Беременность не болезнь

ЕДИНСТВО ДУШИ ТЕЛ

Беременность не болезнь. Главное – об этом помнить. Потому что если нечаянно забыть, можно подумать, что жить осталось совсем недолго.

Особенно с утра. Самое блаженное время, когда проснулась, но еще не шевелилась. И за эти пару минут, пока не успевает проснуться желудок и все остальные органы, успевает проснуться надежда. Может, рассосалось? Может, сегодня будет лучше? А потом поворачиваешь голову в сторону, наблюдаешь, как картинка поворачивается вокруг головы, причем с сильным запаздыванием, и понимаешь – не-а… Лучше не будет…

«Беременность не болезнь, это совершенно естественное состояние женщины».

Эта фраза становится заклинанием. Наверное, если повторять ее часто, то станет легче.

Вот такое состояние женщины – это естественно? Когда после подъема на второй этаж развивается чудовищная одышка, начинает болеть спина и трясутся руки – это нормально? Когда, услышав на улице невинную детскую песенку про мамонтенка, который потерял маму, вдруг, неожиданно для самой себя, разражаешься безудержными рыданиями, и никто-никто в целом мире не может тебя утешить – это в порядке вещей?

Жуткое чувство. Трудно себе представить, что еще месяц назад я была красивой молодой женщиной, по крайней мере по сравнению с тем, во что превратилась сейчас. И дело даже не в зеленых синяках под глазами, а в том, что разговаривать можно только на очень избранные темы, а находиться – только в очень избранных местах.

– Нет, девчонки, я не пойду с вами в кафе. Там еда, и она воняет… Нет, еды, которая не воняет, не бывает. Бывает еда, которая воняет более-менее терпимо, но такой мало.

– Я не пойду в театр, я уже пыталась. Я не знаю, что смотрела, рядом со мной сидела хорошо надушенная бабушка. Очень хотелось ее придушить. Пришлось уйти, а потом два часа гулять вокруг, потому что голова болела так, что двоилось в глазах… Как объяснить такой бабушке, что для нас, бедных беременных женщин, находящихся в этом естественном состоянии организма, духи – это что-то вроде химического оружия?

– Девушка, продайте мне дезодорант без запаха! Совсем без запаха. Вот в этом совсем запаха не чувствуете? Счастливая…

У меня давно не было похмелья/ но такого похмелья у меня не было никогда. И никогда больше не будет. Потому что сейчас я умру. Или навсегда брошу пить.

Что на меня нашло? «Поздравьте меня, я скоро стану отцом!» Поздравили… Что мы пили? С кем? Зачем? Самое главное – зачем? Чтобы компенсировать радость от будущего прибавления в семействе?

Я попытался повернуть голову, и не смог. Возможно, голова и повернулась, но изображение не изменилось: все те же красные круги на темном фоне. Еще один эксперимент – и еще одно фиаско. Пришлось открыть

глаза.

Отвратительное весеннее солнышко упиралось лучами в стекло. Мне даже почудился мерзкий скрежет, с которым скользят эти долбаные лучи по этому долбаному стеклу. Я застонал – и это был ужаснейший из звуков в природе.

Лежать дальше было опасно, желудок рвался на волю. Попробовал спрятаться от наглого солнца за веками, но голова опасно закружилась. Мне показалось, что я распластан на лопастях огромного вертолета, которые медленно, но уверенно раскручиваются, и…

Не хотелось узнавать, что будет за этим «и». Я открыл глаза и вздохнул.

Сию же секунду в нос ударил миллион запахов: пищи в процессе приготовления, косметика в процессе нанесения, мусор под окнами в процессе разложения… Стоп! Как мусор? Как под окнами? У меня же девятнадцатый этаж! Это слово – «девятнадцатый» – произносить нужно полдня, а уж унюхать что-нибудь с его высоты вообще нереально. Но ведь унюхал!

Я не успел попытаться что-нибудь понять, как подлец телевизор, повинуясь команде встроенного таймера, врубил новости. Значит, пора на работу. Не пойду. Пусть увольняют. По статье. За пьянку.

Пошатываясь, я двинулся к ванной сквозь какофонию звуков, запахов и солнечных зайчиков.

Утро. На работу…

Об этом не может быть и речи! Пошатываясь, я выползла из постели, давясь приготовленным с вечера сухариком. Подняла Машу, порадовалась, что ее не нужно кормить, – позавтракает в школе.

Вышли на улицу. С одной стороны, от свежего воздуха легче, с другой – начинает хотеться есть. Вот ведь ужас! Никогда не думала, что может одновременно тошнить и хотеться есть!

Голова кружится… За руль сесть страшно – еще поплохеет по дороге. В транспорт войти? Мимо пролетел папик с портфелем в руках, тащивший на буксире упирающегося ребенка. Шлейф парфюма заставил меня конвульсивно задергаться. А если рядом алкаш? А если бабка, которая не мылась пару месяцев?

На обратном пути из школы я пыталась начать мыслить трезво. На работу я ходить не смогу. Максимум, на что я сейчас способна, – это сидеть в уголке и грызть сухарик, да еще занимать места общественного пользования на неопределенное время. Значит, нужно на работу не ходить… В попытках осмыслить этот глубокий вывод прошел час. Мне позвонили.

– Катя! Ты когда придешь?

– Никогда…

– Катя, что случилось?

– Мне плохо. У меня токсикоз. Не трогайте меня.

– Катька, токсикоз – это не причина для того, чтобы не ходить на работу. Кончай выпендриваться, приезжай.

Почему? Почему?!

Почему похмелье или отравление – это причина, а токсикоз нет? Почему, если мужик приходит на работу с бодуна и жалуется, что ему плохо, то все ему сочувствуют, кормят аспирином и прикрывают от начальства и клиентов?! Почему, если кто-то отравился, ему несут чай и печенье, кормят активированным углем и поесть выходят в другую комнату?! Токсикоз же гораздо хуже! Он так быстро не проходит…

Что за идиотская примета, что до двенадцати недель беременность нужно от всех скрывать? А чем мне отговариваться? Язвой желудка? Хронической болезнью почек? Почему, если прямо сказать: «Мне плохо, я беременная», то половина людей от смущения не знает, куда девать глаза (можно подумать, я призналась в том, что у меня сифилис), а вторая половина немедленно упирается взглядом мне в живот. Ну нет у меня еще живота! Нет! Только через несколько месяцев появится. А тогда, кстати, уже и токсикоз закончится.

– Катька! Алле! Ты собираешься приходить?

– Нет…

– Ладно. Тогда сделай накладные дома. Ты можешь включить компьютер?

– Нет.

Я не могу включить компьютер, он жужжит. В книжке про беременность написано, что когда «голова болит так, что двоится в глазах, более трех часов», это повод для того, чтобы обратиться к врачу. А гели меньше, то, значит, не повод… Это нормально…

– Катя, ну и как ты собираешься работать?

– Никак. Оформите мне отпуск за свой счет. На девять месяцев…

Я, наверное, герой. Я пошел на работу. Всегда предполагал, что героизм – удел идиотов. Теперь убедился. Ну пришел я на службу. Самостоятельно включил стоящий под столом компьютер (ногой, потому что наклониться означало верную смерть), запустил почтовую программу. На этом разумная деятельность завершилась. Думать невозможно. Читать невозможно. Дышать невозможно – воздух пропитан ароматизированной дрянью. Принялся рассматривать календарь. На четвертой минуте заметил странное несоответствие: календарь показывал вторник. Пьянка была в пятницу.

Кажется.

Точно.

Наверное.

– Артем, – отловил я пролетающего мимо завреда популярки, – скажи мне правду. Когда мы пили по поводу моего будущего сына?

– Мы? В пятницу. А ты, похоже, все выходные и понедельник в придачу.

– Меня не было на работе? – к счастью, логика работала автономно от прочего парализованного разума.

– Не бойся, мы тебя прикрыли, сказали, что болен. Слушай, отпусти рукав, меня автор ждет!

Я болен. Это многое объясняло. Не мне, конечно, – мне сейчас ничего объяснить было нельзя. Я вздохнул с облегчением… и стремглав полетел в уборную. Занимал ее достаточно долго, но зато значительно прочистил и желудок, и мозги. Вчера я точно не пил. Кажется, я проспал весь день. Или это было воскресенье? А суббота? Должна ведь еще где-то оказаться суббота?

Ладно, фокусы с календарем – не самое страшное. Хуже всего симптомы: типичный абстинентный синдром плюс резкое обострение обоняния. А если это надолго? Если это хроническое? И вот так вот до конца дней своих. Суровые мужские слезы покатились по суровой мужской щетине. С некоторым изумлением я понял, что плачу. По дороге в туалет я пытался вспомнить, когда последний раз пускал слезу. Трезвым – очень давно. Возможно, даже в детстве.

Когда я в очередной раз покинул санитарно-техническую обитель, директор, ошивающийся рядом с ней, проявил неслыханное милосердие.

– Вали-ка ты домой. Сам зеленый, глаза красные. Лечись. Только не увлекайся, неправильная опохмелка…

Я с готовностью выполнил приказ начальства, задержавшись только для контрольного звонка Кате. Собрав в дрожащий кулак волю, я изобразил бодрость, но она мне, как выяснилось, не потребовалась.

– Алло, – отозвалась Кошка, – мяу. Ой, извини, я сейчас. Перезвони через полчасика, ладно?

Уже подъезжая к дому, я понял причины благородства директора – в нашем офисе всего один туалет. Заодно, кажется, понял и причины краткости разговора с Катериной. Видимо, у нее те же проблемы.

Просто единство душ и организмов!

Еда! Сколько муки, сколько отчаяния в этом простом слове!

Если бы можно было не есть! Если бы можно было не открывать глаз, не вставать с постели, не шевелиться! Но суровая правда жизни в том, что есть надо, потому что, как это ни парадоксально, если не есть, то еще хуже.

Мы с Машкой питались где попало, только не дома. Потому что когда еду приносят в кафе, то можно быстро втянуть воздух и съесть ее на одном вдохе. Еда дома в процессе приготовления пахнет несравнимо дольше и гаже. Даже разогреть что-нибудь Машке в микроволновке причиняет невыносимые страдания, потом приходится долго проветривать квартиру.

Моя мама приносила нам жареную картошку. Почему-то очень хотелось жареной картошки с соленым огурцом. О том, чтобы ее пожарить, не могло быть и речи, мама жарила ее дома и тепленькую привозила нам.

Машка разговаривала с моим животом:

– Ты зачем мучаешь маму? Немедленно прекрати! Маме нужно помочь мне сделать уроки. А то вырастешь – не дам тебе игрушки! И дружить не буду!

Но ко всему, даже самому плохому, организм приспосабливается. Мы перебрались жить на диван в большую комнату и лежа играли, читали и делали уроки. Машка не возражала, что я периодически засыпаю, пользовалась случаем и смотрела мультики.

Ребенок вообще проявлял чудеса самостоятельности. Она научилась пользоваться микроволновкой, делать мне и себе чай, сама собирала портфель и выбирала одежду. Мы с ней стали гораздо ближе, даже спали все время вместе. Мне было проще заснуть, если ко мне прижимается живой и тепленький человечек.

Как мне не хватало Сергея! Он бы покормил, утешил, он бы… сделал что-нибудь. Мне казалось, что просто оттого, что он рядом, мне бы стало легче.

– Сергей, приезжай, пожалуйста, хотя бы на выходные. Я не могу без тебя больше, – рыдала я в трубку.

В ответ мне промычали что-то про то, что поезда сильно качает. Он что там, непрерывно пьет?

Скоро я понял, что пора брать себя в руки. Еще неделя – и меня спишут в конченые алкоголики. Даже Катя считает, что я тут пью без просыпу. Напрягшись, вспомнил основы здорового образа жизни: прогулки на свежем воздухе, правильное питание, минимум стрессов.

Начал с прогулок, как с наиболее доступного. То есть это мне так казалось, что оно доступное. В Москве для прогулок на свежем воздухе необходимо свежий воздух носить с собой в баллоне. Я бродил по относительно зеленым бульварам и не понимал – как можно было не замечать, что «свежий» воздух имеет запах недогоревшей портянки и соответствующий цвет! В конце концов я приспособился дышать на балконе своего высокого этажа. Сюда долетала только часть копоти, а после дождика вообще можно было дышать полной грудью целые полчаса. Дверь на балкон я заклинил в открытом состоянии, благо весна проходила по верхнему краю температурной нормы. На работе стали привыкать к тому, что окно моего кабинета открыто, а на людей с сигаретами я смотрю с ненавистью.

С диетическим питанием проблема решилась проще. Поначалу я решил, что сам смогу обеспечить себя экологически чистой жратвой. Однако после двух часов в интернете понял, что никогда в жизни не освою примитивные паровые котлеты, не говоря уже о передовых методах проращивания зерна. К счастью, мир не без здоровых людей. Я пошел в нашу редакцию популярной литературы и затаился за шкафом. Вскоре появился

Леонид Ефимович – автор нашумевшего труда «Очистительная диета». Редакторы над рукописью плакали (кто от смеха, кто от бессильного отчаяния), но книжка улетала со скоростью, достойной лучшего применения.

Дождавшись, пока Леонид Ефимович завершит очередную просветительскую лекцию (40 минут чистого времени без перерывов на производственную гимнастику), я выскочил из-за шкафа и представился давним поклонником. Пусть это стоило мне половины рабочего дня. Пусть сотрудники начали на меня подозрительно коситься. Зато в кармане у меня вместе с рецептами лечебного голодания оказался список всех диетических столовых и даже ресторанов (!) города. Опробовав несколько, я остановился на «Зеленограде» – небольшой кафешке в получасе езды. Еда там была, судя по всему, очень полезная, потому что вкуса практически не имела. Даже мое воспаленное обоняние не смогло обнаружить в тамошних кашках и супчиках следов соли или, не дай Создатель, сахара.

Хуже всего дело обстояло с необходимостью уменьшить количество стрессов. Банальный способ-увольнение – не проходил. Пришлось серьезно задуматься о смене рода деятельности. Глобальные проблемы и глобальная же- ответственность меня утомили. Поразмыслив, я попросил перевести меня в замы по производству. Прежнего зама сманили в… Словом, меня туда тоже сманили бы. Работа его показалась мне не шибко пыльной: сиди себе да пинай менеджеров. Генеральный посмотрел пристально, но согласился. После общения с Леонидом Ефимовичем я заработал репутацию неисправимого чудака.

Принятые меры несколько взбодрили мой организм, а может, я просто собрался с силами? Не знаю. Так или иначе, теперь я чувствовал себя в состоянии нормально общаться с Катей и оказывать ей посильную моральную поддержку в вынашивании нашего сына.

– Привет! – неожиданно бодро отозвалась Катя в телефонной трубке. – А мне сегодня полегче. Я даже сама еду готовила.

«Ну вот,- огорчился я, – она и без меня обошлась».

Мне и правда стало полегче. Я даже пожалела, что так лихо ушла с работы, возможно, она бы меня отвлекала, потому что до меня стало потихоньку доходить, что, собственно говоря, случилось.

Я беременна. Это значит, что у меня будет ребенок… Все равно в голове не укладывается. Ну и черт с ней, с головой, главное, чтобы в животе уложилось. Страшно…

Вроде бы все это уже один раз было, но... А вдруг она будет мальчик? А что делают с мальчиками? А вдруг что-то не то? Я помню, как в роддоме мы с замиранием сердца ждали педиатра и какое ни с чем не сравнимое счастье испытывали после слов: «У вас все хорошо, здоровый ребенок».

Как жаль, что нельзя заранее узнать, что все будет хорошо, и уже тогда спокойно дохаживать все эти девять месяцев.

Вот приедет Сергей, нужно обязательно сходить с ним на УЗИ, пусть полюбуется на свое творение.

Я ходила по улицам и жадно заглядывала в коляски. Столько детей! И у них все обошлось. Может, и у меня обойдется?

Совершенно неожиданно меня стали увлекать странные вещи. Например, цветы. Никогда в жизни у меня в квартире не росли цветы. Они дохли. Не погибали, а именно дохли. Причем мне казалось, что для этого мне достаточно просто посидеть с ними в одной комнате. Дольше всех держались кактусы, но и они со временем зачахли.

А сейчас я поймала себя на том, что у меня чешутся руки поотщипывать отросточки от всего, что зеленеет, понапокупать горшочков в цвет шторок и разобраться, чем отличается аморфофаллус от кальцеолярии.

– Сергей, помнишь, мы с тобой ходили по «ИКЕА», там такие цветочки были, красненькие. Привези мне, а?

Сергей разумно возражал, что глупо возить красненькие цветочки мне, если через месяц их: вместе со мной придется перевозить обратно.

В ответ у меня предательски задрожали губы. Не знаю, зачем мне эти цветочки! Не знаю, почему я плачу! Перестану ли я плакать, если Сергей пообещает, что их привезет? Не знаю, не уверена. О! Перестала… Надо же…

Подправив здоровье физическое, я получил сокрушительный удар по психике.

Началось все с того, что неудержимо потянуло изменить. Не Кате, конечно, что вы! Хотя… Нет, нельзя! Я решил изменить Диетической кухне. Взял и пошел в пиццерию. Это было вполне объяснимо – нормальный взрослый мужик на пророщенном пареном рисе протянет ноги (если он не китаец). «Мяса!» – потребовал мой в общем-то непритязательный организм. Едва дождавшись официанта, я принялся заказывать.

– Греческий салат! Овощное ассорти! Баклажаны фаршированные!…

Когда официант устал записывать, я смилостивился и сообщил, что остальное закажу потом. Оставшись в одиночестве, задумался. Вспомнил список заказанных блюд. Мяса ни в одном не было, сплошная зелень. Но тут принесли первый салат, и я решил поразмышлять о меню на сытый желудок.

Через полчаса, потягивая минералку, я попытался проанализировать состав блюд. Меню выпросил под предлогом выбора десерта. На сытый желудок думать было еще тяжелее. «Что там меня так привлекло? – лениво размышлял я. – Помидоры… то есть томаты

(«помидоры» – это нелитературно!), шпинат, салат, огурцы свежие… Что?!»

От неожиданности я перестал быть сытым и подпрыгнул на стуле. Свежие огурцы я не ел никогда и ни в какой комбинации! Это необъяснимо, это служило традиционным поводом для шуток родственников, это неудобно, но это было всегда! Ни разу в жизни я не доедал ни один пищевой продукт, если в недра его проникал зловредный свежий огурец. Пробежав меню, я убедился, что сегодня он присутствовал практически во всех заказанных блюдах, кроме баклажана и чая. Кажется. Понюхав чашку, я уловил какой-то подозрительный запашок.

Добравшись до рабочего места, я решил заняться психотерапией по телефону (а когда-то Катя устраивала мне такие интимные беседы!).

– Мяу, – поздоровался я, – странная штука при-клю…

– Привет! А привезешь мне цветочков?

– Цветочков? Конечно. Жди огромный букет желтых роз.

– Не надо желтых, нужно зеленых.

– Зеленых? – я вспомнил сегодняшний зеленый обед.

– То есть красненьких. В горшочках. Из «ИКЕА». Помнишь, мы там видели?

Я наморщил лоб. Под ним пытались сгруппироваться мысли о нашем посещении магазина-монстра. Вспомнил кровать, классные деревянные стеллажи, шкафы какие-то…

– Нет, – ответил я.

– Как «нет»? Ты не привезешь? Мне всего один горшочек. Или два.

Судя по голосу, в горшочках из «ИКЕА» хранилось Катино счастье. А возможно, и жизнь.

– Конечно, привезу! – заторопился я. – Красненьких? Хорошо. А если желтенькие будут, тоже брать? И синеньких на всяких случай?

– Синеньких не нужно,- ответили мне радостно, – только красненьких и желтеньких. А можешь и синеньких.

После этого разговор перешел в стандартное русло: я долго уточнял самочувствие матери и ребенка, посоветовал рожать все-таки сына, получил ответ: «Сына сам рожать будешь» – и забыл рассказать об огурцах.

Впрочем, какие могут быть огурцы, когда тут такие цветочки!

И тут выяснилось, что в связи со сменой рода деятельности отныне я буду сидеть не в отдельном кабинете, а в техническом отделе, посреди сплоченного, но крайне прокуренного коллектива.

Я проснулась с ощущением отсутствия воздуха. Вернее, это ощущение посетило меня еще во сне, потому что снились мне сплошные кошмары и ужасы. Гигантские комары величиной с собаку, пауки, клацающие челюстями (не буду больше смотреть с Машкой «Гарри Поттера»), и прочая нечисть.

Открыла глаза – воздуха не было. Балкон открыт настежь, температура в комнате сравнялась с уличной, но воздуха не прибавилось. Вместо кислорода везде был табачный дым.

Я вылетела на балкон, свесилась вниз – никто не курил. Закрыла балкон, открыла окна с другой стороны квартиры – запах табака усилился. Закрыла все окна – ощущение было такое, что курят прямо в комнате, причем человек десять. Машка наблюдала за мной с диким любопытством.

– Мам, ты чего делаешь?

– Табаком воняет.

– Чем воняет?

– Сигаретами.

– Да кажется тебе. Ничем не пахнет.

По дороге в школу нас преследовал воображаемый шлейф табачного дыма, даже в классе у Машки было страшно накурено. К десяти утра я чувствовала себя уже совершенно разбитой, голова раскалывалась на кусочки, руки тряслись, а желудок крутило. Когда позвонил Сергей, я просто рыдала в трубку.

– У меня начались обонятельные галлюцинации. Почему бы мне не пахло чем-нибудь не таким отвратительным?

– Розовым маслом..- Что?

– У прокуратора Иудеи была редкая болезнь. Его преследовал запах розового масла.

– Наверное, тогда еще не было сигарет. Сергей, что мне делать? Сергей, когда ты приедешь? Мне плохо, у меня голова сейчас лопнет…

– Давай мы с тобой выйдем на улицу, там солнышко…

Я слышала, что Сергей открывает дверь, слышала шум ветра в трубке. Как ни странно, мне полегчало. Дым в голове стал рассеиваться, и под успокаивающее бормотание Сергея я начала потихоньку засыпать.

– Коша, ты спишь?

– Угу. Спасибо, – сквозь сон сказала я. – Только не возвращайся в комнату. Мне там душно.

Голова не болела. Я заснула.

В производственном отделе не курили, но в этом и не было необходимости – от присутствующих так отчетливо несло табачищем, что из воздуха можно было вертеть самокрутки. И это притом, что половина населения комнаты была женского пола. А может, мое обостренное обоняние клеветало на добросовестных работников издательства?

В очередной раз я решил поделиться бедой с любимой женщиной, но…

– Ой, я не могу, ой, мне плохо, – сразу же заныла она, – ой, дышать нечем!

«Это не тебе, это мне дышать нечем», – мысленно поправил я ее, но спорить не стал. Наоборот, в знак солидарности покинул непроветриваемое помещение. Нам сразу же стало легче. Синхронно. Я даже пообещал не возвращаться в эту табакерку, и с радостью сдержал обещание. Попросту свалил домой. Отдел и без меня неплохо работал.

Однако следующее утро показало мне, что я жестоко заблуждался. Чуть ли не с рассвета (часов с одиннадцати) начались звонки с требованием появиться, решить, разобраться и надавать по голове. Прибыв по сигналу тревоги, я окунулся в гущу – гущу табачного дыма и внутрииздательских дрязг. Выяснилось, что наш плотно спаянный коллектив представляет собой единый организм, составленный из несовместимых органов. Производственный отдел кляузничал на редакции, редакции требовали от производства «нормальной работы» (то есть безропотного приема всех кое-как отредактированных рукописей), а руководители проектов вносили в эту грызню лихорадочное оживление.

По идее, я должен был невозмутимо разбираться со всей этой камарильей да еще и обеспечивать выпуск книг.

Полчаса я держался, но потом понял, что запасы кислорода в организме на исходе. Шатающейся походкой я выбрался в коридор (там курили!), а затем на улицу. На мобильнике значились три неотвеченных звонка. Я даже без проверки знал, от кого.

– Ты же обещал! – Катя была агрессивна. – Зачем ты туда пошел? Отравить меня хочешь?

Пришлось в терпеливых, но твердых выражениях объяснять, что между нами сотни километров и дышим мы совершенно разной атмосферой.

– Неужели тебе трудно, – спросила Катя, дослушав мою речь до конца, – просто взять и не входить туда?

«Действительно, – подумал я, – подумаешь, рабочее место. Здоровье ребенка важнее».

Подумал и затряс головой. Да что за чертовщина у нас постоянно? То платья из воздуха возникают, то грозы с ливнями устраиваются, а теперь вообще дурь какая-то! Почему я должен обращать внимание на истерики беременной женщины?

Остаток дня я руководил производством, сидя в приемной директора.

День начался просто замечательно. Ничего не болело. Значит, Сергей не пошел на свою дурацкую работу.

Вообще-то, я человек довольно рациональный, между прочим, с высшим техническим образованием. В мистику мне верить не положено. Я не знаю, каким образом воздух, которым дышит Сергей, попадает в мои легкие, более того, я точно знаю, что это невозможно, но если, когда он дышит табаком, у меня болит голова, значит, он должен из прокуренного помещения выйти. Это логично.

Мы с Машкой шли в школу, вокруг был свежий воздух, голубело небо и пахло весной. Маша непрерывно что-то рассказывала, хвасталась своими успехами, а я наслаждалась жизнью.

Все-таки у меня замечательный ребенок! И второй будет такой же замечательный! И друзья у меня чудесные! Звонят все по нескольку раз в день, спрашивают как жизнь. Продукты привозят, Машу из школы, забирают в особо неудачные дни.

И работа хорошая. Была.

А с другой стороны, зачем мне работа? У меня есть мужчина, который меня любит, он обо мне позаботится. Я заслуживаю того, чтобы сидеть дома, растить ребенка и не парить себе мозги какими-либо еще проблемами, кроме как покакал он (в смысле – ребенок) или не покакал.

Машка будет учиться в хорошей школе. Русский язык нормально выучит, а не факультативом, как сейчас. Вузы в Москве, опять-таки, поприличнее. Мягко говоря.

Забавно. Мои дети будут москвичами… Сколько мы смеялись над москвичками за их аканье и вечную заполошенность, за слепое следование моде, причем во всем, начиная с одежды и заканчивая художественными выставками. Неужели Маша, когда вырастет, тоже будет ходить на престижные вернисажи только потому, что все туда уже сходили?

У нас, если фильм не понравился, говорят:

– Ерунда. Не ходи. Москвичи сообщают:

– Полное дерьмо. Но тебе надо сходить, чтобы иметь об этом представление.

Будем надеяться, что у меня хватит чувства юмора, чтобы нейтрализовать влияние этого города и вырастить нормальных девчонок.

День прошел легко и просто, как будто и не было никакого токсикоза.

Вечером Маша устроила истерику. Мальчик из класса подарил ей деньги, я потребовала, чтобы она их завтра же вернула, мотивируя тем, что это деньги не его, а родителей. Что тут началось! Ребенок надул губы, стал топать ногами, кричать, что ничего она отдавать не будет, что нечего ей приказывать…

Довела меня до слез. Я смотрела на Машу и ужасалась – глаза злые, смотрит как чужая. А если и вторая будет такая же? А если они сговорятся и вдвоем на меня вот так набросятся? А если и Сергей будет с ними заодно?

А что я буду делать в этой Москве? У меня там никого нет, даже работы нет, буду сидеть дома и рассматривать ребенковые какашки…

Сергей будет ходить на всякие презентации с красивыми москвичками, приходить домой и ужасаться, глядя на меня. Я никогда не стану такой, как они. Я никогда не смогу вписаться в этот город…

А друзья… А что друзья? Уеду, и все обо мне забудут. Потому что никто меня не люби-и-ит… Никому я не нужна…

И табаком опять воняет! Неужели Сергею так трудно не заходить в эту чертову комнату!

На следующее утро я снова расположился в хорошо проветриваемой приемной. Не все восприняли эту новость с воодушевлением. Секретарша Лена вспомнила, что она офис-менеджер, и принялась бурчать. Директор несколько раз едва не споткнулся о мой ноутбук, а подчиненные пристрастились задавать вопросы, не выходя из комнаты, а только высунувшись в дверной проем.

Зато дышалось относительно спокойно. Я даже смог погасить на корню несколько междусобойчиков и скорректировать производственный план. Работа действительно оказалась не слишком утомительной. Будучи от природы человеком ленивым, я быстренько делегировал большинство полномочий своим менеджерам, себе оставил только функции контроля. Кроме того, придумал способ прекратить неконструктивные споры («А они сроки сдачи рукописей срывают!» – «Кто срывает? Да я уже три недели как сдал тебе эту книгу!»).

– Значит, так, – прервал я завреда и начальника техотдела практически в канун мордобоя,- обо всех движениях рукописи сообщать мне. В письменной форме.

Менеджеры засопели и разошлись. Через пять минут оба притащили по исписанному листу бумаги.

– В форме электронных писем! – внес я коррективы.

Вскоре мне начали поступать сообщения типа: «Книгу такую-то сдал!» и «Книгу такую-то принял!». Я уже собирался похвалить себя, но тут возникла проблема в недовольном лице директора.

– Сергей! – заявил он. – Что ты здесь торчишь целый день? У тебя же есть свое рабочее место.

А здесь…

Директор запнулся и обернулся за помощью к офис-менеджеру Лене, злорадно притаившейся за его спиной.

– Посетители приходят, – с готовностью сообщила она, – авторы. И вообще.

Пришлось перебираться в задымленное помещение. Настроение грохнулось оземь, как барометр в преддверии урагана. Должность показалась хлопотной и утомительной, исполнители – сволочами, собственные идеи – тупыми до кретинизма. Где-то на периферии сознания зубной болью заныла совесть: «Ты о Кате подумал? О сыне своем подумал? Ей же плохо сейчас! Из-за тебя плохо!»

«Что за чушь! – пытался я урезонить зануду-совесть. – Катя и знать не знает, чем я тут дышу».

Но зануда была неутомима. Через час я сломался и принялся названивать матери моего будущего ребенка (или будущей матери моего ребенка?). Тут же был послан, облит слезами и обвинен во всех видах эгоизма.

«Сколько можно, – подумал я, – идти на поводу у всякой чертовщины? Пора переламывать ситуацию!»

Порассуждав так еще немного, я сломался сам: объявил себя смертельно больным и сообщил, что ближайшие три дня буду руководить производством в дистанционном режиме.

После очередного дня мучений я поняла: хватит жалеть Сергея.

Он, видите ли, звонит и спрашивает, как я себя чувствую. Хреново я себя чувствую! Ему-то хорошо, он развлекается. То в кабаке каком-то сидит, ему там что-то жарят, а меня тошнит. То музыку на работе врубит так, что мне слышно, то напьется, а я чуть копыта не отбрасываю.

Это несправедливо, в конце концов, я ношу его дочь, и он должен поучаствовать в процессе вынашивания. Не может помочь, так пусть хоть не мешает!

Когда меня в очередной раз опрокинул приступ мигрени, я не стала ждать звонка и позвонила сама.

– Что ты сейчас делаешь?

– Ем.

– Перестань. Мне плохо.

– Если я перестану есть, то плохо станет мне.

– Тогда выйди оттуда, где ты ешь.

– Тут свежий воздух.

– Сергей, сделай что-нибудь. Придумай что-нибудь. Пожалей меня.

– Катя, послушай, это бред…

Я положила трубку и калачиком свернулась на диване. Через десять минут звонок.

– Так лучше?

– Нет.

– Ладно…

Через десять минут.

– А так?

– Нет.

– М-да. Значит, дело не в этом… Катя, послушай, а может это просто перепад давления?

– Ага. Скоро ураганы начнутся.

– Не надо угрожать. Я тебя люблю.

В этот момент обруч боли, который сжимал мне голову, начал потихоньку пропадать.

– Сергей, что ты сейчас делаешь?

– Раздеваюсь.

– У меня голова проходит!

Наверное, Сергей будет вечно вспоминать, как раздевался в пустой квартире с телефонной трубкой в руке. Вечер, сумерки, играет классическая музыка, и одинокий мужик судорожно сдирает с себя одежду, путаясь

в штанинах и прыгая на одной ножке.

– Катя, а так лучше?

– Совсем хорошо, – сообщаю я и блаженно засыпаю.

Когда-нибудь мы и над этим посмеемся.

Уход за беременными – наука экспериментальная. Общая теория не работает, все зависимости являются сугубо эмпирическими.

Проще говоря, только на опыте можно выяснить, как влияет на будущую мать (удаление – 700 километров) мое поведение, состояние и положение в пространстве. Иногда эти опыты довольно хлопотны. Так, однажды, когда я мирно сидел в закусочной под открытым небом и поедал свой законный бифштекс-после-работы, меня вынудили бросить почти нетронутую пищу и перемещаться по городу в поисках подходящего места, которое не действовало бы на Катю угнетающе. В отчаянии я добрался домой, но и тут спасения не было. Контрольные звонки позволяли отслеживать ухудшение ситуации.

Тогда я сел в кресло, подавил желание сходить за пивом и занялся анализом. Вчера, пока я был дома, Катерина чувствовала себя хорошо. Сегодня я дома, но ей плохо. Значит, что-то изменилось. Возможность первая: изменилась она сама, и теперь моей будущей жене постоянно плохо. Ужасная перспектива! Я быстренько перешел к обдумыванию второй возможности: какая-то мелочь изменилась во мне. Вернее, около меня.

Я осмотрелся. Мебель на месте, телевизор выключен, свет включен… А вчера свет горел? Я отключил освещение и набрал Кошкин номер.

– Полегчало?

– Нет.

Трубка брошена.

Еще раз огляделся. Все как обычно. Прибраться надо бы. И окно помыть. А вдруг это нанесет непоправимый удар по Катиному здоровью? И по здоровью моего сына? Мыть не буду. Что же изменилось? Я перешел к личному досмотру и обнаружил, что расхаживаю по квартире в ботинках.

«Может, в этом проблема?» – подумал я, расшнуровываясь.

Репрезентативный обзвон респондента показал ошибочность гипотезы. Тогда я принялся снимать с себя один предмет одежды за другим и контролировал результат в режиме реального времени. Пуловер, брюки и носки оказались ни при чем, зато майка! Эта синтетическая дрянь и мне самому изрядно отравила жизнь: тело под ней чесалось, пахла она неимоверно – но ничего более свежего под руку сегодня утром не попалось. И стоило мне стащить майку, как Катино безжизненное «Аи!» превратилось в настороженное «Мяу?». Я отбросил источник раздражения.

– Гораздо лучше! А что ты сделал?

– Неважно, – я уже вошел в исследовательский раж и направился к куче одежды, венчающей любимое кресло.- Приготовься, будем выбирать прикид.

Я набросил первую из рубашек.

– Ну как?…

…За эти три дня удалось выяснить, что Катя болезненно реагирует на:

– запах оливкового масла;

– алкоголь даже в минимальных количествах;

– рок-музыку;

– одежду из синтетики;

– кучу других вещей.

В принципе, для беременной женщины подобные реакции достаточно типичны, но не на таком же расстоянии! Больше всего злило то, что некоторые раздражители действовали исключительно через меня. В четверг вечером Катя сообщила, что приехали друзья Кулагины с темным пивом и она «чуть-чуть отхлебнула». Я, конечно, поругал будущую мать для острастки, но, выяснив, что организм отреагировал нормально, возликовал.

«Значит, – пел я про себя, направляясь в магазин, – и мне теперь можно!»

После первого же бокала легкого светлого пива раздался звонок, и я снова узнал о себе много нелицеприятного. А также неухо-, непечень- и несердцеприятного.

Я достал блокнотик, который с некоторых пор стал носить с собой, и пометил: «Пиво – никогда!»

Отвратительный лозунг. Но ведь когда-нибудь мы выносим этого ребенка?

Так «весело» и интересно пролетело почти два месяца – апрель и половина мая.

Жизнь потихоньку налаживалась, тошнило меня все меньше, Сергей звонил все чаще.

– Катька, выходи за меня замуж!

– Опять?

– У нас свадьба скоро!

– Ага. Конечно.

– Катя, я не шучу. У нас через две недели свадьба. Ты на свою свадьбу приехать собираешься?

– Да не дури ты мне голову, у меня Машка школу заканчивает…

– Катя, у нас 28 мая свадьба.

В этот момент я начала подозревать, что Сергей не шутит.

Слово «свадьба» в моем понимании прочно ассоциируется с застольем человек на сто, криками «горько» и невестой в занавеске, поэтому реакция у меня была однозначной и молниеносной.

– Нет, никогда. В смысле, я, конечно, не против, но может как-нибудь в другой раз? Или можно обойтись без меня?

Сейчас я даже не думала, что совершенно не обязательно собирать такую прорву народа, а можно просто расписаться в загсе.

– Катя, ты должна приехать.

– Ой, я не могу! Ой, я ни в одно платье не влезу!

– Кать, у тебя и живота-то пока нет.

– А грудь? Знаешь, какая у меня сейчас грудь? На том конце провода судорожно втянули в себя

воздух.

– Не знаю… А хотелось бы… Нет, ты не подумай, я не в том смысле. Э-э-э… Но хотя бы посмотреть бы хотелось бы. Но если ты не против. Но если тебе нельзя, то я подожду.

– Девять месяцев? Послышался отчетливый всхлип.

– Если надо, то да, – голосом полупридушенного партизана на допросе сообщил мой будущий муж.

– И два месяца после.

– М-м-м…

– Шучу.

Пару секунд Сергей переваривал информацию.

– Так, короче, через неделю я за тобой приеду на машине…

– Нет, – перебила я.

– Как нет?

– Поедем на моей машине, я хочу ее в Москву забрать, мне без нее будет очень плохо.

– О'кей. Через неделю я за тобой приеду на поезде…

– Нет.

– Что нет?

– Не через неделю. Через десять дней. У Машки двадцать четвертого выпускной.

– О'кей. Через десять дней я за тобой как-нибудь приеду. Ты соберешься?

– Нет.

– Почему?

– Не знаю еще.

– Катя, я с тобой сейчас еще поговорю и передумаю тебя к себе забирать.

– Правда? Честно-честно? А долго нужно говорить? Я давно хотела с тобой обсудить проблему политической ситуации в нашей стране. Понимаешь, Сергей…

– Все!!! Целую, пока. И не забудь, у нас 28-го свадьба.

– Уже забыла. Целую.

К середине мая я был совершенно измочален. Каждый день мне приходилось чувствовать себя не то Штирлицем, не то эсминцем, маневрирующим в минном поле. Приходилось подолгу выбирать одежду, маршрут движения, еду, людей для общения. Каждую секунду нужно было быть готовым – задержать дыхание, перейти на другую сторону улицы или выплюнуть гадость, которую официант принес под видом салата. Стол я перетащил к окну и первым делом по приходе на работу распахивал форточку. Это тоже было из репертуара Штирлица: если окно раскрыто, значит, я на рабочем месте.

Бескомпромиссно здоровый образ жизни, вегетарианская пища и полное воздержание превратили меня в человека агрессивного, даже опасного. Перемещался рывками, говорил кратко и громко, в споре моментально переходил в наступление. Подчиненные стали меня побаиваться.

Однажды, перелистывая ежедневник и планируя дела на последнюю неделю мая, я нарвался на странную пометку: «28 мая -!» Что за манера? Что это за «!»? Что я имел в виду? Перелистал другие календари. Нашел День пограничника. Очень удивился.

И вдруг сообразил: это день нашей с Катей свадьбы!

В телефонном разговоре выяснилось, что невеста забыла не только дату, но сам факт бракосочетания. С большим трудом мне удалось убедить избранницу, что я не шучу и ей пора уже приезжать ко мне.

– Я постараюсь, – сказала Катя, – но у меня Машка школу заканчивает. Давай перенесем на июль! Или как-нибудь без меня, а? А то я так плохо себя чувствую…

– Ты что, издеваешься? Как без тебя… А, понял, ты издеваешься. Раз издеваешься, значит, нормально себя чувствуешь. Не выпендривайся.

– А Машка? А школа?

– С Машкой пусть мама посидит. Что-то мне подсказывает, что на свадьбу твоя мамочка вряд ли поедет. Это упростит организацию торжества. Все, ко мне люди пришли. Пока, целую!

На пороге комнаты робко торчали две девчушки.

– О, Сергей, – спросила меня любопытная Анна Павловна, мой техред и ангел-хранитель, – ты еще и свадьбы организовываешь?

– Это моя свадьба, – отрезал я. – Так, девушки, у вас есть 15 минут.

– Мы по объявлению, – сказала одна из девчушек, блондинисто-пегая. – Вы корректоров набираете?

Я выслушивал коротенькие резюме, важно кивал и с тоской думал, как сильно я сдал. Стоят две стройненькие, молоденькие, нежные – а в моей голове ни одной неприличной мысли. Как в любимом анекдоте: «Вот как меня удовлетворяет работа». Оказывается, не так уж это и трудно – хранить верность беременной супруге. Звереешь немного, а так ничего.

Никогда не думала, что сборы могут превратиться в такой ад! Какие вещи с собой взять? Красивые и новые? Так я в них не влезаю! Некрасивые и старые? А зачем их тащить?

И вообще, багажник машины оказался просто смехотворно мал, туда с трудом поместилась моя косметика и Машины игрушки.

Сергей приехал за три дня до намеченного срока отбытия и застал меня в центре огромного завала вещей с задумчивым выражением лица и слезами на глазах.

– Ты все это собираешься везти с собой?!

– Нет… Да… Не знаю…

– Катька, ты с ума сошла! Зачем тебе зубная паста? Зачем тебе утюг? Ты еще чайник возьми! Ты же не продаешь квартиру! Если что понадобится, потом приедем и заберем. Только не реви! Хочешь, бери утюг, если он тебе так дорог, только не реви…

В ходе осмотра квартиры выяснилось, что дорог мне не только утюг, но и Машины фотографии (5 альбомов), всякие любимые сувениры (2 коробки), кастрюли, сковородка (на Сергеевых невозможно готовить) и два пучка редиски, выросшей в этом году у нас на даче. По совершенно извращенной логике именно редиска окончательно вывела Сергея из себя. Он приводил какие-то странные доводы, рассказывал, что придется заказывать грузовик с прицепом, злился, называл суммы денег, которые нужно будет платить…

– Слушай, Сергей, ну чего ты так переживаешь? – не выдержала я. – Редиску я положу в свою сумочку, она места не займет…

– А-а-а!!! – завопил мой мужчина и на бешеной скорости куда-то умчался.

Нервный он стал, как будто беременный. Он вернулся примерно через полчаса, нежно прижимая к груди бутылку «нулевого» пива.

– Дорогая Катя, вот ты мне правду скажи, только не обижайся, ты собираешься на машине в Москву ехать?

– Ага.

– На своей?

– Угу.

– И ты к поездке готовилась?

– Эге.

– А ты думаешь, машина поедет?

– А что, вещей много?

– А ты когда последний раз выезжала?

– Вчера.

– И она ездила?

– Да что ты прицепился, там что, бензина нет?

– Катя, там ничего нет. Понимаешь, ни-че-го. Бензин – это фигня, его залить можно, но там нет масла, нет тосола…

– А что масло и тосол залить нельзя? Сергей нервно вскрыл бутылку.

– У нее передние колеса стоят по третьей позиции. Сергей доблестно пытался изобразить ногами, как

стоят колеса.

– Это первая, – сказала Маша.

– Что?

– Позиция первая. Смотри, вот это первая, это вторая, это третья, куда ты пошел?

– Никуда не пошел! Ты понимаешь, что на такой машине нельзя ехать?

– А что на ней можно?

– Дотелепаться до ремонта и стоять там месяц!

– Ну так телепайся, – хором сказали мы с Машкой, – что же ты сидишь…

У меня все было спланировано: приезд, погрузка, поездка, разгрузка.

Но я слишком долго жил вдали от любимой беременной женщины. Четко удалось провести только приезд. Грузить оказалось нечего и не во что. То есть вещей, конечно, было много – извлеченные из шкафов, они заполняли весь объем квартиры, словно идеальный газ (школьный курс физики, класс, кажется, девятый). Грузить всю квартиру я считал глупым занятием, так как в Москве нас ждало жилище менее просторное, да еще и заполненное моим барахлом. Я приступил к затяжным переговорам. За каждое багажное место Катя стояла грудью – заметно увеличившейся за последнее время. Я виртуозно лавировал, соглашаясь на компактные предметы (утюг, телефон, вазочки) в обмен на обещание не брать вещи громоздкие (пляжный зонтик, гладильную доску, сервант), однако напряжение накапливалось. Когда Катя заявила, что непременно нужно взять пучок какого-то турнепса, я взвыл и выбежал на улицу.

Описав круг вокруг дома («круг вокруг» – нервничая, скатываюсь на тавтологии), я решил заняться чем-нибудь полезным, важным. Сначала сходил за пивом. Вовремя вспомнил, что мне сейчас за руль, и успел купить «нулевку». Дошел до автомобиля и понял, что мог покупать крепленое, – это средство передвижения передвигаться уже практически не могло. Не знаю, как Катя проходила техосмотры, – там даже масло пару лет не доливали. А уж сход-развал… это был не развал, а разруха.

Попытки устроить разборки со скандалом удивительным образом ударили по мне самому. Оказалось, что именно я должен был устранить все замеченные недостатки или, если мне лень, ехать так. Я малодушно решил склониться ко второму варианту, но представил себя посреди матушки России в машине, у которой если мотор не взорвется, то колеса отвалятся…

Остаток дня я провел на СТО. Мне, конечно, обещали все быстренько сделать («Вы езжайте, после обеда заберете»), но я воробей стреляный. Причем стрелянный и дробью, и картечью, и пулями со смещенным центром. Я остался и торчал над механиками, пока процесс не был завершен. Это – как и предупреждали – случилось после обеда. А также после ужина и вечернего чая.

Когда, преисполненный гордости, я вернулся в пенаты, то застал там не толпу благодарных женщин, а все ту же гору барахла. В углу одной из комнат в вещах была вырыта норка, в которой уютно посапывали Катя в обнимку с Машкой. То есть не в обнимку, а очень сложно переплетаясь телами – похоже, сон сморил их в момент борьбы за право лежать по диагонали матраса. Мама и дочка поразительно напоминали кошку с котенком.

Сначала я хотел разбудить Катерину и потребовать хотя бы вещи собрать. Но чем больше я стоял над этим семейством кошачьих, тем меньше злости у меня оставалось.

«Завтра соберем!» – решил я и направился в ванную.

Так закончился вечер 25 мая. Утро 26 мая началось со слез.

– Ты же все своим мазутом провонял!

– И все мои игрушки! – подхватил вредный ребенок.

– Отлично! – обрадовался я. – Меньше везти придется.

Катя просто убежала плакать на балкон, а Машка еще и кулаком по голове мне заехала…

Скорей бы родился сын! Вдвоем мы как-нибудь сможем приструнить это ревущее бабское царство.

А кастрюлька все-таки влезла! А Сергей говорил, что не влезет. И свитер мой любимый влез, и Машкино одеяло.

Только вот с цветочками случилась неувязочка. Из-за беременности я последнее время не думала о том, что переезжаю в другой город. Ну, переезжаю и ладно, как будто на другую квартиру. Поэтому бодро заявила, что цветы мы перевезем вторым рейсом.

– Каким рейсом? – ошалело спросил Сергей.

– Ой, – сообразила я.

И поняла, что второго рейса не будет.

За последние два месяца моя квартира стала напоминать оранжерею. Если раньше все зеленое при моем приближении становилось желтым, то теперь любые оторванные мною веточки немедленно пускали корни, бутоны распускались, а совершенно безнадежные росточки начинали колоситься. Подруги шутили, что меня нужно срочно использовать в народном хозяйстве и что я могу неплохо заработать, устроившись в цветочный магазин. Что хорошо – делать ничего не надо, достаточно просто там спать.

Все подоконники в моей квартире были заставлены. Цветы, которые цветут раз в год, цвели не переставая, а те, которые не цветут совсем (раньше не цвели), срочно принялись выпускать бутоны. Расцвели даже кактусы.

И что же мне теперь со всем этим добром делать? Сначала я хотела сказать, что без своих цветочков никуда не поеду, и попросить Сергея «что-нибудь придумать». Как показывает практика, он долго выпендривается, а потом придумывает. Но, посмотрев в его глаза, я поняла, что он уже близок к тому, что я на самом деле никуда не поеду. Что еще один мой «взбрык» – и он уедет один.

Я решила не искушать судьбу, тяжело вздохнула и села обзванивать подруг, чтобы приходили за цветами, а заодно и попрощаться.

Таня с Наткой приехали с воем «ой, на кого ж вы нас покидаете», что не помешало нам очень весело провести вечер. Особенно после того, как мы решили, что они приедут к нам на свадьбу. Особенно после того, как они сказали, что поедут на машине, и я затолкала им в багажник еще пару сумок и восемь горшков с цветами. Особенно после того, как Сергей с Димой выпили две бутылки водки и три часа рассказывали нам про армию. Это последняя степень опьянения, после нее только мордой в салат, а до следуют разговоры о бабах и о работе. Что интересно, Сергей пил, а плохо мне не было. Значит, этот эффект обратно пропорционален расстоянию между нами. Нужно ночью к нему поближе лечь, судя по всему, похмелье его ожидает просто чудовищное.

Судя по всему, мой организм реагирует не на водку, а на Катино присутствие. Вернее, отсутствие. В прошлый раз я неделю похмельем маялся, хотя выпил всего… ладно, выпил много, но маялся целую неделю. А на сей раз вскочил утром – бодрый, веселый, как засидевшийся в табакерке чертик.

А ведь накануне мы с Димой (после того, что между нами было, – с Димосом) выдули три бутылки местной водки. Хорошо посидели. Песни армейские пели, истории про армию рассказывали. В основном я. Самое поразительное, что в армии-то я и не служил. Интересно, а Димос? Рассказывал он убедительно. Не хуже меня.

А накануне кануна мы целый день грузили машины. Я еще раз поблагодарил себя за профилактический ремонт автомобиля: если бы не я, колеса у него разъехались бы прямо возле дома. Остальные благодарить меня не спешили. Остальные старались запихать в багажник все, что не влезло в салон.

А еще раньше я чуть было не послал подальше свадьбу, Катю, будущую семейную жизнь и будущего сына. Катерина в упаковочном угаре заявила, что придется совершить пару ходок, чтобы привезти ее любимые цветы.

«Я же их тебе из Москвы пер!» – хотел я тактично напомнить некоторые подробности, но сдержался, вцепившись ногтями в ладонь, а зубами – в зубы.

Скрежет зубовный заставил невесту немного попритихнуть, но потом примчалась ее подруга с семьей и… но об этом я уже рассказывал.

Несмотря на все наши усилия, утром 27 мая мы были готовы пуститься в путь. План уже трещал, но еще держался: за девять часов мы вполне успевали попасть в Москву засветло, выспаться и подготовиться к церемонии.

Не знаю, что и как произошло. Я гонял всех, невзирая на возраст и состояние здоровья. Все уже было, в принципе, погружено. Все были, в принципе, готовы. Но выехали мы только в полдень.

Нет, вру, в полдень мы сели в машины, но тут выяснилось, что Машка хочет ехать с Наткой, Катя – с Таней, а Натка с папой.

– Отлично,- мрачно предложил я, – а я хочу ехать с Димосом. Все садимся в его машину и едем.

По лицу Кати стало ясно, что она всерьез рассматривает такую возможность.

– А моя машина? – наконец заметила она подвох. – Кто ее поведет?

– А зачем? Все равно там одно барахло.

Еще через час истерик, решений никуда не ехать или ехать к маме мы все-таки тронулись в путь. И тут же остановились.

– Сережа! – схватила меня за руку Катя. – Ты не видел мой пакет с лекарствами?

Я застонал и уронил голову на руль.

Ну, во-первых, перед дорогой беременной женщине нужно было выспаться. И я совершенно не понимаю глупых наездов на тему: «Уже девять, а мы собирались в восемь выехать». Кто собирался? Я, например, не собиралась.

Во-вторых, если бы у меня спросили, когда мы выедем, я бы сразу ответила, что не раньше двенадцати. Это настолько очевидно, что даже не требует объяснений. Просто не могут шесть человек, среди которых двое детей, одна беременная женщина и два мужика с похмелья, собраться раньше. Это опытный факт.

С утра Таня с Димой и Наткой поехали домой собираться, потом мы пили кофе «на дорожку», потом я внезапно сообразила, что уезжаю из квартиры неизвестно на сколько и нужно поотключать все электроприборы, потом пришла мама и мы прощались. Если бы Сергей так не кипятился, то мы бы спокойно вышли в час дня и поехали, а он всех подгонял, нервничал, путался под ногами и в результате выпер нас из дома в двенадцать.

Мы возвращались три раза. Первый – за лекарствами (зря, они нашлись в багажнике у Тани), второй – за Машкиным тигриком (не зря, но потратили на его поиски двадцать минут, он завалился за кровать), а третий – за Димиными правами, которые он вчера неизвестно где забыл. Вернулись к нам, потому что к нам было ближе ехать, а права нашлись у Димы дома на тумбочке, куда мы поехали после того, как не нашли их у нас.

На радостях мы сели пить кофе и кормить детей, потому что было три часа дня и детям пора было обедать. Собственно, обедать пора было всем, но Сергей по непонятным мне причинам есть отказался. И вообще отказался выходить из машины. А я решила с ним не спорить, чтобы не начинать семейную жизнь со скандалов.

После еды дети решили поспать, и мы устраивали им домики на задних сидениях, чтобы было мягко и удобно.

Выехали в пять, причем мы с Таней и Маша с Наткой мгновенно отрубились – у нас был трудный день, и мы понадеялись на то, что мужики не заблудятся и мы не проснемся где-нибудь под Таганрогом.

Проснулись на границе. Надутый таможенник настоятельно требовал у меня паспорт под надуманным предлогом, что я – хозяйка машины.

– Я есть хочу, – заявила Машка, высунувшись в окно. – Где Натка?

– Сейчас приедет, – ответила я. – А где мой паспорт?

– А где мы? А что хочет этот дядя? – не унималась Маша.

– Дядя хочет паспорт.

– А зачем?

– Где мой паспорт?

– А зачем, мама?

– Посмотреть. Ты не видела мой паспорт?

– Видела. Дома. В шкафу. Я похолодела.

– Машенька, в каком шкафу?

– В стенном. Там где все документы. А зачем?

– Что зачем?!

– Зачем дяде паспорт?

– Спроси у дяди.

– Я стесняюсь, сама спроси.

Весь этот диалог происходил, естественно, при открытом окне и уже изрядно озверевший «дядя» готов был нас покусать.

– Где ваш паспорт? – рявкнул дядя.

– В шкафу… – хором ответили мы с Машей.

И тут произошло то, за что я Сергея готова была просто убить. Он преспокойно достал мой паспорт из кармана и протянул его представителю закона.

– Я его забрал, – заявил Сергей. – Интересно было, вспомнишь ты о нем или нет.

Мой вопль перекрыл визг подъехавшей Натки.

– Машка, привет! А что это за дядя? А чего вы здесь стоите? А я есть хочу! А ты? А что дядя хочет?

– Дядя хочет мамин паспорт, – объяснила умная Маша.

– А зачем?

– Не знаю. Я сама спросить стесняюсь, а дядя не говорит. А мама кричит. А паспорт в шкафу. А Москва скоро? А как вы ехали? А мы всю дорогу спали. А давай вместе ехать. А долго мы еще будем стоять? А давай играть в догонялки!

– Проезжайте, – проскрипел таможенник.

– Куда? – хором спросили дети.

Выехали мы в 17:14. Судя по всему, предстояла бессонная ночь за рулем. Где-нибудь на трассе можно было сделать остановку, кемарнуть минут сорок – и вперед. Этому отличному способу снимать сонливость меня обучили еще в универе, когда нужно было освоить материал семестра за две бессонные ночи.

Катя решила проблему сна быстрее и надежнее – засопела сразу же по выезде на трассу. Машка от нее не отстала. Я наворачивал версты и понимал, что злость никуда не улетучилась. Наоборот, чем слаще сопели на заднем сиденье, тем ожесточеннее впивались в руль мои пальцы. Временами я настолько распалялся, что непроизвольно переходил на скорость 140 и выше. Машинка, вовремя отремонтированная и настроенная, с удовольствием подчинялась кнуту… то есть педали газа, а вот Димос тут же принимался названивать по телефону и предупреждать, что вдоль дорог притаились стаи гаишников. Я сбрасывал скорость, но потом начинал думать о несправедливости распределения семейных обязанностей и снова жал на педаль. Кто-то наверху берег меня в этот день (может, у него тоже проблемы с супругой?): до границы мы доехали без приключений. Один постовой с радаром нам попался, но я был слишком погружен в раздумья, у гаишника оказалась плохая реакция, а Димос благоразумно шел за мной вплотную. Собственно, именно он и рассказал мне по телефону, что пять минут назад мы пронеслись на скорости 150 километров в час мимо ошалевшего милиционера. Бедняга даже радар поднять не успел. Кажется, я при виде его еще скорость увеличил (тоже Димос рассказал). Вот гаишник и решил – раз так шибко едут, значит, имеют право.

На границе пришлось притормозить и даже остановиться. Очень толстый и очень недовольный страж рубежа неторопливо производил досмотр. Его величественными усилиями на совершенно пустой дороге образовалась очередь из трех машин.

– Стр лнт Бур-бур-бур,- представился он, отогнав от козырька невидимое насекомое. – Документы, пожалуйста.

На каждый документ у Бур-бур-бура уходило по пять минут. И чем дальше продолжалась проверка, тем более постным становилось лицо постового («постный – постовой», не случайное созвучие!). На техпаспорте проверяющий встрепенулся.

– Машина-то не ваша! – сообщил он мне голосом государственного прокурора Вышинского.

– Жены, – согласился я.

– Предъявите! – скомандовал Бур-бур-бур.

– Вот, – я сделал широкий жест, указывая на заднее сиденье.

Получилось забавно. Дело в том, что Катя умудрилась развернуться к миру… словом, не лицом, а совсем наоборот. По-моему, стр лнт воспринял это как оскорбление.

Раздувая ноздри, он обошел машину и постучал в стекло задней правой дверцы.

– Гражданочка!

На сиденье началось бормотание и шевеление.

– Ваш паспорт! – продолжал Бур-бур-бур.

Катя выпрямилась, зевнула и посмотрела на меня.

– А чего стоим?

Я показал глазами причину задержки. Катя секунд пять поглазела на багрового стража, еще раз зевнула и, сказав «А!», собралась укладываться.

– Ваш паспорт! – рявкнул милиционер. Катерина нахмурилась. Женская интуиция подсказывала ей, что этот человек что-то от нее хочет.

– Есть у вас паспорт или нет?!

– Он хочет мой паспорт, – Катя снова повернулась ко мне.

Я кивнул.

– А где же он? – будущая супруга упорно не желала разговаривать с посторонним мужчиной, не представленным ей.

– В шкафу! – сообщила Машка и разразилась образцово-показательным зевком.

Уму непостижимо, почему в течение следующих пяти минут толстого постового не хватил апоплексический удар. Я, наоборот, искренне веселился, наблюдая за попытками Кати вспомнить то, чего она и в нормальном-то состоянии не могла удержать в памяти. Заметив, что Бур-бур-бур потянулся за рацией (видимо, диктовать последнюю волю), я с некоторым сожалением извлек из внутреннего кармана Катин паспорт.

Окончание комедии проходило при скоплении зрителей – Димос с Татьяной и Наткой приняли живейшее участие в представлении.

Когда мы отъехали от поста достаточно далеко, я притормозил, чтобы отсмеяться. Вскоре я понял, что сзади меня не поддерживают.

– Эй, ты чего? – напрягся я, увидев плотно сжатые губы (господи, а Машка-то откуда научилась?).

– Очень смешно, – ответила Катя, – обхохочешься. Я, как дура, волнуюсь, а он… Маша, вылезай. Дальше поедем с Наткой и тетей Таней, как и планировали.

Оставшись один, я открыл дверцу и с наслаждением плюнул на асфальт.

Чтобы не дай бог ничего не рекламировать, я не буду говорить название мультика, но те, кто его видел, сразу узнают это милое животное, спрашивающее с заднего сидения:

– Мы уже приехали?

– Мы уже приехали?

– А теперь приехали?

– А сейчас?

В нашем случае милых животных было два – Маша и Наташа. Объяснить им, что мы только-только проехали полдороги, было невозможно. Девочки вежливо выслушивали информацию и интересовались:

– А мы уже приехали? Первым озверел Дима.

– Все, перекур. У ближайшего островка цивилизации останавливаемся и меняемся машинами. Пусть теперь Сергей объясняет, приехали мы или не приехали.

Островок оказался очень симпатичным, в центре стоял придорожный отель, а вокруг было место, где можно погулять. Изрядно проголодавшийся Дима ломанулся внутрь и вылетел оттуда с криком:

– Побежали быстрее, там кормят.

Через час мы сидели за столиком и сыто отдувались.

– А можно у вас снять номер? – поинтересовался осоловевший Дима.- Девчонки у нас свои. По две на нос. А вот у него (кивок в сторону Сергея) возможно и три…

– Можно, – вежливо ответил официант.

– Отлично! Тогда бутылку красного сухого и водки два по сто. Чего ехать на ночь глядя? Правда, Сергей?

Сергей глухо застонал.

Еще через час Димос с Серегой у нас в номере пели детям колыбельные в стиле рок, потом в стиле кантри, потом джазовые колыбельные. Последнее, что я помню, были слова Димы:

– Не грузись. Завтра в шесть встанем и погоним. Дома перед свадьбой еще и отоспаться успеете!

Мы в шесть не встали. Мы в шесть уже выехали. Каким образом Сергею это удалось, я так и не поняла, но когда я очнулась, мы уже были в машине, причем машина уже ехала.

– Звони своей Наташке, – Сергей протянул мне телефон.

– Зачем?

– Нам свидетели нужны. А она все-таки имеет к нашей свадьбе самое непосредственное отношение. Всю жизнь буду ей благодарен… – процедил жених сквозь зубы, обгоняя какую-то машину на скорости 150 км/ч.

Наташка выслушала меня без эмоций, сказала, что все запомнила (время и место), и положила трубку. Сергей позвонил своему старому приятелю Марашко, и он тоже пообещал быть на месте вовремя.

Жених посмотрел на часы, взвыл и наддал.

Самое смешное, что на подъезде к Москве, то есть в одиннадцать часов утра, мне позвонила Наталья и сказала, что ей приснилось, что звонила я и пригласила ее на свадьбу. Была страшно озадачена тем, что ей это не приснилось. Обещала быть.

Нужно было доставлять Катю с Машкой багажом. С вечера погрузил бы их в багажный вагон вместе с манатками, сам на самолет – и выспался бы, и подготовил почву, и организовал свадьбу.

А так пришлось ночевать где-то на полдороге, спать вполглаза, вскакивать каждые полчаса… Мне все время казалось, что мы вот-вот опоздаем. Сотка водки, принятая накануне в компании с Димосом, перегорела в недрах моей нервной системы без остатка. В пять утра я не выдержал и принялся поднимать попутчиков (а заодно и весь отель). Попутчики гундели, но что они могли противопоставить моей целеустремленности?! Я решил жениться, и собирался сделать это по-человечески, а не на бегу. Все должно было пройти как полагается: невеста в белом платье, я в костюме (не забыть погладить!), гости, свидетели…

Я охнул. Свидетели! У нас же нет свидетелей! Когда и где мы их найдем? У нас у самих времени будет с гулькин ох! «Не паниковать, – я взял себя в руки, несмотря на то, что в них уже был зажат руль, – есть две проблемы. Во-первых, мы рискуем опоздать, во-вторых, нужно срочно найти свидетелей. Насколько я помню, это должны быть граждане России. Или нет? Если нет, то Татьяна с Димосом сойдут. А если да? Выяснять эти детали перед носом регистраторши?»

Чтобы успокоиться, я еще поддал газку. Две проблемы. Следовательно, нужно два решения. Лучше одно, которое позволит убить сразу всех зайцев. Чтобы не отвлекаться, я пер по осевой. Сзади отчаянно мигал фарами Димос. Ничего, потерпи, видишь, я проблему решаю.

Значит, свидетели и время… как их аннигилировать? А впрочем, чего я напрягаюсь? Свидетелей мы найдем прямо сейчас, по телефону. А они пускай бегут в загс и сорвут там какой-нибудь стоп-кран, чтобы карета счастья не укатила без нас. Катя вызвонит свою подругу Наталью (та все заварила, пусть и расхлебывает!), а я… тоже кому-нибудь позвоню.

Невесту растолкать удалось довольно быстро. Она была так поражена самим фактом перемещения в автомобиль, что безропотно позвонила подруге и быстро добилась от нее согласия. Я тем временем пытался сообразить, кто из моих московских друзей может пригодиться в такой странной ситуации. В отчаянии я извлек телефон и, бросая отрывистые взгляды на пустынное шоссе, принялся листать телефонную книгу. И нашел! Поэт Шура Марашко – вот человек, созданный для решения нестандартных проблем.

Он всегда вызывал у меня зависть всех оттенков. Обладая довольно невзрачной внешностью и – частично лысиной, поэт Шура славился отменной скоростью съема девчонок. Это удавалось ему благодаря уникальной особенности – он врал.

Не обманывал, не корыстно лгал, а вдохновенно и без всякой пользы для себя выдумывал. Его классические истории были изящны. Марашко мог начать «У нас кончилось пиво» и закончить «А над всем этим пролетает НЛО». Определить, где он перешагнул тонкую границу между бытовой реальностью и феерическим миром фантазии, не представлялось возможным. Он мог врать с первого слова (никакого пива и в помине не было в истории), а мог быть честным до конца (черт его знает, а вдруг и пролетало над ним какое-нибудь заблудшее НЛО?). Это был талант охмуряжа. Я ему не звонил уже года два, но Шура все уловил с полугудка.

– Все понятно, договорились, девчонок берешь? С меня шампанское.

В трубке фоном раздалось невнятное бормотание.

– Милая, – успокоил Шура, судя по всему, жену,- все в порядке. Cepera зовет меня на свадьбу. Он подался к сатанистам, поэтому бракосочетание состоится на заре. Тебя он не приглашает, потому что говорит, что ты не любишь групповых оргий…

Тут я въехал в зону неуверенного приема и не смог дослушать подробностей собственной свадьбы.

На нервах, самолюбии и решимости довести дело до безупречного конца я летел в Москву, но время летело еще быстрее.

В столицу мы въехали уже в начале одиннадцатого.

Давно я не была в Москве и уже забыла, что такое телепаться по кольцевой в начале рабочего дня. Пока Сергей уверенно лавировал в пробке, я начала соображать, почему мы так спешили. Я совсем забыла, что понятия «въехать в город» и «попасть домой» в случае Москвы могут быть разделены во времени на несколько часов. А регистрация у нас в три!

Правда, к тому моменту, когда мы добрались до квартиры, я уже была настолько измучена долгим сидением и выхлопными газами, что спешить не было сил. На правах невесты я оккупировала душ, оставив на Таню немытых детей и голодных мужчин.

– Сейчас бы в парикмахерскую сходить, – мечтательно сказала я, вылезая из ванны.

– Наверное, не успеешь,- заметила Таня. До начала церемонии оставалось два часа.

Мы вроде бы все делали быстро: быстро погладили одежду, быстро покормили детей, быстро сделали всем прически, быстро поели, потом еще раз быстро поели, быстро одели детей, потом переодели, потом быстро побежали к машинам, но все равно умудрились опоздать.

По дороге Сергей активно общался по телефону со своим свидетелем. Судя по обрывкам, которые я понимала, свидетель был яркой и, мягко говоря, неординарной личностью. Хорошее дополнение к моей Наташеньке, Если бы они вместе взялись организовать наше знакомство, то мы бы так легко не отделались.

Большие группы немобильны. Будь у меня на руках одна только невеста (пусть и с ребенком внутри), я бы успел доставить ее вовремя в достаточно товарном виде. Но дети были снаружи, управлять ими не оказалось возможным, а взрослых пришлось еще и кормить. Я рвал и метал все, что под руку попадалось.

– Мы есть хотим, – заявил Димос, недовольный тем, что ему пришлось всю дорогу напрягаться, чтобы не отстать.

– На свадьбе поедите!

– Мы спать хотим, – жаловались дети.

– Отоспитесь, пока мы на свадьбу сходим!

Дети тут же начали реветь. Немедленно зазвенел телефон.

– Сергей, у нас тут проблема,- с ходу начала Анна Павловна.

– У меня тоже, – прорычал я, – у меня свадьба! Я женюсь! У меня самый счастливый день в моей жизни, но если меня хоть кто-нибудь попытается отвлечь, я и убить могу!

Домашний телефон безжалостно вырван из розетки.

– Где мой костюм? – продолжал бушевать я. – А ты почему не в свадебном платье?

Невеста повела плечиком, извлекая хрустящий огурчик из трехлитровой банки (откуда взяла?).

– Не ори на меня, – флегматично ответила она, – мне нервничать нельзя. И вообще, я должна сделать прическу.

Смутно помню, что я делал дальше: что-то утюжил, на кого-то орал, съел чего-то, сто раз поторопил Таню, которая неспешно сооружала на голове Кати что-то совсем ненужное… Из горячки меня вырвал звонок Марашки.

– Смокинг я достал, – сообщил он, – цыган всего двадцать человек, но ты сам виноват, нужно было заранее предупреждать, зато пушка будет!

– Какая пушка? – в угаре я забыл, с кем разговариваю.

– Обычная, для салютов. Тридцать залпов, я уже договорился, Лужков на время перекроет эту зону для полетов.

– Какой Лужков? При чем тут полеты?

– Давно ты у нас не бывал. Лужков – это такой новый мэр. А летать будет нельзя, потому что холостых не нашли и салют будет боевыми. Мы с Натальей решили…

– С кем?

– Я совсем забыл сказать: я нашел девушку своей мечты…

– Ты уже познакомился с Натальей? Вы уже там? А который час? Полундра! Все по машинам!

– Че ты орешь? – поинтересовался жующий Димос. – Все уже в машинах, только тебя и ждут.

И мы снова нарушали правила дорожного движения, пытаясь успеть на свадьбу. И свадьба состоялась. Однако рассказывать о ней можно исключительно в третьем лице.

Действующие лица: Девушка-регистратор Жених Невеста Прочие

Действие 1

Девушка-регистратор: Ну что же вы опаздываете? Свидетели есть? Невеста. Да вот…

Девушка-регистратор. Вижу. Итак, сегодня для вас важный день…

В кармане у жениха звонит телефон.

Жених. Извините, я сейчас отключу (но не отключает, а почему-то начинает разговаривать). Я сейчас не могу… Откуда? Да?… Нет… Да я не против. Ну что вы! Спасибо. И вам. (Кладет трубку, смотрит на нее недоуменно, отключает.)

Девушка-регистратор. Вы не могли в другой раз поговорить?

Жених. Тут такое дело. Мой свидетель… он сказал, что сказал Лужкову, чтобы полеты отменил. Я думал, он шутит, а это из мэрии звонили.

Девушка-регистратор. Молодые люди, это важный день в вашей жизни. Я хочу, чтобы вы отнеслись к нему максимально серьезно. Невеста хочет что-то объяснить, но Девушка-регистратор не дает ей сказать.

Девушка-регистратор. Давайте не будем задерживать, там еще люди, и все хотят жениться.

Невеста. Но мы не хотим…

Жених. Радость моя! Ты опять? Давай не задерживать людей! Никому не интересны твои сомнения и душевные метания.

Невеста. Но я…

Жених. Девушка, не слушайте ее. Вы что-то говорили о важном дне.

Девушка-регистратор. Да. Сегодня важный день в вашей жизни. Вы станете мужем и женой. Сохраните надолго…

Жених (перебивает, шаря по карманам). Извините! Дорогая/кольца у тебя?

Невеста (нервно хихикая). У меня их точно нет.

Жених. Как же так? Они лежали на телефонной полочке! Неужели я их забыл?

Девушка-регистратор (понемногу свирепея). Молодые люди! Здесь серьезное учреждение! Не устраивайте, пожалуйста, балаган.

Жених. При чем тут балаган? Понимаете, мы всю ночь ехали, я вез невесту из другого города. Честно говоря, из другой страны. У нас на границе проблемы были с документами…

Девушка-регистратор. Вы собираетесь жениться?

Невеста. Дело в том…

Жених. Конечно! Но дело в том, что у нас нет колец. У вас случайно нет каких-нибудь запасных? Мы вернем сразу же!

Девушка-регистратор (шалея). Каких запасных?

Жених. Ну на всякий случай? Неужели не бывает так, что молодые приехали, а кольца случайно забыли?

Девушка-регистратор. Сегодня – первый раз.

Жених (чуть не плача). Что же делать? Понимаете, Катерина в положении (Невеста вздрагивает), если сегодня мы не поженимся, то это еще пару месяцев ждать, а это будет уже совсем неприлично.

Девушка-регистратор (бросая взгляд на часы). Давайте поступим так: сейчас вы заключите гражданский брак, поставите свои подписи в книге актов гражданского состояния, а кольцами обменяетесь позже, во время праздничного банкета.

Жених. А это можно?

Девушка-регистратор. Вам – можно.

Жених. Тогда ладно.

Девушка-регистратор. Сегодня важный день (бросает взгляд на часы), когда вы станете единой семьей. Екатерина Ивановна, какую фамилию вы хотите носить после свадьбы?

Невеста (фыркая). Свою.

Девушка-регистратор. Хорошо. Сергей Федорович, согласны ли вы взять в жены…

Жених. Извините, а почему вы не спрашиваете, какую фамилию хочу взять я? Я давно мечтал взять двойную…

Девушка-регистратор (угрожающе). Хорошо, Сергей Федорович, какую фамилию вы хотите взять после свадьбы?

Жених. Двойную. На ваш выбор – Миклухо-Маклай или Новиков-Прибой. Или Петров-Водкин. Девушка-регистратор багровеет.

Действие2

Входят Катя и Сергей.

Сергей. Извините, ради бога, моя фамилия Емельянов, мы опоздали…

Девушка-регистратор (показывая на тех, кого она принимала за жениха и невесту). А это кто?

Катя. Наши свидетели. Извините, мы из другого города ехали…

Девушка-регистратор (сквозь зубы). Я в курсе.

Сергей. Все-все-все! Начинайте, мы вас не задержим.

Девушка-регистратор. Покажите, пожалуйста, паспорта.

Пока Девушка-регистратор изучает документы, Сергей шарит по карманам.

Сергей (Кате). Блин, я, кажется, кольца забыл. Бывший жених, а ныне свидетель Шура Марашко. Не беспокойся, я обо всем договорился.

Я думаю, девушка в загсе запомнит эту свадьбу надолго. После изучения наших паспортов она сделала страшное лицо, попыталась улыбнуться и произнесла:

– Дорогие молодожены, сегодня для вас важный день…

И тут Наташка начала смеяться. Было понятно, что останавливать ее бессмысленно, когда человек так смеется, значит, он уже не может сдерживаться.

– Ты чего? – не выдержала я.

– Давай расписывайся, потом расскажу,- простонала свидетельница, буквально вытирая слезы.

– Сегодня вы станете мужем и женой, – сжав зубы, продолжала дедушка.

– Тетя Наташа, а чего вы смеетесь? – спросила Маша.

– Потом расскажу.

– Когда потом?

– Этот день должен стать незабываемым днем в вашей жизни, – неумолимо говорила девушка.

– Обязательно станет! – сообщил Марашко. Наташка взвыла, дети засмеялись.

– Вы станете мужем и женой.

– Одуреть! – заявил Шура. – Cepera, ты женишься! Надо же!

Наташка хрюкала у меня на плече. Заиграла торжественная музыка.

– Давайте танцевать! – заявила Натка.

– А давайте! – подхватил свидетель и устремился к представителю загса.

Девушка шарахнулась за официальную тумбу.

– Нет! – заявила она.

– Как нет? – обиделся Шура. – Что, свадьбы не будет?

– Будет. Но не ваша. Прекратите это безобразие! – сорвалась наконец-то девушка.

– Все-все-все, – вмешался Сергей. – Натка, иди сюда, не бойся, тетя не на тебя кричит.

Натка с трясущимися от обиды губами активно принялась вытирать слезы и сопли об мое платье. Таня громко зашипела:

– Натка, иди сюда. Натка, не мешай.

Но к Наташе тут же присоединилась Маша, которая, вместо того чтобы увести подругу, тоже осталась с нами. Девчонки встали перед нами и активно принялись обсуждать свои проблемы.

Девушка-регистратор подавленно молчала.

– Они, наверное, должны поставить свои подписи в книге? – поинтересовался свидетель.

– И обменяться кольцами, – сказала девушка.

– Так кольца я забыл, я же говорил, – заявил жених.

– Так мы же про кольца все уже решили, – сказал свидетель.

– А где ты забыл кольца? – поинтересовалась я.

– У массажистки, – ответил за Сергея Шура. – Обычно кольца перед свадьбой забывают в борделе, а потом врут, что оставили их в парикмахерской или у психотерапевта. Когда я последний раз был у психотерапевта… Кстати, девушка, у вас такой вид, что мне кажется, что у вас проблема. Вы хотите об этом поговорить?

– Марашко, давай мы распишемся, а потом об этом поговорим, – сказал Сергей.

– Давай. Девушка, что же вы тянете, давайте регистрируйте их быстрее!

Дальше церемония шла практически без происшествий, вполне плавно и торжественно.

– Объявляю вас мужем и женой!

– Ура! – завопили дети.

– Ура! – закричали все остальные.

– Ура… – сказала бедная девушка-регистратор.- Будьте добры, освободите зал.

Возле машины мы наконец-то выслушали рассказ Наташки о том, что творилось в зале до того, как мы приехали.

– А где Шура? – спохватился Сергей. – Где виновник торжества?

Он появился через десять минут, помахивая бумажкой.

– Что это?

– Телефон той девчонки, что вас регистрировала. Я ей рассказал, что все так было заранее задумано, что это был тест на профессионализм, что мы проводим такие тесты во всех загсах города. И что она победила. За призом ей нужно явиться по адресу Каховская 24, в понедельник в семь часов.

– Шура!!! Как ты мог!

– А что? Да ладно, потом позвоню, скажу, что пошутил…

Церемония отняла последние силы. Шура на славу повеселил нас всех, Наталья активно ему соответствовала, дети резвились… а я был единственным, кто разделял желание регистрирующей нас девушки – чтобы это все поскорее закончилось.

Я даже не стал объяснять невесте, что история с моей любовницей-массажисткой придумана Шурой прямо здесь, так сказать, у алтаря. Единственное, на что меня хватило – это на театральную паузу после вопроса: «Согласны ли вы взять в жены?…»

нет! – хором зашептали свидетели.- Ни за что!

– Да! – ответил я.

Катя была, судя по всему, очень довольна.

На выходе пришлось задержаться и ждать Марашку. Появился он сияющий и развлек нас историей о том, как разыграл регистраторшу. Я так и не понял, он действительно ее разыграл или разыграл нас, рассказав о розыгрыше? Помотав головой, я подошел к дверце, посмотрел внутрь и понял, что за руль больше не сяду. Усну прямо за рулем. Хорошо, если не успею тронуться, а если успею?

– Марашко! – сказал я. – Ты права получил?

– Еще как! Я на площадке…

– Не нужно подробностей! Отвечай, да или нет!

– Да.

– Они у тебя с собой?

-Да.

– Садись, повезешь нас.

– Не вопрос! Я знаешь как классно вожу! Только антикрыло приходится часто менять – не выдерживает нагрузки.

– А что у тебя за машина? – спросил я, усаживаясь рядом с невестой.

– «Феррари», – ответил Шура и лихо газанул. Димосу, который вез детей, жену и Наталью, снова

пришлось догонять. Это я обнаружил, оторвавшись от законного поцелуя.

– Не гони, Шумахер,- попросил я, – там водитель не местный, отстанет.

– А мы, – спросил Шура, – как обычно? Только девчонок в бордель, наверное, не пустят.

– Мы?

Я почесал лоб. Нужно было опять за всех решать. Марашко пока ехал, отдавшись воле потока. Диме удалось протиснуться поближе к нам.

– Поехали домой, – сжалилась супруга, – ты же заснешь сейчас.

– Нет, – я успел придумать мысль и отказываться от этого достижения не хотел, – мы едем праздновать. Шура, очень прошу, обойдись без твоих фокусов, отвези нас куда-нибудь в спокойное место. Чтобы народу немного и кормили вкусно.

– Тут рядом есть харчевня, – обрадовался водитель,- «Два поросенка». Я ее хозяина однажды из проруби вытащил.

– Что, правда? – Катя еще не привыкла к нашему свидетелю и велась на его честные глаза.

– Коша, – простонал я, – какая полынья? Какой хозяин? Он это все на ходу выдумывает!

– Ничего я не выдумываю,- обиделся Марашка- Почему мне никто не верит? Вот на работе случай был. Я им говорю: «Угри, когда на нерест идут, часть дороги преодолевают по суше». А они смеются: «Ага,- говорят,- а часть перелетают!» До того меня довели, что я пошел в библиотеку, взял Большую советскую энциклопедию…

Проснулся я от нежного щекотания за ухом.

– Эй, муж! – мурлыкнули мне. – Просыпайся, на банкет приехали!

Из банкета я помню мало, потому что в самом начале выпил бокал шампанского и позволил празднику развиваться самостоятельно. В принципе, мне было хорошо, только голову приходилось поддерживать руками. Осталось несколько обрывочных воспоминаний: дети, которые завороженно смотрят, как я пытаюсь одной рукой сложить кораблик из салфетки; Катя, подкладывающая мне в тарелку аппетитной еды; Шура, который ухаживает за Натальей. И еще смутное ощущение, что мне очень неудобно сидеть. Несколько раз я пытался сменить позу, но в правую ягодицу постоянно что-то врезалось.

В конце концов я догадался привлечь для исследования стула руку, не обремененную головой. На стуле ничего не нашлось. Более того, стул оказался широкой деревянной скамьей. Зато в заднем кармане брюк отыскались два жестких предмета, которые отравляли мне праздник.

– Ого! – раздался голос Кати. – Это же наши кольца! Наташка! Таня! Идите сюда! Сейчас состоится завершение праздничной церемонии.

– Ага, – сказал я и уснул.

Главным украшением банкета был, безусловно, наш свидетель. Я не очень хорошо представляю, как с ним можно жить, но лучшего тамады мы бы не нашли никогда – это точно.

– Однажды, когда мы с Сергеем охотились на тигров, – начал свой первый тост Шура.

Надо ли говорить, что таких тостов потом было очень много. Любую тему Марашко подхватывал мгновенно и доводил до полного идиотизма.

Официанта, который поинтересовался, какое мы будем пить вино, он заставил принести карту вин и минут пятнадцать рассуждал с ним об отличиях бургундского 1969 года от рейнского 1968. После чего попросил принести водки.

– А стаканов не надо, мы с Димосом будем ее из горла кушать. A Cepera не будет, у него сегодня трудный день, он потерял жену. Правда, Cepera?

Cepera, который спал на ходу, что-то промычал. Официант сделал сочувствующее лицо. В этот момент к Сергею подскочила я, чтобы чмокнуть его в нос. Официант, мягко говоря, удивился.

– Надо же, – сказал Марашко, – нашлась!

Всю вторую половину банкета Шура активно ухлестывал за Наташкой. Это надо было видеть! Такая парочка свела бы с ума любого нормального психотерапевта.

– Наташа, давай я провожу тебя домой.

– Провожай. Только я с тобой не пойду, можно?

– О'кей. Только адрес дай. А тебя как лучше провожать на машине или на метро?

– На машине.

– Супер. Я поеду на метро, а на сэкономленные деньги завтра пойдем в цирк.

– Почему в цирк?

– А я там пару лет работал подсадным у клоунов…

– Хорошо, что не дрессированной собачкой.

– А ты откуда знаешь?

– Что?

– Ну, собачкой я тоже работал, но не в цирке. Да и давно это было. Я тогда на границе служил, а кинолога грамотного у нас в части не было. Вот однажды командир мне и говорит…

И так до бесконечности.

Смешнее Марашки было только то, что Сергеи к концу банкета нашел наши кольца. И то, что домой мне пришлось волочить мужа на себе. То есть волок его, естественно, Дима, но под моим чутким руководством.

Так и прошла наша первая брачная ночь. Мы с Таней и Наташкой болтали до пяти утра дома у Натальи, мужики мертвым сном спали дома у Сергея, вместе с детьми. Не особенно романтично, зато не скучно. И все довольны.