Star Wars. Байки из кантины Мос Айсли

Дэйв Волвертон Страж пустыни Байка молотоголового

В то время как яркие полуденные солнца обжигали поверхность Татуина, забегаловка была полна народу. Но даже сидя с одним из своих друзей в тесной забегаловке, Момау Надон чувствовал себя одиноким. Возможно, это было связано с тем, что он был единственным иторианцем – или молотоголовым – на планете. Или с теми новостями, которые принес его старый друг Муфтак.

Муфтак был волосатым четырехглазым существом, сидевшим рядом и пившим чашку ферментированного нектара, потягивая ее длинным хоботом. Он проговорил с заметным возбуждением:

– Тальц – так называется моя раса. По крайней мере, так назвал меня штурмовик. А как только он сказал это – я узнал слово. Ты слышал о тальцах?

У Надона была отличная память.

– К сожалению, я никогда не слышал о твоей расе, дружище, – ответил он, звук с двух сторон прорезался из его двух ртов. – Но у меня есть контакты в других мирах. Теперь, когда мы знаем, как называется твоя раса, мы, возможно, найдем твой дом.

Муфтак устремил свой взгляд вдаль, потягивая напиток:

– Дом.

– А те имперские штурмовики, которые обращались к тебе, – спросил Надон, – кого они искали?

– Я слышал, – ответил Муфтак, – что они искали двух дроидов, которые высадились в Дюнном море. Имперцы до сих пор обыскивают все вокруг, дверь за дверью.

Надон задумался. Он не мог представить, что действительно было нужно имперцам. Зачастую они заявлялись на планету под предлогом небольшого расследования, а потом оставляли гарнизон солдат. Небольшой отряд штурмовиков уже находился на планете в течение какого-то времени. Теперь, похоже, Империя делала ставку на Татуин. В этот самый момент по всей планете жители подземелий суетливо прятали наркотики и поддельные документы. Надон увидел в баре взволнованные лица. Никто не мог сказать, как долго останутся имперцы и какой оборот может принять их расследование.

Муфтак доверительно положил тяжелый коготь на плечо Надона.

– Я хочу сказать тебе еще кое-что, дружище. Имперцами, которые остановили нас, командовал лейтенант Алима, опытный командир с планеты Корускант.

Когда упомянули Алиму, кровь Момау Надона похолодела, а мышцы ног напряглись, готовые убежать.

– Я был бы очень тебе благодарен, – сказал Надон, – если бы ты узнал, тот ли это человек, который вел «звездный разрушитель» в атаку на флагман на Иторе.

– Я уже начал расспрашивать, – ответил Муфтак. – Я заметил, что люди под командованием Алимы не очень-то его уважают – смотрят в сторону, когда он отдает приказы, – даже его подчиненные пытаются держаться от него подальше.

– И о чем это говорит? – спросил Надон.

– О том, что Алима изгой среди своих людей. Возможно, его недавно понизили. Велика вероятность того, что он как раз тот, кто предал твой народ. Что ты сделаешь, если это так?

Надон на мгновение прекратил есть, стараясь закачать в мозг побольше крови. Алима был подлым человеком. Опасно выходить с ним на контакт, но Надон знал, что не сможет противостоять искушению отомстить человеку, ответственному за его изгнание.

– Не знаю, что я буду делать, – сказал Надон. – Но если этот Алима – мой старый враг, скажи ему, что знаешь врага Империи, укрывающего дроидов. Продай ему мое имя… И пусть заплатит тебе хорошую цену.

Это был забавный поворот. Много лет Надон шпионил для Альянса и пытался скрыть их связь. А теперь он просил друга сдать его.

– Еще одна вещь, – предупредил Муфтак. – Этого Алиму послал следователем сам Дарт Вейдер. В пустыне говорят, что он убил уже пятьдесят наших жителей.

– Я знаю, с кем имею дело, – твердо ответил Надон.

* * *

Тем вечером, когда лиловое и розовое солнца Татуина скрылись за горизонтом, Надон не мог успокоиться. Его симпатии к Альянсу были широко известны, и он не сомневался, что имперцы скоро придут его допрашивать – а может быть, даже и пытать. В течение многих лет Надон вкладывал свою долю семейного богатства в фермы в сотне миров. Его инвестиции приносили такие солидные дивиденды, что он заработал состояние, и обычно в это время ночи он усердно трудился, распоряжаясь своим богатством. Но этой ночью ему было не до работы.

Чтобы успокоиться, Надон решил участвовать в древней церемонии Сбора генов, для этого он взял свой корабль на воздушной подушке и поехал в безымянную долину к северу от Мос Айсли. Там Надон выращивал крепкие тенистые кидоррианские буравящие деревья. Благодаря своей развитой и длиной корневой системе, буравящие деревья быстро разрослись в пышную рощу. Надон подошел к самому здоровому дереву и вытащил несколько золотых игл из мешочка на поясе. Затем он воткнул зонды в кору дерева, чтобы собрать образцы ДНК. Согласно церемонии Сбора генов он ласково разговаривал с деревом во время работы.

– Твой дар, друг мой, – сказал он дереву, – поможет мне скроить ДНК, чтобы твоя корневая система проникла глубже в бугристую почву Татуина. Эта земля – хлеб насущный для диких йав и Песочных людей. И причинив тебе небольшую боль, я помогу множеству людей. За дар твой благодарю тебя. И за еще больший дар в грядущем благодарю также.

Собрав образцы, Надон лег на теплый песок, взглянул, как звезды горят в ночном небе, и вспомнил дом. У него была безупречная память, и все события жизни пронеслись перед ним, а пока он вспоминал, картинки, запахи и эмоции предстали перед ним так, как будто они были новыми и свежими. Он вспомнил время, когда он и его жена Фандомар посадили маленькое сучковатое дерево Индиуп, чтобы отметить зачатие сына. На момент он встал на колени рядом с женой и начал копать яму позади сияющего на солнце водопада в жарких иторианских джунглях, затем поднял голову, чтобы услышать змею аррак, которая начала голосить с высоты ближайшего утеса.

Потом он вспомнил, как был ребенком, робко вдыхающим обоими ртами нежный запах пурпурного цветка донар.

После этой бури воспоминаний Надон почувствовал себя хрупким и опустошенным. Дом. Надон не мог отправиться к себе домой. Когда-то в народе его почитали как верховного жреца, иторианца, известного своим знанием земледельческих церемоний. Но потом капитан Алима пришел со «звездным разрушителем» и заставил Надона раскрыть секреты иторианцев.

Народ Надона изгнал его. В качестве наказания он выбрал жизнь на ужасном Татуине – все равно что в аду для иторианцев. Когда-то он заботливо привел своих людей в огромные леса Итора, теперь Надон охранял безжизненные пески Татуина. В качестве искупления за свои преступления он старался создать растения, которые способны расти в пустыне, в надежде, что однажды Татуин станет пышной и гостеприимной планетой.

Надон перебрал в памяти все, что касалось его первой встречи с Алимой, капитаном имперского «звездного разрушителя». Алима был молодым человеком с темными волосами, длинным лицом и жесткими глазами. Надон же был недавно женившимся Верховным жрецом бухты Тафанда.

На его родном Иторе народ Надона жил на огромных парящих городах под названием «головные корабли», которые использовали гравитационную энергию, чтобы парить над лесами и равнинами, и бухта Тафанда была самым большим и красивым городом на планете. Внутри каждого корабля сотни биосфер усердно воспроизводили всю микроскопическую флору и фауну поверхности. Иторианцы собирали растения и с биосферы своих кораблей, но в основном с огромных наземных кораблей-плантаций, а также в изобильных лесах Итора – фрукты для пропитания и семян, создавая лекарства из сока растений и пыльцы, из древесного волокна изготавливая ткани и крепчайший фарфор, а минералы и энергию добывая из неиспользованных другим образом корней и стеблей.

Изучение растений и способов их применения было основной работой большинства иторианцев, наиболее преуспевшие в этом становились жрецами, которые помогали остальным и запрещали собирать растения, которые могут мыслить или чувствовать. Собирать можно было только те растения, которые спали и ничего не подозревали, да и то в соответствии со строгим законом: за одно собранное растение два должны быть посажены, чтобы заменить его. Это была Заповедь жизни для иторианцев.

Как Верховный жрец Надон провел десятилетия, служа жизни, пока капитан Алима не прилетел в поисках предлога приземлиться в бухте Тафанда, затем он потребовал, чтобы ему открыли иторианские секретные технологии. Вначале Надон отказался раскрыть секреты, и капитан Алима испытал пушки «звездного разрушителя» на обладающих сознанием лесах Каторских холмов. Тысячи деревьев баффоррр погибли, те, что были учителями и друзьями Надона, когда он был молод. Ни у деревьев, ни у иторианцев не было оружия, чтобы бороться с Империей.

Когда лес был уничтожен, капитан Алима направил орудия на бухту Тафанда и приказал Надону сдаться. Из последних сил пытясь спасти свой народ, Надон решил раскрыть Алиме секреты иторианской технологии. Он до сих пор слышал слова приговора совета старейшин: «Мы изгоняем тебя с Итора и родных джунглей. Ступай и осмысли свои дурные дела в одиночестве».

Дом. Надон почувствовал, что он одновременно завидует Муфтаку и чувствует радость, что это волосатое существо, возможно, найдет свое счастье.

Воспоминания Надона были прерваны звонком комлинка на его персональный канал.

– Надон, – сказал Муфтак через динамик, – я только что назвал твое имя лейтенанту Алиме. Тебе бы лучше идти домой, чтобы встретить его. Будь осторожен, старый друг.

– Спасибо тебе, – сказал Надон.

* * *

Когда Момау Надон добрался до Мос Айсли, в его доме было тихо. Вскоре солнца скрылись, многие горожане вышли на улицы, чтобы понаслаждаться прохладным вечером. Снаружи в море Дюн ветра носились по пескам, поднимая клубы пыли. Статические разряды в облаках пыли наполняли ночь раскатами отдаленного трескучего грома. Надон открыл дверь, проверяя косяк на наличие знаков того, что кто-то пробирался сюда до него. Воздух в его доме был наполнен запахом воды, и рыбы дреека резвились в камышах, растущих в пруду его гостиной. Везде в доме плющ обвивал каменные стены до ламп наверху. Небольшие деревья шелестели под потоком воздуха от вентиляторов.

Надон прошел по мощеной тропе в одну из многочисленных боковых комнат, в которой росла небольшая роща баффоррровых деревьев, чьи стволы, прикрытые черными листьями, мерцали бледным голубым светом. Надон встал на колени перед одним из деревьев и обвил свои длинные кожистые серые пальцы вокруг его ствола. Кора была гладкая, как стекло.

– Друзья мои, – прошептал Надон. – Наш враг капитан Алима скоро придет. Я не знаю, как мне справиться с этим, но я хочу его убить.

Кора загудела от его прикосновения, и чистое и священное чувство наполнило его, как будто бы свет вошел в каждую пору его кожи. Успокаивающее прикосновение чувствующих деревьев почти переполнило его своей красотой, но деревьям не понравилось его признание. Над его головой черные листья прошелестели, просвистев слова: «Неееет. Мы запрещаем».

– Он уничтожил деревья баффоррр Каторских холмов, – сказал Надон. – Он убийца. И он убил ваших братьев, чтобы заполучить уважение злых людей. Каждое его намерение нечестиво.

– Ты иторианский жрец, – прошептали деревья. – Ты поклялся чтить Заповедь жизни. Ты не можешь его убить.

– Но он убил ваших родных, – настаивал Надон.

Он не знал, понимают ли его деревья баффоррр.

У каждого дерева в отдельности ограниченный интеллект, но своими переплетающимися корнями они были соединены и таким образом формировали коллективный разум. Большой лес вырастал мудрее, чем любое другое существо, но эти маленькие деревья не были огромным лесом. И все же Надон пришел не за советом, а только за одобрением.

– Наши родные умерли бы со временем, – сказали деревья. – Алима только ускорил их конец.

– А я всего лишь хочу ускорить конец Алимы, – сказал Надон.

– Ты не такой, как он.

Деревья сфокусировали свой разум, и у Надона захватило дыхание, когда он почувствовал, как каскады света проникают в него. Спокойствие, которое поселилось в его теле, было одновременно наградой и предостережением. Пока он купался в сиянии, он в ужасе думал о моменте, когда ему надо будет покинуть священную рощу и возвратиться в грешный мир.

– Если ты нарушишь Заповедь жизни, – сказали баффоррр, – мы не сможем больше терпеть твое прикосновение.

– Я не буду убивать его сам, – взмолился Момау Надон. – Я просто прикажу весувоговому дереву удушить его, или аллетху проглотить его, или ароулу отравить.

– Это формы жизни ниже нас, – сказали баффоррр. – И они подчинятся твоим командам, как простые орудия. Но мы предупреждаем тебя еще раз, ты не должен нарушить Заповедь жизни.

Связь мгновенно оборвалась, и Надон издал всхлип, как будто его внезапно исключили из группового разума. Он почувствовал, что готов заплакать.

– Забавно встретить тебя здесь, – проговорил незнакомый голос.

Момау Надон повернулся. Позади шара, который сиял, как луна, стоял пожилой человек в имперской униформе. Мотыльки с изумрудными крыльями порхнули по шару, и на мгновение этот человек засмотрелся на светло-зеленые крылья. Лицо Алимы округлилось с тех пор, как Надон видел его последний раз, и его голос с возрастом погрубел. Щеки провисли, волосы поседели, но Надон узнал его. Он узнал бы это лицо где угодно.

– Как я гляжу, ты все еще жрец, который льет слезы над своими священными деревьями, – сказал Алима. Он махнул бластером по направлению к роще.

– А я гляжу, ты все еще слуга зла, – сказал Надон. – Только теперь рангом пониже.

Алима усмехнулся.

– Поверь мне, мой старый друг, – возразил он, – то, что я оказался в немилости, было хорошо поставленным спектаклем. Только дурак захочет быть капитаном флагмана Дарта Вейдера: слишком велика смертность. И все же у Вейдера находится мне применение даже в качестве простого лейтенанта – вот, почему я здесь. Итак, скажи-ка мне, враг Империи, где дроиды? Я заплатил немалые деньги, чтобы узнать имя того, кто прячет их.

– Тогда ты потратил деньги напрасно, – парировал Надон, надеясь в душе, что Муфтак вытащил из него много денег. – Я не знаю ни о каких дроидах.

– Но ты все равно враг Империи, поддерживающий Альянс, – угрожающе прошептал Алима. – Я уверен в этом.

– Я ничего не знаю о дроидах, – ответил Надон спокойно.

Он посмотрел, где стоит Алима. Воин стоял рядом с арооловым кактусом. Надон мог приказать ему атаковать, но, чтобы колючки могли достать его, Алима должен был пройти еще несколько шагов по тропе. Надон поднялся с лесной подстилки, встал на тропу и попятился от Алимы, надеясь выманить его хотя бы на метр. Имперец посмотрел в то место, куда смотрит Надон и увидел кактус.

– Ты действительно думаешь, что я настолько туп, чтобы попасться в твою ловушку, жрец? – спросил Алима.

Алима поднял бластер и навел его на Надона, затем быстро отвел и выстрелил в рощу мерцающих баффоррров. Дерево вспыхнуло, а его ствол разломился под ударом. Черные листья скрючились, и волны боли прошли по лесу, словно кулаками ударяя по чувствам Надона.

– Ты бросишь все усилия на то, чтобы найти этих дроидов, – сказал Алима. – Поспрашивай своих друзей-мятежников. Если к завтрашнему вечеру ты не узнаешь, где они, я заставлю тебя смотреть, как я вибропилой отрезаю стебелек за стебельком от твоих драгоценных деревьев. Затем я брошу термальный детонатор в твоей гостиной и поджарю оставшихся твоих овощных друзей. Поверь мне, если б тут была твоя семья или я бы знал что-нибудь, что ты любишь больше, я бы с радостью уничтожил это…

– Я убью тебя! – прокричал Надон, его стереофонический голос разнесся по комнате на удивление громко.

– Ты? – спросил Алима. – Если бы я думал, что ты на это способен, я бы пришел со взводом солдат. Нет, ты подчинишься моим требованиям, так же как когда-то в прошлом.

Алима повернулся и беспечно двинулся прочь, а Надон только и мог, что беспомощно смотреть ему вслед, хотя ярость бурлила в нем. Затем пошел в свою рощу, чтобы посмотреть, может ли он спасти раненый баффоррр, но бледно-голубое сияние от его стеклообразного ствола со смертью дерева превратилось в черное. Иторианец кинулся к деревьям, упал на колени на мшистый дерн под темной кроной и взмолился:

– Ну а теперь? Теперь я могу убить его?

Листья живых баффоррровых деревьев, окружающих его, неопределенно зашелестели в ответ:

– Что? Что случилось? Кто прикасается к нам?

Момау Надон слушал голос деревьев. Теперь их было шесть, а не семь – как раз меньше того числа, при котором в роще пробуждалось настоящее сознание. Он не мог сказать, насколько деревья понимают, что он говорит.

– Момау Надон, ваш друг, прикасается к вам. Наш враг убил вашего брата. Я хочу наказать его.

– Мы понимаем. Ты не можешь нарушить Заповедь жизни, – баффоррры прошептали непререкаемо: мы запрещаем.

Надон попятился не закрывая глаз – традиционный знак согласия. Возможно, баффоррровые деревья готовы были умереть за свои принципы, но Надон не собирался тихо сидеть и смотреть на это. Он взвесил возможные варианты. Представил себе, что он найдет дроидов и подчинится требованиям Алимы. Мысль была такой возмутительной, что причинила Надону физическую боль, его глаза зачесались и зазудели. Надон потер переносицу длинными тонкими пальцами, массируя умиротворяющую область по краю брови, чтобы успокоиться и получить возможность спокойно думать.

Если Империи так нужны эти дроиды, значит, очень важно, чтобы она их не получила.

Значит, Надон должен был драться. Лейтенант Алима был опасным человеком – таким негодяем, что пробы негде ставить. Он готов был оставить за собой след из обуглившихся и обезображенных трупов, лишь бы найти этих дроидов, и рано или поздно кто-нибудь бы сказал ему то, что он хочет знать. Несмотря на то что Надон презирал насилие, он знал, что Алима – это монстр, которого кто-то должен уничтожить. Для Империи это будет не очень большая потеря, не самый мощный удар, но Алима воплощал собой постоянную угрозу Альянсу, которую нельзя было отрицать.

Тем более что, оставляя Алиму в живых, Надон позволил бы ему продолжить убивать людей и растения. Нет, он не мог оставить Алиму в живых.

В другой комнате с шипением тихонько начал работать распылитель, и Надон решил, что ему пора уходить. Он проверил, есть ли у него кредитки за поясом, и вышел через переднюю дверь.

Он заметил, что ниже по улице стоят на страже три штурмовика и разговаривают друг с другом. Они не скрывали того, что наблюдают за его домом. Надон должен был пройти мимо них. Мигающие красные огоньки на бластерных винтовках свидетельствовали о том, что оружие на боевом взводе. В то время как Надон прошел мимо, один из штурмовиков отделился и последовал на значительном расстоянии. Поскольку ночь уже опустилась на город и температура упала до терпимого уровня, улицы были полны народу. Надон прошел через рынок и без труда отвязался от штурмовика.

Вскоре он уже входил в оружейный магазин Кайсона. Грубоватый человек, владелец магазина, казалось, занимался этим бизнесом вечно, но Надон раньше не встречался с ним. Ему понадобилось меньше пяти минут, чтобы купить тяжелый бластер и кобуру, которую можно было спрятать под плащом. После этого иторианец вышел из магазина.

Он бесцельно бродил по улицам, без всякого плана. Он просто надеялся, что встретит лейтенанта Алиму, достанет бластер и застрелит его. Надон знал, что ничего этим не добьется. Более того, убив его, он, таким образом, разрушит и собственную жизнь. Любой, кто получит после этого его дом, вырвет с корнем драгоценные баффоррровые деревья, и в любом случае, он не сможет больше поговорить с ними. Но хотя бы такие, как Алима, не будут их мучать. Он взвел бластер в боевое положение, затем стал прочесывать улицы, пока не услышал, что в его районе воют сирены. На момент он замер от ужаса, испугавшись, что лейтенант Алима уже поджег его дом, но пока бежал по улице, он заметил, что пламенем охвачен дом одного из торговцев.

Огонь светился в столбе дыма, освещая окружающие улицы и аллеи густым красным цветом. Из каждого дома выбегали люди с канистрами для тушения пожара. Вода на Татуине была так драгоценна, что власти скорее бы дали дому сгореть дотла, чем расходовать на него воду, но если несчастный хозяин дома был богат, он мог купить достаточно канистр, чтобы спасти свои ценности.

Краем глаза Надон заметил на боковой улице имперского офицера в темной униформе и каскетке. Он повернулся как раз вовремя, чтобы узнать лейтенанта Алиму, быстро идущего по холму по направлению к пожару. Надон бросился по улице, расположенной параллельно пути Алимы, затем свернул на другую аллею, ведущую ему навстречу. Он достал бластер и пару мгновений ощупывал его. Оружие не было предназначено для неимоверно длинных тонких пальцев иторианца, и ему пришлось постараться, чтобы положить палец на курок. Он заметил, что его сердца лихорадочно бьются и сотрясают грудь, как пара борющихся йав.

Надон спрятался за стену и проверил окружающие улицы в трех направлениях. Никого не было видно. Хорошо. Значит, не будет свидетелей.

Алима прошел примерно в метре от него, Надон позвал его и навел бластер на его лицо. Алима повернулся и спокойно взглянул на иторианца, мельком бросив взгляд на бластер.

– Живо, пошли на аллею! – скомандовал Надон.

Мысли лихорадочно вертелись в его голове, и он не мог спокойно думать. Он подумывал нажать на курок, но вначале он хотел рассказать Алиме, почему он вынужден сделать это. А возможно, он еще одумается и оставит Империю. Ноги Надона подкашивались, тяжело было подавить желание убежать – обычный для его вида способ встретить опасность. Алима засмеялся.

– Тебе не убить меня из бластера, поставленного на парализующий режим, – сказал он.

Надон знал, что бластер установлен на боевой режим, но испугался, что случайно переключил его. На мгновение он опустил глаза, чтобы взглянуть на индикаторы бластера, и увидел, что оружие на боевом взводе. Как только Надон осознал свою ошибку, Алима отскочил с линии огня и выхватил собственный бластер. Синий луч прорвал тьму и ударил Надона между животов, отбрасывая большого иторианца спиной к стенке. На мгновение ему показалось, что жгучее белое солнце ослепило его глаза, а затем оказалось, что он лежит на земле на темной аллее, а кто-то пинает его правый стебельчатый глаз. Кровь отхлынула от раны. Надон протянул руки, пытаясь прикрыть глаза, и громко замычал.

Нападающий прекратил пинать, но скорее от того, что устал, а не от того, что захотел пощадить лежачего.

– Вы жалкие миролюбивые создания непригодны для битвы, – сказал Алима, стоя над Надоном и тяжело дыша. – Тебе повезло, что мой бластер переключен на паралич!

Надон завыл, и Алима поднес бластер к его лицу.

– Найди этих дроидов! У тебя время до завтрашнего заката!

Он прицелился иторианцу между глаз и еще раз нажал на курок.

* * *

Надон очнулся с пульсирующей болью в голове. Был уже почти рассвет, и весь Мос Айсли был залит бледным светом, отчего обычные каменные дома казались золотыми. Надон стер капюшоном кровь с лица, затем смог встать на колени. Ему казалось, что он окружен густым кружащимся туманом, который пытается сбить его с ног, поэтому он дополз до стенки, чтобы найти опору.

Дурак. Какой же я дурак, подумал он. У него была возможность убить лейтенанта Алиму, а он упустил свой шанс. Несмотря на то что умом Надон понимал, что власть Империи можно сбросить только насилием, сущность иторианца не позволяла ему убивать.

Надон закрыл глаза и попытался отогнать боль. Он взглянул наверх. Легкая дымка висела над городом, и люди уже начинали торопливо прятаться от утреннего зноя. Надон поднялся и устало побрел домой, хотя в ушах у него все еще звенело. Он потряс головой, чтобы этот звук утих. Он вошел домой, сел рядом с бассейном и смыл кровь со стеблей, на которых у него росли глаза. За время ночной прохлады влага сконденсировалась на потолке комнаты. Теперь она время от времени падала небольшими каплями дождя. У него над головой было большое дерево горса, крепкое и цветущее, чьи фосфорицирующие цветы привлекали ночных насекомых для опыления. Теперь, когда пришло утро, бледно-оранжевые цветки закрыли бутоны и гроздьями лежали друг на друге.

В Мос Айсли ходили слухи, что дом Момау Надона полон хищных растений. Надон поощрял эти слухи, чтобы отвадить воров. Кроме того, в этих слухах была доля правды, однако тем, кто проходил через рощу под защитой Верховного жреца, нечего было бояться. Надон прошел в боковую комнату, где со стоящего рядом с бассейном большого дерева с красной корой свисали лианы и плющ. Надон сказал:

– Лианы, друзья мои, расступитесь.

Ветви дерева задрожали, лианы расступились, обнажая ствол. Сумрачный свет утра высветил четыре человеческих скелета, свисавших с ветвей рядом со стволом дерева. Шею каждого оплетал толстый плющ – жалкие похитители воды. Надон провел рукой по траве возле ствола и нащупал рычаг. Он потянул за него и увидел, что потайная дверь открылась вверх. Под ним блеснул свет и осветил лестницу, ведущую вниз. Надон прятал в комнате внизу многих повстанцев и теперь подумывал спрятаться там сам. Возможно, в этой тайной комнате он смог бы скрыться на время из поля зрения Алима. Хотя тот может установить у него в комнате термальный детонатор, но был шанс, что Надон выживет в огне, оставаясь здесь.

У него было достаточно припасов, чтобы находиться здесь недели две. И страх гнал Надона вниз.

Но сбежать он не мог. Он не мог дать Алиме уничтожить растения. У меня есть последний шанс, думал Надон. Когда Алима придет сегодня вечером, я, может быть, еще смогу его убить. Иторианец поднялся, побродил по роще, касаясь веток деревьев, нежно лаская листы папоротников, вдыхая запахи влаги и подлеска, всего живого вокруг него. Другого пути нет, понял Надон.

Он должен был сражаться, чего бы это ни стоило. Вечером придет Алима. Надон знал, что он верен своему слову. Он заставит его смотреть на то, как он уничтожает деревья баффоррр. Маленькое злобное имперское сердце Алимы преисполнится радостью от сознания того, что он мучил иторианца и оставил его в живых как свидетеля жестокости Империи. А затем Алима сожжет дом.

Момау Надон представил себе, что это значит. Все его растения будут уничтожены вместе со всеми записями. Годы труда окажутся напрасными! Надон оглядел свои посадки и решил, что некоторые контейнеры он вынесет наружу, чтобы сохранить лучшие образцы, которые могли бы улучшить экологию Татуина.

Баффоррровым деревьям придется погибнуть – их нельзя вырывать с корнем, – но они смирились со своей судьбой, значит, и Надон должен с ней смириться.

Многие годы Момау Надон провел на этой планете в поисках очищения, пытаясь справиться с гневом, который заставлял его бороться против Империи. Старейшины Итора возмутились, когда он предположил, что Империя – это сорняк, который нужно вырвать с корнем. Они бы предпочли позволить имперцам уничтожить баффоррровые леса Каторских холмов в надежде на то, что остатки совести Алимы не дадут ему уничтожать живые существа целыми видами. Его старейшины простили бы Империю.

Но проведя все эти годы в поисках духовной чистоты, Надон вынужден был признать, что был неправ. Теперь он верил, что должен спасти то, что может. Надон не может убить насекомое, чтобы спасти дерево. Значит, Надон должен был противостоять Империи так, как может. Даже если это значило увидеть то, как уничтожат баффоррры. Даже если это значило быть уничтоженным самому. Он не мог позволить Империи сломать его.

Надон был истощен, но спать он не мог. Он решил продолжить церемонию Сбора, чтобы успокоиться.

Он пошел в лабораторию в восточном крыле дома, сорвал плод большой хуббы и взял несколько бледных прозрачных семян. С помощью микроскопических роботоманипуляторов он аккуратно вскрыл молодые семена и извлек зиготы. Используя генетические образцы из кидоррианских буравящих деревьев, он поместил молекулы ДНК в расщепитель генов. Доминантные гены контролировали рост корней. Надон взял эти гены, соединил их с зиготами земляной тыквы, а затем поместил зиготы в питательную смесь, в которой они могли расти.

Этот трудоемкий ритуал полностью успокоил Надона, несмотря на то что он знал, что скоро все результаты его трудов могут погибнуть. Дело заняло почти двенадцать часов, и когда Надон оторвался от своей работы, он увидел по теням на стене, что приближается ночь. Значит, скоро придет Алима. «Пора прощаться», – шепнул Надон. В это время дня его старый друг Муфтак пытался охладить себя в забегаловке Халмуна – непростая задача, учитывая толщину его белой меховой шкуры.

Надон пошел туда, лихорадочно думая по дороге, как можно заманить Алиму в глубину его сада. В заведении было шумно, как всегда, – она была полна подозрительных пришельцев. Это было суровое место, полное жестоких созданий. Надон запросто нашел Муфтака сидящим в одиночестве, потягивающим эль полярис, пока его сообщница по преступлениям, маленькая воришка Кабе, ныла и бродила по темному помещению, умоляя бармена Вухера налить ей журийский сок, поглядывая в это время на карманы посетителей.

Надон заговорил о незначительных вещах – о том, сколько Муфтак получил за имя Надона, о том, как он мечтал вернуться домой. Надон всегда старался сконцентрироваться на позитивных сторонах жизни, чтобы поддержать друга, но сейчас его собственные мысли бродили во тьме, и когда они выпили, иторианец понял, что пытается успокоить друга, не будучи спокоен сам.

Вдруг в забегаловке начался переполох. Обезображенный шрамами человек по имени Эвазан и его приятель Понда Баба затеяли драку с каким-то ясноглазым фермерским парнишкой. «Лично у меня смертный приговор в двенадцати системах», – предупредил человек. Надон взглянул на них. Парень с фермы выглядел незнакомым – он только недавно зашел сюда со старым мистиком Беном Кеноби. Надон видел Бена только однажды, когда тот зашел в городе в лавку. Надон заметил эту пару только потому, что Вухер крикнул им оставить дроидов снаружи. Эвазан и Понда Баба были постоянными посетителями и в этом космическом порту ошивались неделями.

Внезапно Понда Баба махнул когтистой лапой и ударил фермера по лицу, опрокидывая его на стол. Затем Понда Баба выхватил бластер, как раз когда Вухер закричал:

– Никаких бластеров в моем заведении!

Но старый Бен выхватил не бластер. Клинок меча горел синим светом, отделяя руку Понды Бабы от туловища. Затем Кеноби спрятал меч и увел молодого фермера подальше от стойки. От запаха крови Надона начало тошнить. Старый Бен отвел своего юного друга в дальний угол забегаловки, где они завязали разговор с Чубаккой – контрабандистом-вуки, а затем они зашли в частную кабинку к напарнику Чубакки, Хэну Соло.

– Я думаю, мне пора, – сказал Надон Муфтаку. – Здесь становится жарко.

– Пожалуйста, – проговорил Муфтак умоляюще. – Еще по одной за старые времена. Я угощаю.

Это было такое необычное предложение, что Надон не осмелился отказаться. Они заказали еще по одной, и иторианец просидел еще несколько мгновений, прощаясь с другом. В этот момент Бен и его друг фермер встали из-за стола в конце бара, и мысль промелькнула в голове Надона. Он подумал: какие дела могут быть у старого мистика из Юндландской пустоши с контрабандистами и зачем нужно было приводить какого-то фермера?

Затем он вспомнил про дроидов, которые были у Бена Кеноби с собой, и тут Момау Надона осенило: старик пытался тайно вывезти дроидов с Татуина. В эту секунду сердце Момау Надона бешено забилось и он увидел свое спасение. Надон точно знал, где нужно искать дроидов, значит, если он скажет Алиме, то тот, возможно, пощадит его. Но когда старый Бен проходил мимо него, он спокойно взглянул ему в глаза, и почему-то Надон заподозрил, что Кеноби читает его мысли. Но он не сказал ничего и прошел мимо.

– Ты видел, как он посмотрел на тебя? – спросил Муфтак. – Как тускен на банту. Как ты думаешь, в чем тут дело?

– Понятия не имею, – сказал Надон и опустил взгляд, поскольку ему стало стыдно от одной мысли о том, чтобы принести кого-то в жертву ради собственного спасения.

Он просидел тихо пару секунд, осматривая комнату. Конечно, если Надон вычислил, что здесь произошло, то и остальные смогут. Хотя Бен Кеноби был нечастым гостем в городе и немногие узнали его. Никто не последовал за ним к выходу. Муфтак положил волосатую лапу на гладкую серо-зеленую лапу Надона:

– Ты напуган, мой друг. Какое-то бремя тебя угнетает. Я могу что-нибудь сделать?

Опять в дальнем конце забегаловки раздались выстрелы, и Хэн Соло вышел, помахивая бластером. Он шел, выпятив грудь в дешевой браваде, и выходя кинул Вухеру кредитку.

Муфтак почесал голову.

– Мне, пожалуй, тоже пора идти, – сказал Момау. – Не хочу ждать, пока имперцы придут разнюхивать здесь.

Надон поторопился к выходу, смотря, как солнца заходят за горизонт. Время для начала пытки. Он в отчаянии поднял в голову. Ему хотелось быть таким, как Хэн Соло, чтобы он мог убивать тех, кто был достоин смерти, а затем спокойно уходить прочь. Но он не мог. Даже в дикой ярости он не мог причинить вреда другим. Так что ему не оставалось делать ничего другого, как спасать то, что он мог.

Момау Надон глубоко вздохнул и заторопился домой, где начал выносить самые ценные образцы растений и устанавливать их возле задней двери в надежде, что там они смогут избежать огня. На улицах не было практически никого – кроме нескольких штурмовиков, которые наблюдали за его домом.

– Когда я закончу, – пообещал себе Надон, – я пойду домой. Я забуду про старейшин и их дурацкие традиции. Потом я принесу в своих руках отсеченные ветви обгоревших баффоррровых деревьев и покажу им мои покрытые шрамами глаза, и они увидят, какой ужасной стала Империя и что с ней нельзя мириться.

Надон усмехнулся. Его глаза уже давно были открыты. Он-то видел зло и знал, что с ним нужно бороться. Но когда Алима пришел и применил силу, на лице Надона остались шрамы, которые будут свидетельствовать его народу. Конечно, иторианцы не были глупцами. И они не были так безнадежно миролюбивы, как надеялся Алима и вся Империя. Хотя они никогда не пойдут воевать сами, они могут поддержать повстанцев материально. И тогда этот маленький злой поступок Алимы в конечном итоге обернется против него самого. Зло Империи обернется против нее же, подумал Надон.

Пока Надон взвешивал возможные варианты, он почувствовал странный прилив надежды. Возможно, его страдания в конце концов окупятся. Тогда его изгнание закончится и он вернется к жене, сыну и огромным лесам Итора. Но когда Надон думал об этом, он понял, что его одиночество и страдания на Татуине не были такими уж ужасными. Он сожалел, пожалуй, не о той боли, которую испытал, а о той работе, которую придется оставить. На Иторе говорят: «Иторианец – это его работа». Никогда раньше он не понимал, насколько это верно. Уничтожая результаты труда Надона на Татуине, Алима уничтожал часть его.

Надон стоял и оглядывал свои маленькие посадки, которые стояли под солнцем, и решил перенести их на другую сторону улицы, чтобы увеличить их шансы на спасение.

Приглушенные звуки выстрелов всколыхнули воздух и эхом начали отдаваться от зданий. Надон поднял глаза от своих трудов. Ниже по улице штурмовики, наблюдавшие за его домом, бежали по направлению к космопорту. Надон взглянул вверх как раз вовремя, чтобы увидеть, как старая посудина Хэна Соло – «Тысячелетний сокол» – взмывает в небеса. Значит, понял Надон, старый Бен Кеноби смог увезти дроидов с Татуина. Несколько секунд он понаблюдал за кораблем, чтобы убедиться, что в него не попали пушки планетарной артиллерии. Когда он убедился, что корабль улетел, он понял, что бежит за штурмовиками по направлению к докам.

У доков какой-то капитан стоял возле нескольких десятков штурмовиков и руководства порта и кричал в безумном гневе:

– Как такое могло случиться? Как вы могли упустить всех четверых? Кто-нибудь ответит за все это, и уж точно не я!

Надон видел, как в глубине толпы стоит лейтенант Алима и нервно таращится в землю. Никто не вызвался, чтобы взять на себя ответственность за побег Соло, а неистовый взгляд капитана предполагал, что ему нужен стрелочник. Зло Империи оборачивается против нее же. Человек – это его работа. Нельзя нарушать Заповедь жизни. Надон знал, что он должен делать. Он никогда не смог бы убить человека, но он мог остановить Алиму. Он мог разрушить его карьеру, сделать так, чтобы его еще понизили.

Надон позвал имперского капитана:

– Сэр, прошлой ночью я сообщил лейтенанту Алиме о том, что корабль Хэна Соло готовится принять на борт двух дроидов в качестве основного груза.

Я подозреваю, что именно из-за небрежности лейтенанта Соло убежал. Эту преступную халатность нельзя расценивать как простую глупость или небрежность.

Надон взглянул на Алиму, чтобы посмотреть попал ли его удар в цель. У него была отличная память – он не запутается во лжи, пока тщательно выбирает слова.

– Нет! – закричал Алима, умоляюще смотря на Надона с неприкрытым ужасом в глазах.

Удар попал в цель. Капитан уже мрачно смерил взглядом Алиму. Штурмовики расступились, расчищая пространство между двумя офицерами. Капитан вновь взглянул на Надона:

– Гражданин, вы готовы дать клятву в подтверждение верности своих слов?

– С радостью, – сказал Надон, прикидывая, как он будет лжесвидетельствовать на военном трибунале.

Они встретились в доме Надона. Разумеется, Алима записал встречу в журнале записей. Все знали, что иторианцы – легкая мишень для запугивания. Надон мог заявить, что Алима выпытал из него информацию. Предъявив синяки и кровоподтеки он мог доказать, что его пытали. Так что был хороший шанс, что Алиму понизят или даже посадят в тюрьму.

Капитан взглянул на Алиму и сказал:

– Ты знаешь, что бы Дарт Вейдер сделал, будь он здесь.

Надон и моргнуть не успел, как капитан достал бластер и выстрелил в лейтенанта Алиму три раза. Кровь и куски плоти разлетелись по двору. Надон в ужасе уставился на то, что осталось от Алимы, запоздало поняв, что капитан не собирается устраивать трибунала. Ему просто нужен был виноватый.

– Ваше свидетельство будет зафиксировано, – сказал капитан. Момау Надон стоял, не способный сдвинуться с места.

Он дрожал и чувствовал, что падает в обморок. Штурмовики начали расходиться, двигаясь по направлению к транспорту, на котором собирались убраться с Татуина. Заповедь жизни вертелась в мозгу Надона как молитва. «Каждое собранное растение должно заменить двумя посаженными». Надон знал, что его поступок нуждается в искуплении. Кровь человека была на его руках, а ее смыть не так-то просто. Но наверняка баффоррры поймут. Они наверняка простят его.

В конце концов, до того как прибыли имперские медики, Надон смог пошевелить ногами. Неуклюже он подошел к теплому трупу и достал две золотые иглы из пояса. Он воткнул иглы и извлек образцы ДНК. На Иторе были цистерны для клонирования, которые позволят создать дубликаты Алимы. Чтобы искупить свою вину, Надон вырастит и воспитает близнецов – сыновей Алимы. Возможно, однажды они вырастут мудрыми и добрыми и станут на Иторе жрецами и будут следовать Заповеди жизни.

Надон засунул иглы за пояс и отправился к себе домой. Прежде чем покинуть Татуин, еще столько всего нужно сделать – дать объяснения имперцам, выкопать растения и подготовить их к перевозке, высадить земляные тыквы в пустоши.

Дул сильный ветер и приносил из пустыни острый песок. Надон закрыл глаза и позволил себе на мгновение расслабиться и вспомнить, как он в последний раз обнял жену, когда его изгоняли с Итора, и как он в последний раз видел маленького сына.

– Я буду ждать тебя, когда бы ты не вернулся, – сказала она.

И впервые за очень долгое время Надон пошел свободно и чувствовал свет. Он направлялся домой.

Загрузка...