Без права на развод

Глава 34. Рома

Я смотрю на Юлю, любуюсь. Она устроилась напротив, откинулась на спинку дивана.

Жена слушает восторженный рассказ Киры, кивает, но краем глаза смотрит на меня.

Тупица ты, Алимбаев.

Недоумок.

Такую девушку потерять из-за собственных загонов…

Да без какой-либо причины похерить всё, что можно было исправить, если бы я вовремя постарался.

— Привет.

Улыбаюсь. Я уже это говорил? Нет?

Чувствую себя первокурсником, который на первой вечеринке перебрал и решил к понравившейся девочки подойти.

В голове звенит, слова разлетаются между собой. Чертово сердце барахлит, разгоняя дурман по телу.

Она мороженое хотела? Точно.

Поднимаюсь, двигаюсь в сторону кассы. Тут самообслуживание.

Пульс зашкаливает. Едва соображаю.

Хочется об стену шибануться, чтобы мозги на место встали. Набрать Михалыча, пусть советы даёт?

Как крышей не поехать. Когда жена рядом, а касаться её нельзя.

Набираю несколько вкусов в разные бумажные стаканчики, хватаю пластиковые ложки. Отношу за стол.

Возвращаюсь за напитками. Малой — какао, себе кофе, чтобы хоть немного в сознании остаться, Юле — её любимый манговый чай.

— Ром, салфетки попроси, — разворачивает меня обратно к кассе. — Кира…

— Ага.

Я падаю на диван, достаю из кармана пачку влажных салфеток. После того как Кира чернилами обмазалась, всегда с собой стараюсь носить.

Квартира забита, машина, карманы, и даже офис. Высшая боевая готовность.

Мелочь, а как-то раньше не задумывался, что нужно рядом держать.

Потому что малышка у меня бедовая, действительно слишком активная.

— Пап, — дует губки, когда забираю у неё мороженое. Хмурится недовольно. — Я тоже хочу.

— Мы с тобой договаривались, Кирусь? Один шарик, ты его съела.

— Но тут много!

— Это маме. Она взрослая, ей можно больше.

— Ма-а-ам…

— Нет, Кирусь. Мама с тобой делиться не будет. Папа запретил.

— Пфф!

Громко вздыхает, со скрипом отставляет от себя кружку. Под столом выбирается наружу, убегая к детскому уголку.

Сверкает недовольным взглядом напоследок. Кажется, Кируся полностью в маму пошла.

И ждёт меня мстя дома, страшная и беспощадная.

— Ты хорошо справляешься, — в голосе Юли явное удивление. Я себя от этого тона законченным идиотом чувствую. Настолько хреновым отцом был?

— Учусь, — беру в руки кружку с кофе. — Но базу уже усвоил.

— Угу. А Луна как?

— Нормально. Всё так же ссыт в мои ботинки, можешь быть спокойна. Ты хорошо её обучила.

— Если она тебе надоест… Ты ей не выбрасывай! И не отдавай никому. Я заберу.

— Я и не собирался. Это же моя кошка. Раз я её притащил, мне и нести ответственность.

— Ну, ты всегда был против домашних животных.

Был. Не только из-за того, что меня когда-то в детстве дворовой кот пытался убить.

И не из-за шерсти, вони, неожиданных сюрпризов в ботинках. Это раздражает, но не главная причина.

— Я не против самих животных, — пытаюсь объяснить. — Но ты помнишь, не до них было. На съёмной запрещали.

— А потом? — уточняет, внимательно разглядывая меня.

— Мы переезжали. Ты забеременела. А животное — это большая ответственность.

— Больше, чем ребёнок? Странные у тебя приоритеты, Алимбаев.

— Ребёнок растёт. Становится отчасти самостоятельным со временем, взрослым. А кот — это перманентная ответственность. В отпуск с собой не возьмёшь, нужно пристраивать куда-то. Даже на выходные не уедешь просто так. Вроде мелкий комок шерсти, а ответственности много.

— А ты с каких пор ответственности боишься, Ром? Никогда за тобой этого не замечала.

Первый порыв — уйти в отказ. Отшутиться, перевести тему. Не поднимать то, в чём признаваться не хочется.

Михалыч повторяет, что разговаривать полезно. И мол, нет ничего постыдного в том, чтобы признать слабость.

А я трындец как это не люблю. Ни в слабости признаваться, ни в ошибках.

Легче наворотить новых проблем, зато старые перекрыть.

Но Михалыч кажется умным мужиком. И пока разговоры с ним только на пользу шли.

Юля цепляет ложкой подтаявшее морожено, жмурится от наслаждения. Я залипаю.

Ловлю каждый момент. Как трепещут длинные ресницы. Как девушка морщит нос довольно. Облизывает губы, собирая сладкие капли.

Залипаю. Запоминаю. На всякий случай. Если это последний раз, когда я так близко могу любоваться.

Я чётко определился, чего от жизни хочу. Вернуть Юлю, наши отношения. Выстроить всё заново.

Но насильно мил не будешь. Я не могу её преследовать или заставлять, продавливать. Только больнее сделаю.

А я достаточно боли Юли причинил.

— Давно боюсь, — слова царапают, выдавливаю их силком. — Не вывожу. Боюсь облажаться, не потянуть. Поэтому и… Маху давал. На работе оставался. С Ником зависал.

— Чтобы домой не возвращаться?

— Чтобы в новую ответственность не нырять. Почувствовать, как бы это тупо ни звучало, свободу. Глоток свежего воздуха. Где от меня никто ничего не ждёт.

— Зачем тогда ты всё это делал? Не мог взять перерыв? Рассказать?

— Как нытик пожаловаться любимой, что я слабак и не вывожу? Тогда это казалось тупостью. Пытался как-то сбалансировать. В итоге работу удержал, а на семейном поприще всё растерял. Поэтому и боялся новой беременности. Понимал, что окончательно потону в обязательствах, лишних и надуманных, которые сам на себя навешал.

— И почему ты их надумывал?

— Точно смогу через пару месяцев сказать. Когда с Михалычем разберёмся.

— Михалыч? Я не помню таких друзей у тебя.

— Это мозгоправ. Пошёл недавно.

В целом, задумка Юли с психологом была не такая уж плохая. Подсадила зерно идеи в голову, а дальше я уже докрутил.

Понимал, что не вывожу. И если я хоть шанс с женой хочу, то нужно что-то меня. Прорабатывать.

Почти все психологи меня бесили. Пафосные, заумные, словно мы на международной конференции, а не в офисном центре собрались.

Михалыч — Михаил Михайлович — оказался нормальным мужиком. Под пятьдесят, с простыми фразами, уютным кабинетом. Без дебильного блокнота, который меня раздражал.

Постукиваю ложкой по столу, отбрасываю. Ощущение, что с себя кожу стягиваю.

Вот эта вся искренность о слабостях — не моё.

Но надо. Через себя переступить.

Всё из детства, да?

Как же шаблонно, как же правдиво.

Отец свалил… Я мелким ещё был, почти не помню его. Пару фраз в голове засело, которые выкинуть сложно.

«Мужик, Ромка, должен ответственным быть».

«Надо, Ромка, самому всё делать».

«И что, что сложно? Ты девчонка или как? Давай, напрягись».

Подобные фразы, в разных вариациях. И это какой-то занозой засело.

Потом отец свалил. Без предупреждения. Решил, что для него слишком всё, где-то проще будет.

А я на краю сознания зарубку сделал. Не тянешь — останешься без семьи. Надо тянуть.

Больше работы, выше лезть по горе, на вершину. Даже если в какой-то момент объём уже не вывозишь, надо продолжать.

Обеспечить семье лучшую жизнь. Лучше и лучше. Потому что обещал. Потому что хочу, чтобы всё по карману было.

А потом нищета в детстве наложилась ещё сверху. Сложно было. Мама тянула на себе меня, деда, чья фамилия мне досталась после развода родителей.

Засело, что обязан из этого выбраться. Никогда не скатиться обратно в момент, когда не на что продукты купить на ужин. Хотелось быть как те мажоры в универе, которые всё в жизни могли.

Гулять, тусить, веселиться, ни на что не отвлекаясь. Стать подобно им, стать ими.

Наложилось, задвоилось.

Привело не к лучшему результату.

Конечно, Юля знает. Поверхностно историю моей семьи. Со мной была, когда денег не хватало, прошла этот путь от копеек до приличной зарплаты.

Но чувства я никогда не обнажал.

— Вот как-то так, — фыркаю. Всё-таки не сдерживаюсь, за показной ухмылкой всё прячу. — Так что твоё наказание с психологом было в тему.

— Это не наказание было, — Юля натянуто улыбается, явно не знает, как реагировать. — Просто ты настаивал, а я…

— Не хотела рассказывать про то, с кем на самом деле встречалась. Я понял. Но вот эта байда с «выполнять все прихоти» явно в твою сторону подача была.

— Ну… Заметь, я ничего странного не попросила! А могла бы!

— Могла.

Усмехаюсь, наблюдая за тем, как Юля заводится. Глаза горят, на лице — дикая уверенность в своей правоте.

Я уже забыл, какая девушка бывает, когда с кем-то воюет.

Яркая. Обжигающая. Опасная.

Жаль, что со мной эта война была.

— Другую я бы за такие приколы удушил, Юль. А тебя нельзя же.

— Почему? — приподнимает бровь.

— Потому что без тебя — нельзя. Приходится терпеть.

— Всё это хорошо, Ром, — девушка тяжело вздыхает, греет тонкие пальчики о кружку. — Я рада, что ты с собой разбираешься. Но… Я не понимаю, чего ты добиваешься.

— Разве? — подаюсь чуть вперёд, Юля вжимается в спинку дивана. — Понимаешь же.

— Нет. После всего, что ты натворил… После всех измен…

— Одна. Одна интрижка, Юль.

— Врёшь. Либо в том, когда её закончил. Либо в количестве. Я ведь знаю, когда… Когда это было. Не с пустого же места за тобой проследила.

Я это понимаю. Но пока не нашёл вариант, как доказать свою правоту. Тут на слово верить надо.

А Юлине доверие я потерял.

— Кто бы мог подумать, — горько усмехается девушка. — Что биточки столько всего вскроют.

— Ты уже говорила. Если это про то, что я должен был поужинать в ресторане… Там действительно банкет был. Дай мне минуту, я на сайт зайду. Должны фото выставить, наверное.

— И воротник случайно натёр?

— Это был не засос. Действительно натёр. Весь день на встрече и с начальством, расстегнуть не получалось.

— А Никита как относится к тому, что ты его «Никусей» называешь?

— Никак. Ты чего, Юль? Я так не называл.

— Но я слышала! Дважды слышала!

Я хмурюсь. Пытаюсь понять, когда это могло произойти. Кого из своего окружения я так бы назвал.

Пусто. Нет таких.

Но просто так Юле это не доказать. Она ни одному слову не поверит.

— Когда дважды? — уточняю напряжённо. — Вспомнишь?

— Естественно! Когда с засосом пришёл! Когда ужинал не пойми с кем. Точнее, не ужинал. А потом утром и поехал…

— К Никите. Давай сразу обозначим. Что я не настолько двинулся, желая в столичную жизнь влезть, чтобы так прям чудить. Хотя, вообще не должен был влезать куда-то. Низко поступил.

— Нет, я…

Юля кусает губу, усиленно размышляет над чем-то. Кусает костяшки пальцев, взгляд бегает.

Я не мешаюсь, наблюдаю. Уверен, что этого быть не могло. Но девушка сама к этому дойти должна была.

— Ладно, один раз, — поджимает губы недовольно. — Утром, может, Ник было. А я среагировала остро. Но вечером тогда, накануне…

— Тебе послышалось. Я сейчас газлайтингом не занимаюсь, Юльчик. Не перекручиваю. Но этого действительно не было.

— Ладно. И что ты тогда Нику говорил? Что на «Никусь» похоже?

— Без понятия. Уже и не вспомнит. Юль, я бы сейчас многое отдал, чтобы открутить всё назад. Сохранить доказательства для защиты. Отменить всё, что натворил. Но к тому моменту я всё закончил.

— А после я узнала? Хочешь сказать, что я неправильно сложила все факты, а при этом угадала?

— Это можно внести в список самых тупых вариантов, как муж спалился с изменой.

Шутка — на грани фола.

Не смешно. Спалился.

Полез куда не следовало. Заигрался, чувствуя вседозволенность, и бумерангом в голову хорошо стрельнуло.

Юля усмехается, поднимая руки. Не хочет продолжать эту тему. Понимаю. Лихорадочно ищу новый повод для разговора.

Удержать её тут.

Не отпускать.

Самым тупым вариантом ещё ненадолго задержать.

— Ты красивая, — вылетает неожиданно.

— Что?

— Ты красивая. Я говорил это недостаточно часто. Своими поступками заставил сомневаться в тебе. Я искренне сожалею. Это не должно было задеть тебя. Ты красивая, Юль. Очень красивая. И мне половине посетителей хочется в морду дать, что они на тебя смотрят.

Юля держится секунду. А после начинает оглядываться. Улыбаюсь, наблюдая за ней.

Не соврал же.

Красивая.

В тёмном платье, с распущенными волосами. Короткие пряди чёлки падают на лицо. Руки свербит от желания поправить.

— Тут одни подростки, — выдыхает недовольно.

— Но у них тоже глаза есть. И в ресторанах, куда мы ходили, тоже хотелось. Это нездоровая штука, согласен. Свою вину на тебя проецировал.

— И что? Вдруг окажется, что ты поэтому Никите всю ту чушь говорил? Что бы что? Он ко мне не подкатил случайно? Серьёзно?! Алимбаев! Это уже чушь.

Я молчу. Оправдания тут не сработают. Да и впустую будут. Только сильнее себя закопаю.

Перевожу взгляд на Киру. Сидит за детским столиком. Высунув кончик языка, что-то сосредоточенно рисует.

Щеку прожигает взгляд Юли. Палит, кожа начинает гореть.

Ну что ты смотришь, милая?

Вот такой у тебя муж. Был.

Дашь шанс показать, что я другим могу стать?

— У меня к тебе просьба, Ром, — вздыхает, отвернувшись к окну. — Я очень надеюсь на то, что ты её выполнишь.

— Конечно. Всё, что нужно.

Обещаю, именно это и вкладывая в свой ответ.

Всё, что понадобится, я сделаю.

— Не приглашай меня на мороженое больше, — убивает своей просьбой. — Или на кофе. Или ещё куда-то. Не надо. Мне нужно время без тебя.

— Тебе не понравился вечер?

— Это… Сложно. С тобой так сложно, Алимбаев, — подпирает лицо ладонями. — Вот скажи, что с вами, мужиками, не так? Почему ты не мог быть таким раньше? С Кирой сидишь, в декрет готов был уйти. Внимательный, подарки присылаешь. Почему раньше так не делал? И где гарантия, что через пару недель всё не вернётся в прежнее русло?

Её нет.

Мои обещания для Юли сейчас пустой звук. Мне нужно заново её доверие заслужить, поступками.

Но я не врал и не юлил, когда предлагал декрет. Готов был на это.

Явно бы двинулся и облажался не раз, но готов был учиться. С Кирой экспресс-курс проходит не совсем провально.

Денег бы хватило. Сбережений достаточно, мы с Юлей никогда попусту не тратили деньги, откладывал постоянно. Достаточно, чтобы декрет просидеть и ещё хватило.

Разочарованием ударило под дых, когда все тесты показали одну полоску. Понимал, что так правильно. Не беременностью брак спасать.

А справиться не мог.

Не с тем, что Юлю удержать не получится. Не хочу этим. Только не так.

Но… Осознание укололо, что у нас мог быть ещё один ребёнок. Через пару лет. Ещё одна светловолосая малышка. Или пацан, в меня чтобы пошёл.

А я этот шанс потерял.