Белая

Глава 18

Василий включил фонарик и поводил зыбким лучом света вокруг себя. Заметил крепкую еще печь, стол и одинокий стул. В углах дома было что-то навалено, и Василий с профессиональной обреченностью понял, что обыскивать придется каждый угол.

Он двинулся к окну, рядом с которым высилась куча хлама, и больно ударился мизинцем о какую-то преграду. Подпрыгивая на одной ноге и ругаясь сквозь зубы, Василий посветил фонариком в сторону преградившего ему путь предмета и понял, что наткнулся на металлическую, довольно широкую, кровать.

На кровати валялись какие-то вещи, и Василий уже собрался продолжить свой путь к окну, когда заметил в бледном свете фонаря одну необычную деталь. Среди груды старых тряпок что-то блеснуло, и это что-то было очень похоже на какой-нибудь женский аксессуар, например, на украшение.

Шатающейся походкой, будто он был пьян, Василий обошел кровать и встал с другой ее стороны. Блестело именно там.

Протягивая руку, агартовский полицейский заметил, что его пальцы не просто дрожат, а ходят ходуном. Приказав себе не трястись раньше времени, Василий направил фонарь в сторону ускользающего блеска и сразу увидел девичье лицо.

Это была Танюша. Она была почти полностью накрыта старыми грязными тряпками. Только голова покоилась на чем-то вроде подушки, а в волосах девушки переливалась блестящая заколка.

В безумной надежде Василий встряхнул Танюшу, почувствовал, как холодно ее тело, и все равно попытался нащупать пульс. Пульса не было.

Василий опустился рядом с телом Тани и тихо, безутешно заплакал. Рядом с ним раздался тихий стук — с кровати что-то упало. Василий поднял с пола небольшую фотографию в нарядной, красно-зеленой новогодней рамке. На фото были изображены Таня и Максим. Счастливые и влюбленные. И живые. Видимо, фотография была тем самым новогодним подарком, который Танюша приготовила для любимого.

Василий сунул фото в рамке за пазуху. Ему еще предстояло сообщить о своей находке Таниным родителям.

… Танюшу забрали в город. Следов насилия на ее теле не было. Следов алкоголя или других веществ в крови — тоже. Знакомый уже Василию эксперт с прекрасным аппетитом и не менее прекрасным настроением сообщил, что, похоже, жертва заплутала в потемках и, уже изрядно промерзнув, решила согреться в заброшенном доме. Идея, конечно, была неудачной, потому как дома не отапливались и отлично продувались суровыми алтайскими ветрами. Но мотивов Тани было уже не узнать — может, она чего-то или кого-то испугалась, может, кто-то назначил ей встречу в старом доме.

— Просто совпадения, — сказал эксперт, — не повезло девушке.

Одно было ясно — пришла Танюша в старый дом добровольно и даже старалась спастись от холода, укрывшись найденными тряпками. Вывод эксперта был однозначен — девушка погибла от переохлаждения. Никакого криминала.

Выслушав равнодушного по большому счету эксперта, Василий нажал кнопку отбоя, швырнул телефон на стол, обхватил голову руками и крепко зажмурился. Посидев так несколько секунд, в бессильной ярости он пихнул свой кабинетный кособокий стол, да так, что увесистый предмет мебели упал, издав глухой стук.

Пнув на ходу ветерана мебельной промышленности, Василий пошел сообщать мрачные известия родителям Татьяны. Шел он нарочно медленно, раздумывая, что сказать, и как помягче преподнести несчастным людям, потерявшим дочь, заключение эксперта.

Только все тщательнейшим образом подобранные слова Василию не понадобились.

Ворота участка и дверь дома Морозовых были настежь распахнуты. Будто специально.

Василий шел к дому, чувствуя колючий ком в горле, и убеждал сам себя, что открытые двери — результат забывчивости горюющих родителей. Сам себя убеждал, сам себе не верил. И не зря.

Две пары ног, висящих в воздухе, Василий увидел сразу, как только переступил порог дома. Казалось, что Танины родители специально свели счеты с жизнью почти у самой входной двери, чтобы их сразу нашли, и они — Морозовы — не доставили бы никому лишних хлопот.

Отправив родителей вслед за дочерью, Василий ушел в запой. Он закрылся в своем негостеприимном доме и выходил только во двор, да и то в случае крайней необходимости. В полузабытьи пьяница замечал, что вроде к его забору приходил какой-то человек и стоял там подолгу, но что за человек и что ему было нужно, Василий не знал. Да ему это было и неинтересно.

Спустя неделю, после еще одной ночи, проведенной в тяжелом крепком сне, Василий встал с пропахшей потом и перегаром постели с абсолютно ясной головой. Он с отвращением уставился на бутылки, в беспорядке валявшиеся по всему дому. Умылся ледяной водой, тщательно вычистил зубы.

Для Василия это была обычная история — из запоя он выходил так же стремительно, как и входил туда. От спиртного мужчину отворачивало, как будто бабка отшептывала. Только голова гудела еще несколько дней.

Заглянув в холодильник и кухонный шкафчик, Василий понял, что придется идти в магазин. Съестного в доме не было, даже сморщенной картофелины не нашлось или каких-нибудь просроченных печенек.

Протрезвевший Василий вышел во двор. Несмотря на ранний час у забора стоял человек. Тот же человек, что приходил во время запоя, и казался Василию плодом его собственного воображения. Оказалось, что встречи с запойным полицейским искал Максим.

Парень выглядел совсем не так, каким его привык видеть Василий. Максим так сильно похудел, что на юном лице ввалились щеки, и молодой человек уже не казался таким привлекательным. Длинные волосы свисали из под шапки унылыми слипшимися патлами, на одежде виднелись пятна.

Но главное — взгляд. Не осталось и следа от самоуверенного, с насмешливым прищуром, взгляда молодого альфа-самца. Максим смотрел себе под ноги, а когда глянул на Василия, тот прочел на лице героя-любовника испуг и что-то похожее на затравленность.

Делая вид, что не замечает Макса, Василий запер дом, вышел за ворота, прикрыл их и, сунув руки в карманы теплой форменной куртки, немедленно свернул направо, в сторону магазина.

— Дядь Вась, — Максим схватил полицейского за рукав. Теперь уже его голос звучал просительно, отметил Василий с мрачным удовлетворением. — Стой.

— Чего тебе? — Василий шагнул в сторону и смотрел в одну точку перед собой. Но не уходил. Ждал.

— Прости, что не верил, — затараторил Максим, — про Бэллу. Она приходила. Ко мне. Ночью. В окошко постучала. Я сначала подумал, глюк. Но нет, она точно настоящая была. А этого же никак не может быть, она же умерла…

— Почем знаешь? — спросил Василий. Теперь он в упор смотрел в бегающие глаза перепуганного парня. — Тела Бэллы так и не нашли.

— Да так… Это похоже на правду, разве нет? Куда б она еще делась? И потом, она такая красивая была! Там, у меня под окном. Но запах от нее… Как от трупа. Я знаю, как трупы пахнут, у нас бабушка неделю мертвая пролежала, пока мы с отцом дверь в ее квартиру не выбили. Это давно было, в Барнауле еще…

— И что Бэлла? Что-то сказала?

— Сказала… Да то же, что и тебе. Что будет девчонок на тот свет сманивать, если я их буду обманывать. Но разве это справедливо, а, дядь Вась?

— Ты у кого справедливости собрался искать? — похмельный Василий старался не раздражаться, делая скидку на то, что говорит с совсем молодым парнем, вчерашним ребенком. — Жалобу еще на нее напиши. В какой-нибудь ведьминский профсоюз.

— Белка — ведьма? — у Максима округлились глаза — ну точь-в-точь ребенок, которому поведали о существовании бабайки!

— Ведьма не ведьма, а лучше ее послушать. Сам видишь, что с Аней произошло. И с Татьяной.

Василию очень хотелось добавить: «И все это из-за тебя!», но он промолчал. Решил, что не стоит настраивать против себя парня, который вот-вот одумается.

— Я так решил, — Максим заговорил почти спокойно и на мгновение стал похож на себя прежнего. — В школе доучусь, тут осталось-то. А потом уеду. Да хоть обратно в Барнаул. Все равно сельская жизнь — не для меня.

— И правильно, — закивал Василий.

— А пока, — Макс словно не слышал своего собеседника, — пока никаких девушек. Пусть хоть сами на меня вешаются! Не поддамся.

— Правильное решение, — снова поддакнул Василий.

Агартовский блюститель закона испытал облегчение от того, что Максим сам придумал вполне разумный выход. Он уже попрощался с раскаявшимся парнем и пошел в направлении магазина, когда Макс сказал ему в спину:

— Не могу больше в себе это носить. Я тебя обманул, дядь Вась. Точнее, не сказал всей правды. Ну, насчет Тани. Я и правда сам ее бросил, и сам же за ней бегал. И все равно понимал — даже тогда понимал — что Танюшку не люблю. Уязвленное самолюбие играло, вот и все.

— Из-за твоего самолюбия, — медленно произнес Василий, — три человека умерло.

— Я знаю. Мне очень жаль. Но я их никак не верну, правильно? А решение я принял. Чтобы никто не пострадал.

… Пока я слушала историю про семью Морозовых, время словно текло медленнее. Я ловила каждое слово, предчувствуя, что вот-вот мрачный хозяин мрачного дома скажет нечто такое, что раскроет мою связь с Бэллой и чередой несчастий, происходивших из-за нее в Агарте.

Но Василий ничего похожего не сказал. Только пересказывал дела давно минувших дней, к которым я вряд ли могла иметь хоть какое-то отношение.

Не стараясь выглядеть вежливой, я демонстративно поднесла руку, на которой носила часы, к глазам. Василий уловил мое движение и усмехнулся.

— Можешь хоть сейчас идти. Только не факт, что она тебя отпустит…

— Кто — она? — ситуация начала меня нервировать так, что я совсем перестала опасаться бывшего полицейского. Вместо страха меня накрывала волна раздражения из-за потери времени.

— Как кто? Баба белая, ну Бэлла наша…

С меня хватит, решила я, вытирая липкие от печенья руки прямо о свои легинсы. Салфеток хозяин не предложил, а сама я попросить постеснялась.

Но грязные руки вместе с такой же одеждой меня не расстраивали. Расстраивало то, что время близилось к вечеру, а я все еще находилась в деревне, из которой, как подсказывали смутные внутренние ощущения, мне лучше бы поскорее выбраться.

— Благодарю вас, — я легко поднялась с места, удивляясь тому, как меня мог испугать какой-то пьющий сельский старичок.

Когда Василий рассказал свою историю, я посмотрела на него совсем другими глазами. Не был он грозным хранителем агартовских тайн. А был обычным уставшим человеком. Да, наверное, в его родном селе и впрямь творилось что-то странное. А со мной он этим странным поделился просто потому, что я вовремя — для него вовремя, не для меня — подвернулась скучающему пенсионеру под руку.

Я свободно пошла к двери, и никто меня не удерживал.

— Она сама сказала, что тебя не отпустит, — сообщил Василий таким ровным тоном, словно предупреждал меня о том, что погода на улице испортилась. — Она ж и Макса не отпустила, раз десять он из Агарта уезжал. Да бесполезно, Белая назад волокла…

Не желая больше ничего слушать, я выскочила на улицу. В лицо ударил порыв ветра, на щеку откуда-то сверху шлепнулась крупная водяная капля. Я подняла глаза к небу и поняла, что добираться до своей базы мне придется под дождем. Но перспектива намокнуть казалась более привлекательной, чем возвращение в дом Василия со смиренной просьбой о приюте на время непогоды.

Я побежала в сторону окраины села — оранжевая крыша служила мне отличным ориентиром. Загремел гром, и в какой-то момент в его раскатах мне послышалось какое-то знакомое рычание, как будто неподалеку ехал легкий транспорт типа мотоцикла.

Решив, что мне только чудится этот звук, я продолжила бежать прямо по центру агартовской дороги.

И даже не успела испугаться, когда в спину меня толкнуло что-то настолько тяжелое, что я улетела на обочину, угодив прямо в грязную лужу.

Не понимая, что со мной приключилось, я осматривала свои грязные руки и переживала о том, что испачкалась, а не о том, что вообще-то могла серьезно травмироваться.

Справа от меня что-то рыкнуло, и я повернула голову в сторону шума.

Из-за пелены дождя ко мне шагнула высокая фигура.