Бер и Берегиня (СИ)

18.1. Варвара Миронова.

— Садись, Варюшка. — Александра указывает на длинную лавку, что стоит вместе диванчика и стульев у длинного деревянного стола, покрытой белоснежной скатертью.

Едва я утискиваю свою попу, передо мной тут же появляется большая тарелка исходящих паром щей, банка поллитровая со сметанкой, тарелка с мелко нарезанной зеленью и блюдо с ароматным хлебом, нарезанным большими толстыми кусками.

— Кушай, детонька, не стесняйся, — Шура меня потрепала по волосам знакомым жестом, уселась рядом с мужем. Потом ойкнула, и достала из большого холодильника трехлитровую банку молока! Настоящего! С толстым слоем сливок у горлышка!

Глеб Иванович взбултыхал молоко, снял крышку, обычную, полиэтиленовую, и плеснул мне в кружку.

— Давай, малыха, тебе сейчас нужно молочное. — пророкотал он. А я уплетала щи. Они были просто божественны! Теперь понятно, от кого майор научился готовить. Руки его бабушки просто творят чудеса.

— Варюш, — она тронула меня за руку, когда я сыто откинулась от стола. — Любишь Кирюшку? — я заливаюсь краской, а Александра улыбается мне тепло, ласково, словно не грозный майор был ее внуком, а я. — Любишь. У моего внука сложный характер, весь в деда пошел. Мы уж думали, что не дождемся правнуков.

— Каких правнуков? — искренне не понимаю я.

— А ты еще не чувсвтвуешь? — яркие синие глаза смотрят с хитрым прищуром.

— Что?

— Ох, женщины! — рокочет Глеб Иванович. — Вечно вокруг да около ходите! Варрька, ты носишь нашего правнука!

— Глеб! — Александра бьет мужа по плечу. — Никакого такта! Вот уж на самом деле, медведь!

— А то ты не знала! — мужчина фыркает знакомо, точь-в-точь майор.

— К-к-как? — только и могу выдать я.

— Тебе рассказать, как дети получаются? — Глеб Иванович подается чуть вперед, облакачиваясь на край стола. — Ну, значит, смотри! Сначала….

— Глеб! — Шура отвешивает мужу ощутимый звонкий подзатыльник, а тот лишь громко хохочет, запрокинув голову назад.

— Не обращай внимания на этого охламона, Варя. Это он так радуется.

— Все нормально, — машинально киваю я. Как? Всего за несколько дней, и забеременела? С бывшим мужем за несколько лет ничего, а тут- каких-то несколько дней! Так! Я хочу курить! Срочно!

— Вы еще сами просто не поняли. — Александра смотрит ласково, нежно. — У тебя еще слишком мало опыта, как у Берегини, а Кирюша слишком долго был человеком.

— А откуда вы знаете?

— Что ты Берегиня? Глеб иногда посматривает за Кириллом. Все-таки единственный внук наш. Вот из Нави и посматривает. О, ты не думай, Варь. Вы, когда надине остаетесь, Глеб не смотрит, — и смеется. а я снова краснею.

— Кирилл объяснил тебе про Навь? Нет? Пошли на улице побеседуем, Глеб пока внука в комнату его отнесет. Там уже все постелено. Пусть спит.

Александра накидывает мне на плечи огромный тулуп, и заставляет одеть безразмерные валенки, поясняя тем, что не хочет, чтобы я застудилась. Во дворе смахивает с резной лавочки пышный снег, и садимся.

— Весь мир можно поделить на три части, — начинает она, — на Правь, Явь, и Навь… Явь-то место, где живут люди. Обычные люди, которые не знаю ничего о других частях. Правь и Навь, это как рай и ад. Только в Прави живут светлые божества добрые духи, такие, как ты. А в Нави- темные божества, и всяческие злые существа. Как медведи наших мужчин. Вот ты- Берегиня. Не знаю, почему ты ей стала, но ты относишься к Прави. Рядом с тобой всегда хорошо, расстения цветут и растут буйным цветом, люди редко болеют. А наши медведи, — она мнется, — ты сама видела, на что они способны. Ты можешь спокойно оставаться в Прави, но Навь будет тебя отторгать. А Глеб и Кирюша-наоборот, в Нави могут быть сколько угодно, но в Прави- они чужие. Инородные тела. И Правь будет пытаться от них избавиться любыми путями. Глеб, почуяв Кирилла, очень удивился, узнав, что внук в Нави не один. И пошел проверить. Не думал, что встретит тебя там. Это был приятный сюрприз. Кирилл, он… Варь, он любит тебя, правда. Да ты и сама это знаешь же.

— Знаю, — улыбаюсь я-Он такой..

— Дикий? — Александра смеется, словно колокольчики звенят. — Ты бы видела Глеба, когда мы познакомились. Он вообще меня украл, когда я шла за водой на речку.

— Александра, а сколько вам…

— Лет-то? А какой сейчас год? — услышав, мой ответ, качает головой, — ну значит мы с Глебом по сотне разменяли уже.

— Как по сотне?

— Берсерки стареют очень медленно, Варюшка. И их женщины, которых принимает их медведь, тоже. Вот сколько ты мне дашь?

— Лет 50, не больше.

— О! вот видишь! То, что не дает нам стареть, оно передается с… ну ты понимаешь, в общем.

— Понимаю, — киваю я. Это что же, я теперь в 100 лет буду выглядеть вот как Александра? Приятный бонус, так сказать! — А вы в городе совсем не бываете?

— Отчего же? Бываем, но очень и очень редко. Беры не могут долго выдерживать в городах, они слишком ревнивы и вспыльчивы, да ты и сама видела, на что они способны.

— Да, такое не забудешь при всем желании. — от воспоминаний о вчерашнем вечере меня немного передергивает. Да, те парни нарвались не на того. Но такой страшной смерти они вряд ли заслужили.

— Из всех беров только Киру удавалось жить в городе. Поэтому он помогает не только нам, но и остальным берам. Раз в месяц, они приходят сюда со списками необходимого. Лекарства, одежда, что-то из техники. И Кирилл это все сюда потом привозит.

— Теперь мне стало понятно наличие в доме всего этого.

— Да, внучок натаскал все это. Честно сказать, я до сих пор не всем научилась пользоваться. — Александра смущенно улыбается. — Но это все облегчает мне жизнь. Медведи эти, знаешь ли, всегда голодные. — переглядываемся, и хохочем над двусмысленностью фразы.

— Кирюшка сейчас отоспится, завтра встанем пораньше, надо начинать его откармливать, а то вон похудел как.

Камешек в мой огород что ли?

Но Александра продолжает:

— Этот город плохо на него влияет, Варь. Сейчас он, не смотря на свой возраст, почти в половину меньше, чем другие беры в его возрасте.

— Хрена себе! — вырывается у меня. — Это он еще маленький?

— Ну не то что бы очень, но есть куда расти. — улыбается Александра.

— Спасибо вам.

— За что?

— За то, что приняли, как свою.

— Ой глупенькая. — смеется она, приобнимая меня за плечи. — Ну а как можно было по-другом-то, Варь? Ты- судьба нашего внука. Если честно, то Глеб боялся, что Кирюша приведет в дом одну вот из этих мадам, у которых губы как после укуса пчелы. Но ты ему понравилась, правда. Не обращай внимания на его шутки. Он добрый в душе, просто…

— Просто он мишка. Такой же, как Кирилл.

— Да. Они просты и прямолинейны.

— Александра, — начинаю я чтоб спросить интересующий меня вопрос, но она перебивает.

— Просто Саша. Или Шура.

— Хорошо, — киваю я и продолжаю. — А вы тоже берсерк?

— Нет, милая. Женщин берсерков не существует в природе. Я была простой дочкой крестьянина. Глеб увидел меня, когда возвращался с войны. А я шла на реку за водой для скотины. Он остановился помыться, а тут я. — смущается, словно девица. — Конечно, не сразу у нас все гладко стало, далеко не сразу. Но после рождения нашей Марьянушки, я поняла, что этот мужчина- тот, кого я люблю больше жизни.

— А ваша дочка, — я подбираю слова. — Кириллл говорил мне, что его воспитывали вы. И что мама его…

— Марьяша погибла, когда ей было всего 19.-Шура горько улыбается. — Марьяна была упрямой, как отец. Она хотела другой жизни, хотела жить в городе. О том, что она собралась уезжать, знала только я. Если бы Глеб узнал об этом до того, как она уехала, он бы запер ее в доме. А потом, когда она уехала, был грандиозный скандал. Но он смирился. Дочка поступила на инженера, у нее всегда была страсть к точным наукам. Там она и встретила отца Кирилла. Через год они поженились. А еще через год родился Кирилл. Марьяна была очень красивая, рядом с ней всегда были мужчины. Это очень злило Егора. Он ее ревновал. А однажды, не справился с собой, и… Марьяна умерла. Он попытался убить и Кирюшу, но не смог. Потом, осознав, что натворил, Егор застрелился. — слезы капали на теплые рукавицы Шуры. — Кирюшу мы воспитывали, как могли. Он стал единственной отрадой для Глеба. И представляешь, что началось, когда он заявил, что уходит в город?

— Была жопа.

— Да, — улыбается Шура воспоминаниям. — Я думала, что они весь дом по бревнышку раскатают. А я в очередной раз встала на сторону своего ребенка. И Глеб в очередной раз смирился с их выбором. Но стал приглядывать за ним.

— Кирилл очень любит вас обоих, Шура. — говорю я, вспоминая наш с майором разговор в доме у Нины.

— Да, я знаю. Я всегда хотела, чтобы наши дети были счастливы. У Марьянушки не вышло. Выйдет у вас. Сейчас я могу с уверенностью сказать, что и я, и Глеб счастливы. Он рассказал мне, как ты хотела защищать моего мальчика. И мы будем рады слышать снова топот маленьких ножек в этом доме. Без детей он пуст. Господь не дал нам больше детей с Глебом, как бы мы не просили. А теперь, у меня снова есть дочка. — Александра крепко обняла меня. Слезу непроизвольно навернулись на глаза, и я шмыгнула носом. Почему, ну почему от незнакомых мне по-сути людей, я вижу больше любви, чем от собственных родителей?!

Грохот чего-то огромного в доме и оглушающий рев заставил вздрогнуть обеих. И следом раздался гневный крик Глеба Ивановича:

— Кирилл, твою мать!

Высокие двери сорвало с петель, щепки разлетелись по сторонам острыми копьями. На крыльцо вывалился огромный, взбешенный до крайностти, буро-черный медведь. Он тяжело дышал, из черных ноздрей вырывались облачки пара. Сумашедший взгляд угольно-черных глаз сканировал окрестности, в поисках чего-то. Нет, ни чего-то. Кого-то. Меня.

Кирилл не успел даже сойти с крыльца, когда на его широкую спину обрушился такой же медведь, с белой галочкой на груди, и чуть крупнее размерами. Под весом его, передние лапы Кирилла подогнулись, и он врезался мордой в заснеженную землю, оставляя в ней огромную борозду. Не смотря на вновь закровивший бок, Коновалов стряхнул с себя медведя, словно надоедливую муху и поднявшись, низко склонил голову к земле, и угрожающе зарычав, медвленно двинулся на оппонента. Медведь с белой галочкой на груди поднялся на задние лапы и зарычал предупреждающе.

— Они сейчас поубивают друг друга! — Шура вскинулась. И я сорвалась с места вслед за ней. Бежала, не чувствуя ног, проклиная эти безразмерные валенки, в которых путалась. Кирилл, так легко расправившийся с людьми, был сильнее, злее и поджарее своего деда. Но Глеб вряд ли сдастся легко и без боя, судя по угрожающей позе. А это значит, что мой и так раненный мужчина пострадает еще больше!

— Кирилл, нет! — кричу громко, вставая между двумя взбешенными медведями, готовыми рвать друг друга в клочья.

Оба замирают. Замираю и я. Большие бочкообразные бока майора резко вздымаются и опускаются, он судорожно втягивает в себя воздух, принюхиваясь. Протягиваю ему руки ладонями вперед, чтобы видел, что мои руки пусты.

Вдруг верхняя губа Кирилла дергается, обнажая клыки.

— Кирюша..- шепчу я в шоке, чуть отшатываясь от него

— Сними тулуп, на тебе чужой запах! — слышу крик Шуры за спиной.

Скидываю с плеч теплый тулуп, и зажмурившись, обнимаю своего медведя за огромную шею, утыкаясь носом в густую шерсть.

И чувствую, как на спину ложится тяжелая теплая ладонь, прижимая к обнаженному телу.

— Кирюшка, — дышу уже не в шею медведя, а в шею своего майора.

— Булочка. — хрипит, стискивая до хруста в поснице. Потом обхватывает лицо ладонями и обеспокоенно заглядывая в глаза. А я реву. Реву в голос, не стесняясь посторонних.

— Варь, Варенька, все хорошо. — теплые, родные губы касаются щек, губ.

— Коновалов, ты! Ты!

— Козел? — улыбается.

— Гондон ты! — рокочет сзади Глеб Иванович. — Двери на кой хер вынес, чудовище????

— Дед??? — удивляется майор.

— Нет, лять! — огрызается тот.

— А ну не ругаться! — Александра топает ножкой.

— Ба??? — казалось, нижняя челюсть Кира отдавит его же ноги.

— А ну быстро в дом! — рявкает Александра, — Заморозите мне девчонку- обоим яйца откручу!

***

Дружной гурьбой идем в дом. При чем я- зажмурившись, чтоб не видеть сверкающих голыми жопами мужчин. Уже в дома Саша сует мне в руки кружку с чаем и рычит на мужчин, чтоб оделись.

— А мы как здесь? — одевшийся в дедовы штаны Коновалов садиться рядом со мной за стол, и обнимает левой рукой за талию. Правый бок его украшает 2 аккуратные заплатки из марли, прикрепленные пластырем.

— А ты у Варррварры спроси, — Глеб Иванович улыбается широко. — она с перепугу тебя усыпила и в Навь выкинула вместе с собой.

Чувствую, как майор задумчиво смотрит на меня. Потом утыкается носом в мой висок.

— А ты там каким макаром?

— Мимо проходил. — ржет дед моего мужчины, — Вдруг гляжу, красота кудрявая внука моего охраняет. Эта скотина дрыхнет, девчонка в истерике. Представляешь, она на меня рычала!

Рука Кирилла на моей талии ощутимо напряглась.

— Обидел? — глухо рычит.

— Господь с тобой, Кирюша! — Шура ласково улыбается. — Варя просто за тебя испугалась. — перед майором уже стоит тот же набор, что и передо мной недавно — щи, сметана, хлеб. — Малые, вы сейчас кушаете, — тарелка щей уже передо мной, снова, — потом в баньку, потом спать идем. А Глеб мне тут поможет. Всем все ясно?

Мне ясно одно. В этом доме хозяин только один. И это не Глеб Иванович.

— Ну уж нет, Шурочка! — Глеб Иванович складывает огромные лапищи на животе, и хитро смотрит на уплетающего щи внука. — Я хочу видеть его реакцию!

Шура лишь закатывает глаза, Кирилл перестает жевать и вопросительно выгибает бровь, а я готова провалиться сквозь землю.

— Что я должен знать?

— А ты принюхайся. — добродушно щурится Глеб, — Совсем ничего не чувствуешь? Или тебе в твоем городе все обоняние вонью отбило?

Вижу, словно в замедленной съемке, как майор шумно втягивает воздух. Как валится со звоном ложка из лапищи, как он медленно, слишком медленно поворачивается ко мне и впивается черными глазищами в мои. И молчит. Да скажи ты уже что-нибудь!!!

— Скажи что-нибудь, папаша, — хохочет новоиспеченный прадед, — Не видишь, девчонку сейчас кондрат хватит!

Но вместо слов, меня сгробастывают в объятия, и тискают, тискают, зацеловывает щеки, губы, нос, глаза.

— Раздавишь девчонку, ирод!

— Себя вспомни, — Александра ласково треплет мужа по волосам и целует в седую, короткострижженную макушку точно так же, как это обычно делает Кирилл со мной. А Коновалов уткнулся носом в мою шею, дышит глубоко, словно пытается насытится.

— Маленькая моя, — горячий шепот пробирает до мурашек, — Маленькая, — повторяет, как заведенный.

— Слышь ты, крупненький! — Глеб хлопает ладонью по столу, — Ешь давай! Успеешь свою маленькую натискать еще. Только ей сильный мужик нужен, а не такой дрищ, которого я на одном плече унесть могу!

— Это где это ты дрища увидел, дед? — добродушно огрызается майор, — На меня и так одежды хрен найдешь где.

— А где ты тут НЕ дрища увидел? — кажется, Глебу Ивановичу нравится отвечать вопросом на вопрос. — Вон, плечи мосластые стали, — тычет пальцем в покатые, мускулистые плечи внука, — Глаза ввалились, да синяки под нами такие, будто ты не Бер, а панда! Ты в своем городе не ешь совсем, что ли? Аль на диете сидишь?

— Да ем я, ем. Варя пирожками кормит, — улыбается Кирилл, — Тут в другом дело.

— Знаю я ваши дела, совсем изъеб.. — Глеб Иванович кашляет смущенно и вдруг совершенно серьезным тоном, продолжает, — Обидишь Варрьку- не убью, так изувечу, понял?

— Господи, какие ж вы все-таки… Медведи! — вздыхает Александра. — Отстань ты от детей, Глеб! А ты, Кирилл, прекрати ругаться с дедом! Развели тут детский сад!

Дальше все идет спокойно. Дед подкалывал внука, тот лениво огрызался, мы с Шурой болтали про хозяйство и прочие мелочи. Глеб Иванович с Кириллом выпили по рюмашке, Шура пила чай, а я- молоко, под бдительным взором Глеба Ивановича.

А потом, Глеб Иванович запел, приобнимая супругу:

Дорогой пыльною, с похода дальнего

я возвращался на заре.

Вся грудь в «георгиях», заслуженных в боях,

и чуб кудрявый в серебре.

Я осадил коня у края берега

девица по воду идёт.

Эх, крутобёдрая,

пустыми вёдрами мне весть бедовую несёт…

Я сам беда-бедовая, голова кудрявая!

Слава Богу, от свинца пока что не дырявая!

Сажень у меня в плечах, кулаки пудовые!

Вот за что меня зовут «бедой бедовою»!

Перекрестился я, и сердце ёкнуло,

Да так, что вздрогнули кресты!

За что же, девица, за что, красавица,

Несёшь мне знак лихой беды?

Кирилл с улыбкой смотрит на своих деда и бабушку, которые по прошествии стольких лет не потеряли былых чувств. Видно по этим крепким старикам… нет, стариками их язык не повернется назвать! Глеб Иванович, не смотря на полностью седую голову, не потерял былой стати, а Александра вся расцветала в присутствии мужа, которому было все равно на лишние килограммы любимой женщины, на ее морщинки. Он видел в ней все ту же девушку, про которую пел.

— Хватит смущать меня, медведь. — она вся зарделась, а Кир хохотнул. — Шкеты, идите в баньку, она еще не нагрелась, как следует, но Варе сейчас сильный пар и не нужен. Поэтому одна нога тут, вторая тоже тут.

После бани растягиваюсь на пахнущих морозом белоснежных простынях, утопая в пуховой перине. Тело ощущается легеньким, как пух. Все-таки баня творит чудеса! Глаза начинают потихоньку закрываться.

Кирилл осторожно ложится рядом, почти с самого края. Правый бок заклеен свежим пластырем.

— Варь, прости, что ты увидела там… — начинает он извиняться, но в наглую перебиваю.

— Коновалов, — выглядываю из-под одеяла, — то, что случилось — то случилось. А они сами были виноваты. Если долго тыкать палкой в медведя, не удивляйся своей оторванной голове.

Майор улыбается мне и тыкается носом в щеку.

— Это правда?

— Не знаю, — отвечаю, прекрасно понимая, что он имеет в виду. — Так сказали твои бабушка с дедом. Мол, я еще не опытная, чтоб сразу понять, а ты долго был человеком.

Залезает ко мне под тяжеленное одеяло, нежно притягивает спиной к своему пушистому животу, и пыхтит в затылок.

— Малявка моя, — шепчет, сцепив свои лапищи на моем животе. — Хотя нет, теперь две малявки

Мне кажется, или майор мурчит?

— Кирилл. — прижимаюсь к нему поплотнее, спиной ощущая размеренные удары сердца.

— Ммм?

— Знаешь, чего я хочу?

— Знаю, — шумно выдыхает в мой затылок, вызывая толпы мурашек. — Я же чувствую тебя, Булочка.

— А тогда, чего мы лежим? — трусь попой о его пах, явственно ощущая каменный стояк.

— А… можно разве?

Хохочу в голос.

— Кирилл! Конечно, можно! — пихаюсь в майора. — только аккуратно. Нежно, — снова пихаюсь.

— Хулиганка! — рычит мне в ухо, подминая под себя.

Внезапно, Варины слова, которые она шептала спящему майору, сбылись)