Ангелика
Я столбенею от слов друга и еще долго не могу выкинуть их из головы, шагая рядом по тропинке, что ведет к выходу из парка. Нам встречаются парочки, дедульки, бабульки, мамы, решившие, что пора прогуляться со своими ненаглядными чадами, мирно посапывающими в колясках, а я зависаю на последних фразах Макса.
"…взяла и похорошела…", "…страшно за тебя…" — хм, если со вторым я согласна, да, Круглов меня защищает не просто так, то с последним стоит поспорить.
Лето было тяжелым для меня физически. Я работала за двоих и сильно похудела, хотя, казалось бы, куда еще больше? Разве можно назвать кости, обтянутые бледной кожей, красивыми? Нет. Определенно, нет.
Бедный Максик помешался на том, что меня нужно ото всех закрывать своим подтянутым телом, и видит опасность там, где ее нет. В этом я себя убеждаю, стоя около входа и ожидая друга, который вдруг вспомнил о важном деле и в прямом смысле убежал, попросив его подождать.
За это время несколько раз ловлю на себе насмешливые взгляды девушек, которые находятся в компании парней. Их можно понять. Вид у меня не особо презентабельный — одежда в пятнах, и волосы, хоть и высохли, но были грязными. Тяжело вздыхаю и стараюсь не думать о плохом. Негатива в моей жизни и так хватает.
— Вот, держи. — Говорит Макс и протягивает мне большой пакет из супермаркета. — И даже не вздумай слова сказать. Я обижусь. Олежке от меня привет передашь. Давно его не видел. Тренировки эти… — Друг криво улыбается и чешет затылок, пока я с изумлением рассматриваю содержимое пакета. — Это… Ты не обижайся, но мне надо домой. Сборы сегодня, а у меня вот… — Он указывает на испачканную кровью одежду и свой припухший нос.
— Макс… — Только и выдыхаю.
Пакет полон продуктов. В основном сладости для Олежки, небольшая заводная машинка и набор маленьких солдатиков. Страшно представить, сколько все вместе стоит. Наверное, половина моего скромного заработка.
Подбородок предательски подергивается, и я начинаю часто моргать, но слезы не выпускаю. Вовремя беру себя в руки. Круглов усмехается и треплет меня за щеку, заставляя улыбнуться.
— Да, ладно тебе, Лик. Ты чего так расчувствовалась? Это малое, что я могу для тебя сделать. — Макс щелкает мне по носу, окончательно приводя в чувство. — Мое такси прибыло, — он кивает на красную иномарку, припарковавшуюся неподалеку, — пора.
Хоть друг старательно прячет эмоции за улыбкой, я замечаю, что в глазах мелькнула печаль, и знаю ее причину.
— Спасибо. — Вкладываю в это слово всю благодарность, а Макс кивает и быстрым шагом направляется к автомобилю.
Стою на месте, хотя надо уйти. Даже с такого расстояния слышу громкий голос его матери. Круглова Анастасия Петровна была известной личностью в городе. Сеть бутиков нижнего белья пользовалась популярностью, но я вряд ли стану одной из его покупательниц по очевидной причине.
Видимо, стекло с ее стороны опущено, потому что гневная тирада кусками долетает до моих ушей, и я краснею, теряя остатки хорошего настроения. Макса отчитывают за то, что он снова получил по лицу из-за меня. Становится неприятно. Даже кожа покрывается мурашками от теплого ветра.
Я стою на месте, держа в руках пакеты, пока автомобиль не отъезжает от парка и не скрывается в потоке машин, после чего на ватных ногах иду до остановки. У меня есть несколько часов свободного времени, за которое я должна привести себя в порядок, забрать братишку из садика и пойти на работу.
В автобусе сильно трясет, и я так крепко держусь за поручень, что костяшки пальцев стремительно белеют. Проезд стоя нельзя назвать удобным, потому что пакеты мешают, и я то и дело задеваю ими других пассажиров. Одна женщина даже сказала что-то нецензурное в мой адрес, но я слишком увлечена мыслями о предстоящем учебном году, чтобы обращать внимание на хамство.
К квартире приближаюсь с жутким чувством горечи и опасения. Внутри теплится надежда, что Владимира нет дома. Может, все-таки ушел на работу…
Отчим был строгим и упертым. Помню, когда он только появился на пороге нашего дома, я нервничала и без отрыва смотрела на него. Мужчина в камуфляжном костюме с гордо поднятой головой. От него так и веяло храбростью.
Но…
Первое впечатление, как оказалось, обманчиво. Владимир сильно изменился после смерти матери, и порой мне казалось, что все его моральные порки вызваны желанием сделать кого-то виноватым в этой беде. Всех, кто находился поблизости. Сына он обидеть не мог, а вот я…
Мамина копия. С головы до пят. Словно на заводе изготовили по образцу.
Ее двойник ходит по дому и вызывает лишь ярость. Мозолит глаза, напоминая об утрате.
Я с жуткой тяжестью в груди открываю дверь и прислушиваюсь, поставив пакеты на пол.
Тишина.
С кухни веет табачным дымом, и я тут же скидываю туфли, направляясь туда. Вижу знакомую картину. На столе бутылка, стакан и пепельница, полная окурков, один из которых все еще тлеет, распространяя неприятный запах на всю квартиру.
Владимира нет, и я глубоко вдыхаю, радуясь этому обстоятельству. Несу пепельницу в ванную и заливаю водой, после чего сливаю серую жижу и выбрасываю окурки в мусорное ведро, сразу завязывая пакет, чтобы смрад не распространялся дальше.
Эти действия настолько вошли в автоматизм, что я уже не эмоционирую. Просто убираю, чищу и навожу порядок. В доме ребенок, и я должна поддерживать чистоту.
После небольшой уборки иду в ванную и смываю с себя грязь первого дня в "любимой" школе, стараясь забросить дальше гадкое чувство неполноценности, которое мне постоянно вселяет Аристов.
Как выдержать еще один год, когда мне уже хочется бросить школу…
Оказавшись в комнате, смотрю на часы и понимаю, что возиться с пакетами буду позже, поэтому сгребаю их из коридора и уношу в нашу спальню, пряча в шкаф. Не нужно Владимиру видеть чужую помощь.
Он мгновенно вскипает, а это лишняя причина схватиться за бутылек сорокоградусной или очередного денатурата.
Убедившись, что в квартире ничто не станет спичкой для розжига костра, я облачаюсь в старенький спортивный костюм, закрываю квартиру и спускаюсь вниз, где сталкиваюсь с баб Леной.
— Ох, Лика, — охает она виновато, — а я и не знала, что ты дома уже…
Я вопросительно гляжу на соседку, убирая связку ключей к карман. Мы стоим около двери, и пожилая женщина не спешит вернуться к себе или пойти по делам. Пристально смотрит на меня, словно боится что-то сказать.
— Что-то случилось, баб Лен? — Спрашиваю спокойно, но внутри все разом напрягается от мысли, что Владимир мог что-то натворить.
— Ой, да вот только! — Женщина берет меня за руку и указывает в сторону. — Вот только мужчина один подходил и спрашивал про твою маму. Где… Как… — Баб Лена часто моргает, да и я тут же проглатываю противный комок, застрявший в горле. — Сказал одноклассник ее. Вот он скоро за угол зайдет.
Я прищуриваюсь, замечая крупную мужскую фигуру, которая тут же скрывается за деревьями, и пожимаю плечами.
— Я сказала, что вы одни остались. Без матери. — Баба Лена снова дарит мне страдальческий взгляд, но я выжимаю улыбку. — Может, догонишь? Вдруг, что важное у него?
— Нет, баб Лен. Если важное, то вернется, да и я опаздываю за Олежкой. — Женщина кивает, соглашаясь с моими доводами, а я разворачиваюсь и спешно иду через дворы.
Мало ли одноклассников у мамы. За все время никто не вспоминал, а тут…
К тому же, если он такой же доброжелательный, как и Дан, то…
…хорошо, что мы не встретились.
К черту таких одноклассников!