Казалось, я толком и не видел ее прежде. Впрочем, видел лишь дважды. И, уж точно, так пристально не рассматривал… Теперь же хотел уловить каждую несовершенную черту. Запомнить. Сличить с чертами ее матери. Но ее ли?
Принцесса Амирелея смиренно стояла передо мной, не отводя пустого взгляда. Прямая, спокойная, безропотная. Такая, какой и полагалось быть жене. Она будет стоять столько, сколько я пожелаю. Так, как пожелаю. Там, где пожелаю. И не посмеет возразить или ослушаться. В Чертогах знают свое дело.
Ни-че-го. Ни единой линии… Сейчас я жалел, что не забрал у Креса изображение ее отца. Просить повторно было глупо. Если не неосмотрительно… Но теперь одно лицо казалось мне всего лишь видоизмененным отображением другого. Настолько нелепым было это очевидное сходство. И внутри, в самой сердцевине грудной клетки, колыхнулась закипающая лава. И неприятный холодок по спине — предвестник сомнений, которым я не хотел давать волю. Это было слишком безумно. Но чутье… Я будто начинал улавливать разлитый в воздухе след и заражался азартом.
Наконец, я отвернулся. Смотрел в окно, замечая, что небо уже сменило цвет. Скоро опустится ночь. Облака внизу были непривычно темными, свинцовыми. Наверное, в Нижнем городе будет дождь. Я медлил. Сам не понимал, почему. Повернулся почти через силу.
— Ты помнишь свой дом, Амирелея? Ты помнишь Нагурнат?
Она с готовностью кивнула без тени сомнения:
— Конечно, повелитель.
— А свою семью?
Она вновь кивнула:
— Разумеется, повелитель.
Я подошел, снова всматриваясь в ее лицо:
— Твоя мать… Опиши мне ее. Я хочу знать, какой она была.
Снова покорный кивок:
— Конечно, повелитель. Моя матушка была королевой Нагурната. Благородной, справедливой, милосердной, воплощающей…
Я раздраженно стиснул зубы:
— … не надо этого. Опиши мне ее внешность. Подробно.
Это пожелание снова не вызвало никакой реакции. Лишь спокойствие и покорность. Но я уже не был уверен в том, что это незамутненное спокойствие — итог работы Чертогов. Их учат подавлять эмоции, но не могут от них совсем избавить. Даже Разум… порой, в ее глазах бушуют настоящие бури. И эта малость отличает их от бездушных кукол. Они не пусты. Но Амирелея, стоящая передо мной, казалась пустым бочонком, в котором гуляет ветер, издавая гулкий свист. Почему я раньше не замечал этого? Я усмехнулся собственным мыслям: по своей же вине; раньше я на нее не смотрел. И не видел, даже если смотрел.
Она облизала губы. Но это был не суетный жест, не мимолетная нервная слабость. Просто они подсохли и, вероятно, доставляли дискомфорт. Принцесса Амирелея демонстрировала удивительное равнодушие к своему прошлому.
— Матушка была очень красива, повелитель. Высока ростом, стройна. С белой кожей. У нее были прекрасные светлые волосы и большие ясные глаза. Продолговатое лицо, аккуратный ровный нос с тонкими изящными ноздрями, равновеликие губы. Не тонкие, но и не чрезмерно пухлые. Брови вразлет, которые обычно немного чернили…
Амирелея продолжала говорить так, будто описывала кресло или вазу с фруктами. И произносимые слова никак не отражались в пустых голубых глазах. Она не сказала ничего нового. Я хотел лишь сличить ее воспоминания и то, что видел собственными глазами. Без сомнения, принцесса описывала ту же женщину. Но это едва ли что-то проясняло.
— Вы похожи? Ты и твоя мать?
Она с готовностью кивнула:
— Так утверждали.
Я невольно замер, чувствуя, как сердце затаилось и пропустило удар. Это было очевидной ложью. Настолько нелепой, что утверждать подобное можно было только с измененным сознанием. Или… С тех пор прошло шесть лет… Но, все же, едва ли за эти годы можно было преобразиться до полной неузнаваемости.
— Кто утверждал?
— Придворные. Говорили, что я почти во всем похожа на матушку.
Это было почти смешно… Впрочем, я не имел ни малейшего понятия, какие нравы царили на Нагурнате при старых правителях. Придворные… придворные могли беззастенчиво лгать. По приказу или собственному почину.
Какое-то время я просто молча смотрел на нее, чувствуя, как неистово клокочет внутри. Боялся задать еще один вопрос. Потому что от ответа слишком многое зависело. Больше, чем казалось на первый взгляд…
— А твой отец? Я хочу, чтобы ты описала его.
Амирелея покорно кивнула:
— Как прикажете, повелитель. Мой отец отличался высоким ростом и худощавым сложением. У него было рельефное, даже резкое лицо, темные волосы…
Я подался вперед:
— Темные?
Она с готовностью кивнула:
— Темные, повелитель. Прямые и темные. — Амирелея подняла глаза: — Мне продолжать?
Я покачал головой:
— Нет. Замолчи.
Отошел к окну и снова смотрел вниз, на почерневшие облака. Должно быть, внизу льет… Внутри скребло, словно царапали гвоздем. Я не сомневался в правдивости слов Ами… женщины, стоящей передо мной. Но Крес… Он намеренно показал мне совсем не того… Зачем? Или это делалось по приказу отца, который и без того знал, что я не горю желанием заключать этот брак? Я бы предпочел, чтобы это было так. Иначе… Иначе могло ожидать крайне неприятное открытие. Я предпочел не думать об этом сейчас. Это было слишком серьезно.
Слишком.
Что ж, если я был прав, то Кайи обязательно должен до чего-то докопаться. Он не выйдет отсюда, пока я не получу какой-то ответ…
Доктор ждал в соседней комнате. С приборами и мемором. Явились по первому же слову. Он поклонился мне и моей невесте, метнул на меня растерянный взгляд, но промолчал.
Я кивнул на принцессу:
— Начинай.
На щуплом лице Кайи отразился совершенный ужас. Доктор даже покачнулся, и показалось, что он сейчас рухнет на пол. Я интуитивно схватил его за необъятный рукав:
— Что с тобой?
Он нервно сглотнул, по лицу пробежала судорога:
— Ваше высочество, но… это же… ваша будущая жена.
— И?
— Возможно ли, мой принц? Допустимо ли?
Я выпустил рукав Кайи:
— Разумеется, допустимо, если я так приказал. Начинайте. И я хочу, чтобы ты тут же сообщил о малейшем подозрении.
Он вытаращил глаза:
— Подозрении на что, мой принц?
— На любое стороннее вмешательство в ее сознание. Даже самое мизерное. На подозрение подозрения.
Глаза доктора округлились так, что едва не вылезли из орбит:
— Но…
Я оборвал его, сгреб халат на груди в кулак и тряхнул:
— Делай. Или не выйдешь отсюда.
Лицо Кайи посерело, обесцветилось. Он обреченно размяк, выражая полную покорность:
— Как прикажете, мой принц. Ее высочеству надлежит присесть на стул.
— Делай!
Он вздрогнул и кинулся к мемору, держащему в руках ящик с их научным барахлом.
Я снова отошел к окну. Встал в углу и наблюдал за их работой. Но зрелище было скучным. Эта женщина просто сидела на стуле, а Кайи и мемор толклись вокруг разложенных на столе приборов. Бесконечно долго. Время от времени у них на столе что-то моргало, что-то размеренно попискивало и трещало. Они едва слышно переговаривались, но я не вникал в их речь. Она была полна непонятных слов и потому несла для меня мало смысла.
За окном стемнело до черноты. Наконец, доктор разогнулся, шагнул в мою сторону на неверных ногах. Казалось, он сейчас свалится от усталости.
— Ваше высочество… Смею предположить, что я нашел.
Внутри замерло:
— Что именно?
— Следы… давнего вмешательства, мой принц. Мы сумели рассмотреть довольно хорошо затянутые обширные пробелы. Очень большие пробелы. Сознание в этих местах почти непрозрачно, их сложно заметить, но, при более пристальном рассмотрении, неоднородно.
Я стиснул зубы:
— Что это значит?
Кайи скорбно качнул головой на тонкой шее:
— Это значит, что ваши сомнения, скорее всего, подтвердились, ваше высочество. Все это похоже на работу очень хорошего мемора. Старую работу. Даже при определенных заболеваниях, находящих отражение в памяти пациента, затянутые пробелы всегда однородны. Они могут истончаться в той или иной степени, но никогда не меняют цельной структуры. Здесь же структура имеет изъяны.
Я посмотрел на женщину, отрешенно и безучастно сидящую на стуле. Ее не интересовало происходящее. Заглянул в лицо Кайи:
— Ей заменяли память?
Доктор опустил голову:
— Я не могу утверждать это со стопроцентной уверенностью, ваше высочество. Могло иметь место только затирание. Но, судя по обширной пораженной области, вероятность велика.
— Ты можешь обратить этот процесс?
Кайи нервно сглотнул:
— Мы можем запустить обратную реакцию, ваше высочество. Но для этого понадобится предельно точно рассчитать дозу камаиларионата. Любая малейшая ошибка чревата непоправимой катастрофой.
Я стиснул зубы, нервно сглотнул:
— Пробелы восстановятся?
— Да, мой принц. Если не будет ошибок с нашей стороны. Это обязательное условние.
— А если будут?
Кайи опустил голову:
— Тогда результат может оказаться непредсказуемым. Совершенно непредсказуемым… Я не могу поручиться, какой может стать эта женщина. Уместно ли так рисковать, ваше высочество?
Я пристально вглядывался в его покрасневшие глаза. Перевел взгляд на самозванку на стуле и решительно кивнул:
— Делай. Я приказываю.