Банальное убийство

ГЛАВА 1

В февральский понедельник, пришедшийся на день рождения Линкольна, в 11:27 я прошел из кабинета в смежную с ним гостиную и сказал:

– Мисс Блаунт здесь.

Вулф, не глядя на меня, с недовольным ворчанием вырвал из книги еще несколько страниц, швырнул в огонь и спросил:

– А кто такая эта мисс Блаунт?

Я поджал губы, но соизволил ответить:

– Она дочь Мэтью Блаунта, президента текстильной корпорации «Блаунт», которого посадили за решетку по обвинению в убийстве, и, как вам, должно быть, известно, ей назначена встреча на одиннадцать тридцать. И не нужно валять дурака, делая вид, будто вы забыли. Вы прекрасно знали, что не успеете закончить аутодафе за полчаса. И как насчет ваших собственных комментариев в адрес тех, кто сжигает книги?

– Этот исключение из правил. – Вулф выдрал еще несколько страниц. – Я простой человек, а не правительство и не цензурный комитет. Я заплатил сорок семь долларов пятьдесят центов за эту книгу и после тщательного изучения нашел ее в высшей степени пагубной и даже подрывающей устои, а потому уничтожаю ее. – Вулф швырнул страницы в огонь. – Я сейчас не настроен выслушивать женщину. Пусть придет после ланча.

– А еще я слышал, что вы говорили о людях, отменяющих встречи, которые сами же и назначили.

Пауза. Очередные несколько страниц полетели в огонь.

– Ну ладно. Приведи ее сюда.

Вернувшись в кабинет, я закрыл за собой дверь, подошел к красному кожаному креслу возле письменного стола Вулфа, в которое усадил посетительницу, и повернулся к ней лицом. Она откинула голову и посмотрела прямо на меня. Она была этакой шоколадкой, брауни1 – я не имею в виду девочку-скаута, – с маленьким носиком, маленькими ушками, большими карими глазами, копной каштановых волос и пухлым ртом, который смотрелся бы куда лучше, если бы его углы были чуть подняты, а не печально опущены.

– Пожалуй, мне стоит все вам объяснить. У мистера Вулфа сейчас происходит внутренняя борьба. Тяжелая внутренняя борьба. В гостиной есть камин, который мы никогда не зажигаем, поскольку Вулф считает, что пламя тормозит мыслительный процесс. Но сейчас камин растоплен, потому что Вулфу нужен огонь. И в данный момент Вулф сидит в кресле, слишком тесном для него, вырывает страницы из книги и сжигает их в камине. Книга – это полное третье издание Нового международного словаря Уэбстера, выпущенного компанией «Дж. и Ч. Мерриам» в Спрингфилде, штат Массачусетс. Вулф считает этот словарь подрывающим устои, поскольку он угрожает целостности английского языка. В течение прошлой недели Вулф привел мне тысячу примеров преступности этого словаря. Утверждает, будто это неприкрытый акт убийства… Прошу меня извинить. Я так детально описываю ситуацию, поскольку Вулф велел мне привести вас в гостиную, что однозначно нехорошо. Ведь даже если он и услышит, что вы ему рассказываете, его мыслительный процесс будет заторможен. Не могли бы вы прийти чуть позже? После ланча Вулф будет намного человечнее.

Мисс Блаунт уставилась на меня во все глаза:

– Он что, сжигает словарь?

– Так точно. Но это еще пустяки. Однажды он сжег кулинарную книгу, так как там было сказано, что нужно снимать шкуру со свиного окорока, прежде чем тушить его с лимской фасолью. А вот что он любит больше: еду или слова – это еще вопрос.

– Но я не хочу приходить еще раз. – Мисс Блаунт решительно встала с места. – Я хочу видеть его прямо сейчас. Я должна видеть его прямо сейчас.

Проблема заключалась в следующем: если бы я уговорил мисс Блаунт отложить встречу, она могла больше не прийти. Когда она позвонила с просьбой ее принять, то имелась большая вероятность заполучить Мэтью Блаунта в клиенты, а это, судя по газетным статьям и ходившим по городу разговорам, даст хорошему детективу широкий фронт работы, за которую Мэтью Блаунт сможет заплатить даже по расценкам Ниро Вулфа. Поэтому я не хотел отпугнуть перспективную клиентку, и, кроме того, меня потрясло ее лицо: не только опущенные уголки рта, но и выражение глаз. У нее был тревожный взгляд, как и у всех, кто приходил к нам, и она явно находилась на грани отчаяния. И если я сейчас выставлю ее, она может отправиться прямиком в какое-нибудь убогое агентство, где, естественно, нет гениев вроде Вулфа и ищеек вроде меня.

– Ну ладно. Мое дело предупредить. – Я взял с письменного стола свой блокнот и открыл дверь в гостиную.

Мисс Блаунт вошла в открытую дверь, бросив манто из серебристой норки на спинку кресла.

Я поставил для нас рядом два стула, но, поскольку Вулф сидел возле камина, мне не удалось посадить мисс Блаунт лицом к Вулфу. Он редко встает, чтобы приветствовать посетителя, а тем более когда у него на коленях лежит увесистый словарь, впрочем уже уменьшившийся на одну треть. Швырнув очередную порцию страниц в камин, Вулф повернулся к посетительнице:

– Мисс Блаунт, вы используете слова «подразумевать» и «намекать» в качестве взаимозаменяемых?

Она отреагировала безупречно, просто сказав:

– Нет.

– А в этой книге говорится, что это вполне возможно. Пф! Я бы предпочел не прерывать это аутодафе. Итак, вы хотели со мной проконсультироваться?

– Да. О моем отце. Он в… арестован за убийство. Две недели назад умер один человек, был отравлен…

– Прошу меня извинить, но я читаю газеты. Почему вы обратились ко мне?

– Я знаю, что папа никого не убивал. И хочу это доказать.

– Естественно. Это ваш отец прислал вас?

– Нет.

– Тогда, значит, его адвокат мистер Калмус?

– Нет. Никто меня не присылал. Никто не знает, что я здесь. В этой сумке у меня двадцать две тысячи долларов. – Она похлопала по лежавшей у нее на коленях коричневой кожаной сумке с ручками. – Изначально у меня не было всей суммы, но я продала кое-какие вещи. Если понадобится, я смогу достать еще. Папа с мамой не должны знать, что я к вам обратилась. Как и мистер Калмус.

– Тогда это невозможно. – Вырвав еще несколько страниц, Вулф бросил их в камин. – А почему они не должны ничего знать?

– Потому что они не позволили бы… Они остановили бы меня. И даже папа. – Она стиснула сумку. – Мистер Вулф, я пришла к вам, так как должна была это сделать. Мне нужно сообщить вам кое-какие сведения, которые я не решилась бы сказать никому другому. Это первое доброе дело в моей жизни. Беда в том, что я не делаю ничего плохого, но и ничего хорошего. Тогда какой в этом толк? И мне двадцать два года, поэтому я и принесла с собой двадцать две тысячи долларов. – Она в очередной раз похлопала по сумке. – Дэн Калмус уже много лет является адвокатом моего отца. Вероятно, мистер Калмус хорошо разбирается в вопросах бизнеса, но для такого сложного дела он явно не годится. Я абсолютно уверена. Ведь я знаю его всю жизнь. На прошлой неделе я предложила ему пригласить вас для расследования, а он в ответ лишь улыбнулся и заявил, что ему не нравится стиль вашей работы. По его словам, он знает, что делает, но это вовсе не так. Мне страшно. Страшно до чертиков! – Она наклонилась вперед. – Мистер Вулф, моего отца осудят по обвинению в убийстве.

Недовольно заворчав, Вулф продолжил вырывать страницы.

– Если ваш отец захочет меня нанять, я мог бы пренебречь согласием его адвоката, хотя это и создаст определенные трудности.

Мисс Блаунт энергично покачала головой:

– Отец не станет вас нанимать, если Дэн Калмус скажет «нет». А мама не станет вас нанимать, если папа скажет «нет». Итак, остаюсь только я. Ну а я могу вас нанять?

– Определенно нет. Без сотрудничества вашего отца и его адвоката я и пальцем не пошевелю. – Вулф с удвоенным рвением принялся рвать страницы.

Двадцать две штуки – сумма для нас отнюдь не рекордная, однако вполне достаточная, чтобы успешно начать новый 1962 год.

– Но ведь это глупо, – сказала мисс Блаунт. – Просто огонь тормозит ваш мыслительный процесс. Я предложила Дэну Калмусу нанять вас, а теперь и сама к вам пришла, поскольку, по-моему, вы можете делать то, на что не способен никто другой. Вас считают волшебником. Все так и говорят. Сам Дэн Калмус сказал, что вы волшебник. Однако он не хочет, чтобы вы брались за его дело. Он так и сказал: «За мое дело». Хотя это не его дело, а дело моего отца.

– Да, – согласился Вулф. – Это дело вашего отца, а не ваше. Вы должны…

– Теперь это мое дело! Первое доброе дело в моей жизни. – Нагнувшись, она вырвала из руки Вулфа раскуроченную книгу и вцепилась ему в запястье. – Разве волшебник может творить только самые простые чудеса? А что, если вы единственный человек на земле, способный спасти моего отца от обвинительного приговора за убийство, которого он не совершал? Если бы я могла совершить что-то такое, чего не может сделать ни один человек на земле, то непременно это сделала бы! И вам вовсе не нужен мой отец или его адвокат, ведь я могу не хуже их все рассказать. Я даже поведаю вам то, чего они ни за что не скажут. Например, что Дэн Калмус влюблен в мою мать. Дэн Калмус никогда в этом не признается, а мой отец просто не в курсе, да и вообще он сейчас в тюрьме. Но я-то нет!

Мисс Блаунт выпустила руку Вулфа, и тот сразу бросил в огонь вырванные страницы. Он сердито хмурился, но не на словарь. Она взяла верную ноту, когда назвала его волшебником, подразумевая, а отнюдь не намекая, что Вулф – единственный в своем роде, и при этом заранее упомянула о содержимом своей сумки.

Вулф обратил на посетительницу хмурый взгляд:

– Вы утверждаете, что уверены в его невиновности. Это просто точка зрения, естественная для дочери, или у вас есть доказательства?

– У меня нет никаких доказательств. Все улики свидетельствуют против него. Но это не просто точка зрения. Я совершенно точно знаю. Я достаточно хорошо знаю своего отца, чтобы…

– Нет! – отрезал Вулф. – То, что очевидно для вас, не очевидно для меня. Вы хотите нанять меня и заплатить мне, действуя от лица человека, который находится в неведении, человека, которого, несмотря на свое состояние и положение в обществе, обвинили в убийстве и посадили за решетку. Доказательства должны быть очень убедительными. Ваш отец не может стать моим клиентом, а вот вы могли бы.

– Отлично, тогда я стану вашей клиенткой. – Мисс Блаунт открыла сумку.

– Я сказал «могли бы». Это, конечно, абсурдно, но весьма заманчиво. Я должен знать… Впрочем, для начала давайте посмотрим, что нам с мистером Гудвином уже известно. – Вулф повернулся ко мне. – Арчи, что нам известно?

– От и до? Или основные моменты?

– Все, что есть. А потом поглядим, сможет ли мисс Блаунт что-нибудь добавить?

– Хорошо. – Я сосредоточился на перспективной клиентке. – Все, что известно из газет и кое-каких услышанных разговоров. Если я в чем-то ошибаюсь, сразу останавливайте меня, не дожидаясь, чтобы я закончил. Итак, «Гамбит» – это шахматный клуб, занимающий два этажа в старом кирпичном здании на Западной Двенадцатой улице. В клубе шестьдесят членов: бизнесменов и профессионалов, а еще парочка банкиров. Как принято в шахматных клубах, они там очень разборчивы. Во вторник вечером, тридцатого января, почти две недели назад, в клубе проходило мероприятие. Некто по имени Пол Джерин, двадцати шести лет от роду, не член клуба, проводил сеанс одновременной игры вслепую с двенадцатью членами клуба. А теперь насчет Пола Джерина. Я буду излагать информацию, не отфильтровывая сведения из газет от слухов. Он весьма эксцентричная личность. Имеет три источника дохода: от написания стихов и шуток для поздравительных открыток, от показа магических номеров на вечеринках и от игры в кости. Он также был неравнодушен к шахматам, но играл в основном ради развлечения, не участвуя в турнирах. Вы его знали. Вы с ним познакомились. И как давно это было?

– Около года назад. Мы познакомились на вечеринке, где он показывал фокусы.

– И он обхаживал вас, или вы обхаживали его. Я слышал оба варианта. Вы, естественно, понимаете, что подобные вещи порождают самые разные толки. Узнав, что он играет в шахматы, вы организовали ему шахматную партию у вас дома с вашим отцом. А потом он стал приходить снова и снова. Ну и как часто? Я слышал разные версии.

– С папой он играл в шахматы лишь три раза. Три вечера. Пол сказал, что ему было неинтересно, как-то уж слишком просто. В последний раз он, пожертвовав ладьей, обыграл папу. Но это было много месяцев назад.

– Но он не только играл в шахматы, но и неоднократно встречался с вами. Согласно существующей версии вы собирались за Джерина замуж, но ваш отец…

– Неправда. У меня и в мыслях не было выходить за него замуж. И мы не так уж и часто виделись. В полиции меня об этом уже спрашивали. И я точно знаю. За последние три месяца мы виделись с ним ровно пять раз. На вечеринках, где мы в основном танцевали. Он был хорошим танцором. Но ни одна девушка в здравом уме никогда бы не вышла за него замуж.

– Ну ладно, довольно о слухах. Но вы уговорили вашего отца устроить тот турнир в клубе «Гамбит».

Нам пришлось несколько повысить голос, поскольку Вулф продолжал с шумом выдирать страницы.

– Об этом меня тоже спрашивали. А дело было вот как. Идею подал мне Пол. Сказал, что было бы забавно утереть им всем нос. И я рассказала об этом папе. Но ни на чем не настаивала. Папа ответил, что если Пол будет играть вслепую, то два-три члена клуба, пожалуй, смогут его обставить. И организовал турнир.

– Хорошо. Ваш отец организовал турнир. Конечно, это очень важно. А ваш отец знал, что Пол всегда пил горячий шоколад во время игры в шахматы?

– Да. Пол постоянно пил горячий шоколад.

– Тогда рассмотрим поподробнее турнир тридцатого января. Это был мужской междусобойчик. Присутствовали только мужчины.

– Да.

– Об этом писали в газетах. Я обычно читаю репортажи об убийствах, но особо внимательно лишь тогда, когда мы участвуем в расследовании, а значит, могу в чем-то и ошибиться. В таком случае прошу меня остановить. Присутствовали лишь члены клуба, примерно сорок человек, а также Пол Джерин, официант по имени Бернард Нэш и повар Тони Лаги. В большой комнате на первом этаже вдоль стен установили двенадцать столов, по шесть в каждом ряду. За каждым столом сидел член клуба, спиной к стене. Участники турнира. Таким образом, в центре комнаты оставалось достаточно места для остальных членов клуба, чтобы свободно перемещаться и следить за игрой. Так?

– Да.

– Но четверо членов клуба не просто следили за игрой, а передавали информацию в качестве посредников. Пол Джерин находился в комнате поменьше в задней части здания, в которой, если верить «Таймс», находится лучшая в стране библиотека шахматной литературы. Он сидел на диване и, когда игра началась, остался в комнате один. Столы были пронумерованы, один посредник обслуживал три стола. Сразу после начала игры посредник отправлялся к Джерину и сообщал ему номер стола…

– Нет. Не сразу после начала игры. Человек, который играет вслепую, ходит белыми на всех досках, а значит, делает первый ход.

– Должно быть, так было нужно. В любом случае, как только игрок за одним из столов делал ход, посредник, обслуживающий этот стол, отправлялся к Джерину и объявлял ему номер стола и сделанный ход. Джерин называл свой ход, после чего посредник передавал информацию игроку за столом. Верно?

– Да.

– Ну ладно, но только я этому не верю. В свое время я баловался шахматами достаточно для того, чтобы понять основные принципы. И я не верю, что кто-то способен держать в голове одновременно двенадцать партий, не глядя на доску. Я слышал, что некоторым удавалось играть даже на двадцати досках, но я этому не верю.

– Сто шестьдесят девять миллионов пятьсот восемнадцать тысяч восемьсот двадцать девять и двадцать одна десятая. Число возможных вариантов первых десяти ходов, черными и белыми. Человек, способный разыгрывать вслепую одновременно двенадцать партий, должен быть настоящим уникумом. Практически чудом природы, – пробурчал Вулф.

– Неужели это так существенно? – спросил я.

– Нет.

Я снова повернулся к Салли Блаунт. По телефону она сказала мне, что ее имя Сара, но она предпочитает, чтобы ее называли Салли.

– Итак, игра должна была начаться в половине девятого вечера, но началась без двадцати девять, на десять минут позже. С этой минуты Джерин оставался в библиотеке один, не считая того времени, когда туда входил посредник. Полагаю, я могу их назвать. Чарльз У. Йеркс, банкир. Дэниел Калмус, адвокат. Эрнст Хаусман, отошедший от дел состоятельный маклер, один из основателей клуба. Мортон Фэрроу, племянник вашей матери миссис Мэтью Блаунт. – Я закрыл глаза и, сделав паузу, сказал: – Тут я, пожалуй, сдаюсь. В какой-то из газет точно говорилось, чем зарабатывает себе на жизнь ваш кузен Мортон, но мне никак не вспомнить.

– Он в бизнесе моего папы. – Она удивленно подняла брови, отчего глаза стали еще больше. – У вас, должно быть, превосходная память, даже когда вы не слишком внимательны.

– У меня такая отличная память, что я наверняка тоже уникум, но мы храним газеты за последние две недели, и, должен признаться, после вашего звонка я их все просмотрел. Впрочем, начиная с этого места, вы можете рассказать мне то, чего не было в газетах. Полиция и окружной прокурор всегда оставляют при себе кое-какие детали. Мне известно из газет, что ваш отец играл за столом номер шесть. Что официант и повар – Бернард Нэш и Тони Лаги – находились на кухне в цокольном этаже здания, на этаж ниже. Что вскоре после начала игры Полу Джерину принесли в библиотеку кофейник с горячим шоколадом. Пол выпил немного, уж не знаю сколько, а через полчаса сказал одному из посредников, Йерксу, что неважно себя чувствует. Примерно в половине десятого он заявил другому посреднику, Калмусу, что не может продолжать игру. После чего Калмус привел врача, одного из игроков – я не в курсе, за каким столом он сидел, – по имени Виктор Эйвери. Доктор Эйвери задал Джерину пару вопросов и отправил кого-то в аптеку на Шестой авеню. К тому времени как принесли лекарство, Джерину совсем поплохело, и врач дал ему лекарство. Еще через полчаса Джерину стало еще хуже, и пришлось вызвать «скорую». Без четверти одиннадцать его доставили в сопровождении доктора Эйвери в больницу Святого Винсента, и в три часа двадцать минут Джерин скончался. Уже позже судмедэксперт обнаружил в его организме мышьяк. В «Таймс» не указывалось, сколько именно, но в «Газетт» писали, что семь гран. Замечания имеются?

– Нет. Я ничего не знаю.

– В газетах не писали, содержался ли мышьяк в шоколаде. Это так?

– Я не знаю.

– Там также не упомянули имя человека, принесшего шоколад из кухни в библиотеку. Вам известно, кто это был?

– Да. Мой отец.

Я вытаращился на мисс Блаунт. Рука Вулфа с вырванными страницами застыла в воздухе.

– Но ваш отец сидел за столом номер шесть. Участвовал в турнире. Разве нет?

– Да. Но когда папа сделал второй ход, его посредник, мистер Хаусман, куда-то запропастился, и папа встал из-за стола проверить, принесли ли Полу шоколад. Стол номер шесть находился в конце комнаты, рядом с библиотекой. Шоколад так и не принесли, и тогда папа спустился за ним на кухню.

– И он что, собственноручно отнес шоколад Джерину?

– Да.

Вулф покосился на мисс Блаунт. Я перевел дух и спросил:

– Я вам, конечно, верю, но откуда вы знаете?

– Папа мне сам рассказал. На следующий день. Его арестовали лишь в субботу, – впрочем, это вам, само собой, известно. Именно потому я и знаю, что он этого не делал. Он рассказал нам обо всем так, словно ни секунды не сомневался, что мы поверим в его невиновность. – Она бросила взгляд в сторону Вулфа. – Вы, естественно, скажете, что для вас это звучит не слишком убедительно, но лично для меня достаточно убедительно. Я точно знаю.

– Хорошо, – сказал я. – Он отнес шоколад. И поставил на стол возле дивана, на котором сидел Джерин. Так?

– Да. Поднос с кофейником, чашкой, блюдцем и салфеткой.

– Вы говорите, ваш отец все подробно вам рассказал. А Джерин что-нибудь ел или пил, кроме шоколада?

– Нет. Там вообще больше ничего не было.

– За те полчаса, прошедшие с того момента, как ваш отец отнес Джерину шоколад, и до той минуты, как Джерин сказал Йерксу, что ему нехорошо, кто-нибудь входил в библиотеку, кроме посредников?

– Нет. По крайней мере, по мнению папы, хотя он и не был абсолютно уверен. – Мисс Блаунт улыбнулась Вулфу. – Я могу у него узнать. Вы говорили, что и пальцем не шевельнете, если он не будет сотрудничать, но я могу с ним увидеться и узнать все, что вас интересует. Естественно, не ставя его в известность, для кого эта информация.

Оставив последнее без комментариев, Вулф продолжил вырывать страницы.

Я пристально посмотрел на посетительницу:

– Вы утверждаете, что не знаете, был ли в шоколаде мышьяк. Скажите, а ваш отец упоминал, оставался ли в кофейнике шоколад и сохранили ли его до приезда полиции?

– Да, сохранили. Однако кофейник был полным.

– Полным? А разве Джерин не пил из него?

– Да. И довольно много. Когда мистер Йеркс сообщил папе, что Пол жалуется на плохое самочувствие, папа отправился в библиотеку. В кофейнике практически ничего не оставалось, а чашка была наполовину пустой. Папа отнес кофейник с чашкой на кухню и там сполоснул. По словам повара и официанта, они ничего не добавляли в напиток – только молоко, порошковый шоколад и сахар. Они налили в кофейник свежеприготовленный шоколад, и папа вместе с чистой чашкой отнес все в библиотеку. Очевидно, Пол больше ничего не пил, потому что кофейник остался полным.

Онемев от удивления, я уставился на мисс Блаунт. А Вулф не просто смотрел, а буквально ел посетительницу глазами:

– Мисс Блаунт, или ваш отец форменный болван, или он действительно невиновен!

– Я знаю, – кивнула она. – Я ведь уже обещала рассказать вам то, чего никому другому не стала бы говорить. Например, что Дэн Калмус влюблен в мою мать, а теперь вот и это. Я не в курсе, сообщил ли папа о данном факте полиции. Вероятно, повар и официант сообщили, хотя, возможно, и нет. Но я должна была вам рассказать. Должна была рассказать все, что мне известно, чтобы вы могли принять решение. Разве нет?

– Да. И я одобряю ваше поведение. Люди редко рассказывают все, что знают. А повар и официант наверняка выложили полиции абсолютно все как на духу. А иначе вашего отца не обвинили бы в убийстве. – Вулф закрыл глаза и попытался откинуться на спинку кресла. Напрасный труд. У Вулфа это получалось на автомате лишь в сделанном на заказ персональном кресле, когда нужно было закрыть глаза и хорошенько подумать. Похоже, не судьба. Вулф даже крякнул от досады, но быстро выпрямился и поинтересовался у мисс Блаунт: – У вас в этой сумке деньги, да?

Посетительница открыла сумку и достала толстую пачку банкнот, перетянутую резинкой:

– Двадцать две тысячи долларов.

Она протянула пачку Вулфу, однако тот не стал брать деньги.

– Вы говорили, что продали какие-то вещи? Какие именно? Они ваши?

– Да. У меня кое-что было на банковском счете, и я продала драгоценности.

– Ваши собственные драгоценности?

– Ну да. Конечно. Разве я могла продать чужие?

– Тогда договорились. Арчи, пересчитай деньги.

Я протянул руку, мисс Блаунт отдала мне пачку. Я снял резинку и начал пересчитывать банкноты, а Вулф продолжал швырять в камин то, что осталось от словаря. И пока я пересчитывал пятисотдолларовые банкноты, а потом и сотенные, Вулф все швырял и швырял выдранные страницы в огонь. Я дважды пересчитал всю сумму, а когда закончил, от словаря остался лишь переплет.

– Ровно двадцать две штуки, – объявил я.

– А это сгорит? – поинтересовался Вулф.

– Безусловно. Это ведь коленкор. Возможно, повоняет немного. Покупая словарь, вы, похоже, заранее знали, что его сожжете. А иначе заказали бы его в кожаном переплете.

Не удостоив меня ответом, Вулф бросил обложку в камин, где весело трещали поленья, которые Фриц положил вместе с растопкой. Глядя, как переплет сворачивается в языках пламени, Вулф произнес:

– Арчи, отведи мисс Блаунт в кабинет и дай ей расписку. Я к вам скоро присоединюсь.

ГЛАВА 2

Двадцать две тысячи долларов – это вам не кот начихал. Даже за вычетом налогов и накладных расходов оставшаяся сумма частично компенсирует расходы на содержание принадлежащего Вулфу старого особняка из бурого песчаника на Западной Тридцать пятой улице, трех его постоянных обитателей – самого Вулфа, повара и домоправителя Фрица Бреннера и меня, – а также приходящего садовника Теодора Хорстмана, который проводил по десять часов в день, а иногда и больше, ухаживая за десятью тысячами орхидей в оранжерее под крышей. Однажды я подсчитал наши затраты в час за полгода, но не стану называть полученный результат, поскольку этот текст может прочесть глава местного отделения Службы внутренних доходов, который немедленно прикажет одной из своих ищеек сравнить мои данные с цифрами в налоговой декларации. Хотя именно эти двадцать две штуки налом инспектор наверняка обнаружит в графе «доходы».

Но когда в четверть второго я закрыл за Салли Блаунт дверь и убрал пачку банкнот в сейф, энтузиазма у меня несколько поубавилось. У нас была толстая пачка денег и ни единой зацепки, чтобы распутать дело. Вулф ясно дал понять, что его единственное обязательство – попытаться что-либо предпринять. Мы явно облажались, даже не начав дело, что можно считать ощутимым ударом по самолюбию волшебника, не говоря уже о его верном псе.

Я заполнил с десяток страниц своего блокнота следующими пунктами.

1. Насколько известно Салли, никто из четверых посредников – единственных, кто, помимо ее отца, повара и официанта, имел доступ к кофейнику с шоколадом, – ранее не был знаком с Полом Джерином и не имел с ним никаких контактов. В противном случае Салли наверняка была бы в курсе, поскольку все четверо посредников так или иначе входили в круг общения Блаунтов и она с ними довольно часто встречалась. Что касается Бернарда Нэша, официанта, и Тони Лаги, повара, то Салли видела их впервые в жизни.

2. Теперь о посредниках. Чарльз У. Йеркс, банкир, периодически сталкивался с Блаунтами на светских мероприятиях. Блаунт входил в совет директоров банка, который возглавлял Йеркс. Йерксу нравилось находиться в обществе миссис Блаунт, матери Салли, впрочем, как и большинству мужчин. В своих записях я заключил в скобки догадку, что Салли не отказалась бы, чтобы мужчины, оторвав взгляд от ее матери, время от времени посматривали бы и на дочь тоже. Что было несколько странно, так как Салли и сама была далеко не дурна собой, хотя я, конечно, еще не видел матери.

3. Мортон Фэрроу, тридцати одного года от роду, не был финансовым гением, хотя и не догадывался об этом. Он получал приличную зарплату в текстильной корпорации «Блаунт» исключительно потому, что приходился миссис Блаунт племянником, но считал, что ему недоплачивают. Я не цитирую Салли, но понял это из ее слов.

4. Эрнст Хаусман, отошедший от дел маклер и старинный друг Мэтью Блаунта, был крестным отцом Салли. Несчастный человек, обреченный умереть несчастным. Он отдал бы десять миллионов долларов, чтобы сыграть с настоящим гроссмейстером без форы и поставить ему мат. Ну что ж, мечтать не вредно. С Блаунтом Хаусман не играл в шахматы уже много лет, не без оснований подозревая, что тот ему поддается. Хаусман был категорически против приглашения Пола Джерина в клуб для проведения сеанса одновременной игры, поскольку считал, что в клуб следует пускать исключительно его членов. Короче, типичный случай страдальца-сноба.

5. Дэниел Калмус, адвокат, много лет работал консультантом в корпорации Блаунта. Салли однозначно испытывала к нему сильные чувства, но я не совсем понял, какие именно; впрочем, я и сейчас нахожусь в некоторой растерянности, а потому предпочитаю замять для ясности. Мисс Блаунт сказала, что Йерксу было лет сорок с хвостиком, Хаусману, ее крестному отцу, – хорошо за семьдесят, но совершенно точно назвала возраст Калмуса: пятьдесят один год. Если двадцатидвухлетняя девушка способна назвать возраст мужчины практически вдвое старше ее, который не является ей родственником и с которым она не состоит в близких отношениях, на это наверняка есть веская причина. Имелись и другие свидетельства неравнодушного отношения Салли к адвокату, а именно ее тон и манера говорить. Я могу объяснить предвзятое отношение Салли к Калмусу – она всегда говорила «Дэн Калмус», а не «мистер Калмус» или просто «Калмус» – не только неверием в его способность вытащить мистера Блаунта из тюрьмы, а отчасти опасениями, что он просто-напросто не захочет этого делать. Ведь если Блаунта отправят на электрический стул или приговорят к пожизненному заключению, миссис Блаунт станет свободна. Салли, конечно, этого не сказала, но уже в третий раз упомянула, что Дэн Калмус влюблен в ее мать. Ко гда Вулф спросил Салли: «А ваша мать в него влюблена?» – девушка сразу ответила: «Боже упаси, нет, конечно! Если она в кого и влюблена, то, разумеется, лишь в моего отца!»

6. Итак, с посредниками мы закончили. Что касается остальных пунктов в моем блокноте, то существенное значение имеет только один. Если и была найдена какая-либо емкость, содержащая мышьяк, в газетах об этом не писали. Хотя такие подробности полиция и окружной прокурор обычно держат при себе. Когда Вулф спросил у Салли, что ей об этом известно, я затаил дыхание. Меня бы ничуть не удивило, скажи она, что, да, полупустая бутылочка мышьяка была обнаружена у ее отца в кармане. А почему бы и нет? Однако Салли ответила, что, насколько ей известно, никакой емкости найдено не было. Доктор Эйвери, которого часто приглашали в дом Блаунтов для оказания кому-либо из домочадцев медицинской помощи, сообщил мистеру Блаунту через два-три дня после трагедии, но еще до ареста последнего, что после осмотра Джерина сразу заподозрил возможность отравления, в связи с чем внимательно осмотрелся вокруг и даже спустился на кухню, однако ничего не нашел. А четыре дня спустя, когда Салли после двух бессонных ночей отправилась к доктору Эйвери за рецептом на успокоительное, тот сообщил ей, что, по словам окружного прокурора, бутылочки с м ышьяком так и не обнаружили, и теперь, когда мистер Блаунт находится за решеткой по обвинению в убийстве, полиция вряд ли проявит особое рвение в поисках мышьяка. Полицию вызвали лишь после смерти Джерина, доставленного в больницу в карете «скорой помощи», и Блаунт, который шел пешком до больницы, расположенной всего в паре кварталов от клуба «Гамбит», имел массу возможностей выбросить по дороге мелкий предмет, если таковой при нем был. Доктор Эйвери, не сомневавшийся в невиновности своего друга и пациента Мэтью Блаунта, сказал Салли, что у кого-то из присутствующих в тот день в клубе должна была быть емкость с мышьяком, от которой преступник наверняка успел избавиться, и посоветовал девушке попросить Калмуса нанять детектива, чтобы тот попытался найти мышьяк. Именно после совета доктора Эйвери Салли и пришла в голову идея обратиться к Ниро Вулфу.

И последний пункт, который я не стал записывать в блокноте. Под конец встречи Вулф заявил мисс Блаунт, что с ее стороны нелепо надеяться, будто он сможет действовать без ведома Калмуса или ее отца. Ему, Вулфу, придется встречаться с разными людьми. По крайней мере с четырьмя посредниками на турнире. А поскольку Вулф не выходит по делам из дому, всем свидетелям придется приехать в особняк на Западной Тридцать пятой улице. Причем Салли необходимо будет самой привезти или отправить их сюда. Калмус, естественно, обо всем узнает и непременно сообщит мистеру Блаунту. Услышанное Салли не слишком понравилось. У меня даже возникло впечатление, что вот-вот произойдет обратный обмен: я верну ей пачку банкнот, а она мне – расписку. Но Салли задумчиво пожевала нижнюю губу и, похоже, решила держаться до конца. Она поинтересовалась у Вулфа, кого он желает видеть в первую очередь. Вулф обещал дать ей знать. Она спросила когда. Он ответил, что нужно подумать.

Итак, в четверть второго, проводив мисс Блаунт, я без особого энтузиазма вернулся в кабинет, чтобы убрать деньги в сейф. Вулф сидел очень прямо, сжав губы в тонкую ниточку, положив руки на письменный стол и свирепо уставившись на дверь в гостиную. Возможно, это было его последнее прости подрывному словарю или его привет новой бесперспективной работе, однако спрашивать Вулфа, в чем, собственно, дело, не имело смысла. Не успел я захлопнуть дверцу сейфа, как в кабинет вошел Фриц, чтобы пригласить нас на ланч. Увидев мрачного как туча Вулфа, Фриц посмотрел на меня, но, обнаружив, что выражение моего лица ничуть не лучше, отрывисто бросил:

– Ну ладно, ты сам ему скажи, – после чего повернулся и ушел.

За столом мы, естественно, не говорили о делах, чтобы не омрачать процесс принятия хорошей пищи – а в этом доме она всегда хорошая, – и Вулф сделал вид, что жизнь прекрасна и удивительна. Однако, когда мы, допив кофе, вернулись в кабинет, он сел в свое кресло и, положив сжатые в кулак руки на подлокотники, спросил меня прямо в лоб:

– Это сделал он?

Я поднял брови. Если бы в убийстве подозревалась сама Салли Блаунт, я наверняка потрафил бы Вулфу, поскольку он свято верил, что после часа, проведенного в обществе привлекательной молодой женщины, я уже знал о ней буквально все. Однако моя проницательность явно не распространялась на родственников, которых я в жизни не видел, пусть даже это был отец нашей клиентки.

– Я признаю, что если можно допустить вину человека по ассоциации с его родственниками, то по той же ассоциации можно допустить и его невиновность. Впрочем, припоминаю, как в разговоре с Льюисом Хьюиттом вы однажды заметили, что перенос на…

– Заткнись!

– Да, сэр.

– Но почему ты не вмешался? Почему не остановил меня?

– Моя задача – заставить вас взяться за работу, а не останавливать.

– Пф! Но почему, ради всего святого, я пошел у тебя на поводу?! Из-за денег? Проклятье! Уж лучше мне жить в пещере и питаться кореньями и ягодами. Деньги!

– Орехи тоже весьма неплохо. И еще кора некоторых деревьев. А вместо мяса можно попробовать летучих мышей. Хотя деньги здесь сыграли не главную роль. Она считает, вы можете делать такие вещи, на которые ни один человек на земле не способен. И когда стало очевидно, что вытащить Блаунта из тюрьмы ни один человек земле не способен, вы купились. А виноват там Блаунт или нет – это дело десятое. Вам придется доказать его невиновность, даже если он и убийца. Чудесно! Однозначно ваше лучшее дело.

– И твое тоже. Наше. И ты меня не остановил. – Вулф нажал на кнопку, два коротких и один длинный звонок: сигнал, чтобы принесли пиво.

Плохой знак. Обычно он просил принести пиво лишь через час после ланча, за полчаса до ежедневного свидания с 16:00 до 18:00 в оранжерее с орхидеями. Я подошел к своему письменному столу и сел спиной к двери в прихожую. В кабинет вошел Фриц и, остановившись в двух шагах, устремил на меня вопросительный взгляд, который я перехватил в зеркале. Насколько известно Фрицу, в мои многочисленные функции, коих миллиона два, не меньше, входит в том числе и обязанность удерживать Вулфа от нарушения незыблемых пивных правил. Я поднял глаза на Фрица и сказал:

– Ну ладно. Он собирается удалиться в пещеру. И я с ним. Так пусть хотя бы гульнет на прощание.

– Его довела та женщина? Или словарь?

– Я не хочу пива, – заявил Вулф. – Унеси его.

Фриц развернулся и вышел. Вулф вдохнул полной грудью и протяжно выдохнул:

– Согласен. Размышлять о его виновности или невиновности – абсолютно бессмысленное занятие. Мы или придерживаемся версии о его невиновности, или выходим из дела. Ты хочешь достать эту пачку из сейфа и вернуть той женщине?

– Нет. Мы взяли деньги и отпустили ее. Вы чертовски хорошо знаете, почему я не пытался остановить вас. Жаль было упустить возможность увидеть, как вы будете решать задачку, которая вам явно не по зубам.

– А ты готов считать, что мистер Блаунт невиновен?

– Проклятье, у меня нет другого выхода! Как вы сами сказали.

– Тогда виновен кто-то другой. Для начала попробую исключить повара и официанта.

– Хорошо. Это облегчит дело. Но почему обязательно начинать с них?

– Давай посмотрим. Мышьяк содержался в шоколаде. Поэтому если кто-то из…

– Нет. Ничего не известно. Единственный мышьяк, который удалось обнаружить, был в организме Джерина. В кофейнике свежий шоколад, никакого мышьяка. Чашка вымыта, бутылочка из-под мышьяка не найдена. Ничего не известно.

– Но кое-что все-таки известно. – Когда Вулф меня поправляет, в его голосе обычно слышатся самодовольные нотки, однако на сей раз он решил не утруждаться. – После четырех дней расследования окружной прокурор предъявил мистеру Блаунту обвинение в убийстве. У Блаунта была возможность подсыпать мышьяк лишь в шоколад. И чтобы арестовать Блаунта, полицейским следовало отбросить все имеющиеся варианты. Впрочем, в такого рода расследованиях они достаточно компетентны. Им удалось точно установить, что Джерин не глотал мышьяк до посещения клуба, а там он пил исключительно шоколад. В противном случае Блаунту не предъявили бы обвинения.

– Итак, мне проверить повара и официанта?

– Никаких доказательств, хотя есть высокая доля вероятности. Они были на кухне. Готовили шоколад. Один из них или они оба знали мистера Джерина, имели основание желать ему смерти, им было известно, что он приедет в клуб и шоколад предназначен лично для него. Но мы пока ограничимся одним из них. Итак, он добавляет мышьяк в шоколад, не подозревая, что мистер Блаунт сам явится за напитком. Преступник собирается собственноручно отнести поднос или рассчитывает, что это сделает его напарник. Преступник не ожидает, что мистер Блаунт спустится на кухню вымыть кофейник и чашку. Преступник не знает, что у кого-то из членов клуба есть зуб на мистера Джерина… Или, по-твоему, мне следует сделать подобное допущение?

– Нет.

– Преступник не знает, будет ли у кого-нибудь другого возможность положить что-то в шоколад. Хотя определенно знает, что полиция наверняка обнаружит его связь, если таковая имеется, с Джерином. Тогда станет ли он класть мышьяк в шоколад?

– Нет. По крайней мере, мы можем оставить их под конец. Само собой, копы их проверили. Итак, если мы вычеркиваем Блаунта, официанта и повара, у нас остаются посредники. Впрочем, кто-то мог проскользнуть в библиотеку без приглашения.

Вулф покачал головой:

– Мистер Блаунт сказал своей дочери, что ничего подозрительного не видел, хотя абсолютной уверенности у него нет. Стол мистера Блаунта находился возле двери в библиотеку. И пытаться проскочить мимо было бы опрометчиво. В комнату, где находился Джерин, могли входить лишь посредники, и, если бы туда попытался проникнуть кто-нибудь другой, это непременно заметили бы. Подобный вариант стал бы чистой воды безумием. И я отвергаю его. Умозрительно. Но, кроме посредников, существует еще одна возможность, а именно сам мистер Джерин. Допустим, он положил в рот растворимую капсулу с мышьяком и запил шоколадом. Стоит ли мне рассматривать подобную возможность?

– Нет уж, спасибо большое. Это даже не стоит рассматривать. Давайте ограничимся посредниками. Тут определенно имеются скрытые возможности. Посредник входит к Джерину, чтобы объявить следующий ход, закрывает за собой дверь. Допустим, он закрывает за собой дверь из-за того, что в большой комнате слишком шумно. Так?

– Да.

– Хорошо. Он знает, что другой посредник может войти в любой момент, но нужно-то всего пять секунд. Кофейник на столе. Джерин сидит, сконцентрировавшись, на диване, глаза закрыты. У преступника наготове мышьяк, скажем, в бумажном кульке. И он бросает мышьяк в кофейник. Шоколад даже не нужно размешивать. Ничего подобного. Так мне назвать имя?

– Да, конечно.

– Эрнст Хаусман. Шахматный маньяк. Он был против того, чтобы Джерина приглашали в клуб. Но поскольку Джерин уже был здесь, Хаусман получил шанс побить парня, который может дать фору Блаунту, пожертвовав ладьей. Хаусман с радостью отравил бы всех существующих гроссмейстеров, начиная с чемпиона мира, который, насколько мне известно, русский.

– Ботвинник.

– Не только чудо природы, но и коммунист. Мне еще не доводилось слышать ни об одном случае, когда человека убивают лишь за то, что он слишком хорошо играет в шахматы. Но все когда-нибудь происходит впервые. И это не вздор. Хаусман вполне мог слететь с катушек.

– Этого не может быть, – проворчал Вулф. – Исключено. Если он готов отдать целое состояние, чтобы выиграть в шахматы. И тогда ты исключаешь трех остальных.

– Я их оставляю про запас. Пока не присмотрюсь к Хаусману. Клиентка утверждает, что они никогда не видели Джерина, хотя вполне могли слышать о нем от нее. Конечно, мы могли бы найти мотив, который подошел бы адвокату Дэну Калмусу. На самом деле он влюблен не в мать, а в дочь. Ему, как женатому человеку, если он, конечно, женат, приходится скрывать свою страсть к непорочной девушке, если она, конечно, является таковой. Поэтому, когда он бывает у Блаунтов, то пялится на мамашу исключительно для отвода глаз. Ему кажется, будто Салли запала на Пола Джерина, что вполне может соответствовать истине, несмотря на ее утверждения, и сама мысль, что она держится за руки с другим мужчиной, непереносима, и в результате адвокат покупает немного мышьяка.

– Слишком сложно. Притянуто за уши.

– Убийство всегда сложно. Может, нам стоит отвести Блаунту роль сообщника? Мы должны согласиться, что он не совершал убийства, но мог заподозрить, что Хаусман или Калмус отравили шоколад, а потому вымыл кофейник и чашку.

– Нет. Наша версия основана на том, что мистер Блаунт невиновен. Он вымыл кофейник и чашку, решив, будто недомогание мистера Джерина, возможно, вызвано чем-то, находящимся в шоколаде. Собственно, так оно и было. Вполне естественные и объяснимые действия. – Вулф закрыл глаза, но не откинулся на спинку кресла. Похоже, он не углубился в размышления, а молча страдал. Его губы то и дело подергивались. Затем он открыл глаза и сказал: – По крайней мере, у нас есть поле деятельности. Полиция и окружной прокурор посадили мистера Блаунта за решетку и держатся своей версии. Объекты нашего внимания интересуют их исключительно как свидетели, которые уже наверняка дали показания. Полиция не станет с нами конкурировать. – Вулф посмотрел на настенные часы. – Мистер Коэн у себя в редакции?

– Естественно.

– Навести его. Кроме газетных отчетов, у нас лишь один источник информации – мисс Блаунт, – но мы не можем быть уверены в ее компетентности или правдивости. Скажи мистеру Коэну, что меня попросили навести справки относительно кое-каких аспектов данного дела и мне необходимо…

– Это будет невежливо… Я хочу сказать, по отношению к Коэну. Он сразу поймет, что мой интерес может означать только одно: вас наняли вытащить Блаунта из тюрьмы и вы считаете это вполне осуществимым, а иначе не взялись бы за такую работу… И ждать, что он станет держать при себе такое… Ну, я не знаю.

– А я и не жду, что он будет держать это при себе.

– Значит, он может напечатать информацию?

– Разумеется. Как я уже объяснил мисс Блаунт, мое участие в расследовании не удастся сохранить в секрете. Чем раньше убийца об этом узнает, тем лучше. И тогда, возможно, он сочтет необходимым предпринять какие-то действия.

– Ага. Если, конечно… Нет, мне придется завязать узелок на память, чтобы не забывать, что Блаунт не убивал Джерина. – Я встал с места. – Но если я не сообщу Лону Коэну, кто вас нанял, он подумает на Блаунта или Калмуса.

– Ну и пусть. Ты не можешь указывать ему, на кого следует думать, а на кого – нет.

– Я и не пытаюсь. На что особо обратить внимание?

– Абсолютно на все.

Я прошел в прихожую, снял с вешалки шляпу и пальто, открыл дверь на улицу – и меня едва не снесло с крыльца порывом ледяного зимнего ветра.

ГЛАВА 3

Лон разговаривал по одному из трех телефонов, стоявших на столе в его крошечном кабинете с табличкой «Лон Коэн», без указания должности, расположенном через две комнаты от углового кабинета издателя на двадцатом этаже здания «Газетт». Положив трубку, Лон сказал:

– Если подсуетимся, то успеем к вечернему выпуску. Первая полоса?

Я развалился в кресле, скрестив ноги, чтобы показать, что у нас еще куча времени, и покачал головой:

– Даже не вторая. Я просто пытаюсь найти обрывки информации, которая может и не подойти для печати. Это насчет Пола Джерина и клуба «Гамбит».

– Да что ты говоришь?! – Лон провел рукой по черным прилизанным волосам.

Я хорошо знал этот жест, хотя после долгих лет знакомства понял, что бесполезно пытаться его интерпретировать. Лон был почти лучшим игроком в покер, с которым я проводил одну ночь в неделю за картами. Лучшим считался Сол Пензер; с ним вы познакомитесь чуть позже.

– Собираешь материал для трактата по правонарушениям у совершеннолетних?

– Мне просто нужно, чтобы ты поместил сообщение в газете. Ниро Вулфа интересуют кое-какие аспекты дела.

– Очень хорошо. Чисто из любопытства?

– Нет. У него есть клиент.

– Ну надо же! А когда давать в печать сообщение?

– Например, завтра.

– А кто клиент?

– Без понятия. Вулф не сказал.

– Да уж, держи карман шире! Арчи, а теперь послушай меня. Это аксиома. В газетных статьях требуется активный залог. Ни в коем случае не пассивный. Нельзя начинать: «Мистера Казински сегодня укусила женщина». Нужно писать:

«Мисс Мейбл Флам укусила сегодня мистера Казински». Для затравки можно сказать: «Дэниел Калмус, адвокат Мэтью Блаунта, нанял Ниро Вулфа получить доказательства того, что Блаунт не убивал Пола Джерина». После чего следует упомянуть, что Вулф – величайший детектив нашего времени, который успешно раскрывает самые трудные дела с неоценимой помощью несравненного Арчи Гудвина. Вот так дела и делаются.

Я наградил Лона широкой ухмылкой:

– Мне нравится. На следующий день сможешь опубликовать опровержение Калмуса.

– Так ты говоришь, это не Калмус?

– Я вообще ничего не говорю. Какого черта! Будет даже лучше, если мы оставим вопрос, кто нанял Вулфа, открытым. Типа ты знаешь, но не хочешь говорить. Завтра читатели раскупят миллион экземпляров «Газетт», чтобы это выяснить.

– А ты не хочешь заполнить пробелы? Прямо сейчас?

– Нет. Ни слова. Напиши, что его наняли и дали задаток.

– А можно указать, что информация из первых рук? Прямо от тебя?

– Не вопрос.

Лон повернулся и снял трубку зеленого телефона. Это не отняло много времени. Ведь материала-то было с гулькин нос. Всего на один абзац. Повесив трубку, Лон посмотрел на меня:

– Как раз вовремя. А теперь насчет завтрашнего продолжения. Я не ожидаю слов, которые можно переложить на музыку, но что заставляет Вулфа думать…

– Тпру! – Я поднял ладонь. – Уж больно ты борзый для журналиста. Теперь моя очередь. Я хочу знать все, что ты знаешь наверняка или о чем догадываешься, обо всех, кто там был.

– Так мы до утра не закончим. А теперь не для протокола. Вулф что, и впрямь рассчитывает освободить Блаунта?

– Не для протокола. Хорошая идея. – Я вытащил блокнот. – Итак, им удалось найти бутылочку из-под мышьяка?

– Будь я проклят! – Лон посмотрел на меня исподлобья. – А Вулф знает, что Блаунт спускался на кухню за шоколадом и собственноручно отнес его Джерину?

– Да.

– И он в курсе, что, когда Джерин выпил почти весь шоколад, Блаунт забрал кофейник и чашку на кухню, где благополучно все сполоснул?

– Да.

– А он знает, что Блаунт отказал Джерину от дома и приказал держаться подальше от мисс Блаунт?

– Нет. А ты?

– У меня нет доказательств, но поговаривают, что у копов они точно имеются. И один из наших людей – хороший человек, Ал Проктор, – кое-что узнал от приятеля Джерина. Хочешь поговорить с Алом?

– Нет. Чего ради? Это только поможет найти у Блаунта мотив, а поскольку он невиновен, зачем впустую тратить время? А у них…

– Я точно буду проклят! Боже мой, Арчи, это сенсация! Ну давай выкладывай! Без протокола, пока не дашь отмашку. Я хоть раз тебя подставлял?

– Нет. И сейчас этого не сделаешь. Ладно, проехали. Номер не пройдет. Они нашли бутылочку?

Лон потянулся к телефонной трубке, секунду подержал ее в руках, но, передумав, положил на место:

– Нет. Я так не думаю. Если бы они нашли бутылочку, кто-нибудь из наших людей непременно об этом знал бы.

– А Джерин знал или подозревал, что его отравили?

– Без понятия.

– Люди из «Газетт» наверняка пообщались с теми, кто при этом присутствовал.

– Само собой. Но в последние четыре часа в больнице возле Джерина в основном находились врачи и медсестры. Они не слишком-то разговорчивы.

– Ну а в клубе Джерин, случайно, не ткнул в кого-нибудь указующим перстом: «Это твоя работа, ублюдок»?

– Нет. А если и так, на кого конкретно он должен был указать?

– Я тебе позже скажу. Не сегодня. А кто был в больнице? Я знаю, доктор Эйвери поехал вместе с каретой «скорой помощи», а Блаунт пошел туда пешком. Кто еще?

– Три члена клуба. Среди них Калмус, адвокат. Если нужно, я могу узнать имена двух других.

– Нет, если только это не Хаусман, Йеркс или Фэрроу.

– Точно не они.

– Тогда не трудись. А о чем толкуют в журналистских кругах? Я кое-что слышал в клубе «Фламинго» и в других местах, но я практически не общаюсь с журналистами, не считая тебя. Что они говорят? У них есть альтернативные точки зрения?

– По крайней мере, не те, что тебя устроили бы. Естественно, первые несколько дней ходило множество версий, но только до тех пор, пока не взяли Блаунта. Сейчас главный вопрос: удалось Джерину переспать с Салли или нет? Но это тебя вряд ли интересует.

– Ни капельки. Значит, все считают, что у Блаунта рыльце в пушку? Ни у кого нет особого мнения?

– Если и есть, оно явно не заслуживает внимания. Вот потому-то твоя информация о Вулфе – настоящая бомба. Теперь-то уж точно появятся другие мнения.

– Отлично! Итак, после ареста Блаунта интерес к остальным действующим лицам явно остыл. Но до того? Возьмем, к примеру, четверых посредников. Хаусмана, Йеркса, Фэрроу, Калмуса. У тебя наверняка есть целая коллекция неопубликованных фактов.

Лон поглядел на меня так, как всегда, когда я в очередной раз смотрел на свою козырную карту, поднимал бровь и повышал ставки.

– Пожалуй, я дам тебе не пять центов, а новенький, блестящий дайм, если ты прямо сейчас скажешь, кто именно из этой четверки тебя больше всего интересует. Черт побери, мы могли бы тебе помочь! Конечно, и среди нас водятся полудурки, но найдется и пара-тройка умных людей. Всегда к твоим услугам.

– Прекрасно. Пришли мне их имена и номера телефонов. И передай, чтобы мне не звонили. Я сам позвоню. А теперь расскажи-ка о посредниках. Начни с Калмуса.

И Лон все мне рассказал. И не только то, что хранилось у него в памяти. Он послал за досье. В результате я заполнил восемь страниц своего блокнота на первый взгляд совершенно бесполезным нагромождением фактов. Но никогда не знаешь, что может пригодиться, а что нет. Однажды Вулф сумел раскрыть очень сложное дело исключительно на основании сообщения Фреда Даркина о том, что один мальчик купил жевательную резинку в двух разных местах, но, пожалуй, нет смысла грузить вас сведениями, что Йеркс был хавбеком в Йеле или Фэрроу постоянно вышибали из ночных клубов. Поэтому я сведу все к необходимому минимуму.

Эрнст Хаусман, семьдесят два года, отошедший от дел владелец половинной доли в крупной фирме с Уолл-стрит, бездетный вдовец без друзей (Блаунт не в счет?) и без собак. Его одержимость шахматами уже стала общим местом. Обладатель лучшей коллекции шахматных фигур в мире, насчиты вающей двести комплектов, один – из нефрита, белого и зе леного.

Мортон Фэрроу, тридцать один год, холост. Живет в апартаментах Блаунта на Пятой авеню (об этом Салли не упоминала). Помощник вице-президента текстильной корпорации «Блаунт». Получил специальное приглашение на мероприятие, проводившееся тридцатого января в клубе «Гамбит».

Чарльз У. Йеркс, сорок четыре года, старший вице-президент Континентальной банковской и трастовой компании, женат, отец двоих детей. В возрасте двадцати шести лет занял одиннадцатое место из четырнадцати на ежегодном турнире шахматного чемпионата США, после чего в турнирах не участвовал.

Дэниел Калмус, пятьдесят один год, видный юрист в области корпоративного права, партнер в фирме «Маккинни, Бест, Калмус и Грин», вдовец, отец четверых детей, у которых уже свои семьи. По признанию одного из членов клуба, сделанному репортеру из «Газетт», его удивило, что Калмус, лучший шахматист клуба, способный обыграть Джерина, согласился на роль посредника, а не стал играть сам.

И так далее и тому подобное. Пока я просматривал досье, Лон, продолжая держать меня в поле зрения, позвонил кое-кому по телефону и принял несколько телефонных звонков. Вероятно, Лон полагал, что если Вулфа заинтересовал кто-то из этой четверки, то я могу выдать его азартным блеском в глазах или подергиванием губ. Дабы не разочаровывать Лона, я вытащил из досье бумажку и спрятал под манжету. И когда я положил папки обратно на стол, Лон спросил:

– А ты не хочешь снять копию с той бумажки, что у тебя в рукаве?

– Да ладно тебе, это я так, для прикола. – Я вытащил бумажку, выложив ее на стол. Там было начеркано карандашом: «8/2 11:40 Л. К. сказал, М. Дж. Н. говорит, слишком много шахмат. А. Р.» – Если Л. К. означает Лон Коэн, тогда все понятно.

– Кончай валять дурака! – Лон бросил бумажку в корзину для мусора. – Что-нибудь еще?

– Отдельные мелкие детали. Что собой представляет Салли Блаунт?

– А мне казалось, Блаунт не при делах.

– Он – да, но у нее могут быть нужные нам факты. И я буду знать, чего от нее можно ожидать, когда мы встретимся. Она что, роковая женщина?

– Нет. Ну конечно, с нами, мужчинами, она просто ангел, да и с копами, скорее всего, тоже. Если покопаться в грязном белье любой девушки ее возраста из высшего общества, всегда можно кое-что нарыть, иногда довольно существенное, но на мисс Блаунт это не распространяется. Она, похоже, чиста, как свежевыпавший снег, что достойно внимания прессы, но это не так. У нас на мисс Блаунт ничего нет, да и у копов вряд ли хоть что-то найдется, даже на нее с Полом Джерином.

– Колледж?

– Беннингтонский. Окончила в прошлом году.

– А как насчет матери? Она, конечно, не ангел, но у нее тоже могут найтись несколько нужных нам фактов. Ты что-нибудь знаешь о ней?

– Само собой. Я уже сказал своей жене, что ей не стоит переживать, как я буду жить, если она умрет. Я женюсь на Анне Блаунт. Уж не знаю, каким образом, но женюсь.

– Так вы знакомы?

– Никогда не встречался с ней лично, но видел ее пару раз, хотя и одного раза достаточно. Не спрашивай меня почему. Дело даже не в ее внешности или зове плоти. Она колдунья, хотя сама об этом не подозревает. Если бы она догадалась о своем даре, это было бы видно и сразу рассеяло бы чары. Как ты говоришь, она, конечно, не ангел, но теперь, когда ее муж арестован за убийство, она в центре внимания, и не только моего. Она привлекает. Она притягивает.

– И?..

– Очевидно, нет никакого «и». Очевидно, она тоже чиста. В это трудно поверить, но мне хотелось думать именно так. Как тебе хорошо известно, у меня счастливый брак, моя жена здорова и, надеюсь, простудится на моих похоронах, но всегда приятно знать, что на всякий пожарный есть такая женщина, как Анна Блаунт. Не понимаю, почему она не является мне в мечтах? Ведь мечты мужчины – чисто интимное дело. Если увидишь Анну Блаунт, не забудь рассказать, как она тебе понравилась.

– С удовольствием. – Я поднялся с места. – Благодарить не стану. Ведь я дал тебе больше, чем получил.

– Но мне этого явно маловато. Черт побери, Арчи, дай еще хотя бы чуть-чуть для завтрашнего номера!

Ответив, что он получит еще чуть-чуть, когда у меня самого хоть что-то будет, я взял со стула пальто со шляпой и на этом откланялся.

Я отправился в деловой центр города. Ноги получили необходимую нагрузку, легкие – хорошую порцию бодрящего холодного воздуха, над головой кружились редкие снежинки. Короче, прогулка должна была помочь мне привести мысли в порядок, если, конечно, таковые имелись. Однако мой мозг категорически отказывался сотрудничать со мной по главному вопросу. И если я принял как данность, что Мэтью Блаунт невиновен, то мой мозг – нет. Он отчаянно пытался привлечь мое внимание к имеющимся фактам, которые ломали всю стройную конструкцию.

Итак, я шел на юг по Шестой авеню и в 16:30 достиг Тридцать пятой улицы, но не свернул туда, а продолжил идти вперед. Вулф не спустится из оранжереи до шести вечера, и мне не было никакого смысла возвращаться домой, чтобы тупо сидеть за письменным столом, безуспешно пытаясь занять свой мозг чем-то полезным, поскольку ничего полезного для него не имелось. Поэтому я добрел до Двенадцатой улицы, свернул налево и, остановившись где-то посреди длинного квартала, уставился на четырехэтажное серое с зеленой отделкой здание, расположенное на другой стороне улицы. На сверкающей медной табличке справа от двери было написано: «Клуб „Гамбит“». Я перешел через дорогу, вошел в подъезд, подергал дверь, которая оказалась заперта, нажал на кнопку звонка и, услышав щелчок, открыл дверь.

Несомненно, я просто занимался самообманом. У меня не было ни единого шанса получить новые факты, за которые можно было бы зацепиться, но, по крайней мере, я мог продемонстрировать себе, что держу руку на пульсе. Не успел я повесить пальто и шляпу на длинную вешалку в холле, как в дверях справа от меня возник какой-то мужчина.

– Чем могу помочь, сэр?

Передо мной стоял Бернард Нэш, официант. Я видел в «Газетт» его фото. Высокий худой человек, с длинным скорбным лицом.

– Мне нужно кое-что проверить, – сказал я и сделал шаг в сторону двери, но он преградил мне путь.

– Вы что, из полиции?

– Нет, я бандит. Вам доводилось сталкиваться с ними лицом к лицу?

Он явно собрался попросить меня предъявить полицейский жетон, но я, оттерев его плечом, вошел внутрь и оказался в большой комнате. Шахматные столы уже были расставлены – я насчитал их около двух дюжин, – за тремя из них шла игра, а возле одного уже топталась пара болельщиков. Быстро оглядевшись, я направился к открытой двери в дальнем конце, официант потащился следом. Если стол номер шесть, за которым играл Блаунт, находился у левой стены, Блаунт сидел всего в десяти футах от двери в библиотеку.

Библиотека оказалась достаточно маленькой, чтобы считаться уютной: там стояли четыре кожаных кресла, рядом с каждым – лампа для чтения и подставка с пепельницей. Вдоль двух стен и частично вдоль третьей тянулись книжные полки. В углу находился шахматный стол со столешницей в клетку из коричневого и желтого мрамора, на которой стояли шахматные фигуры. В «Газетт» писали, что фигуры, вырезанные из слоновой кости и лазурита, некогда принадлежали, так же как и сам шахматный стол, Людовику XIV, а фигуры располагались именно в том порядке, в каком они остались после девятого хода Пола Морфи во время знаменитой шахматной партии в Париже в 1858 году, когда Морфи обыграл герцога Брауншвейгского и графа Изауру.

Диван стоял у левой стены, но стола перед ним не было, только подставки для пепельниц по краям.

Я посмотрел на Нэша:

– Вы убрали стол.

– Само собой. – (Поскольку я для него был обыкновенным копом, то не заслуживал обращения «сэр».) – Нам разрешили переставлять предметы меблировки.

– Ага. Ну конечно же, инспектор вам разрешил. Учитывая, какие здесь важные шишки. Если бы все произошло в какой-нибудь трущобе, он непременно опечатал бы помещение сразу на месяц. У вас на часах есть секундная стрелка?

Он бросил взгляд на запястье:

– Да, есть.

– Отлично. Тогда засекайте время. Мне нужно проверить. Я сейчас спущусь на кухню и сразу вернусь. Я тоже засеку время. Подстраховаться никогда не вредно. Когда я скажу:

«Пошел», – я посмотрел на свои часы, – начинайте засекать. Пошел! – И я действительно пошел.

Кроме той двери, через которую мы вошли, в библиотеке были еще две двери. Одна из них вела в холл, а возле второй, в дальнем конце, я увидел дверцу старомодного кухонного лифта. Подойдя ко второй двери, я открыл ее – естественно, не дверь кухонного лифта, – переступил через порог и очутился на лестничной площадке идущей вниз узкой крутой лестницы. Спустившись по лестнице, я оказался на кухне, значительно более просторной, чем можно было предположить, и отнюдь не старомодной. Нержавеющая сталь и люминесцентные лампы. Сидевший на табурете с журналом в руках пухлый коротышка в белом переднике, прищурившись, пробормотал:

– Господи, еще один на нашу голову!

– Самое вкусное мы оставляем на потом, – отрезал я. – Вы Лаги?

– Зовите меня просто Тони. Зачем так официально?

– Мы с вами пока не настолько хорошо знакомы. – Я повернулся и поднялся по лестнице.

Нэш, сидевший как пришитый на диване в библиотеке, посмотрел на часы:

– Одна минута и восемнадцать секунд.

– Достаточно близко, – кивнул я. – Но согласно вашим показаниям, когда Блаунт спустился за шоколадом, он провел на кухне около шести минут.

– Неправда. Я сказал: три минуты. Если вы не… Ой! Вы пытаетесь меня… Теперь понимаю. Меня на мякине не провести: я хорошо помню, что было в моих показаниях.

– Отлично. Я тоже.

Я вернулся в большую комнату и подошел к столу, возле которого толклись двое болельщиков. Ни они, ни игроки не удостоили меня вниманием. На доске оставалось более половины фигур. Черный конь был атакован пешкой, и я удивленно поднял брови, когда игрок пошел ладьей, но потом понял, что белая пешка была связана. За моей спиной послышался голос Нэша:

– Мистер Каррутерс, этот человек из полиции.

Ни одна пара глаз не устремилась в мою сторону. Человек, игравший белыми, очевидно мистер Каррутерс, произнес, не поворачивая головы:

– Не мешайте, Нэш. Вам отлично известно, что нужно делать.

Игру можно считать увлекательной, если она вас увлекает. От нечего делать я последил с полчаса за игроками, решая и за белых, и за черных, какой ход нужно сделать, и достиг впечатляющих результатов. Ни разу не угадал. Когда черные сделали ход ладьей туда, где ее мог взять конь, но при этом открывался шах слоном, которого я не заметил, я понял, что мне не суждено стать Ботвинником и даже Полом Джерином, а потому отправился в холл за пальто и шляпой. Единственное, что я услышал от игравшего черными, когда игравший белыми пошел пешкой, было: «Я так и думал». На что игравший белыми ответил: «Кто бы сомневался».

Снегопад усилился, но на часах было только без двадцати шесть, и я пошел пешком. Свой мозг я успокоил тем, что теперь у меня есть для него новая информация, которую нужно обработать. Ведь я побывал на месте преступления и даже установил жизненно важный факт: на то, чтобы спуститься на кухню и подняться обратно, требуется семьдесят восемь секунд. Впрочем, мой мозг это почему-то не заинтересовало. В районе Восемнадцатой улицы я сдался и начал разглядывать прохожих. В снегопад, особенно вечером, девушки смотрятся намного лучше.

Поднявшись на крыльцо особняка из бурого песчаника, я обнаружил, что дверь не заперта на засов, а значит, можно не беспокоить Фрица и воспользоваться своим ключом. Я отряхнул шляпу и пальто от снега, повесил их на вешалку в прихожей и прошел в кабинет, где Вулф вместо приветствия удостоил меня косым взглядом. Вулф сидел за письменным столом с книгой Роберта Ардри «Африканский генезис». Я про шел к своему рабочему месту и взял свежий номер «Газетт». Нам обычно доставляют три экземпляра: для Вулфа, Фрица и меня. Заметка была на первой полосе в рубрике «Последние известия».

Вулфу, должно быть, попался особенно длинный абзац, поскольку прошло не меньше минуты, прежде чем он поднял на меня глаза и заговорил:

– А что, на улице идет снег?

– Да. И прилично задувает, – ответил я и, увидев, что Вулф снова вперился в книгу, добавил: – Простите, что отвлекаю, но позже я могу об этом забыть. Я виделся с Лоном Коэном. Он уже поместил информацию в сегодняшний номер, как вы наверняка заметили.

– Я еще не смотрел газеты. Узнал что-нибудь полезное?

– Лично для меня ничего полезного. Но для вас, может, что-то и найдется. – Я вынул из кармана блокнот.

– Сомневаюсь. У тебя есть нюх. – И Вулф снова взялся за книгу.

Я дал ему время еще на один абзац.

– А также я сходил взглянуть на клуб «Гамбит». – (Никаких комментариев.) – Я понимаю, что ваша книга на редкость захватывающая. Как вы поведали мне за ланчем, в ней рассказывается, что произошло в Африке сто тысяч лет назад, и, насколько я понимаю, это куда важнее того, что происходит сейчас. Конечно, мой разговор с Лоном может и подождать. Впрочем, как и клуб «Гамбит», где я не только прохлаждался, рас сматривая диван, на котором сидел Пол Джерин, и наблюдая за игрой в шахматы. Вы сказали мисс Блаунт, что дадите ей знать, кого желаете видеть в первую очередь. Если вы рассчитываете встретиться с кем-нибудь прямо сегодня вечером, я должен ей сперва позвонить.

– Это может и потерпеть. На улице идет снег, – проворчал Вулф.

– Ага. Быть может, к началу суда небо прояснится. Как думаете?

– Проклятье! Кончай меня подначивать!

Итак, Вулф явно отлынивал. Поскольку моя основная обязанность – подстегивать Вулфа, когда его отвращение к работе брало вверх, решение оставалось за мной. Вот только у меня самого душа не лежала к этой работе. Осмотр места преступления оказался безрезультатным. А если я не мог взяться за дело, тогда как в таком случае заставить Вулфа? Я встал и отправился на кухню узнать у Фрица, не звонил ли кто-нибудь, хотя отлично знал, что никто не звонил, поскольку не нашел у себя на столе записки с информацией.

Тем не менее в течение следующего часа было три телефонных звонка и еще два во время обеда: из «Таймс», «Дейли ньюс», «Пост» и двух телерадиосетей: Си-би-эс и Эн-би-си. Я подтвердил своим собеседникам достоверность заметки в «Газетт», но заявил, что мне нечего добавить. В «Дейли ньюс» на меня обиделись, что я дал информацию «Газетт», а человек из «Таймс» настаивал на разговоре с Вулфом. Когда прозвучит последняя труба, люди из «Таймс» наверняка пожелают апеллировать к архангелу Гавриилу, а к следующему выпуску захотят получить подтверждение у Всевышнего.

Отделавшись от Си-би-эс, я вернулся в столовую, чтобы доесть вторую порцию заварного крема с папайей, и тут раздался звонок в дверь. Когда мы с Вулфом едим, дверь обычно открывает Фриц. Он вышел в прихожую, но через минуту вернулся в столовую и объявил:

– Мистер Эрнст Хаусман. Говорит, вы, должно быть, о нем слышали.

Вулф посмотрел на меня отнюдь не как на друга и даже не как на доверенного помощника:

– Арчи, это наверняка твоих рук дело.

Я проглотил крем.

– Нет, сэр. Ваших. «Газетт». А я только следовал вашим инструкциям. Вы сказали, убийца может подумать, будто ему следует что-то предпринять. И вот он здесь.

– Пф! Притащиться в такую метель!

Вулф отнюдь не шутил. Однажды Вулфу пришлось с риском для жизни покинуть дом, чтобы поехать по сугубо личному делу, причем был вечер и шел снег.

– Ему пришлось, – объяснил я. – Раз уж вы взяли след, он понял, что ему некуда деваться, а потому захотел сделать добровольное признание. – Я решительно встал со стула.

Посетитель явился к нам без приглашения, не дав возможности выпить кофе, и Вулф вполне мог попросить Фрица передать незваному гостю, чтобы приходил завтра.

– Хорошо, Фриц, – сказал я. – Я сам им займусь.

ГЛАВА 4

После обеда мы всегда пьем кофе в кабинете в основном потому, что кресло у письменного стола Вулфа – единственное, в котором тот может удобно разместить свои телеса. Пришлось пригласить нашего гостя на чашечку кофе. Гость сказал, что он весьма придирчив к качеству кофе, а когда Фриц поставил чашку на столик возле красного кожаного кресла, мистер Хаусман потребовал принести ему другую, побольше. Идеальный гость. Без сомнения, гвоздь программы на званых обедах.

Он явно не тянул на свои семьдесят два года, впрочем на убийцу он тоже не тянул, хотя убийцы редко бывают похожи на убийц. Но одно было видно с первого взгляда: если бы он захотел убить, то совершенно точно остановился бы на ядах, поскольку, воспользуйся он пистолетом, ножом или дубинкой, наверняка испачкал бы свой отлично сшитый костюм за триста долларов, туфли за шестьдесят, галстук за двадцать или замарал бы свои холеные изящные руки и даже забрызгал бы кровью свое холеное лицо с тщательно подстриженными усами.

Гость поднес ко рту большую чашку и сделал глоток.

– Весьма недурно. – У него был тонкий капризный голос. Сделав еще глоток, он повторил: – Весьма недурно. – После чего огляделся вокруг. – Недурственная комната. Немного неожиданно для человека вашего рода деятельности. А вон тот глобус… Я, как вошел, его сразу заметил. Каков его диаметр? Три фута?

– Тридцать два и три восьмых дюйма.

– Лучший глобус, который я когда-либо видел. Даю вам за него сто долларов.

– Я отдал за него пятьсот.

Хаусман покачал головой и отхлебнул кофе.

– Переплатили. Вы играете в шахматы?

– Уже нет. Хотя в свое время играл.

– И каковы были ваши успехи?

Поставив чашку, Вулф потянулся за кофейником.

– Мистер Хаусман, вы наверняка явились ко мне, несмотря на снегопад и столь поздний час, не для того, чтобы говорить о шахматах.

– Однозначно. – Хаусман продемонстрировал нам свои зубы. Это не было улыбкой: он просто раздвинул губы, показав зубы, и снова закрыл рот. – Но прежде чем перейти к делу, я бы хотел удостовериться, что вы мне подходите. Мне известно о вашей репутации хорошего профессионала, хотя это для меня ничего не значит. Насколько я могу вам доверять?

– Зависит от обстоятельств. – Вулф поставил кофейник. – Лично я доверяю себе безоговорочно. А вот всем остальным нужно сильно постараться, чтобы убедиться, что мы достигли взаимопонимания.

– Что весьма существенно, – кивнул Хаусман. – Но я хочу сказать… хм… предположим, я найму вас для определенной работы, насколько я смогу на вас положиться?

– Я выкладываюсь в рамках своих способностей. Впрочем, это нелепый разговор. Неужели вы надеетесь оценить мои личные качества, задавая банальные и оскорбительные вопросы? Вам должно быть известно, что человек хранит безусловную лояльность только одному: своему пониманию долга перед человечеством. Все остальные проявления лояльности обус ловлены исключительно этим пониманием.

– Н-да! – произнес Хаусман. – Я хотел бы сыграть с вами партию в шахматы.

– Отлично. Но у меня нет ни шахматной доски, ни фигур. Пешка d4.

– Пешка d5.

– Пешка c4.

– Пешка e6.

– Конь на f3.

– Вы хотите сказать, на c3?

– Нет. На f3.

– Но ведь ход на c3 гораздо лучше! Так во всех книжках сказано!

– Вот потому-то я и не стал так ходить. Ведь вы ждали от меня именно этого хода и заранее знали ответ.

Хаусман задумчиво пожевал губами:

– Тогда я не могу дальше продолжать. По крайней мере, без шахматной доски. – Хаусман допил кофе и поставил чашку. – Вы хитрый, да?

– Я бы предпочел определение «умный». Но в принципе – да.

– У меня есть для вас работа. – Хаусман снова показал зубы. – А кто нанял вас расследовать… хм… убийство в клубе «Гамбит»? Калмус?

– Спросите его.

– Я спрашиваю вас.

– Мистер Хаусман, – Вулф проявлял редкостное терпение, – сперва вы задали вопрос насчет моей мебели и моих привычек, затем – насчет моей честности, а теперь – насчет моих личных дел. Не могли бы вы придумать вопрос, заслуживающий ответа.

– Так вы не хотите сказать, кто вас нанял?

– Естественно, нет.

– Но ведь кто-то же вас нанял?

– Да.

– Тогда это, должно быть, Калмус. Или Анна… миссис Блаунт. – Хаусман на секунду задумался. – Нет, все-таки Калмус. У него нет ни опыта в такого рода вещах, ни нужных способностей. Ну а я самый старый друг Мэтью Блаунта. Знал его еще мальчиком. Я крестный отец Салли. Поэтому я заинтересован, лично заинтересован, в его… э-э-э… благополучии. Но так как всем этим занимается Калмус, то для Мэтью нет никакой надежды, вообще никакой надежды. Он наверняка заплатил вам аванс. Сколько?

Вулф приподнял плечи, затем снова их опустил. И посмотрел на меня, выразительно подняв брови, словно говоря: «Теперь понимаешь, кого впустил в дом?»

– Значит, не желаете сказать, – продолжил Хаусман. – Ну ладно, это может и подождать. Я хочу нанять вас, чтобы вы добились определенных результатов. Никакого конфликта интересов не будет, поскольку все это делается в интересах Мэтью Блаунта. Я вам сам заплачу, а деньги получу с Блаунта уже потом, что, впрочем, не ваша забота. Что вам удалось узнать о случившемся в клубе «Гамбит»?

– Надеюсь, достаточно. Но если возникнут пробелы в информации, возможно, вы сумеете их восполнить.

– Вы знаете о шоколаде? И о версии полиции, будто Блаунт отравил того человека, подсыпав мышьяк в шоколад?

– Да.

– Тогда нам остается лишь доказать, что мышьяк подсыпал кто-то другой. И Блаунта сразу же отпустят. Верно?

– Да.

– Значит, так и нужно сделать. Я много думал об этом на прошлой неделе. Но не решился явиться с подобным предложением к Калмусу, предвидя его реакцию. К сожалению, я не мог действовать самостоятельно, что обусловлено некоторыми… э-э-э… обстоятельствами. И вот сегодня я увидел в газете заметку о вас. Меня интересовало, можно ли на вас положиться, поскольку мне необходимо сохранить полную конфиденциальность. Вы сможете сделать все, что нужно, для освобождения Блаунта, не ставя в известность Калмуса ни до, ни после?

– Если это будет входить в мою задачу, то да.

– И вы не скажете никому другому?

– Если это будет одним из условий соглашения, то да.

– Это непременно будет условием соглашения. – Хаусман посмотрел на меня. – Как вас зовут?

– Арчи Гудвин.

– Выйдите из комнаты.

Я отставил чашку в сторону. Если честно, я редко пью сразу три чашки кофе, но сложившаяся ситуация начала действовать мне на нервы уже несколько часов назад, а этот болван только усугубил мое состояние.

– Желание клиента – закон. Но вы пока еще не клиент. И если я сейчас выйду из комнаты, то мне придется стоять и подглядывать в глазок, а я предпочитаю сидеть.

Хаусман посмотрел на Вулфа:

– Но моя информация сугубо конфиденциальная.

– Значит, она не для меня. То, что предназначено для меня, однозначно предназначено и для мистера Гудвина.

Хаусман заколебался, похоже собираясь отказаться от своего требования, и он действительно от него отказался. Он снова продемонстрировал зубы и секунд десять держал паузу, переводя взгляд с Вулфа на меня и обратно.

– Я действовал импульсивно. И к вам пришел, повинуясь порыву. Вы что-то говорили о том, что человек сохраняет лояльность сообразно своему пониманию долга перед человечеством. А я должен Мэтью Блаунту. Вулф, я человек очень жесткий. Если вы или Гудвин меня обманете, то очень сильно об этом пожалеете.

– Тогда мы должны постараться этого избежать, – проворчал Вулф.

– Вам виднее. Еще никому не удалось обмануть меня и не пожалеть об этом. Мне нужно, чтобы вы нашли доказательство, что мышьяк подсыпал в шоколад кто-то другой. Я буду говорить, что делать, а вы должны лишь следовать моим указаниям. Я все спланировал до мельчайших деталей.

– И в самом деле. – Вулф откинулся на спинку кресла. – Тогда это будет проще простого. Вы сейчас сказали: «Кто-то другой». Итак, вы имеете в виду кого-то конкретного?

– Да. Его зовут Бернард Нэш. Он официант в клубе «Гамбит». В кухне наверняка был мышьяк. Разве мышьяком не травят крыс?

– Травили. Возможно, и сейчас это делают.

– Итак, в кухне хранился мышьяк, и Нэш по ошибке положил его в шоколад. Быть может, вместо сахара. Когда я сказал, что все спланировал до мельчайших деталей, то имел в виду основные детали. Вы сами узнаете у Нэша, естественно не называя меня, более мелкие детали, а именно: в какой емкости хранился мышьяк, где его держали, сколько мышьяка он положил в шоколад и так далее. Ну и конечно, куда он дел потом емкость из-под мышьяка. А когда Блаунт спустился на кухню с кофейником и чашкой, чтобы их сполоснуть… Кстати, вы знали об этом?

– Да.

– Так вот, он сообщил официанту и повару, что Джерин плохо себя чувствует, и попросил налить в кофейник еще шоколада. Когда Блаунт ушел с новой порцией шоколада, Нэш задумался и, поняв, что натворил, избавился от емкости с мышьяком. Ну как, убедительно?

– Звучит правдоподобно.

– Конечно, придется все тщательно рассмотреть: как, где и когда он выбросил емкость с мышьяком. Я понимаю, что в таких вопросах ничего нельзя упустить, абсолютно ничего. Вот потому-то я и пришел к вам. С вашим богатым опытом вы наверняка знаете, что предпримет полиция. Вы знаете, как устроить так, чтобы не совершить оплошности. Но на одном пункте я собираюсь твердо настаивать. Нэш должен отказаться от того, что заявил полиции – он наверняка подписал свои показания, – и для этого у него должна быть веская причина. А причина эта заключается в том, что, когда вас нанял Калмус, вы встретились с Нэшем, допросили его и заставили признаться в содеянном. На этом я категорически настаиваю. Таким образом, не будет никаких свидетельств моего участия. И вы, естественно, со мной согласитесь.

Вулф потер нос кончиком пальца:

– Возможно. Но только после разговора с мистером Нэшем. А он согласился?

– Нет, конечно. Но наверняка согласится, куда он денется. Вы сделаете ему такое предложение, от которого невозможно отказаться. Поэтому уговорить его будет нетрудно. Куда труднее продумать все до мельчайших деталей, чтобы это устроило полицию.

– Какую сумму ему предложить?

– На ваше усмотрение. Я плачу вам пятьдесят тысяч долларов, и вы предоставите мне счета за все оказанные вами услуги. Полагаю, если вы предложите Нэшу половину указанной суммы, двадцать пять тысяч, этого будет вполне достаточно. У него личные трудности, и он отчаянно нуждается в деньгах. Не далее как месяц назад он обращался ко мне за помощью. Просил одолжить ему пятнадцать тысяч долларов, которые я никогда не получил бы обратно. У него болеет жена. Ей требуется несколько операций и другое дорогостоящее лечение. Поэтому Нэш по уши в долгах, а еще у него двое сыновей, студентов колледжа, и две дочери. Ему присуща дурацкая гордость человека, который не может позволить себе быть гордым. Вам нужно всего лишь уговорить его признать, что он допустил ошибку. Ошибка – вовсе не преступление. С двадцатью пятью тысячами в кармане он cможет нанять себе хорошего адвоката, а с хорошим адвокатом он, скорее всего, не сядет за решетку. Ведь так?

Вулф остановил Хаусмана взмахом руки:

– Это будут уже его риски. Не ваши и не мои. А вот к нашим рискам относится то, что мы не сможем ссылаться на отсутствие умысла. Вполне вероятно, что я вас неправильно понял, но, как я уже говорил, мы должны быть уверены, что хорошо понимаем друг друга. У вас есть доказательства, что мистер Нэш положил в шоколад мышьяк?

– Нет.

– Или основания подозревать, что это сделал именно он?

– Основания? – Хаусман в очередной раз продемонстрировал зубы. – Основания? Нет.

– Тогда наши риски многократно увеличиваются. Если мистер Нэш примет предложение и согласится сотрудничать со мной в разработке деталей, я, естественно, зафиксирую их в письменном виде за его подписью. Без подобного аффидевита у нас ничего не получится. А если позже Нэш откажется от своих показаний, нас обвинят в подкупе и склонению к лжесвидетельству. И ни один адвокат не сможет нас из этого вытащить. Мы должны…

– Не мы, а вы. Ваша доля в…

– Пф! – Вулф выпрямился в кресле. – Мистер Хаусман, я не утверждаю, что не пойду на подкуп свидетеля ни при каких мыслимых обстоятельствах. Но если я пойду на такое за деньги и если это станет достоянием гласности, неужели вы рассчитываете, что я откажусь раскрыть имя того, кто мне заплатил? Или что мистер Гудвин откажется это подтвердить? В знак признательности за сотрудничество судья наверняка проявит милосердие и приговорит нас не к шести годам заключения, а к пяти. Возможно, к четырем.

– Тогда у нас будет слово вас двоих против моего слова, однако человек с моим общественным положением…

– Ба! Если вас спросят, с какой стати вы заплатили мне пятьдесят тысяч долларов, что вы ответите? – Вулф покачал головой. – Вы сказали, будто наслышаны о моей репутации, но это, похоже, ничего не значит. По крайней мере, для вас, раз уж вы, будучи наслышаны обо мне, явились сюда с таким безумным предложением. Но почему? Вы ведь отнюдь не простак. И это невольно наводит на определенные мысли. Может, вы беспокоитесь не о мистере Блаунте, а о себе? Может, это вы подсыпали мышьяк в шоколад, а мистер Нэш узнал об этом или что-то заподозрил, и это и есть ваш нечестный…

И тут зазвонил телефон. Я взял трубку:

– Резиденция Ниро Вулфа. Арчи Гудвин у аппарата.

– Мистер Гудвин, это Салли Блаунт. Мне необходимо поговорить с мистером Вулфом.

– Оставайтесь на линии, ваш звонок очень важен для нас. – Прикрыв рукой трубку, я повернулся к Вулфу. – Звонит та девушка, которая приходила утром насчет своих драгоценностей.

Вулф, недовольный тем, что его прервали, сердито нахмурился:

– Что ей нужно?

– Она хочет вас.

Вулф поджал губы и, смерив телефонный аппарат злобным взглядом, взял трубку. Я же остался слушать по параллельной линии.

– Да, мэм? Ниро Вулф у телефона.

– Мистер Вулф, это Салли Блаунт.

– Да.

– Я знаю, вы никогда не выходите из дому, но сейчас вам придется. Вы непременно должны. Вы должны приехать и встретиться с моей мамой. Вы не говорили, что собираетесь сообщить об этом в газету.

– Я принял решение уже после вашего ухода. Ваше имя там не упоминалось.

– Да, я знаю. Но когда мама прочла заметку, то сразу догадалась. Впрочем, ей и не нужно было гадать. Она и так все знала. Знала, что я пыталась уговорить Дэна Калмуса. Я и ее пыталась уговорить. Разве я вам этого не сказала?

– Нет.

– А следовало бы. Ну, ей все стало известно. Отпираться было бесполезно. Вы должны приехать. Не откладывая в долгий ящик. Прямо сейчас.

– Нет. Привезите ее ко мне завтра утром.

– Это нужно сделать прямо сейчас. Она позвонила Дэну Калмусу. Он может приехать, и вы тоже должны!

– Нет. Об этом не может быть и речи. Но если вы боитесь… Вы сейчас дома?

– Да.

– Мистер Гудвин приедет. Скоро.

– Но вы должны приехать лично! Конечно, вы можете…

– Нет. Мистер Гудвин будет у вас через полчаса.

Вулф положил трубку, но поскольку я оставался на линии, то слышал, как она продолжает говорить.

– Поберегите силы. – Я прервал поток ее слов. – Расслабьтесь. Ждите меня через двадцать минут. – Повесив трубку, я встал с кресла.

Вулф нажал на кнопку звонка, и в дверях появился Фриц.

– Входи, Фриц, – сказал Вулф. – Займи место Арчи. Возможно, твоя память не сравнится с его, но сейчас нам выбирать не приходится.

– Да, сэр.

Фриц подмигнул мне, и, проходя мимо, я подмигнул в ответ.

ГЛАВА 5

В мраморном холле мраморного многоквартирного дома на Пятой авеню в районе Семидесятых улиц меня уже ждали. Швейцар в униформе даже не дал мне закончить фразу. Когда я сказал:

– Меня зовут Арчи Гудвин. Я пришел к…

Он оперативно отозвался:

– Да, мистер Гудвин, – после чего проводил меня к лифту.

Пока я поднимался на лифте, швейцар успел позвонить наверх, и, когда я вышел на шестнадцатом этаже, наша клиентка уже встречала меня в дверях. Она протянула мне руку, но не для того, чтобы обменяться рукопожатием, а в качестве призыва о помощи. Взяв протянутую мне руку, я успокаивающе похлопал по ней:

– Девятнадцать минут. Таксисты не слишком любят снег.

Я снял пальто и шляпу в холле размером с кабинет Вулфа, и мисс Блаунт провела меня через арочный проем в гостиную и дальше по бескрайнему ковру прямо к камину. По дороге я быстро огляделся вокруг. Картины, кресла, фортепиано в углу, безделушки на подставках, растения в горшках на длинном стеллаже практически вдоль всей задней стены, лампы то тут, то там. Зажженный камин был в три раза больше того, в котором Вулф сжигал словарь.

– Присаживайтесь, – сказала Салли. – Я сейчас приведу маму. Но я понятия не имею, что ей говорить. А вы?

– Естественно, нет. Зависит от обстоятельств. А в чем дело?

– Мама требует, чтобы я отказалась от услуг Ниро Вулфа. Она собирается попросить Дэна Калмуса сообщить обо всем моему отцу, и мне заранее известно, что он скажет. Я точно знаю. – Мисс Блаунт коснулась пальцами моей руки. – А что, если я буду звать вас Арчи?

– Хорошо. Я отзываюсь на это имя.

– Мистера Вулфа я не могу звать просто Ниро. Думаю, никто не может. Но вас я могу звать Арчи. Впредь я именно так и буду вас звать. Я говорила сегодня утром, что это первое доброе дело в моей жизни?

– Да, говорили.

– Так и есть. Но я должна чувствовать, что кто-то на моей стороне. Реально на моей стороне. – Она сжала мою руку. – Ведь это так? Арчи, вы со мной?

Лично я да, а вот мой мозг – нет. Он по-прежнему трезво оценивал факты. Но если я постараюсь увильнуть, то изменю своему пониманию долга перед человечеством. Ответ может быть или «да», или «нет».

– О’кей, – сказал я. – Раз уж это первое доброе дело в вашей жизни, тогда я целиком и полностью на вашей стороне. В любом случае вы клиентка Ниро Вулфа, а я работаю на него, поэтому все нормально. А что до вашей матери, я решу, о чем буду с ней говорить при личной встрече. Если она захочет…

И тут я осекся, поскольку мисс Блаунт поспешно отвела глаза. Она стояла спиной к камину, а потому, в отличие от меня, могла видеть вошедшую в комнату женщину, которая направлялась к нам.

– Мама, я как раз собиралась за тобой. Мистер Вулф не смог прийти. Это Арчи Гудвин, – сказала Салли.

Я бы не возражал, если бы свет в комнате был чуть-чуть ярче. Лампы были затенены и стояли далеко. Когда миссис Блаунт подошла, отблески огня в камине причудливыми бликами легли ей на лицо: в какой-то момент она показалась мне моложе дочери, а через секунду – уже старой каргой.

– Мистер Гудвин, простите, что не могу пожать вам руку. Это было бы неискренне. Садитесь, пожалуйста.

Она не опустилась в кресло справа от меня, а скорее утонула в нем. Выбрав кресло, стоявшее под углом к креслу миссис Блаунт, я повернулся к ней лицом. Салли осталась стоять.

– Ваша дочь спросила меня, о чем я буду с вами говорить, и я ответил, что не знаю, – начал я. – Она наняла Ниро Вулфа для расследования одного дела, а я работаю на Ниро Вулфа. Если я вам что-нибудь и расскажу, то исключительно с согласия вашей дочери. Ведь она наш клиент.

У миссис Блаунт были карие глаза, как и у дочери, но не такие большие.

– Вы частный детектив, – заметила мисс Блаунт.

– Все верно.

– Абсурд. – Она покачала головой. – Частный детектив заявляет мне, что моя дочь является его клиентом и он может говорить только с ее согласия. Полный абсурд! Мой муж сидит в тюрьме по обвинению в убийстве. У него есть свой адвокат. Хороший адвокат. Моя дочь не вправе нанимать частного адвоката без его согласия. Я уже говорила ей. А теперь скажите ей сами. Это… неправильно. Да? Наверняка неправильно.

Я рассматривал миссис Блаунт, делая скидку на ее состояние. Когда все мужчины жаждали ее общества (по словам Салли) и когда она с первого взгляда околдовала Лона Коэна, обстоятельства были несколько иными. Приняв во внимание напряжение последних десяти дней, отразившееся на внешности миссис Блаунт, я в результате пришел к выводу, что тоже не отказался бы получить удовольствие от ее общества. Я подозревал, что она обладает качеством, притягивающим троих мужчин из пяти: сама того не подозревая, она дарила им ощущение, будто ничего не понимает, но все знает. Редкий дар. Однажды я был знаком с шестидесятилетней женщиной, которая… Впрочем, миссис Блаунт задала мне вопрос. А до шестидесяти ей еще далеко.

– Это зависит от обстоятельств, – ответил я. – Если вашей дочери уже исполнился двадцать один год и она платит мистеру Вулфу из собственных средств, кто может сказать, что это неправильно?

– Я могу. Я ее мать.

– Конечно, – кивнул я. – Но это никак не решает проблемы, а лишь открывает дискуссию. Если под словом «неправильно» вы понимаете нечто незаконное или неэтичное, мой ответ «нет». Миссис Блаунт, все ясно как день. Проблема лишь в расхождении во мнениях. Ваша дочь считает, что ее отцу необходимы услуги Ниро Вулфа, а вы считаете, что нет. Ведь так?

– Нет. Лично я не считаю, что проблема лишь в расхождении во мнениях.

– Тогда в чем?

Она было открыла рот, но поспешно поджала губы. Посмотрела на Салли, затем перевела взгляд на меня:

– К сожалению, я не знаю, что сказала вам моя дочь.

Я повернулся к Салли:

– Если у меня не будут развязаны руки, мы с вами далеко не уедем. Итак, вы даете мне свободу действий. Да или нет?

– Да, – ответила Салли.

– Салли, но учтите, я не волшебник.

– Ничего, переживу. Если вы сдержите свое обещание и действительно будете на моей стороне.

– Буду. Присаживайтесь.

– Я лучше постою.

Тогда я обратился к миссис Блаунт:

– Ваша дочь сообщила мистеру Вулфу, что ваш супруг считает, будто Дэн Калмус обладает достаточными компетенциями для стороны защиты в суде. И что вы с этим согласны, а вот она нет. По ее мнению, Калмус хорош для ведения корпоративных дел, но не уголовных. И она опасается, что, если защитой продолжит заниматься Калмус, ваш муж будет осужден за убийство. Таким образом, налицо расхождение во мнениях. Допустим, ваша дочь ошибается, но это ее мнение и ее деньги. И даже если она ошибается и от Калмуса будет толк, к чему весь этот шум? Ваша дочь получит удовлетворение от предпринятой попытки, ее отец выйдет на свободу, мистер Вулф заработает свой гонорар, и все будут счастливы. Единственным поводом для возражений может стать то, что мистер Вулф усложнит, а не облегчит дело. Но и для него, и для меня это, само собой, исключено. Исключено для всех, кому известен послужной список мистера Вулфа.

Миссис Блаунт слушала меня, медленно качая головой, и я, глядя на нее, начинал потихоньку понимать Лона Коэна. Это исходило не от ее глаз или от чего-то имеющего название. Просто от нее шел некий сигнал, говорящий о том, что, хотя она и не может ничего объяснить, ей и не нужно этого делать, так как мы понимаем друг друга без слов. Конечно, подобный сигнал может исходить от женщины, в которую влюбился или начинает влюбляться мужчина, но я не влюбился в миссис Блаунт, отнюдь, и тем не менее испытал нечто вроде удара током. Возможно, Лон прав: она действительно колдунья, о чем сама и не подозревает.

– Мистер Гудвин, я не о том, – произнесла она.

Проще всего попробовать угадать, что хочет сказать женщина, но неверная догадка всегда чревата, поэтому я спросил:

– А о чем, миссис Блаунт?

– Прочтите это. – Она протянула мне сложенный листок бумаги.

Эта была бумага для заметок размером 4 × 6 дюймов, хорошего качества, с напечатанной сверху надписью: «Офис Дэ-ниела Калмуса», где шариковой ручкой было написано следующее:

Дважды прочитав записку, я сложил бумагу и вернул миссис Блаунт.

– И все же я хочу повторить, что налицо лишь расхождение во мнениях. Вы, конечно, показывали это вашей дочери?

– Да.

– А у вас есть предположение относительно того, что это за факт. Факт, который, по словам вашего мужа, известен только ему и Калмусу?

– Нет.

– А у вас, Салли?

– Нет.

– Ну хоть какие-то догадки имеются?

– Нет.

– Теперь видите, почему это неправильно, – заметила миссис Блаунт. – Мне звонил мистер Калмус. Так вот, он утверждает, что заметка в газете уже причинила серьезный ущерб, поскольку теперь все будут считать, будто именно он нанял Ниро Вулфа. Поэтому в завтрашней газете нужно поместить опровержение, где говорится, что произошла ошибка и никто не нанимал Ниро Вулфа. Если моя дочь уже заплатила Вулфу, ничего страшного. Деньги можете оставить себе.

Я посмотрел на Салли, которая продолжала стоять. Мой мозг, по-прежнему перебиравший факты, за исключением некоего, известного лишь Калмусу с Блаунтом, призывал меня воспользоваться предлогом и избавиться от чертова дела. Если у Калмуса действительно имелся факт, способный сотворить чудо, тогда хорошо. Но если Калмус блефовал, то шанс, что нам с Вулфом удастся нарыть такой факт, становился еще более призрачным. Конечно, нам придется вернуть двадцать две тысячи. Когда Вулф посылал меня на задание, не снабдив специальными указаниями, общее указание заключалось в том, что я должен действовать, опираясь на опыт и здравый смысл. Итак, мне следовало вернуться домой и сообщить Вулфу, что я принял решение оставить дело Блаунта. Я покосился на Салли. Если бы она посмотрела на меня с сомнением или испугом, я бы точно сдался. Но она, упрямо вздернув подбородок и сжав губы, устремила на мать немигающий взгляд своих больших карих глаз. Поэтому я повернулся к миссис Блаунт:

– Ну ладно, согласен, что у нас не просто расхождение во мнениях.

– Я не сомневалась, что вы все поймете, если я покажу вам записку от мужа, – кивнула миссис Блаунт.

– Речь сейчас не об этом, а о том, что ваша дочь заплатила мистеру Вулфу двадцать две тысячи долларов, и для того, чтобы…

– Я же сказала, вы можете оставить деньги себе.

– Мистер Вулф берет только те деньги, которые заработал. Чтобы собрать такую сумму, ваша дочь опустошила счет в банке и продала драгоценности. Девушки просто так не расстаются с драгоценностями. – Я щелкнул пальцами. – И я не говорю вам, что именно ваша дочь сообщила мистеру Вулфу.

Я говорю вам, какой вывод я сделал из того, что она ему сообщила. Итак, она три раза сказала ему, что мистер Калмус влюблен в вас. И я сделал вывод, что ваш муж будет осужден за убийство не из-за некомпетентности мистера Калмуса, а потому, что если его приговорят к пожизненному заключению или посадят на электрический стул, то его жена будет свободна. И если дело именно…

– Погодите… – Миссис Блаунт выпрямилась и, нахмурившись, посмотрела на меня в упор. – Я не совсем поняла. Так вы утверждаете, что мистер Калмус хочет засадить моего мужа?

– Нет. Я говорю, что ваша дочь так считает. Поэтому она продала свои драгоценности. И она определенно заслуживает…

– Погодите! – Миссис Блаунт, вскочив на ноги, подошла к дочери и схватила ее за руки. – Салли! Моя дорогая Салли! Ты не можешь так думать! Не можешь!

– Нет, могу. И буду. Ты знаешь, что он в тебя влюблен. Ты знаешь, что он готов сделать все, буквально все, чтобы заполучить тебя. Мама, ты что, слепая? Ты слепая? Разве ты не видишь, как на тебя смотрят мужчины? Как смотрит на тебя Дэн Калмус? Я собиралась… На прошлой неделе я собиралась…

Горячую речь Салли прервал чей-то раскатистый голос:

– Есть кто дома?

Обернувшись, я увидел мужчину, который прошел через арочный проем и направлялся к нам.

– Морт, мы заняты, – повысила голос миссис Блаунт.

Но мужчина, не останавливаясь, произнес:

– Возможно, я могу помочь. – Он расцеловал миссис Блаунт в обе щеки. Салли отвернулась. Посмотрев на меня, мужчина открыл было рот, но остановился и присмотрелся ко мне повнимательнее. – Вы Арчи Гудвин. Я вас уже где-то видел. – Он протянул мне руку. – Я Морт Фэрроу. Вы наверняка меня тоже видели, но я не знаменитый детектив, поэтому не нахожусь в центре внимания. – Он подошел к миссис Блаунт. – У меня было свидание за обедом, но я постарался освободиться пораньше. Услышав про Ниро Вулфа, я сразу понял, что кое-что назревает. Так кто его нанял? Ты или Дэн? Или дядя Мэт? Просветите меня, а?

Отличный момент, чтобы заткнуть рот этому самодовольному пустобреху ростом шесть футов. Если бы я был его тетей или дядей, а он жил бы с нами под одной крышей, то быстренько окоротил бы его. Но Анна Блаунт не стала протестовать, а лишь сказала:

– Морт, произошла ошибка… с Ниро Вулфом. Я как раз объясняла это мистеру Гудвину. Позже я обо всем тебе расскажу. – Она перевела взгляд на меня. – Вот видите, мистер Гудвин, это была просто… ошибка. Недопонимание. Мне очень жаль. Мы сожалеем, и мистер Калмус завтра сообщит газет чикам. Что касается денег, пожалуйста, передайте мистеру Вулфу…

Она вдруг замолчала и посмотрела мимо меня. Я повернулся. Где-то послышался звук гонга, в холле мелькнуло форменное платье горничной. Затем раздался мужской голос, и через секунду в комнате появился мужчина. Бросив быстрый взгляд по сторонам, он прошел в гостиную. Миссис Блаунт сделала несколько шагов ему навстречу. Мужчина взял ее за руку и что-то произнес, но так тихо, что я не расслышал. В ответ миссис Блаунт громко сказала:

– Мистер Вулф не смог прийти, но мистер Гудвин здесь. Я все ему объяснила.

Я не успел сесть в кресло после того, как обменялся рукопожатием с Мортоном Фэрроу, поэтому остался стоять, когда вновь прибывший, кивнув Салли и Фэрроу, протянул мне руку со словами:

– Я Дэн Калмус. Пару лет назад один из моих партнеров участвовал в вашем перекрестном допросе, и вы произвели на него неизгладимое впечатление.

Теперь, когда Калмус предстал передо мной во плоти, я не сразу узнал его по фото из «Газетт». Хотя, собственно, плоти в нем было немного – сплошь кожа да кости: костлявые руки, обтянутые кожей острые скулы. Но благодаря отсутствию морщин и седины в густых волосах, он явно не тянул на свои пятьдесят. Ведь, если верить Салли, ему уже стукнул пятьдесят один год.

– Боюсь, не могу сказать того же, – ответил я. – Должно быть, он тогда выставил меня форменным дураком.

– Отнюдь. И даже наоборот. – Калмус, прищурившись, посмотрел на меня. – По словам миссис Блаунт, она объяснила вам ситуацию. Могу я что-нибудь добавить? У вас есть вопросы?

– Да. Что это за факт, который известен лишь вам и мистеру Блаунту?

Калмус, на секунду округлив глаза, снова прищурился:

– Знаете, это был бы хороший вопрос, если бы дело вел Вулф. Но поскольку он его уже не ведет, а миссис Блаунт объяснила вам ситуацию, то вопрос неуместный. Вам понятно?

Я решил спихнуть ответственность на Салли, ведь музыку заказывала она. Если после того как я навел шороха, Салли, несмотря на давление Калмуса, продолжит стоять на своем, то для меня все будет решено раз и навсегда.

– Это был бы хороший ответ, если бы мистер Вулф отказался от дела. Но насколько мне известно, он не отказывался. Давайте спросим мисс Блаунт. Это она наняла Вулфа. – Я повернулся к Салли. – Ну, что скажете? Вы хотите, чтобы Вулф отказался от дела?

– Нет, – выдавила она, а потом уже громче повторила: – Нет!

– Вы хотите, чтобы мистер Вулф продолжал работать? И я тоже?

– Да.

– Тогда у меня есть предло…

– Салли, кончай ребячиться! – Калмус повернулся к девушке. – Упрямая маленькая чертовка! Если бы твой отец был здесь… А он здесь, ведь я его представитель. – Он стукнул себя в грудь. – Я! И у меня от него приказ. Ты не можешь ослушаться приказа своего папы.

– Нет, могу. – Салли попятилась от нависшего над ней Калмуса. – И я бы сделала это, даже если бы он был здесь и сам мне это сказал. Он вам доверяет, а я – нет.

– Чепуха! Ты не уполномочена судить о моих профессиональных качествах. Ты ведь даже…

– Дело не только в ваших профессиональных качествах. Я не доверяю лично вам. Арчи, скажите ему.

И я сказал, обращаясь к спине Калмуса:

– Мисс Блаунт считает, что, если ее отца осудят за убийство, вы сразу начнете подбивать клинья к его жене, и мисс Блаунт опасается, что это повлияет на ваши суждения. Именно поэтому…

Резко развернувшись, он занес сжатую в кулак правую руку, и кулак этот целился прямо мне в лицо. Анна Блаунт попыталась повиснуть у Калмуса на локте, но безуспешно. Племянник сделал шаг вперед и остановился. Я, конечно, мог поднырнуть и врезать Калмусу по почкам, но он оказался таким неповоротливым, что было проще отступить в сторону и вывернуть ему руку, что реально больно. Мало того, чертов болван замахнулся на меня левой, и я резко дернул его за запястье. Пока он падал на колени, я поднял глаза на Фэрроу, который сделал еще один шаг в нашу сторону.

– Не советую. Я в лучшей форме, и у меня больше практики. – Я посмотрел на Калмуса, пытавшегося подняться. – Если хотите кого-нибудь стукнуть, стукните мисс Блаунт. Я только передал вам, что она думает. Именно поэтому она обратилась к Ниро Вулфу, и именно поэтому она не отступится. – Я повернулся к Салли Блаунт. – У меня есть к вам предложение. Оставаться здесь для вас будет не слишком приятно. Если вы хотите переночевать у какого-нибудь друга и нужно собрать вещи, я с удовольствием вас отвезу. Но пожалуй, мне лучше подождать внизу. Впрочем, если вы предпочитаете ос таться здесь и принять…

– Нет. Я упакую вещи. – Салли направилась в сторону арки, я пошел следом.

Миссис Блаунт начала что-то говорить, но ей не удалось нас остановить. В прихожей Салли сказала:

– Я недолго. Вы меня подождете?

Я кивнул, взял пальто и шляпу, вышел из квартиры и сел в лифт.

Шансы, что или мать, или Калмус, или они оба уговорят Салли остаться, по моим прикидкам, были пятьдесят на пятьдесят. И поэтому, спустившись в холл, я рассмотрел альтернативные варианты. На часах было 22:41. Итак, я решил дать Салли пятнадцать минут, потом либо подняться наверх, либо позвонить ей из телефона-автомата на Мэдисон-авеню, либо вернуться домой и доложить Вулфу, чтобы тот принял решение, исходя уже из своего опыта и здравого смысла. Но Салли сняла с моих плеч тяжкое бремя выбора. Когда в очередной раз я посмотрел на часы, которые показывали 22:53, двери лифта закрылись, а через пару минут снова открылись, и из лифта вышла она – в манто из серебристой норки, тюрбане в тон и с багажом в руках, причем не с дорожной сумкой, а с кожаным коричневым чемоданом средних размеров.

Лицо Салли было мрачным, но решительным, зубы стиснуты. Швейцар бросился к ней, чтобы взять чемодан, но я оказался проворнее. Я попросил швейцара поймать такси, а когда он вышел, поинтересовался у Салли, удалось ли ей до кого-нибудь дозвониться, и она ответила, что еще не решила, куда поедет. Мы остановились у дверей, поскольку швейцар не спешил выпускать нас в снежную ночь. У тротуара затормозило такси, и, пока швейцар с таксистом укладывали чемодан в багажник, я усадил Салли в машину, дал швейцару четвертак и велел таксисту остановиться у ближайшей телефонной будки. Салли собралась было продолжить разговор, однако я приложил палец к губам и покачал головой. Ведь таксист мог не только знать адрес Мэтью Блаунта, сидевшего в тюрьме за убийство, но и видеть его дочь на фото в газетах, а нам не стоило посвящать посторонних в наши планы. Такси свернуло на Семьдесят восьмую улицу, затем – снова на Мэдисон-авеню и через два квартала затормозило перед аптекой.

Нагнувшись к переднему сиденью, я сунул таксисту долларовую банкноту:

– Вот, возьмите. Идите и потратьте на что хотите. Купите аспирин, сигареты, губную помаду для жены. Все, что душе угодно. А нам нужно посовещаться. Через десять минут я за вами приду. Может, и раньше.

– Не могу, – ответил он. – Закон не позволяет.

– Глупости. Если появится коп, я скажу, у нас возникли непредвиденные обстоятельства. – Достав визитницу, я показал свою лицензию.

Шофер посмотрел на нее и сказал:

– Это меняет дело. – Он взял доллар и вышел из такси.

Салли состроила забавную рожицу и выпалила:

– Я рада, что вы это сделали! Очень рада!

– Конечно. Я подумал, нам нужно побыть наедине. У таксистов слишком длинный язык. Итак, если вы решили…

– Я не об этом. Нет, я рада, что вы сказали моей матери. И ему. Мне давно хотелось это сделать, но не хватало духа. А теперь они знают. Как вы догадались?

– Методом дедукции. Я лицензированный детектив, поэтому мне позволено гадать. Так вы решили, куда поедете?

– Да. Я поеду в отель… в какой-нибудь маленький отель. Вы ведь разбираетесь в отелях?

– Да. Но разве у вас нет друзей с диваном для гостей?

– Конечно есть. Я даже собралась позвонить подружке. Но что я скажу ей? Так неожиданно, в одиннадцать вечера… Придется дать хоть какое-то объяснение… Ну и какое? После всех этих разговоров… – Она покачала головой. – Нет, я еду в отель.

– Ну… – Я обдумал сложившуюся ситуацию. – Что ж, могло быть и хуже. Конечно, вы можете назваться другим именем, но, если кто-нибудь вас вычислит и об этом напишут в газетах, пойдут разговоры. Заголовки в газетах. ДОЧЬ БЛАУНТА ГЛУХОЙ НОЧЬЮ УХОДИТ ИЗ ДОМУ. Возможно, кто-нибудь упомянет о том, что я вас сопровождал. Швейцар, например. Я показал таксисту свою лицензию.

– Ох, это будет ужасно! – Салли посмотрела на меня. Долгое молчание. Затем она осторожно коснулась моей руки, лежавшей на сиденье. – Это всего лишь предположение.

– Ух ты! Но все именно так, как вы говорите. Ну ладно. Как вам, должно быть, известно, я живу там, где работаю, – в доме Ниро Вулфа. На третьем этаже, прямо над его спальней, есть комната, которую мы называем Южной. А в ком нате – хорошая кровать, два окна, а еще собственная ванная с горячей и холодной водой, кашанский ковер пятнадцать на одиннадцать футов и задвижка на двери. Лучший повар Нью-Йорка Фриц Бреннер приготовит вам завтрак, который вы смо жете съесть или в своей комнате, или на кухне вместе со мной. Его оладьи на кислом молоке выше всяких…

– Но я не могу, – выпалила Салли. – Возможно, мне придется пробыть… Ну, я не знаю, как долго…

– Плата за месяц будет меньше. Мы вычтем ее из ваших двадцати двух штук. В любом случае вам не по карману счет в отеле. Ведь вы даже продали свои драгоценности. Конечно, вам придется жить в одном доме с тремя холостыми мужчинами, один из которых француз, но не будете же вы ночевать в парке!

– Арчи, вы все пытаетесь превратить в шутку. А мне сейчас не до шуток.

– Конечно нет. Девушка в манто за десять тысяч долларов, с собственной спальней в шестнадцатикомнатных апартаментах на Пятой авеню, с кучей так называемых друзей, с кредитом в любом отеле города, нуждается в безопасном месте для ночевки? Ну конечно, это шутка.

Салли попыталась улыбнуться, и ей это почти удалось.

– Хорошо, – сказала она. – В один прекрасный день я, быть может, еще посмеюсь над этим. Хорошо.

Я вышел из автомобиля и отправился за таксистом.

ГЛАВА 6

Во вторник в чет верть десятого утра, сидя с Салли за кухонным столом, я передавал ей масло гуаявы для третьей оладьи. Когда в час ночи я поднял чемодан Салли в Южную комнату, то ознакомил девушку с нашим утренним распорядком дня: в 8:15 Фриц относит завтрак Вулфу в спальню, после чего в 9:00 Вулф отправляется в оранжерею на свидание с орхидеями, где остается до 11:00; я завтракаю на кухне в любое время, когда спущусь вниз, если, конечно, у меня нет поручений вне дома, после чего иду в кабинет вытереть пыль, по менять воду в вазе на письменном столе Вулфа, распечатать почту, дочитать утренний выпуск «Таймс», который не успел прочесть за завтраком, а также выполнить различную домашнюю работу.

Вулф вел себя вполне прилично, насколько это возможно. Когда мы с Салли вошли в кабинет в 11:30, он сидел за письменным столом с «Африканским генезисом» и, по крайней мере, не вышел из комнаты, когда я сообщил, что у нас в доме гостья. Что-то проворчав и пару раз тяжело вздохнув, он отложил книгу, а когда я спросил, дать мне краткий или подробный отчет, то выбрал последнее. Положа руку на сердце, мне было гораздо приятнее пересказывать вчерашнюю беседу в присутствии участницы этой беседы. Точно так же много лет назад в Огайо побудительным мотивом для маленького мальчика по имени Арчи залезть на макушку самого высокого дерева была стоявшая внизу девочка. Или пятнадцать-двадцать девушек. Итак, когда я закончил и Вулф задал пару вопросов, он в общих чертах рассказал мисс Блаунт о посетителе, побывавшем у нас накануне вечером: о ее крестном отце, Эрнсте Хаусмане. Этот рассказ был полезен и для меня, поскольку вчера Салли позвонила в тот момент, когда Вулф предположил, что Хаусман самолично подсыпал мышьяк в шоколад. Однако Хаус ман не сломался и не раскололся. Он отпустил в адрес Вулфа пару грубых замечаний и сразу ушел.

После чего Вулф, не оставив мне инструкций, отправился спать.

На двадцать седьмой полосе «Таймс» была помещена крошечная заметка, где было сказано, что Арчи Гудвин сообщил репортеру «Таймс», будто Ниро Вулф получил задаток в связи с делом об убийстве Пола Джерина, однако Дэниел Калмус, адвокат Мэтью Блаунта, заявил об отсутствии каких-либо договоренностей с мистером Вулфом.

За завтраком мы с Салли решили следующее: 1) миссис Блаунт должна знать, где находится ее дочь; 2) Салли сообщит ей об этом по телефону; 3) Салли может выходить, когда ей угодно, но в 11:00 она должна быть у себя в комнате на случай, если Вулф захочет ее увидеть, когда спустится из оранжереи; 4) Салли может брать любую книгу с полки в библиотеке, кроме «Африканского генезиса»; 5) Салли подождет меня дома, пока я схожу в банк положить двадцать две тысячи; 6) она присоединится к нам с Вулфом за ланчем в 13:15.

В одиннадцать утра я, сидя за столом в кабинете, услышал звук лифта, которым Вулф пользуется постоянно, а я никогда. Вулф вошел с орхидеями для своего письменного стола, поздоровался, поставил в вазу Laelia gouldiana, сел за стол, просмотрел утреннюю почту, затем уставился на меня и произнес:

– Где она?

– В своей комнате. Позавтракала со мной на кухне. Умеет вести себя за столом. Позвонила своей матери сообщить, где находится, затем отправилась на Восьмую авеню купить косметические салфетки, так как наши ей не нравятся, после чего вернулась домой и взяла с моего разрешения из книжного шкафа три книги. Я сходил в банк.

Встав с кресла, Вулф подошел к книжному шкафу. Сомневаюсь, чтобы он действительно мог определить по пустым местам среди тысячи двухсот книг или около того, что именно взяла Салли, но биться об заклад, что это не так, я бы точно не стал. Вернувшись на свое место за письменным столом, Вулф прищурился и сказал:

– И больше никаких номеров. Не на этот раз.

– Возможно, – согласился я. – Но когда миссис Блаунт сказала, что мы можем оставить себе залог, уплаченный мисс Блаунт, это прозвучало оскорбительно, и я не сдержался. Или вы имеете в виду то, что я сказал Калмусу?

– Ни то ни другое. Я имею в виду то, что ты привел сюда девушку. Конечно, ты это сделал, чтобы надавить на меня. Пф! Отлично понимая, что я скорее приведу в дом тигра, чем женщину, ты решил, что я…

– Нет, сэр. Я невиновен. – Мой настрой был самым решительным. – Ну, я начинаю на вас давить или пытаюсь это делать, только когда вы отлыниваете, а вы занимаетесь делом Блаунта всего двадцать четыре часа. А мисс Блаунт я привез сюда лишь потому, что если бы она отправилась в отель, то последствия могли бы быть непредсказуемыми. Она могла бы передумать. Могла бы скрыться. Я сказал миссис Блаунт, что вы берете только те деньги, которые заработали. И было бы неловко, если бы мы не смогли вернуть клиенту незаработанные деньги, так как клиент недоступен. Соглашусь, что вы навели шороху, заставив меня слить информацию Лону Коэну. Вам даже предложил пятьдесят штук потенциальный убийца. И что дальше? Рассчитываете на лучшее предложение от кого-нибудь из оставшихся?

– Я поговорю с мисс Блаунт после ланча, – скривился Вулф. – Сперва мне нужно увидеть их… Мистера Йеркса, мистера Фэрроу, доктора Эйвери и, если возможно, мистера Калмуса. Быть может, это…

– Эйвери не был посредником.

– Но он оставался в больнице с Джерином до самого конца. Мистер Эйвери сказал мистеру Блаунту, что не исключил возможность отравления, еще в клубе «Гамбит», после чего осмотрелся по сторонам, даже спустился на кухню. Если есть хоть какая-то надежда получить…

Речь Вулфа прервал звонок в дверь. Я отправился в прихожую и, посмотрев в одностороннее стекло во входной двери, вернулся в кабинет.

– Еще больше шороху. Инспектор Кремер.

– С чего это вдруг? – проворчал Вулф. – У него ведь уже есть убийца.

– Ага. Может, он явился за мисс Блаунт. Чтобы забрать ее как соучастницу.

– Пф! Приведи его.

Я вернулся к входной двери и, посмотрев пару секунд на Кремера в одностороннее стекло, впустил его в дом. Инспектора из отдела убийств Западного Манхэттена я всегда узнаю с первого взгляда: у него грузные плечи, круглое красное лицо и надвинутая на лоб старая фетровая шляпа. Обычно, когда он появляется у нас на крыльце и начинает с упорством, достойным лучшего применения, жать на дверной звонок, я слегка приоткрываю дверь и говорю что-нибудь уместное случаю, типа: «Дом человека – его крепость». Однако на сей раз Кремер выглядел чуть более человечно, поэтому я широко распахнул дверь и поздоровался вполне дружелюбно. Он вошел, поз волил взять у него пальто и шляпу и, прежде чем пройти в кабинет, даже отпустил замечание по поводу погоды. Все выглядело так, будто мы подписали договор о мирном сосуществовании. Оказавшись в кабинете, Кремер, хорошо знавший нелюбовь Вулфа к рукопожатиям, не протянул ему руку и, опустив свой объемистый зад в красное кожаное кресло, произнес:

– Полагаю, мне следовало позвонить, но вы ведь всегда здесь. Господь свидетель, я тоже не отказался бы иметь возможность всегда быть на месте. Меня интересует дело Джерина. А точнее, Мэтью Блаунта. Если верить газетам и, естественно, Гудвину, вас наняли заниматься этим делом.

– Да, – ответил Вулф.

– Но, если верить адвокату Блаунта, вас никто не нанимал. И чему тогда верить?

– Вероятно, и тому и другому. – Вулф поднял руку ладонью вверх. – Мистер Кремер, здесь возможны варианты. Так, например, меня нанял мистер Калмус, который отрицает данный факт, или меня нанял мистер Блаунт втайне от своего адвоката, или меня нанял некто третий. Но в любом случае меня наняли.

– Кто именно?

– Некто, кто имеет законный интерес.

– Интересно, кто?

– Нет.

– Так вы работаете над этим делом?

– Да.

– Значит, вы отказываетесь сказать, кто вас нанял?

– Да. Вы сейчас не занимаетесь расследованием и не выполняете требования правосудия.

Кремер достал из кармана сигару, повертел ее между ладонями и сунул в рот. Поскольку он никогда не закуривает, процесс верчения сигары кажется неуместным и абсолютно излишним. Инспектор посмотрел на меня и перевел взгляд на Вулфа:

– Думаю, я вас знаю не хуже, чем все остальные, за исключением Гудвина. Я не верю, что Калмус мог вас нанять, а затем начать отпираться. Какие у него основания все отрицать? И я не верю, что Блаунт мог вас нанять без ведома своего адвоката. Какого черта?! Ведь это равносильно тому, чтобы сменить адвоката. Если речь идет об остальных, тогда кто из них? Жена, дочь и племянник не пойдут на такое без согласия Блаунта или Калмуса. Как и все прочие. Вас никто не нанимал.

Уголки губ Вулфа поползли вверх.

– Тогда зачем было утруждать себя этим визитом?

– А затем, что я вас хорошо знаю. Затем, что вы могли что-то нарыть. Вы поручили Гудвину шепнуть на ушко его дружку Лону Коэну, будто вас наняли, в расчете на то, что вас действительно наймут и выплатят гонорар. Я не знаю, что вы затеваете, почему темните и не хотите обратиться к Калмусу. Но суть в том, что вы явно нашли некие улики, так как иначе не заварили бы всей этой каши. Причем такие улики, которые, по вашему мнению, помогут сорвать жирный куш. А единственный способ сорвать жирный куш – вытащить Блаунта из тюряги. Итак, выкладывайте!

Вулф выразительно поднял брови:

– И вы действительно верите в подобную чушь?

– Да, верю, черт побери! Похоже, вы нашли способ вытащить Блаунта. По крайней мере, надеетесь это сделать. Поймите меня правильно: я отнюдь не возражаю против вашего желания заработать. Но если у вас есть основания полагать, что Блаунт не убивал Пола Джерина, то я хочу о них знать. Мы получили улики, позволившие обвинить Блаунта. Если же с ними что-то не так, я вправе об этом знать. Вы считаете, мне будет приятно засудить невиновного человека, да?

– Нет, я так не считаю.

– Вот я и тоже. – Кремер ткнул в Вулфа сигарой и помахал ею в воздухе. – Поговорим начистоту. Вам известно, что Блаунт спустился на кухню за шоколадом и отнес его Джерину?

– Да.

– А вам известно, что, когда Джерин выпил почти весь шоколад и ему стало нехорошо, Блаунт отнес кофейник на кухню, вымыл его, налил свежий шоколад и отнес наверх?

– Да.

– Тогда разве он не самый большой дурак на свете?

– Я с ним не знаком. А он действительно дурак?

– Нет. Очень умный человек. Что угодно, только не дурак. И очень рассудительный. Состоятельные мужчины с положением в обществе привыкли считать, что им все позволено, так как они вне подозрений. Но к Блаунту это не относится. Он совсем не такой. Отнюдь. Поэтому я отнесся к происходящему спокойно. Впрочем, не совсем. Мне трудно поверить, что такой человек мог отравить шоколад, напоить им Джерина, а затем как ни в чем не бывало пойти сполоснуть кофейник и чашку. Полагаю, мне нет нужды объяснять это по буквам.

– Нет.

– Поэтому мы расследовали все очень тщательно. Буквально под лупой. И в первую очередь исключили возможность, что мышьяк мог содержаться в чем-то другом, не в шоколаде. Действительно исключили. Мы установили, что после начала шахматного турнира никто, кроме Блаунта и тех четверых, я имею в виду посредников, не входил в библиотеку. Блаунт вошел в библиотеку узнать, не нужно ли еще шоколада, через семь минут после начала игры. И все это установлено абсолютно точно. Таким образом, мышьяк насыпал в шоколад кто-то один из семерых: это четверо посредников, повар, официант и Блаунт. Хорошо. Так кто из них был связан с Джерином? А что, если не один, а несколько? Я направил одиннадцать человек тщательно изучить вопрос, а окружной прокурор отрядил мне еще восьмерых из убойного отдела. Лучшие из лучших по такого рода делам. И вы это знаете.

– Да, они достаточно компетентные, – согласился Вулф.

– Компетентные – это еще слабо сказано. Мы установили связь Блаунта с Джерином. От самого Блаунта. О чем вам, конечно, известно. Это его дочь.

– Да.

– Девятнадцать наших оперативников занимались остальными шестью фигурантами. Но за четверо суток так ничего и не разнюхали. И даже когда окружной прокурор решил предъявить обвинение Блаунту, я еще на неделю приставил к оставшимся девять человек. О’кей. Вы сами знаете, каково работать с теми, кто идет в отказ. Их так просто к ногтю не прижмешь. Однако я могу поставить свою годовую зарплату против цветка в вашей вазе, что никто из этих шестерых никогда не встречал Пола Джерина и никак не был с ним связан.

– Я, пожалуй, не стану рисковать цветком, – заметил Вулф.

– Не станете?

– Нет.

– Так, по-вашему, у одного из шестерых случайно мог оказаться с собой мышьяк, который он и подсыпал в шоколад, потому что ему не понравилось, как Джерин играет в шахматы?

– Нет.

– Тогда что вы затеваете? И как рассчитываете вытащить Блаунта?

– Я ведь не говорил, что у меня есть для этого хоть какие-то возможности.

– Вздор! Чушь собачья! Мы с вами не первый год знакомы.

Вулф откашлялся.

– Мистер Кремер, не скрою, мне действительно известно нечто такое, чего вы не знаете, относительно одного из аспектов данного дела. Мне известно, кто меня нанял и почему. Вы сделали вывод, что никто меня не нанимал и что я, прознав про некое неизвестное вам обстоятельство дела, решил воспользоваться этим для личной выгоды. Вы ошибаетесь. Вы гораздо лучше меня осведомлены обо всех обстоятельствах – всех без исключения, – связанных со смертью Пола Джерина. Но вы мне не верите.

– Да, не верю.

– В таком случае мне больше нечего вам сказать. Я сожалею, что у меня для вас ничего нет. Ведь теперь я ваш должник. Вы сейчас снабдили меня фактом, который предполагает совершенно новый подход к проблеме. Что сэкономит мне…

– Какой такой факт?

– Нет, сэр, – покачал головой Вулф. – Вы мне в любом случае не поверите. И не примете мою интерпретацию данного факта. Однако я вам чрезвычайно обязан, а я не привык оставаться в долгу. Если я узнаю нечто важное, то нарушу свои правила и поделюсь с вами. Впрочем, сейчас мне вас нечем порадовать.

– Черта с два, нечем! – Кремер встал с места, бросил сигару в мою корзину для мусора и, как всегда, промахнулся. – Вулф, одно маленькое уточнение. Да, любой человек имеет право нанять вас для расследования, пусть даже дела об убийстве. Но если вас никто не нанимал, а мне, черт возьми, хорошо известно, что вас никто не нанимал!.. Так вот, если вы действуете по собственной инициативе, это все меняет. И если вы располагаете информацией, которую закон предписывает… Короче, не мне вам говорить. – Кремер повернулся и решительно вышел из кабинета.

Я проследовал за ним в прихожую и, решив, что Кремер не оценит мою готовность подать ему пальто и шляпу, подождал, когда он закроет за собой дверь.

Вернувшись в кабинет, я сказал:

– Итак, он дал вам…

И тотчас же осекся, увидев, что Вулф, откинувшись на спинку кресла, задумчиво вытягивает губы в трубочку и втягивает их обратно. Его поза свидетельствовала о напряженной работе мысли, но я не имел ни малейшего представления, над чем сейчас работает его мысль. Если над фактом, предоставленным инспектором Кремером, то над каким именно? Перебрав в уме все озвученные факты, я направился к своему письменному столу, чтобы не прерывать упражнения для губ. Но тут Вулф открыл глаза и отрывисто скомандовал:

– Приведи сюда мисс Блаунт!

Я послушно отправился за нашей гостьей. Как я уже говорил, я не пользуюсь лифтом, а потому поднялся на третий этаж по лестнице. Дверь Южной комнаты оказалась заперта. Я осторожно постучал. Через секунду дверь распахнулась, хотя шагов я не услышал. А не услышал я их потому, что мисс Блаунт была босиком.

– Мистер Вулф желает вас видеть, – заявил я. – В туфлях или без. Как пожелаете.

– Что-то случилось?

Я не знал, следовало ли рассказывать мисс Блаунт о посетителе, а потому просто сказал:

– Вулф сейчас делает упражнения для губ. Хотя вы, конечно, не в курсе, насколько это важно. Можете не тратить время на прическу или макияж. Вулф в любом случае не заметит разницы.

Проигнорировав мой совет, мисс Блаунт подошла к туалетному столику, чтобы воспользоваться расческой и губной помадой, а затем – к креслу возле окна, чтобы надеть туфли, после чего присоединилась ко мне. Спускаясь по лестнице следом за кем-нибудь, вы получаете отличную возможность рассмотреть его фигуру под другим углом: у мисс Блаунт были чудесные плечи и прелестный изгиб шеи.

Когда мы вошли в кабинет, Вулф, который угрюмо смотрел на край стола, задумчиво почесывая нос, не обратил на нас ни малейшего внимания. Салли молча села в красное кожаное кресло. Просидев в тишине не меньше минуты, она решила разрядить обстановку.

– Доброе утро, – произнесла она.

Вулф перевел на нее хмурый взгляд и, моргнув, строго поинтересовался:

– Почему вы взяли томик Вольтера?

Салли сделала большие глаза:

– Арчи сказал, я могу взять любую книгу, кроме той, что вы сейчас читаете.

– Но почему именно Вольтер?

– Просто так. Потому что я никогда не читала его.

– Хм… Обсудим это за ланчем. У нас прогресс. Арчи уже сказал вам… – Вулф запнулся. Отвлекшись, он позволил себе фамильярничать с женщиной и потому сразу сменил тон: – Мистер Гудвин сообщил вам, что к нам приходил полицейский? Инспектор Кремер.

– Нет.

– Он приходил. Нежданно-негаданно. Только что ушел. Мистер Гудвин вам позже расскажет, зачем он приходил и что говорил. Но я должен сказать вам, что он дал кое-какую информацию, в корне меняющую ситуацию. По словам мистера Кремера, полиция установила три бесспорных факта. Во-первых, мышьяк был в шоколаде. Во-вторых, никто не мог подсыпать яд, кроме повара, официанта, четверых посредников и вашего отца. В-третьих, мотив был только у вашего отца. Никто из этих шестерых – я цитирую мистера Кремера – никогда не встречал Пола Джерина и никак не был с ним связан. Пока все…

– Но ведь я вам это уже рассказала. Разве нет?

– Да. Но вы излагали лишь собственные сведения, чего явно недостаточно. Выводы мистера Кремера основаны на тщательном и продолжительном расследовании, проведенном целой армией специально обученных людей. И хотя все три факта немаловажны, для нас особое значение имеет третий факт: что ни у кого из тех шестерых не было мотива убивать Джерина. Однако Джерин был убит, причем преднамеренно, так как мышьяк приготовили заранее. Вы играете в шахматы?

– Не совсем. Но я знаю ходы. Вы что, хотите…

– С вашего позволения. Вам известно, что такое гамбит?

– А почему вы спрашиваете? Так, очень смутно.

– Это дебют, в котором игрок жертвует пешкой или даже фигурой, чтобы получить преимущество. Убийство Пола Джерина можно назвать гамбитом. Джерин был пешкой или фигурой. Преимущество, полученное убийцей, состояло в том, что вашего отца загнали в смертельную ловушку: его обвинили в убийстве и теперь ему должны вынести соответствующий приговор. Убийца не испытывал враждебности к Джерину. Джерин был не целью, а лишь пешкой. Целью был ваш отец. Теперь видите, как это меняет ситуацию, да и весь ход расследования, для которого вы меня наняли?

– Я не… Я не уверена…

– Мисс Блаунт, буду с вами откровенен. Еще полчаса назад трудности не казались мне настолько непреодолимыми. Чтобы согласиться на эту работу и взять ваши деньги, я должен был допустить, что ваш отец невиновен, но для этого мне нужно было найти доказательство, что у одного из шестерых участников турнира имелся веский мотив убить Джерина. При этом три наиболее серьезных момента, свидетельствующих не в пользу вашего отца, – то, что он сам отнес Джерину шоколад, вымыл кофейник и чашку, а также то, что ваш отец знал Джерина и, возможно, имел мотив, – можно игнорировать как совершенно случайные. Откровенно говоря, ситуация казалась мне безнадежной, и, не найдя ничего лучшего для раскачки, я решился на отчаянный шаг: попросил мистера Гудвина сообщить через газету, что меня наняли для расследования.

– Но вы не говорили мне, что планируете это сделать.

– Я редко говорю клиентам о своих планах. Но сейчас я ввожу вас в курс дела, поскольку мне нужна ваша помощь. Результатом публикации в газете стал визит мистера Кремера, по словам которого предположение, будто кто-то из остальных фигурантов задумал убийство Пола Джерина, не имеет смысла. Но если исходить из предположения о невиновности вашего отца, можно сделать вывод, что Джерина убил кто-то другой. Но зачем? Этот человек, никак не связанный с Джерином, явился в клуб, прихватив с собой яд, то есть запланировав убийство и в результате совершив его. Ну и что было дальше? Сопутствующие обстоятельства настолько однозначно указывали на вашего отца как на опасного преступника, что его посадили за решетку без возможности выхода под залог. Итак, мы имеем тщательно спланированную операцию, которая увенчалась успехом. Три обстоятельства, свидетельствующие против вашего отца, были не случайными, а основными факторами в расчетах. Вам ясно?

– Похоже… что так. – Салли посмотрела на меня, затем – снова на Вулфа. – Вы хотите сказать, кто-то убил Пола, заранее зная, что все подумают на моего отца.

– Да. И если это был мистер Калмус, то он, помимо всего прочего, не сомневался в том, что, будучи адвокатом вашего отца, сможет сохранить свое преимущество, полученное за счет гамбита.

– Ну да. – Салли стиснула руки. – Конечно.

– Итак, я предлагаю следовать теории, согласно которой реальной целью был ваш отец, а Джерин – лишь пешкой в гамбите. Придерживаясь версии о невиновности вашего отца, я могу сделать вывод о неприемлемости всех остальных предположений. Таким образом, возникает совершенно иная ситуация. Ведь если придерживаться моей теории, то можно изучить также факты и догадки. Которые следует непременно проверить. Чтобы избежать словесной путаницы, назовем, чисто теоретически, убийцей Калмуса, хотя, вероятно, он никого и не убивал. – Вулф поднял палец. – Факт первый. Калмус знал, что Джерин будет есть или пить во время игры, то есть представляется удобная возможность подсыпать мышьяк. И скорее всего, Калмус знал, что Джерин будет пить шоколад. Так?

Салли нахмурилась:

– Точно не могу сказать. Хотя очень может быть. Или я, или папа могли упомянуть об этом в разговоре. Пол всегда пил шоколад, когда играл с папой в шахматы.

– Что ж, это вариант. – Вулф поднял второй палец. – Второй факт. Калмус, как посредник, был в курсе всех приготовлений к игре. Он знал, что Джерин будет в библиотеке один, а значит, посредник получит шанс подсыпать мышь як. Так?

– Точно не могу сказать, но очень может быть. Папа вполне мог рассказать посредникам, как будет проходить игра.

Вулф поднял еще один палец:

– Итак, факт третий. Калмус знал, что в ходе расследования будет установлен мотив, имевшийся у вашего отца. Ведь Калмусу было известно о вашей дружбе с Джерином и негативном отношении к этому вашего отца. Так?

– Ну конечно, Калмусу было известно, что я знакома с Полом. Но что касается отношения к этому моего папы… Если вы намекаете, что папа хотел убить Пола, то это глупо. По мнению папы, Пол был… ну, вы сами еще его так назвали… чудаком.

– Значит, отец не одобрял вашей дружбы с Джерином?

– Он не одобрял мою дружбу с самыми разными людьми. Но у папы определенно не было каких-либо…

– Как вам будет угодно, – оборвал ее Вулф. – Мы не в суде, а я не сторона обвинения, пытающаяся осудить вашего отца. Я просто спрашиваю, знал ли Калмус, что в ходе расследования будут выявлены обстоятельства, которые могут расцениваться как возможный мотив для вашего отца. Итак, будем считать, что он не одобрял. Так?

– Ну… да.

– Тогда достаточно. Впрочем, довольно о фактах. Я называю это фактами, поскольку, если один или несколько из них будут опровергнуты, моя теория окажется несостоятельной. А теперь подытожим два из них. Их нельзя проверить, можно только обозначить. Они желательные, но несущественные. Во-первых, Калмус знал, что ваш отец захочет отнести шоколад Джерину. В идеале Калмус мог сам подать эту идею, но я удовольствуюсь малым. Во-вторых, когда мистер Йеркс сообщил, что Джерину нездоровится, Калмус мог предложить вашему отцу унести кофейник и чашку, не опасаясь вызвать подозрения в неблаговидности своих намерений. Будучи посредником, Калмус вполне мог увидеть, что Джерин выпил бóльшую часть шоколада, а поскольку Джерин заболел внезапно, то предложение Калмуса можно было расценивать как обыч ную меру предосторожности. Вчера вы сообщили мне, что мистер Блаунт подробно рассказал вам и вашей матери, что произошло на самом деле. А он, случайно, не упоминал о том, что ему посоветовали позаботиться о кофейнике и чашке?

– Нет. – Салли так крепко сжала кулаки, что у нее побелели костяшки пальцев. – Мистер Вулф, я не верю. Не могу поверить. Нет, Арчи, конечно, был прав, и Дэн Калмус, возможно, хотел… Я считала, он сделает все, что в его силах, все, что способен сделать… Но сейчас вы утверждаете, будто он убил Пола, спланировал убийство, чтобы посадить отца на скамью подсудимых. Я не могу в это поверить!

– А вам и не нужно. Как я уже говорил, имя Калмус чисто условное, чтобы избежать словесной путаницы. Убийцей может быть один из остальных посредников – Хаусман, Йеркс, Фэрроу – и даже повар или официант, хотя и маловероятно. К личности подозреваемого должны подходить три моих факта и по возможности две мои догадки. Кроме того, преступник должен соответствовать самому очевидному требованию: иметь вескую причину желать устранения вашего отца, чтобы отнять у него свободу, если не жизнь. Кто-нибудь подпадает под данное определение? Хаусман, Йеркс, Фэрроу, повар, официант? – (Мисс Блаунт покачала головой. Она открыла и сразу закрыла рот, но не издала ни звука.) – Один из них наверняка удовлетворяет требованию, но вам об этом ничего не известно. Но была еще одна причина выделить именно Калмуса. Ведь вы сами назвали нам его вероятный мотив. А поскольку у меня есть моя теория, я должен в любом случае с ним увидеться. Если он невиновен и действует, исходя из того, что целью преступника было именно убийство Джерина, то без моего вмешательства ваш отец обречен. Не лишено вероятности, что к делу относится известный лишь Калмусу и вашему отцу факт, о котором он упоминал в записке к вашей матери, но мы пока не будем заниматься бесполезными спекуляциями. Я должен увидеть мистера Калмуса, виновен он или нет, но мне нужна ваша помощь. – Развернувшись ко мне, Вулф сказал: – Блокнот, Арчи.

Я достал блокнот и ручку:

– Валяйте.

– Черновик для мисс Блаунт. На любой бумаге, в одном экземпляре. Обращение она потом вставит сама. «Полагаю, запятая, моя мать сообщила Вам, запятая, что я нахожусь в доме Ниро Вулфа, запятая, где и останусь до тех пор, запятая, пока не буду убеждена, запятая, что сделала для своего отца все возможное. Точка. У мистера Вулфа есть теория, запятая, с которой Вам следует ознакомиться, запятая, и Вы должны прийти и поговорить с ним завтра, запятая, в среду. Точка. Он дома весь день и весь вечер, запятая, но будет недоступен с девяти до одиннадцати утра и с четырех до шести дня. Точка. Если Вы не появитесь до полудня четверга, запятая, я обращусь к репортеру из газеты и расскажу ему, запятая, почему нахожусь здесь и почему не верю, запятая, что Вы можете эффективно представлять интересы моего отца. Точка». – Вулф повернулся к мисс Блаунт. – Письмо от вас мистеру Калмусу. Написанное от руки. На моем фирменном бланке или на листе простой бумаги, как вам больше нравится. Мистер Гудвин доставит письмо в его офис после ланча.

– Нет, я не буду, – твердо заявила мисс Блаунт. – Я не смогу выложить все это репортеру. Не смогу. И не буду.

– Конечно не будете. Вам и не придется. Калмус непременно явится сюда.

– А что, если нет?

– Явится как миленький. А если нет, мы попробуем что-нибудь другое. Напишите, что уже наняли адвоката, чтобы начать шаги по официальному отстранению Калмуса от выполнения обязанностей советника вашего отца. Я, конечно, не адвокат, но могу порекомендовать хорошего юриста, а закон предоставляет нам возможности для самых разных уловок. – Вулф положил руку ладонью вниз на письменный стол. – Мисс Блаунт, или я увижусь с мистером Калмусом, или я отказываюсь от дела. Как вам будет угодно.

– Только не отказывайтесь! – Она посмотрела на меня. – Но как… Арчи, вы можете прочесть это вслух?

Что я и сделал, включая все точки и запятые.

– Но это не мой стиль. Он сразу поймет, что я не сама писала письмо. – Салли умоляюще посмотрела на Вулфа. – Он поймет, что письмо писали вы.

– Конечно поймет. Так и задумано.

– Ну ладно. – Она перевела дух. – Но я в любом случае не стану разговаривать с репортером.

– И не нужно. – Вулф бросил взгляд на настенные часы. – Но прежде будьте добры сделать несколько звонков. Мистеру Йерксу, мистеру Фэрроу, доктору Эйвери. Слава богу, я не успел пригласить их до того, как мистер Кремер снабдил меня важным фактом! Это было бы пустой тратой времени и сил. Вы можете уговорить их явиться сюда? В шесть вечера или желательно после обеда. Скажем, в половине десятого. Каждый по отдельности или все вместе.

– Я попробую. А откуда можно позвонить? В моей спальне нет телефона.

Вулф недовольно поджал губы. Ему, конечно, было нелегко слышать, как посторонняя женщина называет своей спальней комнату в его доме. Я сказал Салли, что она может воспользоваться моим телефоном, и пересел в другое кресло, чтобы напечатать письмо для Калмуса, которое ей предстоит переписать.

ГЛАВА 7

Как правило, я в курсе, чем занимается Вулф, когда он действительно чем-то занимается, и зачем он это делает. Однако даже сейчас, спустя несколько месяцев, я не могу с уверенностью сказать, зачем Вулф заставил Салли приглашать троих фигурантов именно в тот день. Ну а тогда у меня вообще не было никаких предположений. Вулф ненавидит работать. Обычно, когда я возвращался с задания и садился, чтобы дать полный отчет, а Вулф знал, что должен слушать, и очень внимательно, он награждал меня таким взглядом, будто я добавил ему в пиво кетчуп. А если в кабинет входил посетитель, пусть даже с жизненно важной информацией, способной пролить свет на сложное дело, Вулф приветствовал его так, словно это налоговый инспектор, пришедший изучить наши декларации о доходах за последние десять лет.

Но тогда зачем просить Салли приглашать к нам людей в вечернее время до нашей встречи с наиболее вероятным кандидатом в убийцы? Непостижимо. Теперь мне кажется, что Вулф, сам того не подозревая, как утопающий хватался за соломинку. Он пытался убедить не только меня или Салли, но и лично себя, что новая ситуация, возникшая после предоставленного Кремером факта, открывает перед нами широкие перспективы. Но, в сущности, все сводилось к тому, что у Вулфа практически не оставалось сомнений в отсутствии у остальных кандидатов даже намека на мотив убивать Пола Джерина. А значит, только упрямый осел или круглый дурак будет придерживаться версии о невиновности Блаунта. Невозможно спокойно сидеть, наслаждаясь пусть самой увлекательной книгой о событиях в Африке стотысячелетней давности, и при этом отгонять от себя подозрения, что ты ведешь себя как упрямый осел или круглый дурак. В результате, чтобы забыть о своих невзгодах, ты просишь свою клиентку пригласить людей для беседы. Абсолютной уверенности у меня, конечно, не было, но определенная доля правды здесь точно имелась.

Возможно, у Вулфа в отдаленных уголках мозга и существовало некое представление о том, что действительно произошло в тот вечер в клубе «Гамбит», но я так не думаю. Ведь в таком случае он наверняка… Впрочем, это я, пожалуй, приберегу на потом.

Тем не менее нам удалось без проблем договориться с Мортоном Фэрроу встретиться перед обедом. Йеркс, банкир, сказал Салли, что придет примерно в 21:30, а вот Эйвери, врач, пообещал появиться в течение вечера. После ланча, когда я вернулся, доставив письмо Калмусу – его фирма занимала целый этаж в пятидесятиэтажном людском муравейнике из стекла и стали, – мы решили, что Салли не стоит показываться, и около шести вечера она удалилась в свою комнату. Фэрроу сказал, что придет в шесть, однако опоздал на двадцать минут. Я предоставил Фрицу впустить его в дом, поскольку решил, что Фэрроу может счесть, что известному детективу не подобает самому открывать дверь.

Итак, Фриц провел в кабинет посетителя, и тот, приблизившись, протянул мне руку. Мы обменялись рукопожатием, и Фэрроу повернулся к Вулфу, который был, как всегда, начеку, а потому принялся деловито перелистывать стоявший возле него на подставке Новый международный словарь Уэбстера, второе издание, в кожаном переплете. Пару секунд понаблюдав за Вулфом, Фэрроу повернулся ко мне и пророкотал:

– Где Салли?

Я объяснил, что она у себя в комнате и, возможно, спустится чуть позже, после чего указал на красное кожаное кресло. Когда Фэрроу наконец уселся, Вулф, поняв, что опасность миновала, закрыл словарь и повернулся к посетителю:

– Добрый вечер. Я Ниро Вулф. Вы сказали мисс Блаунт, что у вас мало времени.

– У меня деловая встреча за обедом, – произнес Фэрроу в два раза громче, чем следовало, и посмотрел на часы. – Мне нужно будет бежать через полчаса. Но думаю, этого нам вполне хватит. Никак не смог вырваться до шести. Теперь, когда большой босс отсутствует, у меня дел по горло. Я был рад, что Салли мне позвонила. Она сказала, вы хотите меня видеть, а я хотел видеть вас. Я хорошо знаю Салли, ну а вы, естественно, нет. Она славная малышка, и я на ее стороне. Впрочем, как и у всех остальных, у Салли имеются свои закидоны. Вы ку-пились на все небылицы, которые она вам втюхала. Я сам торговец, коммерческий директор корпорации стоимостью в сотни миллионов долларов, хотя все зависит от того, что именно вы продаете. Просто Салли не понимает свою мать, мою тетю, и никогда не поймет. Тут, конечно, сугубо семейное дело. Впрочем, Салли сама устроила здесь бесплатный цирк, да еще и втюхала свою историю вам. Но я сейчас расставлю все по своим местам. Салли заверила вас, будто между моей тетей и Дэном Калмусом что-то есть. Бред сивой кобылы! Любой, кто знает мою тетю Анну… Вы когда-нибудь ее видели?

– Нет. – Вулф посмотрел на посетителя без особого энтузиазма.

– Если бы моя тетя хотела, то могла бы закрутить не только с Калмусом, но и с любым понравившимся ей мужчиной. Я ее племянник, и вы можете подумать, будто я к ней необъективен. Спросите любого! Хотя это будет бесполезной тратой времени. Моя тетушка однолюбка и замужем за любимым мужчиной. Салли это отлично знает. Не может не знать. Но сами понимаете, какими бывают отношения между матерью и дочерью. Или нет?

– Нет.

– Вечно одна и та же история. Или мать ревнует дочь, или дочь ревнует мать. Без вариантов. Мне достаточно побыть десять минут в обществе матери и дочери, чтобы сказать, какой у них расклад в семье. Ну а с тетушкой Анной и Салли я живу уже много лет. И нелепая идея Салли, будто Калмус способен засадить дядю Мэта, чтобы заполучить его жену, форменный вздор. Салли наверняка уверяет, что ее мать обо всем знает, однако строит из себя святую невинность. Я прав?

– Нет.

– Зуб даю, что прав. Дочь, ревнующая к матери, способна на что угодно. Потому-то она и наняла вас для защиты отца. И какой в этом прок? Факты – упрямая вещь, и они говорят, что Джерина убил именно он. Он сам организовал приглашение Джерина в клуб, сам отнес ему шоколад, а затем вымыл кофейник и чашку. Вы, возможно, и великий детектив, но против фактов не попрешь.

– Значит, вы считаете, что мистер Блаунт виновен, – проворчал Вулф.

– Конечно нет. Я ведь его племянник. Я только говорю, что мы не можем изменить доказательства.

– Тогда я попытаюсь интерпретировать ваши слова. Мистер Фэрроу, вы играете в шахматы?

– Если только чуть-чуть. Я знаю первые три-четыре хода, начиная с дебюта Руи Лопеса и кончая защитой Каро – Канн, но не больше. Мой дядя засадил меня за шахматы, так как считал, что это развивает мозги. Впрочем, я не уверен. Взять хотя бы американского гроссмейстера Бобби Фишера. Разве у него есть мозги? Если у меня хватает ума руководить корпорацией стоимостью сто миллионов долларов, чем я и занимаюсь вот уже две недели, не думаю, что моим мозгам требуется игра в шахматы. Мое предназначение – быть крупным руководителем, а не сидеть на попе ровно и полчаса думать, как передвинуть пешку.

– Насколько я понимаю, в тот вечер вы не играли против мистера Джерина.

– Да нет, конечно! Он поставил бы мне мат через десять ходов. Я был одним из посредников. Я как раз находился с Джерином в библиотеке, объявлял ход десятого стола, когда дядя Мэт принес шоколад.

– На подносе. Кофейник, чашка, блюдце и салфетка.

– Да.

– Ваш дядя задержался или сразу вернулся в соседнюю комнату, чтобы сесть за свою шахматную доску?

– Дядя не задерживался. Поставил поднос на стол и вышел. Полицейские меня уже несколько раз об этом спрашивали.

– Тогда сделайте мне одолжение. Помогите истолковать имеющиеся свидетельства. Мистер Блаунт вряд ли имел возможность подсыпать мышьяк на кухне, поскольку там находились официант и повар. Мистер Блаунт мог это сделать, поднимаясь по лестнице. Но лестница узкая и очень крутая, следовательно, ему было бы не с руки. Он не мог сделать это, войдя в библиотеку, так как там находились вы и наверняка заметили бы. Покинув библиотеку, мистер Блаунт оставался за своей шахматной доской до того момента, как Джерин заявил, что ему нехорошо. Значит, у Блаунта имелась возможность подсыпать яд лишь на лестнице, тогда как любой из посредников имел возможность это сделать всякий раз, когда входил в библиотеку объявить ход. Так?

– Нет, если я вас правильно понял. – Фэрроу, сидевший нога на ногу, сменил положение ног. – Вы хотите сказать, что один из посредников подсыпал мышьяк в шоколад?

– Да, хочу.

– В присутствии Джерина? Прямо у него под носом?

– Джерин мог закрыть глаза. Чтобы сосредоточиться. Я так часто делаю. А мог расхаживать по комнате и поворачиваться спиной.

– Мог, но не захотел. Я раз тридцать заходил туда объявить ход. Он не вставал с дивана, и глаза у него были открыты. В любом случае вы наверняка знаете, что, кроме меня, были и другие посредники, да?

– Мистер Йеркс, мистер Калмус и мистер Хаусман, – кивнул Вулф.

– Что за глупости? По-вашему, один из них отравил шоколад?

– Я изучаю обстоятельства дела. У них имелась такая возможность. Вы не находите, что это не лишено вероятности?

– Определенно нет!

– И действительно. – Вулф почесал подбородок. – В таком случае остаются официант, мистер Нэш, и повар, мистер Лаги. Кто, на ваш взгляд, больше подходит?

– Ни тот ни другой! – Фэрроу взмахнул рукой. – Это я уже проходил. В полиции и офисе окружного прокурора. У Нэша или Тони не было никакого мотива. По крайней мере, я о нем не слышал. А иначе полиция непременно что-нибудь нарыла бы.

– Значит, вы их исключаете?

– Раз уж копы их исключают, чем я хуже?

– Мистер Фэрроу, вы в сложной ситуации. Вы всех исключили. Получается, никто не подсыпал мышьяк в шоколад. Вы можете объяснить, как тогда яд попал в организм мистера Джерина?

– Я не обязан. Это не моя забота, а полиции. – Он выпрямился и посмотрел на часы. – Ну ладно, я пришел сюда вам кое-что сказать, что я и сделал. Но перед уходом я желал бы повидаться со своей кузиной. Где она?

Вулф посмотрел на меня, явно перекладывая задачу на плечи известного эксперта по части женского пола. На мой взгляд, в данной ситуации нам требовался, скорее, эксперт по руководителям высшего звена. Однако, рассчитывая увидеть хотя бы искру надежды, я сказал, что спрошу мисс Блаунт, и, выйдя из кабинета, направился к лестнице. Поднявшись на третий этаж, я обнаружил, что мне нет нужды стучать в дверь:

мисс Блаунт, уже обутая, стояла на лестничной площадке. Застыв на предпоследней ступеньке, я спросил:

– Вы все слышали?

– Я не специально. Я хотела спуститься вниз, но мистер Вулф мне не позволил. Конечно, я слышала голос своего кузена. И что он говорит?

– Он, оказывается, психолог. Говорит, у вас есть свои закидоны. Говорит, что или мать ревнует дочь, или дочь ревнует мать, и по-другому вообще не бывает. А дочь, которая ревнует мать, способна придумать любую небылицу. Он хочет повидаться с вами перед уходом. Быть может, чтобы избавить вас от одного-двух закидонов, и если вам угодно…

– А что он говорит о Дэне Калмусе?

– Что это ваш очередной закидон. А ваши подозрения насчет Калмуса – бред сивой кобылы. Вы можете даже…

Мисс Блаунт ринулась вниз. Во избежание столкновения мне пришлось посторониться, что дало возможность полюбоваться чудесными плечами и прелестным изгибом шеи. Когда мы вошли в кабинет, Фэрроу развернулся в кресле и привстал, явно собираясь подарить Салли братский поцелуй, но, увидев ее сердитый взгляд, остановился. Лично меня такой взгляд точно остановил бы.

– Послушай меня, Сэл, ты… – начал Фэрроу, но она не дала ему договорить.

– Нет, это ты послушай меня! – (Я и не ожидал, что в Салли столько огня.) – Тебе ведь тоже очень хотелось бы. Да? Ты надеешься, что она получит все, станет полноправной хозяйкой и позволит тебе управлять всем этим хозяйством. Мысль, конечно, приятная, но ты ошибаешься. Как всегда, ошибаешься. Она позволит ему управлять всем. Именно этого он и добивается. Помимо того, чтобы заполучить ее. Ты просто дурак, круглый дурак и всегда таким был!

Салли повернулась и вышла из кабинета. Фэрроу вскочил с места, уставился ей вслед, после чего повернулся к Вулфу, всплеснул руками и потряс головой:

– Боже мой! Это ни в какие ворота не лезет. Назвать меня дураком! А я вам что говорил? Нет, ну надо же, назвать меня дураком!

ГЛАВА 8

За обеденным столом, а после обеда за кофе в кабинете Вулф вернулся к теме, которую затронул за ланчем: к Вольтеру. Вопрос заключался в том, можно ли назвать человека великим исключительно на основании его умения искусно связывать между собой слова, несмотря на то что он был подхалимом, приспособленцем, фальсификатором, интеллектуальным хлыщом. Этот вопрос мы решили еще за ланчем, и Вольтер, можно сказать, дешево отделался, получив в результате лишь обвинение в подхалимаже. Разве можно назвать великим человека, алкавшего общества и милостей герцогов и герцогинь, кардинала Ришелье и короля Пруссии Фридриха II? Но все это было в столовой, за обедом, а вот в кабинете Вольтера, можно сказать, разделали под орех. Из рядов великих людей его окончательно вычеркнуло то, о чем не говорилось за едой: оказывается, Вольтер не различал вкуса пищи и страдал отсутствием аппетита. Он был равнодушен к еде, мог есть даже раз в день, а еще практически не употреблял алкоголя. С юности отличавшийся нездоровой худобой, к старости он превратился в скелет. Называть его великим человеком было просто нелепо: строго говоря, он вообще не мог считаться человеком, поскольку не чувствовал вкуса, а его желудок иссох. Короче, машина для формирования слов, но не человек, и уж тем более не великий.

Полагаю, мне не следовало этого делать. Нужно было или дословно передать застольную беседу с Вулфом (ну а вам – либо получить удовольствие, либо все пропустить), или вообще не упоминать о наших литературных беседах. Обычно я так и делаю, но в тот вечер я понял, что данный пассаж несет смысловую нагрузку. В своем докладе о визите в апартаменты Блаунтов я, естественно, привел и описание внешности Калмуса: сплошные кожа да кости. Подозреваю, Вулф именно из-за этого вцепился в Вольтера за ланчем и обедом, в итоге пригвоздив его к позорному столбу за чашкой кофе. Вроде бы никакой прямой связи тут не наблюдалось, хотя, в сущности, она явно прослеживалась, и это говорило о том, что Вулф был не в состоянии отключиться от своих мыслей даже во время трапезы. Конечно, я не мог ничего утверждать с полной уверенностью, но мне мои предположения не слишком понравились, ведь прежде такого еще не случалось. Похоже, Вулф опасался, что рано или поздно ему придется проглотить нечто крайне неудобоваримое и вредное для желудка: версию о невиновности Мэтью Блаунта.

К моменту появления около половины десятого Чарльза У. Йеркса кофейник и чашки по-прежнему стояли на столе, а тема Вольтера продолжала муссироваться. Когда позвонили в дверь и Салли спросила, следует ли ей удалиться, Вулф, вопреки обыкновению, лишь передернул плечами и сказал: «Как вам будет угодно», что красноречиво свидетельствовало об угнетенном состоянии его духа.

Прежде чем впустить посетителя, я сделал лицо попроще, чтобы тот не догадался, что нас можно только пожалеть.

Салли вскочила с места, чтобы встретить Йеркса в дверях кабинета. Йеркс взял ее протянутую руку в свои ладони, что-то ласково прошептал, похлопал Салли по плечу и огляделся по сторонам. Поскольку Вулф не подал ему руки, посетитель тоже не стал этого делать, ведь как-никак он был руководителем высшего звена. Я представил их друг другу, они обменялись кивками, и Йеркс, подождав, пока Салли сядет в одно из желтых кресел, занял красное кожаное кресло. Усевшись, он обратился к Салли:

– Салли, я приехал лишь потому, что обещал тебе это сделать. Но я нахожусь в некоторой растерянности. После нашего телефонного разговора я позвонил твоей матери и понял, что имеет место некоторое… недоразумение. Кажется, она считает, ты совершаешь ошибку.

– А она объяснила вам… почему я здесь? – кивнула Салли.

– В общих чертах. Быть может, ты мне объяснишь, почему я здесь? – Йеркс улыбался вполне дружелюбно, но сдержанно.

Осторожный тип. Хотя почему бы и нет? Старший вице-президент банка с активами в миллиард долларов, втянутый в дело об убийстве, пусть даже косвенно, постарается по возможности не увязнуть еще больше.

– Лично я не считаю, что совершаю ошибку. А причина, почему я здесь… потому что я… – Салли оставила фразу висеть в воздухе, посмотрела на меня, затем на Вулфа. – Мистер Вулф, быть может, вы скажете?

Вулф откинулся на спинку кресла, устремив взгляд на Йеркса:

– Полагаю, сэр, вы человек, умеющий сохранять конфиденциальность.

– Надеюсь, что да. – Банкир не стал улыбаться Вулфу. – По крайней мере, я стараюсь быть таковым.

– Хорошо. Обстоятельства того требуют. Это всего лишь расхождение во мнениях, но мне хотелось бы избежать огласки. Вы, вероятно, видели заметку во вчерашней газете о том, что меня наняли расследовать убийство Пола Джерина?

– Да, заметка привлекла мое внимание.

– Так вот, меня наняла мисс Блаунт, несмотря на возражения своего отца, его адвоката и ее матери. Мисс Блаунт предложила мне внушительный гонорар, и я его принял. Понимая, что ее отцу грозит серьезное обвинение, мисс Блаунт опасается, что его адвокат не способен действовать оперативно. При этом она высоко ценит мои таланты, возможно несколько преувеличенные. Когда я провожу расследование, то должен что-то расследовать, а вас это дело непосредственно касается. Миссис Блаунт полагает, что, наняв меня, ее дочь совершила ошибку, однако мисс Блаунт так не думает, да и я тоже. Я достаточно высоко себя ценю, чтобы предположить, будто могу стать для кого-то досадной помехой. Гипотетически я могу обнаружить некий важный момент, который упустил мистер Калмус. Впрочем, я не собираюсь оспаривать его компетентность, хотя он явно недооценивает мою. Теперь вам понятно, почему мисс Блаунт пригласила вас сюда?

– Не совсем. Меня, естественно, опрашивали и представители закона, и мистер Калмус, однако я не смог сообщить ничего полезного. – Повращав глазами, Йеркс перевел взгляд на Салли. Отличный трюк не только для щипачей и карманников, но и для членов совета директоров, поскольку позволяет экономить силы. – Салли, с чего ты взяла, что Дэн не способен справиться с делом твоего отца? Какие у тебя для этого основания?

Возможно, миссис Блаунт не упомянула о проблеме ревнивых дочерей, а возможно, Йеркс не хотел открывать карты, но Салли отреагировала идеально.

– Нет, – ответила она. – Не совсем так. Я просто… боюсь.

– Ну что ж… – Он перевел взгляд своих проницательных глаз на Вулфа. – Откровенно говоря, Вулф, я готов с ними согласиться. Мой банк не пользуется услугами фирмы Калмуса, так же как и я, но могу сказать, что он весьма уважаемый юрист и, насколько мне известно, весьма способный. Поэтому хотелось бы знать, что такого вы сможете сделать, чего не в силах сделать он?

– Непременно сообщу вам, когда это сделаю. – Вулф выпрямился. – Мистер Йеркс, а вы верите, что мистер Блаунт – убийца?

– Конечно нет. Определенно нет. – Однако, прежде чем дать ответ, Йеркс в очередной раз метнул взгляд в сторону Салли, тем самым выдав себя с головой.

Если он действительно верил в это свое «определенно нет», то зачем было смотреть на Салли? Он или действительно имел в виду совсем другое, или был на редкость скользким типом, наверняка знавшим о смерти Пола Джерина гораздо больше, чем говорил. Впрочем, Йеркс не стал добавлять, что знаком с Блаунтом целую вечность и тот наверняка и мухи не обидит.

– Я тоже не верю, – сказал Вулф, причем вполне убежденно. – Однако факты свидетельствуют против него и не могут быть просто отброшены. Вам это известно?

– Да.

– А вот я их игнорирую. У меня есть и другие факты. Например, четверо других людей, четверо посредников, имели такую же удобную возможность отравить шоколад, когда входили в библиотеку объявить ход. Насколько я понимаю, в таких случаях Джерин почти всегда закрывал глаза, чтобы сконцентрироваться. Я прав?

– Да. Он закрывал глаза после первых трех-четырех ходов. Он наклонял голову и прикрывал глаза руками. – Йеркс повернулся к мисс Блаунт. – Салли, ты должна понять: то, что я отвечаю на вопросы, отнюдь не означает, будто я принял твою сторону. Вовсе нет. Однако ты имеешь полное право на свою точку зрения, и я хочу помочь тебе вопреки здравому смыслу. – Повернувшись к Вулфу, Йеркс сказал: – Согласен, что вы вряд ли будете помехой. Я кое-что слышал о ваших достижениях. Впрочем, Калмус прекрасно понимает, что четверо посредников, включая меня, также имели массу возможностей. Это ведь очевидно. Вопрос лишь в том, зачем мне нужно было травить Джерина. И зачем остальным нужно было его травить?

– Вот в том-то все и дело, – кивнул Вулф. – Взять хотя бы вас. Вы не имели ничего против мистера Джерина. Но не ли шено вероятности, что вы испытывали и продолжаете испытывать личную неприязнь к мистеру Блаунту. И смерть Джерина была лишь первым из двух прискорбных последствий того, что он выпил отравленный шоколад. А вторым стало то, что Блаунт попал в смертельно опасную ситуацию. Мистер Йеркс, такое положение вещей вас каким-либо образом устраивает? Меня наняли провести расследование, и я расследую. А это, случайно, не вы предложили Блаунту лично отнести шоколад Джерину? Или посоветовали позаботиться о кофейнике и чашке, сообщив Блаунту, что Джерин плохо себя чувствует?

Банкир прищурился и поджал губы.

– Теперь понимаю, – произнес он так тихо, что я с трудом расслышал, а у меня отменный слух. – Вот, значит, как вы… Теперь понимаю. Очень хитро. И даже более чем хитро. Не исключено, что Калмус тоже держал это в уме… Ну, не знаю. Вы задали мне два вопроса. Нет, три. И на все три ответ будет «нет». Впрочем, вы определенно попали в самую точку. Получается… хм… Хаусман, Фэрроу и Калмус… хм… Естественно, у меня нет комментариев. – Йеркс посмотрел на Салли. – Теперь я уже не так уверен, что ты совершила ошибку. – И, повернувшись к Вулфу, заметил: – Я вас правильно понял? Вы хотите сказать, Джерин был всего-навсего пешкой, которой можно было пожертвовать, чтобы уничтожить Блаунта?

– Я лишь предполагаю. Это моя рабочая гипотеза. Ну конечно же, вы ответили «нет» на все три моих вопроса. Остальные трое посредников наверняка ответят так же. Вы определенно скажете «нет», если я поинтересуюсь, не знаете ли вы чего-либо подозрительного об их отношениях с Блаунтом. И они, естественно, тоже будут все отрицать. Однако, если какой-нибудь человек испытывает настолько сильные чувства по отношению к другому, что спит и видит, как бы его уничтожить, такие сильные чувства не могут существовать в вакууме. Они всегда имеют свои корни, которые я и собираюсь отыскать. Не исключено, что эти чувства, сильные чувства, адресованы не Блаунту, а некоему вожделенному объекту, который можно заполучить, лишь устранив Блаунта. Для Фэрроу это может быть контроль через тетю за промышленной империей; для Хаусмана, фанатика по своей натуре, – любое абсурдное устремление; для вас или Калмуса – миссис Блаунт. Я собираюсь…

– Вулф, не забывайте, что здесь присутствует дочь миссис Блаунт.

– Ваша правда. Я лишь строю случайные предположения. Однако имя миссис Блаунт выбрано не чисто произвольно. Мистер Гудвин, мнению которого можно доверять, встречался с миссис Блаунт, и, судя по его словам, она, сама того не желая, может ввести мужчину в искушение нарушить второе предписание Десятой заповеди: «Не желай жены ближнего твоего». Но это всего лишь предположения. Мне необходимо докопаться до корня зла. В моем распоряжении нет легионов служителей закона, хотя есть три дельных человека, кроме мистера Гудвина, а время пока терпит. Ведь мистер Блаунт не предстанет перед судом в ближайшую неделю или месяц.

Вулф тешил сам себя разговорами, разглагольствовал о корнях и вакууме, цитировал Библию. Однако он не только не знал, убил ли Чарльз Йеркс Пола Джерина с целью устранить Мэтью Блаунта, но и не надеялся получить хотя бы крупицу полезной информации от этого надутого индюка. Просто Вулфу было легче разглагольствовать, нежели заниматься поисками другого способа занять свой ум, чтобы не думать о той западне, в которую попал.

И похоже, Вулф нашел благодарного слушателя. Йеркс не упустил ни единого слова, а когда Вулф сделал паузу, чтобы передохнуть, спросил:

– А вы излагали вашу рабочую гипотезу в офисе окружного прокурора?

Отлично. Развернутым ответом на подобный вопрос должно стать полноценное объяснение на три минуты. Но Вулф лишь ограничился коротким:

– Нет, сэр. Их вполне устраивает мистер Блаунт. А вот меня нет.

Йеркс посмотрел на Салли и перевел невидящий взгляд на меня. Ему нужно было срочно оторвать глаза от Вулфа, чтобы принять решение. Это заняло у него пару секунд. После чего он сказал:

– Вы понимаете, что для руководителя важного финансового учреждения любая огласка, связанная с подобным делом… крайне нежелательна. И даже слегка… неприлична. Конечно, полиции необходимо было опросить кое-кого из моих друзей и знакомых, чтобы узнать о наличии связей между мной и тем типом, Джерином. Что было в высшей степени неприятно. И вот теперь вы, ваши люди, частные детективы, собираетесь копаться в моих отношениях с Блаунтом… что было бы еще более неприятно. Впрочем, я понимаю, что вас не остановить. Тем более что ваша гипотеза вполне правдоподобна. И я могу помочь вам сэкономить время и силы, сделав сложившуюся ситуацию, возможно, менее неприятной для меня. – Йеркс остановился и тяжело сглотнул. Похоже, разговор давался ему с трудом. – В финансовом мире широко известно, что в ближайшее время будет избран новый президент моего банка и, скорее всего, назовут мое имя, хотя некоторые члены совета директоров, меньшинство, отдают предпочтение другому человеку. Мэтью Блаунт принадлежит к этому меньшинству, но сейчас… в силу известных вам обстоятельств он не сможет присутствовать на совете директоров на следующей неделе. Нет необходимости слишком глубоко копать, чтобы это узнать, сотни людей в курсе, однако мне хотелось бы сказать, что сей факт никак не отразился на наших личных отношениях с Блаунтом. Не то чтобы он был против меня. Просто у него есть определенные обязательства перед тем, другим, человеком, и я понимаю Блаунта, а Блаунт понимает меня. Не стану добавлять, что я не убивал Джерина с целью подставить Блаунта. Я не опущусь до столь фантастических вещей, отрицая это. – Йеркс встал с места. – Желаю вам удачи с вашей гипотезой. Я не слишком хорошо знаю остальных троих – Хаусмана, Калмуса и Фэрроу, – но Мэтью Блаунт – мой старый и добрый друг, как и его жена. – Он приблизился к Салли. – Так же как и ты, Салли. Ты должна вернуться домой. Сейчас твое место там. Я уверен, твой отец хотел бы…

Его речь прервал дверной звонок. Я мог бы предоставить Фрицу открыть дверь, так как он находился на кухне, а на часах еще не было десяти. Впрочем, мне в любом случае следовало проводить Йеркса, и я вышел в прихожую. В газетах я не нашел фотографии Виктора Эйвери, доктора медицины, но если ты ожидаешь визита высокооплачиваемого доктора и видишь на пороге в меру упитанного субъекта средних лет в консервативном сером пальто, с шарфом на шее, в темно-сером хомбурге, то тебе остается лишь вежливо спросить:

– Доктор Эйвери?

Когда Эйвери снял с моей помощью пальто, в прихожую вошли Йеркс с Салли, и я с удивлением обнаружил, что доктор, скорее всего, был просто очередным знакомым Йеркса, отнюдь не добрым другом. Хотя, возможно, Йеркс полностью ушел в свои невеселые мысли и поэтому ограничился одним коротким словом и кивком, а Эйвери смотрел лишь на Салли.

– Мое дорогое дитя… – Он взял Салли за руку и похлопал по плечу, отпустив ее руку лишь на пороге кабинета.

Когда я, проводив Йеркса, вернулся в кабинет, Эйвери уже сидел в красном кожаном кресле и объяснял Салли, что ради этой встречи ему пришлось передать дела ассистенту. Проходя мимо доктора, я заметил, что количество седины в его волосах вполне соответствовало взятому им отеческому тону.

– Нет ничего такого, чего бы я не сделал для мисс Блаунт, – повернувшись к Вулфу, сказал доктор. – Я фактически чувствую себя ответственным за Салли, поскольку принимал ее, когда она появилась на свет. Итак, я здесь, в вашем полном распоряжении, хотя, если честно, не совсем понимаю, с какой целью. Салли сказала мне по телефону, что наняла вас как профессионала в интересах ее отца. А это корректно – называть детектива профессионалом?

– Словарь допускает подобное употребление данного слова, – кивнул Вулф.

– Очень хорошо. По словам мисс Блаунт, вы действуете независимо от адвоката ее отца. Что ставит меня в несколько щекотливое положение, хотя я тут не судья. Ведь моя профессия – медицина. Салли также сообщила, что вы хотите меня видеть, и вот я здесь. Ради того чтобы помочь отцу мисс Блаунт, я готов отправиться куда угодно, хоть к дьяволу в ад.

– Вы считаете, это мистер Блаунт убил Пола Джерина? – пробурчал Вулф.

– Нет, не считаю. – Доктор, как и Йеркс, старался не смотреть на Салли.

– Как долго вы являетесь членом клуба «Гамбит»?

– Пятнадцать лет.

– Вы хорошо знаете Хаусмана?

– Вовсе нет. Я редко вижу его. Мы встречаемся в основном в клубе. И еще раз в год на дне рождения Мэтью Блаунта. Миссис Блаунт обычно устраивает в этот день прием.

– А как хорошо вы знаете мистера Йеркса?

– Не многим лучше, чем Хаусмана. Так, встречаемся изредка. В основном в клубе.

– Мистера Фэрроу?

– Конечно, я его знаю. Он ведь племянник миссис Блаунт.

– Да. А мистера Калмуса?

– Мы знакомы сто лет. Причем мы не просто друзья. Я оказываю ему профессиональные услуги. – Поерзав, Эйвери откинулся на спинку кресла. – Как вам наверняка известно, эти четверо были посредниками на турнире.

– Конечно. Хотя об этом чуть позже. Сперва поговорим о самом турнире. Насколько я понимаю, именно мистер Калмус послал вас тогда к мистеру Джерину.

– Все верно. Но я узнал, что Джерину нехорошо, за полчаса до того. Когда Йеркс сообщил об этом Блаунту. Я был за столом номер пять, рядом с Блаунтом, сидевшим за шестым столом.

– Скажите, Блаунт именно тогда отправился в библиотеку забрать кофейник и чашку?

– Все верно.

– Йеркс предлагал Блаунту это сделать?

– Я так не думаю. По крайней мере, лично я ничего подобного не слышал.

– Может быть, кто-нибудь другой это предложил?

– Я так не думаю, но точно сказать не могу. Йеркс был посредником для наших столов. Он пришел объявить мне шестой ход Джерина, и я сосредоточился на ответном ходе. Пытался разыграть контргамбит Альбина. Хотеллинг разыграл его в матче с Доджем в тысяча девятьсот пятом году, поставив противнику мат на шестнадцатом ходу. Но вы, вероятно, не играете в шахматы.

– Мне неизвестен этот гамбит. – Что, судя по тону Вулфа, его не слишком волновало. – А когда по просьбе Калмуса вы отправились к Джерину, то сразу заподозрили отравление?

– О нет, не сразу. У Джерина наблюдалось слегка подавленное состояние, тошнота, а подобные симптомы могут объясняться самыми разными причинами. И только когда он пожаловался на сильную жажду и пересохшее горло, я допустил возможность отравления, скорее всего, мышьяком, однако клиническая картина отравления мышьяком никогда не бывает одинаковой. В качестве меры предосторожности я послал в соседнюю аптеку за горчицей, раствором хлорида железа и магнезией. Когда все это доставили, я дал ему в качестве рвотного горчичную воду. Раствор хлорида железа – принятый антидот при отравлении мышьяком, однако его следует использовать только после промывания желудка и анализа его содержимого. В клубе, естественно, не было подходящего оборудования, и, после того как симптомы стали более очевидными, я вызвал «скорую помощь», которая и отвезла Джерина в больницу Святого Винсента.

– Вы продолжили наблюдение за ним в больничной палате?

– Да. Вместе с персоналом больницы, – кивнул доктор. – Правда, больным занимались они.

– Но вы ведь при этом присутствовали?

– Да. До его смертного часа.

– И когда именно Джерин узнал, что его отравили?

– Трудно сказать. – Эйвери поджал губы. – Когда я зашел к нему, он, конечно, сразу понял, что виной всему шоколад. Ведь он ничего другого не пил и не ел. А если человек что-то выпил и почувствовал себя плохо, значит в напитке содержались токсичные вещества. Но только в больнице Джерин озвучил подозрение, что его отравили намеренно. Вы спрашивали, когда он это узнал. Он ничего не знал наверняка, но явно подозревал.

– А он кого-нибудь называл? Кого-нибудь обвинял?

– Я бы предпочитал об этом не говорить.

– Вздор! Он называл кого-нибудь лишь в вашем присутствии?

– Нет.

– Он называл кого-нибудь в присутствии вас и кого-то еще?

– Да. Всех остальных.

– Тогда полиция должна знать, что он говорил. Так же, как, предположительно, и мистер Калмус. Так почему бы вам не сказать и мне?

Эйвери бросил смущенный взгляд в сторону Салли:

– Салли, я ничего не рассказывал ни тебе, ни твоей матери. Но, само собой, я не мог скрыть это от полиции. Ведь при разговоре присутствовали врач и две медсестры, которые все слышали. Ты просила меня повидаться с Вулфом, а значит, хотела, чтобы он был в курсе. Ведь так?

– Да, – ответила Салли. – Я хочу, чтобы он был в курсе.

Эйвери пристально посмотрел на Салли и, пожевав губами, повернулся к Вулфу:

– Он назвал Блаунта.

– И что конкретно сказал Джерин?

– Он сказал… Передаю дословно: «Где этот сукин сын Блаунт? Это его рук дело. Его рук дело. Где он? Я хочу его видеть. Где этот сукин сын?» Джерин, конечно, бредил. Бессмысленный бред умирающего. Но он так сказал, и полиции это известно. – Эйвери обратился к Салли: – Не говори своей матери. Будет только хуже. А ей сейчас и так нелегко.

Салли покачала головой:

– Но зачем ему…

Она умоляюще посмотрела на меня, и мне пришлось реагировать.

– Глупости. Джерин был не в себе. – Упустив главное, я уже не собирался придираться к мелочам.

– Джерин как-нибудь развивал свою мысль? – спросил Вулф.

– Нет. Это все.

– Он повторил свое обвинение?

– Нет.

– А его спрашивали об этом? Вы или кто-либо другой?

– Нет. Он был не в том состоянии, чтобы отвечать на вопросы.

– Тогда информация не имеет никакой ценности. А теперь, пожалуй, вернемся к событиям в клубе. По вашим словам, когда вы пришли проведать Джерина, он сказал, что всему виной шоколад. И вы, естественно, согласились. Вы провели собственное расследование?

– Да. Дохлый номер. Поскольку того шоколада, что пил Джерин, не осталось. Кофейник и чашку унесли… Впрочем, это вы уже знаете. Я спустился на кухню, опросил повара и официанта, немножко осмотрелся вокруг. Однако не сделал того, что следовало сделать, и теперь сожалею. Глубоко сожалею. Мне следовало спросить Джерина, не добавлял ли он чего-либо в шоколад. Чего-то такого, что он принес с собой. Но тогда подобная мысль просто не пришла мне в голову, поскольку Джерин сказал, что шоколад, который ему подали, какой-то странный. Меня стукнуло гораздо позже, два дня спустя, когда выяснилось, что против Блаунта выдвинули обвинение в убийстве. Если бы я осознал всю серьезность ситуации еще тогда, в клубе, то наверняка расспросил бы Джерина более настойчиво. И даже обыскал бы его. Обшарил бы карманы. Да, я глубоко сожалею.

– А вы, случайно, не намекаете, что он совершил самоубийство? И в свой смертный час обвинил Блаунта?

– Совершенно необязательно. Самоубийство, конечно, возможно, однако, скорее всего, Джерин положил в шоколад нечто такое, что он ошибочно считал вполне безвредным. Какой-нибудь стимулятор, либо порошкообразный, либо в жидком виде, или особый вид сахара, который любил Джерин. Однако по ошибке или по злому умыслу другого человека безвредное вещество подменили мышьяком в одной из существующих форм. Конечно, мышьяк должен был находиться в какой-либо емкости, поэтому я отправился в клуб провести расследование. Но ведь с тех пор прошло уже два дня, и полиция все тщательно обыскала. Официант привел в порядок библиотеку во вторник вечером и выкинул мусор из корзины. В полиции мне сообщили, что при Джерине не обнаружили никакой емкости. Хотя точной уверенности здесь нет, так как при поступлении в больницу Джерина раздели.

– Итак, единственное, что у вас имеется, – ничем не покрепленная гипотеза, – хмыкнул Вулф.

– Я бы на вашем месте не был бы столь безапелляционным. Мне жаль, что вы так считаете. – Эйвери подался вперед. – Вы отреагировали точно так же, как Калмус, когда я впервые высказал ему свое предположение. Калмус – талантливый юрист, блестящий юрист, однако его подход к любой проблеме – подход законника. Вы правы. Моя идея никуда не годится, если ее нельзя подкрепить доказательствами. Правда, все дело в том, что ее можно подкрепить доказательствами. Именно поэтому я и хочу вам обо всем рассказать. Ведь этим должен заниматься детектив, не юрист. Я не стану рассказывать вам о дюжине различных способов подкрепить свои подозрения, так как это не моя, а ваша профессия. Я вам вот что скажу. Если бы я был детективом, пытающимся получить доказательства, способные опровергнуть предъявляемые Блаунту обвинения в убийстве, которого он не совершал, или по крайней мере поставить под сомнение его вину, то не стал бы игнорировать ничем не подкрепленную гипотезу. Не хочу быть назойливым, но вы должны понять мою глубокую озабоченность.

– Естественно. – Вулф демонстрировал редкостное терпение. – Я согласен, что ваше предложение заслуживает внимания. Его основное достоинство состоит в том, что, если выдвинутую вами гипотезу удастся подкрепить, это поможет очистить от подозрений не только Блаунта, но и всех остальных, имевших доступ к шоколаду, – всех четверых посредников. Позже я расскажу о них подробнее. Детектив должен рассмотреть со всех сторон и личности посредников. У вас есть предположение. У меня тоже. Один из этих четверых убил Джерина, причем не из-за ненависти к нему, а с целью подставить Блаунта. Убийца ненавидел именно Блаунта. Потому-то я и спросил, насколько хорошо вы их знаете. Если удастся доказать…

– Боже правый! – вытаращил глаза Эйвери. – Полный абсурд! Вы ведь не серьезно?

– А почему нет? Мое предположение не менее ценно, чем ваше. И провести расследование будет куда проще. Почему, по-вашему, это абсурд?

– Почему… – Эйвери всплеснул руками. – Возможно, мне следовало сказать… Чтобы намеренно убить человека, человека, который ничего для вас не значит, с целью подставить кого-то другого… Быть может, я слишком наивен для своего возраста и жизненного опыта, но такое моральное падение… у меня просто не укладывается в голове. Хотя никогда не говори «никогда».

– Тогда это уже не абсурд. Очевидно, вас бесполезно спрашивать, не подозреваете ли вы кого-нибудь из них.

– Безусловно, – с чувством произнес Эйвери. – Даже если бы у меня и имелись какие-либо подозрения, я не стал бы… – Он запнулся, покосился на Салли и снова повернулся к Вулфу. – Нет, не так. Если бы я что-то такое знал или подозревал, то непременно сказал бы вам. А у вас что, появились какие-то подозрения?

Вулф покачал головой:

– Если и так, я, пожалуй, до поры до времени оставлю их при себе. Я разговаривал с тремя посредниками: Хаусманом, Фэрроу и Йерксом, – а завтра ожидаю увидеть у себя Калмуса. Они дружно заявляют о своей вере в невиновность Блаунта. Очень благородно с их стороны, хотя вряд ли поможет делу. Лично я ничего не заявляю – я в этом убежден. И с помощью вашей или своей версии либо каким-то иным, пока неизвестным способом собираюсь доказать, что Блаунт невиновен.

Ура!

ГЛАВА 9

Дэниел Калмус, адвокат, прибыл в среду, после полудня. Нам еще крупно повезло, что он не появился сразу после ланча, а иначе мы не получили бы удовольствия от бараньих почек, нарезанных на половинки и вымоченных в оливковом масле с солью, перцем, тимьяном, сухой горчицей и мускатным орехом, поджаренных пять минут на той стороне, где кожица, и три минуты на другой, после чего дважды сбрызнутых маслом с пряностями. Как я уже говорил, Вулф не терпел, когда что-либо мешало ему наслаждаться хорошей едой, хотя в тот день, если бы мы не получили никакой реакции, даже телефонного звонка, на предъявленный Калмусу ультиматум нашей клиентки, почки, безусловно, были бы прожеваны и проглочены, но явно не оценены по достоинству. С таким же успехом их можно было бы подать и Вольтеру.

В тот день Вулф в первый и последний раз в жизни отменил без каких-либо видимых причин данные мне инструкции. Когда мы с Салли завтракали свежеиспеченными круассанами и яйцами пашот в белом вине и бульоне, Вулф позвонил из своей комнаты по внутреннему телефону и велел вызвать сюда на шесть вечера Сола Пензера, Фреда Даркина и Орри Кэтера – троих дельных ребят, о которых шла речь в разговоре с Йерксом. После чего у меня сразу улучшился аппетит. Я не имел ни малейшего представления, что Вулф собирается им поручить. Но он явно вызвал Сола, Фреда и Орри не для того, чтобы узнать их мнение о предложении доктора Эйвери, поскольку их услуги в совокупности обходились нам двадцать пять баксов в час. Впрочем, буквально через десять минут Вулф позвонил снова, чтобы отменить приказ. Абсолютно неслыханный случай! Уж что-что, а Вулф не привык метаться. Короче, не самое удачное начало дня.

Итак, спустившись в одиннадцать часов в кабинет и увидев там нашу клиентку в кресле возле картотечного шкафа, с «Таймс» в руках, Вулф замедлил шаг, неприветливо посмотрел на девушку, поздоровался отрывистым кивком, перевел хмурый взгляд на меня, поставил орхидеи в вазу на письменном столе, снял пресс-папье в виде куска окаменевшего дерева с небольшой стопки утренней почты и взял верхний конверт: письмо от президента женского клуба в Монтклэр, которая спрашивала, как и когда примерно сто членов их клуба смогут приехать полюбоваться орхидеями. Я, собственно, собирался отложить письмо в сторону, чтобы ответить на него самому, учитывая нынешнюю острую реакцию Вулфа на членов любого клуба, но потом решил, что если я смог это прочесть, то Вулф и подавно сможет.

Просмотрев почту, Вулф снова придавил письма пресс-папье и посмотрел на меня:

– Кто-нибудь звонил?

Прежде он никогда не задавал подобных вопросов, поскольку совершенно твердо знал, что мне не нужно два раза напоминать о необходимости докладывать обо всех важных звонках. Поэтому я сказал:

– Да, сэр. Лон Коэн хочет прислать своего человека взять интервью у мисс Блаунт.

– Зачем ты сообщил ему, что она здесь?

– Я ничего никому не сообщал. Вы отлично знаете, что я этого не делал. Она пошла прогуляться, и какой-нибудь журналист наверняка ее выследил. Мы можем поручить Солу, Фреду и Орри это выяснить.

– Арчи, мне сейчас не до шуток.

– Мне тоже.

Вулф перевел взгляд на нашу клиентку:

– Мисс Блаунт, когда появится мистер Калмус, вы, конечно, удалитесь к себе.

– Ну, я предпочла бы остаться. Я этого хочу.

– Нет. Мистер Гудвин вам потом расскажет, о чем шла речь. А вас я попрошу удалиться.

Салли решительно покачала головой:

– Я остаюсь.

Она не пререкалась, а просто констатировала факт.

В более или менее нормальном состоянии Вулф непременно взорвался бы и, если бы Салли продолжала упрямиться, велел бы мне насильно унести ее наверх и запереть в комнате. Но сейчас он только сердито сверкнул на Салли глазами, снял со стопки писем пресс-папье, взял верхний конверт и рявк нул:

– Арчи, блокнот!

После чего продиктовал мне за час шестнадцать писем, причем только три в ответ на пришедшие сегодня утром. Я сохранил этот блокнот со всеми черновиками писем. И хотя я все их напечатал, девять из них не были подписаны и отправлены. Все письма были в высшей степени вежливыми. В одном из них, адресованном мальчику из Уичито, штат Канзас, Вулф извинился за задержку ответа на письмо двухнедельной давности с вопросами на двух страницах насчет работы детектива, объяснив, что не отвечает на подобные вопросы. На середине письма к охотнику за орхидеями из Эквадора нас прервал звонок в дверь. Я вышел в прихожую проверить, кто там, и, вернувшись, доложил:

– Калмус.

Часы показывали десять минут первого.

Мне, естественно, было любопытно посмотреть на реакцию Салли. Поэтому я провел посетителя в кабинет и на всякий случай застыл у него за спиной. Салли, оставшаяся сидеть в кресле возле картотечного шкафа, молча смотрела на Калмуса в упор, явно не собираясь двигаться с места. Калмус направился было к ней, однако замер на полпути и пробормотал:

– Ты глупая маленькая гусыня, – и сразу отвернулся.

Он встретился взглядом с Вулфом, и я, представив их друг другу, показал на красное кожаное кресло.

– Итак, вы вынудили меня прийти под давлением угроз со стороны истеричной девицы.

На это Вулфу нечего было возразить, поскольку, по его глубокому убеждению, любая тихая и спокойная женщина просто делает паузу между приступами хронической истерии, готовясь к новому взрыву. Поэтому он предпочел пропустить мимо ушей замечание посетителя.

– Раз уж вы пришли, – холодно произнес Вулф, – то вполне можете сесть. Собеседникам удобнее смотреть друг другу в глаза, а вот место судьи всегда находится на возвышении.

Калмус подошел к красному кожаному креслу, но не устроился поудобнее, а примостился на самом краешке.

– Я лишь хочу внести ясность, – заявил он. – Если вы надеетесь, что я возьму вас в напарники в деле защиты Мэтью Блаунта, то сильно ошибаетесь. Я решаю, что мне делать и чего не делать, исходя из интересов своего клиента. Хотелось бы также добавить, что я не удивлен выбранной вами тактикой. Я отказался от идеи нанять вас в том числе и потому, что мне известны ваши методы. Я не виню мисс Блаунт. Она в этом мало что смыслит. Она не знает, что принуждение под давлением сродни шантажу, или то, что, если она осуществит свою угрозу, это будет расценено как клевета. Вы ведь не станете отрицать, что мисс Блаунт написала это письмо под вашу диктовку.

– Я продиктовал письмо мистеру Гудвину. Он напечатал письмо на машинке, а мисс Блаунт его переписала. – Вулф с живым интересом разглядывал гостя, похоже прикидывая, имелось ли в моих словах некое преувеличение, когда я говорил про сплошные кожу да кости. – Теперь о шантаже. Единственное, что мы получили в результате так называемого шантажа, – полчаса или около того вашего времени. Что касается клеветы, то мисс Блаунт будет настаивать на правдивости своих утверждений. Впрочем, совершенно с вами согласен. Ей вряд ли удастся это доказать. Так что тут нет предмета для обсуждения. Мисс Блаунт сомневается в вашей добросовестности. По ее мнению, вы способны предать ее отца из собственных корыстных интересов. Но вы, конечно, станете все отрицать. Вопрос спорный, его так с ходу не решить. Тогда зачем тратить силы и слова? Что бы я…

– Это нелепо! Детский сад какой-то!

– Возможно. Вы единственный, кто знает правильный ответ, поскольку он внутри вас, в вашей голове и вашем сердце. Поэтому прямо сейчас я хотел бы обсудить теорию, о которой мисс Блаунт упомянула в своем письме. Теория эта основана отчасти на выводах из имеющегося факта и отчасти на предположении. Предположении о невиновности мистера Блаунта. А вывод заключается в том, что…

– Я знаю все об этой теории.

Вулф удивленно поднял брови:

– Неужели?

– Да. Если речь идет о той теории, которую излагали Йерк су вчера вечером. Так?

– Да.

– Йеркс все мне рассказал сегодня утром. Не по телефону. Приехал в мой офис. Он был впечатлен. И я тоже. Впрочем, я оказался впечатлен, когда это впервые пришло мне в голову неделю назад. А когда я все рассказал Блаунту, он тоже был впечатлен. Но в отличие от вас я не стал обсуждать это с теми, кто мог быть кровно заинтересован. По крайней мере один из них точно мог быть. Интересно, вы уже изложили вашу версию Фэрроу и Хаусману?

Вулф замер, удивленно подняв брови:

– Значит, подобная мысль уже приходила вам в голову?

– Конечно. Не могла не прийти. Если Блаунт не подсыпал яд в шоколад, а он этого не делал, следовательно, шоколад отравил кто-то из тех троих, и у него должна была быть определенная причина. Не мне вам говорить, что, когда совершено преступление, естественно возникает вопрос: cui bono? Кому это выгодно? И единственная выгода от убийства Джерина, которую может получить один из троицы, – арест Блаунта по обвинению в преступлении, за которое полагается смертная казнь. Вы наверняка и меня включили в список. А вот я себя – нет. Вы именно поэтому поделились своей версией с Йерксом? Потому что поверили, что мисс Блаунт, с ее идиотскими домыслами, права и все указывает на меня, а Йеркс тут ни при чем.

– Нет. В настоящий момент вы действительно самый вероятный кандидат, однако остальных еще рано вычеркивать. Я рассказал о своей теории Йерксу, чтобы начать разговор. И не только о вас и мисс Блаунт. Даже если подозрения мисс Блаунт обоснованны, вы вели себя слишком осмотрительно, чтобы дать повод для прямых обвинений. Нет, я имею в виду разговор об отношениях троих остальных с Блаунтом. Как вам наверняка известно, успех любого расследования в основном зависит от разговоров. – Вулф взмахнул рукой. – Хотя вам, возможно, это без надобности. Ведь вы знаете всех троих уже много лет. Возможно, у вас даже возникло слабое подозрение относительно кого-то одного, больше, чем подозрение. И вы рассчитываете, что, подкрепив его фактом, известным только вам с Блаунтом, вы застрахуетесь от проигрыша. В таком случае я вам точно не нужен.

Калмус положил руки на подлокотники кресла, наклонил голову и закрыл глаза, словно желая заглянуть вглубь себя. Он сидел прямо напротив окна и при свете дня выглядел не таким костлявым, как в отблесках огня камина в гостиной Блаунтов, но зато казался гораздо старше. Глубокие морщины пролегли от носа к уголкам рта.

– Я не застрахован от проигрыша, – произнес он.

– Хм… – протянул Вулф.

– Никакой страховки. Всего лишь теории. Мне совершенно ясно, что Блаунт невиновен. Но почему вы в этом уверены? Я знаю, откуда у меня такая уверенность. А вот откуда она у вас?

– Вы не можете ожидать чистосердечного ответа на свой вопрос, поскольку мы с вами не сотрудничаем. Однако у меня, по крайней мере, есть серьезная причина верить в невиновность Блаунта. Если он виновен, я не заработаю гонорар, который мне уже заплатила его дочь. А незаработанный гонорар подобен сырой рыбе: наполняет желудок, но плохо переваривается. Откуда следует, что отец моей клиентки не убивал того человека.

– Похоже, вы правы. Блаунт действительно его не убивал.

– Хорошо. Всегда приятно достичь согласия со знающим человеком. Но я отнюдь не рассчитываю на вашу откровенность. Хотя, насколько я понимаю, ваша уверенность основана на факте, известном только вам и мистеру Блаунту.

– Отчасти да. В основном. – Калмус тяжело вздохнул. – Я хочу кое о чем вас спросить. Сегодня я собираюсь повидать своего клиента. Если я предложу ему нанять вас для проведения небольшого расследования и получу его одобрение, вы согласитесь? Надо выяснить одну конкретную вещь. Под моим руководством.

– Трудно сказать. Я не уверен. Для начала я должен точно знать, что именно мне нужно выяснить и насколько я буду ограничен рамками вашего руководства. Ведь вы осуждаете мои методы.

– И тем не менее они весьма результативны. Если мы достигнем понимания по этим двум пунктам, вы примете мое предложение?

– Да, но лишь при отсутствии конфликта интересов. Если мисс Блаунт одобрит наше соглашение и мы закрепим в письменном виде, что мой клиент не вы, а мисс Блаунт. В таком случае я согласен. Что мне предстоит выяснить?

– Отложим это на потом. Сперва мне нужно посоветоваться с Блаунтом. Вы свободны сегодня вечером?

– Да. Но я соглашусь на ваше предложение – если, конечно, соглашусь – только после письменной просьбы от мистера Блаунта. И из уважения к мисс Блаунт я должен узнать ее мнение о вашей порядочности, справедливо оно или нет. Ведь она моя клиентка. И все-таки почему вы так резко изменили свою оценку моей деятельности?

– Вовсе не резко. – Калмус развернулся к Салли и открыл было рот, однако, передумав, снова обратился к Вулфу: – Факт, о котором вы уже дважды упомянули, факт, известный лишь мне и Блаунту, требует расследования. Впрочем, не сам факт, а то, что из него вытекает. Я надеялся сам справиться с расследованием, возможно прибегнув к помощи пары служащих из моего офиса, но позавчера, в понедельник днем, я понял, что здесь требуется профессионал, и решил обратиться к вам. Однако после появления заметки в газете о том, что вас наняли в интересах Блаунта, я решил, что вы хотите влезть в дело Блаунта, и моя реакция была вполне закономерной. Тем же вечером миссис Блаунт сообщила мне по телефону, что вас наняла ее дочь, а значит, вы не проявляли никакой самодеятельности. И тогда я отправился к миссис Блаунт, чтобы сгладить острые углы и предложить вам сотрудничество, ну а дальше вы знаете, с чем мне пришлось столкнуться. С нелепой идеей мисс Блаунт. Соглашусь, я вел себя как последний дурак. Ни вы, ни Гудвин абсолютно не виноваты. Вся вина лежит на мисс Блаунт. – Он поднял руку, словно желая отмахнуться. – М-да, глупейшая ситуация. А вчера пришло письмо. Наверняка написанное под вашу диктовку. Я пытался посмотреть на него объективно и должен признаться, что, с вашей точки зрения, вы действовали в законных интересах нанявшего вас лица. Так вот, сегодня утром, когда ко мне пришел Йеркс и рассказал о вчерашнем разговоре – о вашей теории, которая и мне тоже приходила в голову, – я понял, что с вашей стороны это не театральный жест ради получения гонорара, а искренняя вера в невиновность Блаунта. Потому-то я и пришел сюда с твердым намерением вас нанять. Возможно, я взял не совсем верный тон. Меня оскорбило ваше письмо, и, думаю, вы меня не осудите. Как видите, я отнюдь не менял о вас мнения. – Встав с места, Калмус подошел к Салли. – Одному Богу известно, откуда ты набралась столь бредовых идей. Прислушайся к голосу разума, если он у тебя остался, и возвращайся домой. Ведь именно там твое место. Мне в офис звонили уже из двух газет. Спрашивали, что ты делаешь в доме Ниро Вулфа. Ради всего святого, прислушайся к голосу разума! – Калмус протянул к Салли руку, но, опомнившись, снова обратился к Вулфу: – Итак, сегодня днем я увижу Блаунта и сегодня вечером или завтра утром расскажу вам о результатах встречи. Мистеру Блаунту будет приятно узнать, что вы отослали его дочь домой. Я могу ему об этом сообщить?

– Нет, сэр. Я не диктую своим клиентам, как им следует поступать.

– Очень хорошо. – Калмус собрался было что-то сказать, но прикусил язык и направился к выходу.

Чтобы не показаться невежливым, я проводил его в прихожую.

И на обратном пути, буквально на пороге кабинета, я столкнулся с Салли.

– Вы ему верите? – требовательно спросила она.

Судя по ее тону, если бы я ответил «да», она вцепилась бы мне ногтями в физиономию. Поэтому я осторожно взял Салли за руку и проводил до красного кожаного кресла. Однако Салли, черт возьми, заартачилась, явно не собираясь садиться в кресло, еще хранившее тепло Дэна Калмуса. Она выдернула руку и, остановившись возле письменного стола Вулфа, повторила:

– Вы ему верите?

– Проклятье! – взорвался Вулф. – Садитесь на место. У меня шея не казенная.

– Но если вы собираетесь…

– Садитесь!

Салли повернулась и, обнаружив услужливо пододвинутое мной кресло, наконец села.

– Вы говорили, мне нужно это одобрить. Так вот, я не одоб ряю. Только не под его руководством, – заявила она.

Посмотрев на Салли без особого энтузиазма, Вулф произнес:

– Мистер Калмус внес отличное предложение. Отправить вас домой. Впрочем, если я выставлю вас за дверь, вы, скорее всего, пойдете не домой, а бог знает куда, а вы мне сейчас нужны. И можете понадобиться в любой момент. Что касается Калмуса, я ему верю и не верю. – Вулф посмотрел на меня. – Арчи?

– Лично я пас, – ответил я. – Если он врет, то очень умело. А если говорит правду, значит Салли – круглая дура. Однако в понедельник вечером я обещал, что буду на ее стороне. И следовательно, не могу судить беспристрастно. Короче, я пас.

– Вы меня слышали, – буркнул Вулф, обращаясь к Салли. – Я ответил Калмусу, что меня должны устраивать условия нашего с ним договора. Мисс Блаунт, какова ваша цель? Скажите, вы наняли меня, чтобы дискредитировать мистера Калмуса или чтобы оправдать вашего отца?

– Ну конечно чтобы оправдать моего отца.

– Тогда не вмешивайтесь. Если и в самом деле имеется некий факт, известный лишь Калмусу и вашему отцу, я не стану связывать себя обязательствами, не выяснив, что это за факт. И только потом буду принимать решение. Калмус ни в коей мере не убедил меня в своей честности. Я собираюсь потратить часть выданных вами денег на подтверждение или опровержение вашего мнения о нем. Он вдовец?

– Да. Его жена умерла десять лет назад.

– Дети есть?

– Четверо, – кивнула Салли. – Двое сыновей и две дочери. У всех уже свои семьи.

– Кто-нибудь из его детей живет с Калмусом? Или, может, Калмус живет у кого-то из своих детей?

– Нет. У него апартаменты на Тридцать восьмой улице в доме после реновации, находящемся в его собственности. Когда дети обзавелись семьями и разъехались, он отвел каждый этаж под апартаменты.

– Он живет один?

– Да. У него нет…

– Вашего «да» мне вполне достаточно. У него есть слуги? Или слуга?

– Постоянно живущих в доме нет. Только приходящая прислуга. Всего одна женщина. Калмус лишь завтракает…

– С вашего позволения. У вас есть ключ от его апартаментов?

Салли сделала большие глаза:

– Конечно нет. С чего вдруг?

– Не могу сказать. Просто спросил. – Вулф повернулся ко мне. – Арчи, вызови Сола, Фреда и Орри. Желательно, чтобы они пришли после ланча. В два тридцать, если возможно.

Я снял трубку и принялся набирать номер. Застать всех в середине дня казалось проблематично. Но Сол пользовался автоответчиком, у Фреда имелась жена, а Орри оставил три номера телефона, два из которых принадлежали его любовницам. Впрочем, ради Вулфа Сол, Фред и Орри были готовы бросить все свои дела, кроме самых неотложных.

Я просидел на телефоне до самого ланча. Звонки от Фреда и Орри дважды отрывали меня от ланча, но в случае необходимости я был готов и вовсе отказаться от еды, лишь бы мяч продолжал катиться, хотя, похоже, Вулф уже включился в игру. Судя по вопросам, заданным Салли, он решил обыскать апартаменты Калмуса. Но зачем ему столько нападающих? Почему Вулф не послал туда меня? Впрочем, у меня имелось одно подозрение, которое я особо и не скрывал. Вулф не хотел меня отпускать исключительно из-за Салли. За ней был нужен глаз да глаз, и в мое отсутствие ей могло взбрести в голову начать учить Фрица стряпне, подкладывать кнопки в постель Вулфу или менять мебель в доме. Итак, если дело было исключительно в этом и пребывание Салли в качестве гостьи означало отстранение меня от ответственных заданий, Вулфу явно стоило бы прислушаться к предложению Йеркса и Калмуса отправить Салли домой.

За ланчем Вулф опять перемывал кости, хотя на сей раз не Вольтера. Кости, о которых шла речь, были найдены в каком-то ущелье в Африке, и ученым удалось доказать, что единственная разница между мной и придурками, кинувшими туда кости миллионы лет назад, состояла лишь в моем умении пользоваться пишущей машинкой. По крайней мере, я все понял именно так. Почки оказались выше всяких похвал, и, когда я дожевывал последнюю, в столовую вошел Фриц, чтобы доложить о приходе мистера Пензера. Если бы не присутствие Салли, Фриц наверняка сказал бы «Сол». К тому времени, как мы закончили с салатом и кофе, к Солу успели присоединиться Фред и Орри.

Я заранее предупредил всех троих, что при разговоре будет присутствовать мисс Блаунт. Когда в кабинете я представил их Салли, то сразу заметил, что парни остались верны себе. Сол Пензер – рост пять футов семь дюймов, вес сто сорок фунтов, большой нос и прижатые к голове уши, – отнюдь не являвшийся эталоном мужской красоты, посмотрел на Салли исключительно из вежливости, но можно смело ставить тысячу к одному, что Сол запечатлел в памяти все мельчайшие детали внешности девушки. Фред Даркин – рост пять футов десять дюймов, вес сто девяносто фунтов, плотного телосложения, абсолютно лысый – поглядел на Салли, отвернулся и снова поглядел на нее. С тех пор как много лет назад жена Фреда узнала о его интрижке с пышногрудой плутовкой, он избегает общества хорошеньких девиц до тридцати лет. Орри Кэтер – рост ровно шесть футов, вес сто восемьдесят фунтов, само совершенство от макушки до пят – наградил Салли неприкрыто оценивающим взглядом. Ко всем привлекательным женщинам Орри относился точно заядлый рыбак к форели в ручье и не видел причин менять такого подхода.

Они заняли кресла, поставленные в ряд перед письменным столом Вулфа, не оставив места для Салли. Поскольку красное кожаное кресло больше не хранило тепла тела Калмуса, ей ничего не оставалось, как сесть туда. Вулф, который хотел пожать руку Солу, обменялся рукопожатием со всеми тремя, сел, обвел глазами собравшихся и произнес:

– Спасибо, что взяли себе за труд явиться сюда. Я премного вам благодарен. Полагаю, вам известно, чем я сейчас озабочен. А именно обвинением Мэтью Блаунта в убийстве Пола Джерина. Вы только что познакомились с дочерью мистера Блаунта. Не стану описывать вам ситуацию, так как на данный момент у меня для вас одно-единственное задание. Вам, должно быть, известно имя Дэниела Калмуса, адвоката Блаунта. – Парни дружно кивнули, и Вулф продолжил: – Есть все основания полагать, что незадолго до вечера вторника тридцатого января он раздобыл где-то мышьяк. Возможно, за день или два до означенной даты. Заметьте, я сказал: «Есть все основания полагать». И это все, что мы знаем. Обычно я прошу вас что-то найти лишь тогда, когда прихожу к выводу, что это что-то действительно существует. Однако на сей раз это не вывод, а лишь предположение. Тем не менее прошу не жалеть усилий. И если вы найдете искомое, то получите двойной гонорар. Старшим назначается Сол, докладывать будете Арчи. Как всегда. – Вулф посмотрел на Сола. – Каким образом проводить подобные операции, ты знаешь лучше меня. Не мне тебя учить. Желательно получить доказательства, что мистер Калмус достал мышьяк в каком-либо виде или получил к нему доступ. Можете действовать открыто. Если Калмус узнает о вашем расследовании, большого вреда не будет, поскольку он наверняка уже принял необходимые меры предосторожности. Однако пока вам следует обходить стороной лечащего врача Калмуса, Виктора Эйвери, и его жилище. Виктор Эйвери – старый и добрый друг Калмуса. Я уже беседовал с Эйвери, а потому любые возможные контакты с ним и осмотр его офиса необходимо предварительно обсудить со мной. Квартирой Калмуса займется Арчи, который сегодня наведается туда в компании с мисс Блаунт. Мисс Блаунт является отличным источником информации о привычках Калмуса, часто посещаемых местах, связях и так далее. Постарайтесь сперва узнать все, что вам нужно, у мисс Блаунт. – Вулф повернулся к Салли. – В гостиной очень удобные кресла. Если не возражаете?

Она сжала кулаки, так что побелели костяшки пальцев:

– Но я ведь вам говорила… Я в это не верю…

– А вам и не нужно. Лично я в это тоже не верю, но и не отвергаю такой возможности. Я провожу расследование, для которого вы меня и наняли.

– Вы говорили, я должна пойти к нему с Арчи. Я не могу…

– Мы обсудим это позже. В беседе с мистером Пензером, мистером Даркином и мистером Кэтером вы можете не раскрывать то, о чем предпочитаете умолчать. Мистер Гудвин будет рядом, – сказал Вулф и, обратившись ко мне, добавил: – Арчи, не забудь свой блокнот.

Я взял блокнот, встал с места и направился к двери в гостиную. Парни двинулись за мной. Салли они учтиво пропустили вперед, получив редкий шанс продемонстрировать хорошие манеры. Уже закрывая за собой дверь в гостиную, я оглянулся на Вулфа и обнаружил, что тот потянулся за «Африканским генезисом». Теперь, когда работа вовсю закипела, он смог снова приняться за чтение.

ГЛАВА 10

В тот же вечер в десять минут одиннадцатого мы с Салли выбрались из такси на углу Парк-авеню и Тридцать восьмой улицы и, подгоняемые порывами зимнего ветра, прошли полтора квартала на восток, после чего посмотрели на окна четвертого, верхнего, этажа серого c зеленым кирпичного здания на другой стороне улицы. Света в окнах не было. Мы перешли через дорогу и, оказавшись в парадной, изучили ряд кнопок с указанием фамилий. Я нажал на кнопку возле фамилии Калмус, особо не рассчитывая на успех, так как буквально пятнадцать минут назад звонил Калмусу по телефону, но услышал лишь длинные гудки. Подождав тридцать секунд, я нажал на нижнюю кнопку, возле которой значилось «УПРАВЛЯЮЩИЙ». Салли испуганно вцепилась мне в руку.

Нам с Вулфом с трудом удалось уговорить Салли пойти со мной к Калмусу. Пришлось даже слегка надавить на нее, поскольку она отчаянно упиралась. В конце концов Вулф объяснил, что если я пойду один, то возьму с собой набор отмычек и меня привлекут за незаконное проникновение в жилище. После чего Салли, естественно, согласилась. Ведь на нарах от меня будет мало проку, и ей придется целиком отдаться на милость Вулфу. Наш план состоял в том, что мы с Салли отправимся на задание, когда Калмус придет к Вулфу и Фриц проводит посетителя в кабинет. А Вулф, в свою очередь, постарается задержать Калмуса до тех пор, пока я не дам отмашки. Но если Калмус не появится до десяти вечера и не подойдет к телефону, мы с Салли в любом случае наведаемся к нему домой, взяв на себя риск быть пойманными. Впрочем, я немного смухлевал и позвонил Калмусу в половине десятого.

Итак, мы стояли в парадной. На стене не было никакого переговорного устройства – только пара круглых решеток на уровне подбородка, откуда вскоре донесся треск и послышался мужской голос:

– Кто там?

Салли, которая продолжала цепляться за мою руку, ответила:

– Это Сара Блаунт. Мы пришли к мистеру Калмусу. Вы, случайно, не знаете, где он?

– Нет, не знаю.

– Э-э-э… нам нужно срочно его увидеть. Но мы не можем торчать в парадной. Разрешите нам подождать внутри. Вы нас впустите?

– Думаю, да. Буду через минуту.

Я взялся за ручку двери, однако не услышал щелчка. Прошла минута, затем – другая, а щелчка все не было. И тут дверь отворилась. Управляющий, высокий тощий мужчина с черным, как деготь, лицом, впустил нас внутрь и поспешно захлопнул дверь. Фамилия управляющего была Доббс; он служил у Калмуса дворецким еще в те далекие времена, когда тот занимал весь дом.

Доббс, нахмурившись, уставился на Салли:

– Мисс Сара, теперь я вижу, что это вы. Давненько вы здесь не появлялись.

– Да-да, очень давно, – кивнула Салли. – Это мистер Гудвин. Арчи, это мистер Доббс.

Я протянул ему руку, и он ответил на рукопожатие. Конечно, пожимать руку дворецкому несколько вульгарно, но Доббс как-никак был уже не дворецким, а управляющим.

– Ты совсем не изменился. Разве что седины в волосах прибавилось. – Салли явно чувствовала себя не в своей тарелке, и я хорошо ее понимал.

– А вот вы изменились, – ответил Доббс. – Что вполне естественно. Ведь у вас еще все впереди, а у меня – уже позади. С вашего позволения. Мне очень жаль, что с вашим отцом случилась беда. Думаю, все обойдется. Уверен, что обойдется. Но беда и впрямь очень большая. – Доббс обратил на меня проницательный взгляд острых глаз. – Мне известна ваша фамилия. Вы детектив. – Он снова посмотрел на Салли. – Думаю, вы хотели видеть мистера Калмуса из-за той беды, что приключилась с вашим отцом.

– Да, так и есть. – На секунду мне показалось, что Салли провалит дело, однако она быстро нашлась: – А что, если мы подождем его внутри? Не мог бы ты… Может, ты нас впустишь… Вдруг придется долго ждать… Нам нужно непременно увидеть его сегодня вечером…

– Ну конечно. – (Как-никак в свое время Салли сидела у Доббса на одном колене, а дочь Калмуса – на другом, он рассказывал им сказки, и его голова еще не была тронута сединой; подробность, которую я узнал от самой Салли.) – Мистеру Калмусу не понравится, если я буду держать вас внизу. Наверняка не понравится.

Доббс провел нас к открытой двери лифта. Зашел вслед за нами и нажал на нужный этаж. Дверь закрылась, и мы поехали наверх.

Холл на четвертом этаже оказался клетушкой в четыре квадратных фута – собственно, стенами для дверного проема. Доббс достал из кармана связку ключей, прежде чем вставить ключ в замочную скважину, позвонил в звонок и подождал полминуты на случай, если Калмус был дома, но решил не отвечать на вызов домофона. Очевидно, Калмус все же отсутствовал. Доббс открыл дверь, вошел, повернул выключатель, вспыхнул свет, но не прямой, а рассеянный, из выемки на потолке, шедшей вдоль двух стен.

– Ну вот, мисс Сара, – сказал Доббс. – Теперь здесь совсем не так, как раньше, да?

– Да, совсем по-другому, Доббси. – Салли протянула управляющему руку, но тут же отдернула. Некрасиво пожимать руку человеку, которого собираешься надуть. Впрочем, поцелуй – это совсем другое дело. И Салли, чмокнув управляющего в щеку, сказала: – Поверить не могу! Ты слышал? Я сказала: «Доббси»!

– Да-да, слышал. Спорим, вы знаете, что слышал. – Доббс кивнул Салли с таким видом, словно он был не дворецким, а послом какой-нибудь африканской страны. – Надеюсь, вам не придется слишком долго ждать. – И с этими словами он ушел.

Когда Доббс закрыл за собой дверь, Салли плюхнулась в бли жайшее кресло.

– Боже мой! – простонала она. – Как это ужасно! А я ведь не хотела приходить. Арчи, вы не могли бы поторопиться? Поторопитесь, пожалуйста!

Я велел ей расслабиться и, сняв шляпу и пальто, бросил их на стул, затем огляделся по сторонам. Комната оказалась очень большой и заставленной мебелью. Ну и естественно, кроме нее, тут наверняка еще имелись спальня, ванная и кухня. И даже если бы я искал конкретный объект типа бутылочки с белым мышьяком, подобная работа заняла бы у меня не меньше трех часов. Более того, поскольку я не рассчитывал обнаружить что-либо ценное, а лишь лелеял слабую надежду найти нечто такое, что позволило бы увидеть свет в конце туннеля, на поиски не хватило бы и целой ночи. Скажем, это мог быть клочок бумаги, письмо или запись; впрочем, на проверку книг на высоких, до потолка, стеллажах, выстроившихся вдоль правой стены, ушла бы куча времени. Между тем Калмус мог появиться в любую минуту. Я решил сперва осмотреть спальню и направился к двери слева, но, уловив боковым зрением нечто странное, остановился и повернулся.

Это был Калмус. Полностью одетый, он лежал, вытянув ноги, на полу перед диваном, частично скрывавшим тело. Покосившись в сторону Салли, которая по-прежнему сидела на стуле, закрыв лицо руками, я присел на корточки перед трупом. Калмус смотрел в потолок широко раскрытыми глазами с расширенными зрачками, лицо было багровым, язык вывалился наружу, вокруг рта и носа – следы пены. Пена уже успела засохнуть, следовательно проверять пульс и дыхание не имело смысла. Я ткнул пальцем в странгуляционную борозду вокруг шеи, наклонился поближе, чтобы раздвинуть края борозды. И увидел шнур, вроде тех, что использовались для жалюзи, с узлом, затянутым под левым ухом, и свободными концами, заткнутыми под мышками. Я сделал себе мысленную зарубку не забыть спросить убийцу, когда мы его возьмем, зачем он спрятал концы шнура: из любви к порядку или чисто машинально. Самая примечательная деталь из всех, что мне доводилось видеть при осмотре умерших насильственной смертью. С трудом подавив желание выдернуть концы, чтобы проверить длину шнура, я продолжил осмотр, и тут сзади раздался какой-то сдавленный звук. Я резко обернулся. Салли, стоявшая за моей спиной с отвисшей челюстью, начала потихоньку обмякать. Я едва успел подхватить ее. Только обморока мне сейчас не хватало! Я отнес Салли на кресло в дальнем углу, пригнул ей голову к коленям и задержал руку на ее прелестной шее. Салли была точно ватной и не сопротивлялась, но, слава богу, оставалась в сознании.

– Итак, вы ошибались, – опустившись перед ней на колени, сказал я. – Чудовищно ошибались! Но если бы вы не ошибались, то не обратились бы к Ниро Вулфу. Впрочем, к черту все! Вы меня слышите? – (Ответа не последовало.) – Проклятье, вы меня слышите?!

– Да, – очень тихо, но вполне разборчиво ответила Салли. – Он что, мертв?

– Определенно мертв. Он…

– Как он умер?

– Задушен. У него шнур на шее. – Я убрал руку и, когда Салли медленно подняла голову, выпрямился. – Как думаете, вы в состоянии идти?

– Я не… хочу никуда идти.

– Не выйдет. Мне что, отнести вас на руках вниз и посадить в такси?

– Арчи… – Салли подняла на меня глаза. Губы у нее ходили ходуном, она не могла говорить. Справившись, она спросила: – Он совершил самоубийство?

– Нет. Я с удовольствием помогу вам привести в порядок мысли, но чуть позже. А сейчас мне нужно кое-что сделать. Калмуса убили. Я не хочу, чтобы вы оставались здесь, когда появятся копы. Лучше я сам, без вашей помощи, объясню, зачем мы пришли сюда и попросили Доббса впустить нас в квартиру. Неужели вы хотите отвечать на вопросы всю ночь напролет?

– Нет.

– Вы сможете сами выйти на улицу и поймать такси?

– Пожалуй… я поеду домой.

– Нет, не поедете. Абсолютно исключено. Или вы дадите мне слово, что вернетесь к Вулфу, или останетесь здесь со всеми вытекающими последствиями. Ну как?

– Я не хочу оставаться.

– Значит, вы вернетесь к Вулфу и будете делать, что он говорит?

– Да.

– Хорошо. Вы сможете встать? Сможете идти?

Она смогла. Я не стал помогать, а открыл дверь и выпустил Салли из квартиры. Салли шла не слишком уверенно, но своими ногами. Придержав дверь ногой, я вызвал лифт. Салли села в кабину и нажала на кнопку «вниз». Вернувшись в квартиру, я подошел к телефону на столике в углу и набрал номер, который знал наизусть.

– Да? – послышался голос Вулфа.

Он так и не научился правильно отвечать на телефонные звонки и, похоже, никогда не научится.

– Это я. Звоню из квартиры Калмуса. Все прошло по плану. Салли была на высоте. Управляющий Доббс впустил нас в квартиру и ушел. Однако Калмус оказался дома, и он по-прежнему здесь. Лежит на полу со шнуром вокруг шеи. Уже начинает остывать. Впрочем, тощие остывают быстрее. По моим прикидкам он умер около трех часов назад. Шнур он явно не сам завязал. Свободные концы аккуратно спрятаны под мышками.

Ответом мне было долгое молчание.

– Пф! – наконец произнес Вулф.

– Да, сэр. Совершенно с вами согласен. Я выгнал Салли. Она только что ушла. И если не упадет в обморок и сдержит свое обещание, то будет у вас через десять минут. У меня предложение. Отправьте ее в постель и пригласите доктора Волмера. Он, вероятно, даст Салли успокоительное и попросит оградить от всех посетителей, официальных и неофициальных, вплоть до завтрашнего дня. Я прямо сейчас извещу представителей закона. Они в любом случае узнают от Доббса, в котором часу мы попали в квартиру. Какие-нибудь инструкции будут?

– Нет. Проклятье!

– Да, сэр. Совершенно с вами согласен. Полагаю, мне не следует сообщать представителям закона о цели нашего посещения. Это не их собачье дело. Просто вас удивило, почему Калмус нарушил договоренность и не явился в назначенное время, а поскольку на звонки он не отвечал, мы поехали узнать, что произошло. Ну как, годится?

– Да. А тебе обязательно там оставаться?

– Нет, конечно. Я остался исключительно потому, что мне здесь нравится. Короче, я могу вернуться, а могу и не вернуться к завтраку. Передайте, пожалуйста, Фрицу.

Я повесил трубку и покачал головой, поджав губы. Обязательно ли мне здесь оставаться? Только гений способен задать столь дурацкий вопрос. Продолжая качать головой, я снова снял трубку и набрал другой известный мне номер: WA 9-8241. Я не стал набирать номер управления полиции, так как хотел сообщить об убийстве лично инспектору Кремеру или, по крайней мере, сержанту Пэрли Стеббинсу, в зависимости от того, кто из них на дежурстве.

ГЛАВА 11

Похоже, пара электриков установила у меня в черепушке музыкальный автомат и осталась проверить, сколько мелодий он может играть одновременно. Судя по шуму, не меньше дюжины. И еще электрики эти прыгали вверх-вниз, чтобы выяснить, какую вибрацию выдержит моя голова. Впрочем, возможно, это были не электрики, а целый оркестр, и музыканты тоже скакали вверх-вниз. Чтобы посмотреть, что там происходит, мне пришлось закатить глаза. От такого усилия мои веки разлепились, и передо мной возник будильник на прикроватном столике. Прекратив вращать глазами, я сконцентрировался на циферблате. Семнадцать минут двенадцатого. Шум производил не музыкальный автомат и не оркестр, а наш внутренний телефон. Кто-то положил палец на кнопку и продолжал непрерывно жать. Дурдом! Я мог бы просто взять и выдернуть шнур, но для этого необходимо было проявить героизм и включить здравый смысл, что оказалось выше моих сил. Поэтому я, решив не выдергивать шнур, снял телефонную трубку и поднес ее ко рту:

– Ну что еще?

В трубке послышался голос Вулфа:

– Я на кухне. Во сколько ты вернулся домой?

– Без девяти минут семь. И выпил на три пальца бурбона, пока готовил себе гренки с молоком. Я собирался поспать до обеда. А что вы делаете на кухне?

– Мистер Кремер в кабинете. У тебя есть информация, которую мне нужно знать?

– Да. Лейтенант Роуклифф стал заикаться еще сильнее. У сержанта Стеббинса перевязан средний палец левой руки. Наверное, клюнул какой-нибудь голубок, которому Стеббинс собирался насыпать соли на хвост. Помощник окружного прокурора Скиппл, которого я раньше не видел, решил внести поправки в конституцию: человек виновен, пока не докажет обратное. На этом все. Впрочем, в моих ответах на десять тысяч вопросов и в подписанном мной протоколе допроса не было ничего такого, что могло бы повлиять на ваш план действий, если таковой имеется. Я даже умудрился напрямую не признаться, что Салли – ваша клиентка. Теперь насчет Калмуса. Его ударили сзади по голове, возможно, стоявшей на столе тяжелой металлической пепельницей, а затем удавили шнуром от жалюзи. По предварительной оценке судмедэксперта, смерть наступила от двух до пяти часов назад. А где Салли?

– В Южной комнате. – (Даже по прошествии трех дней Вулф не сказал: «В своей комнате».) – Ее осматривает доктор Волмер. Но до того, как она приняла снотворное, я объяснил ей, что следует говорить, если спросят, зачем вы поехали домой к Калмусу. Когда ты спустишься на кухню?

– Ой, часов через шесть, не раньше. А чего хочет Кремер? Я ему точно не нужен. Он и так всю ночь морочил мне голову. Ему что, нужна Салли?

– Без понятия. Когда он явился, я сразу удалился на кухню, а Фриц провел его в кабинет. У Кремера наверняка хватит наглости процитировать твои слова, даже кое-что из твоих письменных показаний. Ты должен при этом присутствовать. Сможешь спуститься через десять минут?

– Смогу, но не буду. Через двадцать. Передайте Фрицу, что я не откажусь от апельсинового сока и кофе.

Вулф сказал «конечно» и повесил трубку, а я сладко потянулся, широко зевнул и выключил электрическое одеяло. После чего встал с постели и высунул голову в окно глотнуть холодного зимнего воздуха. Это немного привело меня в чувство, благодаря чему я не надел брюки задом наперед и не перепутал правую туфлю с левой. Впрочем, ничего большего я и не ожидал. Всю ночь в перерывах между беседами с копами и помощником окружного прокурора я пытался со всех сторон рассмотреть ситуацию с Калмусом и решил, что оптимальным для нас было бы получить с утренней почтой письмо от Калмуса с объяснениями, почему он убил Джерина и почему после разговора с Вулфом решил сказать последнее «прости». И я бы лег спать в предвкушении завтрашнего письма, если бы не одно «но». Допустим, Калмус мог собственноручно затянуть шнурок на шее, но он никак не мог спрятать концы шнура у себя под мышками. Это было бы уже перебором.

Когда ровно через двадцать минут я спустился на кухню, туман в голове немного рассеялся. Вулф, обследовавший за кухонным столом связку сушеных грибов, при моем появлении отложил их в сторону.

– Апельсиновый сок, – потребовал я.

Сказав, что Фриц мне его принесет, Вулф прошествовал в кабинет. Я уныло поплелся сзади. Если инспектор Кремер, сидевший в красном кожаном кресле, и хотел пожелать нам доброго утра, то оставил это пожелание при себе. Когда мы прошли к нашим письменным столам, Кремер демонстративно отвернул манжету, бросил выразительный взгляд на часы и, подождав, пока Вулф усядется, проскрежетал:

– Боже правый, полчаса!

– Извиняться не буду, – беззлобно ответил Вулф. – Мы с вами не договаривались о встрече.

Кремер произнес слово, которое я не буду здесь приводить из уважения к званию Кремера и его многолетней службе на благо общества. Он тоже не выспался, о чем свидетельствовали красные воспаленные глаза.

– Черта с два не договаривались! Небось лакали на кухне пиво? – Сунув руку во внутренний карман, Кремер достал лист бумаги. – Это предназначено вам. Было обнаружено на теле человека, умершего насильственной смертью. А значит, это улика, и я оставлю ее себе. Прочитать вслух?

Вулф слегка приподнял плечи:

– Как вам будет угодно. Я в любом случае вам это верну.

– Когда?

– Как только мистер Гудвин сделает копию.

Кремер уставился на меня. И, похоже опасаясь, что я могу съесть улику, покачал головой:

– Я сам вам прочту. – Он развернул бумажку. – Наверху напечатано: «Из офиса Дэниела Калмуса». Датировано вчерашним днем. Четырнадцатым февраля тысяча девятьсот шестьдесят второго года. Далее чернилами написано: «Для Ниро Вулфа. Настоящим прошу оказать мне профессиональные услуги и гарантирую достойное вознаграждение плюс оплату накладных расходов. Мой адвокат Дэниел Калмус объяснит Вам, что именно нужно расследовать. Вы будете работать с ним в тесном сотрудничестве и под его руководством». Подписано Мэтью Блаунтом. – Кремер глянул на меня. – Я смотрю, ты уже все записал.

– Конечно. – Я закрыл блокнот.

Кремер убрал бумагу в карман:

– Ну ладно. Я хочу знать. В понедельник вы объявили через Гудвина, что вас наняли представители Блаунта. Калмус все категорически отрицал. Во вторник вы подтвердили мне, что вас действительно наняли, но отказались назвать имя клиента. Если верить Гудвину, Калмус приходил к вам в среду, чтобы привлечь вас к расследованию, однако ему нужно было получить одобрение Блаунта. Вчера вечером Калмуса убили, а в его кармане мы обнаружили адресованную вам записку от Блаунта. Итак, я хочу знать правду. И вы обязаны мне ответить. Пункт первый. Если вас действительно наняли в понедельник, то кто именно?

Вулф удивленно поднял брови:

– А разве мистер Гудвин вам не сказал?

– Вы отлично знаете, что нет. Он вообще ни черта не сказал. Я собирался задержать его как важного свидетеля. Окружной прокурор не разрешил. Так кто ваш клиент?

– Неужели так трудно догадаться? – Вулф взмахнул рукой. – Вчера вечером некая девица отправилась туда с мистером Гудвином. А мистер Калмус и мистер Блаунт еще не успели меня нанять. Вы что, не можете сложить два и два? Ну конечно же, это мисс Блаунт.

– Угу. Я могу сложить два и два, – кивнул Кремер. – Теперь, когда вы знаете, что я знаю, вы расскажете мне абсолютно все. По моим сведениям, мисс Блаунт находится у вас с вечера понедельника. Она и сейчас здесь. Я желаю ее видеть.

– У нее врач. Вы должны получить его разрешение. Доктор Эдвин А. Вол…

– Чушь! Она обнаружила труп и сбежала до появления полиции. Где она сейчас? На кухне?

– Труп обнаружил мистер Гудвин, которого вы продержали там всю ночь. – Вулф повернулся ко мне. – Попроси мисс Блаунт покрепче запереть дверь.

Я поднял трубку внутреннего телефона, но Кремер меня остановил.

– Кончай валять дурака! – пролаял он.

Я положил трубку и с ухмылкой сказал Вулфу:

– Мне не хочется ее беспокоить. Если он рванет наверх, у нас будет еще уйма времени.

– Итак, это первый пункт, который вас интересовал. – Вулф посмотрел на инспектора Кремера. – Мисс Блаунт была и остается моей клиенткой. А теперь моим клиентом станет ее отец, если я приму его предложение. Следующий пункт?

Кремер вцепился в подлокотники, пытаясь вернуть самообладание. За прошедшие годы он, должно быть, неоднократно уговаривал себя не обращать внимания на выходки Вулфа и вот опять наступил на те же грабли. Я ожидал, что Кремер сейчас достанет сигару и начнет ее остервенело мять, но тут в кабинет вошел Фриц, чтобы поставить на мой стол кофе и апельсиновый сок. Когда я сделал первый глоток, Кремер уже успел взять себя в руки. Он откашлялся и произнес хриплым голосом:

– Как вы наверняка помните, во вторник я сказал вам, что никто вас не нанимал и я чертовски в этом уверен. Ну ладно, возможно, я ошибался. Но я также сказал, что, по-моему, вы что-то скрываете, некие сведения или улику, которые вам, вероятно, помогут вызволить Блаунта. И теперь я в этом не сомневаюсь. И скорее всего, сведения вам предоставила его дочь. Вы использовали это, чтобы заманить сюда Калмуса. Сообщили ему, что именно вам известно, или намекнули, причем достаточно прозрачно, тем самым вынудив его уговорить Блаунта вас нанять, после чего Блаунт и написал эту записку. – Инспектор ударил себя в грудь. – Но Калмус забежал вперед и, не поставив вас в известность, использовал имевшуюся у него информацию и в результате оказался убитым. А вы знали или подозревали об этом, и, когда Гудвин вчера вечером отправился к нему домой, прихватив с собой дочь Блаунта, чтобы попасть внутрь, он ожидал увидеть там труп. – Кремер перевел дух. – Все ваши чертовы фокусы! Вы наверняка велели Калмусу предпринять что-нибудь этакое. Зуб даю, вам известно, кто убил Калмуса! Вы обманом выудили у мисс Блаунт гонорар, и вот теперь Калмус убит, а ваш клиент по-прежнему в тюрьме. Так вы можете или не можете его вызволить? Не стану вам в двадцатый раз повторять, что, если окружной прокурор захочет привлечь вас за сокрытие улик, обвинив в воспрепятствовании правосудию, я сделаю все возможное, чтобы вам не удалось отвертеться. Похоже, так оно и будет. Я что, должен получить ордер на арест Сары Блаунт как важного свидетеля?

Вулф откинулся на спинку кресла, вдохнул полной грудью и с шумом выдохнул:

– Вы осведомлены гораздо лучше меня насчет обстоятельств смерти Пола Джерина. Именно это я и сказал вам позавчера, что было чистой правдой. Впрочем, с тех пор ничего, в сущности, не изменилось. То же относится и к обстоятельствам смерти Дэниела Калмуса. Вы бросили на поиск улик целую армию, которая занимается этим вот уже двенадцать часов, а я только-только успел прочитать утреннюю газету. Более того, я даже не получил отчет от мистера Гудвина. Относительно его ожиданий обнаружить труп вчера вечером в квартире Калмуса я вам вот что скажу: он, как и я, был глубоко убежден, что Пола Джерина убил Калмус. – (Кремер снова пробормотал неприличное слово, но на сей раз ничего не добавил.) – Его убеждение основывалось не на улике, а на мнении одного из моих собеседников, которое теперь, естественно, опровергнуто. Вы ведь знаете Сола Пензера, Фреда Даркина и Орри Кэтера?

– По долгу службы. А они-то тут при чем?

– Я нанял их вчера. Они должны были получить свидетельства того, что Калмус пытался раздобыть или раздобыл мышьяк к вечеру вторника, тридцатого января. Когда мистер Пензер позвонил мне сегодня утром, я велел ему оставить это дело. Естественно.

Кремер посмотрел на Вулфа в упор:

– Похоже, на сей раз вы не врете. Ведь ваши слова должны подтвердить три человека.

– На сей раз я говорю правду, хотя и нехарактерную для меня. Я признаю свою ошибку. Двести долларов из денег мисс Блаунт пущены на ветер.

Кремер продолжал сверлить Вулфа глазами:

– Калмус был адвокатом Блаунта. Но вы почему-то решили, что он подсыпал мышьяк в шоколад. Почему?

– Я счел это наиболее правдоподобным альтернативным вариантом. Почему – вопрос отдельный. Как я уже говорил, мой вывод не был основан на каких-то уликах. Остались еще три кандидата – Хаусман, Йеркс и Фэрроу, – поскольку Блаунта я исключаю. А вы, кстати, не хотите его теперь исключить? Ваша хитроумная теория о моем жульничестве на поверку оказалась ошибочной. Но одно из ее положений, а именно то, что Калмуса убил человек, прикончивший Джерина, несомненно, справедливо. А Блаунт сейчас в тюрьме. Вы хотите его там оставить?

Кремер покосился на меня. Я уже выпил апельсиновый сок и теперь приступил ко второй чашке кофе.

– Ты дал ложные показания. Ты утверждал, будто отправился к Калмусу узнать, разрешил ли Блаунт нанять Вулфа. А на самом деле пошел туда с целью обыскать квартиру и попытаться найти… – Инспектор осекся, не закончив фразы, и встал с места. – Ну да ладно. Впервые я ухожу из вашего дома с ощущением, что вы ухватили медведя за хвост и вцепились в него мертвой хваткой. Ваше право. Но если еще вчера, в десять вечера, вы считали, что Калмус убил Джерина, то на каком этапе вы сейчас? Кто следующий? А?

Повернувшись, инспектор направился к выходу, и я, как всегда начеку, приготовился ринуться к внутреннему телефону. Если Кремер захочет рвануть в Южную комнату, караулить его в прихожей будет слишком рискованно. Вы можете запереть дверь перед носом у копа, но не имеете права тронуть его даже пальцем. Однако Кремер повернул в сторону входной двери. Услышав, как она захлопнулась, я прошел в прихожую удостовериться, что он действительно ушел, после чего вернулся в кабинет и налил себе оставшийся в кофейнике кофе. Вулф сидел с закрытыми глазами, скрестив на груди руки. Я спокойно пил себе кофе. Утренняя почта лежала у меня на столе – в основном, как обычно, всякая ерунда. И когда моя чашка наконец опустела, я принялся вскрывать конверты.

Внезапно Вулф нарушил молчание.

– Ты спал всего четыре часа, – проворчал он.

– На самом деле нет, – не поворачиваясь, ответил я. – Приготовление гренок с молоком заняло какое-то время. Хотите получить отчет?

– Нет.

Я открыл конверт:

– Еще одно приглашение стать учредителем Национального фонда контроля за преступностью. У вас есть какие-либо указания касательно преступности?

– У меня есть вопрос. Ты сможешь сегодня повидать мистера Блаунта? Прямо сейчас?

– Сомневаюсь. Никто, кроме адвоката или ближайших родственников, не имеет права посещать в тюрьме осужденных за убийство без разрешения окружного прокурора. Часы посещения с шести до восьми вечера. Он ваш клиент. Но вы не адвокат. Можно попросить окружного прокурора сделать для нас исключение и получить отказ. Впрочем, Кремер может устроить это в виде персонального одолжения.

– Пф!

– Посмотрите. – Я вскрыл очередной конверт и вытащил содержимое. – Венигер предлагает новую партию деликатесного сыра «Пти берришон». Когда мы вчера обнаружили Калмуса, первым порывом Салли было вернуться домой к матери. Вы уверены, что она у себя в комнате?

– Нет.

– Нет? – удивился я.

– Фриц отнес ей поднос с завтраком, а доктор Волмер проведал ее незадолго до десяти. Я был, как всегда, в оранжерее, и он пообщался со мной по внутреннему телефону.

– Она могла спокойно спуститься по лестнице и выйти на улицу.

– Да. Ступай проверь.

Я направился в прихожую. Вулф, конечно, злился на Салли из-за того, что она ввела его в заблуждение насчет Калмуса. Но нам нужно было срочно добраться до Блаунта, а его ближайший родственник по-прежнему находится у нас. Или находился. Утром дверь в Южную комнату была закрыта, и сейчас, когда я взлетел, перемахивая сразу через две ступеньки, наверх, то увидел, что дверь по-прежнему закрыта. Я нисколько не сомневался, что птичка упорхнула, а потому собрался было войти без стука, однако, спохватившись, постучался, возможно, громче, чем следовало, и тотчас же услышал голос Салли:

– Кто там?

Я открыл дверь и вошел.

Салли стояла у окна. И хотя свет падал на нее со спины, я с первого взгляда понял, что Салли постарела лет на двадцать. Волмер дал ей снотворного, и она наверняка выспалась, хотя выглядела гораздо хуже, чем я после несчастных трех часов сна. Ей было нечего мне сказать. Она просто стояла и смотрела на меня. Я остановился на расстоянии вытянутой руки от нее и покачал головой:

– Если хотите дружеского совета, не смотритесь в зеркало. Какого черта?! Вы ошибались насчет Калмуса, но вы его не убивали. Мы с Фрицем согласны обеспечить вам железное алиби. Тут к нам заходил инспектор Кремер. Среди прочего хотел видеть вас. Мистер Вулф сказал «нет». Один из копов непременно с вами увидится, и вы можете выложить начистоту, зачем мы отправились к Калмусу – найти какие-нибудь улики против него, – но, если они вас спросят, почему мы его подозревали, а они непременно спросят, отвечайте, что не знаете и им лучше поинтересоваться у Вулфа или у меня. Я специально пришел, чтобы сказать вам об этом и заодно проверить, здесь вы или нет. Не свалили ли, грешным делом, домой. Я так много мелю языком, поскольку вам наверняка будет приятно услышать голос человека, который по-прежнему на вашей стороне, несмотря на ваши инсинуации относительно Калмуса. Если хотите что-нибудь сказать, поднимите руку. А если хотите услышать профессиональное, а не мое личное мнение, то нет худа без добра. Кремер наконец понял, что тот, кто убил Джерина, прикокнул и Калмуса, а значит, и ежу понятно, что за решетку посадили не того человека. Кремер, как и окружной прокурор, наверняка не захочет отпускать вашего отца. Но его тоже не на помойке нашли. Если он вчинит иск за незаконный арест, им мало не покажется. Так вы хотите что-нибудь сказать или мне продолжать?

– Арчи…

– Это я. Хорошее начало. А вы Салли Блаунт. Ланч подадут через полтора часа.

– Что нам… что мне теперь делать?

– Выкинуть все из головы. Вам здорово досталось. Однако вы, по крайней мере, на ногах, а это уже кое-что. Поправьте прическу и подкрасьте губы до ланча. Полагаю, что мистер Вулф, скорее всего, попросит вас навестить сегодня днем вашего отца. В кармане у Калмуса нашли записку, где ваш отец пишет, что согласен воспользоваться услугами Ниро Вулфа, и мы, естественно, хотим…

Меня прервал звонок внутреннего телефона, стоявшего на угловом столике. Я снял трубку:

– Это я.

В трубке послышался голос Вулфа:

– Я на кухне. Она там?

– Не в лучшей форме, но тут.

Салли смотрела на меня во все глаза.

– Ее мать в кабинете. Хочет видеть свою дочь. Фриц проводит миссис Блаунт наверх.

– Погодите! – Я перевел дух. – Нет. Я сам приведу мисс Блаунт в кабинет. Поверьте на слово эксперту по женскому полу, так будет гораздо лучше для всех. Когда-нибудь потом, когда вы сможете уделить мне час своего драгоценного времени, я объясню почему.

– Я бы предпочел…

– Не сомневаюсь. Это единственное кресло, которое вам действительно нравится. Но небольшие трудности пойдут вам только на пользу. – Я повесил трубку, повернулся к Салли и, решив не заморачиваться с подходцами издалека, сказал: – Ваша мать внизу. Она хочет вас видеть. Помаду?

С женщинами никогда не знаешь наверняка. Салли могла завизжать, упасть в обморок, поджать губы и застыть на месте или что-то вроде того. Но она просто произнесла: «Хорошо» – и направилась к выходу. Я пошел за ней и, спускаясь следом по лестнице, напомнил себе основное правило экс пертов по женскому полу: не пытаться объяснить, почему женщина сделала то, что сделала, ибо это избавит вас от необходимости объяснять, почему она не сделала того, что, по-вашему, должна была сделать. Я даже забыл обратить внимание на чудесные плечи и прелестный изгиб шеи.

Миссис Блаунт сидела в красном кожаном кресле. Я понимал, что мне следовало проявить тактичность и присоединиться к Вулфу на кухне, но, поскольку именно я заварил всю эту кашу, мне ее и расхлебывать. Поэтому я переступил порог кабинета и остался стоять, где стоял. Миссис Блаунт вскочила, скорее, вспорхнула с кресла, взяв руки Салли в свои. Эта женщина однозначно была колдуньей. Когда она поднялась на ноги, у меня возникло стойкое ощущение, что ей не нужны мышцы: о подобной степени автоматизации компании IBM приходилось только мечтать. Миссис Блаунт ничего не сказала, просто взяла Салли за руки и посмотрела на нее. И что б мне провалиться, в этот момент я с удовольствием поменялся бы с Салли местами! Мать и дочь стояли лицом к лицу, буквально касаясь друг друга.

Салли упрямо выставила вперед подбородок:

– Я могу сказать, что сожалею, если тебе угодно. Но я не стану говорить, что ошибалась. Арчи считает, что я не права. Но я не согласна. Калмус был в тебя влюблен. Ты не могла этого не знать. Все мужчины в тебя влюблены. Тебе это отлично известно. Быть может, я зря подозревала Калмуса в предательстве. И если бы могла, то непременно попросила бы у него прощения, но, к несчастью, уже не могу. Так ты хочешь, чтобы я сказала тебе, что сожалею?

Миссис Блаунт медленно покачала головой:

– Это не важно. Естественно, мы обе сожалеем.

– Да. Полагаю, что так.

– Конечно. Я тоже сожалею, что ты обидела Дэна. А ты его ужасно обидела. – Миссис Блаунт отпустила руки дочери. – Что касается твоих слов, будто все мужчины в меня влюблены, ты это уже говорила мне. Еще в детстве. Что я могу сказать? Ты наверняка не помнишь, что я тогда ответила.

– Ой, прекрасно все помню. Ты сказала, что настоящая любовь бывает только взаимной. Я никогда и не утверждала, будто ты отвечала кому-то взаимностью. И никогда так не думала. Даже насчет тебя и Дэна Калмуса. Но к Ниро Вулфу я отправилась отнюдь не из-за тебя, а из-за папы.

– Да, я знаю. Я все-таки твоя мать.

– Я сделала бы это и для тебя тоже. Непременно сделала бы.

– Что ж, я тебе верю. Однако надеюсь… – Не закончив фразу, миссис Блаунт повернулась ко мне. – Мистер Гудвин, похоже, вам суждено присутствовать при наших семейных разборках. В прошлый раз я не пожала вам руку, не желая лукавить, но сейчас я не против. – Она протянула мне руку. – Если вы тоже не против.

Я взял ее руку. Она была маленькой, твердой и холодной.

– Теперь, когда у нас нет расхождений во мнениях, почему бы нам не присесть?

Салли уже успела сесть. И куда бы вы думали? В красное кожаное кресло. Придвигая для матери Салли одно из желтых кресел, я размышлял о том, что тут имеет место не только ревность, но и нечто более сложное, однако миссис Блаунт нарушила ход моих мыслей:

– А я могу видеть мистера Вулфа? Если, конечно, он не слишком занят.

Я ответил, что пойду узнаю, и вышел из кабинета. Вулф, сидевший на табурете за кухонным столом, наблюдал за тем, как Фриц чистит лук-шалот.

– Они там наверняка пререкаются? – нахмурившись, спросил Вулф.

– Нет, сэр. Обе сожалеют. Но Салли экспроприировала красное кожаное кресло. Миссис Блаунт хотела бы вас видеть, если вы не слишком заняты. Она пожала мне руку. Так что готовьтесь к физическому контакту с представительницей прекрасного пола.

Тут уж ничего не поделаешь. Вулф сказал что-то Фрицу, слез с табурета, взял в одну руку бутылку, а в другую – стакан, прошествовал в кабинет и, остановившись в трех шагах от желтого кресла, произнес:

– Миссис Блаунт, я Ниро Вулф. – После чего низко поклонился, словно дворецкий или посол, поставил бутылку со стаканом на свой письменный стол, сел и спросил Салли: – Может, вам стоит пройти наверх? Доктор Волмер прописал вам покой.

– Я в порядке, – ответила Салли, хотя ее внешний вид свидетельствовал об обратном.

Вулф повернулся к миссис Блаунт:

– Вы, кажется, хотели меня видеть?

– Да, – кивнула миссис Блаунт. – И мой муж тоже. Он хочет, чтобы вы приехали к нему… Желает вас видеть прямо сегодня.

– Вы что, с ним говорили? – пробурчал Вулф.

– Нет. С ним говорил мистер Маккинни. Старший партнер юридической фирмы. Он видел моего мужа сегодня утром. Муж заявил ему, что не стал бы… Ой! Возможно, вы не в курсе. Мистер Калмус успел сообщить вам до того, как его… Так он успел вам вчера сообщить, что мой муж написал письмо, где выразил желание воспользоваться вашими услугами?

– Нет.

– Он сказал мне об этом по телефону вчера ближе к вечеру. Сказал…

– Во сколько он вам звонил?

– Около шести. Незадолго до шести.

– А откуда он вам звонил?

– Не знаю. По его словам, он объяснил моему мужу, что считает необходимым нанять вас для какого-то расследования, и муж написал вам письмо. Но сегодня утром…

– Мистер Калмус, случайно, не сообщил вам, что именно я должен был расследовать?

– Он не уточнял, что именно. По его словам, это нечто такое, что известно лишь ему и моему мужу. А сегодня утром мистер Маккинни пошел навестить моего мужа и… – Она остановилась и улыбнулась, даже не улыбнулась, а лишь едва заметно изогнула уголки губ. – Так странно говорить «мой муж, мой муж». Но поскольку вы собираетесь… Вообще-то, я зову его Мэт. Вы не возражаете, если я буду его так на зывать?

– Как вам будет угодно, мэм.

– Этим утром мистер Маккинни отправился его навестить и рассказать о Дэне… мистере Калмусе. И Мэт сказал, что хочет вас видеть. Он отказался сообщить мистеру Маккинни, что именно вы должны расследовать. Мистер Маккинни должен получить для вас пропуск у окружного прокурора. Маккинни собирался обратиться к вам по телефону с просьбой посетить Мэта, но я сказала, что лучше сама сюда приеду и лично все передам. Одним словом, я настояла на этом.

Она мало походила на слишком настойчивого человека, ни внешне, ни по манере говорить. Впрочем, твердость характера есть твердость характера, и вот спустя всего несколько часов после убийства Калмуса миссис Блаунт сидела перед нами абсолютно собранная: ни тебе красных глаз, ни тебе дрожащих губ. Однако от нее не веяло холодом, несмотря на холодные руки; нет, с виду она отнюдь не казалась холодной.

– Пропуск следует выписать на имя мистера Гудвина, так как я покидаю дом лишь по личным делам. Но мне нужно… – начал Вулф.

– Мэт сказал мистеру Маккинни, что хочет видеть именно вас.

– Вне стен этого дома меня представляет мистер Гудвин. На самом деле он мое альтер эго, мой заместитель. Но мне необходимо получить от вас кое-какую информацию. Насколь ко я понимаю, вы тоже придерживаетесь точки зрения, что ваш муж не убивал Пола Джерина.

– Это отнюдь не точка зрения. Конечно, он не убивал Джерина.

– Вы рассматривали другие варианты?

– А почему… Да. Рассматривала.

– Если исключить двоих, отвечавших за кухню, повара и официанта – тут я совершенно согласен с выводами полиции и окружного прокурора, – тогда лишь четыре человека имели возможность подсыпать мышьяк в шоколад. Четверо посредников. Вы это понимаете?

– Да.

– Тут все ясно как день. Но какой мотив? Никто из них не был хоть как-то связан с Джерином. Отсюда я сделал вывод, что цель убийцы – навредить вашему мужу, а на самом деле фактически уничтожить его, и цель эта была практически достигнута. Вчера в центре моего внимания находился мистер Калмус, как наиболее вероятный кандидат в убийцы из всех четверых. Его целью были вы. Он хотел вас, а ваш муж стоял у него на пути. Когда мистер Гудвин…

– Мистер Вулф, это абсурд. Просто абсурд.

– Теперь, когда я вас увидел, – покачал головой Вулф, – это вовсе не кажется мне абсурдом. Для большинства мужчин, чувствительных к женским чарам, а таковых большинство, вы являетесь предметом непреодолимого вожделения. Насильственная смерть Калмуса делает предположение о его виновности несостоятельным, но не абсурдным. Итак, у нас остаются трое: Хаусман, Йеркс и Фэрроу, ваш племянник. Согласно единственно приемлемой гипотезе, которая у нас осталась, один из них убил Джерина и Калмуса: Джерина – чтобы навредить вашему мужу, Калмуса – потому что тот знал или подозревал правду и грозил разоблачением. Встретившись с вашим мужем, мистер Гудвин, возможно, выяснит, что именно знал Калмус. Однако вы здесь, и у меня есть к вам кое-какие вопросы. И если вы хотите увидеть своего мужа на свободе, то ответите на них со всей откровенностью. У кого из этих троих имелась причина уничтожить вашего мужа?

Миссис Блаунт ответила Вулфу немигающим взглядом:

– Ни у кого. А если и были… Нет. Это невозможно.

– В отношениях между мужчиной и женщиной нет ничего невозможного. Взять, к примеру, вашего племянника Мортона Фэрроу. Было выдвинуто предположение, что он рассчитывал, устранив вашего мужа, приобрести с вашей помощью контроль над корпорацией. Разве это невозможно?

– Разумеется, невозможно. Я никогда не позволю своему племяннику вообще что-либо контролировать. Ему это прекрасно известно. – И снова едва заметный изгиб уголков губ. – Он ведь к вам приходил?

– Да.

– Ну и?..

– Все понятно. Хотя не лишено вероятности, что он мог просчитаться. Мистер Хаусман?

Она небрежно махнула рукой:

– Мистер Хаусман – старинный друг Мэта. Крестный отец нашей дочери. Ради Мэта он готов на все. Буквально на все. Я абсолютно уверена.

– Он старый дурак. Можно сказать, слабоумный. Он приходил сюда в понедельник вечером. Предлагал беспрецедентный по идиотизму и тупости, по крайней мере на моей памяти, план освобождения вашего мужа. Он или душевнобольной, или чрезвычайно коварен. Если верно последнее, то ему явно удалось вас одурачить. Мистер Йеркс?

– Нет.

– Ваша дочь уговорила его прийти сюда. И он сам признался в наличии разногласий с вашим мужем. Мистер Йеркс хочет стать президентом своего банка, но ваш супруг отдает предпочтение другому кандидату.

– Да, я знаю, – кивнула миссис Блаунт. – Мэт мне рассказывал. Мистер Йеркс знает, чем обусловлен выбор Мэта, и относится к нему с пониманием. Это никак не повлияло на их дружбу.

– Пф! Они что, образцы совершенства? Впрочем, если и так, даже образец совершенства остается мужчиной. Если предположение, что мистер Калмус вас вожделел, не было абсурдным, как насчет мистера Йеркса? Вы ведь часто встречались, да?

В какой-то момент мне показалось, что она не ответит. Она выпрямилась, буравя глазами Вулфа, а затем сказала:

– Мистер Вулф, вам обязательно нужно говорить в столь оскорбительной манере?

– Вздор! – отрезал Вулф. – Оскорбительной для кого? Я лишь предположил, что в вас есть некая изюминка, способная вызывать желание. И что в этом такого для вас оскорбительного? Я предположил, что мистер Йеркс не слепой и способен чувствовать. Что в этом такого для него оскорбительного? Мэм, мы здесь не просто болтаем, а решаем судьбу вашего мужа. Я просил в ас быть откровенной. Как к вам относится мистер Йеркс?

– Мы друзья. – Миссис Блаунт оставалась непреклонной. – Причем исключительно потому, что он дружит с моим мужем. Моя дочь создала у вас обо мне превратное впечатление. – Она повернулась к Салли. – Я не виню тебя, моя дорогая, но это так. – После чего обратилась к Вулфу: – Если вы не хотели меня оскорбить… ну тогда ладно. Я такая, какая есть. Уже не слишком молодая женщина. Поверить не могу, что подобные мысли пришли вам в голову. Поверить не могу, что Чарльз Йеркс ко мне неравнодушен.

Похоже, она не кривила душой. Лон Коэн был прав: она просто-напросто не подозревала о своих чарах. Вулф смотрел на нее, прищурившись. Когда мы останемся одни, он наверняка попросит меня, как эксперта по женскому полу, высказать свое мнение о миссис Блаунт, и эксперт был к этому готов.

– Выходит, мы зря потратили десять минут. – Вулф посмотрел на настенные часы. – Теперь все, что мы сумеем сделать, будет зависеть от информации, которую мистер Гудвин получит от вашего мужа. Строить предположения – бессмысленное занятие. Вы можете связаться с мистером Маккинни прямо сейчас? Необходимо сообщить ему, что разрешение должно быть выдано на имя мистера Гудвина.

– Да. Я могу позвонить ему в офис. Он обещал быть на месте.

– Вы знаете номер его телефона?

Миссис Блаунт ответила, что знает, и вспорхнула с кресла. Я освободил ей свое место у телефонного аппарата. Пока она набирала номер, я перехватил взгляд Салли, который лучше всяких слов говорил: «Ну вот, теперь и ты на нее запал». Что было не совсем так. Я просто согласился с Вулфом, что в миссис Блаунт есть некая изюминка, способная вызывать желание. Чисто объективное мнение.

ГЛАВА 12

В тот же день, без четверти пять, я сидел на деревянном стуле за деревянным столом напротив Мэтью Блаунта. В руке у меня была авторучка, блокнот лежал на столе. Благодаря многолетней практике я могу, не пользуясь своими записями, практически дословно пересказать часовой разговор с двумя или тремя собеседниками, но сейчас я решил не искушать судьбу. Шесть лет назад мне уже приходилось встречаться в каталажке с человеком по имени Пол Херолд, он же Питер Хейс, которому инкриминировали убийство, но тогда нас разделяла решетка и мы сидели в большой комнате для свиданий, где одновременно с нами находились другие заключенные и их посетители2. На сей раз мы с Блаунтом были одни в маленькой комнате. Охранник, который привел Блаунта, остался за стеклянной дверью. Окружной прокурор дал мне разрешение на посещение в неурочное время и позволил нам с Блаунтом уединиться, естественно, не просто так, а по двум причинам: во-первых, Блаунт был видным гражданином со множеством влиятельных друзей, а во-вторых, убийство Калмуса навело окружного прокурора на мысль, что он вытащил короткую спичку.

Мэтью Блаунт, сорока семи лет, выпускник Гарварда 1937 года, вовсе не походил на человека, двенадцать дней отдыхавшего на нарах по обвинению в убийстве. Не то чтобы он выглядел бодрячком, но его хорошо вылепленное лицо было гладко выбрито, волосы подстрижены не далее чем три-четыре дня назад, руки и ногти безупречно чистые, сшитый на заказ пиджак отглажен сегодня утром, а рубашка с расстегнутым воротом, без галстука, явно свежая. Если бы Блаунту удалось миновать охрану, то в таком виде он мог спокойно пойти в ресторан «Пикок алли» пропустить стаканчик.

Мне не без труда удалось убедить Блаунта, что я ничуть не хуже Ниро Вулфа. Я объяснил, что, даже если бы Вулф нарушил свое незыблемое правило не покидать дом и приехал на встречу в тюрьму, это ничего не изменило бы, поскольку, вернувшись домой, он рассказал бы мне все, что необходимо.

– Нет, не рассказал бы, – ответил Блаунт. – Он был бы связан обязательством о неразглашении.

– Ни единого шанса, – возразил я. – Никто не заставит его подписать подобное обязательство, если это будет обусловлено необходимостью вывести меня из игры. Он выводит меня из игры лишь тогда, когда сам того желает. Если бы вы при личной встрече стали настаивать на сохранении конфиденциальности, он бы просто развернулся и отчалил.

– Я никому этого не рассказывал, – покачал головой Блаунт. – Даже своей жене. Так как мне безумно стыдно. Об этом знал только Калмус, а он мертв. Я не могу… Ох! Вы Арчи Гудвин? Ведь это вы наши его там? С вами еще была моя дочь?

– Все верно.

– А моя дочь… Как она?

– Она молодец. Буквально через три минуты после того, как мы обнаружили тело, ушла на своих ногах, сама спустилась на лифте и поймала такси. Мистер Блаунт, ваши жена и дочь чувствуют себя хорошо. Как только…

– Давайте без этого вашего «мистер».

– Конечно. Короче, как только мне организовали разрешение на встречу с вами, они вместе уехали к себе домой.

– Я хочу получить прямой ответ на прямой вопрос. Моя жена говорила Вулфу, что именно я от него хочу? Какое расследование он должен провести?

– Нет. Она утверждает, что ничего не знает. И никто не знает, кроме Калмуса.

– Значит, Калмус сдержал слово, – кивнул Блаунт. – В этой жизни мало мужчин, на которых можно положиться. Дэн Калмус был одним из них. И вот теперь он мертв. – Блаунт стиснул зубы, но через секунду продолжил: – Я никому не рассказывал о том, чего ужасно стыжусь. Маккинни хотел, чтобы я рассказал ему. Даже настаивал. Я не захотел. А вот Калмусу не нужно было ничего объяснять. Он с самого начала все знал. Судя по тому, как Калмус охарактеризовал Ниро Вулфа, ему можно довериться. А сейчас вы говорите, что я должен довериться вам.

– Вы ничего не должны. Но сказать мне – это все равно что сказать Вулфу. И еще я хочу объяснить вам, что ответит Вулф, если вы попытаетесь связать его обязательством соблюдать конфиденциальность. Он ответит, что лучшей защитой вашей тайны будет его осторожность, а если обстоятельства заставят нарушить конфиденциальность, он вас непременно предупредит. Максимум, что сможет обещать вам Вулф. Ну а я могу дать слово, что расскажу обо всем только Вулфу и больше ни единой живой душе.

Наши взгляды встретились. Похоже, Блаунт не из тех, кто отводит глаза.

– Калмус был моим адвокатом, – произнес он.

– Я знаю, кем он был.

– Теперь мне нужно найти другого адвоката. Но я ничего не скажу ему. И вы с Вулфом тоже должны молчать.

– Значит, мы будем молчать. Блаунт, какого черта?! Что происходит? И это после всего… Неужели вы сами отравили тот шоколад?

– Да. Отравил.

Я вытаращил на него глаза:

– Вы что, серьезно?

– Да.

– Ну тогда все понятно. – Я убрал ручку и закрыл блокнот, которым так и не воспользовался. Сейчас я предпочитал полагаться на свою память, а не на блокнот, который я могу потерять или у меня могут отнять. – Так это и есть тот факт, известный только вам с Калмусом и способный, по его мнению, вас оправдать?

– Да. Я глубоко сожалею, и мне очень стыдно. Как вам известно, именно я организовал приглашение Джерина в шахматный клуб. Продумал все до мелочей. Зная, что Джерин во время игры в шахматы всегда пил шоколад, я велел официанту приготовить ему этот напиток. Я не понимаю и никогда не пойму, почему, ради всего святого, мне в голову пришла идея подмешать в шоколад одурманивающее зелье. Я, в общем-то, не шутник и никогда им не был. Возможно, идея возникла после чьих-то слов, хотя сейчас я уже и не вспомню, каких именно, однако так или иначе я это сделал. А возможно, в глубине души я считал себя великим шахматистом и подсознательно испытывал неприязнь к человеку, способному дать фору, пожертвовав ладьей, и все равно обыграть меня. Не понимаю, как я мог оказаться таким мелочным, но, черт возьми, я это сделал! Добавил кое-что в шоколад, когда поднимался по лестнице, и размешал карандашом.

– Мышьяк, чтобы одурманить Джерина?

– Нет, не мышьяк. Да, это был яд, поскольку любое токсичное вещество является ядом, но определенно не мышьяк. Я точно узнал химический состав вещества лишь тогда, когда сдал его на анализ. Зелье раздобыл для меня Калмус. Для подстраховки я рассказал ему о своей задумке. Я ничем не рисковал и все же хотел знать, является ли мой поступок уголовно наказуемым. Калмус сказал «нет». Идея пришлась Калмусу по вкусу, в чем я ничуть не сомневался, так как ему всегда нравились подобные розыгрыши. Однако он предупредил меня о необходимости соблюдать крайнюю осторожность с выбором вещества, о чем я, естественно, и так знал. Он обещал выяснить, какое средство будет оптимальным для наших целей, и достать его. Сказано – сделано. Калмус отдал мне зелье в тот вечер, вечер вторника, прямо в клубе. Жидкость в бутылочке объемом две унции. И объяснил, что мне следует исполь зовать лишь половину ее содержимого. Что я и сделал. – Блаунт ткнул в меня пальцем. – Послушайте, Гудвин, я не желаю, чтобы моя жена или дочь когда-либо узнали, какого дурака я свалял. Ни при каких обстоятельствах.

– Угу. Я вас не осуждаю. Выходит, вам действительно нужно было сходить на кухню за шоколадом и принести его Джерину.

– Конечно.

– А когда Йеркс сообщил вам, что Джерину нездоровится, вы сполоснули чашку и кофейник, после чего отнесли Джерину свежеприготовленный шоколад.

– Конечно. Я пошел проведать его и понял, что он получил достаточно.

– У вас не возникло подозрений, что в шоколаде, кроме вашего вещества, было что-то еще?

– Нет. С какой стати? Калмус дал мне бутылочку, которая находилась у меня в кармане, пока я не использовал ее содержимое.

– А когда Джерину стало хуже и Калмус попросил доктора Эйвери осмотреть его, у вас не возникло подозрений, что кто-то другой подмешал что-то еще в шоколад?

– Нет. Подозрения возникли у меня лишь два дня спустя. В четверг. Я начал подозревать, что при приготовлении снадобья произошла какая-то ошибка. У Калмуса возникли аналогичные подозрения. Я почувствовал неладное, когда Джерину стало так плохо, что его пришлось отправить в больницу. По дороге в больницу – я был один и шел пешком – я спрятал бутылочку, а позже, по пути домой…

– Где вы ее спрятали?

– В цветочной кадке. В проходе у одного из домов стояла кадка с каким-то вечнозеленым кустом. Я спрятал бутылочку под слоем мха. А уже после смерти Джерина отрыл ее и утром отнес в лабораторию на анализ. Я получил результаты…

– Что за лаборатория?

– Лаборатория «Ладлоу» на Сорок третьей улице. Результаты анализа я получил на следующий день, в четверг, и сразу показал их Калмусу. В бутылочке находилось именно то, что он и заказывал: слабый раствор хлоралгидрата и тетрахлорметана. Он не мог быть смертельным, даже если бы я использовал все содержимое бутылочки.

– Никакого мышьяка?

– Нет, черт побери! Только то, что я назвал.

– А где сейчас находится бланк с результатами анализа?

– В запертом ящике письменного стола в моем офисе. Там же лежит бутылочка с остатками жидкости.

– М-да… – Я на секунду задумался. – Итак, вы не подозревали, а были твердо уверены, что кто-то другой подмешал мышьяк в шоколад. Так? Когда узнали, что в организме Джерина обнаружен мышьяк.

– Конечно, я был уверен.

– А у вас были какие-либо соображения относительно личности того человека?

– Нет.

– Ну а сейчас?

– Очевидно, это мог быть один из четверых посредников. Ведь только они входили в библиотеку. Но это маловероятно, потому что ни у кого из них не имелось на то никаких причин. Впрочем, на прошлой неделе у Калмуса возникло подозрение, что целью отравителя было навредить мне: посадить меня за решетку. Но кто это сделал? Конечно, не Калмус. Тогда кому из оставшихся троих понадобилось меня убирать? Они мои друзья. Один из них – племянник моей жены.

– Значит, вы хотите сказать, что по-прежнему не понимаете, кто бы это мог быть?

– Вот именно.

– Послушайте. – Я взмахнул рукой. – Вчера вечером убили Калмуса. Несомненно, его убил тот же человек, который прикончил Джерина, чтобы подставить вас. У Калмуса возникли подозрения, причем серьезные. Слишком серьезные. Он пытался предпринять определенные действия, похоже неудачные, так как иначе не обратился бы к Ниро Вулфу. Но в результате получил удар по голове и петлю на шею. Он приходил вчера днем, чтобы уговорить вас нанять Ниро Вулфа, да?

– Дэну не нужно было меня уговаривать. Я с самого начала не возражал.

– Однако он с вами говорил. И уже кого-то подозревал. Наверняка. Он не упоминал – кого?

– Нет. Сказал только, что придется признаться Ниро Вулфу в том, что я подлил кое-что в шоколад. Ведь Дэн нуждался в профессиональном расследователе, а Вулф считался лучшим из лучших. Если у Дэна и был кто-то на уме, он промолчал. Он только… погодите-ка! Он сказал одну вещь. Он спросил меня, неужели я не понимаю, что могло бы произойти. Я ответил «нет» и поинтересовался, о чем это он. Дэн обещал все объяснить после разговора с Вулфом. По-вашему, он кого-то конкретного имел в виду?

– Наверняка.

– И кого именно?

Я с невероятным трудом преодолел искушение ответить на вопрос Блаунта. Нет ничего приятнее, чем показать клиенту, что не только у Вулфа котелок варит, не говоря уже об удовольствии доложить Вулфу о своем ответе на вопрос клиента. К сожалению, пришлось прикусить язык. Вероятность ошибки составляла один к тысяче, и нужно было проверить мою теорию на наличие в ней узких мест.

Поэтому я покачал головой:

– Откуда мне знать. Возможно, в квартире Калмуса и была какая-то улика, однако она наверняка в руках полиции. Я могу и дальше засыпáть вас вопросами, но я уже узнал то, за чем пришел, а именно факт, известный лишь вам и Калмусу. Факт этот, несомненно, крайне важный, и Калмус остался бы жив, если бы посоветовался с Вулфом, а не пошел напролом. – Я взял со стола блокнот без единой записи. – Когда мистер Вулф решит, как ему действовать дальше, он вас известит, хотя, возможно, и нет. Пока вы в тюрьме, это будет затруднительно и потребует времени. – Я встал и взял со стула пальто со шляпой. – Вулф не сможет проконсультироваться с вашим адвокатом, чтобы не нарушать условие конфиденциальности.

– Но как мистер Вулф… Что он будет делать?

– Без понятия. Вулф действует по своему усмотрению. Он наверняка что-то предпримет и, вероятно, попросит меня встретиться с вами еще раз, чтобы кое-что уточнить. Быть может, вы увидите меня уже завтра. – Я принялся натягивать пальто.

Блаунт вскочил на ноги:

– Боже мой! Вся моя… Я целиком и полностью в руках человека, которого никогда не видел. Запомните, что я вам сказал. Я скорее останусь в тюрьме на месяц, на год, лишь бы моя жена и дочь не узнали, какого дурака я свалял.

Когда мы обменивались прощальным рукопожатием, у Блаунта на уме было лишь это, но отнюдь не у меня. Неужели все оказалось так просто, как выглядело на первый взгляд? Не было ли здесь какой-то засады? Пока я в сопровождении охранника шагал по коридору и ловил на улице такси, я рассматривал ситуацию под разными углами и к тому времени, как такси свернуло на Тридцать пятую улицу, пришел к выводу, что вероятность двух сделанных мной выводов сто к одному. Во-первых, теперь я точно знал, что случилось в тот вечер в клубе «Гамбит», а во-вторых, даже Ниро Вулфу будет не под силу это доказать. Я определенно не видел ни малейшей трещинки, в которую для начала можно было бы вбить клин.

Но, по крайней мере, я мог подпихнуть Вулфа. Ведь если он чего и ожидал от моей встречи с Блаунтом, то явно не такого. Такси остановилось перед старым особняком из бурого песчаника в 18:02, а значит, Вулф уже вернулся из оранжереи. Расплатившись с таксистом, я поднялся на крыльцо, открыл дверь своим ключом, повесил на вешалку пальто и шляпу, после чего прошел в кабинет. Вулф, очевидно покончивший с «Африканским генезисом», сидел за письменным столом с какой-то книгой в синей обложке в руках, которую сразу закрыл, когда я прошел к своему письменному столу и сунул неиспользованный блокнот в ящик.

– Я могу назвать имя убийцы Пола Джерина и Дэна Калмуса, – заявил я.

– Вздор! – буркнул Вулф.

– Нет, сэр. И вы наверняка со мной согласитесь. Но я хочу удостовериться в остроте вашего ума, а потому просто отчитаюсь и начну с того, что Блаунт сообщил мне. Шоколад отравил он.

– Пф! А кто ж тогда задушил Калмуса?

– Скоро узнаете. Дословный пересказ?

– Да.

И я все изложил слово в слово. Обычно Вулф слушает мои отчеты с закрытыми глазами. На сей раз он открыл глаза, как только я дошел до того места, где на вопрос, не он ли отравил шоколад, Блаунт ответил «да». Я закончил свой рассказ сообщением, что бутылочка и бланк с результатами анализа находятся в запертом ящике стола в офисе Блаунта. Выслушав мой отчет, Вулф наклонил голову и сказал:

– Неудивительно, что ты можешь назвать имя убийцы.

– Да, сэр. Полагаю, это очевидно. У меня вопрос. Когда во вторник днем вы заставили Салли пригласить сюда всех, включая его, вам приходила в голову такая возможность?

– Нет. С чего вдруг? Несомненно, Джерину стало плохо из-за шоколада. А теперь это получило подтверждение. – Вулф сделал глубокий вдох. – Я чувствую невероятное облегчение. Необходимость поверить, что кто-то из них осмелился в присутствии Джерина совершить некие манипуляции с шоколадом во время объявления хода, рискуя в любую минуту быть схваченным за руку, держало мой интеллект в оскорбительном для меня напряжении. Я знал, что такое невозможно, да и ты тоже. Приемлемо, Арчи. – Вулф снова сделал глубокий вдох. – Бальзам для моего раненого самолюбия. Какие-нибудь узкие места имеются?

Вулф спрашивал, имеются ли узкие места, а не указывал на них, что свидетельствовало о том, как тяжело ему это давалось. Похоже, пока я докладывал, Вулф так радовался освобождению своего интеллекта от напряжения, что слушал меня вполуха, хотя самую суть уловил.

– По крайней мере, я их не вижу. Конечно, то, что он убил Калмуса, расставило все по своим местам. Теперь, когда Калмуса и Блаунта можно вычеркнуть из списка подозреваемых и, к вашему величайшему облегчению, забыть об остальных трех посредниках, кто у нас остается? Ведь мышьяк как-то попал в организм Джерина. Конечно, есть еще масса вопросов. Например, какие слова или поступки Калмуса натолкнули преступника на мысль, что адвокат его вычислил. Но это не узкое место, а всего лишь прореха в нашей версии. Единственное узкое место, насколько я понимаю, – невозможность доказать, что именно этот человек убил Джерина. Ведь он абсолютно неуязвим. Хотя в случае с Калмусом имеется кое-какой шанс. Убийца пришел к Калмусу домой или по приглашению, или без приглашения. В любом случае Калмус открыл ему дверь. В доме нет ни швейцара, ни консьержа, ни лифтера. Итак, преступник застал Калмуса врасплох, вырубил его пепельницей, сорвал шнур от жалюзи, пустил его в дело и спокойно ушел. Отпечатки пальцев – не проблема. Они теперь вообще не проблема для всех, у кого есть хоть капля мозгов. Единственный шанс – найти свидетеля, видевшего, как убийца входил в дом или выходил оттуда. Копы наверняка над этим работают, впрочем никого конкретно не подозревая. И чтобы иметь мотив, вам нужно доказать, что именно он убил Джерина, а Калмус знал или догадывался. Но это дохлый номер. Что касается мотива убийства Джерина, то ваша теория тут вполне подходит: убийца устранил Блаунта, желая получить его жену. Он чаще с ней общался и лучше знал особенности ее личности, чем все остальные. Ну а зачем он взял с собой в клуб мышьяк, тоже понятно. Преступник знал о планах Блаунта, потому что Калмус советовался с ним насчет подходящего для розыгрыша вещества. А кого еще Калмус мог об этом спросить?

Отлично. Ни одного узкого места, за исключением одной маленькой детали. Ни вы, ни убойный отдел, ни Федеральное бюро расследований, вместе взятые, никогда не повесите на него убийство Джерина. Убийство Калмуса было, конечно, непростительной глупостью, поскольку полиция может найти свидетеля, видевшего, как этот человек входил в дом или выходил оттуда. Что касается первого убийства, ума не приложу, как собирался действовать Калмус. Скорее всего, у него не было улик, чтобы припереть убийцу Джерина к стенке. Их не могло быть по определению. Преступник мог просто-напросто отмахнуться, попросив не морочить ему голову.

– Что ж, вполне адекватная трактовка, – проворчал Вулф.

– Мне нравится.

– Адекватная постольку-поскольку. Но даже если принять как данность, что у Калмуса не имелось доказательств, способных убедить полицию, а Блаунт намеревался хранить свою тайну, информация, которой обладал Калмус, была миной замедленного действия. А что, если он переубедит Блаунта? Или, что ближе к истине, раскроет глаза миссис Блаунт?

– Ну да. Конечно. – Я поднял брови. – Это стало бы досадной помехой независимо от судьбы Блаунта. Впрочем, если такой расклад и может объяснить мотивы убийства Калмуса, у нас остается основная… – начал я и остановился.

Вулф закрыл глаза и, откинувшись на спинку кресла, принялся втягивать и вытягивать губы – туда-сюда, туда-сюда. Как я уже упоминал, упражнения для губ ни в коем случае нельзя прерывать. Поэтому я закинул ногу на ногу, устроился поудобнее, приготовившись ждать минуты две-три, и посмотрел на часы.

В результате ожидание заняло не три, а скорее тридцать минут. Вулф открыл глаза и выпрямился ровно через двадцать одну минуту и десять секунд, установив своеобразный рекорд. Я, как всегда, упражнял свой ум, пытаясь угадать ход мыслей Вулфа, и, как всегда, мне в голову пришло множество самых разных вариантов, ни один из которых не стоил и ломаного гроша. И у меня явно не хватило фантазии на то, что на сей раз удумал Вулф. Немудрено, что мыслительный процесс занял у него столько времени. Ведь он решил позвонить женщине.

– Мне нужно поговорить с миссис Блаунт, – сказал он. – Ты знаешь номер ее телефона?

Я потянулся к телефонному аппарату, но Вулф меня остановил, рявкнув:

– Нет! Только номер телефона. Я сам наберу. А тебя здесь нет.

– А где я?

– Не знаю. Ты уволен, отстранен от работы за пренебрежение служебными обязанностями сразу после разговора с мистером Блаунтом. Не выходи из дому. Не отвечай на телефонные звонки или звонки в дверь. Передай Фрицу: если кто-нибудь будет тебя спрашивать, пусть отвечает, что тебя нет, а больше ему ничего не известно. Я дам инструкции после разговора с миссис Блаунт. Так какой у нее номер?

Я назвал номер и проследил за тем, как Вулф крутит диск аппарата. Что ж, среди имеющихся у меня вариантов точно не было неожиданного увольнения сразу после того, как я пролил бальзам на душевные раны Вулфа.

ГЛАВА 13

Три часа спустя, без двадцати десять вечера, я стоял в прихожей, в нише рядом с кухней, наблюдая через отверстие в стене за распределением ролей в одной из лучших шарад, когда-либо срежиссированных Вулфом.

Со стороны кабинета глазок в стене закрывала симпатичная картина с изображением водопада, висевшая в пяти футах справа от письменного стола Вулфа. Со стороны ниши глазок прятался за металлической панелью, расположенной на уровне глаз, которая бесшумно отодвигалась, причем написанный на заказ водопад ничуть не мешал обозревать кабинет и слышать, о чем там говорят. Хотя, конечно, обзор и слышимость были чуть хуже, чем с моего места за письменным столом в кабинете. Но я не мог присутствовать там лично, поскольку меня уволили за недостойное поведение; кроме того, мое кресло не выдержало бы двоих, а сейчас его занимал Сол Пензер.