Беспредел

Трезвонили телефоны, и выстраивались очереди. Из своего окна на третьем этаже киностудии Билли Боб Риццо смотрел на толпу статистов внизу. Он громко смеялся, хлопал в ладоши, изворачивался, чтобы удержать по телефонной трубке у каждого уха, одновременно общаясь со своей секретаршей, чей голос был столь же бесцветен, как и ее волосы.

«Мисс Грин, свяжите меня с гримерами. Алло, Арни? Давай быстро сюда со своими костюмами. Пока. Вилли? Что там с декорациями? Пулей! У тебя три часа! Мисс Грин, что это у вас в руке?»

«Радиотелефон».

«Кидайте сюда!»

«Господи, хотела бы я», — она передала ему трубку и была уже почти за дверью, когда он завопил: «И пиарщиков ко мне!»

Дверь захлопнулась.

«Так, о чем бишь я? А, вот, — он обнаружил у себя в руке трубку радиотелефона. — Слушаю!»

«Билли Боб, — сказал женский голос. — Это твоя любовница».

«Которая? А, понял. Невеста Франкенштейна?»

«Я получила роль?»

«А ты пробовалась на нее?»

«Если тот уик-энд в Энсенаде был пробами, то да. Я нанята?»

«Нанята, зайка!»

«Ты что, не помнишь, как меня зовут?»

«Когда вспомню, перезвоню».

«Билли Боб, ты сукин сын!»

«Вот это я понимаю, имя!»

Он повесил трубку.

«Пиарщик», — сказал голос у двери.

Мисс Грин наполовину просунулась в кабинет. Билли Боб схватил трубку телефона справа. Тишина. Из трубки телефона слева раздался голос.

«Наполеон! — сказал Билли Боб. — Я и не знал, что ты уже вернулся из Москвы!»

«Тихуана — не место для монашеской жизни, — ответил ему истерический фальцет. — Как может работать отдел пиара, пока меня нет, если ты не выходишь на связь? Ты уже видел эти батальоны бомжей вокруг Бастилии?»

«Я только что кинул им пирожных. Поможешь мне разобрать их по ранжиру? Нам нужно два монстра, два Призрака, три Дракулы, четыре Горбуна…»

«Знаю, знаю. Собираешься устроить смотр войскам?»

«Да я уже здесь!»

Пробегая мимо мисс Грин, он кинул ей трубку и успел услышать ее вопль: «Сол на линии, говорит, что урезал бюджет вашему «Лондону после полуночи»!»

Когда-то бездомных, отныне — статистов расположили за главным офисом студии, из которого и вылетел на улицу Билли Боб Риццо.

Он прищурился — полуденное солнце палило глаза. Слева выстроился отряд Квазимодо, справа — 12 монстров Барона всех цветов и размеров; по центру толпились вперемешку Трансильванские графы и Призраки Оперы.

«Боже ж мой, — подумал он, — да они ужасны и без грима!» И только он решительно двинулся в сторону батальона ужаса, как его под локоть схватил кто-то крохотный, едва не карлик, в клетчатом костюме. Билли Боб посмотрел снизу вверх и увидел Кеннисо Морта, кинокритика из «Дэйли Вэрайэти», чьи рецензии, как и его имя, напоминали то ли наркоз, то ли каталепсию. Он погубил столько фильмов и актеров, что можно было бы заполнить все склепы на знаменитом кладбище Форест-Лаун.

А сейчас он цеплялся за локоть Билли Боба, в то время как Билли Боб прокладывал себе дорогу по горячей пыли типичного полдня в Долине.

«Скажи, — пропищал Кеннисо Морт, кивая в сторону, — ты же не собираешься нанять всех этих придурков бродить на виду у людей, идущих на — или уже с — твоего «Полуночного шато», нет?»

«В точку, — Билли Боб тоже кивнул какой-то шеренге у обочины. — И это только для затравки. Жарко ведь, так что придется еще дублеров подгонять каждый час или около того, чтобы монстры могли передохнуть».

Кеннисо Морт поднял глаза и присвистнул.

«Разрази меня гром! Нет, слушай, вот у тебя Дракула номер один, вот почетный сын Франкенштейна, а там, если не ошибаюсь, твой Оборотень из Лондона?»

Все так и было. Вспотевшие актеры, напоминавшие потерянные души ил какого-то древнего фильма, делали шаг вперед, когда их имена выкрикивали в рупор, и демонстрировали свои покусы на шее, волчьи шкуры, острые, как бритва, клыки и мертвенно-мохнатые брови.

Новички пялились на ветеранов, сперва не веря, потом начиная веселиться зрелищу.

«Давай, Морт, помоги мне выбрать свежих рекрутов, — сказал Билли Боб, торжественно ведя критика мимо своих отрядов, показывая пальцем на одного, кивая на другого, останавливаясь повертеть головой, прищурить глаз и молча проследовать мимо третьего.

«Ты и ты. Да, ты. И ты. И ты там тоже, да! Господи, Морт, глянь на этого пария, он уж неделю как помер, по-моему! Сюда, сюда иди! Подписывай. Вы, мэм, да боже ж мой, если это не дочь самого Дракулы! Поздравляю! И вы, сэр! И тот коротышка тоже, только поставьте его на ходули!»

«Только одна проблема, — просвистел своим тенорком Кеннисо Морт. — Все эти балбесы, которых ты выпустил гулять, они вовсе не страшные».

«Ты о чем? — Билли Боб кивнул еще одному статисту. Тот отправился в костюмерную. — Изволь объясниться».

«Я о том, — проверещал человечек, раскачиваясь на своих нескладных ножках, — что твои вампиры годны лишь на то, чтобы притворяться, что сейчас вцепятся в глотку какой-нибудь туристке, при этом Призрак Оперы наверняка тут же сбросит маску и попробует сделать то же самое с какой-нибудь еще дамочкой. А монстр Карлофф ходит так, будто у него обе ноги свело».

«Ты что же, собираешься вставить это в свою мерзкую предварительную рецензию?» — Билли Боб воззрился на человечка.

«Уже вставил, — ухмыльнулся Кеннисо Морт, передавая ему утренний выпуск листка. — Я вчера был здесь на репетиции и видел всех твоих киноуродцев. Смех один».

«А так оно и задумывалось», — Билли Боб снова пристально посмотрел на человечка.

«Ну да, вот только первоисточники — романы, сценарии, фильмы — про них-то не скажешь «смех один». Они были простыми, прямолинейными, в них всегда был один — один! — элемент ужаса. Всего одна сцена, но такая страшная, что запоминалась навсегда».

Да вот взять хоть Карлоффа в «Мумии», там же не показывают, как живой мертвец карабкается из гробницы, а? Только длинную льняную ленту, которая вьется в пыли! А Лугоши! Его Дракула хоть кого-нибудь убивал в кадре? Нет, черт подери!»

«Это раньше так было, а сейчас времена другие», — Билли Боб, как бульдозер, сдвинул со своего пути эту жалкую блоху и ринулся к финалистам.

«Ну да, — человечек перешел на фальцет, — но они же не страшные, не пугающие, не…»

«У Диснея, — Билли Боб подвигал бровями, — у Диснея по Мэйн-стрит шляются Гуфи, Микки, Дональд и Грампи и…»

«И они придуманы такими! Смешными! — человечек уже орал, хватаясь за голову, будто хотел разорвать себя на части подобно Румпельштильцхену. — То, как ты это делаешь, чем дольше эти парни будут бродить по солнышку, тем менее все это страшно! В любом случае они не ведут себя пугающе. Этак ты в следующий раз выпустишь Иисуса, который будет долбить народ по кумполу крестом!»

«А вот это, — Билли Боб развернулся, — уже кощунство!»

«Нет, — человечек не сдавался, несмотря на жару. — Это то, что ты делаешь, — кощунство, это они — кощунство, это ты — кощунник!»

Билли Боб отодвинул его в сторону, выхватил у ассистента рупор и проорал: «Так, теперь все отправляются в костюмерную и в гримерку! Сбор через два часа на площадке. Марш!»

«Ага, — просвистел ему вслед Кеннисо Морт, — высылай клоунов!»

Поздний вечер. Сумерки. Павильон «Волшебной киноарены». Трансильванский замок Дракулы с элементами башни Франкенштейна и дополнениями в виде гаргулий Нотр-Дам и могил оборотней.

Увертюра. Тысяча людей в зале подалась вперед в едином порыве, готовая к панике, к темным радостям, ко всему, что ннчтожит.

Ликующий Билли Боб прижался лицом к стеклу в будке светооператора.

«Нет, ну вы только гляньте! — воскликнул он. — Мисс Грин, вы глядите?»

«Гляжу», — Мисс Грин, как всегда, наполовину просунулась в комнату.

«Тогда не ходите пока в туалет, мы начинаем!»

Она затворила дверь. «Начинаем», — сказала она куда-то в пустоту.

«Окей, Рой. Звук». Поднялся ветер. «Музыка». Кто-то заиграл на органе. «Свет! Поехали!»

Тени заскользили но стенам Трансильванского замка. Лаборатория барона Франкенштейна притянула к себе с небес молнию, ударившую точно в огромный орган, откуда взвился вверх Призрак, взмахнул в воздухе маской и начал без удержу острить, пока монстр барона катился вниз по лестнице мимо невесты, более напоминавшей Брижит Бардо, нежели Эльзу Ланчестер, а подстреленного егерем оборотня бодро свежевали и натягивали шкуру на кузов старого пикапа под громогласные крики и вопли ошеломленной публики, не знавшей, куда же ей в конечном счете смотреть. Горбун, освободившись от гаргулий, орал благим матом — ему на загривок бухнулась оперная люстра. Дракуле заехали по морде букетом — похоже, свинцовым, — и он потерянно бродил без клыков под общий гогот и улюлюканье.

В конце концов все: Призрак, Монстр, Человек-волк, Квазимодо, Вампир — бодро сигают с утеса из папье-маше и лихо приземляются в десятичасовых новостях Пятого канала.

Факс в кабинете Билли Боба трещал и подпрыгивал. Первой строчкой значилось: МОРТ, КЕННИСО.

Второй и последней было: БЕСПРЕДЕЛ.

Билли Боб набрал номер редакции. Ему ответил знакомый тенорок.

«Морт, чертов козлина, это что, вся рецензия?!»

«Нет, — прозвенел голосок. — Там еще есть».

«Так читай!»

«Беспредел. Пока нравится?»

«Давай дальше».

«Вот дальше: «Беспредел. Беспредел. Беспредел. Беспредел. Беспредел. Беспредел. Беспредел. Беспре…»

«Так, я понял твою мысль, — сказал Билли Боб. — И это все?»

«Нет. Еще… дай посчитаю… Двадцать… Сорок… Ну, где-то 65 «беспределов» в аккуратном таким гнездышке. Осталось только сунуть их в пресс, а уж вино, что выйдет, убьет тысячи! А, погоди, тут еще постскриптум. «P.S. Срочная новость из спиритического Интернета! Мэри Шелли, Виктор Гюго, Гастон Леру и Брэм Стокер! Иск на 10 миллионов долларов к Билли Бобу Риццо, Врагу Литературы Нумеро Уно!» Билли Боб, ты еще там? Билли?»

Щелчок.

Билли Боб сидел и смотрел на свежепреставившийся телефон.

Вдруг он зазвонил. Он схватил трубку и прохрипел: «Сукин сын!»

«Это сука, скорее».

«Мисс Грин, какого черта, где вы?!»

«Посреди катастрофы, у главного входа. Тут настоящий мятеж, все хотят попасть внутрь».

«Боже ж мой, сегодня же Хеллоуин! С первого сеанса все ушли колядовать, а на второй явились те, кто уже наколядовался!» Он замер. «Нам срочно нужно второе шоу!»

«Дракулы нет».

«Что?!»

«Монстр Франкенштейна ушел».

«Ушел?»

«Горбун тоже куда-то провалился».

«Не может этого быть!»

«А оборотень…»

«Тоже куда-то делся?»

«Ну и кроме этого… Ни Призрака, ни оперы».

«Матерь божья!»

«Ага. Куда же все они делись, спросите вы?»

«Я и спрашиваю!»

«А кто их знает! Горбуна последний раз видели на хайвее до Фриско. Парень, игравший Дракулу, где-то прячется с женой, которой, кстати, он вовсе не нужен. Остальные… исчезли. Как вам ответ?»

«Никак, — Билли Боб выдохнул. — Никак. Гоните всех оттуда».

«Они захотят вернуть деньги за билеты…»

«Отдайте, бога ради, — прошептал Билли Боб. — Отдайте».

«Погодите! Я сообщу в кассы», — она отвернулась от трубки и крикнула. Он взял бинокль и увидел, как очередь у входа ломается и рассасывается.

«Вы еще там?» — осведомилась мисс Грин.

«Не весь. Что еще случилось?»

«Сами видели! Бог мой, Билли Боб, эта толпа понеслась прочь с такой скоростью, как сумасшедшие! Нам еще повезло, что они не спалили все. Один мальчик швырнул печенькой в люстру…»

«Какая ненависть!»

«И вот еще что, — она сделала глубокий вдох. — Копы думают, что не все актеры просто уехали. Кого-то, похоже, утащили».

«Ну нет! Одно дело, когда тебе не понравилось шоу и ты хочешь вернуть свои деньги. Другое дело — похищение человека. А они нашли…»

«Нашли тела?»

«Нет, я не это имел в виду, но…»

«Тел не нашли».

«Черт, черт, черт!»

Билли Боб поднес к глазам бинокль. Толпа почти разошлась. Он навел окуляры на кладбище Форест-Лаун, лежавшее в нескольких милях. Там высились мраморные холмики гробниц и замерзшая в свете заката фигура обнаженного Давида.

«Босс?» — издали спросила мисс Грин.

«Идите домой, примите холодный душ и выпейте стакан доброго грога».

«А завтра — снова в бой?»

«Разумеется! Шоу должно продолжаться — тем более в День мертвецов!»

«Тогда спокойной ночи, Б. Б.!»

«Спокойной ночи, — ответил он. — То есть нет. Прощайте».

Щелчок. И он был наконец-то один.

Внизу, у дверей кассы, гасили свет, запоздавшие зрители садились в машины. Снаружи, на улицах, он разглядел несколько маленьких привидений, закутанных в простыни и с тыквами в руках. Ему показалось, что он услышал смех. Он выключил свет в кабинете и вышел на территорию всеми покинутой студии.

Съемочные павильоны были заперты, аллеи пустынны, во тьме едва виднелись декорации десятка городов. Не видно ни одного сторожа. Тогда он сам будет сторожем на последнем обходе. Глотнет из фляги, неспешно пойдет домой, рано ляжет, не будет открывать дверь, никаких сладостей, никаких гадостей.

Он проверил улицу в Багдаде, повернул направо, в Париж, налево, в Лондон, и наконец последний поворот вывел его к каменному крыльцу Нотр-Дам, старой декорации 1923 года. Он посмотрел вверх, на пустые башни и rapгулий, за полвека доведенных дождями и ветрами почти до состояния красоты, и подергал входную дверь. Заперто. «Не настоящий же храм», — подумал он и дернул дверь еще раз, посильнее, но вдруг замер, потому что…

Он что-то услышал.

Из прохода справа раздавались приглушенные голоса — печальные, меланхоличные, похоронные.

По бульвару слева прокатывалось эхо топота призрачных ног — словно падающие листья шуршали по брусчатке.

А на аллее прямо перед ним — дрожащие тени, качавшиеся вверх и вниз.

«Эй, кто там?»

Ответа не было.

Он и не подумал бежать, не было причины.

Но по мере того, как тени, и шуршание листьев, и тихие голоса приближались, он чувствовал, что ледяные иглы колют его пяльцы, впиваются в запястья, обвивают его локти и плечи, и сама зима дышит ему в затылок. Зубы его заныли, будто он набрал полный рот снега.

«Какого…» — начал было он.

Откуда-то из глубины теней донесся звук — будто кто-то бросил вверх ведро волы. Раздалось шипение. Уличный фонарь погас.

Затем зазвенело разбитое стекло. Исчез еще один фонарь.

Тени, листья, шорохи трепетали на мраморе крыльца Нотр-Дам.

«Уже поздно, — он попробовал рассмеяться. — И всем пора домой…»

Он сделал рукой какой-то неопределенный жест, словно отмахиваясь от них.

Тени не двинулись с места. Во тьме эхом раздавалось биение его собственного сердца.

«Что вы здесь делаете? — он прищурился. — Сдайте костюмы. Все уже разошлись. Второго шоу не будет. Хеллоуин закончился».

Он остановился, опустил руку и улыбнулся.

«Ну, не совсем закончился, — сказал он. — Но грим все же лучше убрать. На кожу вредно влияет. Я…»

Он протянул руку и коснулся чьего-то лица. Посмотрел на пальцы, понюхал.

«Нет грима», — сказал он.

Тень согласно кивнула.

Билли Боб потряс головой.

«Короче! Вы кто такие? Вы кем притворяетесь?!»

Шепот поднялся и стих.

«Не притворяемся».

Снова шепот.

Тень с чудовищно искривленными плечами двинулась вперед. Вслед за ней — другая, высокая, очень высокая. Какая-то темная тварь с горящими глазами выползла на мрамор.

«Конфет, что ли, хотите?» — спросил Билли Боб.

Тьма затряслась, а полустертые лица задвигались влево и вправо: нет.

«Вы что, пришли ко мне?»

Тени кивнули.

«Зачем?» — выдохнул Билли Боб.

Вместо ответа тени воззрились своими невидимыми глазами на Трансильванский замок, на лабораторию, на кладбище и лес оборотней, на злополучный орган с застрявшей в нем навеки люстрой, а потом снова на фасад Нотр-Дам 1923 года, на его каменных зверей и 12 апостолов и наконец нашли взглядами Билли Боба Риццо. Промерзший траурный вой раздался из глубин тьмы. Это был плач по тому, что было потеряно и никогда более не вернется, по тому, что умерло и погребено навсегда.

Билли Боб вздрогнул и заколотил по двери собора.

«Что же теперь?» — прошептал он.

Тени придвигались, таяли, снова воплощались, шаг за шагом. Бледные лица поднимались из тьмы. Тусклые рты бормотали.

Одно и то же слово повторялось снова и снова в ночи.

«Беспредел», — шептали они.