Беглая

26

Приказ отца явиться испоганил настроение. Я чуял, что это было как-то связано с этой нагурнатской коровой. Я не хотел видеть ее. Не хотел слышать. Не хотел знать о ее существовании. И первая мысль: Агринон выдумал новую благоприятную дату… Я почти не сомневался. Плевать… Плевать! Этого брака не избежать. И единственное, что я мог — уменьшить для себя его значение. Низвести до ничтожной политической функции. Принцесса Амирелея Амтуна — лишь фигура на игральной доске. Объект в астрологических картах фанатика Агринона. Неизбежность. На этом все. Все! Я не стану смотреть на нее дольше, чем полагается, потому что это невыносимая насмешка. К счастью, ничто не обязывало.

Я видел лишь дикарку. Все остальные были не важны… От предыдущей безумной ночи я все еще пребывал в состоянии эйфории. Коварного хмеля. Тело вновь требовало ее, и приходилось делать над собой усилие, чтобы удержаться. Я оставил ее под утро почти без чувств. Мне кажется, она этого даже не запомнила, настолько была утомлена. Ее запах преследовал меня. Я мечтал вновь прижаться к гладкой теплой коже, липкой от испарины, ощущать ее под собой. Брать снова и снова, пока это желание не ослабнет хотя бы на самую ничтожную малость. Если такое возможно… Она отчаянно хотела меня, несмотря на все слова. Лгунья. Дикая, непокорная. И я не хотел, чтобы она была другой. Моя! Только моя! Казалось, я изнывал от мучительной жажды, жадно пил, но никак не мог утолить ее. Впитывал, но не насыщался, словно был бездонным. Наверняка осознавал лишь одно: никто и ничто во вселенной не в силах вырвать дикарку из моих рук. Никто и ничто! Кроме ее проклятых воспоминаний…

Ее слова не давали мне покоя. Я видел, как сверкали полубезумные аметистовые глаза, как кривились яркие искусанные губы, от которых было так сложно оторваться. Я возненавидел ее в этот миг настолько, что смог бы убить в приступе невозможной бесконтрольной ревности. И жалеть о содеянном всю оставшуюся жизнь… Не понимаю, какая сила меня сдержала.

Ревность…

От одной этой мысли пробирала дрожь. Я ревновал до умопомрачения. Женщину! Свою женщину! Женщину, уже принадлежащую мне целиком. Ревновал к призраку, которого никакая сила во вселенной не смогла бы для нее оживить. Все это казалось безумием. Уничтожающее острое чувство.

Она врала — я видел это… Или хотел видеть? Червь сомнения беспощадно точил изнутри, оставляя зудящую пустоту, которая сводила с ума. А если нет? Эта мысль изводила меня. Этот кто-то существовал, в том не осталось сомнения — она не была девственницей. Этот кто-то вторгался в ее совершенное тело. Трахал, как любую другую! Доступную и незначимую. А она? Что может вкладывать дикарка в понятие «любить»? Что она может об этом знать?

Воображение живо рисовало, как она металась под кем-то другим точно так же, как недавно подо мной. Кричала и задыхалась, кончая раз за разом. Закатывала глаза, комкала простыни. Мокрая, обессиленная, бесстыдная и ненасытная…

Хватит!

Хватит! Иначе сойду с ума.

От напряжения закололо виски. Я чувствовал, что лицо покраснело. Только не теперь. Нельзя в таком виде появиться перед отцом… Остальное потом.

Я остановился у окна, встал под ветер воздуховода, чувствуя, как окутывает прохлада. Стало немного легче, лишь разогнавшееся сердце никак не хотело успокаиваться. Я выбью из дикарки правду. Все до самой незначительной мелочи. Я узнаю все. И заставлю забыть. Я уничтожу ее память, если понадобится.

Моя.

В этот раз отцовский кабинет был серо-голубым. Ни то, ни се. Этот выбор ничего особенного не символизировал. Означало ли это, что дело, по которому я был вызван, оказывалось проходным? Если бы верховный назначил дату — кабинет был бы белым. Никаких сомнений… Отец счел бы эту новость великой радостью.

Астролог предсказуемо жался в углу, обнимая бумажный рулон. Значит, дело точно связано с моим предстоящим браком. Или отец намерился ежедневно посвящать меня в галиматью Агринона?

Фанатик расшаркался передо мной. Я поклонился отцу.

— Доброе утро, ваше величество.

Тот пытливо вглядывался в мое лицо. Долго. Дольше, чем следовало. Наконец, благосклонно улыбнулся:

— У верховного есть добрые вести. Я хочу, чтобы ты послушал.

Агринон облизал губы, выступил вперед. Принялся было раскатывать на столе свою карту, но отец остановил:

— Не нужно, верховный. Достаточно того, что я уже все видел.

Астролог поклонился и принялся с шуршанием сматывать рулон сухими перепачканными в краске пальцами. Это был отвратительный звук, от которого передергивало. Наконец, он выпустил бумагу из рук и вновь почтительно поклонился.

— Его величество в своей мудрости были необыкновенно прозорливы. И совершенно правы в том, что вселенная не статична.

Вдоль позвоночника побежал омерзительный холодок. Неужели они назначили дату? Так скоро…

— Его величество повелели составлять ежедневный прогноз столько времени, сколько будет необходимо. Но уже сегодняшние расчеты продемонстрировали замечательную положительную динамику. — Он вновь потянулся было к рулону, чтобы иметь возможность тыкать в карту пальцем, но опомнился. — Расположение планет несколько изменилось в нужную сторону. Имею основания считать, что импульсом послужила личная встреча вашего высочества с принцессой Нагурната, произошедшая вчера, в день всецело благоприятный и благостный.

Агринон посмотрел на отца, желая убедиться, что озвучил то, что было нужно. Отец благосклонно кивнул, позволяя продолжить.

Верховный вновь нервно облизал губы:

— Я имею смелость предполагать, что между вашим высочеством и принцессой Нагурната начала формироваться так называемая астрологическая связь, в конечном итоге неизбежная между персонами предназначенными. Это выражается… — Агринон снова осекся: без своей карты он был, как без рук, — … в определенной расстановке звезд пыльного сегмента в отношении к планетам-покровителям… Астрологическая связь, при благоприятных обстоятельствах, распространится и на физические аспекты. Я полагаю, — он вновь посмотрел на отца, — и его величество полностью одобрили мои выводы, что для скорейшего формирования устойчивой связи вашему высочеству следует по возможности чаще встречаться с принцессой Амирелеей. И я выражаю уверенность, что звезды очень скоро окажутся благосклонными.

Агринон заткнулся.

Я посмотрел на отца и прочел на его лице абсолютное одобрение. Он кивнул:

— Я считаю, что слова верховного более чем разумны. Не стоит слепо ждать благосклонности звезд. Нужно брать в собственные руки то, что можно взять.

Я выдохнул:

— Я не отказываюсь от своего долга, отец. И встречусь с принцессой Амирелеей ровно столько, сколько требуют наши обычаи.

— Этого мало.

Я невольно нахмурился:

— Что?

Отец кивнул:

— Я полагаю, что тебе какое-то время нужно пожить во дворце. В непосредственной близости от своей невесты. Брат поддержал это решение.

Я потерял дар речи. Стиснул зубы, стараясь не вспылить. Переехать во дворец? Никогда. Тем более, теперь.

Я сглотнул:

— Но это существенные неудобства, отец. Это значит — стеснить вашу женскую половину и саму принцессу Амирелею. Кроме того, подобные встречи, противоречащие традициям, не укроются от чужих глаз. Даже на женской половине — в таком большом дворце она далеко не приватна. Или вы намерены всех посвятить в прогнозы Агринона?

Отец молчал. Пытливо смотрел на меня и скреб ногтем губу. Наконец, опустил руку.

— Ты прав, Тарвин. Я об этом не подумал. Гораздо разумнее разместить принцессу Амирелею непосредственно в твоем доме. Поближе к тебе и подальше от чужих глаз. Прикажи, чтобы к завтрашнему дню были приготовлены комнаты жены, которые займет принцесса.

Я сглотнул:

— Так ли уж это необходимо?

Отец повел бровью:

— А разве эти комнаты кем-то заняты?

— Разумеется, нет.

Он кивнул, хлопнул ладонями по подлокотникам кресла:

— Вот и прекрасно. Значит, завтра к вечеру Амирелея Амтуна займет свое законное место.