Белая рубашка

Глава 1

Если бы не приближающийся хруст, в лесу царила бы идиллия. Ну, знаете, когда утреннее солнце, ещё не жаркое, освещает полянку, птички щебечут в ветвях и скачут по своим птичьим делам без страха, над полянкой вьется всякая мелочь, вроде бабочек, жуки летят деловито, и под листьями что-то ползает, примериваясь уже попробовать на вкус вашу неподвижную ногу. Хруст постепенно приближается, но живность ещё чувствует себя в безопасности. И тут раздается вопль, а за ним взрыв ругательств, и птицы разлетаются, как осколки снаряда, бранясь по-своему, и даже бабочки улепетывают, загребая крылышками со всех сил, и то, что ползало под листьями, драпает, вихляя чешуйчатой задницей, от греха подальше. А на поляну вываливается, конечно же, загорелый и потный белый мужчина, держась за ногу и вопя, как десять шакалов разом.

— И чего б я так орал, — бросил Билл, тоже выбираясь на поляну и отдуваясь. Билл был мужик крупный и плотный, и даже после жёлтой лихорадки примерился набирать вес обратно.

— Змея! Змея укусила!! — голосил Ларри, задирая штанину и остервенело сдирая ботинок.

— Змей бояться — в лес не ходить, — изрёк Билл философски.

— Ещё бы! Не тебя укусили! — теперь Ларри показывал всем пострадавшую ногу.

— Да это дырка от сучка! — Крис выбрался из зарослей и нагнулся рассмотреть рану страдальца. Оглянулся на проводника-мексиканца, который стоял в сторонке. Тот подошёл, посмотрел и покивал, ухмыляясь.

— Подбери сопли, дубина! И полей виски, живо, — велел Билл. — Здесь любая дырка загнить может.

Сняв с пояса флягу, Ларри отпил хороший глоток и нехотя покапал виски на ранку. Билл взял его руку и плеснул гораздо щедрее.

— Не жадничай, олух. Жадность дорого обходится.

— Особенно здесь — дополнил Крис, ухмыляясь.

— И зачем я только с вами пошел? – спросил Ларри в пространство.

— А тебя никто не заставляет, — сказал Билл. – Хочешь домой – иди домой. Будешь сидеть в гарнизоне и надираться виски. А после войны вернешься к себе в Кентукки таким же нищебродом, как был.

— Только обратно сам топай, — дополнил Крис.

Хмурый Ларри перевязал ранку чистой тряпочкой, ещё смочил тряпку виски и поднялся. Проводник тем временем показывал вперёд и объяснял по-испански, что вот примерно оттуда начинается заросшая дорога, и идти станет заметно легче.

— Так скоро на месте будем, — воодушевился Крис. — Если наш укушенный сучком не загнется.

— Ага, скоро доберемся, — сказал Билл.

— Ты вроде упоминал заброшенную дорогу?

— Ага. Здесь шла дорога, которой пользовались индейцы и испанцы. Ее забросили много лет назад, как и все здешние места. Мол, дорога выведет уже куда надо, главное, ее найти. Проводник говорит, тут тоже был поселок, а эта прогалина — просто главная площадь.

Дорога обнаружилась совсем рядом, хотя, если бы они не искали специально, нипочем бы не заметили. Когда-то она была хорошо утоптана и, наверное, даже вымощена камнем. Теперь от нее осталась узкая тропинка, только и приметная тем, что шла удивительно прямо среди сухих кустов и колючек. Там и сям корни кустов и деревьев обхватывали вывороченные из дороги камни. То и дело корни выползали на тропу, извиваясь по-змеиному, и Ларри с опаской тыкал в них палкой, не змея ли в самом деле. Но идти стало заметно легче. Не нужно было прорубать себе путь постоянно, борясь за каждый шаг. То ли здесь ещё кто-то жил, то ли зверьё облюбовало эту тропу, но по ней удавалось пробираться довольно быстро для этих мест, и даже за мачете они хватались лишь время от времени. Повезло им, думал Билл. Если так пойдет, они скоро на месте будут. И даже Ларри им пригодится, хоть он и дурак.

Понятное дело, что тащились они сюда не просто так, и надежда у них была на хороший куш, вот только надежда довольно призрачная. И все же призрачной надежды хватило на то, чтобы найти себе двух спутников и скинуться с ними на проводника, которому и вовсе ничего не объясняли — веди, мол, туда и туда по рассказанному.

Хотя проводник наверняка сообразил, что трое гринго упорно тащатся в сельву неспроста. И чего доброго, придется с этим однажды что-то делать. Но об этом он подумает потом, когда доберутся.

Вечернее солнце уже спряталось за кроны, а лес наливался тенью, когда Билл остановился среди низеньких, полностью заросших и густо оплетенных лианами холмиков и курганов и заявил, что они пришли, и здесь будет ночевка.

— Это и есть твой индейский город? – спросил Крис.

— Да тут не разобрать, – фыркнул Билл. — Небось, у дикарей все, что больше десятка домов, уже город… Не отвлекайтесь, надо воду найти. Здесь должна быть какая-то вода.

Воду они нашли. Источник, правда, на лето полностью пересох, и только обкатанные камни и особо густые и колючие заросли указывали на то, что ручей тут временами появляется. Но потом проводник обнаружил колодец, и в нем вода была – застойная и мутная, зато ее оказалось достаточно, чтобы заполнить бурдюки и сварить кофе. А сделать кофе хуже гарнизонного и так было невозможно.

— Рассказывай, что мы должны искать, раз дошли, – благодушно предложил Крис, держа в руке кружку ароматного напитка.

— Мы ищем некий древний храм здешних язычников, — объяснил Билл. — Я без понятия, как он должен выглядеть, но у него на каменных плитах выбиты украшения в форме извивающихся змей. Вот их и ищем.

— Твой парень из лазарета его нашел?

— Нет, только городские руины. Он тут лазал, но неудачно, пришлось возвращаться. Хотел пойти снова, уже с инструментами, но схватил желтую лихорадку — и все.

— Повезло, что он успел с тобой поделиться…

— Мне вообще везет, — сказал Билл.

Он не стал уточнять, что его собеседник проболтался в горячечном бреду, и чтобы во всем разобраться, пришлось влезть в его вещи и забрать оттуда одно письмо, хранившее все нужные подробности. Ну как, подробности… Скорее, легенду – о том, как испанские конкистадоры захватили индейский город и храм в нем, собрали сокровища, чтобы вывезти их на родину – и не смогли, поскольку напали расхрабрившиеся индейцы. Испанцы отбились, но все лошади оказались убиты; не в силах перевезти добычу, они спрятали ее в святилище и пообещали за ней вернуться. Но не вернулись. Не вернулись за сокровищем и потомки невезучих конкистадоров, а тем временем, местность обезлюдела, руины городов заросли сельвой, древние индейские дороги разрушились и стали непроходимыми, а о том, был ли там храм, и вовсе забыли… Словом, только теперь, когда американская армия, сокрушив сопротивление мексиканцев, ушла вперед, к столице, оставив в тылу раненых и больных, настал момент, когда кто-то сопоставил источники и понял, что искать надо здесь.

Письмо по-прежнему лежало у Билла в сапоге между слоями кожи, но указания, что следует искать, Билл заучил на память и мог воспроизвести и на английском, и на испанском.

— Немного шансов его найти с таким-то описанием, — с сомнением заявил Крис. – Можем тоже вернуться с пустыми руками, как тот бедолага.

— Мы его найдем, — убежденно ответил Билл.

— С чего бы ты так уверен?

— Найдем и унесем добычу, — повторил Билл. – Мне чутье говорит.

— Ха!..

— А если сомневаешься, то вспоминай, кто предупредил вас о нападении герильерос в мае.

Крис промолчал.

Два дня они искали среди колючих холмов нужную постройку. За почти четыреста лет все нещадно заросло, и найти здесь один единственный храм, а тем более, расчистить на нем какие-либо приметы, оказалось тяжело. Два дня ползаний вверх и вниз по корням и колючкам, под которыми скрываются расшатанные камни, в поисках примет. Вечером второго дня, перед самыми сумерками, Ларри отыскал сперва одного каменного змея, а затем и второго, уже почти в темноте. И Билл сказал, им ещё крупно повезло, что искали всего два дня, а не две недели.

Ночью они спали плохо, ворочались, а Крис азартно чмокал губами во сне — не то девочки снились, не то предвкушал дорогую выпивку.

Проснулись с первыми лучами солнца.

— Храм подземный, — сказал Билл. – Вход закрыт каменной плитой.

— Ты раньше не говорил.

— Пока не нашли, было незачем.

И с первыми лучами солнца все трое отправились искать заветный ход. Час за часом они обкапывали и чистили стену храма язычников, едва останавливаясь, чтобы выпить глоток воды, и птицы нагло свистели у них над головами, потому что никто не отвлекался на то, чтобы даже в них камнем запустить. Рубили корни и ветки, отдирали вросшие в щели колючие лианы. Каждую расчищенную плиту пробовали на прочность и расшатывали.

И кто бы удивился, что нужная плита нашлась совсем под землёй, почти случайно, только потому, что ее верхний край при расчистке чуть сместился под лопатой Криса, а тот это заметил. Не упустил.

Втроём они накинулись на плиту, как шакалы на дохлую овцу. Раскопали ее быстрее, чем сгорела бы сигара. И с руганью и богохульствами сковырнули плиту с места лопатами и киркой, едва справившись втроём.

— О чем ты ещё забыл рассказать, а? — поинтересовался Крис, глядя в дыру, ведущую под пирамиду. Из дыры пахло затхлостью и сыростью, стены хода казались немного липкими.

— Я все сказал.

Ларри пнул камень.

— Ну что, мекс в одиночку точно не скинет такую плиту нам на голову.

— Все уже, небось, понял, догадливый... — процедил Крис.

— С этим потом разберемся, — Билл нахлобучил шляпу покрепче, чтобы какая змеюка ему за шиворот не упала, и полез в мешок за масляной лампой. Сам ее бережно укладывал, заткнув и завернув в тряпки, чтобы ничего не вытекло. И теперь распутал ее и зажёг, первым отправившись в дыру. Ожидая при этом всего сразу: ядовитых змей, скелетов туземцев либо испанцев, а то и призраков, чем черт не шутит. Или бесконечного лабиринта ходов внутри индейской пирамиды.

Но обошлось без скелетов и призраков. Даже лабиринта не было, всего-то три поворота и один спуск — чуть ли не в самой середке пирамиды, прикинул про себя Билл, пока пробирался туда, согнувшись. Ходы были узкими, тесными, и как бы не задом наперед пришлось выбираться.

Они просто стояли в конце пути. Три сундучка, скреплённых железом, а вокруг них обвивался каменный индейский змей с перьями на башке. То есть, он был высечен в полу небольшой комнаты, но в первый момент Биллу в неверном свете показалось — приполз и улёгся. И ещё одна пернатая змея раззявила пасть из стены, и в дрожащем свете лампы ее голова словно покачивалась плавно туда и сюда.

Небось языческое святилище. Небось краснокожие пугались и падали на колени. Билл с чувством выругался и дал войти Крису, пихавшему его в спину.

— Да каленую кочергу в жопу тем, кто так строит! — проскрипел Крис, разгибаясь с трудом. — Ого! Да если там монеты, мы и втроём не утащим!

— Значит, — сказал Билл, разводя руками, насколько позволяла комнатушка, — оставим заначку до следующего раза.

И хряснул лопатой по замку ближайшего сундука. Крис присоединился.

Именно монет тут не было. Сундук набили украшениями — всякими завитушками, браслетами, странными штуками, которые, должно быть, куда-то вставлялись. Но это было золото, настоящее золото, и даже если считать его ценность только по весу, вес уже получался приличный. Билл запустил руку в безделушки до самого дна, зачерпнул рукой побольше, поднял и высыпал обратно, наслаждаясь их блеском и тяжестью.

В пальцах все же осталось что-то размером с монету. Круглая блестяшка с тонким узором с двух сторон. Голова непонятного зверя с одной стороны, человечий череп с другой. Монета легла в руку как родная, как прилипла. Отпускать ее не хотелось, слишком дивно она блестела. Билл прижал ее пальцем к середине ладони, потом сделал вид, что чешет задницу, и сунул монету в карман. Крис уже сбивал замок с соседнего сундука и ничего не заметил. Он даже Ларри, с трудом лезущего в комнатку, не заметил.

Зато Ларри заметил сперва змея на стене и икнул. Кажется, он едва не бросился назад. Потом увидел золото и тут же позабыл про бесовские морды.

— Пресвятые сиськи!!! Матерь божью через забор! — заорал он шепотом. — Мы богаты!

— Будем, когда доберёмся куда надо, — Билл ткнул его в бок. — Не жадничайте, парни. Золото стоит девятнадцать баксов за унцию, а здесь десятки фунтов! Мы всяко богаты!

— Восемнадцать долларов девяносто три цента, — вдруг поправил его Ларри и завороженно потрогал безделушки.

— Помните о лишнем весе, — Крис уже смотрел в другой сундук. Там лежали вещи потяжелее: мятая золотая утварь, кувшины да чашки, и несколько крупных обломков, похожих на руки и ноги. Посреди всего этого лежала носатая золотая башка, ее выпученные глаза блестели даже в тусклом свете лампы. Разбитый идол!

— Башку не берём, — деловито сказал Билл. — В этот раз.

— Разве все не утащим? — удивился Ларри.

— Тупица! – фыркнул Крис. — Берём по уму, не то подохнем с этими мешками прямо в колючках на полдороге!

И он начал закидывать в свой мешок сплющенные жёлтые кувшины. Ларри с трясущимися руками присоединился к нему, а Биллу осталось пересыпать мелкие цацки. Странных монет больше не попадалось, и рука уже так не тянулась прятать добычу от партнёров. Занятно.

В третьем сундуке нашлись такие же крупные и неудобные обломки полых золотых статуй. Нести и прятать это было бы слишком трудно.

С неохотой оставив разбитого идола во втором сундуке и кое-как его заперев, партнеры разделили остальное на три мешка примерно равного веса, пересыпав посуду украшениями.

— Перепрятать! — шипел Ларри, тягая свой мешок по узкому коридору. — Надо перепрятать! И башку надо брать, башку! Какие вы кретины!

— Дубина, лучше здешнего нигде не перепрячешь! — пыхтел Билл.

— Найдут же, обязательно найдут...

— Засыпем землёй, а сверху палой листвой, и сойдет, — ворчал Крис. Им было чудовищно жаль оставлять часть добычи, но спина не железная, а золото штука тяжёлая. Ларри, дай ему волю, наверняка попытался бы упереть больше разумного...

Жаль, что нет лошадей или хотя бы мула. Но увести животное из гарнизона не вышло.

Жаль, проводник узнал про заброшенный город. Конечно, Билл приказал ему оставаться в лагере в эти дни, но черт его знает, вдруг он наблюдал! Как бы это проверить?

Или... А надо вообще проверять?

На полпути к лагерю Крис сбросил мешок, разогнулся.

— Решить надо, — сказал он буднично.

— Чего решить? — не понял Ларри.

— С проводником, дурень.

Биллу очень захотелось потянуть время. Отложить. Вообще все, а особенно этот разговор.

— Проводник нужен! — вскинулся Ларри. — Не желаю блуждать по здешним кустам наугад!

— Я дорогу помню.

— И я помню... — сказал Билл нехотя.

— Один за, один против. Решай давай, старший.

Было очень жарко. Жук с гулом пронесся между ними, словно отсекая Билла от остальных. Ещё один врезался Биллу в шляпу и завозился на ней.

— Делай как знаешь, — Билл стряхнул жука и придавил его сапогом.

Трое с мешками вернулись в лагерь у источника, когда дневная жара была в самом разгаре. Котелок с бобами и солониной испускал завлекательный пар, от второго котелка, что стоял на углях, вкусно пахло кофе, и Билл вспомнил, что они даже не завтракали. Так, перехватили по куску лепешки.

Старательный проводник клевал носом в стороне от костра. Когда они вышли из кустов, вскинул голову и посмотрел с невозмутимым видом.

— Синьорам стоит пообедать, — сказал он.

— Завтра утром идем обратно, — буркнул Билл в ответ.

— Никаких проблем, синьоры.

Проводник продолжал смотреть прямо на Билла, и это раздражало.

— Да? – спросил Билл.

— Синьор Билл, у меня есть вопрос. Про наш уговор. Мы договорились, что оплата по частям…

— Я помню, — перебил Билл.

— Но не будете ли вы так любезны заплатить мне половину обещанного сейчас?

"Вот наглая рожа", — подумал Билл. Теперь ему казалось, что мекс так и пялится на их мешки.

— С чего вдруг сейчас?

— Для общего душевного спокойствия, синьоры, — неопределенно покрутил тот рукой.

— А что тебя беспокоит, а?

— Ничего, — сказал проводник поспешно.

— Никак, торопишься куда-то?!

— У нас был уговор, сеньор сержант, — непреклонно сказал проводник

— Чего он прицепился? — встрял Крис.

— Захотел половину вознаграждения немедленно, — сказал Билл и добавил по-испански: — Сейчас пообедаем и все решим.

Махнул рукой, достал трубку. Прочистил ее, принялся набивать. Ларри уже лез ложкой в котелок и чавкал. Крис сел, заслоняя собой мешки. Проводник успокоился, надвинул на нос шляпу, явно решив вернуться к вопросу награды позже.

Выхватив револьвер, Крис выстрелил.

Ларри веером выплюнул бобы и вскочил, а проводник, получив пулю в сердце, опрокинулся навзничь. Шляпа его отлетела на несколько шагов.

— Дорогу обратную не забыл, снайпер чертов? — Билл сплюнул. Слюна угодила на залатанный сапог проводника.

— Найду, не трусь.

— Убери его от жратвы, — потребовал Ларри. Хмыкнув, Крис снял с проводника пояс с ножом и поволок его в сторону. Чуть поодаль запихал его в колючки и вернулся к кострищу. Ларри уже снова наворачивал бобы, словно неделю голодал.

Билл достал свою мятую жестяную кружку, зачерпнул кофе. Подумал, что еды на каждого больше останется. И тоже потянулся ложкой к бобам.

...К вечеру они вышли на уже знакомую полянку. Заброшенная дорога здесь уходила в сторону, дальше путь лежал вдоль ручья, и хотя они прошли его однажды, необходимость снова брать в руки мачете почти пугала. Туда-то они шли налегке, а теперь каждый тащил по мешку, вес которого уже казался невыносимым.

— Отдыхаем, парни, — сказал Билл.

Ларри почти уронил мешок на землю там, где стоял. Что-то жалобно звякнуло.

— Смотри не надорвись, — усмехнулся Крис. Свой мешок он аккуратно положил под дерево и оперся на него. — Не хочешь с партнёрами тяжести разделить?

— Нет! — яростно воскликнул Ларри. — Ничего не отдам!

— Все равно потом поровну делим.

Ларри сверкнул глазами и промолчал.

— Лишнего взяли, — сказал Билл, выпив воды и утерев пот. — Лучше бы поменьше и вернуться потом.

— Лучше бы лошадь добыл, — буркнул Крис.

— Гарнизонных лошадей сторожат лучше оружейного склада, — отрезал Билл.

— У местных спросил бы. Хоть осла.

— У мексов ничего нет. Нищие, как мыши.

Билл замолчал на минуту.

— Впрочем, есть идея.

— Какая?

— Потом скажу. Если повезет, будет у нас там лошадь и даже с телегой.

— Если повезет?

— Если договорюсь. Но договариваться я пойду один. Меня знают, а вас нет.

— Развел сложности, — проворчал Ларри. — Дойти до нашей деревни и там спрятать.

— Ты все-таки дурак, — вздохнул Крис. — Протопаешь по улице с мешком — и как быстро явится комендант, спрашивать, где ты был и что приволок?

— Хорош ссориться, — раздраженно заявил Билл. — Еще полтора дня идти.

...Лошадь была низенькой и нескладной, но подчинялась без лишних понуканий, а шла хоть и неспешно, но без остановки. Такие неказистые лошадки привычны к тяжелым грузам и лучше переносят долгие путешествия, чем породистые скакуны. Телегу Билл тоже внимательно осмотрел и остался скорее доволен.

Все получится.

Он нашел компаньонов там же, где оставил, за деревьями недалеко от дороги. Компаньоны курили и скучали, даже крисова колода карт их уже не привлекала.

— Рад, что вы на месте, а груз цел, — сказал Билл.

— Куда бы мы пропали, — сплюнул Крис. – Кстати, Ларри, кажется, интересовался весом твоего мешка, пока я ходил в кусты.

— У меня есть лошадь и телега, — заявил Билл, пропустив мимо ушей слова Криса. – Грузим мешки и отправляемся. Лошадь обошлась мне в десять долларов, так что с каждого по три с половиной.

— Чего так дорого? – вскинулся Ларри.

— Не понял, — сказал Крис. – Взять лошадь с телегой вывезти добычу – за это даже доллар многовато.

— Я ее купил, — сказал Билл.

— Твою мать! – разозлился Крис. – А партнёров сперва спросить?! Покупать лошадь, чтобы вывезти три чертовых мешка в порт, что за дерьмо!

— Да мне наплевать, что вы думаете, — ответил Билл. – С вас по три доллара пятьдесят центов, можете отдать цацками. И мы не едем в порт. Мы едем прямо в Техас.

На мгновение наступила тишина. Вокруг беспечно пела и жужжала сельва. Стучал молот кузнеца вдали в деревне.

— Это же тысяча миль… — произнес Ларри.

— Семьсот.

— Да ты охренел! – завопил Крис. – Три недели пути на телеге с мешками золота?!

— Нас же убьют по дороге…

— Билл, ты крышей двинулся? Ты скажи, мы тебе поможем в чувство прийти…

— А ну заткнитесь оба! – потеряв терпение, рявкнул Билл. – Башкой думайте, кретины, а не задницей! Какой, к дьяволовой матери, порт? Вы всему гарнизону хотите показать, что у вас золотишко завелось? А может, вы еще армейского интенданта перевезти попросите? Так чтоб мне лопнуть, если в Корпус Кристи вы найдете хоть одну свою побрякушку! Вернут мешок ржавых гвоздей и скажут: так и было!

— Что за жопа, — унылым голосом протянул Ларри.

— Я думал, у тебя разумный план, — сказал Крис. – А ты просто гребаный авантюрист.

— Есть план лучше – так рассказывай, — потребовал Билл. – Мне очень интересно.

— Блядь, — сказал Крис.

— Тогда поднимайте задницы и марш грузить, — приказал Билл. – И проложите все сеном, чтобы не звякало.

Уложить все так, чтобы содержимое себя не выдавало, оказалось непросто. Ради этого Биллу пришлось даже пожертвовать своей форменной рубашкой и переодеться в белую, как у местных, из простой и тонкой ткани.

— Вы тоже прибарахлитесь, — сказал Билл напарникам. – Нечего в Мексике издалека сиять американской формой.

Когда все, наконец, было уложено и плотно прикрыто сеном, Ларри заявил:

— А там еще много осталось. Башку обязательно нужно забрать и увезти.

«Жадная скотина», — подумал Билл, обернувшись к Ларри одновременно с Крисом.

— Это четыре дня дороги, — сказал Билл. – У нас нет столько времени. Еда закончится.

— Три, если поторопиться, — упрямился Ларри. – А куш станет вдвое больше. Может, даже все увезем.

— Все не увезем, — процедил Крис, глядя на лошадь и явно оценивая ее силы. Лошадь согласно фыркнула. – Но идея неплоха.

— Тогда один должен остаться караулить, — сказал Билл.

В голове Билла возникла и словно бы наполнила ее целиком мысль, что забрать остальное из руин и в самом деле неплохо, но пусть тогда напарники идут сами, а он, Билл, останется тут с лошадью, телегой и тремя мешками золота. А если они там в сельве пропадут без следа, не больно-то жаль, сами захотели.

Билл посмотрел на партнеров и решительно сказал, прогоняя незнакомую мысль:

— Нет, парни, никто сейчас здесь не остается. У нас уже есть неплохой куш, берем его и едем. А через пару месяцев мы вернемся сюда с лошадьми и заберем все, что там еще осталось.

«Мы не вернемся», — забилась в голове мысль и пропала.

...Ларри в дороге спал все хуже. Не то чтобы остальные наслаждались безмятежными ночами! Наоборот, Билл ворочался и спал вполглаза, и Крис, подозревал он, тоже дремал чутко. Но только Ларри бормотал что-то во сне, и только Ларри постоянно вскакивал и ходил пощупать мешки, чтобы убедиться в их сохранности.

Дорога была скучной, пыльной и пустынной. И чем дальше, тем более пустынной — как будто центр цивилизации был в их гарнизоне, а в этих краях не было ни государства, ни герильерос, да и вообще почти никого. Как в западном Техасе до раздачи земель.

Немногочисленных деревень они избегали, останавливаясь только чтобы купить еды, табака и напоить лошадь.

В пути они обросли бородами, загорели и запылились. А раздобыв себе сомбреро в одной деревне, партнёры вовсе сделались похожими на местных, и только вблизи можно было разглядеть в них белых американцев.

Тем лучше, приговаривал Билл. В пути не придерутся. А от того, чтобы наскочить на герильерос, их пока хранила удача и путь в стороне от боевых действий.

Они почти не разговаривали в дороге. Ларри бормотал что-то себе под нос, и, если прислушаться, можно было разобрать, что он бухтит про деньги и цены на дома, лошадей, выпивку. Крис казался невозмутимым, но непрерывно курил, даже покупал в деревнях самый дешёвый табак, чтобы выгадать побольше. Билл и сам курил больше прежнего, стараясь не думать о том, что лежит под сеном, и не тянуть руки пощупать свое добро.

На ночлег они всегда вставали в стороне от жилья и от дороги, разводили костер, молча варили кашу с солониной. Единственный раз за день заговаривали друг с другом, определяя, в каком порядке дежурить ночью. И ложились, стараясь кое-как заснуть. Наутро Крис обычно варил целый котелок кофе, и Ларри выпивал свою долю первым, торопливо и жадно, а потом дёргался, хмыкал и бежал щупать мешки под настороженными взглядами партнёров.

И это все больше раздражало. Особенно когда Ларри полез проверять мешок прямо во время остановки в деревне – и невесть как Билл и Крис успели его схватить и удержались от того, чтобы набить ему физиономию прямо на месте.

Чем дальше они ехали, тем больше Билл жалел, что связался с этим дерганым Ларри. Вот же я болван, думал он то и дело, можно было ещё в армейском лагере понять, что из этого суетливого толку не выйдет, будет сплошной балласт. Нет, решил, что три револьвера и три мешка лучше двух. Подстраховался, хмыкал Билл. Сам же знал, что жадность дело плохое. Теперь приходится терпеть.

Терпение лопнуло тихо и обыденно. Вот утром они проснулись как обычно, и Ларри побежал щупать свой мешок, словно он мог похудеть за ночь. Словно он всерьез уверился, что весь мешок его, раз он упер самый тяжёлый.

Вот Крис, дежуривший последним, снова делает кофе, зевает, взвешивает в руке бумажный свёрток с остатками порошка, убирает в мешок с едой. Ларри торопливо наливает свою кружку до краев, так, что выплескивается на землю, а после шумно пьет его, хлюпая, обжигаясь и ругаясь. И начинает ворчать. Жалуется, как болит спина, перемежая нытье мечтами о том, что он купит в Техасе и куда позволит себе пойти. Словно уговаривая сам себя, твердит, что теперь можно и жену выбрать не абы какую, и вообще, поехать на восток, где женщин много, и они сами на шею вешаются к богатым мужикам.

И про то, сколько дорогих борделей есть в Сан-Антонио.

Обычно он замолкал, когда партнёры отправлялись, Билл занимал место на козлах, и телега, скрипя и потрескивая, трогалась с места. Можно было выдохнуть, закурить и думать лишь о том, как одолеть этот день пути, проехать городок-другой и сколько можно потратить на табак из того, что осталось в карманах.

Но сегодня Ларри не умолк. Он свесил ноги с левого бока телеги и продолжал бурчать себе под нос о том, как он хорошо будет жить и что купить на свой, именно свой, мешок золота. И даже снова запустил руку под сено, пощупать свою ненаглядную долю. Ларри уже не первый день повторялся, как музыкальная шкатулка в доме у богатея, которая тренькает одну и ту же мелодию часами, только заводи. От него разило потом. Нет, от них от всех пахло вовсе не розами после дороги по джунглям и недели с лишним езды по пыльной дороге и ночёвок в лесу, но от Ларри в последнее время воняло удивительно сильно.

И тут Билл сказал себе, наконец, в чем их теперешняя большая проблема. В том, что Ларри — грёбаный жадный трус. Он уже мысленно присвоил себе большую долю добычи, он готов за нее грызться, и в то же время отчаянно боится. А значит, едва придет время делить добычу, он укусит первым, как напуганная, но зубастая собака.

Ларри — это бочка с порохом, фитиль у нее уже тлеет, и не разберёшь, когда она рванет.

Нет, не так. Эта бочка рванет в самый неподходящий миг. Например, когда им зададут лишний вопрос. Или когда им встретятся какие-нибудь люди с оружием и начнут расспрашивать. Людям с оружием надо будет отвечать весело и без страха даже под дулами револьверов и дробовиков, а Ларри не вытянет.

Он заорёт, схватится за оружие и угробит всех к дьяволам.

Билл пощупал индейскую монету в кармане.

И ему подумалось, что не нужно ждать, когда придет беда. Тогда будет поздно, надо спасаться сейчас.

— Хватит болтать, — не выдержал позади Крис.

— А чего я такого сказал! — возмутился Ларри немедленно.

— Чушь всякую несёшь.

— А ты молчишь как сыч, ну и молчи дальше!

— Потише там, — проворчал Билл сквозь сигару. Они подъезжали к очередной деревне, и ругаться при мексах не следовало тем более.

Ларри заткнулся, но, коротко обернувшись, Билл понял, что тот сделал это с трудом. И в деревне, пока они набирали воды из колодца и покупали немного кукурузы для лошади, Ларри двигал челюстью, ходил туда-сюда и словно бы заставлял себя молчать.

Билл не очень понял, как это произошло, но вот они выехали из деревни, он обернулся поглядеть на Ларри, сутулившегося и болтавшего ногами, — и мысленно увидел его отдельно от себя и Криса.

Лишним.

Исключительно ради их безопасности.

И дальше они ехали до середины дня, сделали привал на жаре, курили, перекусывали кукурузными лепешками, лениво обменялись несколькими словами — и Ларри уже был отдельно. Совсем. Со своей болтовней и своим страхом.

И Билл с какой-то особой зоркостью отмечал, что Ларри не может усидеть спокойно, что он все время озирается, пялится на них с уже нескрываемым страхом, что он нелепо шевелит челюстью, даже когда не жует табак, словно хочет что-то сказать и сдерживается, что он постоянно дёргает ногой. И это бесило его все больше. Каждый дергающий жест, каждое нелепое шевеление, каждое слово некстати. Они были здесь, а Ларри уже где-то там, и нужно только сделать один шаг, чтобы Ларри действительно остался там и не сорвался и не погубил всех разом.

Когда спала жара, они остановились снова — перевести дух и напоить лошадь из придорожного колодца, чтобы потом под луной проехать ещё немного до того, как остановиться на ночлег. Вокруг не было ни души, только в кустах орали сверчки.

Ларри снова полез щупать мешки. Крис сплюнул и отошёл курить в тень ближайшего чахлого дерева, оставляя Билла возиться с лошадью, как он нередко делал. Это тоже раздражало, но почему-то не так сильно.

Билл, не распрягая, подвёл лошадь с телегой к колодцу, достал воды, поставил ведро на землю. Достал револьвер и деловито выстрелил Ларри в голову.

Тот мешком свалился с телеги в пыль.

— Надо же, — сказал слева Крис, — а я думал, ты так и не решишься. И придется мне опять все делать самому.

Обернувшись, Билл увидел первым делом револьвер Криса, направленный ему в живот. А потом уже ухмыляющегося Криса целиком, усталого, потного и довольного.

— Не первый день воюю, — ответил Билл, лихорадочно соображая, что делать.

— Действительно, — сказал Крис. — А теперь аккуратно положи свою пушку на землю. Потому что, извини, следующим я быть не хочу.

И сплюнул.

— Так, спокойно, — Билл всей ладонью чувствовал твердую рукоять револьвера, и тот тоже смотрел напарнику в живот. — Ларри был трусом, и ты это знаешь. Слабым звеном. Он выдал бы нас, случись что. А теперь все, слабого звена больше нет. Остались два удачливых джентльмена. А два удачливых и храбрых джентльмена всегда могут договориться.

— Положим, насчёт слабого звена ты прав, — сказал Крис лениво. — Туда паршивцу и дорога. Но насчёт договориться...

— Нам сотни миль по треклятой Мексике ехать. Я говорю по-испански, а ты? Так, слова связываешь, объясняешься насчет табака и переночевать. Ты не отболтаешься без меня от мексов с оружием. Тебе даже дорогу будет трудно узнать. Особенно здесь, в глуши.

Крис молчал.

— Ты знаешь, что я прав, — напористо продолжал Билл. — Мы нужны друг другу, партнёр. С кем будешь меняться по ночам, чтобы караулить? С кем отстреливаться от мексов, если они вдруг захотят пошарить в телеге у гринго? И кто будет объясняться с нашими, как не я? Я сержант, а тебя могут и за дезертира принять! Не дури, партнёр. С нами двумя все будет в порядке, а один ты не справишься...

Крис хмыкнул. Он сомневался. Револьвер в его руке не то чтобы дрогнул, но опустился немного.

Билл выстрелил.

И отпрыгнул вправо, перекатиться, но споткнулся и полетел на землю. На груди Криса мелькнуло красное пятно, пуля свистнула у головы, а потом Билл врезался локтем в камни, взвыл, но изготовился стрелять дальше трясущейся рукой.

Но было тихо. Крис опустил револьвер, привалился тяжело к стволу дерева — и сполз на землю.

— А я один — справлюсь, — закончил Билл.

Он приподнялся и снова прицелился. Но нужды в этом уже не было. Крис был мертв, как бревно.

Орала какая-то птица на соседнем дереве. Зверски саднил локоть. Оказалось, Билл рассадил его в кровь. Рукав висел лохмотьями, а кое-где и кожа. Кое-как он промыл ссадины сперва водой, затем вынул флягу из мешка, плеснул на раны виски. Оторвал лохмотья от рукава, чтобы не прилипали к содранному.

Лошадь шарахнулась было от выстрелов, но уже успокоилась и объедала сухую траву, где могла дотянуться.

Криса Билл даже усадил поудобнее, после того как снял с него пояс с кобурой.

— Тебе он больше не пригодится, партнёр, — объяснил зачем-то Билл, — а мне — очень даже.

Встал напротив, закурил. Рука еще немного дрожала.

— И какого хера ты все испортил? Мы же так хорошо начали! – вдруг громко спросил Билл. — Теперь из-за тебя, урода, мне в одиночку переть до Техаса. Вот что стоило не махать пушкой? Я бы тебя не тронул! Я говорил, что мне нужен напарник!

Поскольку Крис молчал, Билл продолжал распаляться, расхаживая туда-сюда:

— Ублюдок! Тупица! Как мне теперь одному ехать через всю Мексику? Переть через границу, одному договариваться с военными, если встречу! На кого я теперь телегу оставлю? Кому тут довериться? Не тебе же, дерганому идиоту! — он остановился над Ларри, помедлил и тоже отволок его к дереву. Прислонил с другой стороны от Криса.

— А ты вообще меня достал! — сказал он Ларри. — Дёргался, болтал, пыхтел, спать мешал! Грабли свои совал вечно под сено, разворошил все! Ну кто себя так ведёт в серьезном деле? Куда ты сунулся, дубина недотесанная, трус паршивый! Сидел бы в салуне с виски, жив бы остался! Чуть не сдал нас бандитам в той деревне! Ты балласт, тупой балласт и недоделанный кретин! И я кретин, что не раскусил тебя сразу! Пожадничал, пригласил третьего! Чтобы была команда, а не просто двое бродяг... Ошибся я с тобой, дубина.

С Ларри он тоже снял пояс с револьвером и патронами, зашвырнул в телегу.

— А ты, — сказал он Крису обиженно, — ты меня подвёл. Я тебе доверял! Ну, почти. И уж точно поделил бы по-честному все с тобой напополам. Сам виноват, что схватился за пушку! Ну и сиди тут, пока не облезешь.

Поколебавшись, Билл накинул на голову Криса его пыльное пончо. Потом надвинул шляпу на лицо Ларри. Сходил к телеге, принес лопату и принялся в стороне от дороги копать яму. Но земля оказалась твердой и неподатливой. Старая лопата скрежетала по камням, а дело почти не двигалось. Билл приналег посильнее, раздался сухой треск, и древко развалилось. Гвоздей под рукой не было, проволоки тоже. Посмотрев на дело своих рук — даже не яму, а кое-как расковырянный квадрат земли — Билл только плюнул и зашвырнул лопату в кусты.

— Не судьба, — сказал он философски. Достал ещё одну дешёвую сигару, закурил. Вдруг что-то вспомнив, он обшарил карманы партнёров и забрал у них табак и остатки денег.

— Мне пора, — сказал Билл сидящим уже с телеги. — Не держите зла, парни. Я бы по-честному вас похоронил, если бы не чертова лопата. — И дёрнул поводья, посылая терпеливую лошадь вперёд.

В ближайшей деревне он купил досок и гвоздей. А отъехав подальше, настелил на телегу второе дно поверх первого. Между слоями досок спрятались расплющенные, насколько можно, мешки золота. Не лучшая в мире маскировка, надо было признать, но, если не приглядываться, телега казалась самой обычной. Так же, как возница, если не приглядываться, выглядел обычным пыльным местным крестьянином, пусть и непривычно рослым.

Главное, меньше беспокоиться, говорил себе Билл по вечерам, ложась спать в телеге и щупая в кармане золотую монету. Каждый день приближал его к Техасу.

И к нему не приглядывались почти до самой границы.

Он уже не ожидал здесь кого-то встретить. Деревеньки остались позади. Миля за милей вокруг тянулись равнины и невысокие холмы, поросшие рыжей травой – леса не росли на этой сухой и скудной земле к югу от Рио-Гранде, только кусты ниже человеческого роста, зеленевшие весной после дождей. Дорога шла от русла к руслу и от колодца к колодцу, вот и все мерки здешних мест. Несколько раз ему навстречу попадались одинокие путники, кто на мулах, кто на ослах, и только.

А Биллу было тревожно.

Он понял, почему, когда на дороге появились всадники, один за другим выезжая из-за коварных зарослей, и времени вдруг сделалось очень мало. Ещё один появился, и ещё — и вот их уже дюжина вооруженных мужчин в ярких пончо, на рослых лошадях и с хорошими седлами. У одного седло блестело от серебряных гвоздиков и сверкали бляхи на лошадиной сбруе — вожак.

А у Билла против дюжины ружей только два револьвера, и ещё один валяется в телеге, потому что третьей руки нет.

Он отвёл кобылу и телегу с дороги, как сделал бы любой крестьянин при виде вооруженной банды, в надежде, что обойдется. Оно даже поначалу обходилось — всадники вереницей ехали мимо, покачивая шляпами и лениво косясь на встречного. А потом тот, с серебряными бляхами на сбруе, придержал лошадь и всмотрелся повнимательнее.

— Не нравишься ты мне, — сказал он.

Билл вздохнул и выхватил револьверы.

— Увы, синьор, я не серебряное песо, чтобы всем нравиться, — сказал он в дула дюжины ружей.

— А ещё сдается мне, — продолжал предводитель, как будто не видя револьверов, — что ты проклятый гринго. И глаза у тебя светлые, и выговор северный.

— Признаю, синьор. Я гринго, и не просто гринго. Я чертов дезертир из чертовой армии, — сказал Билл. — И теперь, синьор, я просто еду домой.

Бандит захохотал.

— Просто так, домой, через Мексику?

— Да, синьор! – Билл почувствовал, что поймал вдохновение, главное — не останавливаться. – Я еду домой через Мексику, бросив проклятую армию, гребаных командиров и всю эту чертову войну! Я нанимался подзаработать денег и пострелять краснокожих, а они отправили нас сюда, чтобы нас расстреливали из пушек! О нет, я на такое не соглашался!

— Ай-ай-ай! – насмешливо сказал бандит. — Что-то я не верю тебе, гринго. Не вывернуть ли нам твои карманы, посмотреть, что ты увез с нашей войны?

— Я заработал на ней только пулю в бок и жёлтую лихорадку, — отозвался Билл спокойно. — Ещё у меня есть эта лошадь, краденая из гарнизона, и хорошая белая рубашка, что на мне. А еще три револьвера, в каждом по шесть пуль в барабане. Но я был на войне и неплохо стреляю. И я дорого продам свою шкуру, свою рубашку и свою кобылу, если придется. А может быть, и не придется, потому что зачем таким бравым и удачливым синьорам рисковать дырами в шкуре из-за одной старой кобылы и одной белой рубашки?

— А ты наглец, – осклабился предводитель. – Зачем бы? Например, проучить одного не очень старого дурака?

— Что я дурак, не буду спорить, — Билл ухмыльнулся. — И даже трижды дурак. Первый раз, что пошел в армию. Второй — что не сбежал из нее сразу, как началась война. И третий — что положился на Господа Бога и поехал через всю Мексику домой, потому что дезертира домой никакой корабль не повезет. – Он перевел дыхание. – Ладно, синьоры. Если Господь Бог решит, что дома мне не место, — что поделать. Только дорогая выйдет рубашка, ну и белой она быть перестанет.

Бандиты тоже ухмылялись. Косились на предводителя, ждали. А револьверы продолжали смотреть прямо в брюхо вожаку герильерос. Тот это понимал. Обшаривал глазами лошадь и телегу, видел в ней жалкий мешок с пожитками, грязное шмотье, короткие ноги беспородной кобылы, рассохшиеся борта старой телеги и сомбреро Билла, которое по возрасту можно было точно замуж выдавать, будь оно девчонкой.

— Мне определенно нравится твоя наглость, — покровительственно сказал главный бандит. – Другие гринго уже бы в ногах валялись и плакались про невест, стареньких мам, и что ты у нее один...

— Я у мамаши не один, — хмыкнул Билл, — нас было трое дуболомов и две девчонки. И если я к мамаше заявлюсь, она меня отдубасит хорошенько за то, с какой руганью я свалил из дома в юности. А потом еще приложит за то, что уехал нищебродом — и вернулся нищебродом. Помру — плакать точно не будет. Вы решайте что-нибудь, синьор, а то жара начинается, и лошадок хорошо бы в тень на постой, а вдоль дороги поблизости ничего нет. Да и мне бы к полудню колодец найти неплохо.

— Ладно, гринго, проезжай, — вожак нарочито медленно опустил ружье. — За хорошо подвешенный язык — прощаю. Вали за Рио-Гранде, если доедешь, Белая Рубашка.

И он тронул бока лошади причудливыми шпорами. Банда двинулась вся разом, словно выученный отряд кавалеристов после команды. Взвилась пыль из дорожной колеи.

Билл посидел, послушал, как стихает топот копыт, только потом убрал револьверы в кобуры. Выпил глоток драгоценного виски, которого оставалось на донышке фляги. Прикрикнул на ни в чем не виноватую кобылу — и поехал в сторону Рио-Гранде.

...Тот дорожный пост он увидел издалека. Собственно, постом это назвать было сложно — просто бревно перегораживало полдороги, а рядом под навесом стоял караульный. И еще один сидел рядом у кострища. Увидел телегу и тоже встал.

Кажется, разговор снова становился неизбежным.

Но в этот раз чутье не предупреждало об опасности. Другая одежда, высокий рост, знакомый фасон шляп...

Не мексиканцы. Техасские рейнджеры.

Биллу на мгновение захотелось соскочить с телеги и немедленно обнять обоих парней, но он не шелохнулся. Не вовремя. Была надежда, что его просто пропустят мимо, без разговоров по душам. Самое главное он уже узнал. Он почти дома.

Но избежать разговора не удалось. В паре десятков ярдов тот, что помоложе, окликнул Билла и потребовал остановиться.

Техасцы говорили на испанском или почти неотличимо от мексиканцев, или с сильным и непобедимым техасским акцентом. Тут был второй случай.

— Привет вам, парни, — отозвался Билл на английском с таким же выговором. — Рад видеть.

— О! Техасец? — обрадовался младший.

Старший внимательно изучал Билла и его внешний вид. Его правая рука лежала на поясе.

— Я тоже рад, — наконец сказал он. — Но ты бы назвался и объяснил, что тут делаешь. А то не совсем ты похож на техасца.

Билл медленно снял с головы сомбреро, показав солнцу короткую рыжую шевелюру.

— Так больше похож?

— Немного.

— Ладно, парни. Дайте мне минуту, — сказал Билл и потянулся к сапогу.

Рейнджер даже не держал руку на рукоятке револьвера, но Билл не сомневался, что стоит дернуться к оружию, и через секунду он получит пулю в лоб из "патерсона". Ну, может, через две. Все равно не успеть.

Про себя Билл уже пожалел, что пошел за добычей с двумя оболтусами, чьи трупы остались в сотнях миль отсюда, а не с этим рейнджером. Рейнджер бы не подвел.

Билл вынул из голенища конверт, вскрыл его и достал оттуда письмо.

— Я Уильям Роджерс, — сказал он. — Сержант второго добровольческого батальона техасских рейнджеров армии США под командованием капитана Хайса. Мой непосредственный командир – старший лейтенант Иеремия Самуэльсон. Сейчас комиссован после перенесенной желтой лихорадки. Возвращаюсь с миссии.

И он протянул письмо старшему рейнджеру.

Письмо было настоящим, и даже подпись и печать лейтенанта Самуэльсона были подлинными. И все, что в нем написано, было правдой. Билл специально выпросил письмо у командира, выйдя из лазарета, чтобы к нему не цеплялись гарнизонные патрули, а заодно не мешали иногда вести дела в личных интересах лейтенанта.

В бумаге не было ни слова лишь о том, почему Билл был здесь, под Рио-Гранде. И, разумеется, о том, что лейтенант уже три недели ничего не знал о местонахождении Билла.

— Ничего себе! — воскликнул младший.

— Второй батальон рейнджеров, — повторил старший. — Знаю их. Разве он сейчас не вместе с армией Скотта?

— Я как раз оттуда, — сказал Билл.

На этот раз удивились оба.

— Ого, — сказал старший. — Это семьсот или восемьсот миль?

— Семьсот.

— И ты их проехал один на этой телеге?

— В общем, да.

— А для чего?

— На этот вопрос я, извините, ответить не могу, — твердо заявил Билл. — Секретность. Расскажу только в Сан-Антонио.

И добавил:

— Знаете, есть такие дела, для которых хороши отставные сержанты, но не действующие.

— Разведка? — с пониманием прищурился старший.

— Типа того.

И Билл так и не смог решить, чего было больше на лице рейнджера — уважения или иронии.

— Ну что же, если не можешь об этом рассказать... — протянул старший.

— Сожалею, — сказал Билл, глядя ему в глаза.

— ... тогда выпей с нами кофе и расскажи новости с фронта.

— С удовольствием. Только мои новости запоздали на три недели.

— К нам и дольше не доходят.

Билл покинул пост через три часа, за которые ему пришлось пересказать все сводки и новости и обсудить личных знакомых. На пятом общем знакомом Билл подумал, что, пожалуй, из Техаса придется уезжать — во избежание кривотолков.

— В Матаморосе безопасно, там наши, — напоследок сказал старший. — Если поторопишься, завтра будешь там.

Когда Билл уехал, двое рейнджеров некоторое время смотрели ему вслед.

— Бывает же такое, — хмыкнул младший. — Одни приезжают — и в первую неделю ловят пулю прямо здесь, на Рио-Гранде. А другие едут сотни миль по вражеской территории — и ни царапины.

— Везунчик этот большой Билл, — ответил старший.

*

Когда в банк вошёл этот покрытый пылью рослый человек в пропотевшей, некогда белой рубашке и с мешком за плечами, Дик Торстон достал из ящика заряженный револьвер и положил рядом с собой. Так могло и ограбление начаться.

Человек налил себе воды из кувшина на столике и жадно выпил. Вытер пот со лба, размазав пыль по лицу.

— Что вам угодно, мистер?.. — поинтересовался Дик.

— Роджерс, — сказал тот. — Уильям Роджерс. Я хочу разменять деньги и арендовать банковскую ячейку для хранения.

Откладывать револьвер Дик не спешил, но немного успокоился.

— Что будем менять, мистер Роджерс? — уточнил он.

Пыльный человек пошарил в своем пыльном заплечном мешке и вытащил небольшой полотняный мешочек. Тоже когда-то бывший белым. Развязал узел и бросил его на стойку перед решеткой, отгораживавшей работника. Мешочек брякнул. Несколько жёлтых неровных колечек высыпалось на струганую поверхность стойки.

Военная добыча, подумал Дик. Вот и весь результат войны для кого-то, в пригоршне умещается. Это вам не офицеры, которые добро ящиками вывозят. Впрочем, этому ещё повезло. Мог вернуться без денег и без ноги, например. Он достал весы, установил их и принялся взвешивать неровные, странно выглядящие украшения. Даже не понять было, серьги это или тонкие браслеты, или оно в волосы вставлялось. Совсем непохоже на обычные мексиканские изделия. А впрочем, не все ли равно, что в слитки переплавлять? И незачем думать, с кого оно снято...

Пыльный мужчина снова налил себе воды. Казалось, он никак не может напиться. По его виду можно было подумать, что он проехал весь Техас, прежде чем сюда зайти.

Да ну, глупости какие.

Дик закончил подсчёты и полез в сейф за деньгами для мистера Роджерса, но револьвер не отложил. Почему-то с оружием было спокойнее рядом с этим клиентом.

Уходя, пыльный Роджерс повернулся в дверях и спокойно сказал:

— Посоветуйте, где в городе шьют хорошие рубашки.

…А что было в пыльных мешках, спрятанных в арендованный сейф, Дик так и не увидел.