Баллада о мертвом рокере

Степан несмело постучал в дверь, и из-за нее приглушенно раздалось:

– Входите!

Кабинет оказался неожиданно большим и, можно сказать, даже роскошным для военного учреждения. Основную площадь занимал громадный стол для совещаний. Длинный, овальный, обставленный кучей разнокалиберных стульев, он как бы вбирал в себя пространство комнаты, а все остальное: мини-бар, холодильник, стенка с телевизором, стеллажи с папками, два кресла, журнальный столик и прочая кабинетная мелочь – жалось к стенкам.

Вдали кабинета, по ту сторону стола, сидел маленький сухонький старичок. Он поманил к себе Степана и кивнул на ближайший к себе стул.

Степан, уже было собравшийся отрапортовать в недавно привитой манере: мол, такой-то и такой-то, прибыл в ваше распоряжение и тому подобное, – слегка растерялся от такого непринужденного обращения, молча обошел стол и сел на предложенное сиденье.

– Степан? – спросил старичок.

– Так точно!

– Забудь свои солдафонские замашки, вообще про армию забудь, – сказал дедушка, ловко выхватив конверт из рук Степана. – Волончуков? – Из конверта выпали военный билет и еще пара бумаг. – А меня Пал Палычем зовут. Чего на второе не пошел? Или в аспирантуру?

– Родители достали! Я сначала пометался, думал, на работу устроюсь, квартиру буду снимать. Но вот так неудачно получалось: меня сначала вроде берут, а потом раз – и отказывают.

– А по контракту чего не пошел? Предлагали же! Поездил бы, мир посмотрел!

– Так еще в институте предлагали. Я ж военный психолог по образованию. Но мне как-то не улыбалось три года в Кении торчать, пусть и в корпусе миротворцев. Вот я и подумал – надо голову разгрузить…

– И решил пройти годовую срочную, а тебя вдруг раз – и к нам. А ты и согласился. Потому что вроде как и служить, и работать. И денежку дадут, и на довольствие поставят. Ну а через полтора года тебе двадцать семь. И дальше чего?

– Ну… На работу еще раз попробую устроиться. Меня ж, наверное, из-за незакрытого военного билета не брали. Кому охота брать сотрудника, которого в любой момент загрести могут. Да и батя уже задумал меня в какую-то военную академию пристраивать.

– В общем, не хочешь быть военным, – подвел итог собеседник Степана. – Давай так. Годик, точнее, уже одиннадцать месяцев, перекантуешься у нас. Понравится – подпишешь контракт, не понравится – иди с богом. Нам сейчас очень психологи нужны. Психологи нужны, – повторил старичок. – Даже скорее психиатры. Давай так: сейчас я тебе распишу номера комнат, в которых тебе надо появиться, там тебя на довольствие поставят, инструкции какие надо дадут, а завтра после завтрака – ко мне, введу тебя в курс дела. Идет?

– Идет. – Этот маленький старичок хоть был и почти ласков, но прямо-таки оторопь наводил на Степана, буквально кожей ощущавшего изучающий взгляд его светло-серых глаз. – Разрешите идти?

– Иди, стажер.

– Документы давай: паспорт, военник.

Недельная щетина и красные глаза, тускло светившиеся взглядом невыспавшегося и недовольного жизнью человека. Степан отдал все требуемые документы и теперь, пока мужчина за решеткой заполнял бумаги, изо всех сил силился рассмотреть висящие на стенах приборы и оружие.

– А что это у вас там в углу стоит?

– Не твое дело. – Рука под решетку просунула обратно паспорт. – Вали домой.

– Как домой? А разве мне не положено форму хотя бы получить?

– Чего?! Ты вообще в курсе, куда попал?

– Спецслужба внутреннего анализа авторских прав.

– Ну и какая должна быть форма у работника такой службы? – Небритое лицо за решеткой выдало что-то вроде кривой ухмылки. – Что? Молодой? Горячий? Нам форма не нужна, а будет нужна, так в нашем распоряжении любая. – Ухмылка пропала и сменилась выражением откровенной злости. – Иди домой. Завтра на работу придешь и все нужные и ненужные вопросы задашь начальству.

На этот раз на стук в дверь раздалось фамильярное «Заходи». Степан вошел и, опять обойдя весь стол, остановился перед Пал Палычем. Тот, не поднимая глаз от кучи бумаг и папок на столе, махнул рукой: садись, мол.

– Пропуск получил?

– Так точно!

– Мы не в армии. Заканчивай со своими «так точно». Быстренько же тебе выпрямили извилины на курсе молодого бойца! Впрочем, это неважно. Понял уже, что у нас здесь как бы спецслужба? А чем занимаемся, знаешь?

– Ника… Не, не знаю. Офицер говорил только, что вся работа у вас на гражданке.

– На гражда-а-анке, – протянул Пал Палыч. – Вовремя мы тебя выцепили на сборах, а то еще бы помаршировал маленько – и все. Ты у нас военный психолог, значит. А в институте в рок-группе местной играл, так?

– Так!

– Чудненько. А про такую группу слышал? «Мертвецы».

– Говорят, редкие отморозки.

– Ну, если так можно сказать… Во всяком случае, такое производят впечатление. Но уж больно странная компания там подобралась! Между прочим, недавно они лишились администратора, у него нервы, видать, не выдержали, и теперь концерты им устраивать некому. Давай мы тебя к ним сунем? По клубам побегаешь, потусишь, а?

– Че-чего? – От неожиданности Степан даже начал заикаться.

– Фанатом, говорю, побудешь у рокеров этих – вот чего. – Пал Палыч наконец оторвал глаза от своих бумаг и направил их прямо на Степана, отчего у того спина сразу холодком покрылась. – На, взгляни, – сказал Пал Палыч, выудив из кучи бумаг фотографию, и придвинул ее к Степану. – Это их барабанщик. Год назад его, дурака, выкинули с позором из института, потому что он там вместо того, чтоб на лекции ходить и программу постигать, учился чему-то своему, в местном морге. С ментами договорился, они ему трупы свежие, бомжей, привозили, и вот эти неоприходованные трупы он по ночам и резал. Всего год не доучился. Очки, пухлые щеки, наивный детский взгляд… С фотографии на Степана глядело лицо типичного «ботаника».

– А мы здесь при чем?

– Мы? Ну, как тебе сказать… Ты помнишь, что у нас здесь за служба?

– Внутреннего анализа. Мне когда сказали, так я думал: издеваются. Типа программы «скрытая камера». Родители обалдеют, когда я домой вернусь сегодня.

– Да нет. Не издевались, как видишь. Понимаете, молодой человек, у нас в стране полно умных и не очень людей. Некоторые мнят себя гениями и изучают науку по принципу: «А открою-ка я, изобрету-ка я что-нибудь новенькое». Ну и те, кто умные, открывают, конечно. Но часто открывают и изобретают они «что-нибудь новенькое» не для общества, а сугубо для себя. Обществу же такие изобретатели и открыватели, если вовремя не спохватиться, могут нанести даже вред, причем немалый. Так вот, есть мнение, что этот несостоявшийся хирург что-то искал и в конечном итоге нашел. Но работу свою не завершил и поэтому не успокоился. А тебе, стажер, нужно понаблюдать за ним и убедиться в наших предположениях. Как вам, молодой человек, сия в высшей степени респектабельная компания? – Первую фотографию накрыла вторая.

«Мертвецы» были представлены на ней во всей своей красе. Косухи, грим, почему-то у всех были зеленые очки, а у одного из бравой четверки ко всему прочему стоял громадный ирокез. Но даже в гриме барабанщик разительно отличался от всех остальных.

– Он там самый молодой, что ли?

– Самый молодой. Мягко говоря, да. Там ему все остальные в отцы годятся. Разница с вокалистом – двадцать лет. Странно, да?

– Да нет. Всякое бывает. Может, он к ним для начала пошел, потренироваться. А потом еще куда-нибудь пойдет…

– Да нет. – Пал Палыч порылся в бумагах, вытащил листочек и пробежался глазами по записи. – Есть сведения, что именно он эту группу и организовал. Тезка, кстати, твой. Тоже Степаном кличут.

«Р-Клуб» предоставлял своим посетителям самые изысканные ощущения: для глаз – серое облако табачного дыма, для носа – пивной шмон, для ушей – людской гвалт. Концерт давно уже кончился, метро вот-вот закроется, но народ и не собирался расходиться. Полторы сотни одетых в косухи молодых людей обоего пола пили пиво, играли в бильярд, выясняли отношения и обсуждали прошедший концерт.

Степан, сейчас внешне ничем не отличавшийся от посетителей, аккуратно продвигался в сторону раздевалки музыкантов. Возле двери не было охранников, и он беспрепятственно вошел.

«Мертвецы» явно собирались уже уходить.

– Здравствуйте, – робко начал Степан.

На него не обратили никакого внимания.

– Хороший концерт, – опять попытался он.

Басист группы, здоровенный мужик под два метра ростом, направился к выходу. Степан преградил, было, ему путь, и реакция последовала незамедлительно: кофр с гитарой бросили на пол, а стажера сжали, словно тисками, и вдавили в стену.

– Какого х%ра надо?

От перегара перехватило дыхание.

– Я ваш фанат, – как можно убедительнее произнес Степан.

Ответом стал дружный хохот всей рок-группы. Стажера швырнули на пол, через пару секунд рокеры столпились вокруг новоявленного фана.

– Наш первый настоящий поклонник, – заявил щуплый вокалист, показывая на Степана пальцем. Все опять захохотали.

– Да они все больные! На голову отмороженные. Начиная от их музыки и текстов и заканчивая тем, как они вообще себя ведут.

Теперь за овальным столом сидели четверо. Кроме Пал Палыча и Степана присутствовали еще мужчина средних лет в штатском, но с явно военной выправкой и парень в белом халате, своей внешностью, очками, пухлыми щеками, осанкой очень напоминавший барабанщика «Мертвецов».

«Как брат прям», – мысленно охарактеризовал его стажер. Пал Палыч не стал их представлять, видимо, не счел нужным. Сейчас все трое внимательно слушали Степана, иногда задавая вопросы.

– А что там с текстами? – Юноша в халате заинтересованно перебирал фотографии.

– Ну… – начал вспоминать новоявленный фанат. – «Я зажал ее в углу и спросил, а сколько времени, // Она меня на х%й послала, а я – хрясь ее по темени». Ну и, в общем, всю дорогу в таком духе. Музычка тоже под стать. Ни одного медляка. Весла держат так, будто вчера их на помойке нашли.

– Весла?

– Ну, гитары то есть. Да даже не это главное. Я у них был на репетиции как бы. Такое и в страшном сне не приснится!

– А что там. Ну-ка? – Пал Палыч переглянулся с мужчиной средних лет, тот утвердительно кивнул головой.

– Да они совсем больные. Вот этот у них, вокалист. Как зовут, не знаю, а кликуха – Зомби. Я его ни разу пока трезвым не видел. Постоянно пьет и все время в полувменяемом состоянии. Я даже не представляю себе, как с таким можно концерты проводить. Он же подведет. Но группу это вовсе не волнует. Я прихожу на репетицию, а он и там такой же, сидит в углу, только что пузыри ртом не пускает. А ведь он там самый старший! Ему на вид лет пятьдесят.

– Сорок восемь, – Пал Палыч пожевал губами. – А остальные?

– Это вот, басист, у него прозвище Камень. У него явно с головой что-то не в порядке, я бы вообще рекомендовал ему полное обследование на предмет работы надпочечников.

Все присутствующие переглянулись.

– У него явно неконтролируемые выбросы адреналина в кровь, – пояснил стажер в ответ на недоуменные взгляды. – Он прямо-таки излучает опасность, у него постоянно какие-то синяки, кулаки сбиты… Такое ощущение, что вот просто дай ему волю, и он начнет убивать направо и налево. Вот это у них гитарист, зовут, кажется, Сергеем, но прозвище Палево – этот просто не может без наркоты, он всем вокруг должен. На репетицию пришел – вмазался, после репетиции – косяк, в кабаке сидели – он там пивом какие-то таблетки запивал, в сортире какие-то порошки нюхал. Зрачки все время расширенные. Сборище смертников.

– А барабанщик?

– Да чего барабанщик? Панкер, ну то есть кличка такая. Он больной по бабам. Такое ощущение, что он готов трахнуть все живое. Ему плевать какой возраст, по фигу какая фигура. Я прихожу, значит, к ним в подвал, где у них база. Значит, вокалист в углу, потом приходит Палево, вмазывается и падает рядом с Зомби. Потом приходят басист с барабанщиком, смотрят на это дело, и Панкер говорит: «А пошли по бабам», и они уходят. На меня даже не посмотрели, кивнули только, типа поздоровались так, и все. Буквально через двадцать минут заявляются с телками, непонятно, где они так быстро успели их снять. Бабы страшные-престрашные. И они с ними ушли в дальнюю комнату. Потом, значит, примерно через час они их выгнали взашей и давай репетировать.

– И что? Получалось?

– Да! Сначала барабанщик стучал один, потом к нему присоединился басист, потом встал гитарист и тоже начал чего-то там подыгрывать, а потом вдруг очнулся вокалист, хотя до этого выглядел так, что я уж хотел идти на улицу и с мобильного «скорую» вызывать. И они как заведенные играли, наверное, с час. А потом резко перестали, и Панкер сказал: «Не! Мне кажется, самки были не те». И они с басистом опять свалили за бабами, причем предложили мне присоединиться: мол, чего скучаешь без дела? Я отказался и смотрю: вокалист с гитаристом опять в угол упали. Ну, я подождал ради интереса. Через полчаса Панкер с Камнем опять приволокли каких-то страшных б%дей. Господи! Ужас какой! А вы ничего не путаете? На фиг нам нужны эти отморозки? Тем более на фиг они нужны спецслужбам? По ним больница плачет.

– Ну, ты понаблюдай еще. Видно будет, прав ты или нет, – сказал мужчина с военной выправкой и поднялся со стула. – Пойду я, пока ничего интересного. А кстати, зачем ты к ним на репетицию пошел?

– Ну, чтоб отслеживать процесс. Я ж у них теперь администратор.

– Кто?

– Концерты им буду устраивать, – пояснил Степан. – Последний их менеджер от них убежал. А у меня опыт есть, кое-какие связи с института остались. Кстати, завтра как раз в клубе рядом с моим инстом будет концерт. Я договорился. Пал Палыч считает, что так и надо.

Народу в клубе было лом. Возбужденная толпа пила пиво, как газировку, и водку, как воду. В воздухе стоял конкретный кумар. Все было готово к концерту, и проблема была только в том, что выступать пока было некому.

Новоявленный администратор вышагивал по предбаннику перед раздевалкой, вешалки на которой были девственно пусты, несмотря на не такую уж и теплую погоду. Просто сегодняшние посетители все как один отказались сдать свои косухи и прошли сквозь дверь, несмотря на активно пищавший металлодетектор.

Вход был бесплатным, поэтому людей пришло много, вечер должен был окупиться за счет бара, но Степан даже представить себе не мог, что будет, если группа не явится. А «Мертвецы» все не появлялись, сцена была пуста и казалась совершенно не подготовленной для концерта: на ней даже шнуры лежали в свернутом виде. Из зала вышел в предбанник хозяин клуба, рослый бородатый мужик лет сорока:

– Слышь, я такое только в плохих фильмах видел, они мне тут клуб не разнесут? Мне даже страшно представить, что это у тебя за команда. Кстати, где эти твои трупаки?

– Все будет хорошо. Сейчас будут. – За вечер эта фраза уже набила оскомину.

И в этот самый момент в дверях показались ожидаемые музыканты. Впереди шел Панкер, в одной руке он нес тарелки барабанной установки, а во второй – кофр с бас-гитарой. Лицо его ничего не выражало. Следом шел Палево. Он прижимал к себе гитару без кофра, так, будто нес младенца. Глаза его были налиты кровью, а на губах пенилась слюна. За ними тяжело шагал Камень, неся на закорках Зомби. Зомби спал сном младенца, морщины проступали еще четче, полуметровый ирокез колыхался из стороны в сторону.

Вся эта компания довольно резво прошагала мимо раздевалки в зал и растворилась в толпе своих поклонников. Судя по звукам, которые раздавались из зала, у всех зрителей случился приступ буйного помешательства, и вызвали его именно «Мертвецы».

– Ой! – детским голосом пролепетал владелец заведения. – Что это сейчас такое было?

– И вы представляете?! Я сначала хотел подойти к сцене, но они, даже не настраиваясь, сразу за инструменты – и понеслась. Причем минут пять вокалист просто лежал на сцене без движения, а потом проснулся, глазами похлопал, да как вскочит! И началось такое! Сроду не видел, чтобы так выступали. Они завели толпу так, что я думал, потолок обрушится. А потом приехали менты, хозяин испугался, наверное, того же, что и я. Но вроде все обошлось. Только пришлось три «скорых» вызвать, чтоб вывезти народ в вытрезвитель: человек двадцать остались лежать перед сценой. Да еще пришлось заплатить за решетку.

– Какую решетку? – Головы Пал Палыч не поднял, весь погрузившись в чтение бумаг.

– Да Зомби этот! Там решетка для защиты от брошенных предметов, а на ней народу повисло до фига, и качаются. Так Зомби им крикнул: «Вам че? Решетка мешает? Сломайте ее на х%р!» Они тут же оторвали целую секцию и полезли на сцену. Но вроде как нормально все вышло, мы вроде в минусе не остались. Даже на такси всем хватило.

– На такси? Погоди-ка, а вы вообще чего заработали с этого? На эти деньги можно жить?

– Нет, конечно! Они ж не звезды. Если б они выступали перед большим залом, то тогда бы доход был, а так – процент с бара, ну там было тысячи четыре, две отдали за решетку, еще на пиво там. С этого жить невозможно, с концертов то есть.

– Интересно как. А зачем тогда все это нужно?

– Ну, как?.. Оторваться! Реализоваться.

– Да уж. У твоих подопечных отрыв такой, что непонятно, как душа еще в теле держится.

Декан второго медицинского очень сильно напоминал Пал Палыча. Такое же худое лицо, такая же коротенькая седая бородка, но взгляд у него был совсем другой: со смесью недовольства и любопытства во взгляде он смотрел сейчас на этого молокососа, который набрался наглости изобразить из себя частного детектива.

– Ну так и что мы хотим?

– Да ничего особенного, вы же здесь руководите уже около тридцати лет, бессменно. Посмотрите, пожалуйста, фотографию одного моего клиента и скажите, что вы о нем помните. Он вроде как учился у вас на кафедре хирургии и был отчислен лет пять назад. Год всего не доучился. Кажется.

– Ну, давайте. Раз уж у вас хватило наглости пройти охрану и отвлечь меня от чтения курсовых, то пять минут я вам уделю.

Степан, холодея от отчаянно скрываемой робости, протянул первый снимок.

Декан очень долго смотрел на фотографию, лицо его как будто окаменело. Степан видел, как внутреннее напряжение так и стремилось вырваться наружу. Но в конце концов на лице профессора никаких эмоций: ни положительных, ни отрицательных – так и не появилось.

– Говорите, ваш клиент?

– Да. Слежу за ним.

– Степан Федин. Был исключен пять, нет, шесть лет назад. За аморальные поступки.

– Я даже примерно знаю, за какие. А вы не скажете, что он вообще был за человек?

– Он был отмороженный, хоть и очень талантливый. Из него бы получился выдающийся нейрохирург. Но не срослось. Слишком был в себе, мыслями. Неприятные же сюрпризы, которых от него, кстати, никто не ожидал, положили конец учебе.

– А как с женщинами у него было?

– Да как… – декан пожал плечами, – как у всех студентов в период половой зрелости, когда они горят на учебе. Куча случайных связей, и ничего серьезного. Ничем особенным не отличался.

– А музыкой не увлекался?

– Да вроде нет. Во всяком случае, не припомню.

– Теперь он барабанщик в группе. – Степан аккуратно положил вторую фотографию, на которой присутствовали все члены рок-банды.

И вот тут лицо профессора не просто закаменело, оно вдруг стало белым как мел. Вокруг глаз проявились красно-синие прожилки, морщины в свете настольной лампы стали резче. Декан долго рассматривал фотографию.

– Дайте угадаю, – медленно произнес он. – Группу, наверное, называют как-нибудь так: «Зомби» или «Ходячие трупы»…

– «Мертвецы», – подсказал Степан.

– «Мертвецы», – задумчиво повторил профессор. – Значит, они даже не скрываются. О-бал-деть! – по слогам завершил он мысль. – Обалдеть, как говорят мои студенты. Они, наверное, ждут, когда их всех повяжут. Я-то думал, что вы шутите, молодой человек, а вы, действительно, детектив.

– А им нужно скрываться?

Профессор поднял голову, потом пошарил в ворохе бумаг, вытащил оттуда очки, надел их и опять принялся рассматривать фотографию.

– А чем сейчас занимается вот этот персонаж?

Степан наклонился, чтоб разглядеть, на кого указывает палец профессора.

– Зомби? Наркотиками торгует.

Степан вышагивал перед дверьми клуба на улице, изо всех сил сдерживаясь, чтоб не заорать и не ударить о тротуар мобильник, что держал в руке.

Он этим уродам такой клуб пробил! Народу пришло – хренова туча, денег обещали дать, а этих придурков до сих пор нету!

Два часа ночи!

Внезапно телефон завибрировал, на экране высветился номер Зомби.

– Степан, – голос вокалиста был на удивление спокоен. – А ты где?

– Я где? Я, сука, как раз там, где надо! Б%дь, как вы затрахали своим отношением! А вы, мать вашу, где? Вы что, забыли, что у вас сегодня концерт в «Золотой поляне»?!

– «Золотой поляне?» – В голосе Зомби послышалось удивление, и Степан понял, что тот трезв как стеклышко. – А где это примерно?

– Это, мать вашу, примерно на проспекте Мира.

– Да ты не кипятись. Мы помнили, что у нас концерт, мы просто забыли, где. Эй, «Золотая поляна», это где?

– А я е%у? – услышал Степан в трубке еще один голос, и связь прервалась.

– И вы представляете, эти уроды явились буквально через двадцать минут. Причем вокалист был еще трезвый. Но к тому времени, когда они там настроили инструменты, уже успел упиться вусмерть. Ему, оказывается, немного надо-то! И первое, что он сделал на сцене, это заблевал все мониторы, к чертовой матери.

– Мониторы? – Пал Палыч не отрывал взгляда от бумаг на столе.

– Ну, это динамики такие, они не от сцены, а внутрь, чтоб те, кто играет, слышали, что именно они играют. Впрочем, этой команде вообще все по фиг, по-моему. Сказочные отморозки, у басиста уже не лицо, а один сплошной синяк. Кстати, я тут подумал, что раз я за ними слежу, то было бы неплохо узнать про них побольше. Так вот. Зомби торгует наркотой и снабжает ею гитариста, тот практически за наркотики играет. А вообще, гитарист с басистом работают грузчиками на мясокомбинате, а барабанщик в какой-то подпольной клинике делает аборты. Но даже не это самое интересное. Представляете, Зомби, он же Василий Тратенко, учился аж двадцать пять лет тому назад в том же институте, что и Панкер. И тоже в морге незаконные какие-то вскрытия проводил. Только тогда бомжей же не было, просто иногда неопознанные трупы привозили. И он там вроде как сделал какую-то нехорошую операцию, хотел оживить, что ли, кого-то. Во всяком случае, он утверждал, что оживил, а поскольку тот человек умер, то решили, что он умер именно от операции, а на самом деле изначально был живой. И тогда Тратенко посадили за убийство.

И тут Степан, глядя на то, как Пал Палыч перебирает бумаги, осекся. Старик поднял голову и в первый раз за все время общения посмотрел стажеру в глаза.

– Так вы все это знаете? – недоверчиво спросил Степан. – Вы все это время обо всем этом знали? А я тогда зачем? Чем я в этой истории занимаюсь?

– А вы, молодой человек, – сторонний наблюдатель. И очень хорошо справляетесь. Нам нужно знать, в чем подвох. Понимаете? Слишком много совпадений.

– Слушайте, Зомби, вы же взрослый мужик. У вас же семья могла быть, дети. Ну какие, на фиг, перспективы в нашей команде?

– Хочешь группу развалить? Гы-ы-ы! – Вокалист лежал в углу гримерки и даже и не собирался трезветь.

– Черт! Да при чем тут группа? Вы ж в институте учились вроде, почему не закончили потом образование?

– Да пошел ты! Девять лет строгого режима, СПИД, туберкулез костей, конфискация имущества и работа, которую мне дала братва, а не это сраное государство. Е%ал в рот вас всех, пидоры гнойные. Хочу на концерт, скоро они там?

– Да какой концерт, вы же на ногах не стоите… Господи! Только этого не хватало.

Под вокалистом начала расползаться лужа, рваные джинсы стремительно намокали.

– А ты что думал? В сказку попал? – осклабился фронтмен.

– Ну вы и мудак, – только и смог произнести Степан.

В этот момент в гримерку вошли Панкер с Камнем. Не обращая никакого внимания на своего менеджера, они взяли за руки и за ноги вокалиста и унесли его на сцену.

– Слушайте, а что вы вообще хотите от них? Я уже запутался совсем. Чего вы ищете?

На этот раз за столом сидело человек десять, перед каждым, кроме Степана, лежала куча бумаг – в общем, проходило что-то вроде производственного совещания. Хотя у Степана, правда, создавалось впечатление, что это скорее смахивало на тусовку по интересам.

Большая часть людей была в штатском, они показывали друг другу фотографии, обменивались таблицами. На дальнем от Степана конце стола совсем молоденькая девочка что-то втолковывала громадного роста пожилому мужчине, перед ними лежало несколько довольно старых книг, и девушка, видимо, иногда по ним сверялась.

Пал Палыч только что закончил пререкаться с каким-то офицером, который требовал «брать их сейчас», но разрешения не получил и в конце концов ушел, хлопнув дверью.

– Ты понимаешь, Степан, – обратился теперь к нему Пал Палыч. – Дело в том, что мы, конечно, представляем, что именно ищем. Но не знаем, КАК это будет выглядеть. Можно, конечно, взять всю группу, посадить их в каталажку и допрашивать, допрашивать, допрашивать. Они ж и со склада воруют, и незаконные операции этот твой Панкер делает, и наркотиками торгуют, но не можем мы их взять, потому что это все не то.

– А что то?

– А вот потому ты нам и нужен, чтобы своим незамыленным глазом увидеть что-то необычное. В принципе ты уже увидел, но мы не знаем, как это действует.

– Я? Увидел? Да там все необычное. Хотя бы то, что такие отморозки собирают такие толпы.

– Да это-то пустяки. Наркоманы ведь собираются.

– Нет. Наркоманы у Зомби в первой половине дня, пока он держится. А потом он начинает квасить, и все – какой из него потом торговец? Когда вход бесплатный, то я обычно знакомых привожу, по институтам флаеры раскидываю. Они ж не наркоманы.

– Ну так со своими он раньше договаривается.

– Ну хорошо. Пусть так. Но почему у них вот такая команда? Как так все получилось? Как вообще они организовались?

– Они все бывшие медики. Просто басист с гитаристом не доктора, а медбратья по образованию. И у обоих рак.

– Думаете, они вместе с какой-то медицинской целью?

– Думаю, они вместе, потому что терять им уже нечего.

– Хорошо. Барабанщик-то у них самый вменяемый, он-то что с ними делает?

– Ну он же практикующий хирург! – возмущенно фыркнул сидящий с другой стороны от Степана толстый мужчина восточной внешности в строгом костюме-тройке. – Он небось их всех и собрал в одну кучу! Тебе вот на концертах ничего странным не кажется, как все происходит?

– Да вроде нет.

– Правда, что ли? Ты писал? – На стол перед Степаном лег лист бумаги.

– Ну я. Так это просто описание концерта.

– Ты писал?

– «А потом он сказал, сейчас будет наш новый хит…» Ну я.

– Так вот. Сказал, что сейчас будет хит и потерял сознание. Отрубился. Выключился. Так?

– Ну!

– А когда музыка заиграла, то поднялся и прыгал потом по сцене полтора часа как заведенный?

– Да они, когда музыка играет, все ненормальные, а на басиста просто страшно смотреть, что он вытворяет.

– Хорошо. А вот это ты писал? Тоже ты? – На стол лег еще один листок из папки.

– «Они вынесли Зомби и положили его на пол…» Ну я. А вы чего? Переписываете за мной все ЭТО?

– Да мы уж друг у друга переписываем! А то почерк у тебя – говно. Да ты не тушуйся: доказано – чем хуже почерк, тем человек талантливее. Ноут потом от нас получишь. Казенный.

– Пал Палыч постоянно требует писать от руки.

– Это чтоб мы могли по почерку видеть твое эмоциональное состояние. Так что? Музыка заиграла, и этот встал как живой?

– Да живее всех живых! Всю программу, не заикаясь даже. Все хиты пошли на ура.

– Чего за хиты? Ты тут ни разу не писал подробно, о чем они вообще поют. Хоть названия песен дай.

– Названия? – Степан почувствовал, как краснеет. – Да они ж больные, у них и песни такие же.

– Ну хоть пару названий скажи.

– «Я вчера убил мента», «В моей жопе чей-то х%й»…

Над столом на мгновение воцарилась тишина. Потом кто-то хмыкнул, и все опять занялись своим делом.

– Я думаю, – подал голос Пал Палыч, – что тут тексты песен вообще ни при чем. Тем более что песни сочиняет и поет сам вокалист. Знаешь, Степа, езжай-ка ты домой. У тебя, кажется, завтра опять концерт?

– Нуда.

– Значит, опять будете всю ночь гулять в клубе? Ты с такими красными глазами на работу с утра лучше не приезжай. Сколько всего у вас концертов в неделю?

– Ну, два.

– Из тебя получается хороший менеджер. Иди, отдыхай.

В клубе не было еще ни одного посетителя. Широкие залы, камуфлированные под свалку, производили гнетущее впечатление. Из черных стен торчала арматура, с потолка свисали веревки с каким-то мусором, столики замещали остовы разбитых автомобилей, внутри них, правда, все было цивильно.

Степан пошел на звуки гитары и скоро выбрался к сцене, на которой музыканты настраивали инструменты.

– А где Зомби? – крикнул Степан снизу, не услышав своего голоса из-за рева гитары.

– А х%й его знает, где-то здесь, – ответил Камень в микрофон.

Зомби обнаружился в гримерке, он сидел, прислонившись к стене и прикрыв глаза.

– Добрый вечер. Вы как? – За месяц своих мучений Степан так и не смог приучить себя тыкать этому дяде.

Зомби не ответил. Руки его безвольно свесились, кожа лица приняла желтоватый оттенок, губы вообще были синие. Степан подошел поближе и, не веря своему предчувствию, ткнул пальцем в шею.

Фронтмен, судя по всему, был мертв.

Через минуту Степан был на сцене, несколько секунд он прыгал вокруг гитариста с басистом, размахивая руками, потом, видя, что на него, как всегда, не обращают никакого внимания, просто вырвал шнур из гитары. Тогда и барабанщик перестал играть.

– Зомби умер.

Воцарилась гробовая тишина.

– Ты никуда еще не успел позвонить? – Панкер поднялся и отложил барабанные палочки.

– Нет. Я думаю, в «скорую». В милицию, наверное, тоже.

– Ни-ку-да звонить не надо, – отчеканил Панкер. – Пойдемте, посмотрим.

Все столпились возле сидящего Зомби. Панкер снял очки и поднес их ко рту Зомби, сосчитал до десяти и посмотрел на стекла:

– Ни фига не дышит. Мертв.

– Теперь все? – Камень произнес это будничным голосом, как будто ничего необычного не произошло. – Конечная стадия?

– Да, как договаривались. Давайте его на сцену.

– Господи, вы не можете! – воскликнул Степан.

– Да лан те. Че ты как в американских фильмах! – хлопнул его по плечу Палево. – Шоу должно продолжаться. Слышь, там народ уже собирается!

– Пал Палыч? – Сидя в туалете, Степан крепко сжимал в потной руке мобильник. – Слушайте, тут такое дело. Зомби умер. Умер, говорю. И они его потащили на сцену мертвого. Сейчас они там настраиваются, и я понятия не имею, что будет дальше. Это еще не все. Я когда его обнаружил, то заметил, что у него в ирокезе блестит. Пощупал, а у него прямо по волосам спицы из головы торчат. Прям так, веером. Чего делать теперь?

– Ты звонил кому?

– Нет еще.

– Вот и чудненько.

– Это еще не все. У нас тут облава. Реальная такая. Омоновцы, милиция, собаки.

– Ну что ж, не повезло. Держись, сейчас собираемся к тебе. Адрес говори.

Группа омоновцев, при автоматах и касках, всего человек пятнадцать, стояла перед сценой. Музыканты, что стояли на ней, не обращали на них никакого внимания. Перед омоновцами в зале, за столиками, за барной стойкой, у стен и просто на полу, расположилось около ста пятидесяти человек в косухах и банда-нах. На проходной держали выход еще человек десять милиционеров.

Какое-то время один из омоновцев, видимо, старший по званию, пытался давать приказы и размахивал руками, но из-за звуков музыки со сцены его никто не слышал. Группа настраивалась.

Степан, сидя в темном дальнем углу за столиком, в ступоре наблюдал за действиями музыкантов. Потом вдруг на сцене появился парень в камуфляже, и музыка стихла. А вновь прибывший взял в руку микрофон и гаркнул:

– Всем лежать! Руки за голову. Это облава!

После секундной паузы в ответ ему грянул дружный хохот. Сказывался явный численный перевес. Несколько человек двинулись в сторону туалета, чтобы сбросить в унитазы компромат.

– Нет, вы чего? Не поняли? – Парень, не выпуская микрофона, спрыгнул со сцены. – Ща ведь вломим вам всем.

Омоновцы, не дожидаясь приказа, вытащили из-за поясов дубинки.

– Да пошел ты! – донеслось из толпы черных клепаных косух.

– Что-о-о? – Говорящий в микрофон наклонился в сторону толпы. – Кто это сказал? А ну иди сюда, гнида!

Ответом был опять издевательский хохот присутствующих.

– Так ведь без автомата ты никто, – предположила некая девица из переднего ряда. – Одни понты у тебя.

– Ты… Чего? – От такой наглости парень потерял, было, дар речи. – А ну! – Он обернулся к остальным омоновцам. – Отложили оружие.

Наверное, если бы с этими солдатами был более опытный офицер, то ничего подобного бы и не случилось, но большая часть служивших в ОМОНе сами недавно были такими же подростками, и вообще они больше полагались на свой опыт в драке и физическую силу, чем на бытовое осознание ситуации в целом. И, конечно, были уверены, что их командир справится с любым из этих панков одной левой.

Гитарист с басистом стояли у самого края сцены и, когда на пятачок перед ней выскочила громадная черная тень из толпы, а парень в камуфляже бросил на сцену микрофон, не сговариваясь, ударили по струнам. Толпа болельщиков скрывала от Степана происходящее, но то, что происходило на сцене, он видел хорошо, и у него на мгновение перехватило дыхание, когда Зомби вдруг встал на четвереньки за спиной у музыкантов и пополз куда-то в сторону. Между тем вокалист добрался до лежащего на полу микрофона и поднялся, крепко сжимая его в руке. Подойдя к краю, он сипло промолвил:

– Я смотрю, вы тут уже развлекаетесь без нас – Толпа внизу на мгновение замерла, а потом просто взбесилась, приветственные вопли на мгновение перекрыли даже музыку.

– Ладно, чуваки. Сегодняшнюю программу мы начнем с новой песни. Она называется «Мочи врага».

На подсознательном уровне Степан понял, что сейчас будет, и даже не стал делать попыток встать из-за стола. Вместо этого он достал из кармана мобильник, набрал номер и, убедившись, что связь есть, проорал в трубку:

– Зомби ожил. Реально так. Поет. Вытаскивайте меня отсюда, на хрен. Как можно быстрее.

Между тем рокеры отрывались на всю катушку, видимо понимая, что это их последний концерт. Басист бегал по сцене как заведенный, гитарист рвал струны, извлекая из них по своей сумбурности нечто чудовищное, барабанщик стучал как станковый пулемет, будто специально старался пробить пластики барабанной установки. А вокалист горланил первый куплет, как всегда не попадая в ритмсекцию. Слова летели, как железнодорожный состав по путям, звук был слышен, но смысл не улавливался никак. Зато на припеве вокалист поднажал и выдал так, что услышали все:

– Дави глаза своего врага, дави, пока он живой!

– Дави глаза! Дави глаза! – поддержали его остальные музыканты.

Это послужило сигналом. Толпа в черных косухах накрыла солдату сцены, и началась драка, быстро перешедшая в беспорядочный махач. Полтора десятка самых отчаянных зрителей бросилось к выходу на прорыв.

– Чем это вы их, Пал Палыч?

– Газом. Когда поняли, что ни тебя, ни музыкантов нам из клуба своими силами не вытащить, то пустили усыпляющий газ.

– Да? А я и не помню ничего. А вокалист? Он на самом деле ожил? Или он и не умирал?

– Куда там не умирал! Труп трупом. Уже часов эдак шесть. Они его, наверное, еще мертвым привезли. Газ понизу пошел, так музыканты еще играли, когда всех уже свалило. А вот когда и они заснули, вот тогда наш горемычный певец грохнулся со сцены замертво.

– И теперь все? Дело закрыто?

– Для тебя – да. Впрочем, тебе, как участнику, будет доступ к архивам.

– А что теперь будет с остальными?

– Да ничего. Одного грузчика в больницу для наркоманов, другого обратно на работу с подпиской о невыезде. Но его никто теперь не тронет, да и жить ему осталось всего ничего. У него ж рак почек. Так вот. А барабанщиком сейчас активно занимаются специальные органы государства.

– Его посадят?

– Ну что ты! – Старик прищурился куда-то в стену, а потом опять взялся перебирать бумажки на столе. – Победителей ведь не судят. А он своего добился, хоть и такой ценой. Мы, когда разберемся, как он это сделал, так сразу лабораторию ему дадим. Да хоть собственный морг ему организуем.

– И он будет оживлять мертвецов?

– Будет.

– А зачем?

– Ну… – Пал Палыч задумался на мгновение. – Например, чтоб создавать неубиваемых солдат. Он как-то научился за счет звука стимулировать некие нервные центры в голове у людей. Полезно, знаешь ли, особенно в нашей работе.

За дверьми Степан столкнулся с полным мужчиной, который на совещании давал ему читать распечатки его собственных, Степиных, отчетов. Тот протянул ему руку:

– Здорово! А я за тобой!

– За мной?

– Будем знакомы. Ибрагим Николаевич. Следователь.

– Степан Иванов. Стажер.

– Старик доволен тобой, стажер.

– Старик?

– Ну, мы его Стариком за глаза величаем. А он от всех требует, чтобы Пал Палычем. Неважно. Я теперь твой напарник и учитель. Велели мне так. Пошли, у нас тут новое дело. – Ибрагим Николаевич помахал в воздухе папкой. – Чего такой грустный? Интересного человека нашли благодаря тебе.

– Барабанщика, что ли? Панкера? Он теперь будет создавать вам неубиваемых солдат?

Громкий звонкий хохот сотряс стены длинного гулкого коридора. Отсмеявшись, Ибрагим обнял Степана за плечи и повел его по коридору:

– Солдаты нам не нужны, но вот иногда оживить мертвого, чтоб он рассказал, кто его убил, – надо.

– Я как-то не подумал.

– А придется. Знаешь, тебе вообще-то повезло. У тебя один труп всего, да и тот ожил, а у нас обычно знаешь как? Сначала десяток трупов, и только потом выясняется…