Берегись, Ангел!

Глава 33

Ангелика

Стыд — жуткое чувство, которое способно поглотить тебя в самый неподходящий момент. Именно так произошло со мной. Я несколько минут стояла, как вкопанная и не могла пошевелиться, хотя нужно было подойти к братишке и Данияру, сказать последнему, что мы благодарны, но едем на автобусе, только я замерла и наблюдала, как улыбается Олежка, когда Дан дает ему коробку. Они о чем-то говорят, а у меня в ушах раздается гул и шипение, словно на канале профилактика.

Мысли стремительно пробегают в голове, и я понимаю, что это та самая коробка. Не другая, нет. Та самая, а значит, Аристов в курсе, что произошло в тот день в квартире. Наверное, Олежка рассказал ему, потому что другого объяснения я не находила.

— Тебе кроссовки к асфальту прибили, Цветкова? — С улыбкой спрашивает Данияр, выводя меня из оцепенения. — Поехали.

Начинаю часто дышать из-за злости на этого самоуверенного мажора, который по каким-то неведомым мне причинам прилип к нам и не собирается отлипать, судя по поступкам и странному взгляду.

— Смотри, Лик, а Дан спас конструктор. — Хвастает братишка, когда я все же нахожу в себе сил подойти ближе. — Он настоящий герой.

Олежка дает пять Аристову и не перестает прижимать к себе большую коробку, чем заставляет меня чувствовать себя злобной мачехой, желающей отобрать у ребенка крохи счастья.

— Олеж, это, конечно, хорошо, — говорю сдержанно и спокойно, по крайней мере мне хочется верить, что именно так звучит голос, — спасибо, Данияр…

— О-о-о, а почему Данияр? — Громко перебивает меня братишка. — Он ведь Дан. Просто Дан.

Аристов смеется, а я стою с открытым ртом, пока он объясняет, что Дан всего лишь сокращение от полного имени. Я не знаю, от чего меня больше начинает лихорадить, от поведения Дана или от того, как улыбается брат в его присутствии. Как же просто ему удалось заслужить доверие Олежи, и ведь мажор не думает, насколько потом больно ребенку, когда новый друг возьмет и исчезнет из его жизни.

— Все, Олеж, пойдем на остановку, а то опоздаем на автобус. — Говорю и протягиваю руку братишке, только тот супится и смотрит на меня исподлобья.

— Нет. Я поеду только с Даном.

— Олеж. — Стараюсь вложить в голос, как можно больше строгости, но брат продолжает стоять на месте.

— Цветкова, ну в самом деле, — без усмешки произносит Данияр, становясь за спиной у Олежки и помещая руки ему на плечи, — время позднее. Хочешь, чтобы ребенок трясся в автобусе? Или на хулиганов нарваться? Садись, довезу и слова не скажу.

Перевожу взгляд с братишки на одноклассника, который вдруг повесил над головой нимб и прилепил себе ангельские крылья, и просто клокочу от злости. Внутри борются два противоположных чувства, но я беру себя в руки, чтобы не накричать на Олежку. Он точно этого не заслужил, в отличие от того, кто стоял рядом и нагло пользовался моей беспомощностью. Снова. В очередной раз показывал, что я пустое место, и мое слово ничего не значит.

— Вот и хорошо, — резюмирует Данияр и кивает на спорткар, к которому с визгом радости бежит Олежка, — Цветкова, лицо проще сделай, и люди к тебе потянутся. — Тихо говорит мне и открывает дверку.

Больших усилий стоит не сорваться с места и не убежать в противоположном направлении, и только Олежина улыбка во все лицо заставляет сжать кулаки и сесть на сиденье. Аристов снова повторяет вчерашние действия, нарочно задевая бедро рукой, когда пристегивает нас. Меня точно током прошибает и бросает в пот от легкого прикосновения. Да, что же это такое?!

Смотрю только вперед, изучая лобовое стекло и не обращая внимания на хозяина машины, который убивает своей наглостью. Стоит отъехать на несколько метров от фитнес-центра, как Данияр добивает меня окончательно, спрашивая у Олежки:

— Ты голоден, боец?

— Не-е-е, меня Лика на работе накормила. — Братишка водит рукой по коробке, которая мирно стоит у нас в ногах. — Картошкой жареной и огурцом. А Ваня мне шоколадку дал и чая налил. — Выдает все Олежа, заставляя мои щеки гореть.

— Даже та-а-ак, — усмехается Дан, и я чувствую его пристальный взгляд, хоть и смотрю в одну точку, — я бы тоже от картошечки не отказался с поджарочкой.

— А Лика мне такую и делает, — радостно произносит братик, от чего мои руки начинают потрясываться, — только мы тебя не угостим, там дома…

— Олежа! — Резко вылетает у меня.

В салоне виснет гнетущая тишина, а я смотрю в одну точку на лобовом стекле. Пытаюсь не думать, как это выглядит со стороны, и что думает Аристов. Наверняка, ничего хорошего. Как-то ведь он вернул конструктор?

Не нужно быть Вангой, чтобы понять, где он мог забрать подарок. Владимир продал, а Дан выкупил. От этой мысли становится тошно. Все равно потратил деньги…

— Не страшно, боец, я и сам приготовлю. — С улыбкой отвечает Аристов, и Олежка снова оживает, начиная рассказывать, как провел день в детском саду, а потом и в комнате охраны.

Молчу, потому что меня колотит внутри, а если заговорю, то сорвусь на Дана. Нельзя вот так нагло врываться в чужую жизнь и вносить свои правила. Нельзя!

Дорога до дома кажется настоящим адом, потому что в моей голове война. Мысленно сражение с Данияром, которому я обязательно все выскажу, но только не при Олежке.

— Спасибо. — Скупо бросаю ему и увожу ребенка домой, снова ощущая на себе тяжелый взгляд.

Так можно и спину прожечь.

Перед дверью мы с Олежей замираем и переглядываемся. Я киваю ему и слегка улыбаюсь. Если Владимир опять на кураже, то придется сидеть смирно. Медленно поворачиваю ключ и открываю дверь, заглядывая в коридор. Вроде тихо.

Заходим внутрь. Я забираю коробку из рук братишки и чуть ли не охаю, когда в коридоре загорается свет.

— Где бродите так поздно? — Хмурый Владимир стоит около входа в спальню и пронзает нас взглядом.

— Я на работе была.

— Укладывайтесь. Уже поздно. — Говорит после недолгой паузы, и я толкаю Олежку к двери в нашу комнату. — Ангел, — останавливает меня отчим, поглядывая на конструктор, — пусть этот твой дружок, — он кивает на коробку, — держится подальше от моего сына. Я тебя предупредил. — Цедит сквозь зубы, а я замечаю в тусклом свете, что у него под левым глазом припухлость, которая точно превратится в синяк. — Просто так ему то, что сделал, с рук не сойдет. Спокойной ночи.

Дверь в его спальню с грохотом хлопает, а я вздрагиваю, пытаясь переварить услышанное. Медленно волочу ноги в нашу комнату, где Олежка успел скинуть с себя одежду и схватить полотенце, и опускаю коробку на пол. Братишка радуется, а я даже представить боюсь, чем обернется для нас этот подарок.

Все повторяется. Олежка снова после купания играет с лампой, а я не подхожу к окну, не желая видеть там спорткар. Что ему надо? Чего этим добивается?

Меня трясет даже тогда, когда ложусь в постель и обнимаю братишку. От злости, ненависти, страха… Да от всего…

Я с трудом засыпаю и просыпаюсь от того, что через закрытую дверь пробирается приятный аромат. Мне кажется, что пахнет омлетом. Мама раньше часто готовила его по утрам.

Открываю глаза и понимаю, что это не сон, а явь. Судя по шагам и шуму, Владимир уже на ногах, и мне страшно увидеть бутылки с раннего утра. Пропускаю свою привычную тренировку и лежу, смотря в потолок. Желудок начинает завывать от голода, но я продолжаю смотреть в одну точку, и когда звенит будильник, бужу Олежу.

Мы собираемся в закрытой комнате, а после идем умываться, где и застает нас Владимир. Синяк уже прорисовался, глаза ясные, одежда свежая, что вызывает недоумение, и не только у меня.

— Идите завтракать. — Раздраженно говорит отчим, а я перевожу взгляд на Олежку.

Мы идем за Владимиром и садимся за стол. Я наливаю себе только чая, потому что под пристальным взглядом отчима кусок в горло не полезет. Олежа тоже не притрагивается к завтраку.

— Лика, сделай мне бутерброд. — Просит тихо, и я поднимаюсь, стараясь не замечать скрежета зубов Владимира.

— Почему не ешь омлет? Я же для тебя старался. — Все с тем же раздражением спрашивает он, пока я намазываю масло на батон.

— Я не хочу. — Смело заявляет Олежка, смотря своему отцу прямо в глаза.

Тишина, которая виснет после этих слов, режет уши и капает на нервы. Мужчина напряжен, а я не знаю, как себя вести. От него не пахнет перегаром. Трезв, как стеклышко, но от этого не легче.

— Хорошо. — Владимир поднимается, а я вздрагиваю от того, как он резко отталкивает стул. — Я на работу.

Смотрю ему в спину, решая убить Аристова. Влез, куда не следует, и не подумала о том, чем для нас это обернется. Сажусь за стол и пью чай, теряя аппетит от мыслей, которые лезут в голову так же нагло, как Данияр в нашу жизнь.

В детский сад идем молча, и только около ворот Олежка улыбается мне и обнимает на прощание. Долго смотрю ему вслед, после чего направляюсь к остановке.

По дороге в школу настолько накручиваю себя, что готова убить мажора, который не является на занятия. Круглов тоже витает в облаках, хмурится и не идет на контакт, делая вид, что увлечен уроками и только, когда я иду к выходу, он увязывается за мной и порывается проводить до остановки.

— Сколько ты еще будешь наказан? — Спрашиваю, выходя из здания.

— Не знаю, — Макс пожимает плечами, — Цербер сказала это надолго. — Он задерживает меня, дотрагиваясь до плеча. — Слушай, Лик, может прогуляемся сегодня? Можешь Олежку взять. Давно ведь не виделись.

— Хм, не знаю, Макс. Сейчас не до прогулок. — Я тяжело вздыхаю и перевожу взгляд вниз, где стоит Аристов.

Он разговаривает с директором. Выглядит вполне здоровым, только синяки и ранки выдают его с потрохами. Злость закипает во мне с новой силой, и я даже не слышу того, что говорит Максим. Жду, когда директор сядет в свою машину и уедет, и после этого чуть ли не подбегаю к наглецу.

— Лик?! — Слышен за спиной удивленный голос Макса, но меня уже не остановить.

— Кем ты себя возомнил?! — Толкаю Данияра ладонями в грудную клетку и наступаю. — Кто тебе дал право лезть в мою жизнь?!

— И тебе не хворать, Цветкова. — С кривой улыбочкой произносит Аристов и даже не сопротивляется, просто стоит и позволяет мне себя бить.

— Лик, что происходит? — Снова подает голос Круглов.

— Чего ты к нам пристал?! Ты хоть понимаешь, что теперь будет?! — Шиплю, словно кобра, ощущая, как легкие обжигает от нехватки кислорода, и лицо горит от гнева.

— Лучше бы поблагодарила, Цветкова. — Цедит сквозь зубы, даря мне ледяной колючий взгляд.

— Поблагодарила?! — Я чуть ли не задыхаюсь от его наглости. — Спасибо, Данияр, — говорю на выдохе, — теперь ты мне обеспечил еще больший ад, чем был. Для чего?! Что тебе нужно от меня?! Оставь ты меня в покое! Зачем ты издеваешься?! — Чувствую, как глаза увлажняются, и я сильнее толкаю Дана в грудь, на что он вообще не реагирует, а вот Макс пытается остановить. — Нет, Максим! Не трогай меня! Я многое терпела, но это уже перебор даже для тебя, Аристов!

— Дан, что происходит? — Выкрикивает Макс, перебивая меня, а Данияр ловко хватает мои запястья, но не сжимает, как в прошлый раз, просто не дает ударить и смотрит в глаза.

— Я сделал то, что ты, жалкий трус, не мог сделать за все два года. — Процедил сквозь зубы Дан, а я попыталась вырвать руки, но тщетно.

Аристов заставлял на него смотреть, хотя говорил Максу. Меня начало трясти еще сильнее, и даже зубы застучали друг о друга.

— Что ты… — Начал Макс, только Данияр опередил его с репликой.

— Ты заботишься лишь о своей шкуре, Круг. Хоть раз посмотрел бы вокруг себя, может тогда смертей было бы меньше. — Произнес с намеком Аристов, а я наконец высвободила руки, становясь к Максу.

— Макс не виноват в том, что твоей сестры больше нет, а он живет дальше. Это печально, но не дает права кидать обвинения. — Выпалила я, после чего выражение лица Дана стало непроницаемым, а глаза пустыми.

Он медленно подошел ко мне и смерил странным взглядом, от которого по телу снова пробежала волна дрожи.

— Рассказал ей, да? — Усмехнулся Данияр. — Все рассказал? Или только то, что выгодно?

— Дан, черт… — Послышалось за спиной, а я замерла, потому что Аристов издал какой-то странный звук, похожий на безумный смех.