Без тормозов

Глава 38

Захар

Солнце высоко висело в небе. Такой яркий ослепительный свет излучало оно, что от него согревалось нутро и кости. Я стоял по пояс в колосьях пшеницы. Было лето такое теплое, до мурашек. Налетал прохладный ветер и качал безмолвное желтое море. А на горизонте море утопало в голубой синеве эмпирея*.

Я шел по нему в поисках хоть какой-то тени или жизни. Ничего не было, никого не было. Это такое странное перфекционистское одиночество, от которого режет глаза. Где-то впереди я увидел темную точку. Чем больше я прикладываю ребро ладони, чтобы создать тень и разглядеть что там, тем быстрее точка растёт.

Странное надвигалось просто неестественно и дико. Я пытался не предаваться панике, но ноги приросли к земле, я огляделся, и это темное было везде, одинаково чуждое под этой синевой.

Эта точка стала огромной, а потом мир перевернулся сам собой, и уже голубая даль стала водной гладью, пшеничное поле приобрело алые краски и напоминало закат. Я ничего не понимал, словно, это иллюзия и мой глюк.

Совсем рядом заиграла скрипка, которую поддержал целый оркестр. У самой кромки воды стоял старинный театр. Над ним вычурно смотрелась вывеска с огоньками по периметру. Музыка манила меня подняться по ступеням и войти туда. Страха не испытывал, я просто поддался совершенной мелодии, чтобы оказаться в зале.

Внутри горели свечи и висели тяжелые красные портьеры. Меня окружали кровавые розы. Они стояли в огромных керамических вазах на колоннах. Там я услышал нежный смех и увидел знакомый силуэт, за одной из множества дверей мелькнул край белой ткани. Я пошел за ним в след. Тьму коридора прорезали настенные канделябры с тлеющими свечами.

Музыка нарастала в ушах, и я спешил, различая в коридорах стройный силуэт. Я плутал по лестницам, но не отставал за своим маяком. Вскоре меня ослепил свет. Я увидел оркестр и маленькую балерину на сцене. Она подняла тонкую ручку, музыка стихла, чтобы больше не играть. Балерина танцевала без музыки и слов, чтобы в каждом движении я увидел боль и муки. Не знаю, есть ли что-то подобное в жизни, но это было жутко и прекрасно одновременно. Она была похожа на сломанную марионетку.

Ощущать чужую боль, как свою, испытывать муки и… любовь? Балерина не сломалась, она прошла свой путь и завершила танец, а потом потянулась ко мне, распластанная на пыльном и грязном полу. Чистая ткань потемнела и помялась. Она плакала, и я плакал, пока шёл к ней. Стоило нам встать друг напротив друга и всё исчезло.

Мы, обнаженные, стояли по ребра в воде. Ее руки коснулись моей щеки, её губы поцеловали мои. И мы, словно, растворились друг в друге. Нас захлестывало эмоциями, будто мы волны цунами. Стена ломалась одна за другой, здания складывались на манер карточных домиков. Где-то над нами громыхало, а мы целовались, не разрывая контакта.

Эйфория в виде редких солнечных лучшей, что прорывались сквозь темные тучи, создавала контраст. Я поднял её и прижал к себе, её длинные стройные ноги обвили меня и, кажется, проснулся где-то вулкан, вода нахлынула на нас сильнее. Я сжимал свою тростинку, пока она не стала пламенем в моей крови, целуя и качаясь на мне.

Полил крупный дождь, что бил нас по лицу, спине и плечам, остужая лаву нашей страсти. Это не помогало, пожар разгорался сильнее. Я слышал крик своей возлюбленной, это жажду и желание, потребность во мне, как и она стала продолжением меня. Её ставшими чувствительными холмики были исследованы мной, искусаны и обласканы.

Она кричала и гремел гром, она выпускала свои коготки, я рычал. Ни за что не отпущу её. Мои стальные тиски сжимали её бедра. Я стремился к ней, как набегающая волна на песчаный берег. Кажется, часы начали обратный отсчет, потому что дождь прошёл, волны бились о нашу ставшей чувствительной кожу. Моя любимая хватала меня за волосы, открывая доступ к моей шее. Она прокладывала дорожку поцелуев, трепетных и влажных, что привело нас к грани двух миров. Моего пустого и бессмысленного, её чудовищного и сурового.

Мы кричали в обоюдном освобождении.

— Люблю, как же тебя люблю! — кричал я, пока мир разрушался и погружал меня во тьму.

Ничего и никого не осталось, а потом в этой тьме я услышал чей-то плач и на меня начал литься теплый поток. Я пытался понять, что происходит. Кто плачет?

— Кто ты?!

— Где ты?

— Где?!

— Ответь!!!

— Зак… Захар, — шептали мне, пока я оглядывался, ничего не видя.

— Карина?

*Греч. — пристанище богов/высь