Захар
Время подкрадывалось уже к назначенному часу. Я вернулся домой, распаковал купленный новый наряд. С Кариной не нужно выделяться, иначе её будет это смущать. Скромность наше всё, как только между нами тронется лёд, у неё будет любое красивое платье или брендовая сумка. Ту сумку, что у неё видел, можно назвать лишь «несчастье в квадрате», в квадрате, потому что она скучно квадратная, а несчастье, потому что её, словно, одолели все несчастья в женском мире: мороз трескучий, время протертое, ручки загребущие, вес отягощающий. Если кожгалантерея хоть когда-то была приличной, то время давно прошло.
В итоге душ, одеколон, теплый джемпер под горло, темные джинсы и мои зимние туфли. На выходе в зеркале прихожей на меня смотрел непримечательный мужчина в дорогих туфлях и куртке. В общем, почти непримечательный местный тип из Мухосранска. Очень надеялся, что моё старание не привлекать внимание окупится.
Спустился к стоянке и понял, что машина у меня одна. Мака я обещал на ней прокатить. Конечно, я не забыл угрозы своей буки-балерины. На заднем сиденье уже было установлено детское кресло. Довольная ухмылка не сходила с губ. Хоть где-то мне удалось обойти Карину.
На улице всё также высоко и недосягаемо светило яркое солнце, людей было много, но меньше чем утром. У магазинчика с цветами я остановился и купил красивый букет красных голландских роз. Продавщица очень их нахваливала, параллельно строила мне глазки, которые я игнорировал и любовался букетом, что заставил мне собрать. Я плохо разбираюсь в украшении и прочем, поэтому мой букет не отличался изыском, просто 25 красных роз в прозрачной пленке. Выходить от флористки было неуютно, девочка вздыхала мне вслед, словно, я — снизошедший ангел с небес.
Дорога приветливо встречала меня снежной белизной. Снег хлопьями взлетал из-под колёс, я позволил себе пару приятных маневров, но время пролетело быстро, когда я встал на паркинг* и нажал на клаксон*. Маневр повторял трижды, пока из дома не вышли мои любимки. Макар мне махал и прыгал, пока Карина его сдерживала. Я вышел из машины к ним навстречу, со стороны пассажирского сидения я открыл дверь и достал цветы.
— Карина, это тебе, подержи, я посажу сына.
— Почему ты выбрал этого красного монстра? Макару в неё нельзя, — сказала Карина, приняв букет.
— Я всё предусмотрел, — сказал я, наклоняя пассажирское сидение и командуя. — Мак, полезай, там для тебя кресло. Так, отлично, теперь сиди смирно, я тебя пристегну.
— Откуда у тебя детское кресло? — ахнула Ринка.
Сын был пристегнут, а я выпрямился, возвращая кресло обратно.
— Я очень внимателен к твоим замечаниям и безопасности нашего сына. Ты прекрасно выглядишь, милая! Нравится букет? — улыбнулся я ей.
Карина демонстративно подолгу не смотрела мне в глаза, смотрела на цветы и вдыхала их аромат.
— Эти розы ничем не пахнут, — заметила вредина.
— Это специальные цветы, гипоаллергенные, — стал я изворачиваться.
Карина подавила смешок и из-под ресниц посмотрела на меня.
— На улице холодно, садись, пожалуйста, — я перехватил цветы, и она села в спорткар, а я вернул ей цветы.
Стоило сесть на водительское сидение, на меня посмотрели очень претенциозно.
— Куда ты нас повезешь?
— Зак, круто! Мы поедем кататься? — подал голос сын.
Мы переглянусь с Кариной, и я посмотрел на сына.
— Немного покатаемся и пойдем в цирк.
— Цирк?! — ахнула Ринка.
— Ура!!! Хочу посмотреть! Я видел рекламу по телевизору, там медведи и тигры! — захлопал в ладоши и задрыгал ногами сын.
— Мак, не крути ногами, сиденья испачкаешь, лады? — Карина посмотрела на меня и поджала губы, я развел руками, пока мы слушали ребёнка.
— Да, хорошо. Пойдем в цирк, да? Мам? — голосил радостно сын.
— Идем, конечно, мама тоже хочет, да? — я постарался выглядеть спокойным, хоть и нервничал.
— Поехали, — села она прямо и уставилась в боковое стекло, пристегиваясь. Я последовал её примеру и стартовал из двора.
Мак позади улюлюкал и смеялся на каждом повороте. Правильным было решение плестись в потоке, не набирая скорость. Карина расслабилась и смотрела на торпеду с кнопками, отсеками и экраном. Она любила кататься со мной, хотя раньше машины мои были проще этой навороченной. Она кусала губу, лишь бы не поинтересоваться. За неё это делал наш сын.
— А что это за кругляшок? — спросил сын, глядя на тоннель в салоне.
— Это штука переключает режимы: экономичный, спортивный и спортивный плюс.
— Это чтобы ехать быстрее? — удивляется Мак.
— Ещё как, но мы так не будем, — подмигиваю я Карине, она отворачивается и делает вид, что ей неинтересно.
— А выше это что за цифры?
— Это чтобы маме было хорошо, а мне не очень, — смеюсь я, глядя на дорогу и на маленький указательный палец нашего сына. — На меня холодным дует, а на нее горячим воздухом.
— А на меня?
— А на тебя не дует, тебе итак тепло, — говорю я и лыблюсь, как дурак.
Я слышу, что Карина давит в себе смех, что для меня означает, мы на верном пути. Покружив немного по округе, я подъезжаю на парковку перед расставленным шатром цирка. Небо потихоньку темнело, солнце уходило за крыши домов. Цветы мы оставили в салоне. Мак взял маму за руку, я встал рядом и повел обоих за собой. Народ толпился перед кассами, мы встали в очередь, притянул своих к себе. Карина на меня не смотрела, но отодвигаться от моего бока не стала, так мы и грелись, пока не подошли к будке, где сидела пожилая дама и пробивала билеты.
— Сколько?
— Два взрослых и один детский на первый ряд.
— Взрослых и детский. Так минуту, с Вас…
— Держите, сдачи не надо, — сунул я две двухтысячные купюры.
Тетка в толстых очках и шарфе обалдела, выбила чек и дала еще какие-то купоны.
— Держите, это на сахарную вату. Рядом с клетками увидите автомат и на игрушки. Там, где шарики надувают, — говорила тетка, пока я забирал билеты и отдал всё вместе Карине.
— На, Карин, посмотри, что там такое. Мак, дай руку, идёмте, — я держал сына за руку и подталкивал Карину, которая разбиралась с билетами и купонами.
Мне было с ними уютно и комфортно. Дружной компанией мы подошли туда, где билетёры-контролёры пропускали в центральный шатер. Мужчина с усами и бородой строго на нас посмотрел.
— Зак, подожди, вату надо взять, — Карина отвела Макара к клеткам, где сидели разные птицы, лиса и еще какой-то дикобраз. Я поспешил за ними, удержал сына от хитрых попыток вырваться из рук матери и подобраться поближе к странным зверюшкам. Больше всего у меня вызывал недоверия этот самый ёж с длинными иглами. Будь там скунс, опасности было бы меньше. Кто разберет этих игольчатых… Я поднял пацана на руки, и мы вместе на расстоянии и с нужного угла обзора разглядывали зверей.
— Как думаешь, ёжики кусаются? — спросил Макар, обняв меня за шею.
— Уверен, они же едят. Зубы есть, значит точно кусаются. Даже вот эти попугаи, глянь какие клювы. Он больно щипают за пальцы.
— Откуда ты знаешь, Снежный? У тебя никогда не было попугая, — подошла к нам Ринка.
— У меня не было, а у Сашки Зюзина был. Он мне еще на первом курсе технаря палец прихватил, что я с опухшим ходил. Даже в мастерской неделю не появлялся, палец замотали так, что не залезешь никуда.
— Держи, Макар, — Карина подала вату на палочке нашему сыну. — Да, помню, я тебе еще его перематывала.
Я посмотрел на неё и мне показалось, что мы оба вернулись в прошлое, где она была моей девушкой, а я её парнем. Этот момент был для нас ниточкой, которая приближала нас к тому, откуда всё началось и никогда не заканчивалось. Карина первой разорвала зрительный контакт, отобрала у меня Макара, поставила его на ноги, и мы пошли обратно, где нас благополучно пропустили внутрь.
В самом шатре было на редкость тепло и светло. Сновали родители и дети. Маленькие зрители были неугомонными и много кричали. Кто-то умудрялся даже плакать, придя в цирк, место полное волшебства и трюкачества. Мак в отличие от своих непоседливых собратьев притих и с огромными глазами всех разглядывал, прижимаясь к ноге матери. Сама Карина была копией своего сына. Она либо тоже не ходила в цирк, либо это было столь давно, что не припомнишь.
Я был во многих цирках, в своей карьере разъезжал по городам и странам. Этот цирк был захудалым, но всё-таки он был. Сюда я привел свою семью, клянусь под этим куполом, они будут со мной, будут моей семьей, о которой не мечталось никому. Любой, кто встанет на пути моей мечты сдохнет, как подзаборная шавка. Ни моя мать, ни кавалеры Карины не смогут нас разлучить.
Я сжимал кулаки и смотрел по сторонам, приглядывая за своими, и медленно направлял их к нашим местам. Мои любимки вовсю смотрели на купол и круг в центре, где уже был расставлен некоторый инвентарь. Карина села и сложила руки на коленях.
— Карин, руки замерзли? — спросил я её, быстро перехватив в свои и подул на них, согревая и растирая.
Её тонкие изящные кисти и пальцы всегда мерзли и были белыми и ледяными. С годами они покрылись сеточкой вен и перестали быть нежными. Карина смутилась, понимая, что я заметил. Щеки её зарумянились, но меня, увы, это не волновало. Я понимал на что пошла моя женщина, чтобы поднять нашего сына. С этим ни один маникюр и лоск не сравнится.
Не кстати я вспомнил Бессмертного, не понимая, зачем такому мужику такая жена — таскалка. Хороша собой, только ей неважно кого использовать, чтобы позлить Артура. Они вместе прилично, а у неё ни от него, ни от другого мужика детей нет. Смотрю я на своих и понимаю, что у меня есть всё самое важное. Зачем куча денег? Кажется, в последнее время у Бессмертного кто-то появился. Кто-то важный настолько, что он скрывает её ото всех. Я был уверен, что это особенная женщина, как Ринка для меня, так и у Арта кто-то стоящая.
Не вовремя я вспомнил, что скрывать он это начал с момента нашей встречи. Та авария и тот мужчина, что попал в больницу, Бессмертный никогда не разглашал, кто он ему. Тайны с кем он проводит вечера, и кто ему важнее дел клуба. Начало доходить, что всё это связано, так как сильно личное. Ещё я понял, что Артур подобрел. Значит, мужик влюбился, как и я. Только я давно любил и сейчас возвращаю это чувство, как будто снова наращиваю сердце, пуская по нему литры крови. Зазвучала музыка и раздался голос конферансье, что начал вовлекать зрителей в зале.
— Дамы и господа, и наши прелестные юные зрители! Рады приветствовать Вас под куполом нашего цирка! — конферансье всё вещал, а сын спрашивал маму про этого дядю и ёрзал на стуле. Карина улыбалась и шикала на сына, что-то отвечала.
Свет в помещении приглушили и на сцену вышел фокусник с помощницей. Сын замер, а мы уставились друг на друга, словно, зачарованные, Карина улыбнулась и стала смотреть представление, а я не отрывал от неё глаз, да, любовался Маком. Местами я чувствовал, она знает, что я пожираю её взглядом.
В программе были клоуны, медведи на самокатах, один захудалый облезлый тигр, которого дети встречали с визгом и писком. Зверь недовольно порыкивал, но холод в помещении не создавал настроения для активности более теплолюбивого хищника. Мои любимки хлопали и кричали, поддерживая артистов. Был один силач, который держал девочку гимнастку. Как блестели глаза Карины, которая смотрела за плавными изгибами этой девочки, мне не забыть никогда. Где-то внутри меня гложет червяк вины. Она могла бы сиять, но я оборвал её крылья. Теперь она — мои крылья, но я для неё ошибка молодости. Между нами всё сложно, но нам не быть порознь. Если всё получится, я помогу ей хотя бы продолжать заниматься любимым делом, найти ей место для её занятий и ребят, готовых у неё учиться. Она была слишком талантлива, так говорили о ней наши общие знакомые и её подруги. Карине завидовали участники её труппы. Возможно, кто-то из них мог устроить это, чтобы похоронить её вместе с её проблемами, не дать ей быть счастливой и успешной.
В подозрении на такой подлог у меня была моя мать, сам «балерун» или кто-то за ним стоящий. С моей матери всё, как с гуся вода, найти этого мерзавца представлялось на данный момент нерешаемой задачей, потому что в приоритете вернуть свою женщину и нашего ребенка. Пока я продолжал вынашивать планы, Мак объел всю вату с палочки, Ринка вытирала ему лицо и щёки влажной салфеткой. Представление подходило к концу и всех приглашали сфотографироваться с попугаем, медвежонком и обезьянкой. Макар тоже захотел, а я посмотрел на Карину вопросительно.
— Ладно, но только с обезьянкой, она менее опасна, — подумала она, глядя на всех троих животных.
— Макака, так макака. Идём, Мак, — подал я руку сыну.
— Ура, обезьянка! — парень спешил вперед меня, чуть-ли не тащил за собой.
Его сфотографировали с волосатой и страшной макакой. Я попросил нам два магнитика с сыном. Один вручил Карине, которая со слезами на глазах приняла его, вторую я спрятал в своей куртке. Фотографию пришлось ей тоже вручить, иначе шкет бы её испачкал или помял.
Выходили из цирка все счастливые. В руке Мак держал ещё и маленькую мягкую собачку, которую ему вручили в обмен на купон.
— Куда дальше, Зак? — спросила Карина.
— Поехали поужинаем? Я знаю один хороший ресторанчик, — сказал я ей, открывая им машину.
— Да, есть хочется! — кричал наш сын, залезая в детское кресло, пока я его пристегивал.
— Сыночек, ты не устал? Может домой?
— Нет, хочу с Заком кататься и есть, — насупился пацан.
— Ладно, уговорили, вези нас…
— Извозчик по гулкой мостовой… — я снова держал букет и подал его ей, когда она устроилась на пассажирском сиденье.
Вечер, по моему мнению, удался. Я очень сдержанно себя вёл, не навязывая ей своего внимания чрезмерно, чтобы моя женщина чувствовала комфорт и контролировала меня, хотя бы думала, что контролирует, пока я ей позволяю. Так вышло, что было уже восемь вечера, когда мы сели ужинать в ресторане. Я попросил вазу для букета Карины, заказал сыну теплый шоколад, ей глинтвейн, себе кофе. Мы пили в ожидании заказа, пока Карина не подала голос.
— Ты сам на себя не похож, Зак. Что ты задумал?
— Провести отличный вечер с семьей.
— Мы — не семья, — сказала она, сощурив веки.
Я пожал плечами и не смотрел на неё. Если она планировала расстроить этот день, то я просто это проигнорирую. В ресторане было достаточно народа, чтобы Ринка начала осматриваться и сравнивать себя с другими женщинами в зале.
— Даже не думай стесняться, милая, — стоило мне перехватить её обеспокоенный взгляд. — Ты прекрасна и лучше любой из них для меня и Макара.
Мы долго смотрели друг другу в глаза, пока не принесли заказ. Наши салаты: греческий для Карины, два цезаря для нас с Маком.
— Перекуси и согрейся, вечер выдался насыщенным, — сказал я ей. — Мак, тебе понравилось?
— Да, Зак! Было круто!
— Молодец, пацан! Кушай салат, скоро принесут второе, — на некоторое время воцарилась тишина, пока на заднем фоне играл джаз.
Карина расслабилась и приступила к еде, мир воцарился между нами снова, и я был этим доволен. Вечер закончился десертами. Напряженная до этого мать моего сына, наконец-то, смогла забыться и даже повеселела. Обнимая сына и вытирая его лицо салфеткой, пока тот щебетал, пересказывая все шоу в цирке. Они оба хотели спать, и это стало для меня сигналом.
Я оплатил счёт, забрал цветы, усадил обоих в машину и повёз по засыпающему городу к их дому. За окном была непроглядная тьма, когда мы подъезжали к нужному двору. Впервые я озаботился тем, что этот район небезопасен для проживания. Какие-то гаражи, минимум освещения улиц. Всё это мне не нравилось и представляло угрозу благополучию моих родных. Ругаться с Кариной я не стал, не та причина рушить хрупкое перемирие, тем более это ненадолго.
Встав у подъезда на паркинг, я повернулся к своим и увидел, что Карина дремлет, как и Макар. Я любовался своей любимой, едва касаясь, заправил выбившийся локон из её прически за ухо. Карина не любила шапок, прятала голову под капюшоном. Интуитивно я наклонился и ласково коснулся щеки губами, а потом поцеловал Карину в ушко.
— Проснись, принцесса, мы приехали.
Карина попыталась спрятать от меня чувствительную область, на что я рассмеялся. Оба пассажира проснулись.
— Зак, приехали? — спросил сын.
— Да, пацан, прибыли! Пора домой.
— Сыночек, потерпи до дома, — Карина зевнула, прикрывая рот ладошкой. — Сейчас я тебя искупаю и уложу спать.
Я помог выбраться и понес сына на плече домой.
— Давай, я сама, — попыталась отнять ребенка у меня Ринка.
— Неси букет, а я его донесу, — сказал я, подгоняя её к дому. — Заходи, давай, на улице темно.
— Нормально, как обычно.
— Да, я понял также, как и в подъезде обычно темно, — тащился я вслед за ней, доверяя её рефлексам и привычке.
— У нас на площадке горит.
— Ага, на площадке четвертого этажа, — заметил я.
— Ну, вот так домоуправление следит. Не буду же я на всех этажах лампочки менять, — буркнула мать моего ребёнка.
— Правильно, а кто им скажет? — спросил я. — Кто проконтролирует?
— Уж, точно не я, — фыркнула она, когда мы поднялись на четвертый. — Дальше мы сами.
— Открывай. Сын уснул уже, я внесу его. Не будешь же ты открывать дверь с ребенком на руках и с цветами?
— До этого так делала…
— С этого момента так не будет, — отрезал я. — Открывай.
Она открыла, и я внес сына. Стоял с ним в прихожей, осматриваясь. Ничего не изменилось, только я изменился. Чувство, что попал в прошлое. В этом Мухосранске, словно, аномальная зона, расправляло свои щупальца огромное нечто десятилетней давности.
— Поставь цветы, и я отдам тебе Мака.
Карина разулась и кивнула, исчезнув за дверью. Прошла мимо на кухню с вазой и налила воды, вернулась в прихожую и взяла с тумбы букет, снова ушла на кухню. В этом маятнике было что-то уютное и тёплое. Я любовался этими моментами, потом она раздела сына, унесла его в комнату и снова возникла в проёме, глядя на меня своими бездонными глазищами.
— Подойди, я не кусаюсь, Рин…
— Ты сегодня какой-то другой.
— Такой же, как и в прошлом, я твой, — намекнул я ей, когда она подошла поближе и скривила губы.
— Нет, не мой ты, Снежный.
— Я стану твоим, если ты ответишь «Да» на мое предложение, — закинул я снова удочку.
— Нет, спасибо, дури голову другим, — отрезала моя колючка.
— Я хочу быть с Вами.
— Я не запрещаю тебе видеться с…
— Я хочу Вас обоих, — закончил я её тираду. — Не будем ссориться, ты просто вымоталась, подойди поближе, попрощаемся.
Карина нехотя подошла, а я проявил чудеса дипломатии, взяв её руку и поцеловал тыльную сторону ладони.
— До завтра, любимая. Я заеду за вами на час пораньше. Поедем по магазинам, купим вещей Макару и тебе. Будьте готовы, — я вышел в подъезд и исчез в темноте пролётов, не дав шанса перечить мне одной строптивой балерине.