Балтийский ястреб

Глава 29

Должен признаться, изучая историю флота, я всегда больше интересовался броненосцами и крейсерами времен Русско-Японской войны. Так уж случилось, что эпоха паруса и раннего пара интересовала меня куда меньше. Но кое-какие отрывочные сведения в голове все же хранились. Например, совершенно необъяснимая пассивность русских командиров в некоторых сражениях. Как можно спокойно наблюдать, что русский корабль ведет бой против наседающих на него врагов и не прийти на помощь? Между тем такие случаи бывали сплошь и рядом, хотя в другой ситуации те же самые люди могли проявить чудеса храбрости и самопожертвования.

И дело тут не в отсутствии ответственности. С ней-то как раз все нормально! За такие фокусы отдавали под суд, отрешали от командования, списывали на берег и… ничего! Проходило время и все повторялось. Что самое противное и в любимую мной эпоху тоже. Но это все лирика. Чего я на самом деле никак не мог ожидать, что столкнусь с этим лично. Вот, казалось бы. Враг рядом, причем серьезно уступает в численности. На флагмане не кто-нибудь, а сам великий князь Константин, от которого целиком и полностью зависит не просто карьера, а благополучие и вот поди ж ты…

В общем, когда «Рюрик» и идущий за ним в кильватер «Доблестный» повернули на противника, единственный винтовой фрегат Балтийского флота «Полкан» почему-то замедлился, а вместе с ним отстали и «Олаф» с «Гремящим». Иными словами, избиение англичан превосходящими силами, по меньшей мере, откладывалось и утро переставало быть томным.

— Может какие-то неполадки с машиной? — предположил обеспокоенный Баженов.

— Или с командиром, — отозвался я.

— Вы думаете?

— Уверен. Еще сегодня под арест угодит, а там, глядишь, и под суд!

Больше таких бестактных вопросов никто не задавал. И даже не стали расшифровывать сигналы отстающих.

Наверное, главным виновником произошедшего был все же ваш покорный слуга. Будучи слишком занят всем и сразу, не уделил достаточное внимание командному составу больших кораблей. Все бунтари и сорвиголовы ушли на канонерки. Вот только Кострицына отстоял и теперь бывший «Валориус» идет за мной как нитка за иголкой.

Так что будем пока драться «двое надвое». Силы почти равные. Почти, потому что шлюп нам, конечно, не соперник. Но вот «Империус» сильнее нас обоих вместе взятых!

Медленно. Боже как медленно сближаются корабли! Мерно, как гигантские жернова вращаются колеса, перемалывая плицами толщу воды. Ход, судя по развиваемым оборотам не менее десяти узлов. Англичане делает не меньше, но все равно, кажется, что мы еле ползем. Впрочем, они все ближе. Как всегда, в минуту опасности все чувства необычайно обостряются. Могу разглядеть мельчайшие детали такелажа на вражеском фрегате. Уши слышат, как переговариваются у своих пушек артиллеристы. Кожа лица ощущает малейшее изменение направления ветра, а запах… просто невероятен!

Повисшее в воздухе напряжение можно было резать ножом. Но затем, в какой-то невообразимо короткий миг все изменилось. Британцы дали залп! Сдается мне, напрасно английских канониров обвиняли в плохой выучке. Нас накрыл настоящий ураган из крушащих все на своем пути бомб и ядер. В какой-то момент мне показалось, что он сметет всех с палубы, включая и меня, но…

Большинство матросов и офицеров стояли на своих местах, как ни в чем не бывало и, несмотря на появление среди них раненных, не собирались паниковать. Вытерпев первый удар, мы ответили изо всех стволов. Конечно, их всего восемь, но зато все они 68-фунтовые! Никогда не думал, что бомбы летят так медленно. Ей богу, вижу, как их рой темным облачком направляется, чтобы впиться в деревянные борта вражеского фрегата. Удар, и вот на «Империусе» расцвел огненный цветок. Но, черт меня раздери, отчего только один⁈

Все это время стою как деревянный. Вплоть до того, что не могу пригнуться, когда над головой свистят обломки такелажа. А ведь рост, мягко говоря, не маленький…

Обменявшись парой залпов, мы разошлись. Теперь перед нами всего лишь маленький шлюп… который немедля наградил нас громкой плюхой. Одна из выпущенных им бомб ударило в борт рядом с колесом, но почему-то не взорвалось. Зато вторая задела рею на бизани и буквально засыпала всех на шкафуте деревянными обломками. Ранения от них не такие безобидные, как может показаться на первый взгляд. Антисептика несмотря на все мои усилия в зачаточном состоянии, антибиотиков нет и в ближайшее время не предвидится, так что вероятность осложнений куда выше, чем от металла!

Один их осколков зацепил рулевого матроса. Другой оцарапал щеку Баженова. Я, впрочем, остался невредим. Если не считать, конечно, сбитую с головы парадную двууголку с пышным плюмажем.

— Вы целы, ваше высочество?

— Не дождетесь! — через силу буркнул в ответ, после чего отрывисто приказал вестовому.

— Иван! Сбегай за фуражкой!

— Сей секунд! — с готовностью отозвался тот, после чего мигом притащил мне головной убор.

— Не хочу, чтобы англичане думали, будто снимаю перед ними шляпу! — зачем-то пояснил штабным.

Ответом мне были какие-то непонятные гримасы. Может сочувствия, а может восхищения моей храбростью. Понять не успел, поскольку все вокруг начали кричать ура, и я, разглядев в чем дело, поспешил к ним присоединиться. Одна из выпущенных нами бомб разбила кожух на колесе шлюпа и, кажется, повредила пару плиц. Во всяком случае, «Бульдог» начал поворачивать в нашу сторону и скоро оказался между двух огней. То есть, между нами и «Доблестным».

Кострицын тут же поспешил обработать потерявшего управление и ход противника изо всех орудий, так что англичанам пришлось не сладко.

— А где же «Империус»?

Как выяснилось, английскому фрегату сейчас немного не до того. Дело в том, что, говоря о пассивности своих подчиненных, ваш покорный слуга оказался одновременно и прав, и неправ! В общем, на новейшем, только несколько недель как принятом во флот «Полкане» и впрямь случились неполадки с машиной. Так что обвинения в адрес капитана второго ранга барона Таубе оказались не вполне заслужены. Что никак нельзя сказать о следовавших ему в кильватер «Олафе» и «Усердном». Их командиры просто не решились ломать линию и застопорили ход. А про то, что великий князь полезет в драку им, видите ли, даже в голову не пришло… ну, во всяком случае, именно так они мне все потом объясняли!

Но это случилось позднее, а сейчас снова обретший ход «Полкан» все-таки пришел к нам на помощь и готовился обменяться с британцем залпами. В отличие от моего флагмана он был недурно вооружен. Все-таки сорок восемь орудий! Правда, большинство из них 24-фунтовые, но имелось и шесть двухпудовых бомбических пушек. Его противник мог похвастать 40 пушками калибром в 32-фунта, десятью 60-фунтовыми и одним 68-фунтовым орудием.

В общем, как станут говорить в никому еще кроме меня неведомом будущем, понеслась! Никакого правильно сражения стенку на стенку у нас не получилось. «Полкан» с «Империусом» усердно долбили друг друга. Не слишком хорошо вооруженные «Олаф» с «Гремящим» старались держаться в стороне от схватки, лишь время от времени постреливая по врагу. Зато снова отличился Кострицын. Здраво рассудив, что «Бульдог» никакой опасности в нынешнем своем состоянии не представляет, он оставил его и направил свой корабль на английский фрегат. Оказавшийся в окружении «Империус» яростно отбивался, вколачивая в своих противников залп за залпом. Но все же один против двух не вывозил.

— Ваше высочество, — вывел меня из ступора горячий шепот Рогова. — Вот бы англичанина на абордаж взять!

— Что?

— Я вам револьвер принес! — уже громче сказал Иван.

На лицах офицеров появилось вопросительное выражение. Дескать, что еще ты затеял?

— Мне тут подумалось, — нарушил молчание. — Господа, а не заняться ли нам «Бульдогом»?

— В каком смысле?

— В прямом, — почти уже придя в себя, ответил я. — С фрегатом наши и сами справятся, а тут почти обездвиженный шлюп. Будет обидно упустить такую добычу.

Мнения офицеров разделилось. Молодежь шумно выразила восторг. Те же, кто постарше отдавали себе отчет, что во время абордажа может случиться все что угодно. В особенности с великим князем. Но, как говорится, семь бед — один ответ! Дальнейшее было делом техники.

Сначала «Рюрик» подошел к потерявшему ход «Бульдогу» с почти беззащитной кормы и прочесал его палубу продольными картечными залпами. Затем по немногим уцелевшим прошлись митральезы. После чего на обреченный шлюп высадился десант. К слову сказать, я тоже рвался туда и даже зачем-то пару раз пальнул из револьвера. Но передо мной стеной стали офицеры штаба и не пустили. Но, как бы то ни было, над еще одним англичанином взвился Андреевский флаг.

Очевидно, это и стало последней каплей для капитана «Империуса». Чтобы не допустить подобного исхода, он вырвался из кольца окруживших его русских фрегатов и ушел прочь. Избитый, но не сломленный! Я даже козырнул ему на прощанье.

Поскольку нашим кораблям тоже досталось, преследовать его мы не стали. А заведя на свой трофей буксир потащили его к Кронштадту.

Надо сказать, что именно этот бой поднял авторитет великого князя Константина на совершенно недосягаемую высоту! Таково уж мышление нынешних офицеров. Неважно, что придумано и удачно применено новое невиданное до сих пор оружие! Плевать, что в короткий срок построены корабли. Все это в их глазах ерунда. Но зато, как почетно выстоять под вражеским обстрелом, ни разу не поклонившись пролетавшим мимо ядрам! И вот тут я оказался вне конкуренции…

Не рассказывать же всем об охватившем меня ступоре?

Сказать, что наше возвращение в Кронштадт стало триумфальным, значило бы даже немного поскромничать. Все корабли с уцелевшими мачтами расцветились флагами, звон колоколов Андреевского собора и многочисленных храмов поменьше, ликующие толпы народа на берегу. Даже не знал, что в главной военно-морской базе Балтийского флота столько обывателей. И как вишенка на торте, строжайший приказ императора немедленно явиться пред «светлы очи». На сей раз любезнейший папенька обошелся без посланца отправив телеграмму.

Даже не знаю, хорошо это или плохо? Но теперь в любом случае не отверчусь. Хотя и не надо! Точных данных о потерях противника пока нет, но уже известно, что союзники потеряли как минимум четыре линкора, фрегат и какое-то количество судов поменьше, а теперь вот еще и шлюп. Еще несколько получили повреждения, но насколько серьезные пока не ясно. Посчитать более подробно не получилось, потому как сразу после рассвета англичане с французами ушли прочь.

Наши потери — две канонерки. «Домовой» и «Стерлядь». «Лешего», к счастью, нашли. Сдается мне, скоро на нем будут новый командир, но пока не до того. Получивших повреждения куда больше, но вроде бы ничего непоправимого. А вот личный состав… много убитых, раненых. Есть и пропавшие без вести. Очевидно, упали за борт во время боя.

— Кто занимается поисками?

— Пока никто…

— Немедленно выслать в море пароходы!

— Слушаюсь!

— И побольше! Все мелочь отправьте вроде «Греты».

— Ваше императорское высочество…

— Что еще?

— Командир «Греты» тяжело ранен.

— Как это случилось? Неужели лейтенант Вальронд решил геройствовать?

— Не просто решил. Именно он окончательно добил «Кресси» и тяжело повредил один из фрегатов. Испортился запал и ему пришлось стрелять в мину из револьвера…

— Что с ним?

— Ранение в голову. Врачи не берутся за операцию…

— Значит так. Прямо сейчас отправляйтесь в Петербург к профессору Николаю Ивановичу Пирогову и срочно привезите его сюда. Да, и пусть возьмет инструменты для проведения операции, ассистентов и все что необходимо…

— Мне сделать это лично? — немного удивился проводивший доклад Граббе.

— И бегом! Если, конечно, адъютантов не осталось. Только…

— Что, ваше высочество?

— Выбери человека поделикатнее. Это ведь не просто врач, а поистине великий хирург. Идет война и такие как он на вес золота!

— Слушаюсь.

— И не обижайся, Павел Христофорович. Нервы…

— Как можно-с!

Последние поручения пришлось раздавать сидя на стуле, в то время пока меня брил оказавшийся мастером на все руки Рогов. Потому как бакенбарды-бакенбардами, а подбородок с нижней губой должны быть безукоризненными. Затем наскоро обтерся мокрым полотенцем и переоделся в свежее.

— В баньку бы вам, ваше высочество! — вздохнул Иван.

— За этим дело не станет, — усмехнулся, предвкушая предстоящую встречу с отцом.

На этом, кажется все. Николай Павлович ждет меня в Петергофе. Интересно, что он мне скажет. С одной стороны, явное ослушание, чего он терпеть не может. С другой, победителей не судят…

— Позвольте вас сопровождать? — попросился Лисянский.

— Конечно. Хотя… Вот что, Платон Юрьевич. Надо бы выяснить истинные потери союзников.

— Распорядиться послать разведчиков?

— Не совсем… возьми-ка любой парусник, да наведайся под белым флагом к господину Нейпиру.

— Парламентёром?

— Вот именно! Мы же с ним о перемирии договаривались, чтобы тело Чадса отдать. А он ушел, не попрощавшись… Нехорошо-с!

— Возможно, следует взять его с собой?

— Кого?

— Гроб с адмиралом Чадсом.

— Даже не знаю. Впрочем, на твое усмотрение.

— Англичане могут воспринять подобный визит как шпионаж. А при наличии тела повод более чем извинительный.

— Ты прав. Могут психануть. Надо кого-нибудь попроще послать. Может, рыбацкую лайбу с чухонцами? Ты мне еще пригодишься!

— Благодарю за заботу, ваше императорское высочество! — отчеканил Лисянский, — но никому на свете этого дела я не передам! Скажу более, для меня это вопрос чести!

— Ладно. Делай как знаешь. Если союзники от злости затеют какую-нибудь пакость, можешь прямо сказать, что за тебя и любого из твоей команды в петлю отправится десяток пленных!

— Думаю, до этого не дойдет.

Едва рассвело, адмирал Нейпир, коротко просигналил французам о своих намереньях, после чего приказал флоту отойти как можно дальше от проклятого всеми богами Кронштадта. Шокированный ночными потерями вице-адмирал Парсеваль-Дешен забыл о своей спеси и последовал вслед за союзником. Даже имевшие повреждения корабли не стали задерживаться, справедливо рассудив, что отремонтироваться можно и в другом месте, а вот еще одну такую ночь они точно не переживут.

К счастью, погода постепенно стала налаживаться, волнение утихло, сменившийся ветер разогнал тучи, а вместе с их уходом прекратился и дождь. Так что больше ни один корабль их потрепанной эскадры не пострадал. Если не считать конечно, несчастного «Бульдога». Впрочем, потеря этого шлюпа на фоне остальных злоключений, выпавших на долю эскадры, выглядела сущим пустяком.

Именно поэтому престарелый адмирал не стал оказывать помощь оторвавшимся от главных сил кораблям. Русские уже достаточно продемонстрировали свое коварство. Кто знает, может выход их фрегатов лишь очередная уловка, чтобы еще раз заманить англичан на мины? Если так, то и без того тяжелое поражение немедленно превратилось бы в полный разгром.

Отдав все необходимые поручения, Нейпир заперся в адмиральской каюте и налил полный стакан крепчайшего бренди. Опрокинув в себя его содержимое и почти не почувствовал вкуса, сэр Чарльз присел в свое любимое кресло и как будто отключился. Со стороны могло показаться, что он погрузился в раздумья, но на самом деле в его голове не было ни единой стоящей мысли. И даже прозвучавший как барабанная дробь стук в дверь не смог вывести адмирала из этого состояния.

— Разрешите войти, сэр? — осторожно заглянул в приоткрытую щелку адъютант.

— Какого черта! — не слишком любезно отозвался командующий.

— Это я.

— Что вам нужно, Фергюсон? — поморщился Нейпир.

Почему-то ему было очень неприятно от того, что несмотря на полную драматических событий ночь его офицер выглядел безупречно выбритым и свежим да к тому же одетым в новенький с иголочки мундир. «Чертов щеголь…» мысленно выругался Нейпир.

— Русские, сэр!

— Что еще? Они вызвали из глубин моря Кракена? Клянусь честью, сейчас это меня не удивило бы!

— Парламентеры!

— Не понял…

— Нас догоняет русский корабль, под белым флагом, с которого просигналили о желании встретиться с вами. И о том, что на борту находится тело мистера Чадса!

— Проклятье! У нас ведь должно было начаться перемирие… совсем забыл…

— Наверняка, это было очередной варварской уловкой!

— Может и так. Но в любом случае она удалась. Ладно, отдайте приказ эскадре ложиться дрейф и оповестите лягушатников. Возможно, им будет любопытно пообщаться с нашими друзьями.

— Вы полагаете, что тело адмирала действительно у русских?

— Вот и проверим. И, клянусь честью, если это не так, московиты пожалеют о своей наглости!

Прошло почти три часа, когда на палубе английского флагмана появился уже знакомый Нейпиру офицер, который, не скрывая интереса, разглядывал все вокруг.

«К черту. Пусть смотрит» почти безразлично отмахнулся от мысли о вопиющем нарушении секретности британский командующий. Сил на большее у него после бессонной ночи просто не было.

Следом на талях подняли покрытый британским флагом гроб с телом старого товарища сэра Чарльза.

— Вы хотели что-то сказать? — без особой приязни поинтересовался он у парламентера.

— Его императорское высочество великий князь Константин, приказал уведомить ваше превосходительство, что не может выполнить договоренность и посетить Толбухин маяк, в связи с чем приносит свои искренние извинения. Вместе с тем ему угодно выполнить вторую часть взятых на себя обязательств и все-таки передать вам тело покойного контр-адмирала Генри Чадса.

— Передайте принцу мое глубочайшее почтение, — усмехнулся Нейпир. — Обстоятельства сложились так, что мне тоже не удалось наведаться в условленное место. И потому я очень рад, что у меня все же будет возможность отдать последние почести моему старому другу.

— Так же, его высочество выражает сожаление о невозможности познакомиться с его превосходительством вице-адмиралом Александром Парсеваль-Дешеном, — обернулся Лисянский к мрачному как надгробие французу.

— Прекратите эту комедию, месье! — взорвался тот. — Сначала вы ведете войну варварскими методами, которые не может позволить себе ни одна цивилизованная нация, а теперь пытаетесь выглядеть воспитанными людьми? Будь моя воля, вы бы уже болтались на рее!

— Великий князь Константин Николаевич предвидел подобную реакцию, — желчно усмехнулся Лисянский. — А потому пообещал, что, если вы осмелитесь на что-либо подобное, ответит десятикратно! Кстати, позвольте полюбопытствовать. Вы намеренно бросили своих людей на Толбухином маяке или просто забыли о них?

— Что? — дернулся француз, совсем запамятовавший в этой суматохе о маленьком гарнизоне маяка.

— Что вы с ними сделали?

— Ничего особенного, месье! Несмотря на то, что вы считаете нас варварами, мы не устраиваем в храмах конюшни, не сжигаем доставшиеся нам без боя города и не убиваем пленных.

— Прошу всех успокоиться! — ледяным тоном потребовал Нейпир. — Мистер Лисянский — парламентер и с ним, разумеется, ничего не может случиться! Это ясно?

— Да, — буркнул Парсеваль-Дешен.

— Отлично! В таком случае, прежде чем он нас покинет, мне бы тоже хотелось сделать его высочеству небольшой презент.

С этими словами он сделал знак Фергюсону и через несколько минут, на верхнюю палубу вывели семерых русских матросов. Выглядели они, прямо скажем, не очень. Но, по крайней мере, живы.

— Этих людей выловили из воды мои подчиненные, — пояснил адмирал. — Не стану скрывать, мы все были очень злы на них, и дело могло кончиться плохо. Потому я приказал переправить их к себе, а теперь передаю вам, мистер Лисянский.

— Благодарю, сэр Чарльз. Уверен, что его высочество по достоинству оценит великодушие вашего превосходительства!