Владимир Шуля-Табиб

БЕССМЕРТНЫЙ ЖИВОТЯГИН


Блаженны будут нищие разумом, ибо их есть царствие военное.

Общеизвестное


Начмед полка майор Галкин уже полдня торчал в своем медпункте и с некоторой

даже умиленностью разглядывал немудрящее устройство своего рабочего места, которое, кстати, осточертело ему за 25 лет донельзя. Служба не задалась: уж никак не начмедом

полка мечтал он закончить еѐ! Виделись ему в мечтах белые стены окружного госпиталя, а

если предварительно прилично выпить, то и старые стены клиники факультетской терапии

Военно-Медицинской Академии, где он будучи доцентом (а то и профессором), вышагивал

впереди стайки юных слушателей... Впрочем, до профессора он допивался нечасто. Однако

офицер предполагает, а у генерала - свои дети. Поэтому сиди, майор, и не дѐргайся !Слава

богу, сегодня последний день, приказ об отставке уже подписан, дома его ждут не дождутся

немногие друзья-офицеры, с которыми за эти годы столько пройдено, пережито и выпито, что и вообразить трудно. Одни афганские годы чего стоят. Правда, их уже немного здесь

осталось, афганцев: кто погиб, кто уволился, кого-то перевели в другие части.


Сегодня наконец и его последний день. Чертовски хотелось побыстрее разделаться с

процедурой сдачи должности, надраться как следует и наконец-то почувствовать себя

вольным человеком.


Лейтенант, новоиспеченный выпускник Военно-медицинской академии, которому он

должен сдать дела, что-то задерживался, это раздражало. Интересно, какой он? Впрочем, все

эти академические птенчики, примерно одинаковы: некоторое почтение к старым офицерам, смешанное с ещѐ не изжитым страхом, и тут же - апломб, легкое презрение к неудачникам, и, конечно же , мечты - о подвигах, о славе! И многие своѐ получат, чего-чего, а войн хватит на

всех...

Галкин, дабы успокоиться, налил себе стопку спирта, зажевал яблоком. Потом еще

одну и еще, и когда наконец появился лейтенант, майор уже был на хорошем взводе, хотел

было сделать мальчишке подобающее внушение, но тот опередил:

- Извините, товарищ майор, начальство не отпускало. Завтра приезжает какая-то комиссия, так командир меня инструктировал что да как...

- Что комиссия, знаю, - кивнул майор. - Начмед дивизии как раз просил меня помочь

тебе первую недельку, так что не боись, помогу. Держи стакан!


Налил по 50 грамм, слегка разбавил, разделил пополам последний огурец, круто

посолил.

- Ну, чтоб тебе хорошо служилось! Будем!


Лейтенант, еще не привыкший к спирту, лихо опрокинул в себя стакан, задохнулся и

не сразу пришел в себя.

- Ничего, привыкнешь, - усмехнулся майор. - Ну, так что тебе пел полковник? Сказал, кто главный проверяльщик?

- Сказал, - отдышавшись, ответил лейтенант. - Какой-то подполковник Животягин,

- Кто, кто? - вытаращил глаза майор. - Животягин?


И вдруг зашелся в неудержимом хохоте. Его корчило до слез, до икоты, он едва

успевал глотнуть воздуха, пытался что-то выговорить, но получалось какое-то бульканье:

- Пол... тягин-- мать.. ков.. бля...


- Что случилось, товарищ майор? Вам плохо?

- Мне? Мне давно не было так хорошо! Это тебе должно быть плохо! Кстати, как там

вас учили в Академии, как нужно относиться к солдату?

- Солдата нужно беречь, заботиться, помогать стойко переносить все тяжести и

лишения военной службы...

- Стоп! По-моему ты перепутал солдата с молодой женой. Это еѐ надо беречь, о ней

заботиться и помогать, пока она не сбежала! Знаю, вам это внушали все шесть лет учѐбы, но

ваши преподаватели уже давно от реальной армии ушли, солдата они знают, в основном, по

картинке из Устава, а там он - красивый, исполнительный и умный! А на самом деле, солдата куда ни поцелуй, везде жопа! И нет такой дури, которой солдат не мог бы придумать

и тут же сделать!

- Да ладно Вам, товарищ майор! - захмелевший с непривычки молодой лейтенант

говорил уже несколько развязно, но Галкин не стал его ставить на место: сам же напоил! - Ну

что уж такого он может придумать! Нормальный парень, только из школы, а может, и

поумнее некоторых офицеров будет!

- Бывает и так. Но в основном... Впрочем, слушай, расскажу тебе про одного с той же

фамилией - Животягин. Служил у нас в десантно-штурмовой бригаде, в автороте. Но начнѐм

сначала.

Галкин разлил по стаканам спирт, выпил, выдохнул, сморщился и загрыз солѐным

огурцом. Потом ненадолго задумался...

- Про детство и отрочество этого создания , про всю его жизнь до армии не знаю.

Могу сказать только, что школу он закончил (в ВДВ без десятилетки тогда не брали ) и даже

знал, что Англия остров, неважно , что на одном из политзанятий искал ее на

Шпицбергене!. В институт он и не собирался, посему той же осенью загремел в армию, а там

- в автомобильную учебку.


Поначалу всѐ было тип-топ, благо Животягин всегда отличался неизменной

старательностью. Однако вскоре именно старательность его и подвела, что называется, под

монастырь.


Начальник медпункта учебного полка лейтенант Приборкин в соответствии с

фамилией занимался исследованием измерительных возможностей мерной мензурки в

применении к спирту. До начала амбулаторного приѐма было ещѐ минут двадцать, и их

следовало провести с толком. Потом два часа - с больными, т.е. без толку. Поэтому доктор

отмерил 50 г. спирта, добавил 25г. воды , отрезал половинку яблока и приготовился

насладиться, но не тут-то было!


В медпункт с шумом ввалились два сержанта, ведущие под мышки рядового, который, несмотря на окровавленное лицо, изо всех сил упирался. На девой щеке прямо под глазом

кожа была рассечена, оттуда тонкой струйкой лилась кровь. Там же расплывался

здоровенный фингал.


Обработав рану и наложив повязку, лейтенант приступил к выяснению обстоятельств

получения травмы:

- Итак, служивый , положив руку на яйца, быстренько отвечаем: Kто? За что?

- Никто, товарищ лейтенант, это на меня упал стенд наглядной агитации!

- Где?

- На плацу.


Всѐ было ясно: стенды на плацу сварены из труб и листов железа, забетонированы в

землю на глубину в метр. Упасть они могли разве что под воздействием грузовика, и то не

сразу...

- Хорошо, солдат, пойдѐм, покажешь мне этот стенд.


Все стенды, разумеется, были на месте, но Животягин (а это был он) упорно стоял на


своѐм. Глядя в сторону, он продолжал бубнить:


- Я шѐл, ветер подул, стенд упал, потом его , наверное, кто-то поднял...


- Ага. И быстренько замешал раствор, забетонировал опять, и пылью покрыл, чтобы

не отличить.


- Так точно, так и было.


- Всѐ. Мне ты уже надоел! Сержант, отведите его к замполиту, пусть он с ним

мучается! Мы своѐ дело сделали.


Вечером , когда после приѐма больных лейтенант принял ещѐ 50 г чистого спирта и с

нетерпением ждал конца рабочего дня, он услышал осторожный стук в дверь:


- Разрешите, товарищ лейтенант?


Это был фельдшер сержант Блохин, по кличке «Блоха». Высокий, нескладный и

медлительный, он никак не соответствовал своей кличке, но был неглуп, не болтлив и

исполнителен, посему полностью устраивал лейтенанта. Впрочем, другого фельдшера в

медпункте полка всѐ равно не было.


- Товарищ лейтенант! Так вы знаете, что произошло с рядовым Животягиным? Ну, который днѐм был, с неуставными взаимоотношениями на морде? Помните? Вы ещѐ сказали, мол, факт на лице?


- Помню. И хотя, в сущности, мне по барабану, что с ним, но давай. Один хрен до

19:00 ещѐ целых полчаса...


- Он был направлен в помощь сварщику. И хорошо помогал, всѐ было нормально, но в

один момент, когда сварщик повернулся, он вдруг увидел, что идиот Животягин приволок

откуда-то банку с солидолом и собирается смазать вентиль баллона с кислородом - видите

ли, туго открывается! Сами знаете, если смазка попадѐт в кислород, рванѐт так, что ноги-

руки взлетят выше второго этажа! Я на гражданке один раз видел - гвоздец всему! Короче, сварщику некогда было обьяснять, он только успел врезать дураку по роже прямо горелкой!

Хорошо хоть холодной!


- Ага, вот почему щека-то рассечена была! Поделом, знал бы - добавил!...


- Товарищ майор! А как вы узнали все эти подробности?


- Военный мир тесен. Я встретился с Приборкиным на курсах повышения

квалификации.


Два месяца спустя рядовой Животягин, успешно закончив учебку, получил права

водителя 3-его класса и был направлен в артиллерийский дивизион десантно-штурмовой

бригады в Афганистан, где я был врачом батальона.


Колонна артдивизиона шла в хвосте бригады, позади были лишь тыловики и боевое

охранение. Хотя Животягин служил в бригаде всего три месяца, он успел уже

«прославиться», потому старшим в его машину сел замполит дивизиона капитан Груздов, опытный, спокойный, как слон, офицер, умеющий убеждать даже дембелей ( мужик он был

здоровый, при необходимости мог убедить и не только словом. Это тоже учитывалось). Всѐ

было в порядке, пока недалеко от Имам Сахиба дорога не упѐрлась в маленький, но прочный

мостик через ручей, шириной метра два с половиной и без перил. Все машины боевых

подразделений прошли через него без проблем, к мостику вела хорошо накатанная колея.

Правда, ни одну из тех машин не вѐл рядовой Животягин... А за рулем последнего

«УРАЛА» сидел именно он!


Метров за тридцать до мостика капитан Груздов остановил машину:


- Животягин! Не волнуйся, ничего сложного нет. Сейчас ты медленно, точно по колее

пройдѐшь этот мост. Понял? Главное, внимательно и точно по колее.


Животягин с готовностью кивнул, сглотнул слюну, но руки его, ноги и голова никогда

почему-то не работали согласованно, а как-то сами по себе : он резко газанул , мотор

взревел, машина дѐрнулась, руль провернулся, и «УРАЛ» , став правым колесом на левую


колею, въехал на мостик и начал заваливаться набок. Животягин резко крутнул руль вправо -

грузовик развернулся поперѐк мостика, причѐм передние колѐса стояли на мостике, а задние -

в ручье!


Пришлось останавливать колонну, вызывать тягач, а впереди идущие уже ушли, и это

«не есть хорошо», как любил говорить Груздов, Он вылез из кабины и , в ожидании тягача, спокойным голосом начал обьяснять Животягину, кто он есть, и что надо сделать с его мамой, за то, что она его, Животягина, на свет родила! Впрочем, если опустить мат, то выступление

было коротким.


Тягач пришѐл минут через двадцать. После долгих препирательств машину

выдернули назад, так как тягач плавать не умел, а мостик был занят. Груздов сел в кабину, обьяснил Животягину, как надо ехать и что с ним будет, если он опять не понял, в чѐм

состоит его воинский долг в данную минуту.


Животягин всѐ повторил в точности, только теперь он левым колесом встал на правую

колею и, соответственно, свалился с мостика с правой стороны!


Тягач далеко уйти не успел, вернулся быстро, но и этого времени Груздову хватило, чтобы опять обьяснить Животягину, какой он нехороший, куда он должен идти, и чей он сын.

Обьяснения изобиловали ненормативной лексикой и являлись типичным примером

неуставных взаимоотношений, иначе говоря, Груздов пару раз от души врезал Животягину по

морде . В кабину посадили водителя другой машины, который легко переехал через мостик.

Дальше вѐл уже сам Животягин.


Сразу после прибытия на новое место начали разбивать лагерь.


Однако только успели сгрузить палатки и разобраться, где чья, как комбриг вызвал

всех офицеров на совещание. Груздов дал команду троим солдатам установить палатку и

ушѐл. Одним из этих трѐх был Животягин, но была и надежда, что под присмотром

остальных он ничего сотворить не сможет. Увы, недооценил замполит этого придурка!

Впрочем, ошибаться в людях - одно из главных занятий любого политработника.


Обычно малую офицерскую палатку натягивали так: рыли яму 3х3м, по краям

закрепляли колышками низ палатки (военные палатки не имеют дна), в середину -

центральный кол, готово! Это - если летом. На дворе, однако, стоял февраль, и даже в

Афгане снаружи было всего лишь +5с. Стало быть, надо ставить печку-»буржуйку».

Петраускас был сержантом, Пикин - ефрейтором, к тому же оба - дембеля. Значит, печку

ставить будет Животягин. А они спокойно отойдут в сторонку, ибо «у них было», как сказал

бы Жванецкий.


Когда всѐ есть, то установка печки - дело не из сложных, нужно иметь три или четыре

прямых отрезка трубы и два колена для соединения под прямым углом. В одном из углов

палатки выкапывается ямка под печку. Наверху печки сразу ставится колено, чтобы труба

шла параллельно полу. Затем по прокопанному ходу труба из-под палатки выходит наружу, где опять ставится колено, чтобы повернуть трубу вертикально вверх. После установки ход

закапывается, и снаружи всѐ выглядит так, как будто в двух метрах от палатки из-под земли

торчит одинокая, ни к чему не присоединѐнная труба.


Когда Груздов вернулся с совещания, он увидел, что из палатки валит дым, как будто

туда бросили дымовую шашку! Ещѐ через минуту из палатки выполз Животягин, с красной

рожей, опалѐнными ресницами, слезящимися глазами и непрерывным надсадным кашлем.


- Товарищ капитан! Они не горят! Я уже и бензином пробовал, так бензин горит

быстро, а потом они не горят, а только дым - и всѐ!


- Помедленнее, солдат! Кто они?


- Так дрова же!


Груздов открыл палатку настежь, чтобы избавиться от дыма и хоть что-то увидеть.

Через двадцать минут залез внутрь, подошѐл к печке - снаружи всѐ выглядело нормально. Но


дым, вопреки пословице, был, причѐм без огня.


- Животягин! Раскапывай трубу! Видимо, забилась, или была забита грязью в колене, это бывает, а ты по неопытности не проверил!


Солдат обречѐнно приступил к раскопкам. И тут глазам Груздова открылось

такое...Колена не было вообще! Животягин в комплекте его не нашѐл, посему, не долго

думая, взял прямую трубу и переломил под прямым углом! Дураку было ясно, что воздух

тем самым перекрыт, и ничего в трубу не пойдѐт. Однако, как выяснилось, не каждому

дураку!


Много ещѐ глупостей успел сотворить рядовой Животягин за пять месяцев службы, и

вряд ли он бы остановился на достигнутом, но судьба распорядилась иначе. Ровно через

неделю после случая с печкой был Животягин дневальным по «казарме», то есть - большой

солдатской палатке. Среди прочих обязанностей была необходимость топить печку, но на этот

раз установленную не Животягиным, а, стало быть, нормальную. Вместе со вторым

дневальным свободной смены Животягин напилил и наколол дров и принес их в палатку.

Дрова, естественно, были сыроваты и гореть категорически отказывались. Животягин на

минутку исчез, потом появился вновь с весьма загадочным видом, держа в руках ...

дополнительный артиллерийский заряд! Ты это в Академии не изучал, посему поясняю: это

мешочек с порохом, который внешне напоминает темно-серые макароны. Если такую

«макаронину» зажечь на открытом воздухе, она сгорает ярко и красиво! Но «макаронин» в

мешочке много, и если их положить в чугунную печку под дрова, поджечь и закрыть дверцу

(а именно в этом и состояла великая идея уникального идиота) то ...Короче, второго

дневального вместе с печкой и палаткой разнесло в клочья!


- А Животягин что-бессмертный, что ли?


- А вот ему в последнюю секунду приспичило поссать ! И то слава Богу, а то мы так

и не узнали бы, что же произошло! Однако на этом терпение комбрига закончилось: гибель

двух человек - не хухры-мухры, конечно, их можно списать на боевые, но можно и крупно

погореть, «внимательные глаза майора Пронина» во время войны увеличиваются в много раз!

Да и просто болтунов хватает... Короче, вызвал комбриг к себе начальника политотдела:


- Ну что, комиссар, что делать будем? Этот идиот нам всю бригаду взорвѐт, к бениной

матери!


- Командир! Я тебя не узнаю: ты что, не знаешь, как от человека избавиться? Послать

на повышение, пусть с ним кто-нибудь другой мучается!


- Кого? Солдата? На какое, блин, повышение? Ефрейтором, что ли?


- Есть идея! Где-то через месяц-полтора должны прийти разнарядки на военные

училища.


- У тебя что, комиссар, совсем от первоисточников крыша съехала? Животягин же

кретин, каких свет не видел! (Комбриг считал начпо другом, и посему позволял себе шутить

как угодно. Как потом выяснилось, напрасно! Но это уже другая история1)


- Ну и что? Подумаешь, одним кретином в армии больше! Зато у нас он служить уже

не будет, и ,если повезѐт, мы его в жизни больше не увидим.


- Да он и экзамены вступительные ни в жисть не сдаст! Он же тупой, как пробка!


- А мы ему поможем: надо срочно послать на него представление на орден. С орденом

в какое-нибудь тьмутараканское общевойсковое училище он пройдет без проблем, экзамен

будет проформой! А дальше - не наша забота!


- А если он откажется?


- От ордена? Животягин? Ни за что!

... - Больше о Животягине я ничего не слышал.


- Господи! А это -то вы как узнали? Говорите так, как будто присутствовали сами!


- А я и в самом деле присутствовал. У комбрига в соседней комнатушке его бункера

жила его секретарша, попутно исполняя роль ВПЖ - военно-полевой жены. Она, как раз

приболела, бронхит, я приходил еѐ лечить. Дверь была прикрыта неплотно, слышимость

такая, что даже немножко видимость...


Галкин налил по стопке и, не дожидаясь лейтенанта, быстро выпил, сморщился, выдохнул и закусил огурцом.


- А что, скажете, офицеров-дураков нет? Одни Скобелевы да Суворовы?


- Да есть, успокойся, и ещѐ какие! Год назад из нашей дивизии ушѐл на повышение

полковник Дозорцев, начальник артиллерии дивизии. Как- то на марше, на остановке, я

увидел, как он ест дягиль - лекарственную траву, в малых дозах полезную при ряде

болезней, но в больших - дягиль вреден и даже ядовит. Он ел, срывая «зонтик» дягиля и

целиком засовывая в рот. Я попытался объяснить ему, что он неправ, но его реакция сразила

меня наповал: "О чем я буду спорить с тобой, майор? Я ведь на целых две звезды умнее

тебя!» И это при том, что я всѐ-таки врач! Две умных звезды, как и следовало ожидать, не

спасли его от госпиталя, там все же не дали звездоносцу помереть , но умнее он не стал, я

знаю! Да что там полковник! Ты же представлялся командиру дивизии генералу Коптеву. Так

вот, всего месяц назад дежурил я по медроте. На нашем полигоне в Дретуни шли стрельбы из

танков. Только я собрался пообедать, как зазвонил телефон. На проводе - Коптев:


- Галкин, ты дежуришь? Отлично! Съезди на полигон, там солдата переехал танк.

Узнай, как там его состояние, и доложи!


- Товарищ генерал! Если его переехал танк, то состояние его стабильное, то есть он

стопроцентно мѐртв!


- Ты, б..., не умничай, ты, б..., езжай!


Очень не хотелось ехать чѐрт-те куда, да ещѐ неизвестно зачем, но пришлось.Так-то

вот!


Галкин , прищурившись, глянул на бутылку, вылил остатки спирта себе в стакан:


- Ну что, лейтенант, вопросы есть? И не смотри на стакан, а то точно вопросов не

будет, ибо ты не сумеешь их задать. Спирт, он тренировки требует!


- А вы уверены, что это тот самый Животягин?

-Хрен его знает! Животягин - фамилия не из очень распространенных. Впрочем, это не

имеет значения: проверяющий из штаба для тебя всегда животягин! По-моему, других они и

не держат! Конечно, исключения бывают, но рассчитывать на это я бы тебе не рекомендовал...


- Разрешите последний вопрос,только откровенно! Если не хотите, не отвечайте.


- Валяй!


- А как вы считаете, вы сами - умный человек?


- Как хочешь, так и думай, а только умный человек добровольно на всю жизнь в

армию не пойдѐт! Дело не в том, что служба наша тяжела, а, зачастую, и бесполезна. И не в

том, что семьи разваливаются. Главное, что рано или поздно ты нарываешься на ситуацию, когда твою судьбу будет решать очередной животягин, неважно, рядовой или полковник. Их

много на самом-то деле, от них в армии не убежишь и не спрячешься. И твой ум вместе с

академическим образованием тебе не помогут: они, животягины, не любят умных да

образованных! И, в отличие от «гражданки», не обязаны обьяснять тебе своѐ решение! Ну

что, больше выпить нечего? Тогда ладно, подписывай здесь, здесь, здесь и здесь - и владей!

А я пошел домой. Спать. Завтра с утра пойдем к комдиву, доложимся - и всѐ, ты - начмед, я -

пенсионер-наставник сроком на неделю.


Галкин с сожалением посмотрел на пустой стакан, усмехнулся чему-то, закурил и

вышел на улицу.


Загрузка...