Наверное, я соглашаюсь, иначе как объяснить, что сейчас я в одной машине с Давидом. Он уверенно управляет моим автомобилем, а я нервно кромсаю подол платья, хотя никогда прежде за собой подобного не замечала. Наверное, это страх за единственную дочь. Я так и не поняла по телефону, что именно случилось, а потому сейчас не знала, как себя буду вести и к чему нужно готовиться.
Дорога к дому Маришкиной подруги длится вечность. Мы то и дело останавливаемся на светофорах, я нервно смотрю вперед и обдумываю действия. Что мне сделать, едва я увижу Маринку? Отругать, накричать или обнять и попытаться мирно поговорить? Мы с дочерью всегда доверяли друг другу, поэтому я безоговорочно поверила ей и отпустила к подруге. Из того, что я услышала, стало понятно, что Маришка не пошла ни к какой Лидке. Скорее всего, она пошла к парню, но почему ничего не сказала об этом мне?
– Мила, все будет в порядке, – уверенный мужской голос выводит меня из задумчивости.
Я лишь киваю, а сама снова набираю номер Димы. Через несколько гудков он таки отвечает.
– Да, Мила, что-то случилось?
– Я не знаю, – вздыхаю в трубку. – Что-то с Маринкой. Мне позвонила ее подружка и сказала, что она как-то странно себя ведет.
– Где ты?
– Еду сейчас за ней.
– Хорошо. Наберешь меня, когда приедешь, ладно? Расскажешь, что с ней. – Дима молчит несколько мгновений, после чего говорит: – Прости, мне пора.
Дима отключается, а я убираю телефон от уха и несколько минут просто гипнотизирую экран. Дима сказал, что ему некогда? Нет, не так. Он сказал, что ему пора, но разве это не одно и то же? Что может быть важнее ребенка любимой женщины? Что, черт возьми, может быть важнее Марины? Важнее моего крика о помощи? Я хочу открыть окно и вышвырнуть телефон, но в последний момент мою ладонь перехватывает мужчина. Давид умело управляет машиной одной рукой, а второй переплетает наши пальцы.
– Дышите, Мила, все будет хорошо, я вам обещаю. Я рядом, опыт работы с трудными подростками у меня есть.
Его голос звучит настолько уверенно и спокойно, что эти чувства передаются и мне. Я чуть сильнее сжимаю руку Давида и поворачиваю голову к окну, чтобы перевести дыхание. Я не понимаю, как получилось так, что Дима, мой любимый мужчина, сейчас решает какие-то проблемы с работой, а Давид, совершенно незнакомый мне, везет к дочери и обещает, что все будет в порядке. В какой момент я позволила этому случиться? И когда стала настолько слабой, что даже оказалась не в состоянии сама сесть за руль?
К дому Лиды мы подъезжаем быстро. Я поднимаюсь на указанный девочкой третий этаж, добираюсь до нужной мне квартиры и резко дергаю за ручку двери. Она оказывается не заперта. Практически с порога я слышу музыку и какие-то крики. Я уверенно иду дальше, прохожу в зал и не могу поверить в то, что вижу: моя дочь танцует на столе, а все вокруг хлопают. Только Лида смотрит на это такими же глазами, что и я, а еще какой-то парень, которого я вижу впервые. Он, в отличие от остальных, совсем не весел и пытается снять мою дочь с импровизированного танцпола. Маришка же уверенно отмахивается и продолжает танцевать. Спасибо на том, что одетая. Я перевожу дыхание и кричу:
– Марина!
Дочь замирает. Ее тело каменеет, после чего она резко разворачивается ко мне и падает назад. Я рвусь вперед, но выдыхаю, когда она падает не на пол, а в руки того самого парня, который пытался ее надоумить. Когда же Маришка не встает и никак не реагирует, а парнишка кладет ее на диван, я чувствую неладное. Она без сознания. Я быстро оцениваю ситуацию и вызываю скорую. Как раз в этот момент меня отодвигают в сторону, рядом с Мариной присаживается Давид. Он щупает ей пульс, достает откуда-то из кармана фонарик и светит им в ее глаза, после чего уверенно хватает ее тельце на руки и двигается к выходу.
– Что ты делаешь? – на эмоциях я перехожу на ты.
– Везу ее в больницу.
– Я вызвала скорую.
– Пока они приедут, уже может быть поздно. Глеб, за мной…
Я оглядываюсь, не понимая, кому он этого говорит, но замечаю, как тот самый парнишка следует за ним. Они знакомы? Или это и есть его сын? Все, что происходит дальше, я едва запоминаю, потому что Давид как-то быстро укладывает мою дочь на заднее сиденье, помогает мне забраться туда же и бережно перекладывает голову Марины мне на колени. Парень садится спереди, а Давид за руль. К частному медицинскому центру мы добираемся за какие-то минуты. Мужчина нарушает все возможные правила дорожного движения и, едва мы приезжаем, берет Маришку на руки и несет на носилки к медикам, которые нас уже ждут.
– Давид, что происходит? – спрашиваю уже внутри, когда мою дочь увозят. – Мне можно с ней?
– Не думаю, – мотает он головой. – Успокойся, Мила. С твоей дочерью все будет в порядке.
– Что это? – обессиленно спрашиваю я. – Она что-то выпила? Приняла?
– Да, скорее всего.
– А тот парень? Он твой сын?
– Да, он мой сын.
Между нами повисает неловкость. Я пытаюсь подобрать слова, чтобы спросить, не мог ли он что-то дать моей дочери, но в этот момент парнишка сам приходит к нам.
– Пап, – обращается к Давиду, – я не знаю, что с девчонкой. Я даже имени ее не знаю. Мы случайно на улице столкнулись. Я с парнями был, а она какая-то заплаканная и странная. Смеялась и плакала. Обозвала меня, потом толкнула, а потом чуть на проезжую часть не выскочила и…
Я зажимаю рот рукой, а Давид прерывает сына. После я вижу, как мужчина резко поднимается и подходит к нему. Мальчик чуть съеживается, но уверенно выдерживает взгляд отца.
– Давид, – зову мужчину, но он меня не слышит. – Глеб, да? Скажи, моя дочь что-то пила?
Некоторое время парень думает, будто вспоминая, видел ли он, как Маринка что-то пила. После чего кивает и говорит:
– У нее в руках была банка с чем-то. Я не знаю, что это было, какой-то коктейль. – Он пожимает плечами. – Она ее выбросила.
Я киваю и тяну Давида за руку, потому что вижу: он не верит сыну.
– Твой сын невиновен. Маришка принимает таблетки от аллергии, несовместимые с алкоголем. Боже. – Я закрываю лицо руками и оседаю на кушетку. Что случилось с моей дочерью, пока я ужинала в ресторане и ни о чем не думала, почему она не позвонила мне?
Давид присаживается рядом со мной и аккуратно трогает за плечо.
– Мила, послушайте, я думаю, ничего страшного не произошло.
В эту секунду мне становится по-настоящему обидно за то, что меня успокаивает не любимый мужчина, а человек, которого я вижу впервые в своей жизни. И состояние Марины все еще беспокоит меня. Я и сама раньше пила эти таблетки, один раз совмещала с алкоголем, но никакого обморока не было. Головокружение и слабость – единственное, что я тогда почувствовала.
Наконец к нам выходит доктор. Он говорит, что все в порядке. Девочка пришла в себя, рассказала, что причина в препаратах против аллергии и алкоголе. Я лишь облегченно выдыхаю. С моей Маришкой все в порядке.
– Я могу увидеть ее? – тут же спрашиваю, забывая обо всем на свете.
– Конечно, можете.
Меня провожают к дочери. Она лежит на кровати и смотрит в потолок. При моем появлении на ее лице появляется чувство вины, и Маришка закусывает губу.
– Мам, прости меня, – едва слышно говорит она. – Я забыла о таблетках.
– Боже, Марин, все в порядке. – Я обнимаю дочь и прижимаю ее к себе. – Я очень переживала, милая. Если бы ты только знала.
– Я такую глупость совершила. Выпила какой-то бурды. – На ее глазах появляются слезы. – Я не думала, что все будет так.
– Мариш, все в порядке, просто теперь ты будешь знать, что это опасно.
Я сажусь у кровати дочери и обхватываю ее хрупкую ручку. Марина улыбается и прекращает плакать, а в моей душе поселяется чувство облегчения.
– Маа-а-ам, – тянет дочка, – тот парень… который пришел к Лидке за мной…
– Он здесь, – я улыбаюсь. – Сидит в холле.
– А можешь его позвать? – Маринка оживляется. – Он меня спас, – гордо выдает дочь.
Я киваю и встаю, чтобы позвать Глеба. В конце концов, дочка права, он действительно спас мою девочку, и то, что она хочет сказать ему спасибо, меня радует. Это значит, что я вырастила воспитанную дочку. Выхожу в коридор, направляюсь к мужчинам, но останавливаюсь на полпути, когда слышу:
– Марина сейчас с дочерью. Я просто мужчина, который помог ей в трудную минуту.
Я делаю еще шаг и вижу Давида, разговаривающего по моему телефону.