Ангелика
Слова учителя долетают сквозь невидимый барьер, а кожа огнем горит, особенно в местах, где прикасался Дан. Не могу понять этих ощущений. Не мерзко, но и не приятно.
Аристов хмурится, когда я одергиваю водолазку, которая сильно задралась, пока я пыталась выбраться из под него. Сердце до сих пор бьется безумно быстро, словно я все еще бегу от него.
От того, что он стоит рядом, становится не по себе, и я обнимаю себя руками, совершенно не улавливая сути сказанного Анной Васильевной. Что-то об индивидуальных занятиях для меня и Аристова. Только этого мне еще не хватало…
— С тобой все нормально? Он не сделал тебе больно? — Спрашивает Макс, когда мы возвращаемся в школу, и выводит этими слова из транса, в котором я нахожусь последние минут десять.
— Все хорошо, Макс. — Говорю и оборачиваюсь, потому что чувствую на себе его тяжелый взгляд.
Дан идет позади и хмурится. От его злости, кажется, не осталось и следа, по крайне мере, в глазах я не вижу недовольства.
— Куда ты? — Максим с недоумением смотрит на то, как я забираю рюкзак и покидаю танцевальный зал, пока Анна Васильевна беседует с разгневанной Листовской.
Одноклассница, судя по резким фразам, которые вылетают из ее перекореженного рта, не добилась от директора желаемого и теперь усердно давила на психику учителю.
— Я не буду с ним танцевать, да и на выпускной тоже не пойду. Пока. — Бросаю, стараясь не смотреть на Макса.
Внутри гадкое ощущение, которое мне не нравится. Я не хочу ничего испытывать в сторону Аристова. Даже ненависти или жалости. Вообще ничего, потому что он просто ненормальный!
Снова начинает трясти, и я не замечаю, как бегу к остановке, и лишь в автобусе успокаиваюсь. Перед глазами его безумный взор. Изучающий и пугающий.
Вздрагиваю от мыслей о произошедшем и растираю запястья, будто его руки все еще сжимают их. Сильно.
Силы в Аристове полно, и теперь я об этом точно знаю.
Качаю головой, пытаясь прогнать прочь образ Дана. Удается с трудом. До сих пор кажется, что щеки обжигает от горячего дыхания, а грудную клетку давит от веса его тела.
Только ступив на знакомую территорию, прогоняю размышления о чертовом мажоре, потому что в квартире подозрительно тихо, и только тиканье часов в коридоре гулом отдает в ушах. Я снимаю обувь и уже хочу скрыться в комнате, как из кухни выглядывает отчим и машет рукой. Хочет, чтобы я подошла к нему.
— Иди сюда, Ангел. — Говорит спокойно, и я еле передвигаю ноги, стараясь понять, в каком он состоянии.
Еще одно сражения я сегодня не выдержу. Сердце замирает и работает через раз, пока я преодолеваю небольшое расстояние.
— Я тут поесть приготовил, — произносит, отводя глаза в сторону и указывает на накрытый стол, — ты садись. Я сам Олега заберу.
— Спасибо, но я не хочу. — Отвечаю, прекрасно понимаю, в чем дело. — В школе поела.
— Да, ладно тебе, Ангел. Зря старался чтоль. — Пытается улыбнуться, но я пячусь назад, хотя запахи с кухни вызывают жуткое желание поесть.
Слюна скапливается во рту, ведь максимум, что я себе позволяю в школе, это чай и булочка. Если Макс присутствует в столовой, то снабжает меня каким-нибудь супчиком или салатом, от которого я тщетно отказываюсь.
— Олежку приведу сейчас. Он покушает. — Быстро иду к двери, а Владимир хмурится.
— Может, и сама аппетит нагуляешь. Как в школе? Все нормально? — Играет в нормального человека, как всегда бывает перед днем гибели матери.
— Отлично. — Показываю большой палец и моментально обуваюсь, выскользая из квартиры под кивки отчима.
Ладошки потеют, но я здороваюсь с соседкой и на ватных ногах плетусь к детскому саду. Забирать брата еще рано, только если не я, то отчим сам пойдет. Олежка будет в шоке в этом случае.
Я не показываю братишке, насколько напугана.
Нет. Сейчас Владимир спокоен, ведь завтра нужно идти на кладбище и почтить память матери. Зато потом…
Потом начнется ад.
Олежа радостно обнимает меня, и я готовлю его к тому, что дома нужно будет поесть, иначе в дальнейшем это станет дополнительной причиной наказания.
Атмосфера в квартире витает напряженная, и я сижу за столом, словно мне к спине привязали доску. Прямо.
Мышцы затекают, но я даже не шевелюсь, смотря, как Олежа с аппетитом есть борщ.
Готовит Владимир очень вкусно, и когда он только появился в нашей семье, мама нахваливала его, а я так же, как братишка, уплетала суп за обе щеки.
Даже не верится, что все изменилось в одночасье. Нет матери, и пропал Владимир. Не смотря на показную доброту отчима, мне приходится уйти на работу, оставляя с ним Олежу.
Сердце разрывается от взгляда, который мне дарит братишка, но если остаться дома, то я потеряю место, приносящее хоть небольшие, но деньги.
Когда выхожу из подъезда, ежусь от внезапного волнения. Не знаю, откуда оно, и иду через двор к остановке. Спина горит, будто на меня сейчас смотрит кто-то.
Аристов.
Только он так мастерски прожигает своим взглядом. Оборачиваюсь, но кроме серых стен здания и пары машин ничего подозрительного не вижу.
Да и с чего бы Дан находился в нашем не престижном районе?
Усмехаюсь своей глупости и иду дальше.
— Почему ты не посещаешь занятия? — Елена Владимировна убивает меня не только словами, но и пристальным взглядом, который до костей пробирает.
— Я не буду танцевать с Данияром. К тому же, это пустая трата времени. Я не пойду на выпускной. — Говорю спокойно, только на последних словах голос предательски дрожит.
Хотела ли я оказаться на празднике в честь окончания школы?
Да.
Если бы ко мне относились, как к человеку, а не отбросу общества.
Для мажористых одноклассников я всего лишь нищебродка, и не важно, что я учусь на одни пятерки. Они составили обо мне мнение еще в первый день, благодаря стараниям Аристова, и теперь поздно что-либо исправлять, да и не нужно.
Но при таких условиях нет желания стать посмешищем. Вполне хватило за время обучения.
— Ангелика, — мамина подруга тяжело вздыхает и поднимается, направляясь к столу, где заваривает нам чай, — так нельзя. На Данияра мы обязательно найдем управу, поверь.
Ага.
Очень даже сомневаюсь.
Если за эти годы ему не вставили мозги на место, то теперь это и подавно непосильная задача.
— Вот. Пей и бери пирожное. Я специально взяла. Твое любимое. — Завуч улыбается, а я киваю, хотя мне не хочется ни есть, ни пить.
— Спасибо. — Выдавливаю благодарно и делаю глоток горячего чая.
Вкусный. Мама его любила…
— Я знаю о ситуации с одноклассниками, но они не должны помешать тебе насладиться праздником. — Елена Владимировна печально улыбается, водя пальцем по краю чашки. — Ты даже не представляешь, как красиво смотрится вальс. Анна Васильевна в этом году организует шикарный праздник. Ты должна присутствовать на выпускном. Я уверена, что Арина хотела бы этого.
Давит на самое больное. Да, мама много раз говорила, что я слишком быстро расту, и мечтала сшить мне красивое бальное платье, как принцессе, чтобы все смотрели и любовались. Она даже сделала зарисовку модели.
— У меня нет платья… — Предпринимаю еще одну попытку донести до Елены Владимировны свое мнение, но она с улыбкой отмахивается от меня.
— Будет. И не смей отказываться. Всех затмишь. — Завуч пододвигает мне тарелку с пирожным, и я на автомате беру его и ем, не представляя, как смогу танцевать с Аристовым.
Я уже около недели пропускаю танцы, и, видимо, Анна Васильевна пожаловалась.
За это время успела выспаться, ведь Владимир все еще пребывал в хорошем расположении духа.
Надолго ли?
Макс продолжает усердно натирать полы по всей школе, ведь ему наказание никто не отменял, а Дан каждый раз испепеляет меня взглядом, словно подопытную зверушку, но молчит. Глумится лишь его ярая поклонница. Вероника.
Стараюсь не обращать на них внимание, но удается с трудом. Жаль, что учителя будто специально не замечают очевидного. Я — белая ворона среди черных. Даже Круглов вливается в любую компанию, а я не могу и не хочу.
Обещаю Елене Владимировне пойти на занятие, но дойдя до зала, замираю около двери, через которую вижу Дана.
Хмурый.
Стучит телефоном по ладони и резко поворачивает голову в мою сторону, словно чувствует, что я за ним наблюдаю. Анна Васильевны еще нет, и я в целях самосохранения пячусь назад к лавочке, решая подождать учителя в коридоре.
Только у Аристова, как всегда, на меня другие планы.
— Стой, Цветкова, — раздается голос за спиной, которая покрывается мурашками в тот же миг, — сюда иди. Поговорить надо.