Ангелика
Пара секунд потребовалась, чтобы взять себя в руки, и выйти из чата прежде, чем там высветятся колкие выражения или еще что похуже.
Переходящая из рук в руки…
Как ангелы становятся падшими…
Эти и еще несколько выражений похабного плана прилагаются к картинке, где двое играют, а между ними шарик пин-понга. На одном фото Макса, на другом — Дана, а на шарик прилепили крылья и мой снимок.
Внутри все трясется, руки дрожат, но я выпрямляю спину, ловя на себе взгляд Макса, который тоже поднялся. Вероника посмеивается, только не долго, потому что Аристов перекидывает через плечо сумку и идет к ней. Дожидаться конфликта не хочется, и я, бросив на эту парочку презрительный взгляд, выхожу из класса.
В спину летят пошлые намеки Лунева, который, судя по всему, на этом помешан. Данияр громогласно делает объявления, но я слышу лишь начало.
— А теперь все недалекие слушают…
Понятно. А чего он хотел?
Вероника бегает за ним хвостом неизвестно сколько, а тут Аристов при всем честном народе сел ко мне. К той, которую сам и опустил ниже плинтуса. Листовская точно не оставит меня в покое.
Внутренняя дрожь не проходит, пока я иду по коридору к танцевальному классу. Раз Данияр пришел, то скорее всего, отработки наказания нам сегодня не избежать.
Вроде все это ожидаемо, но мне хочется поскорее покинуть пределы школы. Обидно, что Круглов остался там и промолчал. Просто промолчал.
Остановилась около окна и смотрела, как по стеклу стекают капли дождя. В коридоре пробегали ученики младших классов, отвлекая от того, что произошло. За эти два года я стерпела многое, наверное, потому что рядом был Максим. Ему я доверяла чуть ли не с первого дня знакомства, и чем это обернулось?
Достаю телефон и смотрю на сообщения, которые ему отправила. Прочитал, но отвечать не спешил, да и не собирался скорее всего. Почему-то руки все еще дрожат, словно я продолжаю стоять перед одноклассниками. Пора привыкнуть к тому, что я у них вместо новогодней елки, но не могу. Не получается…
— Ангелика, проходи. — Слышу голос Анны Васильевны, которая кивком приглашает войти в зал. — А где Аристов?
— Не знаю. — Захожу внутрь и переминаюсь с ноги на ногу, пока учитель проходит к станку и поправляет прическу, глядя в зеркало.
— Подождем, если не придет, придется поискать. — Говорит она, но в этот момент дверь громко хлопает, и я понимаю, что Дан уже здесь, даже оборачиваться не приходится.
Мне кажется, я его тяжелую энергетику отличу из тысячи других, настолько уже уловила частоту напряжения.
— О, Данияр, может тебе лучше пойти домой… — Произносит учитель, указывая на синяк под глазом, но Аристов так смотрит, что Анна Васильевна тяжело вздыхает и просит нас встать в позицию.
Молча опускаю рюкзак на пол и делаю пару шагов к Дану, который хмурится, словно я уже оттоптала ему ноги. Даже страшно подумать, что происходит в его голове. О чем он вообще думает? И правду ли говорит?
Долго стоять без дела не приходится, ведь Анне Васильевне все равно, что между нами происходило и происходит на данный момент. Она указывает на недостатки и прикрывает глаза рукой, глядя, как коряво мы танцуем.
— Цветкова, — Данияр наклоняется и шепчет мне на ухо, — ноги не казенные. Скоро вместо сорок первого сделаешь мне сорок пятый растоптанный. — Он отстраняется, и я вижу что-то похожее на улыбку.
Отвожу взгляд в сторону, потому что это не та издевательская улыбка, а какая-то… слишком добрая…
— Ребята, — Анна Васильевна подходит к нам с кривой гримасой на лице, — мои глаза скоро заслезятся от вашего вальса… — Она помещает одну руку мне на плечо, а вторую на плечо Дана. — Вы, как два робота, честное слово, где красота движений? Где подача? М? Вальс — это не просто раз, два, три… Это маленькая жизнь двоих. Нужно чувствовать друг друга. Один ведет, а ты, Ангелика, должна поддаваться. Вот, — она хлопает Дана по плечу, — мужчина, а ты пластилин в его руках.
От ее слов и взгляда Данияра щеки начинают пылать, и я проглатываю комок, который уже давно стоит поперек горла. Вот за что мне это?
Мучения продолжаются еще полчаса, и на последней попытке создать что-то красивое, Дан крепче сжимает мою талию, от чего я сбиваюсь и всей своей невеликой массой наступаю ему на ногу.
— Вот же… — Кривится он, а я отскакиваю назад, не зная, что делать.
— Извини, — говорю тихо, на что Аристов усмехается, — я не хотела.
— На сегодня достаточно. — Анна Васильевна тяжело вздыхает, смотря на нас и постукивая пальцами по станку. — Настраивайтесь. Я от вас не отстану, пока танец не превратится во что-то волшебное, а вот это, — она крутит указательным пальцем в воздухе, — что вы творите, совершенно не подходит.
Из зала я выхожу, горя всем телом, словно меня в печь кидали и пытались приготовить из фарша пудинг. Быстро семеню ногами, но от Аристова скрыться не получается. Он уже скоро догоняет меня, и мы идем практически в ногу.
— Ты что-то сказать хочешь? — Резко останавливаюсь и складываю руки на груди, чувствуя, что сердце в этот момент подпрыгивает словно мячик.
— Да, и скажу. — Спокойно отвечает он, кивая на выход. — Пойдем.
Ежусь от его внимательного взгляда, но иду вперед, ведь из школы все равно нужно уходить. На улице все еще идет дождь, и это меня ни капли не радует, потому что зонт уже старый и толку от него мало. Утром вон волосы намочила. Данияр останавливается слишком резко, и я чуть ли не впечатываюсь в него, сразу делая шаг назад.
— Больше таких фоток не будет, — Дан хмурится и будто выдавливает из себя эти слова, на что я горько усмехаюсь, ведь слышать от него подобные фразы странно как минимум, — и…
— Остановись, Аристов, — я качаю головой, пытаясь перестать волноваться в его присутствии и говорить ровно, — что ты сделал? Убил ее? Нельзя закрыть всем рты кулаками. Если ты забыл, то сам дал им зеленый свет, а теперь заступаешься за меня. Это слишком странно выглядит, не считаешь? — Складываю руки на груди, чтобы кисти перестали дрожать, словно после двадцати отжиманий от пола. — Но ты не парься, я уже привыкла, и спасибо нужно сказать… Угадай кому? Браво. Тебе. — Пытаюсь его обойти, но Данияр встает на моем пути, показывая всем видом, что бесполезно убегать.
— Признаю, — Аристов хмурится, — был не прав.
От того, с каким выражением он это говорит, сердце пропускает один удар. Ни слова не произношу. Молчу. Смотрю на него и упорно ничего не хочу отвечать.
— Просить прощения бесполезно, так ведь? — Не спрашивает, а утверждает Данияр, пока я нервно сжимаю пальцами рукава пиджака. — Даже если я сейчас на колени встану и заплачу, ты мне не поверишь.
Снова молчу. Даже представить не могу такую картину, когда сам Аристов со слезами просит извинений. Бредовая ситуация.
— Зачем тебе это все? — Выдавливаю из себя снова этот вопрос, на что Дан прищуривается.
— Помочь хочу, говорил же.
— То есть, так ты свою вину заглаживаешь, да? Все эти приезды, подарки Олежке, чтобы я тебя простила? — Почему-то голос дрожит, когда говорю это.
— Все и так очевидно, Цветкова. Плохого я точно не желаю. — Размыто отвечает Данияр, делая шаг ко мне.
— Если я скажу, что тебя простила, ты от нас отстанешь?
— Нет.
Быстрый ответ сопровождается еще одним шагом вперед, но на этот раз я не отступаю, а стою на месте.
— Тогда, — задираю голову, чтобы видеть его глаза, — иди в церковь.
— Зачем? — Прищуривается, наклоняя голову.
— Чтобы там, — показываю пальцем на небо, — увидели, насколько ты искренен, и отпустили все грехи.
— Грехи, говоришь. — Как-то странно протягивает Данияр, переводя взгляд с моих глаз ниже. — Одним больше, одним меньше. Все равно замаливать. — Произносит будто сам себе, а потом резко притягивает меня к себе.
— Что ты… — Вырывается из меня, но закончить не успеваю, потому что Аристов делает то, от чего мои ноги подкашиваются, а сердце перестает работать.