Бал цветов

Глава 23 Мадемуазель Пассифлора и её свита

Тем временем Шиповничек, юная кузина Розанчика, и не подозревала, в какие опасные приключения, в какую политическую игру ввязался её брат. Она сладко спала в своей комнате с окнами выходящими в сад. Спала не зачарованным сном, а самым обычным, который помог ей восстановить душевное равновесие.

Но всему же приходит конец! Вот и Шиповничек проснулась и увидела, что она совсем одна в покоях, отведённых для неё и генерала Трояна. Она обошла все комнаты, там было пусто. Она заглянула в апартаменты семьи Роз в правом крыле, там тоже никого не было. Шиповничек вернулась к себе и уселась на кровать.

Какой чудный сон ей приснился! Она несла чашу Королеве Бала (ведь принц-предатель столько говорил ей об этой чести). Она подала кубок таинственной мадемуазель, которая недавно приехала и которую все так ждали. Какой‑то молодой человек взял Шиповничек под руку и повёл к золотому трону, и он не имел ничего общего с этим негодяем Чёрный Тюльпаном. А потом… Да, что же было потом?

Потом она проснулась, и оказывается, уже пора обедать: круглые часы на стене показывали без пяти три. Шиповничек выглянула в окно: по дорожке парка прогуливался её дядюшка генерал под руку с тощей баронессой Гортензией. Троян что‑то говорил ей, а Ортанс положительно кивала головой, соглашаясь с его доводами. Шиповничек решила спуститься вниз в зал, где накрыли столы для обеда. Интересно всё-таки, куда запропастился Розанчик?

Шиповничек отправилась в обеденный зал. Весь нижний этаж дворца представлял собой мозаичные соты огромных залов, соединённых между собой просто дверьми. Царству коридоров были предоставлены оба верхних этажа, где причудливым узором сплетались галереи, боковые ходы, повороты, лестницы и множество комнат. Комнаты слуг помещались, правда, на первом этаже в левом крыле здания. Музеи, оружейные залы и обширная библиотека дворца занимали первый этаж правого крыла.

Кухне королевского двора и прочим подсобным помещениям был отдан в полную собственность весь нижний этаж. Там правили кипящие котлы и пылал огонь в печах кухни и прачечной. На заднем дворе размещалась конюшня, которая вполне могла бы сойти за небольшой самостоятельный дворец, у подъезда которого толпились экипажи, кареты, коляски и слуги высоких господ.

Сейчас врата кухни были открыты, из её вместительного чрева к столу принцесс плыли караваны всевозможных яств, напитков и закусок. Шиповничек, таким образом, следуя за вереницей золотых и фарфоровых блюд, полных разными кушаньями, без труда нашла обеденный зал. Стоило ей только спуститься вниз в приёмный покой, как сразу стало ясно, куда идти, ведь единственный на первом этаже коридор, служащий для соединения обеих частей дворца (левого и правого крыла) с его центром, был одновременно и выходом из его подземной части, где помещалась кухня.

В этот час коридор был до краёв наполнен жареными фазанами, паштетами, салатами, чашами с нектаром, большими пузатыми бутылками с вином и другой снедью, казалось, плывшей по воздуху и почтительно сопровождаемой эскортом лакеев.

Увязавшись за аппетитным жареным гусем с румяной корочкой, Шиповничек вошла в зал. Однако! Как для столовой он мог быть и поменьше. Ведь кроме стола, на котором легко могла разместиться взлётная полоса небольшого провинциального аэродрома, вокруг оставалось достаточно пространства для прогулок, как в парке. Придворные как раз и прогуливались небольшими группами в ожидании, когда накроют столы и появятся принцессы.

Позже Шиповничек поняла, что обед только начинается в одно время, а потом каждый делает, что ему угодно: принцессы при своём дворе отменили обеденный этикет. Только некоторые места за столом были оставлены для определённых лиц. Остальные гости садились, где хотели, вставали, уходили, беседовали, шли танцевать и снова возвращались к общему столу. В общем, это было довольно удобно и позволяло превратить обед не в скучный придворный ритуал, а в продолжение праздника, который длился до вечера, когда накрывали "сладкий стол" с тортами и десертом, и происходило избрание Королевы Бала. Но до этой церемонии было ещё далеко, и Шиповничек пока что даже не видела будущую королеву. Хотя, как и все во дворце, не сомневалась относительно кандидатуры на эту почётную роль.

Вездесущий оркестр наигрывал лёгкую мелодию. Придворные переговаривались и обсуждали разные события дня и наряды гостей бала. Внезапно смолкла музыка, разговоры прекратились. Под торжественный "обеденный" марш в зал вошёл господи Майоран со своим жезлом. В наступившей тишине он объявил о начале праздничного пиршества в честь дня рождения их высочеств принцесс Скарлет и Бьянки.

Снова заиграл марш — он был призван возбуждать аппетит гостей. Придворные принялись рассаживаться по местам. Шиповничек, оглядываясь в поисках дядюшки, Кавалера Роз или мадам Розали, тоже села на свободное место.

О! Она уже многих здесь знала. Вот герцог и герцогиня Георгины, вот молодые дамы из свиты принцесс. На другом конце стола Шиповничек заметила чёрную фигуру принца. Слава Богу, он далеко от неё и не будет мешать наслаждаться обществом вельмож. Интересно, где его противная подружка? Шиповничек поискала глазами жёлтое платье Лютеции, но её здесь не было. Впрочем, ещё далеко не все собрались. А! Вот и мадам Розали вместе с мужем, вот и дядюшка…

Действительно, Троян соизволил ради обеда прервать свою прогулку по саду и как раз входил в зал вместе с баронессой. Ага! Вот молодая георгиночка Джорджи, её очень легко узнать: больше ни одна дама не одета в платье такого фасона. Может, это заграничная мода? Но, в любом случае, она очень мила. С ней высокий кавалер в жёлтом, что-то шепчет ей на ухо…

Шиповничек уже потеряла надежду найти Розанчика и чувствовала лёгкие уколы одиночества. Пожалуй, у неё одной сейчас не с кем поговорить.

О, наконец-то! Вот и принцессы. Они любезно приветствуют своих подданных, им все кланяются. Впрочем, не все, а лишь те, кто ещё не успел сесть.

Принцессы заняли место во главе стола, вернее, по обе стороны от почётного места. Так, входят ещё гости: очень благородного вида кавалер в белом, наверное, испанец. Он садится возле Бьянки. Ой, как интересно! В зал впорхнула стайка монахинь в трёхцветных одеждах. Они разместились вдоль всего стола на свободных местах. Ага, какая‑то пожилая дама села возле принцессы Скарлет. Ну конечно, Шиповничек поняла по обрывкам фраз, что это "тётя Рута", двоюродная бабушка принцесс, из Швейцарии или из Германии, неважно.

"Ну, для бабушки она не так уж стара, где‑то как мой дядя," — подумала Шиповничек.

Созерцая блистательных кавалеров и дам, с которыми она теперь сидела за одним столом, Шиповничек вдруг почувствовала неуловимое изменение в атмосфере. Что‑то такое, странное, будто подул ветерок, и головы всех повернулись к дверям. Шиповничек тоже посмотрела в ту сторону.

"О! Вот это да! Я и не думала, что она такая!" — мысленно выдохнула Шиповничек.

К столу, не спеша, приближалась дама в голубом.

"Да она прекрасней, чем водяная лилия и астра вместе взятые!" — подумала Шиповничек, разглядывая незнакомку.

Счастье принцесс, что они вошли раньше, не то сейчас на них никто бы не обратил внимания. Все взоры были прикованы к только что вошедшей в зал даме.

На ней было самое прекрасное в мире голубое платье, отливавшее всеми оттенками белого и лилового. Пышнейшие воланы рукавов, пышная юбка и огромная шляпа с прямыми полями, которую вместо ленты и украшения из перьев обрамляла колышущаяся бахрома тонких упругих ресничек, торчащих вверх. Это были свёрнутые в тугую трубочку лепестки, покрашенные, как иглы дикобраза, поперечными полосками голубого, синего и лилового. На груди у прекрасной дамы сияла бриллиантовая звезда с десятью длинными лучиками и тремя удлинёнными сапфирами в центре. Ярко‑лазурная орденская лента вилась наискосок через плечо дамы и удерживалась сбоку серебряной застёжкой.

Это и был орден Кавалерской Звезды, вручённый знаменитой благотворительнице самим папой Римским в Ватиканском дворце.

Но что значит самый прекрасный костюм по сравнению с лицом Великой Мадемуазель!? Он — лишь оправа для человека и только выгодно подчёркивает его собственную природную красоту. А лицо мадемуазель Пассифлоры было ещё более прекрасно, чем её роскошный наряд. Ровные черты, светлая, матово-золотистая кожа, нежный румянец, светло-каштановые волосы, лёгкая улыбка розовых губ, которые никогда не искривляла гримаса недовольства. Точёный прямой нос, как у статуй античных богинь. Гордая посадка головы на длинной гладкой шее. Царственные полные плечи, тонкая талия, спокойные аристократические руки.

Но самое главное! Под ровными линиями бровей сверкали лучистые синие глаза, казавшиеся прозрачными. В них отражался внутренний покой. Ни больше ни меньше, как душевное спокойствие — дар самый редкий на свете. Для людей это значит счастье, доверие, любовь, доброта. За эти глаза (а совсем не за золото, которое мадемуазель жертвовала на храмы, приюты и строительство домов с поразительной щедростью), именно за эти глаза мадемуазель Пассифлору называли святой. Ещё бы, ведь всё, что она делала, она наполняла этим нежным взглядом, и в сердце тех, кто общался с ней, зажигалась надежда…

Шиповничек в первый раз видела Великую Мадемуазель, не удивительно, что впечатление было очень сильным, ведь и все остальные придворные и гости, не отрываясь, смотрели на неё.

Пассифлора села за стол. На почётное место во главе, которое оставили для неё принцессы. Конечно, при одном взгляде на эту женщину становилось ясно, что здесь — только одна королева, и нет ничего более непреложного, чем это решение.

Зазвенели бокалы, рекой полилось вино за здоровье именинниц, за здоровье короля, за всех гостей собравшихся здесь и, конечно, за здоровье крёстной матери принцесс — Великой Мадемуазель Пассифлоры, за её новую награду, орден Кавалерской Звезды.

Шиповничек с удивлением спросила себя, как получается, что Пассифлора может быть крёстной матерью принцесс? Ведь им сегодня исполняется по двадцать лет, а ей, если даже очень постараться, нельзя дать больше тридцати лет.

На самом деле, мадемуазель ещё не было тридцати, ей было только двадцать восемь. Она старше своих крестниц всего на восемь лет, и Шиповничек знала это, потому что расспрашивала о таинственной гостье Чёрного Тюльпана. Он в танце поведал ей множество дворцовых сплетен, но когда речь заходила о Пассифлоре, говорил мало и довольно почтительно. Поведал, кстати, и о том, что ей только двадцать восемь лет, в то время как он, принц, несёт на своих плечах уже три десятка лет и зим. Шиповничек льстило, что ему уже тридцать, и он, видевший в жизни так много, всё-таки сражён её юной красотой. Она сердито взглянула на дальний конец стола, но Чёрного Тюльпана не увидела, и мысли юной мадемуазель вновь обратились к Пассифлоре.

Шиповничек решила, что если великая дама и в детстве была столь прекрасна, то нет ничего удивительного, что она стала крёстной матерью принцесс.

При дворе возраст считают по-другому, и юные короли чуть ли не с пелёнок держат в руках бразды правления, а вместо погремушки потрясают скипетром. А мадемуазель — просто живая Мадонна, в её присутствии все вельможи чувствуют себя детьми, ибо видят: в её глазах светится знание того тайного, что поднимает её на высокий пьедестал.

Но сама Пассифлора никогда не считала себя выше других, в этом и был её секрет. Она не пряталась от мира за высокие стены монастыря, недаром её орден странствовал свободно по всему свету, и везде им были рады. Величественной, спокойной отвагой, иначе не скажешь, дышал весь её облик. Она не боялась мира, а прямо смотрела ему в лицо.

Пассифлора знала свою дорогу. Она шла по жизни, даря окружающим все силы своей души. И её свита, несмотря на то, что это был монашеский орден, а может, именно поэтому, несла на своих крыльях Любовь…