одного мужа с женой родились близнецы: Лавро и Галя. Жена-то у него и помри… Погоревал муж о жене вволю, помаялся, побился год-другой, да видит, что все у него в доме врозь пошло, и за детками-сиротинками присмотреть некому, подумал: «Дай-ка я женюсь, авось лучше будет?» И женился он на другой жене.
стала мачеха на детей злиться, стала и бить, да из дома гонять, да едой обделять и все только думала, как бы их и совсем-то со света сжить. Думала злая баба и надумала послать детей в дремучий лес к бабе-яге.
— Ступайте, — говорит, — милые детушки, к моей бабушке, что в лесу живет в избушке на курьих ножках. Вы ей послужите, а она вас всяким добром наградит, всякими сластями наделит.
Пошли детушки-сиротинушки из дому, да Галя-то, не будь глупа, прежде к родной своей бабушке завернула и рассказала ей, так и так, вот куда нас мачеха посылает.
— Ох, сиротинушки вы, горе-горькие, — говорит им старушка-бабушка, — крепко мне вас жаль, да помочь-то вам нет моей воли. Шлет вас мачеха не к своей бабушке, а к злой бабе-яге. Смотрите же, детушки, со всеми будьте ласковы, никому грубого слова не молвите, никого крошкой не обделите, авось и вас тоже не оставят без помощи!
Напоила бабушка внучат на дорогу молочком, дала им по куску ветчины да по лепешке за пазуху и отпустила в дремучий лес.
ришли детки в лес, видят — избушка на лужайке на курьих ножках стоит, на петушьей головке поворачивается. Детушки-сиротинушки сильно испугались, спрятались за сосну и крикнули:
— Избушка, избушка, стань к лесу задом, а к нам передом!
Поворотилась избушка, и видят детушки лежит в избушке баба-яга, у порога голова, в одном углу нога, в другом другая, под самые полати коленками упирает.
— Фу-фу-фу! — говорит навстречу детям баба-яга. — Откуда это русским духом запахло?
Лавро да Галя кланяются да друг за дружку от страха хоронятся, говорят бабе-яге:
— Здравствуй, бабушка, нас к тебе мачеха служить послала.
— Ну, что же, послужите, детушки, послужите, сумеете угодить — награжу, а не сумеете — на лопату посажу, да и в печь… Не прогневайтесь.
И задала она Гале пряжи с короб спрясть, а Лавру воды на баню решетом натаскать.
идит Галя за прялкою и плачет: а к ней из норок сбежались мышки, пищат:
— Девочка, девочка, что ты плачешь? Дай нам лепешки, мы тебе добренько скажем.
Она дала им лепешки.
— Есть у бабы-яги кот: поди-ка, дай ему ветчинки, он тебе отсюда путь укажет, а мы за тебя всю пряжу спрядем.
Пошла девочка кота искать и видит в окно бани — братец бьется, никак решетом воды натаскать не может. И летят мимо птички-синички, щебечут деткам:
— Детушки милые, дайте нам крошечек, мы вам добренько скажем.
Насыпали им сиротинушки крошечек, поклевали их птички, сами щебечут:
— Глинкой да слюнкой, детушки, глинкой да слюнкой! Поняли Галя да Лавро, как решетом воду носить, в решето поплевали, глинкой замазали и воды полон ушат натаскали.
Приходят в избу и кота встречают. Покормили его ветчинкой, погладили, спрашивают:
— Котинька серенький, как нам от бабы-яги уйти?
— А вот, — говорит им кот, — возьмите это полотенце и гребень. Как погонится за вами баба-яга да заслышите вы ее близко, так бросьте за спину полотенце, и протечет позади вас глубокая да широкая река. Коли станет она в другой раз нагонять — бросьте за спину гребень, — и подымется сзади вас дремучий, темный лес, сквозь него уж ей не пробраться.
Вернулась домой баба-яга, смотрит — все сделано, и говорит деткам:
— Ну, на сегодня справили вы все, как следует, а на завтра задам нам задачи потруднее, не исполните — не прогневайтесь…
Баба-яга послала сиротинушек спать на чердак, — дети ни живы ни мертвы…
При лунном свете видят они всякие страсти: из темных углов глядят на них черепа, всякие гады ползут по стенам; сова большущая так и смотрит, как бы выколоть им глаза, и если бы не верный друг, черный кот, то дети умерли бы со страха. Дрожат они, бедняжки, громко дохнуть не смеют, ждут-не дождутся утра.
Чуть рассвет, баба-яга им задала еще труднее работы: вдвое напрясть да дров на баню нарубить, и ушла в лес. Схватили детки гребешок с полотенцем, взялись за руки, да и давай Бог ноги!
Их хотели было собаки на дворе рвать, они им лепешечки дали; ворота хотели было перед ними захлопнуться, да сиротинушки им под пяточки маслица подлили; хотела было им березка придорожная, глаза веткой выхлестнуть, да Галя ее ленточкой перевязала… Так все их и пропустили, и выбежали они в чистое поле из лесу.
кот сел за кросна и прядет, не столько спрял, сколько напутал.
Подошла баба-яга с надворья к окошку и спрашивает:
— Прядешь ли, внученька, придешь ли, милая?
— Пряду, бабка, пряду, милая! — замяукал ей кот в ответ.
Бросилась баба-яга в избу, видит — детей и слуху нет! И давай бит кота кочергой, приговаривать:
— Зачем детей отпустил, зачем глаза не выцарапал?
И говорит ей кот:
— Я тебе сколько лет служу, ты мне кости не бросила, а они меня ветчинкой накормили.
акинулась баба-яга и на собак, и на ворота, и на березку придорожную, зачем они детей упустили. Говорят ей в ответ собаки:
— Мы тебе сколько лет служим, ты нам горелой корки не пожаловала, а они для нас лепешки не пожалели.
Говорят ей ворота:
— Мы тебе сколько служим, ты нас и водой не плеснула, а они нам под пяточки чистого маслица подлили.
Говорит бабе-яге и березка придорожная:
— Я тебе сколько служу, ты на меня ниточки не повесила, а они меня ленточкой перевязали.
Баба-яга видит — дело плохо, садится на ступу — поскорей в погоню за детками пускается, летит, поспешает, пестом погоняет, помелом след заметает.
слышали детки за собой погоню, бросили за спину полотенце, — протекла позади них река широкая и великая. Баба-яга билась-билась, весь берег избегала, нашла, наконец, брод в речке и опять пустилась за детками…
от уж и близко, вот-вот нагонит! Приклонила Галя ухо к земле и слышит погоню — скорей гребешок за спину бросила, — поднялся позади сиротинушек лес густой, дремучий… Корни с корнями в том лесу сплетаются, ветви с ветвями сливаются, вершины к вершинам приклоняются. Баба-яга стала сквозь тот лес пробираться, но, сколько ни билась, не могла пробраться и воротилась в свою избу.
А детушки-сиротинушки Галя да Лавро к отцу прибежали, о своем страхе ему поведали и таково словечко промолвили:
— Родимый наш батюшка, зачем ты нас покидаешь? На кого нас, горемычных, меняешь?
И прогневался родитель на злую мачеху, прогнал ее из дома и остался с той норы с детками жить-поживать, ни на чьи чужие руки, милых не стал покидать. Я и сам у них в гостях был, их житье-бытье видел, дед и меня угостил, не обидел.