Айвенго

Глава 2

Топот лошадиных копыт приближался, но Вамба, в отличие от промокшего приятеля, не слишком торопился, – несмотря на сердитые окрики и брань Гурта, он то рвал недозрелые орехи, то глазел по сторонам. Вскоре кавалькада из десяти всадников поравнялась с ними.

В одном из них шут тут же признал преподобного Эймера, настоятеля соседнего аббатства, известного в округе любителя охоты и пиров. Несколько тучный монах крепко держался в седле, покрытом длинной попоной с вышитыми митрами, крестами и прочими знаками его духовного сана. Послушник вел вьючного мула, нагруженного, по-видимому, багажом его хозяина, а два монаха того же ордена ехали рысью в арьергарде и беседовали. Расшитая золотом одежда настоятеля от быстрой скачки была почти сухой; выражение его круглого лица, которым он мастерски владел, могло бы показаться смиренным и простодушным, если бы не пренебрежительный и властный взгляд из-под нависших бровей, которым он окинул Вамбу. Взгляд этот тут же погас, и веки священнослужителя опустились.

Спутником настоятеля был человек лет сорока, сухощавый, рослый и мускулистый. В каждом его движении чувствовалась скрытая сила, и даже монашеская мантия с суконным крестом не могла скрыть, что под ней находится тело закаленного воина, привыкшего к длительным походам. Капюшон был отброшен, и лицо мужчины казалось почти черным от южного солнца. Высокий лоб пересекал тонкий шрам, а выражение надменного лица внушало опасливое почтение. Резкие сухие черты и подрагивающие губы под черными усами говорили о буре затаенных страстей, а поврежденный глаз придавал всаднику выражение зловещей суровости. Под скромным плащом незнакомца на мгновение мелькнули плотно прилегающая рыцарская кольчуга и острый кинжал, заткнутый за пояс.

За всадником следовали верхом двое оруженосцев; один держал повод боевого коня в полном вооружении, другой вез длинное копье своего хозяина с развевающимся на острие стягом крестоносца и треугольный щит, обшитый красным сукном, под которым скрывался девиз рыцарского ордена. Оруженосцев нагоняла пара темнокожих слуг в белых тюрбанах, которые восседали на арабских скакунах, навьюченных доспехами, оружием и всяческими припасами; легкая шелковая одежда уроженцев Востока, украшенная пестрым шитьем, свидетельствовала о богатстве и знатности их господина, тогда как сам он был одет крайне просто и строго.

Необычная кавалькада привлекла внимание не только Вамбы, но и менее любопытного Гурта, который, впрочем, тоже узнал в монахе настоятеля богатейшего в округе аббатства Жерво; суровый свинопас относился к нему с осторожным почтением, как и весь простой люд, и закрывал глаза на греховные слабости священнослужителя.

Диковинный облик рыцаря и его пестрой свиты так поразил приятелей, что они никак не могли понять вопроса, с которым к ним обратился почтенный аббат.

– Я спрашиваю вас, дети мои, – повысив голос, повторил аббат Эймер, – нет ли здесь по соседству доброго и гостеприимного человека, который не отказал бы из любви к Богу в ночлеге двум смиреннейшим слугам нашей матери Церкви?

– Каковы же все остальные, если эти смиренные из смиренных? – пробормотал себе под нос Вамба и, вскинув глаза на аббата, ответил:

– В нескольких милях отсюда находится Бринксвортское аббатство, где святым отцам окажут радушный прием. Если же они предпочитают провести вечер в молитвах, то эта лесная тропа приведет их к заброшенной хижине – там старый отшельник разделит с ними кров, скудную пищу и благодать Господню.

– Дружище, – покачал головой настоятель, – похоже, звон колокольчиков затмил твой рассудок. Мы всегда предпочитаем дать мирянам лишнюю возможность оказать помощь слугам Господа.

– Хоть я и осел, – живо отозвался шут, – и удостоен чести носить колокольчики, как и мул вашей милости, мне думается, что милосердие матери Церкви и ее служителей должно бы начинаться в ней самой…

– Прекрати болтовню! – сурово прервал Вамбу крестоносец. – Укажи, если знаешь, дорогу к замку… Как вы назвали этого дворянина, аббат?

– Седрик Ротервудский. Он же Седрик Сакс…

– Найти дорогу туда будет трудновато, – вмешался угрюмо молчавший до этого Гурт, – к тому же в доме Седрика рано ложатся спать.

– Могут и подняться ради таких путников, как мы, – усмехнувшись, заявил рыцарь. – Я не стану унижаться там, где имею право потребовать ночлега!

– Не знаю, – пробурчал свинопас, – должен ли я указывать дорогу к жилищу моего господина людям, считающим себя вправе требовать то, что обыкновенно предоставляют из милости.

– Уж не вздумал ли ты перечить мне, грязный раб! – Всадник занес хлыст, и Гурт, метнув на крестоносца дикий мстительный взгляд, тут же схватился за рукоять своего длинного ножа.

Вмешательство настоятеля Эймера положило конец спору, грозившему иметь неприятные последствия:

– Заклинаю вас, брат Бриан! Не забывайте, что вы уже в Англии, а не в Палестине… Тут громить никого не следует… Скажи, любезный, – обратился он к шуту, бросая к его ногам серебряную монетку, – где дорога к замку уважаемого Седрика Сакса?

– Преподобный отче, – ответил шут, – сарацинский облик вашего достопочтенного спутника напугал меня и совсем отшиб память. Вряд ли я и сам найду дорогу домой до ночи.

– Полно врать! – хмыкнул аббат, бросая еще одну монету. – Ты, плут, сможешь все, если захочешь! Мой преподобный брат, – уже сурово продолжил он, – всю жизнь провел в седле ради освобождения Гроба Господня. Он принадлежит к ордену рыцарей Храма, о котором ты, быть может, слышал; все храмовники наполовину монахи и наполовину воины.

– Если даже твой спутник наполовину монах, – заметил шут, – ему не следует так грубо обращаться с теми, кого он встречает в пути… Поезжайте по этой дороге до развилки, где стоит вросший в землю крест, потом сверните налево, и вскоре вы обретете убежище и ночлег.

Кавалькада, пришпорив коней, умчалась прочь. Когда стук множества копыт затих в отдалении, Гурт заметил:

– Если эти надутые слуги Божьи, приятель, последуют твоему совету, то вряд ли они до ночи доберутся до Ротервуда.

– Я был бы плохим охотником, когда бы, желая, чтоб собака не спугнула оленя, показал ей, где его логово, – усмехнулся Вамба.

Тем временем всадники, оставив далеко позади обоих рабов, продолжали прерванную беседу.

– Почему вы остановили меня и не дали проучить как следует этих грубиянов? – спросил у аббата храмовник. – Я живо преподал бы им урок вежливости. Мне не впервой иметь дело с подобными людьми…

– Бросьте, брат Бриан! – поморщился настоятель. – Какой спрос с шута? А другой принадлежит к тому свирепому и неукротимому роду людей, которые еще встречаются между саксами. В каждой стране свои нравы и обычаи, так что плетью мы не добились бы от них ни слова. Седрик Ротервудский, к которому мы сейчас направляемся, из того же теста: враг баронов, он горд, обидчив, честолюбив, вспыльчив и в ссоре со всеми соседями. Сакс до последней капли крови защищает честь своего рода, несмотря на то что победа принадлежит норманнам.

– В таком случае, – произнес рыцарь, – эта пресловутая леди Ровена должна быть настоящим чудом, чтобы терпеть такое сокровище, как ее батюшка Седрик.

– Седрик ей не отец, – отозвался Эймер, – а всего лишь дальний родственник, но и собственная дочь не была бы ему дороже. Леди Ровена много знатнее его происхождением, но саксонец не за это ее любит и всячески покровительствует. Она послушна, умна и прелестна.

– Ну а если ваша красавица, – язвительно сказал храмовник, – окажется далеко не так хороша, как вы утверждаете?

– Готов биться об заклад. Ставлю мою золотую цепь против десяти бочонков хиосского вина, – сказал аббат. – Однако остерегайтесь слишком пристально смотреть на девушку и придержите язык. Седрик Сакс невероятно ревнив; ходят слухи, что он выгнал из дому единственного сына лишь за то, что тот посмел бросить на леди Ровену влюбленный взгляд… А вот и крест! Шут, кажется, велел свернуть налево… Темень-то тут какая…

– А может, направо? – возразил рыцарь. – Шут говорил одно, а своим дурацким мечом указывал в совершенно другую сторону… Э, да тут кто-то есть! Либо спит, либо его прикончили! Гуго, пошевели-ка его острием своего меча!

Оруженосец не успел выполнить приказание, как лежащая у подножия креста человеческая фигура, закутанная в плащ, вскочила на ноги, воскликнув:

– Кто бы вы ни были, у вас нет права нарушать мой покой!

– Мы всего лишь хотели спросить, – миролюбиво проговорил настоятель, – как проехать в Ротервуд?

– Я и сам туда направляюсь, – отозвался незнакомец, – и отлично знаю дорогу. Но у меня нет коня.

– Мы отблагодарим тебя, – проговорил Эймер, – если ты благополучно проводишь нас до замка Седрика. Лошадь у нас для тебя найдется.

Проводник избрал совсем не ту дорогу, на которую указывал Вамба. Теперь их путь лежал через темную лесную чащу; несколько раз им пришлось переходить ручьи, широко разлившиеся из-за дождей, однако незнакомец, миновав топкие места, уверенно вывел кавалькаду на широкую просеку, откуда было рукой подать до неуклюжего каменного строения с многочисленными внутренними двориками, обнесенного высоким частоколом.

– Вот он, Ротервуд, дом Седрика Сакса! – воскликнул проводник.

Это известие обрадовало Эймера; увидев замок так близко, аббат наконец-то вздохнул с облегчением и поинтересовался у незнакомца, кто он и откуда.

– Я пилигрим, возвращаюсь из святых мест, – сдержанно ответил тот. – Мне довелось родиться в этих местах…

Жилище Седрика, к которому приближались всадники, занимало немалое пространство. Все здешние постройки, хоть и свидетельствовали о том, что владелец их человек не бедный, разительно отличались от высоких, увенчанных башнями замков норманнского дворянства. Однако Ротервуд был достаточно укреплен и защищен от внезапного нападения: глубокий ров, наполненный водой, и дубовый частокол окружали главное здание. Ворота находились с западной стороны частокола, через ров к ним вел подъемный мост. Узкие бойницы по обе стороны ворот указывали на то, что в случае опасности обитатели поместья готовы встретить неприятеля луками и пращами.

Остановившись перед самыми воротами, крестоносец звучно протрубил в рог. Дождь к этому времени уже лил как из ведра.