонь. Он действовал с такой поспешностью, будто не умел работать в обычном темпе.

– Эй, вы. нахалы! – держа во рту сигарету, водитель обернулся к молодой паре. – Слышали, что сейчас сказал пассажир там, снаружи? Считайте, что это голос народа. Прислушайтесь к общественному мнению и будьте благоразумны, выходите и толкайте машину вместе со всеми.

– Ты все еще не успокоился? – ответил парень из автобуса. – Вместо того чтобы тратить время на нас, лучше бы занялся своими батареями или там еще чем. Мало того, что берете такую плату за проезд, так еще заставляете нас заниматься бессмысленным делом! Это похуже всякого обмана. Смотри, берегись!

– Вот негодяй! Захотел еще получить порцию?

– Ты же сказал, чтобы я прислушался к голосу народа. Вот я и говорю от лица народа.

– Этот тип все еще мнит о себе, что он обладает исключительными правами. Ну, хорошо же… – И водитель поднялся со своего места.

– Стойте, стойте! Давайте нажмем! – закричал мужчина с лошадиным лицом. – Не смейте вставать, водитель! Не бросайте руль! – И, повернувшись к нам, добавил: – Толкайте, толкайте! Давайте нажмем еще. Нельзя, чтобы водитель бросил руль.

Мы нажали что было силы, и автобус покатился быстрее по узкой дороге. Слева был каменистый обрыв, внизу виднелись рисовые поля, кое-где мелькали озерки, покрытые лотосами. Справа текла мелкая речушка. Стоило хоть немного свернуть, и авария произошла бы тотчас. К тому же на дороге показалась встречная машина.

– Остановитесь на минутку, прошу вас! – закричал нам водитель, не выпуская руля. – Остановитесь! Я должен еще раз угостить этого дурня.

– Нет, ни в коем случае. Нажмем еще! Ну, взяли! – стал командовать мужчина с лошадиным лицом.

И мы нажали. Мы толкали изо всех сил. Мы так увлеклись, что забыли о тормозе. Ведь если бы водитель захотел остановить автобус, ему стоило только нажать тормоз. Я тоже толкал, забыв обо всем.

– Эй, что там с вами случилось? – продолжал орать водитель. – Чего ради вы заступаетесь за этого зазнавшегося негодяя? Разве вы не понимаете, что мучаетесь только из-за него? Ведь вы все уже вымотались.

– Ничего не поделаешь! – ответил мужчина с лошадиным лицом. – Главное – не теряй управления. Если перевернется автобус, ты не восполнишь ущерба.

– Водитель! Ты ведь тоже пострадаешь! – добавил пассажир с буддийскими надписями на тесемках.

Как раз в это время к нам приближался встречный грузовик огромных размеров. Наш автобус резко остановился, чуть не опрокинув нас. Только тут мы поняли, что водитель включил тормоз, и обменялись растерянными взглядами.

– Ну вот наконец мы и докатились до перекрестка, – заметил мужчина с лошадиным лицом. – Господа, спасибо за труды! Ничего не скажешь, потрудились самоотверженно. А теперь разрешите мне покинуть вас.

И он отдал кондуктору багажную квитанцию. Этот перекресток назывался Три угла. У обочины стоял дорожный знак, на нем было написано: «Вправо – дорога Канной; влево – шоссе Сэкисю». Отсюда до остановки автобусов, ходивших на бензине, было всего метров триста.

Я тоже решил ехать на другом автобусе и попросил кондуктора снять с крыши мой рюкзак. За мной последовали художник, девушка в момпэ и еще двое-трое пассажиров. Прочие остались, чтобы продолжать толкать автобус; одни – веря, что мотор когда-нибудь заведется, другие – чтобы до конца защищать молодую пару от водителя, а некоторые – просто потому, что было жаль уплаченных за проезд денег. Само собой, к оставшимся присоединились и новые пассажиры – те, кто ждал автобус линии Бинан здесь, у Трех углов.

Пока наш автобус стоял на перекрестке, ни упрямый парень, ни его спутница не выглянули из него. Художник – мужчина в рубашке с отложным воротничком – вошел в автобус, чтобы взять картину и этюдник. Присоединившись затем к нам, он сообщил о том, что происходило за окном, забитым доской.

– Наша мирная парочка как раз завтракает. У них там разложены консервы, стоит бутылка виски. Вряд ли водитель станет тревожить их во время завтрака.

Эти двое, видимо, тоже решили продолжить путешествие в этом автобусе.

Я оглянулся. Водитель открыл капот и старательно ковырял в моторе гаечным ключом, скорее всего для видимости – показать, что он старается наладить его. Кондуктор заложил в бункер новую порцию древесного угля и теперь усердно крутил ручку генератора.

На дороге, по которой мы только что катили автобус я увидел удалявшиеся фигуры старика с коромыслом и его жены.