Банкет на перекрёстке

6. Материк

Вагон поезда дальнего следования

Едва за окном стали различимы верхушки деревьев, в вагоне показался заспанный проводник. Добредя до Макара, вытянул из потёртой папки билет. Макар, убирая в сумку щётку с пастой, отмахнулся.

— Спасибо, мне не надо.

Проводник почесал щёку, выудил другой билет и протянул суровому пассажиру с рюкзаком. Тот молча сунул квиток в карман и снова уставился в тёмное окно.

Колёса, как сердце умирающего, стукали всё реже и реже. Лес кончился, и за окном поплыли еле заметные в предрассветных сумерках домишки. Света в окошках не было, но из нескольких труб сочился белёсый дымок. Сердце колёс стукнуло последний раз, и пейзаж вокруг поезда замер. Пройдя мимо спящих пассажиров, Макар миновал тамбур и спрыгнул на крупный гравий насыпи. В грудь хлынул утренний воздух, а слух уловил робкий щебет первых птиц, давно забытый в городских трущобах. Сердце подпрыгнуло от щенячьей радости и почти детских ощущений беззаботности и свободы. Макар непроизвольно улыбнулся. За спиной скрипнул гравий, и он оглянулся, не успев спрятать улыбку.

Суровый попутчик мельком взглянул на Макара и пружинистым шагом направился к хвосту поезда. Когда состав набирая ход потёк с полустанка, мужик свернул с насыпи и скрылся за одним из дальних домишек. Макар, помня инструкции Ждана, направился по ходу поезда и скоро вышел на просёлочную дорогу, пересекавшую полотно с трухлявым дощатым переездом. Перебравшись через рельсы, Макар остановился и с сомнением посмотрел вдоль дороги.

Не верилось, что в этой глуши можно поймать попутку, и он не стал ждать, а бодро зашагал по относительно ровной обочине. Небо заметно светлело. Через полчаса сзади донёсся звук мотоциклетного двигателя, и Макар удивлённо оглянулся. Насчёт попутного транспорта Ждан оказался прав — по дороге пылил раритетный «Урал» с коляской. Поравнявшись с Макаром, мотоцикл остановился. За рулём сидел давешний попутчик, сменивший прежнюю одёжку на живописный костюм лётчика тридцатых годов. Высокие сапоги на шнуровке ещё сохранили прежний рыжеватый цвет, в отличие от утерявшего былой лоск кожаного комбинезона, изрядно выбеленного на швах, рукавах и коленях. Плотно набитый станковый рюкзак покоился на корме коляски, заботливо притянутый к облупившемуся решётчатому багажнику бельевой верёвкой. Сквозь выпуклые очки мотоциклиста блеснул недовольный взгляд. Рука в потёртой краге поправила видавший виды лётный шлем и махнула Макару, чтобы подошёл.

— Далёко направляемся? Может, подвезти?

Макар кивнул, припоминая пункт назначения.

— До Ладыжичей, где колхозный двор возле реки.

Мотоциклист отдёрнул дерматиновый чехол коляски и мотнул головой.

— Полезай, подброшу.

Едва Макар разместился в коляске и пристроил на коленях сумку, мотор взрычал на харлеевский манер и мотоцикл закачало на ухабах. Мимо поплыли предрассветные сельские пейзажи. Затянутые туманом поля сменялись ровными лесопосадками с белой проседью берёз и тёмными густыми перелесками. Восточный край неба уже подсветился стронциановой жёлтизной, предвещая скорый и мощный рассвет. Наконец, даль полыхнула нестерпимо красным, и над горизонтом вспучилась раскалённая макушка солнца.

— Здравствуй! — прошептал Макар, чувствуя как губы сами собой раздвигаются в улыбке.

Через час просёлок вывел на сносную асфальтовую дорогу. Водитель прибавил газу и мотоцикл помчался с крейсерской скоростью. Тугой встречный поток ударил в лицо, и Макар прикрыл глаза, вдыхая пахнущий разнотравьем и влажный от росы воздух. Когда он почти задремал, мотор сбавил обороты, и мотоцикл, развернувшись, остановился у верстового столбика. Прямо за столбом, начиналась хорошо утоптанная тропа, убегающая в мощный орешник.

— Приехали, — констатировал угрюмый мото-лётчик. — Ступай по тропинке, выйдешь как раз к реке.

Макар, позёвывая, выбрался из коляски, полез в карман за деньгами, но мотоцикл сорвался с места и затарахтел прочь. Макар забросил сумку на плечо и зашагал в указанном направлении. Через четверть часа стёжка выкатилась из орешника, нырнула в ельник и пошла под уклон. Ещё через несколько минут впереди забрезжил просвет, который всё ширился и, наконец, развернулся пасторальным видом излучины реки. Макар обвёл взглядом берег. Слева, на пригорке, увидел длинный корпус заброшенной фермы, на крыше которого проросли мелкие деревца. Справа, у края камышей, заметил невысокие мостки, выходящие на десяток шагов в реку. Спустившись к мосткам, Макар присел на край потрескавшейся от времени доски, вытащил карту и сверился с маршрутными указаниями и первым контрольным временем. Пока всё шло точно по плану, и можно было расслабиться — в заданной точке ему оставалось ждать не больше часа.

Ветерок то и дело прогонял по речной глади мелкую рябь, и она, искрясь, бежала к дальнему берегу, где ивы сонно качали поникшими ветвями. Макар впал в блаженное состояние, когда городская суета начинает потихоньку отпускать, и приходит ощущение давно забытой гармонии. Он прилёг на мостки, подсунул под голову край сумки и уставился в плывущие над рекой облака. Ветер и птичий щебет навеяли строчки старой песни…

Песня потянула за собой воспоминания о Дарьке, и ощущение гармонии дрогнуло. Отступившая будничная суета освободила место для тоски, которая никак не хотела лечиться временем и только ждала часа, чтобы нахлынуть с новой силой. Макар поднялся, глубоко вздохнул в тщетной попытке избавиться от тяжести в груди. Двинулся к воде, стараясь хоть чем-то отвлечься. Как говорил дядька Селидор, мужчина в тоске опасен… прежде всего для самого себя. Глядя на стайки мальков и снующих на поверхности водомерок, уловил движение на дне у самой кромки воды. Присмотревшись, разглядел круглые панцири щитней. Древние обитатели русских рек лежали на мелководье, изредка хватая микроскопическую живность и снова замирая на серо-жёлтом песке. Выходит, ещё не вымерли, подумал Макар с улыбкой. Он протянул руку, чтобы взять самого крупного, но щитни снялись с места и, взбив облачко песка, улепетнули в глубину.

Макар двинулся назад к сумке, чувствуя как этот тихий уголок природы укутывает тоску своим умиротворением, и она, свернувшись калачиком, затихает до времени в дальнем закоулке сердца. Через некоторое время к щебету птиц примешался непонятный звук, будто кто-то засунул в воду работающую на малых оборотах бензопилу. Скоро звук стал ближе, и из-за поворота вынырнуло странное сооружение. Казалось, что по реке скользит полузатопленное бревно с накиданным на него ворохом веток. Плавсредство заложило лихой вираж и, рассекая речную гладь, понеслось к мосткам. За десять метров гул двигателя изменился, и необычная посудина, резко сбавив ход, мягко коснулась мостков.

Макар едва сдержал улыбку. Над утыканной ветками маскировочной сетью возвышалась голова всё того же мото-лётчика. Стрекозиные очки на сей раз были сдвинуты на лоб, а на корме под сеткой проглядывал знакомый каркасный рюкзак, к которому прибавились несколько картонных ящиков, перетянутых скотчем цвета хаки. Протянув руку в краге, мото-лётчик взялся за край мостков и оглядел Макара, будто увидел в первый раз.

— Тебя на воде не укачивает? — спросил он без церемоний. — А то у меня тут чисто…

— Никак нет, — ответил Макар, рассматривая сквозь камуфляж странный железный катер, испещрённый чёрно-зелёными пятнами. — А вы и есть Кусто?

Мотолётчик еле заметно кивнул.

— Я и есть Кусто! Ты и есть Макар, — он нетерпеливо хлопнул по высокому фальшборту. — А это и есть «Калипсо»… Залазь, опаздываем!

Он ткнул пальцем позади себя.

— Багаж суй под сетку. Сам упакуйся так, чтобы башка выше веток не торчала.

Макар, не мешкая, запрыгнул на борт и, запихав сумку под маскировку, опустился в кресло, явно снятое с какой-то легковушки.

Кусто бросил взгляд на часы приборной панели и, оттолкнувшись от мостков, вдавил педаль газа. Посудина резво взяла с места и, демонстрируя мощь двигателя, понеслась по изгибам русла.

Макар задумался о мерах предосторожности, предпринятых мото-лётчиком Кусто с момента выхода из поезда. Макар не видел и, следовательно, не может рассказать или показать ни дом на полустанке, откуда выехал Кусто на мотоцикле, ни место где базировался его катер. Такая простая, но действенная конспирация, вкупе с мощным камуфляжем «Калипсо» настраивала на весьма нешуточный лад. Макар давно догадался, куда едет по вызову Ждана, но только сейчас почувствовал, что путешествие может оказаться гораздо серьёзней, чем можно было предполагать по скупым слухам, что доходили на материк из легендарной и таинственной зоны отчуждения. Романтический настрой вмиг улетучился, и внутри начала взводиться адреналиновая пружина.

Макар покосился на сосредоточенного Кусто. Тот не сбавлял газа и цепко держал взглядом извилистый фарватер. Отвлекать его разговором не стоило, посудина летела по извилистому лабиринту проток, которые то вытягивались в широкие ленты, то сужались и сворачивались в узкие кудели, зажатые мощными стенами камыша. Макар тоже стал смотреть прямо по курсу, изредка поглядывая на утреннее солнце, которое то светило в глаза, то оказывалось за кормой.

Скоро катер выскочил на широкую воду и некоторое время мчался по руслу в полторы сотни метров шириной, обрамлённому невнятными, заросшими осокой берегами. Кусто покрутил головой и потянулся к лежащей рядом с сиденьем фляжке. Зажав под мышкой, скрутил крышку и, отпив, протянул пассажиру. Макар принял посудину, понюхал.

— Я за рулём не пью, — прокомментировал Кусто не глядя.

Макар отхлебнул и ощутил вкус холодного мятного чая. Отхлебнув ещё, закрутил крышку и положил фляжку на прежнее место.

Навстречу стали попадаться облупившиеся бакены. После пятого бакена потянулось однообразное русло с более-менее чёткой береговой линией. Километра через три Кусто резко принял влево и, сбросив газ, ввёл катер в извилистый приток Припяти. Двигатель заработал на удивление тихо, но катер продолжал идти против течения с приличной скоростью. Поднявшееся над лесом солнце разогрело утреннюю дымку, и видимость заметно увеличилась. Поглядывая на берега, Кусто сладко потянулся и, откинувшись в кресле, закурил. Макар воспользовался моментом и решил задать давно вертящийся на языке вопрос.

— А Ждан давно в Зоне?

Кусто замер с сигаретой в зубах, покосился на Макара.

— Ждан?

— Ну да, мы же к нему едем?

Кусто в замешательстве двинул бровями.

— Аа-а, Ждан?.. С полгода точно. А там кто ж его знает, может и давнее? На лбу не написано.

Макар понял, что в зоне не принято интересоваться прошлым, и вся информация ограничивается тем сроком, который прошёл с момента личного знакомства. Поспешив сменить тему, припомнил пару газетных репортажей и задал нейтральный вопрос.

— А как там сейчас с мутантами?

— Уже не там, — проворчал Кусто. — Уже тут. По Зоне идём. По самой что ни на есть Зоне.

Макар повертел головой, не видя каких-то особых признаков легендарной Зоны. Переформулировал вопрос.

— Правда, что тут в Зоне так хреново, как рассказывают?

Лодочник недовольно хмыкнул.

— Нормально тут. А уж чё кому рассказывают, то слушать надо. Бывает и правду говорят, а бывает и бред.

— Ну, рассказывают, в основном, про мутантов, — пояснил Макар. — И, в основном, ужасы один другого страшнее.

Лодочник кивнул, как давно устаревшему анекдоту. Не переставая зорко следить за берегами, затянулся, качнул головой.

— Про мутантов больше брешут, — буркнул он и пустил дым по ветру.

Помолчав немного, ещё раз затянулся и угрюмо заговорил.

— Зона — их дом родной. Пусть не ласковый, пусть жестокий, но дом — не больше и не меньше, и другого у них попросту нету. И человека сюда никто не приглашал. Потому что человек тут на фиг никому не нужен. Хватает и того, что этот человек со своими научными экскрементами здесь нахреновертил.

Кусто отправил окурок за борт, и в такт словам стал тыкать в колено указательным пальцем.

— Более того! Человека сюда и не пускают. Причём для его же блага, всячески оберегая этот зажравшийся венец творения. Но венец творения сюда, сука, прёт и прёт, как голодный на буфет. Спрашивается: зачем прёшь, человече?

Кусто, не прекращая следить за берегами, поднял палец к небу.

— А ясно зачем! За наживой прёшь! За выгодой! Не считаясь, сука, ни с обитателями, ни с хозяевами этой бедной изуродованной земли! Прёшь, гад, убивать для развлечения! Прёшь ковырять в этой земле её болячки. Чтобы на этих болячках нажиться…

Он опустил руку на руль и продолжил усталым голосом.

— А мутанты эти, по сути, просто живут на своей территории и не дают каждому дураку лазать с горящей свечой в пороховой погреб…

Он замолчал. Макар ждал продолжения, но, судя по всему, Кусто решил, что дал исчерпывающий ответ.

Извивающаяся ужом река заложила большой поворот, за которым открылся длинный песчаный пляж с редкими островками кустов. Кусто прищурился сквозь лобовое стекло.

— Вон, комиссия по встрече дожидается.

Макар проследил за его взглядом, широко улыбнулся. От костерка на берегу поднялась знакомая фигура и, махнув рукой, шагнула к воде. Скоро стала видна намотанная вокруг шеи арафатка, над которой белела седая борода Ждана.

Лодочник заложил вираж и, направив посудину под прямым углом к берегу, заглушил двигатель. Нос катера прошуршал по песку и замер. Макар, забыв о багаже, спрыгнул на песок и остановился перед Жданом. Подняв правую ладонь, приложил её к груди и вытянул в сторону и вверх. Ждан повторил приветствие и крепко сжал предплечье гостя.

Обнялись. Окинули друг друга взглядами.

— Ну, здравствуйте, дяденька Ждан! — уважительно произнёс Макар.

Ждан хмыкнул.

— Ну здравствуй, молодец! Как добрался с этим занудой? — он с улыбкой глянул на лодочника. — Утопиться не захотелось?

Макар сделал честнейшие глаза, быстро затряс головой.

— Никак нет, старшой, долетели весело и с песнями.

Кусто проигнорировал «зануду» и, поставив на нос макаровскую сумку, флегматично проворчал:

— Багаж не забудь, песенник. Тут носильщиков нет.

Ждан хохотнул, подхватил макаровскую сумку и сделал приглашающий в сторону костра.

— Пойдём, капитан, у костерка посидим, перекусим.

Кусто по обыкновению хмуро отмахнулся.

— Некогда. Вы уж сами как-нибудь. Только крейсер мой подтолкните.

Ждан передал сумку Макару и взялся за нос катера. Навалился всем весом, и мощно толкнул посудину от берега. Кусто поднял руку и, выправив «Калипсо» вдоль русла, запустил мотор. Ждан помахал на прощание, тряхнул мокрым ботинком и подтолкнул Макара к костру.

— Пойдём, а то жрать охота. Как говорится, чем богаты…

У костра на куске полиэтилена дожидались две банки тушёнки, головка чеснока и полбуханки подветренного хлеба. Над огнём потихоньку парил котелок с водой. Рядом на рюкзаке желтела пачка чая с синим слоником на боку.

— Да с такой закуской можно свадьбу сыграть, — констатировал Макар и, пока старший открывал банки, выволок из сумки поллитровку коньяку.

Ждан уважительно посмотрел на пятизвёздочную бутылку.

— Эт у нас сёдня двойной праздник! Тут с благородными напитками напряжёнка.

Он с сомнением поглядел на алюминиевые кружки, но Макар отрицательно качнул головой. Скрутив крышку, протянул коньяк.

— А давай-ко, традиционно — из горла… как тогда, на Аркаиме…

Ждан принял бутылку, помолчал, глядя в небо и, плеснув несколько капель коньяка в огонь, сделал большой глоток. Макар повторил ритуал и взялся за тушёнку.

Какое-то время ковыряли ножами ГОСТовское мясо, хрустели чесноком и, прикладываясь к бутылке, поглядывали на огонь. Говорить было о чём, но Ждан давал гостю спокойно поесть, а Макар наслаждался тишиной и покоем, от которого совсем отвык в городской суете.

Покончив с тушёнкой, положили банки в костёр и наполнили кружки чаем. Макар глянул на седые виски Ждана, покачал головой.

Ждан заметил его взгляд, потёр седеющий ёжик на голове.

— Дык стареем, потому и седеем. А ты, я смотрю, всё мужаешь.

Макар пожал плечами, обвёл взглядом берег.

— Давно тут обосновался?

— Да как тогда расстались, всё здесь.

— По цивилизации без теле-радио не соскучился?

— А разве это цивилизация? — Ждан усмехнулся. — Нет, с меня такой цивилизации хватит. Наелся и прессой, и телевидением. Какой канал ни включи — то богоизбранный, то пидор. Культурная богема называется.

— Это да, — согласился Макар. — Ты будешь смеяться, но они сейчас борются за право на пропаганду гомосексуализма по центральным каналам в дневное время.

Ждан покачал головой.

— И что законодатели?

— А там, как выяснилось, этого добра тоже с избытком. В парламентах и думах всего один процент непричастных к педерастии, педофилии или наркомании. Но и от тех постепенно избавляются. В закисающей Европе и того хлеще. Партия садистов и педофилов права на свои мерзости практически узаконила. И тамошние правозащитники доказывают, что это нормально, цивилизованно и толерантно.

Ждан мрачно покачал головой.

— Вот потому-то мне здесь и нравится. Тут пока всё здраво, всё честно. Всё ясно и относительно стабильно. Дерьмо, конечно, попадается, но долго оно тут не плавает, и не плодится без меры… По крайней мере до последнего времени не плодилось…

— А что изменилось в последнее время?

Ждан исподлобья посмотрел на Макара. Помолчал. Пришло время переходить к главному.

— Я тут недавно Рамазана видел.

Макар окаменел. Медленно кивнул, чтобы Ждан продолжал.

— Издалека, правда, видел… но, уверен, что не обознался, потому что и шайка его с ним была. Человек пять или шесть.

— Так вот они куда слиняли, — проговорил Макар. — И ты знаешь, где их тут искать?

Ждан ковырнул веткой костёр.

— Нарисовались на дороге между Чистогаловкой и Копачами. А где базируются догадываюсь, но пока не проверял. Одному уже… хлопотно.

— Излагай, — твёрдо проговорил Макар.

— Недавно базу Папаши Гризли разгромили. «Медвежат», кого в Берлоге не застали, валили на всех дорогах вокруг урочища. Базу и локацию вокруг неё, естественно, под контроль взяли. Ни с кем из остальных кланов не законтактировали. Но мародёры и бандиты попёрли туда скопом, как себе домой. Теперь целый сектор зоны закрылся, а на подходах снайперы балуют.

Макар медленно вздохнул.

— Нефтяник с ними?

— С ними. Потому я тебя и вызвал. Решил, что тебе будет… интересно.

Макар кивнул глядя в огонь.

— Очень интересно.

— Тогда пойдём на базу. Определим тебя на постой и начнём знакомство со здешними достопримечательностями.

Ждан вытряхнул из котелка заварку и, убрав пожитки в рюкзак, огляделся. Убедившись, что всё чисто, раскидал ногой костёр, отфутболил прокалённые банки в воду и оглянулся на Макара.

Тот уже закинул сумку на плечо и ждал направления. Ждан указал вверх по берегу.

— Нам туда. Недалече, до полудня будем на месте.