Лето. Кате двадцать один год, Андрею двадцать один год.
— Ты счастлив? — Катя спросила, глянув на Андрея с опаской. Ей интересно было, чем для него эти четыре года обернулись. Она вот убегала от него, что было мочи, а все равно догнал. А он? Сейчас играется с ней, как кот с мышкой, а понимает ли, сколько боли причинил?
— Нет.
Ответил сухо, глядя прямо в глаза. В глаза той, из-за которой счастье ему только снилось за эти четыре года. Клало белокурую голову на грудь, расползалось по телу теплом… А потом он просыпался обычно. И нет у него счастья. Головы белокурой на груди нет. Только пустота.
— Спокойной ночи, — Андрей встал, в коридор вышел, у самой двери замялся уже. За ручку ухватился, но не открыл, как собирался, а почему-то лбом к дереву прислонился, глаза закрыл.
Этого хватило, чтобы Катя сзади подошла, обняла со спины, щекой к той самой спине прижалась, пальцами при этом так сильно толстовку его сжимая, будто от этого ее жизнь зависит.
— Я боюсь тебя, Андрей. Мне очень больно было тогда. Из-за твоего предательства.
— Я не предавал.
— Мне Разумовский все показал…
— Что?
— Переписку вашу и видео. С Алисой. Не ври. Просто выслушай.
— Я не предавал тебя с Алисой.
По Катиной щеке слеза покатилась.
— Я не знаю, что тебе Разумовский показал, но я не предавал… Это ты с ним сорвалась почему-то. Сорвалась ведь? Что я сделал?
— Там видео было…
— Какое к черту видео, Кать? — Андрей не выдержал, развернулся, в руки ее лицо взял, заплаканное уже.
— Когда я к Лене на встречу пошла, ты… ты не пришел тогда, сказал, что девушке какой-то помочь пришлось, а Разумовский… я все видела.
— Я не знаю, что ты видела, Кать, но я тебя не предавал. Алиса в тот вечер с какого-то перепуга в мой двор пришла, ее ограбили, никого вокруг не было, только я. Вот и пришлось ей помогать, домой везти…
— Ты-то сам понимаешь, насколько глупо звучит? Почему она «с какого-то перепугу» там оказалась? Почему ты мне об этом не сказал? Зачем врать сейчас?
— Да не вру я, Кать! Не вру! Ну хочешь, Разумовского привезу и из него правду вытрясу?
Вместо ответа по девичьей щеке новая слеза покатилась.
Она не знала — верить или нет. Но оба варианта… Оба варианта ужасны были, ведь либо Андрей врал сейчас, либо она… в ложь поверила. Так легко в ложь о нем поверила…
— Ты с Разумовским уехала тогда, потому что он тебе обо мне что-то наплел?
— Я видела, что она тебе пишет, а потом те же сообщения — в переписке, которую Разумовский показал… И ты отвечал…
— Да не отвечал я, Катя! Не отвечал!
Андрей даже на крик перешел. Он слушал ее и не верил… Все понимал потихоньку, но верить отказывался. Четыре года жил с вопросом, почему она решила на выпускном ему такой сюрприз устроить, а теперь… Может его вариант предательства даже лучше был, потому что выходит…
— Я ж любил тебя, Кать… — он смотрел на нее, а в глазах боль. — Безусловно, как обещали друг другу.
— А я так и не научилась верить в безусловную…
Кате казалось, что в тот момент она ко всему готова. Что крикнет снова, дверью хлопнет, пошлет куда подальше, Кота заберет, сердце вырвет, он же снова… в миллионный… миллиардный… бесконечный раз удивил.
В охапку сгреб, сжал до хруста. Как-то понял, что без этого она умрет скорей всего. И стоило снова в его толстовку носом зарыться, как хлынули слезы.
Будто они опять возле школы, под старым деревом. Андрей ее заподозрил, что в Сплетницу слила информацию о нем, а Катя рыдает из-за осознания масштабов человеческой жестокости…
Весна. Кате семнадцать лет, Андрею шестнадцать.
Андрей стоял у школьной калитки, раздумывая, стоит ли ее открывать. Первый урок уже пропущен, скоро звонок, новая классная набирала дважды, он трубку не взял — не знал, что сказать. Что струсил? Стыдно как-то… А ведь реально струсил, и сейчас страшно тоже. Хотя, казалось бы, чего бояться?
Ему всего и нужно, что отходить оставшиеся три месяца в этой школе, не завалить внешнее тестирование, а потом уехать во Львов, как и собирался, в университет своей мечты. Причем если раньше мама еще спрашивала, почему его несет в чужой город, когда столица у ног и каждый вуз ждет, то теперь поддерживала, тоже дни считала, когда он уедет… Не потому, что видеть не хотела, потому, что не хотела, чтобы он встретился еще с той, что чуть не стала причиной трагедии, а он…
Хрен его знает, хотел ли ее видеть. Иногда накатывало, казалось, что хочется увидеть до одури, и неизвестно даже, зачем — из любви ли или из ненависти. А иногда волной накрывало абсолютное опустошение и какой-то ярый пофигизм. Было тотально пофиг на все, в том числе и на нее. Такие моменты, часы и дни Андрей любил больше всего. Лежал себе спокойно, на потолок смотрел, ни о чем не думал, будто на молекулы раскладывался, оставаясь равнодушным к этому процессу, а потом собирался.
Жаль, таких возможностей было не слишком много — после происшедшего мама с Настей и Глебычем были вечно начеку. Правда Андрей их понимал. Пожалуй, сделай его ребенок то, что пытался сделать он, тоже устроил бы дозор у дверей его комнаты, но от этого не легчало. Он чувствовал сильную потребность в уединении, и мечтал о том времени, когда возможностей для такого уединения будет больше.
Отговаривать его от поступления в далекий вуз никто не пытался — психолог не рекомендовала, сказала, что смена окружения наоборот должна благоприятно повлиять на восстановление душевного равновесия, и так ему будет легче начать новую жизнь без частых возвращений к причине полученной психологической травмы. И пусть с самим обоснованием психолога Андрей мог бы поспорить (чего мудро не делал), вывод его устраивал.
Вот так — видя четкий план и морально готовясь преодолевать препятствия на пути к достижению цели — Андрей Веселов и планировал провести ближайшие пять месяцев.
Первое препятствие стояло сейчас перед ним — ворота школы.
Надо было открыть калитку, зайти, прошагать к входной двери, там объяснить, кто такой и почему приперся, подойти к своему будущему классу, выдержать представление одноклассникам, забиться на заднюю парту к самому отстойному однокашнику, которого скорей всего все дружно чмырят, отсидеть день, прийти домой, сделать домашку, поспать, отсидеть еще день…
Все вроде бы элементарно, а все равно ведь страшно…
— Черт, — ругнувшись то ли из-за злости на себя же, то ли для храбрости, Андрей таки взялся за ручку, толкнул калитку, сделал шаг, еще шаг, снова шаг…
— Коть, а ты за платьем ездила уже? Что-то присмотрела?
Сегодня Катя была не в настроении, и сама толком не понимала, почему, просто хотелось то ли плакать, то ли с кем-то хорошенько поругаться, то ли побыть наедине с собой, и чтобы никто не трогал. Но, к сожалению, такой возможности не было, а поэтому приходилось сначала плестись на уроки, а потом проклинать себя за решение сесть на первую парту, прямо перед носом преподавателя… Весь первый урок Катя боролась с желанием улечься на столешницу, уставиться в окно и просто следить за тем, как по серому небу летают птицы, как береза в школьном дворе волнуется при каждом порыве ветра…
— Раз ездила уже, смотрела. Но ничего не выбрала.
— Хорошо тебе… — сидевшая рядом подруга — Вера, вздохнула, уставляясь таким же остекленевшим, как у Кати, взглядом в то же окно. — А мои все отмахиваются. Мол, рано еще… Ближе к дате раз поедем, выберем, и все на том… Но как мы выберем? Как за раз выпускное платье выбрать-то можно? Его же подшивать придется, надо же подумать…
— Ты у меня спрашиваешь? — Катя хмыкнула, отвлекаясь на секунду от окна, переводя взгляд на Веру.
Девушки были похожи — обе блондинки, обе голубоглазые, обе миловидные и тонкие, хоть и довольно рослые. Их даже иногда в шутку называли «белым братством», намекая, конечно, не на принадлежность к одноименной секте, а на объединяющие их внешние особенности. Дружили они с первого класса, надеялись, что окончание школы не будет означать окончание и их дружбы, но понимали, что скоро все изменится. Понимали, и очень этого не хотели. Поэтому за год пережили больше совместных ночевок, прогулок и часовых телефонных разговоров, чем за все года до этого вместе взятые.
— А у кого мне спросить? — Вера бросила на подругу обиженный взгляд.
Вера Яшина относилась к подготовке к выпускному куда ответственней, чем любой из одноклассников. И каждый раз болезненно воспринимала безразличие других к этому вопросу. Будь-то Катя или мама… Ей было искренне непонятно, как можно посвятить покупке платья один день. Как можно было до сих пор не выбрать сценарий выпускного и не начать репетировать вальс…
— Ладно, не дави слезу, знаешь же, что на меня не действует. Я попрошу Марину набрать твою маму, ну или может они будут встречаться в ближайшее время — так даже лучше, она ее убедит более ответственно к вопросу подойти…
— Думаешь?
— Знаю. Это же Марина, — Катя глянула на подругу, улыбаясь, Вера улыбнулась в ответ. План был хороший. — Но у меня к тебе просьба.
— Какая?
— Спать хочу — умираю. Ты не против, если я Шурика подвину с последней, к тебе отправлю, а сама на задней подремлю?
Вера насупилась, сложила руки на груди, готовясь выразить свой протест. Она была крайне против, ведь с Шуриком их связывала длительная история ненависти-любви. И существовал риск, что следующий урок будет сорван, когда в определенный момент, не выдержав накала очередной перепалки, Вера, например, бросит в Сашку книгой, или он встанет, отбросит стул, и со словами «Ну и дура ты, Верка», выйдет из класса, провожаемый взглядами одноклассников. Такое уже было, много раз, когда они еще официально встречались и сидели вместе в десятом классе. Теперь отношений у них вроде бы не было, но и до безразличия было еще очень далеко.
Прося об одолжении, Катя не имела на уме никакой задней мысли, понимала, что просит о многом, но стоило подумать, что ей еще пять уроков придется сидеть, вставив в глаза спички, не забывая при этом моргать, становилось невыносимо. А Вере с Сашей это может даже на пользу пойти — вдруг помирятся?
— Я его грохну, Коть…
И нельзя сказать, что подруга на сто процентов преувеличивала. К сожалению, вероятность того, что кто-то кого-то грохнет, в этой паре существовала всегда.
— Ни в чем себе не отказывай…
Клюнув Веру в щеку, Катя встала, сгребла свои вещи, направилась в конец класса.
Саша сидел на месте, глядя в телефон, постукивая ногой в такт звучащей в наушниках музыке. Естественно, на приблизившуюся Катю внимания не обратил, пришлось привлекать…
— Че надо? — Санек никогда не отличался особой дружелюбностью поутру. А в те периоды, когда они с Верой были в контрах, и подавно. Вынул один наушник из уха, взгляд от экрана мобильного не оторвал…
— Будь другом… — хмыкнул, игру на паузу поставил, посмотрел на Катю.
— Пакость Верке сделать надо что ли? Че она смотрит на нас сейчас как Ленин на буржуазию?
Верка действительно смотрела. То ли только предвкушая обиду, то ли на нее настраиваясь, то ли уже переживая…
— Спать хочу… Давай поменяемся на пару уроков?
— С разбегу, — Саша вновь всунул наушник в ухо, включил игру…
— Сань, алгебру с геометрией неделю за тебя делать буду.
Катя опустилась на соседний пустой стул, сама вытащила наушник, посмотрела умоляюще…
— Так тут и садись, зачем меня выгонять-то?
— Учителя будут спрашивать, почему с первой парты ушла, а так скажем, что ты попросил, сзади не видишь…
Саша посмотрел на одноклассницу, выражая одним взглядом сразу и восхищение — а ведь не дура, и сарказм — так прямо все и поверят, что он «из-за зрения» к Верке подсел, и азарт. Кажется, кому-то и самому было любопытно опробовать судьбу…
— Две недели матеша на тебе, Самойлова. И сейчас тетрадь дай тоже, я не готовился…
Подмигнув девушке, Саша взял со стола ту самую тетрадь, встал, перекинул через плечо рюкзак, а потом вальяжно направился на место своего сегодняшнего обитания под улюлюканья оставшихся на переменку в классе пацанов и угрозы угрюмо глядящей на него Веры…
— Предупреждаю, Бархин, ты либо ведешь себя тише воды, ниже травы, либо у меня есть, чем тебя закопать на заднем дворе школы…
Улыбаясь, услышав угрозу подруги, Катя переползла на место Саши Бархина, а потом упала головой на руки, вновь устремляя взгляд на серое небо. Кажется, план сработал…
Всю перемену Андрей простоял за дверью своего будущего класса, чувствуя себя полным придурком.
В принципе, мог бы явиться с повинной в учительскую, чтобы там пролепетать Татьяне Витальевне что-то невнятное о причинах своего опоздания, но решил сделать иначе. Следующей в расписании одиннадцатого «А» класса стояла биология, преподавала ее как раз их классная руководительница, а значит, поймать ее можно будет уже у самой двери. Тогда не останется особо времени на рассусоливания о том, что начинать в новой школе с прогула — не лучший вариант, и не слишком искренние извинения за этот самый прогул…
Из кабинета кто-то выходил, в него кто-то заходил, Андрей к будущим одноклассникам не присматривался, а вот они смотрели с интересом.
— О, вот ты где! Почему трубку не берешь? Я уже собиралась маме твоей звонить…
Татьяна Витальевна — его новая классная руководительница была довольно молодой женщиной (лет тридцати), приятной наружности и несклочного склада характера, как показалось Андрею после первой встречи. Тогда говорили в основном Татьяна Витальевна и его мама, обсуждали успеваемость, планы и задачи, деликатно обходя щекотливую тему… Ее, видимо, обсудили без него. Эта женщина не вызывала в Андрее никаких отрицательных эмоций, даже проскальзывали мысли, что местным повезло с такой классухой, у них-то, в лицее, была совсем другая.
— Все хорошо? — Татьяна Витальевна улыбнулась, похлопала Андрея по плечу, слегка сжимая, будто приободряя, а потом продолжила, не ожидая ответа. — Тогда пошли, познакомлю тебя с классом. Не переживай, они отличные, тоже умные, как и ты, тебе будет интересно! — подмигнув новому подопечному, преподавательница уверенным шагом вошла в открытую дверь в тот самый момент, как прозвенел звонок. Андрею же не осталось ничего, кроме как проследовать за ней.
Стоило прозвенеть звонку, как Катя с совершенно искренним и крайне болезненным стоном подняла голову с парты. Чувство было такое, будто она всю ночь занималась разгулом и пьянствованием, чего, по правде сказать, не было и быть не могло. Просто как-то не спалось, все думалось…
Но сейчас себя за эти ночные «думалки» хотелось прибить, потому что день предстоял долгий, а сил уже не было.
— Не вставайте, утром виделись, — Татьяна Витальевна впорхнула в класс своей привычной походкой, махнула рукой, освобождая от необходимости совершать привычный ритуал приветствия, подошла к столу, положила журнал, а потом обернулась к двери. — Дети, у меня есть неожиданная, но приятная новость, у нас пополнение… Андрей, — она улыбнулась парню, стоявшему все это время в двери, он сделал несколько шагов к ней, тоже совершая попытку улыбнуться, на одноклассников он при этом не смотрел.
Катя его понимала, тоже не смотрела бы, нервничала… И совсем забыла об этом «пополнении», а ведь отец ей говорил, что договаривался с Антоновной за родственника Глеба Имагина. Глебку Катя нежно любила, до сих пор не могла простить, что ее не дождался — женился преждевременно, но жизнь вообще штука сложная, поэтому пусть прощать не собиралась, но видеть его в папиной компании всегда была рада. Глеб был для Марка хорошим другом, за это Катя испытывала к нему особую благодарность.
Андрея тоже когда-то видела, на какой-то тусовке межсемейного масштаба, но как-то дальше визуального узнавания дело не зашло. А тут…
Он стоял, глядя четко в стену напротив, между рядами парт, и ждал, пока Танюша, как классную нежно звали подопечные за глаза, представит его будущим одноклассникам.
— Андрей учился в физико-математическом лицее, перешел к нам, услышав о том, какие сильные математики получаются из наших детей, — реагируя на ироничное замечание Танюши кто-то хмыкнул, кто-то продолжал с любопытством изучать Андрея, а сам он — сверлить дыры в стене, периодически моргая. — Он проведет с нами время до выпускного, поэтому, прошу проявить все гостеприимство, на которое вы способны, и не забывать, что, помогая ближнему, вы инвестируете в возможность у него же в нужную минуту списать, — школьники снова захихикали, Андрей же остался безучастным. — У тебя со зрением как? — теперь Татьяна обратилась уже непосредственно к нему.
— Без проблем, — парень ответил, наконец-то отлипая от той злосчастной стены. Катя, следившая за ним, еле подавила желание оглянуться, не остались ли там следы такого пристального наблюдения.
— Тогда займешь место рядом с… Катя? — Татьяна, привыкшая к тому, что две белокурые подруги обычно восседают на первом ряду, была удивлена застать одну из них на последней парте. Прежде, чем задать закономерный вопрос, учительница все же глянула на первую… — А, Саша… Все ясно…
Андрею этот монолог остался непонятным, а вот в классе вызвал живую реакцию, кто-то начал смеяться до хрюка, а девочка с первой парты за что-то ущипнула сидевшего рядом пацана.
— Садись с Катей, так даже лучше, пожалуй…
Не считая нужным как-то реагировать, Андрей направился, куда сказали, сел, достал ручку с тетрадью, бросил рюкзак под ноги.
— Привет, — обернулся к Кате на секунду, мазнул по ней взглядом, улыбнулся уголками губ, а потом повернулся к доске, то ли действительно сосредоточившись на теме урока, то ли только делая вид.
— Привет, — Катя ответила уже после того, как он отвернулся. Потратила еще пару секунд на то, чтобы окинуть парня взглядом, а потом отвернулась к окну, возвращаясь к своему занятию. Сегодня ее спросить на биологии не должны были, а новый молчаливый сосед устраивал девушку почти так же, как и пустое место. Главное, чтобы не лез особо, тогда о его присутствии можно и вовсе забыть…
* * *
Стоило прозвенеть звонку, оповещающему об окончании шестого урока, как молчаливый сосед Кати схватил свой рюкзак, сгреб туда вещи с парты, бросил, даже не глядя, «пока», и был таков…
Самойлова провела его взглядом, а потом пожала плечами, тоже начиная собираться.
Сосед оказался каким-то будто приторможенным. Ну то есть тупым он не был, его даже спросили что-то на одном из уроков, он ответил, по классу прошелся уважительный шумок, вот только сказанные в ответ на преподавательский вопрос слова были чуть ли не единственными за сегодняшний день.
К нему подходили пацаны знакомиться, выражая тем самым добрую волю на налаживание нормальных отношений, он не то, чтобы послал их, но вел себя так, что интерес к его персоне быстро угас, девочки Андрея пока только оценивали, знакомиться особо не рвались.
Насколько поняла Катя, оценку новоиспеченный одноклассник у девочек получил высокую — твердая четверка, даже с кое-каким плюсом. Тут, пожалуй, важно заметить, что пятерку мог бы получить только Марио Касас, вкатись он в класс непосредственно на своем байке прямехонько из фильма «Три метра над уровнем неба»… То есть оценка у Андрея практически максимальная. А все почему? Довольно высок, удачно пострижен, пропорционально сложен — без перекаченных плеч и худющих ножек, да и рожей, в принципе, удался, и, что позволило четверке быть твердой аки кремень, не дебил, по-конски над тупыми шуточками не ржет.
Такую оценку дала ему хотя бы все та же Вера, вытащившая Катю на одну из перемен в школьный двор. Сама Самойлова нового парня особо не оценивала, во-первых, надобности не было, во-вторых, настроения.
Собрав уже свою сумку, Катя встала из-за парты, набрала номер из числа избранных, вставила в уши наушники, слушая гудки уже через них…
— Алло, Котенок, я на подъезде, буду через пять минут, выходи.
— Ок.
За что Катя любила Марину — так это… за все, пожалуй. Марина была одной из трех самых близких в этом мире людей наравне с Марком и Леонидом. Снежану и малявок Катя тоже любила, но для них на пьедестале жизненных приоритетов было отведено второе место. А вот Марина… она стала одновременно и лучшей подругой, и лучшей наставницей, и лучшей… ну вроде как бабушкой, но она бы, услышь такое обращение, только в обморок хлопнулась или Катю «хлопнула», поэтому Самойлова младшая предпочитала считать ее немного приемной матерью.
Марина была для нее хранительницей главных секретов, советчицей во всех непростых ситуациях, психотерапевтом, другом. С ней она подчас позволяла себе обсуждать даже то, о чем стыдилась поговорить с Марком. А в последнее время и подавно… Отца все больше засасывали в работу, внимания требовали Снежана с детьми, к тому же, ему надо было когда-то отдыхать, а Катя… Она никогда не забывала, что имеет право на его внимание далеко не в первую очередь. Ей не нужно было это объяснять или на это указывать (чего, к чести домочадцев, никто не делал), она знала это изначально. С тех самых пор, как осознала, что Марк — не ее родной отец.
Катя любила его безоговорочно. Пожалуй, так, как и родного не все могут, но стоило в его жизни появиться сначала Снежане… потом детям… сама же для себя начала выставлять ограничения на внимание отца. Родные дети ведь не виноваты, что ее когда-то нагуляла с кем-то непутевая мамаша-наркоманша, а потом повесила на шею постороннему мужчине, ставшему в последствии спасителем и заменившему отца? Не виноваты. А значит, и страдать из-за этого не должны.
Если быть совсем уж честной, Катя никому не призналась бы, но и университет по ту сторону океана выбрала отчасти потому, что так она точно не забирала бы у родных детей своего неродного папы то время, которое по праву принадлежит им…
Девушка знала, что скажи что-то подобное Марку, той же Марине или дедушке, они стали бы переубеждать, доказывать, что все это глупости и вообще речи о подобном быть не может, но Катя была достаточно умна, чтобы понимать — ей и так слишком повезло в этой жизни, и злоупотреблять этим везением она права не имеет.
— Слушай, я тут не запаркуюсь, выскочи к калитке, а я тебя подберу, и сразу рванем…
— Выхожу…
Приняв еще один звонок от Марины, Катя застучала каблучками в сторону калитки еще активней. Дети массово расползались по домам, кто-то задержался в школьном дворе, чтобы поиграть в футбол, кое-где стояли группки мальчиков и девочек, решающие, расходиться или куда-то еще рвануть… Катя же неслась мимо, уже завидев нужный ей внедорожник.
Машина подкатилась к калитке ровно в тот момент, как через нее выскочила Катя, не желая задерживать вереницу таких же не нашедших, где же стать, сзади, Самойлова попыталась быстро, практически на ходу, заскочить на переднее сиденье…
Но в какой-то момент взгляд выцепил сидевшую на лавке за пределами школы, под старым деревом, фигуру…
— Коть, не тормозим…
Марина одернула Екатерину, и та таки забралась в машину, захлопнула за собой дверь, обернулась, внимательно разглядывая сидевшего уже через заднее стекло движущегося автомобиля.
Это был тот самый Андрей, ее сегодняшний сосед по парте.
Он сгорбившись сидел на лавке, рюкзак опять валялся у него под ногами, а сам он сжал голову руками, будто делая это с силой, то ли пытался черепушку себе расплющить, то ли хотел уши закрыть — непонятно…
Картина показалась Кате более чем странной. Тем более непонятной с учетом того, что парень рванул из класса со звонком. Вот только какой был в этом смысл, если потом он уселся в нескольких десятках метров, чтобы насладиться думаньем дум..?
— Куда смотришь?
Любопытство девушки заметила Марина, глянула в зеркало заднего вида, но чего-то очевидно интересного не обнаружила.
— Да никуда, — Катя же наконец оторвалась от разглядывания нового одноклассника, потянулась к Марине, оставляя на ее щеке поцелуй. — Это мне? — указала на стаканчик кофе, стоявший между сиденьями, и так манящий своим теплом и ароматом…
— Да, как ты любишь, такой сладкий, что пить невозможно… Я пыталась…
— Спасибо, — и тут же выбросив из головы все то школьное, что произошло сегодня, и от чего они отъезжали все дальше и дальше, Катя с нескрываемым восторгом схватила картонный стаканчик (хотя, если судить по размерам, его стоило бы назвать стаканищем), сделала глоток, издавая протяжный стон, закрыла глаза, расплываясь в улыбке…
Вот так… Оказалось, что для счастья нужно не так и много. Марина, машина, кофе, музыка… Все.
— Чего лыбишься, шкода из народа? Как день прошел?
Марина настроение Кати подмечала быстро и тонко. В принципе, как и настроение любого члена своей горячо любимой большой семьи. И очень радовалась, когда это настроение было хорошим.
— Прошел… и слава богу, — Катя подмигнула Самойловой старшей, отвечая так, как ответила бы сама Марина. Та же шутливо погрозила ей указательным пальцем, наконец-то выезжая на настоящую дорогу из дворов, которые надо было преодолеть на пути ко входу в школу…
— Куда поедем? Пообедаем в городе или тебя домой завезти сразу?
— Давай пообедаем. На завтра домашки не много, не хочется домой…
Долго уговаривать Марину не пришлось, она тут же взяла курс на согласованный развлекательный центр…
— Ну что у тебя интересного, рассказывай…
Вдоволь наевшиеся Марина с Катей сидели в кафе, потягивая сок и наблюдали за тем, как мимо снуют люди.
— Да ничего особенного, с Верой сегодня говорили, ее родители не сильно горят энтузиазмом насчет основательной подготовки к выпускному.
— Почему же, интересно? — Марина задала вопрос с сарказмом, ведь ответ-то она знала не хуже Кати. С мамой Веры они общались довольно тесно. Буквально вчера вон в обед на кофе выбирались группой классных мам-энтузиасток. Марина, конечно, была не мамой, но еще той энтузиасткой, и выпускным Кати занималась капитально. Вот только если сам процесс организации праздника для детей ее не напрягал — выбрать ресторан, договорить об аренде зала, оценить предлагаемое меню, возможные развлечения и сбить на все это цену до уровня вменяемой было мало того, что не сложно, но еще и интересно, то от необходимости общаться с другими матерями Марина слегка напрягалась…
Как-то так случилось, что она никогда не относилась к категории «яжематерей». Конечно, сложно к ней относиться, если у тебя нет детей, да и быть не может. Но у нее была Катя и определенный опыт общения с ней. Начиная с младенчества и до совсем уже взрослой девушки, которую скоро придется отпустить в неведомые дали, чего Марине очень не хотелось.
А еще у нее была безграничная любовь к этому ребенку. Катя стала для Марка, Леонида и для нее самой — невероятным подарком судьбы. Центром жизни, вокруг которого они вращались, радуясь ее успехам, переживая боль сбитых ею коленок и тревогу, стоило ей задержаться с ответом на звонок…
И, если быть совсем уж честной, Марина сильно сомневалась, что квочки, которые с высоты своего материнского опыта рассказывали о том, как неправильно она относится ко всему, что касается воспитания детей, смыслят в воспитании и любви больше, чем она…
Но сказать об этом напрямую отчего-то не могла. И это вводило ее саму в ступор, ведь никогда за словом в карман не лезла, никогда не боялась неправых на место ставить и границы очерчивать, а тут… Эти стервы били по тому, что болело у самой Марины, и что она загнала слишком глубоко, чтобы мочь хоть как-то жить…
О своем диагнозе она узнала в двадцать с небольшим. Тогда всю степень трагедии осознать не могла (может это и к добру, ведь случись иначе — вполне вероятно с ума бы сошла). Тогда у нее не было ни Лёни, ни другого мужчины, к которому она испытывала бы если не любовь, то хотя бы ее подобие. Тогда она не думала о детях, казавшихся ей далекой, но априорной перспективой. Тогда ее успокоили, что бесплодие лечится…
Она и лечила… От случая к случаю, ради той — далекой и априорной… Но что-то как-то никак…
В двадцать три года у нее случился первый брак. Все начиналось страстно и бурно. Ее обожали, она сама тоже была в состоянии постоянной эйфории, и о своем диагнозе мужу не сказала. Он не озвучивал желания обзаводиться детьми, был так же молод, как она, а сама Марина себе же подобные вопросы задавать всегда боялась. Ведь даже если окажется, что детей она хочет, что это изменит?
За три года она стала, пожалуй, лучшим гражданином своей страны в плане ведения здорового образа жизни. Не курила, не пила, занималась йогой, познавая глубины внутреннего спокойствия. Жрала все исключительно экологически чистое и абсолютно безвкусное. Вела календарь не то, что по дням и ощущениям, а по минутам и намекам на ощущения…
Будь она религиозной, пожалуй, и по монастырям бы поездила, вот только в чудеса что-то как-то не сильно верила.
Через год такого их счастливого брака родители с обеих сторон, а с ними и друзья-знакомые разной степени отдаленности начали донимать вопросами и намеками… а когда же?
Муж отшучивался, Марина отнекивалась, и корила себя за то, что не поговорила с ним сразу. О таком ведь положено предупреждать… Это ведь не шутки…
Разговор у них все же произошел. Уже года через полтора. Они тогда ссорились по какой-то мелочи, но отчего-то очень яростно. Мужчина бросил что-то по типу «от такой истерички детей заводить может только сумасшедший», Марина же сказала, что по этому поводу он может особо не волноваться…
Вот так вскрылась правда, ставшая причиной развода. Оказалось, что бесплодная… пустая… жена ему не нужна.
Пожалуй, произойди разрыв тех отношений по любой другой причине, Марина пережила бы его куда проще. К тому времени и сама сомневалась, что связала жизнь с нужным человеком, но брошенные им… его родственниками… разнесенные по соседям, и тем самым друзьям-товарищам разной степени отдаленности слова выбили у нее землю из-под ног.
Она забросила лечение, ушла в депрессию, закурила… Плюнула на все. На свою не сбывшуюся любовь, на свой вроде как не бесперспективный диагноз, на шушуканья за спиной и ударилась в работу. В конце концов, к тому времени она уже была неплохим бухгалтером. Была неплохим, а стала одним из лучших. Она совершенствовалась, занималась сразу десятком контор, отрывалась в той сфере жизни, которая не причиняла ей ничего, кроме удовольствия — она любила азарт, стресс и состояние вечно горящих дедлайнов и *оп. В какой-то момент даже смирилась, что диагноз — обязательное условие «правильного» развития ее жизни. Она ведь не смогла бы сидеть дома, в декрете, посвящая всю себя ползункам и памперсам. И вот так, в этой уверенности, она прожила еще какое-то время до встречи с Леонидом Самойловым.
Он был старшее ее, она была хороша… Вот только обстоятельства их встречи были не так лучезарны, как хотелось бы. Существует полушуточное, полусерьезное расхожее мнение о том, что хороший бухгалтер обязан иметь как минимум одну судимость… Шутка жестокая, но судьба такие любит.
Растрачивая всю себя на работу, убиваясь ради нее, растворяясь в ней, ныряя в нее с головой, Марина сама же себя и подставила. Допустила ошибку, которая чуть не стоила ей слишком дорого и дотла выжгла репутацию. Разом потеряв все проекты, она оказалась никому не нужной… Да и сама все никак не могла понять: как умудрилась так облажаться? Вот только времени на то, чтобы думать об этом, особо не было. Купленная в ипотеку квартира не ждала, пока она опомнится, отряхнется, и с новыми силами ударится в мир расчетов… Даже больше — этого не ждал мир расчетом.
Марина с полгода искала работу по специальности, упорствовала до последнего, все пыталась доказать, что совершенная ошибка — всего лишь неприятная случайность, а не закономерность, что она работоспособная лошадка, которая готова направить всю свою энергию в мирное русло… Вот только на работу ее никто не брал.
Пришлось с вакансий бухгалтера переключаться на вакансии секретарей, личных помощников и прочих специалистов широкого профиля. Так однажды к ней в руки и попала вакансия на фирме Самойловых.
Леонид тогда искал личного помощника сыну… Всю «специфику» работы Марина поняла почти сразу. В те времена Марк, сын Леонида, был совершенно деструктивным парнем. Он устраивал отцу вырванные годы за развод с матерью, руша себе тем самым жизнь.
Тогда Лёня не стал юлить — ему нужен был человек, способный контролировать Марка, дисциплинировать его и если не вытаскивать из всякого рода передряг, то хотя бы сообщать о них ему, чтобы он уж сам…
Позже Марина вспоминала, какое первое впечатление произвел на нее Леонид, и приходила к выводу, что ее судьба была решена с первым взглядом на него. Но мужчине было настолько не до интрижек с секретаршами, что о подобном поначалу и речи быть не могло. Тем более, Марина пришла на фирму в двадцать пять, а самому Леониду к тому времени было уже за сорок…
Вот только любви все возрасты покорны, как оказалось позже.
Три года Марина проработала с Марком, три года жила с мыслями, что испытывает к его отцу больше, чем простая благодарность за то, что взял на работу, когда остальные указывали на дверь, но делать с этим ничего не собиралась. Еще живы были воспоминания о первом браке, который закончился печально. Да и она не видела особого интереса в глазах Леонида, чтобы питать какие-то надежды.
Но однажды именно он позвал ее на свидание. Они тогда вытащили Марка из очередной истории, транспортировали домой, уложили спать, а сами сели на диван в гостиной, чувствуя, как руки трясутся и адреналин бежит по венам. Видимо, это и придало Леониду смелости… или авантюризма, кто его знает?
— С меня ужин, Марин. Спасибо тебе за все…
— Не надо, это моя работа, — она поступила, как ей казалось, благородно, давая возможность пойти на попятные, если это просто демонстрация вежливости с его стороны, но…
— Пожалуйста, не отказывай…
Леонид взял ее руку в свою, заглянул в глаза… И тут-то она окончательно утонула.
Потом был тот самый ужин, они какое-то время прятались, как дети. Леонид переживал из-за Марка, Марина из-за того, что ей стоило бы признаться в своей тайне, но и отказаться друг от друга несмотря на страхи они не могли.
Их так быстро и так плотно связало, что расстаться уже не вышло бы.
В отличие от первого мужа, Леонид информацию о бесплодии воспринял спокойно.
— Ты хочешь детей? — спросил только, пристально глядя в глаза, как делал почти всегда.
— Не знаю. Не позволяю себе думать об этом…
— Если захочешь — решим.
На том и закончили. На протяжении последующих двух лет в их жизнях многое поменялось, Марина взяла под свое крыло всю бухгалтерию на фирме, они вместе с Леонидом и Марком вытащили последнего из пограничного состояния, в котором он находился, начали борьбу за Катю, которую мать использовала как элемент шантажа для получения от Марка денег. А еще они таки расписались. Решение принял Леонид, Марина на этом не настаивала, ей достаточно было того, что они вдвоем живут, вдвоем работают, вдвоем всегда и во всем, но и отговаривать мужчину не видела смысла. Если он, имея опыт распавшегося брака, снова готов рискнуть уже с ней, разве тут нужно сопротивляться?
С тех пор прошло… страшно сказать — больше десяти лет. Они пережили всякое. В жизни были периоды, в которые возвращаться к начатому когда-то разговору о том, что «если захочешь — решим» было совсем не в тему, но случались и дни, когда Марину накрывало от отчаянья, ведь так хотелось решить… но не получалось.
Казалось, точку во всех этих попытках поставил рак, который пришлось пережить Леониду, вот только… Марину до сих пор иногда накрывало. Накрывало так, что всем тем дурам, позволяющим себе глупые вопросы по типу «а когда ты нас порадуешь, Маринка?» или замечаниями «у тебя же своих нет, ты можешь и не знать таких элементарных вещей…», хотелось отрезать языки.
Они хотели удачно подколоть, вот только не знали, в насколько глубокой ране копаются своими грязными руками. Не быть способной родить ребенка от любимого мужчины — очень сложная ноша. Эта ноша женщин, которые никогда не поймут, как можно сделать аборт или отдать своего ребенка на попечение государству. Они не поймут этих вещей, но это не значит, что они не способны познать ту безусловную любовь, которую дарит материнство, как думают квочки, именуемые «яжематерями».
Марина так любила Катю. Готова была убить за нее, готова была подстраховать Марка там, где он не мог дать девочки необходимый «объем» любви, где нужен был женский взгляд, совет, поддержка.
Видимо, именно поэтому ей так сложно было смириться с тем, что совсем скоро их любимая Екатерина поедет в Штаты, чтобы на протяжении четырех ближайших лет прилетать три раза в год на слишком короткие каникулы…
— Почему? — Катя повторила вопрос Марины, тоже хмыкая. — Я не знаю, почему, но задолжала Вере, поэтому поговори с ее мамой, пожалуйста…
Марина закатила глаза, демонстрируя свое отношение к такой необходимости, но отпираться не стала. В конце концов, с нее не убудет, а детям польза.
— Что задолжала-то? Я надеюсь, вы там не в карты на деньги играете? Хотя если не на деньги, то на раздевание вообще, я себя в вашем возрасте помню, так что лучше уж деньгами…
— Марина… — Катя глянула на женщину укоризненно, хотя видно было, что глаза блестят смешинками. — Я спать хотела все утро, попросила поменяться с Бархиным, а ты же знаешь…
Марина знала. Все о Вере, все о Кате. О Бархине многое… Вообще, ей иногда казалось, что она в этом одиннадцатом «А» классе состоит двадцать четвертым невидимым учеником. Ведь старшая Самойлова и раньше была в курсе ключевых событий (спасибо Кате за рассказы), а теперь, когда ее засосало в пучину разборок родительского комитета, она еще и осознала — откуда у этих деток столько неврозов…
— Хочешь, чтобы они помирились?
— Да не особо… Ну то есть они-то точно помирятся, нам скоро вальс репетировать, Вера с ним хотела танцевать класса с пятого, наверное… Но я в их разборки не полезу, чревато…
— Правильно, — Марина кивнула, мысленно гладя себя же по голове за воспитание такого мудрого ребенка. — Так а почему пересела тогда?
— Говорю же, спать хотела…
Катя ответила, а потом почему-то взгляд отвела, вновь на прохожих. Как ей не хотелось, чтобы Марина спрашивала, почему… Как не хотелось врать… Она вообще не любила врать. Сама же над собой подчас шутила саркастически, мол, в ней ложь должна была бы генетически закладываться, как и склонность к пьянству, наркомании и проституции, но… Видать, не заложилась… или позже проявится просто, кому знать?
— Неужто влюбилась? — слава богу, Марина пошла по ложному пути… Катя даже выдохнула мысленно. Но предположение было логичным: почему еще девочка в семнадцать может не высыпаться? По причине неразделенной (или очень даже разделенной) любви… — Кто он?
Женщина так воодушевилась своей же догадкой, что даже сок отставила, сложила руки перед собой, готовясь слушать…
— Питер? Или кто-то из ваших? Может, Разумовский? Как его… Никита?
Теперь закатила глаза уже Катя… Любимая тема Марины — это личная жизнь младшей Самойловой… На данный момент — отсутствующая, кстати (что старшую Самойлову совершенно не устраивало)…
— Я уже сто раз говорила тебе, что Питер просто консультирует меня…
— По вопросам поступления, конечно, я все помню… — «но не верю» будто не договорила Марина.
И если поначалу такая настойчивость Марины по сватанью ей Питера вызвала у Кати искреннее недоумение и даже смех, то чем чаще этот вопрос поднимался, тем больше сомнений сеял в голове девушки.
Питер — чех, поступивший по той же программе, что и в этому года Катя, в тот же университет, в который предстоит отправиться ей. Девушка нашла его в сообществе учебного заведения, выбрала из нескольких тысяч подписчиков по нескольких критериям — у парня на странице была указана информация об участии в интересующей ее программе, он был на год старше… и у него были добрые глаза. Только написав, Катя думала, что максимум, который получит, — игнор, но Питер ответил. У них завязалось вполне дружеское общение, даже несколько раз связывались по скайпу, чтобы пообщаться вживую.
Начали с ответов на Катины вопросы, а вот продолжили… обсуждением всего на свете. Оказалось, что молодых людей из разных стран в нашем большом мире в условиях глобализации может объединять сразу так много… Общие вкусы, общие взгляды, общие мысли…
Иногда сообщения Питера приходили совсем неожиданно, но оказывались так кстати, иногда дарили невероятной ценности информацию, иногда просто заставляли умиляться. Если быть честной, Катя даже ехать в США боялась теперь куда меньше, ведь знала — там ее будет ждать Питер. Он уже анонсировал ей экскурсию по кампусу, по городу, рассказал, куда он отвезет ее первым делом, что покажет, как они круто проведут выходные, как он познакомит ее со своими друзьями, как она ворвется в местную жизнь…
Это было крайне мило, да и сам Питер… он был очень обаятелен… Катя не сомневалась, что у парня нет недостатка в девичьем внимании, а сама она… просто наслаждалась приятным общением, не строя планов или воздушных замков. В отношения на расстоянии она не верила, да и вообще, если быть совсем уж честной, на данном жизненном этапе в них особо не нуждалась (во всяком случае ей так казалось), но когда окажется там, в Америке… Кто знает? Тут она тоже не загадывала…
А Никита — это парень из параллельного класса. Друг Саши Бархина. И как-то Катя, зная, что нравится ему, даже поддалась на уговоры Веры сходить на парное свидание вчетвером в кино. Из того свидания ничего особо-то не получилось, только довольно слюнявый поцелуй у ее подъезда, который был прерван звонком будто чувствовавшего, что самое время набрать, отца.
Катя тогда мысленно сказала огромное спасибо Мраку, спровадив под предлогом дисциплины и комендантского часа целовальщика восвояси.
Это было еще зимой, но продолжения не имело.
Во-первых, Вера с Сашей снова разбежались, во-вторых, Никита был не настолько настойчив, а Катя не полнилась энтузиазмом…
Вероятно, в семнадцать лет личная жизнь должна бы быть более насыщенной (хотя бы затем, чтобы Марине было спокойней, а точнее — интересней), но Катя больше ничем похвастаться не могла.
Нет, конечно, как у любой нормальной девочки, у нее были какие-то влюбленности, подчас неразделенные, заставлявшие думать долгими ночами и замирать, стоило прийти смс, но… В последний, выпускной, класс она вошла в режиме тишины… В этом режиме и плыла, что совершенно не устраивало Марину и крайне радовало Марка… Дедушка в этом вопросе оставался в роли мудрого держателя нейтральной позиции, за что Катя любила его еще больше, когда кажется — больше некуда.
— Ладно, сделаю вид, что поверила… — Марина буркнула, даже не заботясь особо о том, услышит Катя или нет…
— У нас новенький, кстати… — и тут перед девичьими глазами вдруг мелькнула согнувшаяся фигура на лавочке возле школы…
— Ой, это тот мальчик, который чуть глупостей из-за девки какой-то не наделал?
— А? — Катя вдруг застыла, поднимая взгляд на собеседницу. А та, видать, только теперь поняла, что взболтнула лишнего…
— Ладно, все равно ведь слухи и без меня пойдут… Только прошу, Коть, будь благоразумной, хотя ты и так у нас…
— Марин…
— Мне Марк говорил, в двух словах буквально, что это брат жены Глебки Имагина, я его даже вспомнила, хороший мальчик вроде бы, вежливый, но… В общем, его пришлось в экстренном режиме из прошлой школы выдергивать, там с одноклассницей одной у них любовь случилась… или не случилась, наоборот. В общем, она с него все требовала доказательств, просто чувств ей было мало… Видимо, очень неприятная фифа, я бы ее осадила при встрече, конечно, но… Этот тоже дурак. Полез на вышку какую-то… Бросаться собирался… Не спрашивай, я уж не знаю, это он из-за того, что звезду с неба достать не смог или хотел таким образом ее добыть, но ситуация, как ты понимаешь, та еще…
Катя застыла, чувствуя, как на загривке волоски дыбом становятся. Глядя на Андрея она никогда бы не подумала, что вот так… И картина на лавке теперь казалась уже не просто загадочной — будоражащей будто…
— А как его сняли то? Он ведь не прыгнул?
— Нет, не прыгнул. Подруге этой дуры ума хватило разыскать номер матери и сообщить, что ее сын пошел подвиг совершать… Сама фифа, как ты понимаешь, подобным не заморачивалась. Ну пошел и пошел, она же его не заставляла…
Только слушая эту историю, но в ней не участвуя, Катя чувствовала, как внутри просыпается одновременно злость и жалость. Она вообще слишком остро реагировала на всякого рода несправедливость, за что иногда получала, а тут… Ситуация казалась откровенно дикой…
— Ну, в общем, снять-то его сняли, его мама, кстати, у нас в бухгалтерии работает, ей это все непросто далось, скажу я тебе, но в той школе оставлять не рискнули. И я их понимаю… Глеб к Марку обратился, и вот…
— Я с ним сидела… — Катя сказала скорее себе, воспроизводя в памяти прожитый день. Да уж… Теперь молчаливость, замкнутость и странности поведения Андрея не казались такими непонятными… Вот только что будет, когда об этом остальные узнают? Это же вопрос пары недель… Класс у них вроде бы неплохой, глумиться не должны, но… все равно ведь очень сложно, когда слава за тобой шлейфом идет…
Катя знала это как никто… Одно время ее нестандартная семейная история смаковалась всеми школьными языками, обрастала все новыми подробностями и катилась за ней по коридорам.
Правда, может она и сейчас смакуется (Катя точно не знала), просто научилась абстрагироваться. А скоро и это делать не придется. В университете об этом никто не спросит, и не узнает…
— Ты с ним поаккуратней тогда… — Марина поймала непонимающий взгляд девочки, пояснила. — Не в плане, что он может что-то непредсказуемое сделать, во-первых, мне его мама рассказывала, что они к психологу проходили, она считает, что сдвиг по фазе произошел только из-за этой дурочки, а в целом он более чем адекватный, а во-вторых, я сама таких историй еще в своей юности наслушалась, ну бывает… перемыкает… год пройдет, он и не вспомнит, но! Этот год должен пройти. И раз уж он теперь с вами…
— Я поняла, Марин. Все будет хорошо, ты же знаешь…
— Знаю, — женщина улыбнулась, беря в свою руку девичьи пальцы, поглаживая их. — Ты вообще у нас — не по годам умный ребенок. Но упрямый…
Катя только бровь вопросительно вздернула, Марина же тут же взялась отвечать…
— Ну зачем тебе эта Америка, Котенок? У тебя же тут все есть, тут мы… Ну Питера нет твоего, но хочешь, мы и его привезем? А? Мы можем… Марк поуговаривает, а если нет — я по-своему решу, в багажник и…
— Марина! — Катя рассмеялась, перебивая «почти что бабушку»…
— Что «Марина»? Я, знаешь ли, вообще отчаянная женщина… Если не веришь, можешь у дедушки своего спросить, или у папы, или у Снежи… В общем, просто поверь… Очень отчаянная… И очень не хочу, чтобы ты от нас уезжала…
И если первая часть спича еще была шутливой, то окончание — искренним и наполненным тоской.
В такие моменты Катя и сама сомневалась, стоит ли куда-то ехать? Но потом вспоминала, почему приняла такое решение, и брала себя в руках. Ей пора учиться жить совсем взрослой и совсем самостоятельной жизнью.
— Давай по магазинам, а потом домой тебя завезу? — Марина подняла руку, привлекая внимание официанта, а Катя вновь отвела взгляд, прочищая горло, в котором отчего-то встал ком.
— Давай…
Андрей попал домой около четырех. Уроки закончились в два с небольшим, дорога, если в развалочку до метро и от него, — минут сорок, но он сегодня легких путей не искал… Хотя задерживаться, по правде, не собирался, но как-то так получилось…
Стоило прозвучать звонку — схватил рюкзак, буркнул «пока» соседке, которая понравилась ему сегодня своим… молчанием (это было высшее благословение для него), и понесся прочь из новой школы.
Пусть он и провел этот день так же активно, как стоявший на подоконнике в новом классе фикус, тем не менее устал жутко, и хотел побыстрее свалить оттуда, оказаться дома, приготовить что-то быстрое на ужин, чтобы мама выдохнула, обнаружив признаки «выздоровления», а потом грохнуться на кровать и смотреть в потолок, опустошая мысли…
Но где там…
Когда он проносился по школьному двору в сторону калитки, телефон в его руках завибрировал — звонил Коля (лучший друг из прошлой жизни). Нет, они не ссорились и никакого отношения к произошедшему он не имел. Даже больше — будь он в курсе, не пустил бы на эту чертову вышку, мозги бы раньше вправил, но Андрей тоже ведь не был дураком, знал, кому можно говорить, кому нет…
Но это не суть. Андрей взял с Коли одно обещание, и звонок сейчас принимать почему-то ой как не хотелось… Предчувствие, не иначе…
— Алло, — выскочив за калитку, он резко свернул, падая неподалеку на лавку, бросил рюкзак на землю, не особо заботясь о его чистоте, застыл, глядя перед собой и слушая…
— Алло, Андрюх, привет… — Коля замялся, а у Андрея непроизвольно начал сам собой кулак сжиматься на свободной руке. Все сильней и сильней. Сильней и сильней…
— Привет, говори…
— Ты знаешь, брат, я думаю, это неправильно, ты просил… и я обещал… и… — снова замялся.
— Говори.
А Андрею уже и так все понятно было, но требовалось подтверждение.
— Она с Городчинским замутила уже. Ходят за ручку на переменах, вместе домой ушли… Ты только скажи, брат, мы его отпи…
— Не надо. Не трогайте. Не в нем дело…
— Брат…
— Спасибо, Колян. Я перезвоню…
Андрей скинул, сдержался, хотя хотелось тут же трубку бросить как минимум — о плиты, что под ногами, как максимум — чтоб до той школы долетело, где она вон уже за ручку с Городчинским ходит… А потом голову руками сжал, глаза закрывая и пытаясь дышать — спокойно, медленно, считая барашков каких-то, а не пятна кровавые, которые отчего-то перед глазами пляшут…
— Стерва… Вот ведь стерва…
Будь рядом Колян — согласился бы. Ему Алиса Филимонова никогда не нравилась. Да и самому Андрею, по правде, до нее было глубоко фиолетово до этой осени, пока вся эта история не закрутилась.
Он на нее и не смотрел-то, не потому, что смотреть было не на что — наоборот, она всегда красавицей была, а как выросла, так еще и пользоваться своей красотой научилась. Скорее наоборот — не смотрел, потому что понимал — пропадет. Как остальные пропадали. Она ведь не просто красивая, она еще и вертихвостка знатная, и добиться ее внимания… простому однокласснику… ни одного шанса. Вот он и не смотрел.
Это она как-то посмотрела и отчего-то решила… Начала она, а расхлебывать почему-то ему приходится. До сих пор. Ей интересно было, что нужно, чтобы Андрей в нее влюбился, а ему сейчас узнать бы, как переболеть. Действительно переболеть, а не всех убедить в этом.
Веселов не тешил себя надеждами на то, что Алиса долго будет переживать «сложившуюся ситуацию», как ее политкорректно называли работники той школы и Филимоновы-старшие. Он понимал, что происходящее с ним — это его проблемы, что ждать от нее чего-то иного — глупость с его стороны, но…
— Черт, — мозг все понимает, но есть же еще сердце долбанное, отчего-то именно по ней сохнущее…
Городчинский… Интересно, почему он? Это очередной эксперимент для нее, как с Андреем — они ведь тоже вон за ручки по школе ходили, правда дальше ручек она его пускала неохотно, или новый какой-то?
Хотя там может все и серьезно уже. У Городчинского папа из бизнеса, на поступление обещана машина, да и он в Киеве остается, она тоже… Вот и удобненько — попервах, пока не найдет себе кого повыгодней в университете, с Городчинским перебьется…
Андрей усмехнулся тому, какие злые мысли его посещают касательно Алиски, а еще тому, что даже понимая, какая она стерва, все равно выбросить из головы не может…
— Молодой человек, вам плохо? — он резко поднял голову, а потом потратил несколько секунд, чтобы понять — откуда звук и что обращаются к нему. Сухонький дедушка, видать, рассчитывавший устроиться на той же лавочке, а тут такой сюрприз — сидит какой-то лоб и дышит тяжко…
— Нет, все нормально, спасибо…
Парень достал из кармана сложенный в четыре снимок, порвал его, пока не передумал, засунул между досок — в урну выбросить рука все же не понялась, потом рюкзак схватил, понесся куда-то, не особо разбирая дорогу. Ходил, бродил, шлялся, камни пинал, на витрины смотрел, свой двор обошел дважды, еще тут на лавке посидел, и только потом домой поднялся.
Благо, мать сегодня до шести, а потом еще ехать с полчаса. Значит, времени на то, чтобы сыграть роль адекватного сына, у него достаточно.
Разулся, рюкзак занес в комнату, в ванную рванул, тут с яростью руки с мылом мыл, потом в лицо водой хлестал, приводя себя в чувства — обычные, человеческие, а не те, что крутятся вокруг одной дуры и стервы, отправился на кухню.
Холодильник у них давно уже не был пустым, из памяти почти стерлись те времена, когда работать приходилось маме, Насте, когда доходы четко совпадали с расходами, а то и оказывались недостаточными… Это было в прошлом. В отличие от старшей сестры, Насти, думавшей о том, как бы принести домой копейку, с детства, он имел возможность спокойно учиться, пользоваться услугами репетиторов, спокойно поступать, да и вообще жить… спокойно. У мамы была стабильная, хорошо оплачиваемая работа. Настя помогала — ее балетная школа имела успех, Глебыч вечно скидывал какие-то деньги на карту несмотря на многочисленные просьбы так не делать… Отнекивался, что не за просто так присылает — а как гонорар за выполненную работу. Когда комп почистить нужно, когда презенташку запилить какую-то… Андрей просьбы исполнял, хотя и понимал, что на фирме у зятя наверняка есть куча людей, способных сделать это не хуже, чем родственник-одиннадцатиклассник.
За последние годы их жизнь действительно изменилась, в квартире был сделан ремонт, мама купила автомобиль, Андрей побывал в странах, о которых и мечтать-то не мог, на день рождение и новый год получал подарки, недоступные среднестатистическому подростку… Вот только иногда проскальзывала предательская мысль, что не произойди эти изменения — было бы, чем голову забивать, кроме как своей глупой любовью…
Вытащив на белый свет овощи и зелень, парень занялся нарезкой салата. Часы показывали половину пятого. Значит, к приходу матери все будет готово, отлично, а пока можно и музыку включить…
Вернувшись в комнату, Андрей включил ноут, перед глазами тут же загорелась страничка новостей одной из соцсетей.
«Иван Городчинский вступил в отношения с Алисой Филимоновой» — гласила первая из «новостей».
— Ща блевону от счастья… Блочим.
Заблокировав радостную физиономию Ивана Городчинского, и пытаясь сдержаться, чтобы не зайти на страницу Алисы, Андрей свернул вкладку браузера, зашел в папку своей музыки, нашел такую, чтобы выбивала из башки всю дурь басами, включил, подсоединил любимые колонки, позволяющие почувствовать, как музыка по коже бегает, вернулся на кухню…
Дальше салат резался с особым задором…
— Привет, — Наталья Веселова была дома чуть позже обычного — пробки, но тут ее ждал прием, который заставлял то ли радоваться, то ли пугаться… На столе в кухне комплексный ужин, свет горит, а в остальной квартире — мрак… И музыка, как всегда, во всю из Андреевой спальни…
Он не ответил, когда она постучала. Но не спал — лежал просто, глядя будто сквозь пространство…
— Привет, — звук убавил, сел, глянул вопросительно…
— Ты уже покушал? Не хочешь со мной посидеть?
— Поел, уроки сделать надо, я еще не успел…
Наталья кивнула. Они уже давно не ужинали вместе, да и вообще давно по душам не говорили. Это, наверное, нормально, когда твой ребенок — подросток, но когда из-за отсутствия общения ты упускаешь момент, в который этот подросток готов броситься с вышки во имя своей великой любви… самое время задуматься.
— Как первый день в новой школе?
Психолог советовала пытаться наладить коммуникацию, при этом не давя на сына, Наталья старалась прилежно исполнять инструкции.
— Нормально…
— Класс хороший?
— Я еще не разобрался, но вроде бы норм…
— Учителя?
— Тоже норм…
— Ясно… Много уроков?
— Не особо. За час справлюсь, потом думаю выйти, пройтись…
— Ну давай…
Наталья не была уверена, что сын оценит ее порыв, но и сдержаться не смогла, подошла к нему, поцеловала в макушку, как делала в детстве, когда он еще позволял, а потом аккуратно прикрыла дверь в его спальню, отправилась на кухню, пробовать приготовленный им ужин.
Андрей услышал, что в кухне заработал телевизор, отключил музыку от колонок, включил в наушниках, возвращаясь к своему привычному занятию — лежать и ни о чем не думать.
Уроки делать он не собирался, что на завтра — понятия не имел, и у новых однокашников естественно не спрашивал, да и вряд ли кто-то так сходу будет лепить новенькому двояк… Неделя для адаптации должна даваться, иначе негуманно…
Но вообще хоть с кем-то заобщаться, наверное, все же надо. Он ведь не совсем чекнутый, школу как-то закончить нужно, внешнее оценивание сдать, поступить… Да и вообще в себя прийти было бы неплохо, встряхнуться… Но это завтра. Все завтра, а сегодня…
Закрыть глаза, отогнать лицо этой стервы, и дышать… просто дышать, слушая любимую музыку.
Прошло полчаса после прихода домой, а Наталья все никак не могла заставить себя сосредоточиться — мысли отчего-то разбегались по углам.
Женщина пыталась вникнуть в новостной выпуск, который поймала на одном из каналов, но ни один из сюжетов не удавалось понять до конца.
Мысли плясали — то к Андрею, то к сообщению, на которое ответить надо бы, наверное.
Женщина снова телефон разблокировала, во входящие зашла… Писал абонент «Валентин (психолог)»…
«Наталья, вы извините меня за настойчивость, но я все же думаю, что мужчина должен быть таким. Вы мне понравились очень, в душу запали, считайте. Я бы очень хотел нашу встречу повторить. Это возможно?».
Веселова перечитала, вздохнула.
Возможно ли? Нет, конечно.
Куда ей какие-то встречи с посторонними мужчинами, когда с сыном такое происходит? А с другой стороны… Там, под дверью психолога, когда она ждала Андрея, а Валентин своей очереди на прием, мужчина так ей помог.
Подбодрил, поддержал, будто сам психологом был, а не клиентом…
— У меня нестандартная проблема, пожалуй. Хотя откуда мне знать-то? — хмыкнул тогда мужчина. — Жены уже больше десяти лет нет, дети выросли, сын с семьей заграницей живет, дочь в другом городе… Они приезжают, но редко, а я… Скучаю по ним. По жене скучаю, и не знаю, что с этим делать. Боюсь одиночества и как это — жить без него — не знаю. Поэтому и пришел…
Наталья ему тоже свою историю рассказала, он посочувствовал. Видно было, что искренне. Телефонами они обменялись чисто из вежливости (как тогда Наталье показалось), разошлись, а потом…
Он это сообщение еще утром написал, а Веселова до сих пор не знала, что ответить.
Пожалуй, лучше других понимала его тоску. Пожалуй, не случись беда с Андреем, думала бы, что и сама живет той же жизнью, что Валентин, но…
Володи уже больше десяти лет нет, а она его любит по-прежнему, и разве имеет право вот так… когда мужа нет, а сыну плохо, на свидание с каким-то… пусть и близким по духу, но посторонним мужчиной?
Свекровь посмеялась бы, конечно… Вспомнить хотя бы историю с Настей и Глебом… Они ведь всегда на мир по-разному смотрели. Но тогда именно она — Антонина — права оказалась. Сейчас вот дети счастливы, сына растят, без которого и сама Наталья жизни не представляет, а поступи дочь так, как считала правильным она, что было бы?
Боль и слезы…
Наталья не знала, что делать. К свекрови за советом не пошла бы — стыдно, к дочери тоже, что скажут подруги и так знала… Они ей вечно кого-то сватали, тем самым раздражая только, а Валентин…
Закусив губу, женщина взяла в руки телефон, набрала ответ, пока не передумала…
«Добрый вечер, извините, что не сразу отвечаю — на работе замоталась. Мы можем встретиться, я не против, только как друзья, на большее не рассчитывайте».
Отправила, зажмурилась, отчего-то стыд испытывая, потом телефон отложила… Минут пять сидела вся на иголках. Будто так важно, ответит ли он, и что…
Но, видимо, важно. Ведь стоило телефону подребезжать, она тут же его в руки схватила.
«Спасибо большое, как скажете — друзья, значит друзья, я буду очень рад… Что вы делаете в пятницу вечером?».
— Батюшки… Что же я творю?
На это сообщение ответить Наталья собиралась уже завтра, сегодня никаких нервов не хватило бы, сердце и так из груди выскакивало и щеки розовели…
Как у девочки… От стыда…
Ну и куда ей это все? Зачем? Особенно сейчас…
— Мама, Котя плисла! — Полина выбежала навстречу Кате, обнимая сводную сестру за ноги, стоило той оказаться в квартире.
— Привет, — Катю это приветствие умилило, она потрепала малышку по золотым волосам, достала из кармана специально заготовленный леденец, освобождая тем самым ноги, — беги к маме…
И лишь проводив пухляша взглядом, начала расстегивать ботинки и стягивать с шеи шарф…
— Ты голодная, Кать? — из кухни выглянула Снежана, подмигнула, — я рыбу поставила, но она еще с полчаса печься будет, могу суп разогреть.
— Мы с Мариной в кафе были, я дождусь, не парься, — Катя улыбнулась, ответила, вновь взяла в руки сумку, направляясь в ванную.
— Почему Марина не зашла? Боится, что отравлю? — Снежана шутила. С Мариной у них были нормальные, даже местами хорошие отношения. Но, прожив в семье Самойловых долгих шесть лет, уже и сама привыкла к тому, что шутить тут привыкли жестко, если не сказать жестоко.
— К дедушке спешит. Ты ж ее знаешь. «Как он там без меня один… на даче… скучает, наверное…»
— Боюсь, реальность ее удивила бы…
Снежа бросила ответ, а потом вновь скрылась на кухне, позволяя Кате спокойно помыть руки, глядя на свое улыбающееся лицо в зеркальном отражении.
Она очень любила свой дом и его обитателей.
— Папа сегодня поздно будет? — крикнула уже из своей комнаты, переодеваясь в домашнее.
— Нет, обещал к ужину быть. А что?
— Просто интересно…
Часы показывали пять вечера, Катя включила ноутбук, проверяя соцсети.
Вера что-то написала.
«Ну что там, Марина поговорит с моей мамой?»
«Да, обещала, что поговорит» — Катя ответила, параллельно доставая из сумки дневник. Домашку делать было лень, но теперь-то у нее моральный долг — не только перед собой, но и перед Шуриком…
В: «Уррраааа! У меня будет самое лучшее платье!!!»
Катя улыбнулась.
К: «Не спеши, пусть сначала разговор-то состоится, а потом уж радоваться будем. Ты матешу еще не делала?»
В: «Нет…»
К: «Жаль…»
Несколько минут Вера ничего не писала, а Катя смирялась с неизбежностью работы над домашкой, а потом снова пропиликал ноутбук…
В: «Катюнь…»
В: «Ты же мне друг?»
Наученная долгими годами дружбы и провокаций, Катя не реагировала, только хмыкнула.
В: «Ты же меня любишь, правда?»
В: «И ругаться не будешь?»
К: «Яшина, рожай…»
В: «Все, не злись, я рожаю»
И снова замолчала… Долго что-то набирала… Видать слова подбирала… Аж интересно стало.
В: «Можно ты и завтра на задней побудешь? Только Шурику не говори, что это я тебя попросила, давай вместе предлог какой-то придумаем? Мне, правда, оооочень нужно! Мы сегодня уже почти нормально разговаривали. Я его даже грохнуть не хотела. Очень надо, Катюнь… Нам вальс скоро репетировать…».
Катя прыснула со смеху. Нельзя сказать, что развитие сегодняшней истории было для нее неожиданным, но она почему-то думала, что инициатором очередного потепления в рамках холодной Веро-Сашиной войны на сей раз будет парень.
К: «Йогурт мне черничный купишь, а то я из-за тебя зрение портить должна…»
В: «Спасибо»
Вера сбросила множество поцелуйчиков, а потом пропала куда-то из сети. Правда, ненадолго. Появилась снова через полчаса, когда Катя успела уже частично расправиться с алгеброй, услышать от Снежи, что «рыба готова», и от прибежавшей Поли, что «вкуснее, цем у мамы абицна палуцаеца»…
В: «Как твой сосед, кстати? Не успела спросить толком…»
Катя задумалась. Образ этого парня периодически всплывал у нее в голове, и она никак не могла разобраться, какие чувства вызывает — с одной стороны, интерес, с другой, жалость, с третьей, слегка раздражает, даже толком непонятно, почему…
К: «Нормально, молчит все время, меня устраивает)»
В: «)))»
В: «Он симпотный вообще. Мне понравился. Интересно, а если он вальс согласится танцевать, кому достанется?»
Вот ведь дальновидные мысли… Катя закатила глаза, возвращаясь к алгебре. Что тут отвечать-то? Какая разница? Может вообще не будет танцевать. Может и на выпускной не придет. Она, наверное, не шла бы. Ведь что это за праздник? С людьми знаком три месяца, школа чужая… да и история та скорей всего еще будет воспоминаниями отзываться…
В: «Чего молчишь?»
К: «Алгебру делаю»
В: «Зануда»
Вера ответила, и снова из онлайна вышла, а Катя поколупалась еще минут с десять в задаче, а потом отложила ручку, глядя задумчиво на монитор ноутбуку.
Отчего-то стало очень любопытно найти страничку нового одноклассника, а еще, может, той его девушки, из-за которой он чуть ли не прыгнул откуда-то…
— Коть, иди к нам, мы скуцаем…
Но ее плану не суждено было сбыться. В дверном проеме снова появилась Поля, глядя на сестру своими большими зелеными глазами. Ей отказать Катя не могла, поэтому оставив мысли о новичке, подхватила ребенка на руки, понесла в столовую, где Снежа все пыталась накормить вредного белобрысого Леонида Марковича детским питанием, а рыба источала поистине божественный аромат…
— Екатерина Марковна, — папа показался в двери ее спальни около восьми, подошел, поцеловал в макушку, бесцеремонно заглядывая через плечо дочери на экран ноутбука. Там ничего интересного обнаружено не было. Всего лишь видеоблог о «наших заграницей».
— Марк Леонидович, — Катя улыбнулась отцу, целуя в подставленную щеку.
— Ты поужинала?
— Да.
— Сорок минут прошло?
— Папа!
— Что папа? И пошутить уже нельзя?
— Иди Снеже так пошути, я на тебя посмотрю…
— Так я ж не идиот клинический, Коть, чтобы ей так шутить, я тихонечко, тебе…
— Всегда знала, что мой отец — воплощение смелости!
Марк попытался взъерошить дочери волосы, но она увернулась…
— Ну пап, потом не расчешу!
Он вздохнул, но смирился. Дети растут. Уже ни волосы не взъерошишь, ни на спине не потаскаешь, хотя попробовать можно, но грыжа вряд ли будет в радость…
— Мне Марина звонила, говорила, ты на сон жаловалась…
Катя закатила глаза, жалея, что ляпнула об этом Марине. Позволила себе забыть, что у этой лучшей в мире женщины в режиме нон-стоп работает функция «гиперопека»…
— Все хорошо, просто заснуть не могла долго, с кем не бывает?
— О чем думала?
— О всяком…
— А конкретней?
— Пап…
— Я не давлю, просто… если тебя что-то волнует, ты знаешь…
— Да, я знаю, все хорошо, иди к мелким…
Марк не стал настаивать, вышел из спальни старшей дочери, отправился на кухню «рисковать жизнью», а Катя…
Поставила на паузу видео, на котором больше не могла сосредоточиться…
Она ведь в детстве могла доверить Марку все. Да и то, что волновало ее, понять может он один, и помочь тоже, но почему-то обратиться к нему с этим было выше ее сил.
Вот только и бессонница ее подчас доводила до белого каления. Сейчас даже страшно было, что ляжешь в постель, а потом мучаешься, мучаешься, думаешь, думаешь… И о чем? О человеке, который вряд ли думал о тебе за всю жизнь столько, сколько ты о нем за ночь. Который вряд ли слезинку пролил из-за того, что по тебе тоскует, который… Матери ведь должны безоговорочно любить своих детей, правда? Но Катя которую ночь не могла понять — почему ей попалась бракованная? Или бракованная она сама?
— Читаешь, да?
— Читаю…
Марина с Леонидом полулежали в кровати. Мужчина читал книгу, а женщина распределяла по рукам до самых плеч крем.
— Интересно?
— Да… Иначе не читал бы…
Леонид усмехнулся, скосив взгляд на жену. Он знал ее достаточно хорошо, чтобы понимать — ее вопросы не случайны, и книгу совсем скоро придется отложить — у дамы есть разговор…
— Хорошо… Читай…
— Спасибо…
Тишину Марина сохраняла не больше минуты.
— Я тут подумала, Лень…
— О чем?
Понимая, что пришло время говорить, мужчина отложил книгу, снял очки для чтения, повернулся к жене…
Она у него была красавицей. Еще тогда, в двадцать пять, когда только пришла работать в фирму, была невероятно красивой, и до сих пор, когда скоро сорокапятилетний юбилей, остается лучшей во всем. Самой красивой, самой умной, самой любящей…
Леонид за все эти долгие годы так и не смог толком разобраться, за что ему на голову свалилось такое счастье, но раз уж так произошло — готов был наслаждаться этим счастьем столько, сколько отведено.
— Мы с тобой обсуждали возможность младенца взять… из дома малютки… помнишь?
Леонид кивнул. Вот только… возможность эту они обсуждали давно, с тех пор они моложе не стали, он так точно. Шестьдесят на носу…
— Думаю, мы для этого уже староваты, а вот если ребенка постарше…
Леонид слушал жену, не выражая ни протестов, ни явных одобрений. Первым делом хотел понять, чего хочет она, а уж потом согласиться, если идея окажется не слишком травматичной, как для нее, так и для возможного ребенка. За себя он не боялся. Был опыт Марка, был опыт Кати, был опыт внуков, был опыт Марины. Леонид вообще почти ничего в жизни не боялся, только за них… И готов был пополнить этот список еще как минимум одним человечком.
— Но ты понимаешь, что в этом тоже есть свои сложности, тут ты уже получишь человека с характером, с повадками, со взглядами…
Теперь кивнула Марина. Она понимала, вот только… Недавно ехала мимо детского дома, в который они с Леней уже когда-то приходили, не сдержалась, зашла… Заведующая ее помнила. Еще бы… Они ведь тогда уже почти обо всем договорились, почти все оформили, а потом получили отказ…
На сей раз они просто остались с заведующей в кабинете, Марина о чем-то спрашивала, слушала советы, честное мнение о перспективах…
— Вы понимаете, в приоритете молодые родители… А вам, насколько я помню, уже сорок есть, да и мужу…
— А еще у нас есть деньги, силы и возможности для того, чтобы обеспечить, воспитать и дать образование, это в расчет не берется?
Заведующая понимала, почему Марина реагирует так эмоционально, даже тон, пожалуй, слишком резкий, стерпела… Будь ее воля, она еще тогда отдала бы ребеночка этой семье. Чувствовала в них те самые силы, и любовь нерастраченную видела в глазах женщины, а в глазах мужчины — готовность создать условия, чтобы тратить эту любовь она могла в уюте и спокойствии. Вот только есть ее опыт и интуиция, а есть государственная политика и представления о том, что хорошо, что плохо, переданные сверху.
— Подумайте о старшеньких, Марина…
Это — единственный совет, который она дала Самойловой.
И Марина подумала. Подумала и решила…
— Там мальчик есть, Лёнь… Ты его не видел просто, он такой…
Она вдруг запнулась, вздыхая прерывисто, а потом по щеке слеза потекла, Марина ее смахнула, горло прочистила, продолжила…
— Мне кажется, он даже на тебя похож, представляешь?
Леонид улыбнулся, а потом обнял Марину, к себе прижимая. Кто бы знал, какой сентиментальной она может быть — не поверил бы. Она ведь окружающим себя показывает с той стороны, что блестит властностью, где-то стервозностью, строгостью, а тут — ревет, как девочка…
— Ты уже узнала, что от нас нужно?
Кивнула.
— И документы собирать начала?
Снова кивнула.
— Так а что я тогда сказать должен? Знаешь же, что я за.
— Это и должен… Его Сережа зовут…
— А лет-то сколько?
— Шесть…
— Вот и славно. До тридцати точно дотянем, а там уж может сам справится, да?
Думал, что кивнет, а она наоборот — головой мотнула.
— До сорока хотя бы, Лёнь, ребенок все же…
Леонид рассмеялся, Марина тоже улыбнулась. Она готова была продлевать жизнь мужу любыми доступными ей способами. В частности, и шантажом.
— Главное, чтобы дали… — в ее голосе слышен был страх. И Леонида прекрасно понимал, откуда он. Слишком много в ее жизни было попыток обрести ребенка, которому можно будет подарить безусловную любовь, и каждый раз они срывались, оставляя на ее сердце разной глубины раны.
— Мы очень постараемся.
И, если быть честным, он тоже боялся. Не видел еще этого Сережу, но раз она ради него готова еще раз сознательно пойти на то, что обычно заканчивается для нее трагично, значит, и он готов…
Ох, дети-дети… В молодости их заводить действительно было как-то проще… Но что поделать? Он ведь не зря и сына своего учил, и внучку, что Самойловы делают все, что могут, и не опускают руки раньше времени? Ну вот, теперь пришло время отвоевать Сережу, а потом и его научить. Главное, до сорока успеть, а потом уж можно и на покой…
— Сашенька… — удивительно, но сегодня Катя чувствовала себя куда лучше, чем вчера, хотя заснуть опять получилось далеко не сразу. До первого урока было еще пятнадцать минут, но Вера ждать не хотела, как только подруга появилась в дверном проеме, сразу начала делать «знаки глазами» в сторону Бархина…
Катя не упиралась, раз уж согласилась вчера — нужно помогать…
— Самойлова… — Саша сидел на своем привычном месте сзади, шпиля в какую-то очередную игрушку на телефоне, даже взгляд не отодрал от гаджета, когда к нему обратились… — Ты мне матешу принесла для списывания? Вот это сервис! Вот это я понимаю! Бросай тетрадь, я на первом уроке перепишу, и передам тебе…
Катя ничего не ответила, но и указания не исполнила, продолжала стоять над одноклассником, мило улыбаться и ждать, когда он на нее внимание обратит.
Стояла с минуту, не меньше, в какой-то момент Бархин понял, что просто так он не отделается, даже занервничал, кажется… Сначала зыркать начал в ее сторону, а потом не выдержал-таки — телефон заблокировал, на парту положил, выпрямился, с сомнением на девушку глядя…
— Что надо?
— Можешь и сегодня на первой вместо меня посидеть?
— Ты совсем офигела, Самойлова? С какого перепугу? Ты думаешь, я себе такое кошерное стратегически правильное место выбирал, чтобы потом с тобой им меняться каждый день? Нет уж, дорогая, иди к своей подружке чекнутой, и с ней сиди… Мне вчера хватило…
Услышавшая о «чекнутой подружке» Вера охнула, а потом отвернулась, моментально надуваясь из-за обиды…
Видать, она ожидала, что Саша тут же рванет к ней, а тут вон оно как…
— Ну Саш… Ну пожалуйста…
— Слушай, Кать, я тебя не понимаю, если решила в двоечники скатиться, то как-то поздно, да и алгебру зачем делала тогда? А если так понравилось сзади сидеть, то вон дождись, когда наш новенький придет, и его пересади на первую. Ему положено всяческие неудобства претерпевать, он-то у нас салага, а я как бы с первого класса тут учусь, право имею, знаешь ли… Хотя подожди…
Бахрина явно осенила какая-то догадка… Аж глаза увеличились…
— Тебе что, новенький наш понравился? — он вроде как сбавил тон, но те, кто «висел на ушном» в это погожее весеннее утро, все прекрасно услышали.
Катя застыла на мгновение — такого развития событий явно не ожидала, а потом… Краской залилась, на сгорбленную спину подруги зыркнула зло, выпалила…
— Тебе сложно что ли?
Давая Бахрину повод тут же заржать.
Чего только ради любимой подруги не сделаешь. Даже в несуществующей симпатии признаешься… Эх, Верка-Верка… Как земля колхозу ты теперь висишь…
Продолжая похрюкивать со смеху, Бахрин начал собирать свое барахло, чтобы таки переползти на первую парту…
— Тетрадь давай-то, я сейчас перепишу, а то на первой парте на уроке не очень и получится…
Тут уж жадничать Катя не стала — вручила Саше тетрадь с домашкой, бросила свою сумку на его место, а потом подошла к подруге, за локоть ее схватила и из класса вытянула, шипя на ухо:
— Если твой Сашка свои догадки кому-то дальше рассказывать пойдет — сама будешь придумывать, как последствия катастрофы локализировать, ясненько?
— Он не пойдет, Коть, я его попрошу… — Вера, чувствуя свою вину, даже сопротивляться не пыталась, ее тянут — она тянется, ее взглядом испепеляют — она голову в шею вжимает…
— Только так попроси, чтобы он, не дожидаясь перемены, в школьную «Сплетницу» анонимку не закинул, ок?
Вера кивнула, Катя ее отпустила.
Оставшееся до урока время они провели возле больших окон с видом на стадион, на котором ученики младшей школы с разной степенью лени делали зарядку…
— Ты реально так злишься из-за этого? — вернуться к изначальной теме разговора Вера рискнула далеко не сразу. Дала Кате время чуть переключиться, подуспокоиться.
— Нет. Все норм, не парься. В конце концов, кому какое дело до меня и тем более до новенького?
— Но я все равно с Сашкой поговорю, не переживай.
Катя кивнула, следя взглядом за тем, как от калитки к школьному порогу движется фигура. Тот самый Андрей… Идет пружинистым шагом, на голове большие наушники, думает о чем-то своем и даже не подозревает, что из-за них во второй день своей учебы может стать участником рубрики «горячие школьные новости»… Хотя, с другой стороны, он ведь все равно рано или поздно им станет, еще пара дней — и кто-то непременно пронюхает о причинах его перехода. С учениками физ-мата у них многие общаются, так что это все дело времени…
— Поговори…
— Привет, — Катя была в классе со звонком, а вот Андрей немного опоздал. Благо, учитель тоже задерживался, поэтому явно пробежавшийся по лестнице парень успел стянуть куртку, закинуть ее на спинку стула, рюкзак под ноги бросить… Катю всегда эта манера обращения со своими вещами у парней раздражала. Эй, чувак, а для кого крючок сделали на парте-то? Место под партой зачем? Спинка стула, в конце концов? Но замечаний вслух делать она не собиралась. Тем более новенькому. Может, тому же Сашке сделала бы, ведь они действительно с первого класса знакомы. Или Никите Разумовскому, если бы они таки встречаться начали, или Питеру… Хотя Питер вряд ли так делает, он вообще производит впечатление довольно аккуратного человека, хотя и Андрей на неряху не похож… Вот наушники, к примеру, снял аккуратно, шнур сложил, под парту определил… Под курткой оказался совсем даже не мятый, свежий свитер приятного цвета, ботинки начищены… Так зачем рюкзак-то бросать?
— Привет, — девушка не ожидала, что одноклассник ответит, но он удивил. Видимо, все дело в том, что поймал на себе ее оценивающий взгляд, больно пристальный. — Что-то не так? — волосы пригладил, ища причину такого внимания к своей персоне. Вчера-то она вообще на него внимания не обратила практически…
— В смысле? — Катя же только после вопроса осознала, что нельзя на посторонних так внимательно смотреть, головой мотнула, уставилась на пустую еще доску…
— Ну ты смотрела так, будто я в луже повалялся, а потом рядом присесть решил, вот я и спрашиваю…
Катя залилась краской. Обидеть парня она точно не хотела, а взгляд получился, кажется, излишне красноречивым. Хотя и в этом есть плюс — девушка, смотрящая на соседа так, вряд ли может быть заподозрена в нежных чувствах к нему.
— Нет, прости, ты просто рюкзак бросил под ноги, а я этого не люблю…
Когда не знаешь, что сказать — говори правду.
Андрей глянул на него — валяющегося, будто впервые увидел. Видать, в его мире особой разницы, валяются ли рюкзаки, нет…
— Могу повесить…
Сказал, но поднимать тут же не рванул, перевел взгляд на девушку, ожидая какой-то реакции, а у Кати с реакциями сегодня было как-то туго — она только еще сильнее покраснела, сама же на себя разозлившись.
— Как считаешь нужным…
Андрей кивнул, явно приняв решение, что нужным он считает оставить все как есть…
— Но я бы повесила…
А потом хмыкнул. Женщины, однако…
Наклонился, поднял рюкзак, зацепил за крючок.
Как и у Кати, у него сегодня настроение было на порядок лучше, чем вчера. Он и сам бы не объяснил, с чем это связано, видимых причин для таких изменений не было, даже наоборот — вчера вон узнал, что «любовь всей жизни», которую теперь даже непонятно — больше любит или ненавидит — замутила с другим, а все равно сегодня было лучше…
И от этой девочки… Кати, кажется… не веяло пренебрежительным холодком, как вчера. А если ее бесит, когда рюкзак валяется, то почему бы не повесить? В конце концов, надо же социализироваться потихоньку, раз уж так жизнь сложилась.
— Так лучше?
Катя фыркнула, мол, ей только не хватало оценивать качество висения рюкзаков одноклассников, но потом все же глянула, кивнула.
— Отлично…
И только когда рюкзачные проблемы были окончательно решены, в класс вошел учитель, чтобы начать урок…
Первых три урока прошли спокойно. Конечно, каждый преподаватель считал своим святым долгом узнать, с чем связана такая перестановка в рассадке, но никто поменяться назад не требовал, что вполне устраивало Веру с Сашей (хотя они сами в этом никогда бы не признались)… И Катю с Андреем тоже.
Им нравилось молчаливое соседство, оно не требовало дополнительных усилий помимо тех, которые приходилось прилагать во время ответов. С Верой Катя общалась на переменах, а если уж совсем было невтерпёж — можно было рискнуть и отправить сообщение в Мессенджере. Андрею и это не нужно было. Что на уроках, что на переменах, он жил своей, абсолютно автономной жизнью. Ни к кому не подходил, ни о чем сам не спрашивал, когда к нему обращались — отвечал довольно приветливо, но лаконично…
На шушуканья девочек реагировал спокойно — игнорил, хотя не мог не понимать, что его обсуждают. Катя такому спокойствию даже слегка восхищалась. Ее нервировало, что такое пристальное, неприкрытое внимание приковано к человеку, сидящему рядом. Она чувствовала себя будто на иголках, то и дело задерживая дыхание при мысли «а вдруг они обсуждают его историю?», как он мог оставаться безучастным — загадка…
Но делать с этим Катя ничего не собиралась, решила для себя, что просто не будет участвовать в перемывании косточек парня, но и в защиту бросаться нет оснований.
Да и вообще, у нее есть дела поважней — на прошлом уроке пришло сообщение от Питера…
П: «Привет, Кэтти, как твои дела? Извини, что пропал, мы готовили важный проект, вчера была презентация, моя команда получила «А», можешь поздравить J. А как твои дела? Все хорошо? Ты поговорила с отцом о том, что тебя волнует?»
Расстояние, разделяющее Катю и Питера, позволило девушке стать с ним более откровенной, чем с родными или самой близкой подругой. Питер был для нее будто интерактивным советчиком, с которыми они вживую никогда не виделись, но явно были на одной волне.
И если первую часть ответа Катя написала очень быстро, то о второй думала долго…
К: «Привет! От души поздравляю тебя и твою команду! Правда я и не сомневалась, что будет «А», ты слишком большой перфекционист, чтобы наработать на оценку ниже (смайлик с высунутым языком)… Мои дела хорошо, полным ходом идет подготовка к выпускному, я тебе о ней рассказывала, Марина в шоке, конечно, но я не сомневаюсь, что все будет хорошо. А что касается разговора с папой… Нет. Пока не было подходящего момента, к сожалению».
Катя отправила, а потом задумалась… Это ведь оправдание. На самом деле, любой момент подходящий, было бы желание, а у нее его недостает. Девушка боялась обидеть отца, а еще получить ответ, который получить не хотелось бы…
Обычно Питер не отвечает сразу, но тут, видимо, был свободен, поэтому телефон почти в ту же секунду отозвался трелью.
П: «О, выпускной — это один из самых крутых дней в жизни! Не помню, рассказывал ли тебе о своем, но нам было… весело! Надеюсь, у вас будет не хуже, только веди себя прилично, ты же хорошая девочка)))! А мы собираемся поехать на пару дней в Национальный парк, но ждем погоды, у нас еще холодно. А что касается разговора с отцом — не думай, что я давлю на тебя, наоборот, я за то, чтобы ты сама решала, когда поговорить и стоит ли. Помни, все в твоих руках, котенок, целую тебя…»
Питер отправил три поцелуйчика, а само сообщение разлилось на душе Кати теплом. Она даже не заметила, как сзади к ней подошла Вера, уткнулась подбородком в макушку, а потом стала бесцеремонно читать переписку с другом.
— «Китэн»? Он называет тебя «Китэн»? Как мииииило, — Катя заблочила телефон, выдернула голову, посмотрела на подругу «страшными глазами». Самойловой почему-то казалось, что норма по раскрытию подробностей личной жизни на сегодня уже исполнена, но куда там?
Вера сказала достаточно громко, чтобы услышали сидевшие как минимум на двух соседних партах.
Причем даже Андрей, как назло, на сей раз из класса на перемене не вышел, и наушники свои любимые не надел. Только зыркнул на нее мимолетно, увидел, что она снова краской заливается, хмыкнул, а потом уставился в свой телефон, продолжая изображать дышащую мебель…
— Верка, ну вот чего ты орешь? — Катя прошипела, продолжая «пугать» подругу глазами.
— Ой, прости, я не хотела…
Извинилась-то она, наверняка, искренне, но вот какой в этом уже толк? Хотя пофиг…
— А ты передавала ему мои приветы? — дальше Вера говорила уже тише, присев рядом со стулом Кати на подоконник. Теперь их если кто-то и слышал, то этот кто-то усилено пытался не хмыкать.
— Передаю…
— И он мне передает?
— Передает…
— А почему ты не передаешь, если он передает?
— Вера…
— Ладно, прости, я не претендую, он твой, просто он такой милаш…
— Вера…
— Что Вера? Я же правду говорю. Милаш и умница. И дети у вас будут красивые!
— Вера…
Иногда у Кати просто заканчивался словарный запас, когда приходилось говорить с подругой о том, в чем она была свято уверена… и у чего абсолютно не было обоснования…
— Жалко, конечно, что ты Никитоса продинамила, но я тебя понимаю… Я бы тоже Питера предпочла, а особенно с тем, как Сашка себя ведет… Ни такта, ни культуры, ни уважения к женщине нет у наших мужиков…
Андрей пытался. Крест на пузе, что пытался, но невозможно не прислушиваться, когда две блонды так отчаянно тихо шепчутся. И он не выдержал. Если честно, особо не понял, о чем речь шла, но последняя фраза заставила бы любого как-то отреагировать. Он старался не прыснуть, но получилось не слишком хорошо. То ли кашлянул, то ли хрюкнул, это значения уже не имело — две по-сестрински похожие мордашки разом обернулись к нему.
— Что смешного? Я же говорю — нет в вас такта. Нехорошо чужие разговоры подслушивать… — вычитывать Андрея взялась Вера, Катя же сидела с таким выражением лица, что становилось очевидно — ей хочется под землю провалиться. И Андрей ее понимал, даже жалел. Но это же не его подруга так себя ведет, в конце концов, а мы в ответе за тех, кого приручили, как известно… — Меня, кстати, Вера зовут. Мы не знакомились, кажется.
Вера протянула руку практически перед самим Катиным носом, заставив подругу отпрянуть, это развеселило Андрея еще больше, но он старался на сей раз свое веселье не выдать.
— Андрей, очень приятно, — пожал тонкую девичью руку, отпустил, вернулся к игре на телефоне.
— Я знаю, что ты Андрей. А почему такой тихий? Стесняешься что ли? Так это ты зря. У нас класс хороший, дружелюбный, всегда готов помочь, ты только обращайся…
— Спасибо, — парень ответил, не отрываясь от игры…
— А ты танцуешь, кстати?
— Все, я в туалет.
Не выдержала, как ни странно, Катя. Отодвинула свой стул, протиснулась между стулом Андрея и шкафом, стоявшем в углу классной комнаты, бросила на Веру взгляд, который должен был призвать ее остановиться, а потом ушла туда, где уши ее этого слышать не будут…
Вера, конечно, человек очень хороший, но когда ее пробивает на общение — спокойно переносить это сложно…
Четвертый и пятый урок они с Андреем провели в привычной, любимой обоими, тишине. Шестого сегодня не было, поэтому Катя ожидала, что сосед повторит вчерашний рекорд — соберется за полминуты и тут же смоется, а он отчего-то затормозил, замялся что-то…
— Екатерина… — обратился, и видно было, что человеку неудобно. Видать, еще думал, как лучше назвать.
— Мм? — собирая ручки в пенал, чтобы потом бросить в сумку, Катя зыркнула на парня.
— Мне бы с домашкой разобраться…
— В смысле?
— Ну что задавали там, есть ли какие-то долгосрочные задание, вообще, как у вас тут все…
— Аааа… И?
— И я спросить хотел, можно я вечером тебе напишу? У меня, как видишь, пока друзей среди ваших особо нет…
— Пиши, не проблема…
— Спасибо…
Добро получил, а потом смотал удочки еще быстрей, чем вчера. Идет на мировой, не иначе…
Катя пожала плечами, продолжая собираться. Помочь «однопартийцу» ей действительно было не сложно. Тем более, она отчего-то не сомневалась, что вскоре он таки адаптируется, и найдет себе дружбанов по интересам.
Вон, в танчики как рубился на переменах — уже только на этой почве может с половиной пацанов сойтись. А с другой половиной — на том, что в математике шарит сходу не хуже, чем олимпиадники. Все же, неспроста физ-мат стал физ-матом…
— Ты сегодня куда? — Вера поймала Катю на выходе из класса. Подруге надо было остаться — они с Сашей дежурили, чему последний был неприятно удивлен…
— На два репетитор, а потом хочу дома побыть. А ты?
Вера задумалась, на Сашу глянула, который в этот самый момент смотрел на доску, как на зло, исписанную от верха до низу…
— Тоже тогда чем-то займусь…
Распрощавшись с подругой, Катя вышла из школы, пошла к калитке, глядя по сторонам… Так странно — осталось всего несколько месяцев, и эта школа станет для нее чередой воспоминаний, а начнется совсем другая — новая — жизнь… Будет ли она скучать? Конечно. Быстро ли сможет адаптироваться? Сложно предсказать, но хотелось бы быстро… Эх…
Сегодня Марина ее не забирала, до репетитора дойти можно было и пешком, чем Катя и занялась. Вот только проходя мимо той лавки, на которой вчера Андрея увидела, почему-то взглядом на ней задержалась… между досок были засунуты обрывки бумаги, стоило сощуриться и присмотреться, Катя поняла — фотографии. Глянув по сторонам, девушка подошла, словно воришка, вытянула эти обрывки, в карман спрятала.
Сама бы толком не сказала, зачем это сделала, но даже понимая, что глупостями занимается, выбросить не решилась.
Может это и не его фотография вовсе, а если его — то ей какое дело? Катя не знала. Вообще не знала, почему история этого парня ее вдруг зацепила, но зацепила ведь… Поэтому к фото она собиралась вернуться вечером.
— Спасибо, Снеж, я у себя буду, уроки…
— Ок…
Быстро заглотив, как утка, приготовленный мачехой обед, Катя отправила тарелку в посудомойку, вернулась в коридор, почему-то затаив дыхание, нырнула рукой в карман своего же пальто, чтобы достать оттуда те самые загадочные клочки…
Ощущение, что она делает что-то неправильное, сохранялось. И даже усиливалось каждый раз, когда, идя домой после занятия с репетитором, на горизонте появлялась очередная урна…
Но выбросить фотку она так и не решилась. Интерес победил. Вот только Катя знала, что рвани она после прихода домой сразу в свою комнату и запрись там — Снежа будет удивлена и нужно будет придумывать какую-то отмазку, поэтому пришлось потомиться в ожидании еще с полчаса прежде, чем абсолютно легально отправиться исследовать находку.
— Я сосредоточиться хочу, поэтому закроюсь, — Катя крикнула уже из своей комнаты, и даже особо не заботилась о том, чтобы получить еще одно «ок».
Замок щелкнул, она подошла к столу, высыпая обрывки.
Сначала перевернула их все, как паззлы, а потом начала собирать.
Это было фото девушки. Осознав это, у Кати даже руки затряслись почему-то и похолодели. Она и сама бы себе не объяснила, почему процесс вызывает в ней такую реакцию, но справиться с собой не могла — руки продолжали мелко содрогаться, а Самойлова кусочек за кусочком собирала портрет жестокой возлюбленной Андрея Веселова…
Сегодня Андрей закончил все свои домашние дела намного раньше, чем вчера, уроки делать отчаянно не хотелось, хотя бы потому, что для этого надо было первым делом заставить себя написать той самой Кате в Мессенджере…
Нет, против самой девочки он ничего не имел, даже наоборот — она ему по-человечески нравилась. Спокойная, немногословная, задумчивая. Идеальная соседка. Вот только с некоторых пор у него в целом отношение к девушкам-ровесницам испортилось. Андрей понимал, что это временно, и скоро все вернется если не в норму, то хотя бы около того, что не все женщины — стервы, как Алиса, и не каждая спит и видит, как бы заставить его валяться у своих ног, а потом потребовать «доказать свою любовь»…
Поэтому пацану, конечно, написать было бы проще, но с пацанами он пока не заобщался. Правда он и с Коляном-то в последнее время почти не контачил, а они ведь с первого класса не разлей вода были…
В общем, Андрей испытывал некие сложности в общении, который сам считал элементами глобального переживаемого им «отходняка», и с которыми, в принципе, вполне можно было жить, но иногда пересиливать себя все же приходилось.
В комнате снова играла музыка, Андрей крутился на кресле, держа в руках телефон… на столе лежал открытый дневник, к сожалению, не содержащий нужной ему информации…
— Ладно, что ты как маленький, ей богу, — отругав себя же, парень открыл приложение FB, ввел в строке поиска «Екатерина Самойлова», и пока система работала, определяя всех пользователей с таким именем, мысленно хмыкнул: а может она не Екатерина вовсе, а та самая «Китэн», как ее кто-то там называет?
Но нет, третьей в поиске была та самая Катя.
Андрей зашел на страничку, зацепился взглядом по фото…
Красивая… И фотка, и сама Катя. Он никогда особо на блондинок не засматривался (да и сейчас тоже), но не оценить не мог — фото было черно-белым, явно профессиональным, собравшим море лайков, и там было, за что их ставить…
Большие, ясные, немного грустные глаза, полуоткрытые губы, тонкая шея и такие же кисти рук, длинные волосы, голова в пол оборота…
Андрей далеко не сразу понял, что уже с минуту пялится на фото… Моргнул, тут же пролистывая дальше. Сам от себя не ожидал, что так залипнет.
Щелкнул на кнопку «отправить запрос дружбы», и тут же вышел.
Теперь надо дождаться, когда подтвердит, а уж потом писать…
Собранное фото на девяносто девять процентов подтвердило теорию Кати о том, что принадлежало оно Андрею, и изображена на нем скорее всего та самая неудачная влюбленность парня, но узнать ее Катя не смогла.
У Самойловой была парочка знакомых в физ-мате, но довольно шапочных — здоровались при встрече, могли парой слов переброситься, написать, если что-то узнать надо было по поступлению, но дружбы ни с кем из «математиков» Катя не водила.
На фотографии была изображена темноволосая девушка, обворожительно улыбающаяся, глядя прямо в объектив. Не проживи Екатерина полжизни с таким шикарным фотографом, специализирующемся на портретниках, как Снежа, посчитала бы фотку очень крутой, но «с высоты» своего опыта девушка научилась различать искусство и любительство. И это было второе.
Вот только качество фото не скрадывало красоту модели. Девушка была очень эффектной, и глядя на нее Катя прекрасно понимала Андрея, там было во что влюбляться. Если бы Самойловой дали право всего на одно слово, чтобы описать модель, она остановилась бы на «манящей». Девушка манила взглядом, улыбкой пухлых губ, наклоном головы, движением рук…
В какой-то момент Кате даже горько стало от того, что такая внешность досталась такой ничтожной личности… А иначе, как отрицательно, думать об этой кукле она отчего-то не могла. Считала худшим грехом игру чужими чувствами. А она ведь играла…
Вот только на склейке фотографии ее небольшое расследование не закончилось — теперь эту «куклу» надо было найти где-то, узнать, как зовут, чем живет, о чем думает…
Зачем? Катя понятия не имела, но знала, что надо.
Стоило девушке включить ноут, открыть вкладку браузера на своей страничке FB, как тут же пришло оповещение о том, что «Андрей Веселов отправил запрос на добавление в друзья», Катя щелкнула на «добавить», даже не глянув на фото парня, а щеки тут же начали предательски покрываться румянцем, стоило на секунду представить, что он подумал бы, застань за занятием минутной давности.
Вот только этот запрос оказался как нельзя кстати. Вероятность, что "кукла" будет у него в друзьях — низка, но другие одноклассники, у которых она есть, в списке контактов Андрея точно быть должны…
Пытаясь все так же не смотреть на фото парня, чувствуя жгучий стыд, Катя пролистала его страничку до перечня друзей, открыла… У них была пара-тройка общих (и из ее школы, и из его), вот с них-то она и начала свой поиск.
Повезло практически сразу. В профиле Алисы Филимоновой было установлено другое фото, но взгляд, улыбка и эффект «манящести» будто под копирку были переведены с одного изображения на другое.
О Филимоновой Катя слышала. Лично знакомы они не были, но слухи о ней доходили и до их школы. Алиса считалась чуть ли не самой большой красоткой, по которой сох не только Андрей, но и половина их школы, стартуя с седьмого класса и заканчивая теми, кто уже учится в университетах.
Староста класса, не глупая (стоит полистать ее ленту и на тебя тут же «высыпается» груда публикаций, на которых девушка с дипломами, с наградами, с медалями), любит себя (ведь эти посты чередуются с многочисленными фотосессиями, отчетами из всевозможных заграничных поездок, спортивных и танцевальных залов), амбициозная…
Если бы Катя «изучала» ее до того, как услышала историю Андрея, пожалуй, даже в чем-то могла бы по-доброму позавидовать, но теперь… У нее в голове сложился образ девушки, готовой в семнадцать отправлять на смерть человека ради своих развлечений, а потом жить себе дальше, сомневаясь в выборе между «Баленсьягой» и «Шанелью», не чувствую и намека на угрызения совести…
Катя не заметила даже, как «залипла», спускаясь все ниже и ниже в ленте постов Филимоновой, она могла бы крутить колесико мышки еще долго, не верни ее в реальность трель нового сообщения.
Писал Андрей.
Увидев, как на экране само собой открывается окошко с отсутствующим на данный момент диалогом с Андреем Веселовым, Катя почувствовала, как ее снова бросило в жар. Будто на горячем поймали…
Девушка тут же перескочила со странички «новой знакомой» на свою, как бы заметая следы, и только потом, пытаясь успокоить сердце и не чувствовать себя совсем уж глупо, приступила к чтению.
А: «Привет! Извини, что отвлекаю (если отвлекаю, конечно), можешь мне скинуть задания на завтра? Не заморачивайся, можно просто фотку дневника, я разберу»
Еще секунда и снова сообщение:
А: «Заранее спасибо)»
Катя видела, что Андрей написал, и практически моментально вышел из сети. Надеялась лишь на то, что он так реагирует не потому, что что-то параллельно на нее вынюхивает, как она сама. Хотя откуда такие мысли? Вряд ли в нем родился такой нездоровый интерес, какой отчего-то появился у нее…
К: «Привет) Нет, не отвлекаешь, сейчас скину»
Убедившись, что на фото не будут видны «кусочки Алисы», Катя засняла дневник, бросила однокласснику.
Что делать с рваным изображением его несбывшейся любви Самойлова не знала. С одной стороны, он ведь и сам их выбросил, так зачем ей хранить? А с другой…
Она была достаточно наблюдательной, чтобы понять: это фото значило много для прежнего владельца — оно было кое-где затерто, видны были места сгибов, перед девичьим взглядом тут же возникла картина, как Андрей смотрит на нее, изучает… Представляет, что этот взгляд — не натренированный перед зеркалом прием, чтобы фоточка вышла удачной, а искреннее обращение к нему…
Вот только ей-то, Кате, что с этого? И что с этим делать?
А: «Спасибо! С меня шоколадка!»
Катя улыбнулась.
К: «Не за что) Не надо шоколадку, мне не сложно)»
Андрей отправил смайлик и снова пропал из сети.
Видимо, пошел делать домашку, и Кате стоило бы взять с него пример…
Закрыв диалог, захлопнув крышку ноутбуку, Катя сгребла рваное фото в ладонь, открыла один из шкафчиков стола, бросила туда. Не знала пока, что будет делать со своей находкой, но выбросить ее рука не поднялась.
— Ну все, великий сыщик Екатерина, давай теперь займемся чем-то реально важным.
Катя не вспомнила бы, когда с ней такое в последний раз происходило (наверное, классе в седьмом), но сегодняшний вечер грозил стать максимально мучительным — она битый час сидела над элементарной, казалось бы, задачей по геометрии… и не могла ее решить.
Катя злилась, немного на задачу, много на себя. Считала, что это ей кармическая кара за некрасивый поступок — нефиг шариться по подробностям чужой личной жизни, если своей нет. Но легче от самобичевания не становилось.
Девушку бесила сама ситуация. Во-первых, она не привыкла сдаваться, а поэтому пыталась подойти к задаче со всех сторон, но рано или поздно упиралась в одну и ту же проблему. Во-вторых, она не могла позволить себе отмахнуться от задачи еще и потому, что по-прежнему оставалась должницей Саши, а значит завтра утром он потребует тетрадь для списывания, а там подстава… В-третьих… В Америке никто уже не будет снисходительно относиться к твоему «не получилось». И к этому привыкать нужно сейчас.
Задача вынула из Самойловой всю душу, довела до ручки, и стоило ей услышать, как дверь в коридоре открылась, впуская в дом Марка, она тут же была готова рвануть к нему, как в детстве, чтобы сидя рядом и внимательно слушая, а потом отвечая на наводящие вопросы, они вместе разобрались с ней…
И Катя даже не сдержалась, открыла дверь комнаты, открыла рот, чтобы обратиться к отцу, вот только…
На него уже налетела Поля, повисла на шее и что-то отчаянно шептала, из гостиной вышла Снежана, держа на руках Лёнечку, который тоже очень радовался приходу папы с работы… Его внимания требовали родные дети. Дети, имеющие куда больше прав, а она…
— Привет, Котенок, — Марк увидел ее, улыбнулся. — Учишься?
— Привет, ага, — Катя тоже улыбнулась, пытаясь скрыть свои горькие мысли, а потом вернулась в комнату, вновь закрываясь и пытаясь абстрагироваться.
Задача… Ей надо решить задачу, а не жалеть себя…
Помощь пришла тут же, и оттуда, откуда ожидать было бы странно…
А: «Слушай, я тут ошибку нашел в условии задачи, ты ее решала уже? Если нет, могу скинуть свой вариант с обоснованием, где ошибка. А то там можно долго сидеть, колупаться…»
Пауза, а потом еще одно сообщение вдогонку пиликнуло на телефоне.
А: «Будем считать это моей тебе шоколадкой)».
Катя застыла на секунду, не сразу поняв, кто такой Андрей Веселов и почему он ей пишет, а потом почувствовала, как губы в улыбке расплываются…
От какой шоколадки отказываются только дуры.
К: «Блин, а я-то думаю… Бьюсь с ней, бьюсь, а все никак(((».
К: «Буду очень благодарна за подсказку)».
К: «Физмат рулит)».
Андрей отправил три смеющихся смайла, а потом фото тетради.
А: «Почерк похуже твоего будет, конечно, но если что-то не поймешь — скажи».
Катя все поняла. Поняла, и чуть не долбанула себя по лбу — как могла не догадаться, где автор задачи дал в штангу — неясно…
Вот только совсем жульничать не стала — попыталась по-своему со всем разобраться, учитывая опыт Андрея, а потом еще раз с ним сверилась. Это заняло минут двадцать, он в это время молчал…
К: «Мне кажется, теперь шоколадка с меня)»
Закончив же, Катя почувствовала такую эйфорию, что не могла сдержаться, чтобы с кем-то ею не поделиться. Но почему-то не к папе пошла, чтобы он тоже возмутился тому, «какие дураки вам эти книги пишут?», а Андрею написала.
А: «))) Меняю шоколадку на краткое введение в жизнь вашей школы. Расскажи лучше в двух словах, кто что из себя представляет среди преподов»
Катя рассказала. Если на математическую задачу потратила полтора часа, то на общение с Андреем после — добрых два, но разговор шел так легко, что время пролетело незаметно.
Если быть честной, девушка не ожидала, что сосед-молчун может оказаться таким легким собеседником в переписке.
— Катюнь, ты что-то хотела? — Марк заглянул к ней как раз ближе к девяти…
Она посмотрела на отца, продолжая улыбаться так, как улыбалась, переписываясь с одноклассником, пришлось в голове прокручивать сказанные мужчиной слова, чтобы смысл воспроизвести…
— А? Я? Да нет. Я уже разобралась.
Хорошо зная папины привычки, Катя свернула окошко диалога.
— Ужинать пойдешь?
— Ага, сейчас…
Выпроводив отца, написала Андрею, что вроде как самое важное рассказала, а если еще что-то вспомнит, позже добавит, а потом действительно пошла ужинать.
Удивительно, но за разговорами даже не заметила, что проголодалась…
— Андрюш, спрашиваю, почему улыбаешься? — поужинав и отдохнув после работы, Наталья, как всегда, постучалась в комнату сына, не услышав протестов — зашла, окликнула — но он не отреагировал. Сидел на стуле в своих любимых наушниках, вертясь вокруг оси, и периодически усмехаясь.
Женщина поймала себя на том, что испытывает смешанные чувства. С одной стороны, и самой хочется улыбнуться — ведь это первая улыбка сына за довольно долгое время, а с другой… Вдруг это та змея ему пишет? Глеб, конечно, поговорил с ее отцом, тот вроде как должен был вправить малолетней самовлюбленной дурочке мозги, но… Кто знает, что по поводу этой всей ситуации думал и сам отец, и как далеко готова пойти дочь?
Задержавшись на пару секунд, Наталья все же подошла к сыну, аккуратно коснулась плеча, пользуясь тем, что он затормозил, что-то строча на телефоне, дождалась, пока наушники снимет, задала вопрос…
— Улыбаюсь? — он посмотрел на нее с таким непониманием, что стало понятно — происходит это непроизвольно. — Да так, обсуждаем с Коляном игру новую, ничего интересного.
А потом почему-то соврал. Не надо маме сейчас рассказывать, что с одноклассницей переписывается. Ей нервы, да и ему самому непонятно — почему лыбу давит-то, вроде ж ничего особенного не обсуждают. Так, по мелочи…
Парень глянул на время и даже офигел слегка. По мелочи… уж два часа…
— Ты сам-то покушал?
— Да.
И снова соврал. Потому что за этими мелочами забыл «заправиться». Сначала геометрия увлекла (решая ту задачу, он на какое-то время почувствовал себя будто снова в седле после длительной травмы), потом разговор с Екатериной этой.
— Что-то я сомневаюсь… — но в некоторых вещах матерей не проведешь… — Давай я тебе разогрею, а ты пока поставь своего Коляна на зарядку, ничего с ним за полчаса не случится, а ты мне хоть в двух словах расскажешь, как новая школа.
Андрей застыл на секунду, а потом кивнул, чем осчастливил маму. Пожалуй, впервые с тех самых пор, как чуть не покончил с собой, ну или калекой чуть не стал, по глупости.
А ведь для того, чтобы осчастливить, даже не пришлось усилий особых прилагать. Настроение было настолько хорошим, что и есть хотелось с аппетитом, и даже говорить.
Магия.
Осталось только в причинах разобраться. И может психотерапевту посоветовать применять в практике…
Слушаясь маму, Андрей таки поставил телефон на зарядку, прочитал последнее сообщение от Екатерины, снова улыбнулся… почему-то… и отправился исполнять мамину мечту о нормальном сыне хотя бы на вечер.
Уже лежа в кровати, отсчитывая секунды до прихода первых снов, Катя думала о событиях сегодняшнего дня и планах на завтра.
Питер написал, что все ее руках, и ей решать… А она все никак не решится.
Скоро уезжать и перед отъездом хотелось бы… Это даже в мыслях сложно сформулировать, не то что на деле.
С мамой увидеться? На маму посмотреть? С мамой поговорить?
Катя закрыла глаза, делая глубокий вдох.
О Лене ей всегда было сложно рассуждать. Когда-то с ней было сложно жить, но вот уже пять лет, как та жизнь осталась в прошлом и началась другая. Более… адекватная. Но с ней пришли и новые проблемы. В частности, живя с мамой-наркоманшей, детская психика как-то все раскладывала по полочкам более рационально. Было ясно, что добро — это Марк, Леонид и Марина. Они — это защищенность, любовь и опека, а Лена — это зло. Безразличие, опасность и ложь. А теперь… Шли годы, Лена то лечилась, то бросала, постоянно куда-то пропадала, даже не пыталась выйти на связь с дочерью. Обо всем этом Катя узнавала из обрывков разговоров взрослых, которые прекращались, стоило ей оказаться в комнате.
Напрямую спросить у Марка, где сейчас Лена и что с ней, и что он скажет, если Катя захочет встретиться с матерью, девочка не решалась.
Боялась ранить, ведь он для нее столько сделал, Снежа ни слова кривого не сказала по поводу того, что он отнимает время, по праву принадлежащее родным детям, ради приемыша, Марина с Леонидом окружили любовью… А это ведь звучит неблагодарно — мы тебе все, а тебя тянет к матери…
Но ее тянуло, и ничего с этим не сделать. Страшно было уже повзрослевшим мозгом еще раз понять то, с чем жила все детство, что не нужна ты ей… А еще страшно свое сходство с ней найти… Но ведь всегда есть шанс… один маленький шанс на то, что человек исправится, осознает?
Еще раз вздохнув, Катя открыла глаза.
Она не знала, есть ли такой шанс в истории с Леной. Не знала, что спросила бы, встреться с матерью. Не знала, сделает ли ей эта встреча больно. Но перед отъездом в страну, из которой она может уже и не вернется вовсе, чувство незаконченного дела давило знатно…
У поставленного на беззвучный режим телефона загорелся экран.
А: «Фото классное…»
К: «?»
А: «У тебя в профайле»
…
К: «Спасибо»
А: «)»
Андрей сразу отключился, Катя тоже…
Но мысли тут же спутались. И Лена как-то забылась… И заснуть снова было сложно, но уже по-другому…
Маршрут от метро до новой школы стал для Андрея уже почти привычным, а ведь прошло всего две недели с небольшим с тех пор, как он впервые зашел в эту калитку…
Весна вступала в свои права, становилось с каждым днем все приятней, солнечней, радостней… И это парня отчего-то сильно удивляло.
Последние полгода своей жизни он воспринимал все как-то слишком серо и неопределенно. Те странные недоотношения, которые чуть не закончились для него трагично, казалось, выпивали все соки, постоянно требовали усилий, борьбы, сначала даровали надежду, а потом разочаровывали, все другое отошло на задний план. Не было ничего, кроме Алисы — света в окошке.
Совсем туго стало уже после того, как, казалось, все самое плохое произошло. На самом же деле — нет. То время, которое отделяло учебу в прошлой школе от учебы в этой — стало для Андрея символом глубочайшего депресса, из которого, кажется, вытолкнуть себя было не так и сложно…
Оказалось, достаточно действительно сменить обстановку, вспомнить о своих приоритетах… и отгородиться от существования где-то на этой земле человека, способного с такой легкостью и даже удовольствием сделать тебе так больно…
Слушая музыку в любимых наушниках, Андрей глянул на часы, чтобы убедиться — вроде не опаздывает, можно не ускоряться. Прошел по двору, кивнул нескольким одноклассникам, с которыми не то, чтобы сдружился, но от которых получил спокойное, абсолютно устраивающее, в меру равнодушное отношение. Открыл тяжелую дверь в теперь уже родную школу, взбежал по лестнице на второй этаж, повернул налево, направляясь к своей классной комнате.
Как и во дворе, в классе уже было довольно людно. Двумя колоннами стояли сдвоенные парты по шесть рядов, Андрей направился к своей — последней.
— Привет…
Катя, как всегда, сидела по соседству, у окна, читая что-то на своем телефоне.
— Привет, — услышав приветствие подняла взгляд, улыбнулась на долю секунды, проследила за тем, как Андрей аккуратно вещает рюкзак на крючок, хмыкнула (всегда так делает, и Веселова это забавляло), а потом вновь в телефон уткнулась.
— Мы сегодня дежурим, ты не забыл? — вопрос задала, не отрываясь от своего занятия — что-то усердно строчила (видать, сообщение длинной в простыню).
— Да помню, я отменил все свои важные дела мирового масштаба, посмотрел видяшки на ютубе о том, как правильно доску мыть и цветы поливать, думаю, справимся…
— Очень смешно, — Катя глянула на него скептически, но не зло.
Вообще, как бы неожиданно это ни было, Андрей был рад, что ему в соседки досталась именно Катя. А когда узнал, что получилось это случайно, и скоро такому соседству придет конец — даже слегка расстроился, но… Конец не пришел. Подруга Кати, Вера, в очередной раз (как понял Андрей), сошлась с Сашей Бархиным, и потому как-то утром Веселов застал картину, как Бархин упрашивает Катю остаться сзади.
Катя, стоит отдать ей должное, долго ломаться и набивать себе цену не стала, за что было одарена горячими благодарностями и самого Бархина, и подруги. И мысленной благодарностью Андрея, который не горел желанием переживать подобные перемены.
Нет, против Санька он ничего не имел — нормальный парень, они даже поладили в определенной степени, могли двумя словами переброситься насчет игр или домашки, но с Катей сидеть было комфортно, а как будет с ним — неясно.
Почему комфортно? Андрей толком не знал, но эта девочка ему определенно нравилась.
Не в плане романтических чувств, тут-то он был абсолютно не готов не то, чтобы их испытывать — о них думать, но парень чувствовал себя рядом с ней спокойно, уютно, ненапряжно. Ему не сложно было рюкзак повесить на крючок, раз уж Самойловой это так принципиально, с ней можно было задачу обсудить, если непростая попалась, за две недели они даже неплохо прокачали скилл командной работы — преподаватели были довольны.
В общем, соседство Андрея устраивало. И Катю, кажется, тоже.
— Елки… — Катя продолжала заниматься телефоном, а потом почему-то глянула на соседа по парте с опаской, снова в телефон, покраснела…
— Что? — Андрей заметил это, вопрос задал, улыбаясь.
— Ничего, пропусти меня, пожалуйста, — пожав плечами, парень исполнил просьбу — придвинул свой стул ближе к парте, чтобы Катя спокойно могла выскользнуть в пространство между спинкой его стула и шкафом, краем глаза заметил, что она к Вере подошла, что-то на ухо шепнула, и девочки вышли.
Размышлять об этом больше Андрей смысла не видел (мало ли, что у них за дела могут быть?), поэтому занялся подготовкой к урокам, продолжая наслаждаться осознанием, что ему просто нормально — хорошо и спокойно, не штормит…
— Вот же, сволочи…
Катя оттащила Веру в туалет, чтобы уже там, сидя на подоконнике большого окна, торопливо шептать все, что она думает о школьной «Сплетнице».
Вера же смотрела на экран своего телефона, в третий раз перечитывая опубликованную утром «горяченькую» новость. Пост был большой, а когда Катя тараторит что-то сумбурное над ухом, сосредоточиться сложно.
«Недавно 11-А класс стал немного больше… и намного интересней. Мы решили, что не можем оставить без внимания приход новенького за три месяца до выпускного, решили выяснить, почему же парень так внезапно сменил школу. И вот какой вкусный новостной круассанчик принесли вам на почитать перед первым уроком. Пусть ваша пятница будет интригующей…»
А дальше шла подробная история о том, как Андрей Веселов волочился за «королевой» своего лицея — Алисой Филимоновой, как она динамила его, а когда парень совсем ей надоел — поставила невыполнимое условие, при исполнении которого они будут вместе. По версии Сплетницы, девушка надеялась, что это заставит его наконец-то отстать, но он оказался совсем чокнутым и попытался его выполнить…
Текст был написан так язвительно и гадко, что прочитавшей его Кате захотелось тут же вычислить того, кто ведет сообщество, и глаза в глаза сказать все, что она думает по этому поводу.
Но такой возможности не было, и что делать — девушка не понимала… Зато понимала, что уже к середине урока об этом будут знать все, подписанные на Сплетницу, и как они будут реагировать — одному богу известно. Андрея было жалко.
Сама Катя знала эту историю другой, более правдоподобной (как казалось девушке), но что должен чувствовать человек, которого это непосредственно касается, который пытался от этого сбежать, и которого это догнало вот в такой извращенной форме — боялась даже предположить.
— Вот же блин… А я бы и не сказала… Он ведь сам очень даже ничего, не дурак, за словом в карман не лезет, зачем ему волочиться? Даже за Филимоновой? Она красивая, конечно, но все знают, что стерва…
Первая реакция Веры на прочитанное заставила Катю мысленно застонать. Подруга приняла версию Сплетницы как данность, от нее и плясала…
— Да вранье это все, Вер.
— Ты откуда знаешь? Вы, конечно, вместе сидите с ним, но сомневаюсь, что он тебе уже успел всю правду рассказать… Или успел?
Катя покраснела, на секунду опуская глаза.
Нет, с Андреем об этом они не говорили никогда, и говорить не могли. Максимум задачки обсуждали и домашку сверяли, но как даже самой близкой подруге объяснить свою нездоровую заинтересованность в жизни новенького, Катя не знала.
Если честно, расскажи ей кто-то всю правду о том, как девушка с таким азартом выискивала инфу о парне, Самойлова и сама со стопроцентной уверенностью заявила бы, что причиной тому — влюбленность, но себя-то она знала хорошо, и чувствовала, что испытывает к Андрею симпатию, но чисто человеческую, а не как к парню.
— Я знаю… от Марины, она в курсе была…
— Знала, и мне не рассказала, вот так подруга! — Вера глянула на Катю с укором, а потом снова взялась перечитывать… — Так а что ты хочешь, чтобы мы с этим сделали? Не просто же обсудить в туалет позвала? Сплетня уже запущена, мы ее не остановим, можно заблочить, конечно, но те, кто успел прочитать, другим перескажут. Мы тут ему ничем не поможем…
Катя слушала подругу, нервно стучала каблуком ботинка по кафельному полу и смотрела в пространство перед собой, судорожно соображая…
Отчего-то она чувствовала практически личную ответственность за то, что этот вроде бы неплохой день может превратиться для ее соседа по парте в ад. Он ведь и сам это скоро прочтет, и что почувствует?
Да и вообще, может лучше сразу дать ему почитать, чтобы был готов? А не по каким-то косым взглядам, подколкам и ржанию, которое будет нестись ему в спину, понимал, что что-то произошло.
Катя проверила — на Сплетницу он не подписан, а сообщество закрытое, значит, сходу сообразить, откуда растут ноги, не сможет.
— Может к Антоновне сходить? Пусть под страхом смертной казни запретит эту страницу вести?
Вера посмотрела на подругу скептически, подозревая, что Катя и сама понимает абсурдность предложения. Только этим их директриса еще не занималась…
— Ты ничего не сделаешь, Катюнь, смирись. Это же не ты инфу слила. А он взрослый мальчик, справится. Все мы в Сплетницу когда-то попадали, тебе ли не знать?
Катя закусила губу, продолжая нервничать. В том-то и дело, что она хорошо помнила, как «приятно» попадать в Сплетницу впервые. Тебе моют косточки за то, в чем ты по сути не виноват, интерпретируют на свой вкус, чтобы выглядело эффектней, а потом в комментариях устраивают целый консилиум с кучей ответвлений на тему тебя, твоей семьи, твоей симпатии…
— Звонок уже, надо возвращаться… — Вера видела, что Катя нервничает, понимала, что дело тут в заостренном чувстве справедливости, присущем подруге, но действительно не видела достойного выхода из ситуации. Поэтому просто обняла, ощущая, что Самойлову мелко потряхивает от гнева, по голове погладила… — Ну, хочешь, запустим другую сплетню какую-то, чтобы эту перебить? Хочешь, скажем, что я Сашку бросила ради тебя, и мы теперь вместе… дружим… и не только… Сашка злиться будет, конечно, но это точно впечатлит аудиторию Сплетницы…
Катя будто со стороны услышала, как испустила нервный смешок… Вера все же была уникальным человеком — готова пойти ради подруги на любую, самую необъяснимую глупость. Хоть и зерно рациональности в предложении было, но Катя сомневалась, что одна сплетня перебьет другую, скорее наоборот — на переменах обсуждать странности одиннадцатого «А» класса станут в два раза активней.
— Ладно, давай возвращаться.
Взяв себя в руки, Катя высвободилась из объятий подруги, а потом направилась в класс, понимая, что об уроках сегодня думать будет сложно. Причем не только ей…
— Андрей…
— Ммм?
Веселов видел, что первую половину урока соседка ведет себя как-то странно. Обычно такая спокойная, сегодня вся будто на иголках — невнимательная, задумчивая, то краснеет, то бледнеем. Он уже грешным делом подумал, что заболела, но лезть лишний раз не стал. Если что-то понадобится от него — сама скажет.
Видать, понадобилось…
Парень повернул голову, готовясь слушать…
Но не тут-то было. Девушка открыла рот, закрыла, снова открыла, закрыла…
— Нет ручки запасной? У моей чернило закончилось.
Андрей хмыкнул, достал, положил перед ней.
— Спасибо, — Катя поблагодарила и снова затихла. Вот только ручка ей нужна была явно не затем, чтобы что-то писать — ибо еще с десять минут девушка сидела, глядя перед собой и неосознанно крутя эту самую ручку в пальцах.
Потом снова не выдержала…
— Андрей…
— Что?
— Ты про дежурство помнишь?
— Ты же утром спрашивала уже, и я отвечал. Помню, ты чего? — Андрей таки не выдержал, потянулся к девичьему лбу, хотел температуру проверить, а она была так напряжена, что отпрянула моментально, да еще и ошалелым взглядом его одарила. Мол, что твоя рука делает у меня перед носом?
— Прости, — не желая ее пугать, парень руки поднял, отодвинулся. — Не хотел пугать, просто ты странная какая-то…
— Странная, — она кивнула, теперь уже на ручку уставилась, а потом взялась что-то писать. Явно не по теме урока, ибо на вырванном тетрадном листике и абсолютно не в такт с учительскими словами…
Писала минут пять, а потом протянула листик ему, сама же руку подняла, попросилась выйти…
Уже у двери из кабинета — оглянулась, поймала удивленный взгляд человека, продолжавшего держать в руках ее записку, а потом выскочила…
«У нас в школе есть сообщество «Сплетница», в нем публикуются всякого рода скандалы и интриги, касающиеся учеников и учителей. Сегодня на Сплетнице появился пост о тебе. История о том, почему ты перешел к нам в школу. Думаю, что чем раньше ты узнаешь — тем лучше…».
Сказать, что Андрея удивило поведение Кати — это промолчать. Когда девушка всунула ему записку, а потом вышла — он так опешил, что с минуту просто сидел, глядя на закрывшуюся дверь, а когда начал читать…
В мозг тут же кровь ударила, виски запульсировали.
Нет, он понимал, что тут рано или поздно пронюхают, с какого перепугу ему школу пришлось поменять, даже особо не парился по поводу того, что будут косо смотреть, за спиной обсуждать. Все это мелочи, все это было и в прошлой школе, но не задевало.
Андрей всегда как-то спокойно относился к общественному мнению, но очень чувствительно к личному. Так вот убило его другое.
Получается, это она разнюхала и в Сплетницу бросила? Ведь так?
Но за что? А он-то ее считал нормальной. Общались же спокойно. Он этот рюкзак на чертов крючок вешал каждый раз… Угодить пытался. А тут… Ради хайпа что ли?
Зачем тогда из класса вышла-то? Могла бы и вживую на реакцию посмотреть…
Скомкав злосчастную записку, Андрей сунул ее в карман, а потом руку поднял, тоже просясь выйти.
Учительница кивнула, он встал…
Уже чувствовал на себе заинтересованные взгляды одноклассников, оставался по этому поводу спокоен, но гнев все равно клокотал… Что ж за девки-то вокруг него оказываются вечно? То одна сначала хвостом крутила, а когда он наконец-то втюрился, начала нос воротить, то вторая ангелом прикидывалась, а потом решила за его счет одношкольников повеселить…
Но разница все же была. Однозначно была. Если с первой поговорить он так и не смог — запретили, а потом и сам уже не захотел, то у Кати спросить, зачем она это сделала, собирался.
Причем прямо здесь и сейчас…
Возвращаться в класс на этом уроке Катя уже не планировала.
Сосредоточиться все равно не выходило, да и Андрею, наверное, не слишком сейчас приятно будет. Зачем его напрягать своим присутствием, когда ни помочь не можешь, ни посоветовать ничего?
Девушка и так долго решалась, прежде чем записку написала. До последнего сомневалась, но потом поставила себя на его место и поняла, что хотела бы, чтобы кто-то близкий сказал, чтобы был какой-то запас времени на подготовку к «выходу во внешний мир», в котором все уже тебя обсуждают…
Сбежав по лестнице на первый этаж, Катя толкнула дубовую входную дверь, вышла во двор…
Здесь было еще свежо. Без куртки оставался риск быстро замерзнуть, но этого Катя боялась куда меньше, чем вернуться в класс.
До конца урока все равно недолго — меньше пятнадцати минут уже, а потом… Почему-то Катя думала, что Андрей уйдет сегодня раньше. Она бы ушла. А завтра будет новый день, новые сплетни, новый взгляд на вещи…
Девушка прошла через школьный двор так, чтобы как можно меньше «светиться» в окнах классов, выскочила за калитку, направилась прямиком к той самой лавке под деревом, села, закрыла глаза, начала вдумчиво дышать, как учили когда-то на занятиях по пилатесу, представляя себя маленьким муравьем во вселенной, такой огромной, что все окружающие тебя проблемы не стоят и секунды, потраченной на волнения по их поводу…
Иногда это помогало, сегодня тоже могло бы помочь, если бы не…
— Ты что думаешь, это круто, нашкодить по-мелкому и сбежать?
Андрей налетел на нее будто из ниоткуда, или она сама так углубилась в размышления о муравьях и вселенных, что когда он практически в лицо свой вопрос выдохнул, причем зло так, искренне, Катя отпрянула, открывая глаза.
Он стоял над ней, наклонившись так, что лица их действительно оказались ближе, чем когда бы то ни было, видно было, что Веселов злой, но не совсем понятно, почему на нее…
— Я думала, так лучше будет, лучше же сразу узнать…
Парень хмыкнул, только не так, как обычно, а куда более грубо.
— И непременно от тебя? Да? Непременно от тебя узнать надо было?
Катя открыла рот, собираясь что-то ответить, а потом закрыла. Его что, злит, что это она ему рассказала? А кто должен был? Он же и не общается больше ни с кем особо. Не расскажи она — парень еще долго ходил бы, ничего не понимая.
— Я думала, так лучше будет… — вот только найти более подходящий ответ не вышло и во второй раз.
— Кому лучше? Кому? А я ведь думал, ты нормальный человек, но нет — непременно надо было все разнюхать и остальным рассказать? Все вы такие… Дуры…
Сказал, словно выплюнул, презрительным взглядом окатив… И тут Катя совсем потерялась. Застыла, глядя на него то ли со страхом, то ли с удивлением, а потом…
— Подожди, ты что, думаешь, что это я в Сплетнице написала? — стоило понять, почему он, весь такой возмущенный, приперся, страх с растерянностью подвинулись, уступая место раздражению.
— А кто? А потом благородно решила меня предупредить. Спасибо большое за это. Дружеское. Вот только лучше бы своей личной жизнью занималась. Питером своим, или как там хахаля твоего забугорного зовут? Китэн ты… эдакая…
Андрей и сам не сказал бы, почему сейчас в памяти всплыли те обрывки разговоров подруг, которые он слышал, и которые касались какого-то друга-иностранца Кати. Но очень хотелось ей насолить, а так, казалось, сделать это будет легче.
— Ты совсем больной, что ли? — и по Кате ответ действительно долбанул. Вот только она знала, какая часть больше — первая (и обвинение в том, что это она в Сплетнице его историю разместила) или вторая (и попытка на ровном месте унизить)… — Отойди от меня, придурка кусок.
И если еще утром Катя была искренне рада видеть Андрея. Спокойно рада, как было у них всегда. То теперь… готова была убить. И терпеть его рядом не собиралась — толкнула в грудь, ведь он продолжал нависать, встала, уйти собиралась, он за руку схватил.
— Объясни мне, зачем ты это сделала? Просто объясни! Что я тебе плохого сделал-то? Что я всем вам плохого сделал? — Андрей же в эту секунду злился не меньше. И не только на Катю. Он злился на всех, втершихся в доверие и предавших. Поступок Кати стал последней каплей, но его снова накрыло. Алисой накрыло, Катей прихлопнула.
А ведь он удивлялся, что девушки могут быть такими разными. И речь не о внешности. Пусть они с Катей знакомы всего ничего, но она стала для него спасительной соломинкой, дающей хрупкую надежду на то, что вера в хороших людей вернется. Но зря он за эту соломинку хватался. Зря. Хрустнула слишком быстро…
— Я тебе ничего объяснять не собираюсь. А не отпустишь — будешь говорить с моим отцом, понял? — оказалось, Катя умеет морозить взглядом и колоть тоном не хуже, чем Алиса когда-то. Но та делала это как-то скучающе, а эта яростно.
— С радостью поговорю. Но сначала ты мне ответь — какого черта тебе надо было обо мне что-то вынюхивать? Я что, выставочный экспонат какой-то? Актер знаменитый? Я что, тебя в свою жизнь приглашал? Может тебе сразу ключ от квартиры дать надо было и рассказать, где бельевая полка?
На сей раз слова Андрея подействовали на Катя не так, как брошенное ранее обвинение. То было беспочвенным, а это… Сам того не зная, Веселов обвинил ее в том, в чем действительно можно было обвинить. Она ведь вынюхивала… И лавка эта — прямое доказательство. Фото, вон, до сих пор в шкафчике лежит. Склеенное уже. Хранится зачем-то…
И гнева в девушке стало меньше. А вот стыд за себя накатил, и понимание… Маленькое, хрупкое такое, откуда у парня такая реакция. Не от дурного характера и скудости ума, нет. Он ведь такое пережил… А тут…
— Это не я сделала, Андрей, — и ответ получился уже спокойным. Катя произнесла слова, глядя в глаза парня, пылавшие праведным гневом, а еще немного болью, заметить которую удалось не сразу. — Я не писала это в Сплетницу, я просто… — девушка запнулась, почувствовав, как ком в горле встал. — Просто увидела утром, испугалась, что ты можешь от кого-то постороннего узнать, представила, как именно узнаешь и решила… — снова запнулась, — решила, что лучше я…
Вдруг откуда-то слеза взялась. Одна, слава богу. Ее можно было свободной рукой смахнуть, и сделать вид, что не было…
— Я бы так с тобой не поступила. Я бы так вообще ни с кем… — а вот вторая такая же слеза — тяжелая, будто бусина скатившаяся из глаза по щеке и грохнувшаяся на сырую землю, стала действительно плохим сигналом.
Катя и сама не сказала бы, откуда слезы. Ей вдруг и себя жалко стало, и Андрея. Но его жальче, пожалуй. Девушка всхлипнула, а третью и четвертую слезу уже двумя руками вытирала — Андрей ее отпустил.
— Прости, я… — она собиралась развернуться и уйти. Куда-то, где успокоиться можно, а уж потом сделать вид, что ни разговора этого не было, ни записки утренней, ни поста злосчастного на Сплетнице. Но Веселов решил иначе — перебил.
— Это ты меня прости. Я, видать, совсем мозгами поехал из-за этой… — Катя снова всхлипнула, Андрей же, толком не соображая, зачем он это делает, стоит ли, поможет ли… к себе ее притянул, обнимая. Чтобы она уже так, скрываясь от мира и его самого не только своими ладонями, но и его толстовкой, могла успокоиться. — Я после тех… даже отношениями не назовешь… не сильно людям доверяю, а особенно девушкам. Ты не виновата. Это у меня ум набекрень уже. Везде предательниц вижу, а ты… Ты хороший человек, Кать. Забудь все, что я говорил. Ты очень хорошо поступила. Как друг настоящий, хотя я ведь для тебя кто? Так, знакомый без году неделя. Спасибо тебе.
Андрей говорил, сбивчиво, сумбурно местами, но Катя каждое слово слышала, и запоминала. Вот теперь это был тот Андрей, которого она и хотела защитить. Не тот, который все неправильно понял, вывернул извращенно и отношения пришел выяснять, а этот… И это ведь не его вина, что он теперь из двух Андреев состоит. Раненого и нормального.
— Не переживай, главное. Я сплетен не боюсь. Мне у вас надо всего три месяца перекантоваться, а потом я уеду. Туда уеду, где моя история никому нужна не будет. И мусолить ее не захотят. И сам я ее переживу потихоньку. Побольше вокруг таких людей, как ты, и пережить будет проще.
А ведь у них даже больше общего, чем думалось. Не только любовь к математике и молчаливому соседству. Но и необходимость сбежать. Как только возможность появится. Но общая беда в том, что в первую очередь от себя бегут…
— Не плачь, Кать, пожалуйста, мне очень стыдно. Правда. Что мне сделать, чтобы загладить вину? Хочешь, я от тебя куда-то съеду. Уговорю кого-то… И ты себе будешь спокойно доучиться, а я своей мордой не стану глаза мусолить…
— Не надо, все хорошо. И ты меня прости…
— За что? — услышав спокойный уже голос, Андрей и сам чуть успокоился. Слава богу.
— Просто… — признаться в том, что гнев его не был уж настолько не оправдан, как Веселов думал, Катя не смогла.
— Хорошо, просто прощаю.
Андрей хмыкнул даже, Катя это почувствовала, и то, что слезы вроде бы действительно прошли, что сама дышит ровно, но почему-то никак не могла себя заставить из объятий высвободиться, попросить перестать по спине гладить… Было так уютно, как… еще в детстве, пожалуй. Когда Марк разложил ей на даче во дворе палатку, и потом вечером они туда забирались вдвоем или с лабрадором Ланселотом, книгу брали какую-то, фонарик вешали, слушали, как цикады трещат, читали вслух по очереди, в пледы кутались, но больше не для тепла, а для мягкости… Это было такое счастье…
— Перерыв начался…
Они еще долго стояли бы так, если бы не услышали галдеж заполняющих двор детей… Пришлось все же делать шаг назад друг от друга — синхронно, смотреть вновь в глаза со смущением, улыбаться неловко, проверяя — не потекла ли тушь из-за слез.
— Давай просто забудем.
Андрей предложил, Катя кивнула. Но оба до конца не поняли, что именно обещали друг другу забыть.
— Я за кофе сбегаю в магазин, тебе принести?
— Да, спасибо, а я в класс тогда…
— Иди, а то холодно…
Они разошлись в разные стороны, Катя обняла себя руками, почувствовав, как порыв ветра проникает под тонкую ткань водолазки, направилась в школьный двор, Андрей же, не оглядываясь, пошел в сторону магазина неподалеку…
— Это что было, Катюнь? — Вера поймала подругу еще во дворе, отделилась от хихикающей компашки, попыталась придержать Самойлову за локоть, чтобы та не неслась с такой скоростью…
— Ничего…
— Что значит «ничего»? У вас что, с новеньким есть что-то? Полшколы вон за вашими обнимашками из окон следило. Ты поэтому утром так нервничала? Ты что, думаешь, он к этой своей вернется?
— Вер… — Катя глянула на подругу уставшим взглядом, локоть высвободила, — я замерзла, в класс хочу, не выдумывай, не было никаких обнимашек, — взбежала по лестнице до двери, скрылась в здании.
— Как же… как же… Эх, Котя… Бедный Питер…
У Сплетницы сегодня выдался очень удачный день. Уже через десять минут после начала второго урока вышел новый пост.
«Дорогие наши крольчата, вы не поверите, но новенький из одиннадцатого «А» продолжает с гордостью носить титул ньюзмейкера этого прекрасного весеннего денечка. Но теперь история его несчастной любви становится еще более интригующей. Кто бы мог подумать, что наш инсайд станет причиной бурной ссоры и нежного примирения Андрея с его новой девушкой… Да-да… Недолго играла скорбная музыка. Не прошел и месяц в новой школе, как парню уже доверила сердце его одноклассница. Думаем, держать интригу уже неуместно, ведь Андрей Веселов и Катя Самойлова, кажется, даже не пытаются скрывать свои отношения. Не знаем, стоит ли кого-то поздравлять с таким развитием событий, но однозначно хотим передать привет Никите Разумовскому, который, похоже, может проконсультироваться с новеньким, более удачным пикапером, в вопросах обольщения недотрог по типу Самойловой…».
Прочтя его, Катя не испытала ничего. Чего еще ждать от туалетных сплетников? Девушка не знала, кто таким образом развлекается, но, если быть честной, даже в какой-то мере была благодарна этим шутникам за то, что новая выдумка скорей всего все же перебьет вышедшую часом ранее.
Выходит, план Веры почти сработал, но немного не так, как планировала подруга.
Наталья Веселова чувствовала себя… школьницей. Иначе и не скажешь, ведь только в школе так ладошки мокнут и сердце из груди вырывается, когда ты идешь по парку навстречу мальчику, с которым согласилась пойти на свидание.
Женщина сама же себя отдернула. Свидание… Нет уж. Они с Валентином ведь договорились, что никаких свиданий, никаких влюбленностей, никаких страстей. Не в их возрасте, не в их положении. Так, дружественные встречи, разговоры по душам с человеком, который поймет как никто другой…
Валентин ее понимал. Бывало даже, у нее не хватало слов, чтобы свои мысли выразить, а он перехватывал инициативу и формулировал так, будто снял с языка.
У Веселовой такого не было никогда. Ни с подругами, ни с родней, и даже с Володей, с которым они когда-то душами намертво срослись. Все равно случалось, что по-разному на что-то смотрят, спорить могли до крика, не разговаривать даже, а тут… То ли они с Валентином лишь на те темы попадают, в которых действительно на мир одинаково смотрят, то ли… на все смотрят одинаково…
Это и пугало, и радовало. Поэтому-то от этих встреч Наталья отказаться не могла. Сегодня была уже третья. Она выскочила на обеденный перерыв в парк около работы, а Валентин уже ждал ее тут… С цветами…
Каждый раз цветы приносил, хотя женщина просила этого не делать. Неловко было, стыдно… Их же потом надо было на работу нести или домой даже, а как объяснить, откуда? При мысли, что надо бы детям рассказать, что у нее появился друг, Наталью в жар бросало… Сотрудницы вон уже и так подтрунивают над ней… По-доброму, но все равно неловко это. Пятьдесят скоро, пенсия вон перед носом маячит, а у нее кавалер завелся…
— Наталья, доброго дня вам, — Валентин был необыкновенно галантен и элегантен. В темно-сером кашемировом пальто, начищенных до блеска туфлях, с деликатной улыбкой на устах и букетом ярко-желтых гербер в руках он выглядел… Аж сердце ускорилось от того, как же он выглядел… Но Наталья попыталась себя отдернуть — не девочка уже, надо себя в руках держать.
— Добрый день, простите, что опоздала.
Она приняла букет, одним взглядом будто сделав замечание: «мы же договаривались»… И он своим, извиняющимся, так же ответил: «не сдержался»…
— Задержались, Наташ, да и то на пять минут всего, я успел подобающий вид принять за это время, а то ведь бежал, практически, запыхался, раскраснелся… стыдно было на глаза вам показаться…
Наталья улыбнулась, чувствуя, как и сама краснеет. Снова девочка в ней проснулась. Эх… Наташка-Наташка, что с тобой происходит-то? Куда ты несешься? У тебя сейчас на первом месте сын должен быть, вечно в мыслях, постоянно под присмотром, а ты…
— Я кафе неподалеку присмотрел, кондитерскую, позволите вас кофе с пирожным угостить?
Пожалуй, стоило бы отказаться. Провести вместе полчаса в парке из вежливости, несколькими тропками прогулявшись, но…
— С удовольствием.
— Почему герберы? — уже через пять минут пара сидела за столиком в той самой кондитерской, ожидая заказ. Валентин не только сам источал элегантность, та самая элегантность будто сама к нему тянулась. Из сотни кафешек в этом районе он каким-то образом выбрал именно ту, в который скатерть на столе поражала замысловатостью своего кружева, цветы поставили в самую утонченную вазу, а кофе принесли в легчайшем фарфоре.
— Вам не понравились? — слышно было, что Валентина слегка расстроил вопрос. И показательно, что первой в голову пришла не самая приятная мысль. В этом они тоже похожи.
— Наоборот. Это мои любимые, но я вам об этом не говорила.
— Значит, интуиция не подвела, хотя продавец и отговаривал… Предлагал розы… — мужчина улыбнулся, глядя сначала на цветы, а потом на женщину, которой они так шли.
Валентин не знал, что думает о нем Наталья, но сам он получал настоящее удовольствие как от разговоров с ней, так и от возможности просто любоваться… Красивая осень приходит не ко всем женщинам, но вот к Наталье она пришла поистине золотой. И это несмотря на все, что пришлось пережить в период жизненного лета…
История этой женщины, рассказанная ею же, поразила Валентина. Хотя во многом их жизненные пути были схожи, но он помнил, как сложно подчас было ему, а она ведь женщина, ведомая, но все пережила. Горе, сложности, обиды…
— Как дела у Андрея? — и продолжала переживать. Достойно, как считал Валентин.
Стоило мужчине вспомнить о ее сыне, Наталья прерывисто вздохнула. К психологу они больше не ходили, вел он себя в последнее время почти как раньше, но… Теперь Веселовой казалось, что она уже никогда не сможет быть просто спокойной за него, ведь и до этой чертовой вышки ничего особенного в его поведение не замечала…
— Он адаптируется. В новой школе…
— Новая обстановка, новые друзья?
— Вряд ли… Мне сказали, что не стоит ждать от него слишком многого так быстро… Все же эта… дурочка… сильную травму нанесла. Доверие, способность подпускать посторонних близко — для этого требуется какое-то время…
— Понимаю…
Наталья улыбнулась. Она знала, что он понимает. Поэтому и соглашалась каждый раз на встречи. Больше не с кем было обсудить. Больше никто искренне не сказал бы, что понимает. Разве что свекровь, но с ней разговоры были телефонными, довольно редкими, да и взгляды на многие вещи у них расходились.
— А как дела у ваших детей? Вы не передумали? Все же не поедете в гости?
Валентин глянул на женщину, потом в окно, мотнул головой. Он чувствовал в ее компании то же, что и она. Можно было искренне признаваться в своих мыслях и чувствах, говорить о страхах и обидах, ждать поддержки и получать ее.
Они провели в том кафе ровно час, отведенный на обед, обсуждая все, что могли успеть обсудить.
Потом Валентин настоял на том, чтобы провести Наталью до работы… По дороге ловил себя на мысли, что хотелось бы проявить инициативу — расставить все точки над и, настоять, чтобы в следующий раз у них было именно свидание, а не вот такой пусть и интимный в чем-то, откровенный, но разговор «на вы»… Но не решался.
Максимум, который позволил себе — руку поцеловать, а не пожать, как делал раньше.
— До скорой встречи… — улыбнулся напоследок, думая о том, что на самом деле хотелось поцеловать не руку.
— До скорой… — и очень хотел бы, чтобы в голове женщины, разбудившей его сердце ото сна через столько лет, промелькнула та же мысль…
Наталья же… еще боялась. Но уже меньше…
День выдался откровенно непростой.
Просидев все шесть уроков, Катя так и не смогла оправиться от пережитого утром стресса. Ее периодически продолжало бросать в дрожь, а еще подчас становилось дико стыдно… За себя, за Сплетницу, даже за ту Алису Филимонову, без которой «туалетному» сообществу сегодня не было бы, о чем писать.
Андрей же, кажется, пережил этот день с меньшими потерями. Или просто оказался более эмоционально устойчивым…
— Давай я доску помою, а ты вон книги сложи в шкафу, их сегодня доставали на биологии, а потом засунули, как в жоп… Засунули, в общем…
Катя кивнула, отправилась исполнять указания.
К сожалению, титул главных героев сегодняшних школьных сплетен не предполагал наличие любых привилегий кроме как повышенная заинтересованность к твоей персоне. Поэтому дежурство никто не отменял.
Класс был пуст, Татьяна Витальевна помчала на совещание, назначенное директрисой, но обещала вернуться и все проверить, а поэтому уйти, оставив кабинет грязным, Андрей с Катей не могли.
Почему-то книги складывались совсем неохотно, а вот доска мылась и стулья на парты забрасывались куда активней. Андрей расправился со своей частью работы раньше, а потом и с книгами помог. Супермен. Не иначе…
— Спасибо. Я сегодня не в форме что-то. В следующий раз сама за двоих подежурю, — Катя вяло улыбнулась, отдавая парню последнюю из книг, которые надо было забросить на верхнюю полку, руки отряхнула от несуществующей пыли, к окну подошла…
— Забей. Быстро справились, уже хорошо, — Андрей же отмахнулся от ее предложения, но почему-то тут же не схватил свои вещи и не смылся, как пытался делать каждый день…
Катя спиной чувствовала, что он продолжает на месте стоять, ту саму спину разглядывая…
— Я еще раз извиниться хочу, Кать, за утреннее поведение. Не расстраивайся из-за такого придурка, как я. Оно того не стоит, поверь мне…
— Глупости, я не расстроилась, уже забыла все, — Катя голову повернула — на парня глянула, улыбнулась.
— Ага, я вижу, какая ты сегодня весь день не расстроенная ходишь. Но ты знай, в общем, что если захочешь, чтобы я не отсвечивал — скажешь. Мне не сложно.
Катя кивнула, но больше для его успокоения, она об этом и думать не собиралась.
— Сплетница сегодня о тебе дважды написала… — надо было как-то тему перевести, а на ум только это пришло почему-то.
— Я звезда? — Катя снова оглянулась, Андрей же ухмыльнулся.
— Не то слово. Это тебе за то, что ты за две недели на них подписаться не удосужился. Вот он — агрессивный маркетинг…
Парень взъерошил волосы, продолжая улыбаться.
— Ты домой сейчас? — вопрос задал откровенно неожиданный для Кати. Она даже развернулась, чтобы понять — с какой целью спрашивает.
— Да.
— Можем до метро вместе пройтись. Или тебя на машине забирать будут?
— Нет, я думала такси взять…
Андрей кивнул.
— Но можем и пройтись, — а потом улыбнулся, деликатно делая вид, что не заметил румянца, проступившего на девичьих щеках.
— Пошли тогда, чего тут сидеть? Обязательную программу откатали, в топ-чартах школы засветились, можно и по домам.
До метро они шли преимущественно молча. О чем-то своем думали. Заговорили уже практически у самого входа в подземку.
— Ты сказала, что Сплетница обо мне дважды писала. А что во второй раз? — Андрей глянул на идущую рядом девушку, она ответила не сразу, видимо, слова подбирала.
— Там не совсем о тебе. О нас.
— Даже так?
— Да. В общем, если ты еще не в курсе, мы теперь встречаемся, и Вера из-за этого на меня обиделась.
— Из-за того, что мы встречаемся?
— Из-за того, что она узнает об этом из Сплетницы…
— А, ну это причина для обиды, я с ней согласен.
Катя бросила на парня хмурый взгляд, он же ответил легкой улыбкой.
— Да не парься ты, пару дней поштормят и успокоятся. Но только нам, наверное, не надо из школы вместе уходить… А то версию-то подтверждаем…
— А может пусть бы так и было?
— В смысле? — Андрей остановился, развернулся к Кате, она сделала то же самое. Нельзя сказать, что сильно рационально подошла к тому, что собиралась сейчас предложить, но и сомнений особых не испытывала.
— Ну если будут думать, что мы встречаемся, от тебя отстанут с Филимоновой. Да и до нее, может, слух дойдет, она позлится, что ты так быстро… Ну ты понял. А мне… Мне не принципиально, что думать будут. Все равно скоро уезжаю.
— Куда?
— Массачусетс.
Андрей присвистнул.
— Далековато…
— Есть такое дело…
— А Питер этот твой? — Андрей задал вопрос осторожно, ведь до сих пор чувствовал неловкость из-за того, как утром себя вел. И пусть она хоть сто раз сказала бы, что все забыто, сам забыть так просто не мог.
Катя же закатила глаза, отмахиваясь.
— Не слушай Веру. Мы просто общаемся, это студент Массачусетского университета, в который я поступила и в который я поеду летом.
Андрей кивнул, отчего-то вдруг почувствовав радость.
— Так что, как тебе мое предложение?
— Ты предлагаешь нам сделать вид, что мы встречаемся?
Катя задумалась, а потом кивнула.
— Где-то так. От меня отстанут с расспросами о Питере и Разумовском, от тебя с Филимоновой, чем не выгодная сделка?
Сделка действительно была отчасти выгодной, но довольно странной.
— Я же говорил тебе, мне пофигу, что там обо мне и Филимоновой болтают.
— А мне не пофигу. Не знаю, почему, но меня это сильно задевает.
— Ты меня жалеешь? — Андрей голову склонил, внимательно изучая лицо девушки. Она все же была очень удивительным человеком. Во всяком случае, таких предложений ему ранее никто не делал, и подобным образом не обосновывал.
— Да.
И честный ответ тут вряд ли можно было ожидать от кого-то другого.
— Зря. Я сам дурак. Сам во всем виноват.
— А я все равно жалею.
Андрей хмыкнул в очередной раз.
— Ты так настойчиво пытаешься меня склонить к отношениям…
— К их имитации, — уточнение было очень важным, поэтому Андрей кивнул, как бы его принимая.
— Что я начинаю подозревать в тебе скрытую симпатию ко мне…
— И не надейся. Просто хочу провести последние месяцы в школе в максимальном комфорте, и наши псевдоотношения, в принципе, способны этот комфорт обеспечить…
— Ты юлишь, — Андрей сощурился, продолжая изучать лицо Кати. Обычно ее мимика была довольно красноречивой — по ней можно было многое понять, надо было только чуть лучше ее изучить, а тут… такая спокойная и деловая, будто всю жизнь только тем и занимается, что предлагает посторонним парням поиграть в любовь. — Но я согласен. — Да и он сам тоже хорош… Умом же понимает, что ему эти игры сейчас не нужны сто лет. Но отказаться бы не смог.
Катя все так же, по-деловому, кивнула, руку протянула — предлагая скрепить.
— Может поцелуем? — Андрей шутканул, но руку в ответ подал, пожатие получилось сильным.
— Без этого, кстати, предлагаю по возможности обходиться. Не думай, что ты мне прям настолько не нравишься, что и поцеловать противно…
— А ты умеешь делать комплименты…
— Но не люблю публичных проявлений чувств, — Катя закончила, игнорируя комментарий теперь уже вроде как парня.
— За ручки держаться будем?
Девушка задумалась на долю секунды, потом мотнула головой.
— Нет, но кофе можешь продолжать мне носить, я латте люблю, но лучше не из автомата, как сегодня.
— Ок, дома заваривать буду, в термоске приносить.
Катя улыбнулась. Наконец-то.
— Приноси. Все будут думать, что ты заботливый…
— А я и есть заботливый.
— Проверим…
В диалоге наступила пауза, что Катя, что Андрей одновременно замялись.
— А по части провожаний, как официальный псевдопарень, я тебя проводить домой могу?
— Не надо лучше. Мне тут на автобусе ближе, а ты иди в метро. Завтра будешь галантность проявлять, публично.
Андрей согласился, молодые люди распрощались.
Катя ехала домой с пустой от мыслей головой, слушала музыку и бездумно листала сторизы в инстаграме, Андрей же отчего-то испытывал необыкновенную эйфорию.
Скажи ему кто-то утром, что ближе к вечеру он доживет до такого — покрутил бы у виска, а вот оно как может быть…
И нельзя сказать, что затея с псевдоотношениями казалась ему такой уж гениальной, скорее наоборот — можно было продолжать вести себя как обычно, и через пару дней все думать о них забыли бы, но с другой стороны…
Он чувствовал, что в этом что-то есть, еще не понимал, что именно, но есть…
И дело было не в Алисе. Надеяться, что она заревнует и попытается вернуть, было бы глупо. Нет, тут что-то другое… Вероятно, стремление к тому уюту, который испытала не только Катя, он тоже это почувствовал, только воспоминания в голове другие возникли.
Он совсем маленький еще, сидит на руках у отца, когда тот играет на гитаре. Рядом мама — поет, и Настя — танцует… Вот это ощущение семьи Андрей уже терял, и не один раз, а сегодня оно возникло в совершенно неожиданный момент — когда он обнимал постороннюю девушку…
Странно все это. Но как-то будет…
— Котя…
Звонок Марины застал Катю уже дома.
Настроение по-прежнему было не ахти, делать что-то важное, нужное, серьезное совершенно не было сил, поэтому девочка позволила себе хотя бы на один вечер забить на все, лежала в обнимку с Полиной в гостиной, смотрела любимый мультик младшенькой и ни о чем не думала… Пока не позвонила старшая Самойлова.
Чтобы не мешать Поле, Катя в комнату зашла, дверь за собой закрыла, и только потом ответила…
— Привет, что-то случилось?
— Случилось… — голос у Марины был довольно взволнованным.
— У вас с дедушкой все хорошо? — Катя даже почувствовала, как сердце удар пропускает, пока ждала ответ.
— У нас все хорошо, а вот у тебя… — и еще один.
— У меня все нормально вроде бы…
— Как же, как же… Я тут на Сплетницу зашла…
Наконец-то поняв, к чему звонок и откуда волнение, Катя одновременно выдохнула мысленно и глаза закатила. Вероятно, Марина — единственный представитель разряда родителей, состоящий в закрытом сообществе «Сплетница». Когда Катя узнала об этом впервые — даже не поверила (там же модерация, сначала проверяют, реально ли школьник добавляется, активна ли его страничка, а тут… Марина).
Как объяснила сама Самойлова — она ж не лох какой-то, чтобы со своей страницы добавляться. Естественно фейковую создала, правдоподобную, вот ее и добавили… И теперь она «была в контексте», как сама же это называла…
Катя считала это наглым вторжением в личную жизнь, но со временем смирилась. С Мариной иначе нельзя. Все должно быть под ее контролем, в этом плане она маньяк… И ты либо относишься к этому философски, либо состоишь в вечном конфликте с вот такой странной заботой женщины.
Марк и дедушка относились философски, со Снежей у них была договоренность, по которой в их семейные вопросы Марина не лезет, пока Снежана сама не попросит. Катя решила пойти по стопам отца.
— Почему я из Сплетницы узнаю, что у тебя парень появился, а, Коть? Я тебе что, посторонний человек?
Сказала практически слово в слово так же, как Вера перед уходом из школы…
— Может потому, что это Сплетница придумала?
— И с чем же Сплетница ваши обнимашки перепутала? Вы на физкультуре гимнастические упражнения исполняли что ли?
— Да не было никаких обнимашек… Особо…
— Значит были! Рассказывай!
— Я не буду рассказывать… По телефону…
— Тогда собирайся, я приеду, в кафе тебя отвезу…
— Ты на даче же! Будешь полтора часа ехать, чтобы о несуществующем парне узнать? — беда в том, что Катя знала — будет. — У меня уроки, вообще-то, мне заниматься надо…
Марина ответила не сразу. С одной стороны, любопытство утолено не было, но с другой, узнай Марк, что она мешает Кате с уроками (а он непременно узнает), не поздоровится всем.
— Ладно, на выходных тогда расскажешь. Вы на дачу едете. Отцу можешь передать. Если он себе какую-то работу придумает, скажи, что я заеду — вас заберу… А ты, дорогая моя, готовься. Очень хочу знать, как это ты за две недели парня-то излечила…
Катя покачала головой, уже представляя, как Марина отреагирует, когда правду узнает. Что никто никого не излечил, никто ни с кем не встречается по-настоящему, и вообще… все по-прежнему — «в белобрысой голове одна учеба и мечты о том, как бы побыстрей слинять в свою Америку»…
— Кстати, Вере передай, что я с ее маман переговорила, пусть сегодня подойдет еще раз насчет платья своего. Думаю, отнесутся с пониманием.
— Спасибо! И дедушку поцелуй за меня!
Закончив разговор с родственницей, Катя вернулась в гостиную, но на мультике сосредоточиться все не получалось.
На сообщение: «Марина поговорила с твоей мамой, сказала, чтобы ты сегодня подошла к своим» получила от Веры ответ: «Спасибо, но я уже не уверена, стоит ли идти на выпускной. Я-то думала с лучшей подругой время провести, но сомневаюсь, что ей это нужно…».
Разозлилась даже слегка, а потом заставила себя успокоиться — все пройдет. И Вера поймет, что никто ей не врал, и Марина в правду поверит. И Андрею легче будет. И ей самой. Надо только немного подождать.
Завтра пятница, потом выходные… Через неделю с небольшим каникулы… Впереди ведь столько замечательного…
В этот самый момент Поля под боком рассмеялась заливисто, как бы подтверждая Катины мысли, и не улыбнуться было нельзя…
23:45
Андрей: «А как мне тебя подписать-то теперь в телефоне? Зайка, Ласточка или еще как-то? Предпочтения есть?»
Катя: «Ты что-то имеешь против человеческих имен?»
А: «Да нет. Просто положение обязывает теперь уменьшительно-ласкательно тебя как-то обозвать»
К: «Обзови Екатериной. Это очень ласково»
А: «)))) Ладно, будешь Солнышком»
К: «Какой кошмар, даже не думай…»
А: «Ты какая-то агрессивная, Солнышко…»
К: «Сам ты Солнышко. А я твоя девушка. Я должна быть с тобой агрессивной. Это норма.»
А: «Ты должна быть лаааасковой…»
К: «Еще слово, и я буду твоей бывшей девушкой… И это будет самая короткая история псевдолюбви в истории человечества.»
А: «)))))»
А: «А цветы ты какие любишь? Я ж завтра с букетом явиться должен, чтобы никто не сомневался…»
К: «Спать иди, романтик».
А: «А как же серенада? Ты не хочешь, чтобы я спел тебе серенаду, щас аудио запишу, пять сек…»
К: «Знаешь, я тут подумала насчет своего предложения…»
А: «Ладно, все, затыкаюсь»
К: «Ура!»
А: «Ты ужасный человек»
К: «Что есть — то есть. Вера считает так же»
А: «Она еще обижается?»
К: «Да. А завтра еще сильней обижаться будет»
А: «Может ты ей объяснишь?»
К: «Я-то объясню, но она не поверит… Скажет, что глупости какие-то»
А: «Ну так глупости и есть, правду скажет»
К: «Ты передумал?»
А: «Нет»
К: «Ну так почему тогда начинаешь?»
А: «Я не начинаю»
К: «Ты спать шел вообще»
А: «Это не я шел — это ты меня слала…»
Катя усмехнулась.
Черт… полвечера за этой перепиской провела. Андрей оказался крайне настойчивым — требовал проработать план. И если с некоторым предложениями Катя еще была согласна, то что-то казалось ей полнейшим абсурдом. Они же не брак имитируют для получения гражданства, в конце концов. Кто будет у них спрашивать, когда впервые поцеловались, и кто кому встречаться предложил? Разве что Вера спросить могла бы, но с ней Катя собиралась поговорить начистоту.
К: «Ты как хочешь, а я спать»
А: «Спокойной»
А: «Солнышко»
К: «Спокойной»
К: «Бывший»
А: «)))»
Отложив телефон, Катя все же закрыла глаза, продолжая улыбаться. И отчего-то не сомневалась, что Андрей в это время улыбается так же.
— Катя… — в классную комнату забежала запыхавшаяся Вера, видно было, что неслась на всех парах, даже внятно на одном дыхании не могла объяснить, почему бежала, пришлось руку в бок упирать, чтобы не колол…
— Что? — и такой вид подруги не на шутку испугал. Вера вообще к спорту относилась довольно спокойно, если не сказать враждебно, рекорды на физкультуре никогда не ставила, а тут будто марафон пробежала…
— Там эти… твои… ну Андрей с Никитой… подрались на физре…
— Что? — Катя сначала на подругу глянула, потом на улицу, где сейчас та самая физра и проходила… А там пусто — на стадионе никто не бегает, не прыгает, на турниках не висит… — Как подрались, зачем?
— По дороге расскажу…
Отдышавшаяся Вера схватила подругу за руку, а потом поволокла по коридору…
— Никитос его задевать начал, ты же знаешь его… Но мне это Санька рассказал уже, я сама не видела, девочки в это время на другой стороне двора занимались, а парни в футбол начали играть. Андрей вроде как у него мяч отобрал, Никиту это разозлило очень, он начал докапываться, Андрей отвечал… Ну, в общем, мы прибежали, когда их уже разняли. Нос твой Андрей Никитосу разбил, а тот ему бровь рассек, теперь их к директрисе вести будут… Засада…
Общая картина стала Кате ясна, и даже нельзя сказать, что она была хоть немного неожиданной. К сожалению, к этому все и шло.
Они с Андреем уже почти неделю ходили «вроде как парой», и ее план отчасти сработал (с Филимоновой к Веселову больше не докапывались), но все было не так лучезарно.
Эту новость в штыки воспринял Никита Разумовский из параллельного. И если обычно все ограничивалось какими-то мелкими ссорами на переменах, когда то один шуточку пустит неприятную, то второй «нечаянно» плечом заденет в коридоре в отместку… То на физре и трудах, которые проводились совместно для парней из двух параллелей, и для девочек, страсти накалялись.
А сегодня еще, как назло, Катя отпросилась в кабинете посидеть, чувствовала себя неважно. Хотя не отпросись она — неужели не подрались бы? Конечно, подрались.
Никиту задело то, о чем Сплетница написала, Андрей же не считал нужным проявлять хоть какую-то деликатность в этом вопросе. Катя просила быть умней, но это явно не помогло…
— Эх, Катька… Роковая ты у меня женщина все же, за тебя вон мужики уже дерутся, а ведь семнадцать лет всего, что дальше то будет?
В словах Веры слышна была нотка зависти, а вот Катя самой себе не завидовала… Они ведь даже не на правду встречаются, а Андрей за это по морде получает, и Никита еще…
Видит бог, испытывай она к нему хоть немного симпатии — дала бы шанс. В конце концов, почему нет? Не у всех же должны коленки дрожать и бабочки порхать в животе из-за чувств? Но проблема в том, что она к нему вообще ничего не испытывала. И ложных надежд давать точно не хотела.
— А где они сейчас?
— Никиту в медпункт повели, а Андрея пока в раздевалке посадили. Вместе, как ты понимаешь, в один кабинет не решились, вдруг еще чего учудят, а нос пострашнее выглядит…
Вера отвечала, параллельно таща подругу в сторону той самой раздевалки.
— А, Самойлова…
Физрук, увидев подруг, окинул суровым взглядом, языком поцокал.
— Сидит твой рыцарь. В темнице. Ждет расправы. Или твой тот, который у врача сейчас?
— Зайти можно туда? — игнорируя вопрос, Катя кивнула на раздевалку.
— Ну зайди. Сидит там… злится…
Вновь кивнув, Катя на Веру глянула, а потом в раздевалку юркнула, притворяя за собой дверь.
Андрей сидел на лавке, прижимая какую-то салфетку к брови. На лице кровь, весь грязный, взъерошенный… Похож на воробья после драки…
Увидел ее, головой тряхнул, но не сказал ничего. Видно было, что злится. Очень причем. Все успокоиться не может. Катя даже пожалела немного, что понеслась сюда. Зачем? Что сказать собиралась? Или просто проверить — жив ли? Вроде жив…
— Покажи рану хоть, — все же подошла, рядом села, свою руку к его, грязной, только салфетку пачкающей, приложила, попыталась заглянуть, чтобы увидеть, сильно ли досталось. — Надо кровь вытереть, и грязь. А то занесешь туда чего-то, потом заживать будет долго…
Андрей не сопротивлялся и вообще никак не реагировал, когда Катя старую салфетку у него отобрала, лицо к себе повернула, из кармашка влажные салфетки достала, начала рану вокруг обходить. Парень сидел, в одну точку глядел, и видно было, как скулы движутся. Злится адски…
Катя его впервые таким видела. Когда Андрей думал, что это она Сплетнице слила информацию о нем, и то не так злился, кажется, а тут… Коснуться страшно, напряженный до предела, и в голове наверняка только мысли о том, как бы разборку продолжить…
– Все не так страшно, кровь уже не идет даже, надо будет пластырем заклеить и не двигать бровью особо, чтобы края раны не расходились.
Самойлова говорила просто потому, что что-то надо было говорить. Когда она молчала — воздух будто звенел.
— Антоновна в ярости будет, она такого не любит. Не отчислит, конечно, но родителей точно вызовет. И от вас объяснений потребует. Вы, главное, перед ней ничего не устройте… Ну ты даешь, Веселов… Что у тебя за удача-то такая? Вечно вляпаешься куда-то… То в Филимонову свою, то с Разумовским сцепишься…
— А Филимонова тут причем? — Андрей впервые голос подал, наконец-то взгляд на Кате сфокусировав. Если честно, он ее особо и не слушал, реально только и думал о том, как они с Никитой чуть позже договорят. Не в школе, естественно… А тут слух царапнула фамилия знакомая, но неожиданная в данном контексте, он мысленно слова Кати назад отмотал… Яснее не стало, при чем тут Алиса.
Катя тут же покраснела почему-то. И сама не знала, но Филимонова вечно крутилась у нее в голове. Вполне возможно, она даже чаще думала об этой девушке, чем вроде как влюбленный в нее Андрей. Но поделать с собой Катя ничего не могла.
— Ни при чем, просто… Ты постоянно в истории вляпываешься. Вот я и…
— Это не я в них вляпываюсь, это они меня находят.
— Будешь Антоновне это рассказывать, а мне не надо. Кто первый начал? Ты или Никита?
Андрей глянул на Катю насупившись, но отвечать не спешил.
— Неважно, — буркнул только, а потом салфетку из девичьих рук отобрал, стал лицо от грязи спасать, руки…
— Да как же неважно? Ты понимаешь, что Никита все на тебя спихивать будет? Он на хорошем счету в школе, ему нельзя под конец года в немилость к директрисе попасть, а ты новенький, со странной историей за плечами, на тебя сам бог велел спихнуть…
— Пусть спихивает. Значит, такой мужик…
Катя шумно выдохнула, начиная злиться.
— Из-за чего вы подрались? — вторую салфетку достала — стала за парнем дотирать там, где он сам пропустил, потом одну из рук перехватила — заметила ссадину еще и на ней…
— Катя, я не буду это с тобой обсуждать.
— Почему?
— Потому что.
— Из-за меня?
— Катя…
— Да скажи ты просто, из-за меня или нет?
— Екатерина…
— Если вы из-за меня до такого доходите, то можем отказаться от этих глупостей. Какой в них толк, если ты страдаешь только?
— Катя…
— Что, «Катя»?
— Остановись, — парень перехватил девичьи руки, сжал в своих, поймал взгляд. — Я не буду тебе ничего об этом рассказывать. Смирись просто. Хочешь прекратить все — хорошо, я соглашусь, но я не хочу…
— Веселов, к директору идем…
Может Катя еще что-то сказала бы, но их прервали, физрук зашел к «арестанту», оглядел, понял, что особо бросающихся в глаза увечий нет, а потом конвоировал в сторону директорского кабинета…
Катя их взглядом провожала, то и дело кусая губы… Наверняка ведь из-за нее подрались. Что им еще делить-то? Вот только и ее же делить особого смысла нет… Или есть?
Разговор в кабинете директора длился не меньше получаса. Для обсуждения происшествия собрался чуть ли не консилиум. Директриса, классная, Андрей с Никитой, физрук…
Катя с Верой все это время простояли неподалеку. Все силились услышать хоть что-то, но возможность такая им не представилась — если кто и повышал тон беседы — то всего на пару мгновений, и тут же снова затихал…
Самойлова чувствовала себя будто на иголках, и даже Вера заразилась этим состоянием. Стоило же той самой двери открыться, как подруги разом вытянулись по струнке, замирая, и моментально прислушиваясь.
Сначала вышли физрук с Татьяной Витальевной… Потом Никита, за ним Андрей…
Первый увидел девушек, хмыкнул… Катя отметила, что нос у парня в не таком уж и плохом состоянии, может даже без синяков обойдется…
— Держала б ты его на цепи, Самойлова, а то ходит тут, членовредительством занимается, — подойдя ближе, убедившись, что из кабинета его слова не услышат, Никита чуть наклонился к Кате, давая такой свой ценный совет.
— Язык попридержи… — Катя видела, что у Андрея снова желваки ходуном ходить начинают, на шаг от Никиты отошла, ответила с вызовом. Вот теперь-то уж точно не сомневалась в том, кто стал зачинщиком драки.
У Разумовского всегда были проблемы с умением вовремя остановиться и сильно завышенным чувством собственной важности. Но сам-то он это, конечно, проблемами не считал…
Ей Никита не ответил, а вот к Андрею повернулся, снова шепотом (но Катя с Верой услышали), произнес:
— Как и договорились, Веселов… Продолжим.
— Не сомневайся…
— Что вы продолжить собрались? — Андрей явно собирался пройти мимо стоявших тут подруг, не сказав ни слова, но Катя не дала, за руку поймала, потянула, чтобы он развернулся.
— Ничего.
— Андрей…
— Ничего. Нас не выгонят, даже родителей вызывать не будут, мы публично помирились, прощение друг у друга попросили, конфликт исчерпан.
— Но вы же только что договорились…
Как ни странно, Вера шикнула, когда Катя тон повысила, собираясь повторить то, что Никита прошептал недавно…
— В классе поговорим…
Воспользовавшись тем, что Самойлова повернулась к подруге, Андрей высвободил руку, снова развернулся, пошел по коридору…
Вот только не в класс — на улицу вышел.
— И что это значит? — Кати же не оставалось ничего другого, кроме как к Вере обратиться.
Та плечами пожала.
— Думаю, ты ничего не добьешься, но они что-то задумали…
— Веселов…
— Что, Самойлова?
Андрей вернулся на следующий урок ровно со звонком. Достал тетрадь, начал усиленно делать вид, что следит за тем, что в классе происходит, Катю при этому игнорировал…
— Что вы собрались делать с Разумовским?
— Чай пить… С него печенье, с меня заварка…
— Веселов…
— Что, Самойлова?
— Не смей с ним драться больше…
Андрей хмыкнул, промолчал. Катю это не устроило…
— Поклянись мне, что вы больше не будете…
— Успокойся…
— Поклянись…
— Нас сейчас выгонят с урока из-за тебя.
— Пусть выгоняют, поклянись…
— Тебе «пусть выгоняют», а у меня, знаешь ли, один залет за сегодня уже есть, норма исполнена, хватит…
— Ну так скажи, что вы не будете драться, и я отстану.
— Катя…
— Я тебя в классе забаррикадирую.
— Самой не смешно?
— Нет, не смешно. Вы же поубиваете друг друга…
— С удовольствием…
Катя чуть ли не зарычала от злости и бессилия. Вот ведь баран упрямый. Глупость собирается сделать, еще и так настойчиво…
На телефоне Кати экран загорелся, она тут же его схватила, чтобы Андрей не успел прочесть, хотя его, кажется, телефон и не заинтересовал совсем.
Вера писала: «Я у Санька спросила, он мне подробности рассказать отказался. Мол, я тебе сразу донесу… Но в общих чертах: они сегодня вечером договорились встретиться и поговорить. Не знаю, где, не знаю, во сколько…».
Легче от этого, конечно, не стало, но делать все равно что-то надо было.
— Если ты с ним драться пойдешь, я на лысо побреюсь. За два месяца до выпускного…
Угроза сама собой родилась. От отчаянья, видимо.
Андрей писать что-то перестал, ручку положил, голову повернул к соседке…
— Ты совсем спятила, Самойлова? Глупостей не говори, лучше делом займись, а в это не лезь, мы сами разберемся…
Оставшееся до конца уроков время Катя потратила на то, чтобы убедить, отговорить, заговорить… Ничто не срабатывало, но она собиралась бороться до последнего…
— Проведешь меня домой сегодня?
Андрея вопрос удивил, он хмыкнул, бровь вздернул…
— С чего это вдруг? Всегда же отказываешься…
— А сегодня не отказалась бы…
— Прости, сегодня не могу.
— А если я очень попрошу?
— Все равно не могу, Кать.
— Андрей… — когда парень готов был уже сбежать, махнув на прощание рукой, Катя поймала его за локоть, он оглянулся. — Не делай глупостей, я очень тебя прошу…
В ее тоне было столько искренней заботы, что Веселов непроизвольно улыбнулся. О нем разве что мама так заботится, а тут… Он даже не смог порыв сдержать, к Катиному лицу приблизился, губами кончика носа коснулся… Регламент их вымышленных отношений не предвидел поцелуев в губы, но на нос ведь запрет не стоял? А почему-то очень уж хотелось…
— Все будет хорошо. До завтра…
Не знай Катя о дневной драке и вечерних планах, подумала бы, что у Андрея просто хорошее настроение… А так…
В голове промелькнула мысль следом пойти, но девушка сомневалась, что из этой затеи что-то выйдет, поэтому искала альтернативы…
— Если смогу что-то еще у Бархина узнать — скажу тебе, — Вера тоже подошла к подруге прежде, чем из класса выйти, на ухо прошептала, чтобы Саша ничего не услышал лишнего… — Пока только знаю, что они там вдвоем будут, один на один…
— Спасибо…
— Не за что, держи меня в курсе тоже.
Вера на прощание обняла подругу, а потом куда-то упорхнула, Катя же… сидеть в школе смысла не видела, поэтому отправилась домой. А по дороге у нее даже родился какой-никакой план.
— Снеж…
— Ммм?
— А ты не знаешь случайно, где жена Глеба Имагина жила, пока замуж не вышла?
— Интересный вопрос… — и явно неожиданный. — А тебе зачем?
— Я с ее братом учусь же, а тут увидела, что случайно его тетрадь с собой забрала, а нам же на завтра домашку делать надо по ней…
— Ну так пусть так сделает, а завтра отдашь.
— Снеж, мне очень надо…
Снежана застыла на пару секунд, внимательно глядя на Катю, а потом полезла в телефон.
— Настя как-то маме в подарок портрет заказывала, мы его по адресу доставляли, если повезет — постараюсь найти…
— Спасибо!
За что Катя любила Снежану — так это за умение помочь, не задавая при этом лишних вопросов. В их семье таким качеством обладала она одна.
— Записывай…
Адрес был у Кати уже около трех, а ближе к четырем она оказалась у нужного подъезда. Понятия не имела, ушел уже Андрей или еще нет. Даже толком не знала, что собирается делать, поэтому начала с того, что просто села на лавку у его дома, чтобы сначала ждать, а уж потом действовать по обстоятельствам…
Андрей никогда не любил бесчестных людей и трусов. Никита же на поверку оказался именно таким.
Стоило в школе пойти слуху о том, что они с Катей вроде как вместе, Разумовский начал гадить по мелкому. И еще ладно, если самому Андрею, но ведь и Кате доставалось, хоть она об этом особо и не знала.
Бедная-то считала, что самое большое зло — Сплетница, но и понятия не имела, какие слухи о ней стал распускать среди парней несостоявшийся бывший.
Андрей не был особо вхож в доверительный клуб учеников этой школы, но даже до него докатывалось…
Он начал по-хорошему — через Бархина пытался Никиту вразумить, они ведь вроде как дружат, но не получилось. Закончилось все тем, что сам Бархин испортил с Разумовским отношения, но поведение последнего не изменилось.
У него, видите ли, самолюбие было уязвлено, его вон сколько динамили, а тут… Вот он и начал песни петь о том, как Катя на нем висла, а он все отмахивался… Ну как отмахивался… Когда как. Иногда позволял себе и повеселиться…
Андрей-то понимал, что веселье Разумовскому только снилось, но остальным парням эта байка очень даже «заходила»…
Сегодня, еще перед физрой, он снова свою песню завел. Причем спецом при Андрее теперь, когда они в одной раздевалке волей случая оказались. Шутканул неудачно как-то, но сделал вид, что послушался, когда Андрей ему посоветовал язык попридержать… Потом еще пару раз что-то сказанул, уже во время разминки, а на футболе окончательно нарвался.
Сам не ожидал, наверное, что Андрей ему сходу в нос зарядит, но это его личные проблемы. За базар, как известно… надо отвечать. И жалел Андрей только об одном — что мало времени было — не успел толком вернуть ему «благодарность» за все сказанное, и о нем самом, и о Кате…
Но Никита оказался не таким уж трусом — не отказался разговор продолжить вечером… Андрея это порадовало. Действительно ведь руки чесались — поговорить и «поговорить». Главное, чтобы не помешал никто, и полицию не вызвали. Место выбрал Андрей, знал одно… удобное… неподалеку от себя, решено было разговаривать без свидетелей, часовых и прочей фигни. И желательно морды друг другу не портить, а то ведь завтра в школу… Антоновна быстро все просечет…
— Знаешь, в чем твоя проблема? Ты к нам попал поздно, не разобрался, что и как устроено, но я тебе сейчас объяснить попытаюсь, а ты уж, если не совсем тупой, поймешь…
Никита был чуть выше ростом, в остальном же они с Андреем почти не имели очевидных преимуществ друг перед другом. Начали же действительно с разговора.
— Ну попытайся, а я послушаю…
— Ты зря к Самойловой подкатил. Она, во-первых, за мной закреплена, а во-вторых…
— Ты совсем дебил, что ли? Что значит «за тобой закреплена»?
— Полегче давай. За дебила и ответить можно.
— Ну так а если ты х*рню несешь, то как мне тебя называть?
— Видать совсем тупой…
— Отвали от Кати. И от меня отвали. Ты можешь сколько хочешь выпендриваться, но она со мной сейчас.
— А как же Филимонова твоя? Прошла любовь что ли?
— А твое какое дело? Только перед тобой отчитываться не хватало. О Кате забудь…
А ведь не приди в голову к Кате эта странная схема с «отношениями», гнилое нутро Никиты этого может и не вскрылось бы вовсе, может ухаживал бы себе спокойно за ней, пытался взаимности добиться… А теперь… Андрей хоть и понимал, что никакого права за Самойлову решать, кому о ней помнить, а кому забыть, не имеет, но этого кадра к ней не подпустил бы уже. Слишком она хороший человек, чтобы вот с таким идиотом ей связаться позволить…
— В общем, давай по-хорошему… Ты с Катей расстаешься, можешь даже в друзьях как бы остаться, и идешь в угол дальше плакать о Филимоновой, а я за это не буду тебя сильно бить…
Андрей хмыкнул…
— А давай по-другому. Ты свой язык в одно место засовываешь, и там держишь до выпускного, ни слова больше о ней не говоря. И тогда я не буду тебя сильно бить…
Полюбовно договориться не вышло. Даже больше — очередная драка не дала ничего особо. Ну пар спустили, ну молодцы… А завтра снова начнут… Но Андрей не сомневался, что сдавать позиции тут никак нельзя.
С «беседы» Андрей шел уже ближе к семи. Так совпало, что дома сегодня он был один, мать уехала в комнадировку на пару дней, а значит, можно было не спешить. Главное — около десяти дома быть, чтобы во время контрольного созвона мама слышала на заднем фоне домашний звуки, а остальное было неважно…
Погода становилась с каждым днем все более теплой, птички пели… И он ковылял потихоньку. И ему досталось, и Никите. Не смертельно, но ощутимо (может пара синяков останется, да ссадин, ничего страшного).
Андрей шел, глядя под ноги, попинывая периодически попадающиеся камушки, о своем думал… Уже рядом с домом взгляд поднял — на скамейке перед парадным девушка сидела… Скукожилась вся, видать замерзла… Он ближе подошел… присмотрелся…
— Самойлова, ты что тут делаешь?
— Тебя жду.
Видно было, что давно ждет — хоть и храбрится, делает вид, что не замерзла, но посиневшие губы и мелкая дрожь красноречиво сами за себя говорят…
— Зачем? — Андрей подошел, голову склонил, на незваную гостью глядя. Нельзя сказать, что ее приход разозлил, удивил просто. Он, конечно, понимал, что Катя так просто не отстанет, но думал, что будет его по телефону донимать, сообщения строчить, ответа требовать, а она приехала вот. И как нашла, интересно? Он-то адрес свой не давал.
— Посмотреть, в каком ты состоянии…
— Посмотрела?
— Посмотрела.
— И как состояние?
— Лицо без изменений…
— Этого достаточно, чтобы ты могла спокойно домой ехать?
— Наверное.
— Я рад.
— Ты не рад, ты дурак…
Понятно было, что спокойствие ее напускное, а на самом деле она, как минимум, переживает, как максимум, сама его прибить готова. И Андрей, в принципе, понимал, почему. Но на принятые им решения сие не влияло.
Андрей улыбнулся, Катя же телефон свой достала, начала что-то искать на нем.
— Что делаешь?
— Убер вызываю. Ты жив вроде бы. Это все, что я хотела знать…
— Подожди, — Веселов подошел, накрыл рукой экран телефона, дождался пока Катя взгляд поднимет. Злится все же. — Давай хоть чаем тебя напою, ты ж замерзла…
— Дома выпью, спасибо, — но она так просто идти навстречу не собиралась, руку его сбросила, продолжила на экране манипуляции проводить какие-то. Андрей вздохнул, а потом сделал резкий выпад, неожиданный для девушки, тот самый телефон из ее рук выхватил, за спиной спрятал. Вышло только потому, что она этого не ожидала.
— Ты что творишь? — посмотрела на него ошалелыми глазами…
— Пошли чай пить, потом отдам.
— Не пойду я никуда, — Катя руки на груди сложила, выражая протест, отвернулась показательно. — Телефон отдай, и иди на все четыре стороны. Еще только перед родителями твоими мне не хватало оправдываться, почему сын неизвестно откуда как битый пес приходит… Ты же снова в грязи весь. Вы драться, кроме как по земле валяясь, не умеете?
Замечание было, пожалуй, уместным, но довольно потешным. Андрей рассмеялся даже. Так, что в боку болью отозвалось — ну он за этот самый бок схватился, а Катя при виде этого жеста только сильнее губы сжала. Видать, и жалко ей дурака, и самой убить хочется…
— Мама уехала, я один в квартире…
— Ну вот и иди, а мне телефон дай. Я в девять дома быть обещала.
— Будешь, Кать. Не ломайся, пойдем. Я не отстану. Ты же меня уже знаешь немного…
Она знала. Много или нет — и сама не сказала бы, но знала.
Андрей был упрямым и настойчивым. В этом ему не отказать. Иногда слишком, опасно упрямым…
— Давай…
Поймав момент колебания, когда готово было прозвучать очередное «нет», но уже менее уверенное, Андрей снова протянул руку, помог с лавки подняться, потянул в сторону подъезда…
— Давно сидишь тут?
Она не ответила — плечами передернула. Стыдно было сказать, что больше трех часов уже. Он ведь невесть что себе подумает, а она…
Волновалась просто, вот и сидела. По-человечески волновалась, без задних мыслей каких-то.
— Нам на девятый. Как адрес мой узнала?
— У родственников.
— А, точно, я и забыл… — он действительно вечно забывал, что муж его сестры был в очень хороших отношениях с отцом Кати.
— Как объяснила?
— Что тетрадь тебе отдать надо.
Они зашли в лифт, двери закрылись, кабина с довольно угрожающим звуком понеслась вверх. Андрей в шутку пальцем ей погрозил за вранье:
— И что, с обеда отдаешь, все никак не отдашь?
— Ты меня вычитывать вместо отца собираешься? Я ведь тоже могу тебя вычитать, это ж не я сегодня дважды подралась… — Катя парировала, бровь вздергивая. Андрей задумался, кивнул.
— Резонно… Выходи…
И в тот самый момент двери лифта открылись на нужном этаже, парень открыл одну из дверей, пропустил Катю вперед.
Самойлова на мгновение на пороге задержалась, сомневаясь, правильно ли поступает, а потом все же зашла.
В квартире было темно и Андрей не очень-то спешил свет включать. Сначала дверь изнутри закрыл, ключи по памяти на место положил, только потом к включателю потянулся…
— Сильно замерзла?
Катя сощурилась даже слегка, когда по глазам резко свет ударил, огляделась.
Квартира была небольшой, но довольно просторной. Арки вместо дверей в гостиную и на кухню, еще две комнаты с дверьми — видимо спальни, в конце коридора раздельный санузел. Вроде бы ничего особенного, но уютно. И, что главное, тепло… Ведь замерзла Катя знатно.
Поэтому врать не стала — кивнула.
— Тогда пошли в ванную, руки помоем, я чайник поставлю, а потом найду тебе что-то на плечи накинуть.
Девушка послушалась и уже через минуту сидела на диванчике небольшой кухни, разглядывая все, что ее окружало, и прислушиваясь к шорохам, доносившимся из комнаты Андрея…
— Вот это можешь надеть — она чистая, не надо смотреть так…
А Катя «так» и не смотрела, с благодарностью приняла предложенную толстовку, тут же в нее нырнула. Она была действительно теплой — с подкладкой, идеально…
А еще через минуту девушка и руки смогла погреть о чашку, вот только Андрей опять вышел на какое-то время — переодевался. Когда вернулся, видно было, что прихрамывает слегка. Кате и жалко его стало, и снова о злости своей вспомнила…
— Вы теперь каждый день с ним драться будете?
Андрей чай как раз отпивал, когда вопрос услышал, улыбку скрыть смог за чашкой. Негоже смеяться, когда дама серьезные вопросы задает…
— Сомневаюсь. Может еще раза два-три поколотим один другого, конечно, а потом точно успокоимся.
— Потому что в разные города разъедетесь?
— Именно!
Катя фыркнула.
— Смешно ему… Шутник… Никогда не понимала вас, парней. Кому это надо? Ни одна нормальная девушка такого не хочет…
— А это и не девушкам надо, а нам.
— Зачем?
— Ну ты же сама сказала, никогда не понимала. Так зачем мне сначала снова объяснять, а тебе потом не понимать?
Катя не ответила, отвернулась только, делая вид, что крайне увлечена изучением узорчатого кафеля.
— Ладно, извини. Я не хотел грубить. Просто давай о чем-то другом поговорим. Я еще днем сказал, что обсуждать Разумовского с тобой не хочу. И решение свое не изменю. Лучше скажи, согрелась немного?
Катя кивнула.
— Вот и славно. А физику сделала на завтра?
Головой помотала.
— Вот так… А я-то надеялся завтра у девушки своей списать, — Андрей пошутить попытался, но Катя не особо оценила, снова глянула с укором. Мол, мне не до физики было, я тебя у подъезда сторожила вообще-то.
И он, если признаться честно, был этому очень удивлен. Очень приятно удивлен. Не ожидал…
— Так может сделаем? — Веселов на часы глянул — половина восьмого. — К девяти закончим как раз, а потом я проведу или такси тебе закажем, как ты хотела, или пусть отец заедет за тобой…
— А ты в состоянии вообще?
— Сидя на попе ровно задачи по физике решать? Абсолютно…
Катя снова фыркнул, Андрей же залюбовался. Катя, наверное, и сама не понимала, какой очаровательной бывает. А сейчас, когда губы из синих снова алыми стали, волосы по его водолазке рассыпались, лицо порозовело — от нее глаза отвести сложно было. Хотелось то ли за фотоаппарат хвататься, то ли за кисти, хотя Веселов никогда фотографом или художником не был.
— Тогда в комнату мою пошли, чай бери, а я быстро бутерброды нам соображу и принесу. Там вроде бы не совсем бардак, но ты на всякий случай не пугайся…
Пугаться, если честно, в комнате было нечему. Обычная мальчишеская спальня. Кровать полторашная, довольно большой стол, шкаф во всю стену и полка, на которой стоит самое дорогое сердцу, ну или самое необходимое.
Учебники, тетради, фигурки героев Звездных войн, хорошая стереосистема, любимые Андреевы наушники…
Катя поймала себя на мысли, что вполне возможно, где-то тут раньше лежала и фотография Алисы Филимоновой… Интересно, а она сама тут бывала? Они вот так уроки делать собирались? Он ей чай готовил и бутерброды нес? И если да, то как она после этого могла с ним так жестоко поступить-то? Но скорее всего нет.
— Ну что? Компромат обнаружила?
Андрей вошел, поставил на тот самый стол тарелку с едой, потом к Кате подошел, чуть сзади стал, глядя туда же, куда смотрела она…
— Это моя семья. Мне тут мало совсем, года три. Это мама с папой, думаю, понятно, а это сестра старшая, ты ее знаешь.
Катя кивнула. Вопрос рвался с губ, но она сдержалась. Правда Андрей и так все понял, сам ответил.
— Мой отец погиб, когда мне было семь. В аварию попал, а потом врачи недоглядели.
— Мне очень жаль.
— Мне тоже… — Катя обернулась, на долю секунды успела поймать взгляд Андрея, направленный на фото, а потом он вновь улыбнулся. — Давай начнем что ли? А то точно ничего не успеем…
И они начали…
Сперва было неловко и не совсем понятно, как построить работу, но совсем скоро эти проблемы отпали. Работа сама построится, ее надо только начать. Первую задачу решали вместе. Вторую отдельно, потом сверяли, третью на скорость…
— Алло, Катюнь, Снежа сказала, ты в девять обещала быть, может тебя забрать откуда-то? Я как раз домой ехать буду где-то в это время или чуть раньше может…
Марк позвонил в половину девятого уже. Катя понимала, что до девяти они с Андреем отлично справятся, вот только… уезжать почему-то не хотелось.
— Не надо, пап, я такси закажу. Мы с Верой учимся еще…
Врать Самойлова очень не любила. Особенно отцу. Да и случалось это за всю жизнь пару раз всего, а тут… Слишком долго объяснять все пришлось бы.
— С Верой, значит?
Катя вышла в коридор, чтобы с отцом поговорить, думала, Андрей в комнате останется и подслушивать не будет, но нет.
Стоял теперь, прислонившись к косяку своей двери, улыбался хитро… Так сразу и не скажешь, что день у парня был не самым простым…
— Ты хотел, чтобы я сказала, что поехала тебя из передряги вызволять? Чтобы Марк тут же Глеба набрал, и они вместе к тебе примчались, заодно маму захватив?
— Вера, так Вера… Верой я еще не был. Идем, у нас еще одна задача осталась…
— Ага…
Катя спрятала телефон в задний карман, направилась к Андрею, а потом затормозила в какой-то момент, глядя в полумрак гостиной…
— Что? — Андрей не понял, что ее заставило остановиться, тоже попытался рассмотреть… — Там еще одно фото наше семейное. Настя маме подарила…
— А можно посмотреть?
Не понимая, чем фото посторонних людей могло заинтересовать, Андрей кивнул, следуя за Катей в гостиную.
— Мама вечером релаксирует так… Ночник включит этот, — Андрей клацнул включатель ночника, не зажигая верхний свет в комнате, — на диван садится и на фото это смотрит. Не знаю, почему они его так любят…
Андрей сел на диван, Катя тоже, рядом, не отрываясь от фото…
— А я знаю… Снежа умеет сфотографировать так, будто души наизнанку…
В частности, и его душа… Катя по всем лицам на фотографии скользнула только, а вот на лице Андрея задержалась… Он тут максимум на год младше, потому что выглядит почти так же, как сейчас, но улыбается так лукаво, и взгляд светлый… Это еще до Филимоной. Точно. Сейчас такой взгляд только проблесками появляется. Видно, что парня надломило, а раньше постоянно таким был…
— Снежа — это…?
— Фотограф, которая вас снимала. Моя мачеха.
Андрей удивился. Не знал. Ему Настя сказала тогда, что к определенному времени надо в фотоателье явиться — он явился. А кто их снимать будет, зачем, почем — не вникал.
— А мать?
Катя продолжала смотреть на фото, Андрей же больше смотрел на нее. Удивительно, но как-то так случилось, что Самойлова знает о нем куда больше, чем он о ней. Катя вон даже в курсе, кто снимок сделал, на который его мама смотрит и плачет подчас…
— Она где-то есть, но мы с ней не общаемся.
— Почему?
Катя замялась на мгновение. Видимо, думала, стоит ли отвечать…
— Она наркоманка. Ее лишили родительских прав, когда мне было двенадцать, отправили на принудительное лечение, но что-то как-то не помогло…
— Это… сложно…
Катя улыбнулась. Реакция посторонних людей на ее историю всегда удивляла. Кто-то начинал соболезновать, кто-то ржать, думая, что она так шутит, кому-то становилось ее жаль, а Андрей вон решил констатировать очевидное.
— Это только часть истории, на самом деле. Марк — мой приемный отец, а кто родной — не знает даже мать…
— Это… еще сложней…
— Да. Но только не надо жалеть меня, сейчас-то все хорошо. Марк любит меня, Снежана не имеет ничего против приемыша, у меня есть сводные сестра и брат — совсем маленькие еще… Дедушка с… вроде как бабушкой, а сложись все иначе — летом я ехала бы не в Массачусетский университет, а выбирала бы себе какой-то притон или бордель…
Теперь улыбка у девушки вышла откровенно натянутой. Она не любила рассказывать людям подробности своего рождения и детства, но раз Андрей спросил… Ответить правду было легче, чем начать юлить.
— Мы задачу не доделали…
Андрей не спешил что-то отвечать, и Катя из-за этого чувствовала себя неуютно. Понятно, что такую информацию надо бы переварить, но от этого ей не легче.
— А ты не хотела сама на нее выйти? На мать?
Все же хорошо, что света в комнате было мало. Иначе, Катя не сомневалась, Андрей увидел бы, что по шее и щекам красные пятна пошли… Разговоры о Лене вызывали в Самойловой бурю эмоций. И нельзя сказать, что самой сильной среди них была злость. Нет, скорее боль, тоска и обида. В последние годы так точно.
— Хотела. Сейчас особенно. Думаю иногда, вот я уеду, вернусь через четыре года, а ее может к тому времени уже и в живых не будет. Всякое ведь бывает у них, у наркоманов. Но не решаюсь.
— Почему?
— Сложно… Не могу к Марку подойти напрямую. Боюсь, его это ранит. Он ведь с такими усилиями меня выцарапывал из ее лап тогда, в детстве. А теперь, выходит, я сама к ней рвусь… Но я ведь не потому рвусь, что его не люблю. Это тяга, не поддающаяся рациональному объяснению. Мне просто надо на нее еще хоть раз посмотреть. Понимаешь?
Андрей не понимал, но кивнул. Точнее он понимал, что Кате это действительно нужно, и что это для нее очень сложно, но почувствовать себя в ее шкуре не смог бы, как ни пытайся.
— Я думаю, тебе все же стоит с отцом поговорить. Не решай за него, что он будет чувствовать и думать. Он ведь не дурак… У него тоже есть мать, он понимает, что ребенок не может по щелчку пальца ее разлюбить…
— А я ее не люблю, — Катя ответила, глядя прямо в глаза парня. Аж холодок по спине прошел от того, как искренне смотрели глаза и звучал голос. — Это действительно сложно понять, но я ее не люблю. Как можно любить человека, который тебя в одной комнате запирал, а в другой ширялся с друзьями? Или утехам придавался? У меня было много веселья в детстве, знаешь ли. Я ее ненавижу за это. За то, что детство мне испортила, и папе жизнь… Но… В глаза ей я хочу посмотреть. И в них хоть капельку раскаянья увидеть. Или тоски… Или любви… Что должны дети в маминых глазах видеть? Любовь безусловную? Она меня ее лишило. Ее любовь ко мне была с условием — ей доза, мне любовь… Пойдем задачу делать. А то действительно засиделись что-то…
Катя встала, не дожидаясь Андрея, в комнату его вернулась, за стол села, дрожащими пальцами ручку взяла…
Андрей стал вторым человеком, с которым она все это обсуждала. Первым был Питер, но с чехом было иначе — там она писала, потом ее письмо читал «виртуальный человек», он же и отвечал… А тут она на диване устроилась, в чужой гостиной…и чужому же человеку в таком призналась сходу… Теперь даже стыдно было в глаза ему глянуть. Не потому, что сказала что-то крамольное, а потому, что такое сокровенное открыла.
— Кать…
Андрей снова в дверном проеме задержался, окликнул тихо, ласково даже…
— Ммм?
— Я свет выключу, не пугайся только…
— Зачем?
— Показать тебе кое-что хочу…
Она не ответила, но Андрей и не ждал ответа, свет потушил, дождался, пока и у него, и у девушки глаза к темноте привыкнут, потом к полкам своим подошел. Музыку включил какую-то, тихую, но приятную… Звук будто бархатом по коже струился… Потом Андрей подошел уже к девушке, руку протянул, приглашая как бы…
— Что?
— Давай потанцуем просто… Не бойся, я без глупостей. Просто потанцуем…
Катя с осторожностью сначала свою руку в Андрееву вложила, потом встала, на середину комнаты вышла, чувствуя ступнями ворс ковра, обняла партнера руками вокруг шеи аккуратно, помня о том, что ему сегодня хорошо досталось, а потом позволила себя вести. Закрыла глаза, когда он ее чуть ближе к себе прижал, не попыталась отстраниться, и так миллиметр за миллиметром приближалась, пока не вдохнула разом смесь запахов — и бельевого ополаскивателя, и его туалетной воды… Сглотнула непроизвольно, услышала, как и он сглотнул…
Сейчас Катя чуть ли не впервые осознала, что Андрей намного ее выше — особенно, когда она босиком топчет его ковер. И не впервые, что ей с ним отчего-то так уютно… В данным момент опять, как когда-то возле школы, она думала о том, что в последний раз так хорошо ей было давным-давно, и отпускать это чувство не хотелось.
Вот только Андрей почему-то остановился, одной рукой скользнул от девичье поясницы до шеи, потом по подбородку провел, чуть вверх потянул, голову запрокидывая…
— Я тебя поцелую сейчас, а ты не дерись, пожалуйста, боюсь, три драки за день будет уже слишком…
Катя подумала, что улыбнуться надо бы — шутка ведь, но не успела — ее улыбку поймали его губы.
— Кать..
— Ммм?
Андрей почему-то говорил шепотом, одна песня уже доиграла, началась вторая…
— Скажи хоть что-то, а то я ж не понимая — злишься, радуешься?
— Момент ловлю…
— Ну тогда и я поймать попытаюсь…
Поймал. Снова поцеловал, теперь позволяя себе чуть больше настойчивости, тех самых глупостей, которых обещал не совершать.
И ведь действительно собирался просто танцем от грустных мыслей отвлечь, а свет выключил, чтобы оба себя так глупо не чувствовали… И уже во время таких вот перетаптываний, гордо зовущихся танцем, понял, что очень хочется… невыносимо просто… поцеловать. Уже не затем, чтобы отвлечь, а именно чтобы ту грань перейти, которая, как сейчас понимал Андрей, давно колебалась между ними.
Теперь-то понятно стало, что Катя каким-то чудным образом почти сразу в мысли запала, но он сам себе в этом признаться боялся. Как бы кто ни считал, мазохистом Веселов никогда не был. И бросаться в новый омут с головой, когда на той самой голове еще не сошли шишки после прошлого омута, точно не собирался.
Но это ведь другой омут совсем… Более коварный даже, пожалуй… Незаметно затягивать начал, нежно так, ласково, сначала по щиколотки только, потом уже по колени, а теперь, кажется, с головой разом накрыл.
— Мне домой пора, — Катя первая оторвалась, отклонилась чуть, без смущения в глаза заглядывая.
— Задачу так и не доделали… — Андрей хмыкнул, Катя улыбкой ответила.
— Как дома буду — закончу, сверим, а пока действительно пора уже… — понимая, что оторваться сложно им обоим, Катя решила взять это на себя. Сделала шаг назад, с сожалениям отмечая, как руки Андрея с талии соскальзывают, повернулась к столу, на котором телефон лежал, сощурилась, когда Веселов свет включил…
Магия испарилась, а с ней и бесстрашие. Вот теперь у Кати щеки загорелись, руки тоже отчего-то затряслись опять… Андрей сделал вид, что этого не заметил. Стоял на расстоянии, в своем телефоне копался, позволяя девушке спокойно заказать машину…
— Так что, я с тобой?
— Нет, не надо. У тебя и так сложный день был, зачем мотаться?
Андрей, на самом деле, был очень даже не против мотнуться, но настаивать не стал. Лучше на другом настоять…
— Машина через десять минут будет.
— Через пять выйдем тогда. Но я прояснить хочу…
— Андрей… — Катя перебила. — Если хочешь, чтобы я забыла и больше к тебе с этим не приставала — без проблем. Я понимаю, что ты отвлечь меня хотел, и что тебе сейчас абсолютно не до отношений каких-то. Да и мне, если быть честной, сейчас они не нужны… Я ведь правду тогда говорила…
— Кать… — девушка тараторила, с одной стороны искренне, это оба понимали, но с другой… — Давай попробуем просто. А вдруг получится? Я готов рискнуть. А ты?
Самойлова замялась на секунду, а потом кивнула.
— Тогда на свидание завтра идем?
Снова кивнула.
— Только если ты с Разумовским снова сцепишься — я все отменю.
Андрей улыбнулся. Вот так… Только дай женщине власть в руки — она тут же начнет угрожать. Но в планах на завтра разборок не было, а значит, есть шанс, что все будет хорошо.
— Выходить пора…
Катя с грустью стянула толстовку, в которой действительно было куда теплей, собрала свои вещи, вышла в коридор, бросила сумку на тумбочку, сама присела, чтобы зашнуровать кеды, когда выпрямилась, поняла, что Андрей очень близко подошел, и явно ждал, чтобы тут же возможностью воспользоваться — привычным уже жестом девичий подбородок приподнял (Катя увидела, что во взгляде у парня лукавство и азарт), к губам склонился, опять целуя, нежно так, неощутимо практически, умудряясь улыбаться при этом…
А ведь еще утром ничто не предвещало «беды», но вон как повернулось… Невероятно приятно.
— Привет, — Катя ворвалась в квартиру дыша так, будто марафон пробежала…
— Привет, — Снежа, вышедшая навстречу, это заметила, удивилась… но промолчала.
— А папа дома уже?
— Нет еще, пришлось задержаться. Он звонил, сказал, что ты сама решила ехать от Веры…
— Ага… — Катя выдохнула мысленно.
— От Веры? — а потом напряглась, когда Снежана будто невзначай спросила, но обе-то понимали… — А вроде как брату Насти Имагиной тетрадь отдавать собиралась…
Младшая Самойлова застыла на мгновение, глянула на Снежу как-то отчаянно что ли…
— Эх, Котенок… — а Снежа заулыбалась, свои семнадцать лет вспомнила… Тоже вон бегала «тетрадки отдавать», да «языки подтягивать»… С языками у Самарского всегда хорошо было… А потом такая же прилетала домой, чтобы тут же в комнату рвануть, и уже там вечер мысленно в голове прокручивать. Поэтому к падчерице подошла, обняла, чувствуя, как хрупкая Катя в ответ навстречу льнет, по голове ее погладила. — Ты, главное, осторожной будь и рассудительной. У тебя сейчас возраст такой, что это сложно, но попытайся хотя бы. И не бойся, папе с Мариной я тебя сдавать не буду, сама расскажешь, когда посчитаешь нужным.
— Спасибо…
— Ужинать не будешь естественно?
— Нет, я поела… в гостях.
— Иди тогда. Но если что, знай, приходи — я выслушаю и посоветую, а вот докапываться не стану, — Снежа подмигнула Кате, в последний раз по такой же белой, как у нее, голове проводя и отпуская…
А потом стояла еще пару минут после того, как дочка Марка скрылась за дверью своей комнаты, и думала о том, что мир все же бывает несправедлив… Детей надо отпускать, но вот уедет Катя скоро, и что они все будут делать? Старшее поколение Самойловых, Марк, Поля с Ленечкой… Она сама? Катя была им всем как воздух необходима. Сама этого не осознавала, наверное, но так много для каждого значила…
В тот самый миг снова входная дверь открылась, теперь уже Марка впуская.
— Катя дома? — он вошел, ключи на комод бросил, портфель поставил, Снежу в губы поцеловал, и сразу о дочери спросил… Вот об этом Снежана и говорила — она вечно у каждого в мыслях, и ведь отправься она в Америку — ничего не поменяется. Все так же волноваться будут — поела ли, выспалась, все ли хорошо, не упала ли, коленки целы? А сердце? Эх…
— Да, дома. Уроки делает…
Снежана попыталась скрыть, что глаза отчего-то вдруг мокрыми стали.
— А ты чего? — но от Марка скрыть что-то сложно…
— Скучать буду, — и врать смысла нет особого.
— Рано плакать, Снежка, да и пусть не надеется даже, что из-под опеки родительской так просто выскользнет… Мы же за ней тут же рванем. Пока дети маленькие — можем себе позволить хоть на месяц свалить…
— А как же работа?
— Что-нибудь придумаем…
Снежана спорить не стала — не возражала. Да и вообще… Марк-то пока не знал о «тетрадках», но Снежа не сомневалась — все еще сто раз измениться может. Вдруг там действительно любовь? Вдруг Катя уезжать передумает?
— Ужинать идем?
— Да, я только к Кате зайду на секунду…
— Не надо, Марк. Не мешай ребенку учиться, она сама выйдет, как закончит…
Самойлов замялся слегка, но сопротивляться не стал.
— Тогда идем… — и Снежану это очень обрадовало. Приятно было осознавать, что стала для Кати если не матерью, то хоть немного ангелом-хранителем. Это ведь тоже очень ответственная роль…
К: «Я дома»
Катя написала Андрею, стоило только попасть в свою комнату, плюхнуться на пол рядом с кроватью, к ней спиной прислонившись…
А: «Молодец. Я тоже)»
К: «)»
А: «Куда пойдем завтра? Предпочтения есть?»
К: «Я бы просто погуляла… Погода хорошая будет…»
А: «Ныть будешь…»
К: «Я? Почему это?»
А: «Ноги устанут, оденешься не по погоде, в горку идти не захочешь»
Катя прочла и надулась даже… Это с чего такие выводы-то? Он ее с Филимоновой равняет что ли? Так это явно не о Кате…
К: «Тогда сам придумывай. А я еще подумаю, соглашаться ли…»
А: «)))»
Парень замолчал на какое-то время… Катя его провела, держа телефон перед глазами и с нетерпением ожидая, когда он сообщит ей, что «Андрей набирает сообщение»…
А: «Ладно, не злись там. Я придумаю. А ты пока задачу перепиши, я вот сделал».
И фотку бросил с решением той последней задачи, которую они променяли на поцелуй. О чем Катя, кстати, совсем не жалела. Сегодняшний вечер вообще казался ей каким-то сумасшедшим, но очень правильным.
Самой себе стало понятно, почему она к Андрею теплоту испытывала, пытаясь ее по-разному обозвать. То жалостью, то близостью духом, то симпатией человеческой… А ларчик-то просто открывался. Веселов ей просто нравился. И фото с лавки она подобрала не из праздного любопытства, и на первый пост на Сплетнице о нем тоже поэтому так остро отреагировала, и «встречаться» предложила по этой причине… Никому другому не предлагала ведь…
А: «Ты что, обиделась? Извини. Я просто пошутить хотел. Хочешь гулять — пойдем гулять. Только оденься нормально, об одном прошу…»
Андрей же ее молчание, кажется, расценил неправильно, она просто в размышления углубилась, а он обиду диагностировал.
К: «Спасибо за задачу, я не обиделась, оденусь нормально)»
А: «Вот и славно. Мне матери позвонить надо, так что я пошел»
К: «Иди. Спокойной ночи»
А: «И тебе. До завтра)»
Катя бросила телефон на кровать, а сама долго еще сидела, с улыбкой глядя на стену напротив, эту самую стену не видя… Она впервые в жизни ощущала то, о чем так много слышала от подруг, журналов и фильмов… Порхание тех самых бабочек. Кажется, кто-то влюблялся…
Вера: «Самойлова!!! И после этого ты будешь мне рассказывать, что на самом деле между вами ничего нет?!»
Яшина отправила сообщение подруге, а потом развернулась, глядя на нее же в упор. Так, чтобы Катя не смогла сделать вид, что «не заметила, поэтому и не ответила»…
И говоря честно, Катя отлично понимала подругу, сама реагировала бы так же. Но существовал риск, что правдивый рассказ покажется Вере не намного более правдоподобным, чем то, что Катя говорила ей раньше, а значит, она могла только еще сильнее обидеться.
Катя: «Давай на перемене поговорим?»
Вера: «Да мне все равно — сейчас или на перемене, просто нормально мне все объясни»
Вера снова оглянулась на последнюю парту, получила кивок от подруги, и только потом успокоилась.
Хотя как «успокоилась»… Успокоиться ей было сложно, ведь чувство, что ее зачем-то водят за нос, не отпускало.
Сначала Катя действительно рассказывала, что ничего с новеньким Андреем ее не связывает, а теперь… пришли утром вместе… щебечут сидят… светятся аж…
И драка эта вчерашняя…
И дураку понятно, что не на ровном месте все это. Не на ровном. Но почему ей-то все не объяснить? Она же не просит подробностей и деталей, хотя бы простого понимания картины было бы достаточно…
— Что ты вертишься, Верка? Хочешь, чтобы вызвали? Сядь спокойно… На перемене на Катю свою посмотришь, — Саша все пытался ее осадить, но далеко не всегда получалось… Да и не только у него, если честно. На Катю с Андреем и другие одноклассники периодически бросали странные взгляды. Сегодняшнее их поведение всем казалось непривычным.
Самойлова никогда не была особо открытой, с парнями из класса не встречалась, общалась нормально со всеми, но если и позволяла себе прямо-таки воркотать — то разве что с Верой, а Андрей… все ведь помнили, каким он пришел — темнее тучи, и подойти боязно было, такое впечатление складывалось, что он в ежа превратится и иголки разом выпустит… А теперь — сидит себе, учителя слушает, улыбается… шепнет что-то Кате, та краснеет, а он еще больше радоваться начинает, кажется…
Странно все это было. Очень странно…
А Разумовский что, интересно? Просто так съест это?
И как же Филимонова его любимая? Еще вчера из-за одной чуть с вышки ржавой не прыгнул, а сегодня вон от другой глаз отвести не может. И как Катя на это согласилась-то, да и зачем? Все же знают, что она валить собирается? Так зачем парня лишний раз мучать? Чтобы он во второй раз от тоски уже наверняка расшибся? Жестоко это как-то… На нее не похоже…
— Ну а теперь рассказывай, — еле дождавшись первой перемены, исполненная решимости допытать подругу Вера вытащила Катю из класса, загнала в угол, из которого выйти без полноценного отчета не вышло бы… и начала пытать.
И если поначалу Катя еще пыталась как-то юлить, то через пять минут раскололась. Выложила все, кроме тех подробностей о матери, которыми вчера поделилась с Андреем. Вера-то все знала в общих чертах, но предпочитала эту тему не трогать, за что Катя была ей благодарна.
— Так вы сегодня вечером на свидание идете?
— Да…
— А вы вчера не…?
— Что? — Катя нахмурилась.
— Ну не это самое…
— Верка, ты дура совсем? Какое «это самое»? Я же говорю тебе, сегодня мы на первое свидание пойдем, погуляем просто.
— Ну я откуда знаю… У вас все не как у людей, знаешь ли… Всякое может быть…
— Я вообще не знаю пока, получится ли что-то из этого… — Катя вздохнула вдруг, на подругу глядя с сомнением.
— А почему может не получиться? Ты ему нравишься, он тебе нравится, целуется хорошо, как я поняла…
— Вера… Ну я же просила!
— Ладно-ладно, я больше не буду. Постараюсь во всяком случае. Но все равно не понимаю, почему ты сомневаешься. Радуйся. Тебе сейчас самое время радоваться и наслаждаться. Помнишь, как я порхала, когда меня Саша на первое свидание позвал? — Катя кивнула. Радовалась Вера знатно, но это в седьмом классе еще было. Сто лет назад. — Ну вот и ты просто радуйся. Платье красиво выбери, он цветы принесет тебе… Целоваться снова будете… — Вера вздохнула мечтательно, чувствуя даже легкую зависть… — Главное, про дуру эту его, бывшую, не спрашивай ничего.
— Почему? — Катя удивилась, ведь как раз про Алису и ту странную историю у нее была куча вопросов, ответы на которые хотелось бы получить.
— Что значит «почему»? Думаешь, он ее так быстро из головы выбросил? Что-то я сильно сомневаюсь. И если она сейчас о вас узнает, да пальцем поманит… Без обид, подруга, но я должна тебе это сказать… Так вот, я очень сомневаюсь, что он тебя выберет. Поэтому сама ему о ней не напоминай и молись, чтобы она не прознала… А то знаю я таких… зараз… реально ведь вредить может начать.
Слова Веры больно укололи Катю, но та понимала — Яшина не со зла, да и правду сказала, просто сама Самойлова об этом думать боялась.
— Если ты ему действительно нравишься, он со временем ту свою забудет …
Со временем…
Но беда в том, что времени-то этого нет особо. И даже неизвестно, что хуже — потратить его на то, чтобы окончательно влюбиться или на то, чтобы влюбленности не произошло?
Катя стояла у зеркала в своей комнате, придирчиво разглядывая отражение. Вера сказала в платье нарядиться — вот она и нарядилась. Андрей сказал «нормально одеться» — платье было нормальным, кажется. Любимое, между прочим. И, как ни странно, по погоде. Легкой вязки, облегающее, под самое горло и с длинными рукавами. А если сверху еще и пиджак кожаный надеть — придраться никак не выйдет.
Волосы Катя собрала в высокий хвост, на глазах стрелки соорудила… волей судьбы оказавшиеся ровными, теперь осталось блеском губы покрыть, и можно выходить.
Они с Андреем договорились встретиться в семь на Университете, а сильно опаздывать не хотелось…
— Снеж, как я тебе? — уже перед выходом, обувшись, Катя еще заглянула в гостиную, обернулась вокруг своей оси по указанию мачехи…
— Ты снова по «тетрадным делам»? — Снежа образ одобрила кивком.
— По ним…
— Отцу что сказать?
— Что гулять пошла…
— Когда знакомить приведешь?
— Рано пока…
— Ну смотри… Удачи там!
— Спасибо! — получив добро, Катя выскочила из квартиры, понеслась вниз по лестнице, не дожидаясь лифта… а потом по улице…
Уже у метро телефон завибрировал — она тут же достала из кармана: вдруг Андрей написал?
Но нет. Пришло сообщение от Питера.
П: «Привет, Китэн! Как твои дела? Что-то давно ничего не слышал от тебя. Все хорошо?…»
— Потом отвечу…
Катя пробежалась взглядом по тексту сообщения, но сосредоточиться все никак не получалось… Поэтому решила отложить. Все равно в голове мысли о другом…
— Ты не сказала, какие цветы любишь, поэтому… вот, — Андрей ждал Катю в назначенном месте в назначенное время. Едя на эскалаторе, ведущем из метро на поверхность, Самойлова нервничала особенно, ведь и опаздывала уже, и Андрей еще не писал, и платье казалось то слишком вызывающим, то слишком скромным… Но стоило выйти из прозрачной двери на улицу, интуитивно повернуть голову в нужную сторону и сразу увидеть в сумерках силуэт нужного ей молодого человека, тут же отпустило.
Катя в улыбке расплылась, пошла навстречу, Веселов тоже сделал пару шагов. Когда девушка достаточно близко подошла, заговорил, достал из-за спины руку, а там букет… но не простой, а конфетный. Цветы из леденцов, покрытых глазурью…
— Это на случай, если ты проголодаешься раньше, чем мы до кафе какого-то дойдем…
Андрей хмыкнул, а потом чуть наклонился, воруя поцелуй. Опомниться не дал — тут же за свободную от букета руку взял и повел куда-то.
— Ты гулять хотела, давай по парку пройдемся немного, а там решим, что дальше делать.
Катя кивнула, на Андрея глянула, на букет в руках, перед собой… поняла, что до сих пор еще ни слова не сказала, а все уже решено… и бабочки вновь вспорхнули…
— Расскажи о себе, — они долго гуляли, немного обсуждая фильмы, немного книги, немного школу, немного погоду, потом нашли скамью в довольно укромном месте парка, устроились там, следя за редкими прохожими, слушая пение птиц и продолжая разговор…
— Что тебя интересует? Меня зовут Катя, фамилия моя Самойлова, мне семнадцать лет… Но это ты знаешь, по-моему…
Андрей улыбнулся…
— Это знаю, а ты расскажи что-то такое, чего не знаю… И ты старше, кстати. Только что понял… Мне в июне семнадцать будет, а тебе?
— В феврале день рождение… Вот так… Связалась с малолеткой… Этот факт я и сама о себе не знала…
— Да ладно, меньше полугода, какая разница?
— С учетом того, что парни отстают в развитие от девушек на два года… Это, как ты понимаешь… Все усугубляет…
— Глупости. Парень парню рознь, как и девушка девушке. А я бы на твоем месте наоборот радовался. У тебя появился дополнительный аргумент в любом споре: «я старше, мне виднее», моя мать, например, с завидной периодичностью им пользуется…
Катя прыснула, в шутку толкнула парня в плечо. С ним было легко. Всегда. И это с одной стороны так удивляло, а с другой… казалось абсолютно нормальным и закономерным. Хотелось только, чтобы и он чувствовал то же.
— Так что тебя интересует?
— Чем ты увлекаешься?
— Я? — Катя задумалась… В последнее время все увлечения отошли на второй план. Она больше двух лет жила целью, состоявшей в поступлении в желанный университет, тратила на это всю свою энергию, а теперь… вопрос был решен, поэтому отчасти можно было расслабиться, но и посвящать себя чему-то, что когда-то увлекало, особого смысла уже не было — все равно уезжать скоро. — В детстве на танцы ходила, ролики любила, путешествия… А ты?
— Я? Как все — игры компьютерные, технику, машины… музыку люблю еще…
— Я заметила. Музыку больше всего, наверное?
— Наверное, — Андрей задумался сначала, потом ответил только. Как-то сам не анализировал, но получается, что да — с музыкой ему всегда было легче по жизни идти. Это от отца, наверное. Насте передалось с любовью к танцам, а Андрею бытовым меломанством.
— А поступаешь ты…
— В УКУ, на экономический…
— Почему туда?
— Образование хорошее… Подходы новые…
— И все?
Андрей не ответил сразу, голову к Кате повернул, встречный вопрос задал:
— А ты почему в Массачусетс свой едешь? И на кого учиться будешь.
— Тоже экономический… И по тем же причинам.
— Ну вот. Значит, ты меня понимаешь.
Конечно. Два бегущих от себя же друг друга понимают как никто.
— Меня мама раньше все отговорить пыталась… Мол, зачем куда-то рваться, если можно в Киеве остаться и тут образование не хуже получить? А я все никак объяснить не мог, что надо полной грудью новый воздух вдохнуть. Думаю, не поймет. Я бы и сам не понял, если бы мне кто-то такое сказал…
— Я понимаю, — Катя положила свою руку на руку парня, улыбнулась. — Та же фигня. Но Марк… папа… надеется, что передумаю еще. Мне же ВНО уже сдавать не нужно. Вопрос поступления решен, но он настоял. На всякий случай, говорит… Я понимаю, о каком случае речь, но, боюсь, решение свое не изменю.
— Ты радовалась, когда пришло письмо о поступлении?
— До полминуты где-то радовалась… а потом уже боялась. Перемен требуют наши сердца, но боятся наши мозги… И не на пустом месте боятся. Это же все новое, страна, люди, язык, быт, обычаи… Я сейчас только тем и занимаюсь, что пытаюсь понять — как там жить… Да и страшно… Я так далеко от семьи никогда не уезжала еще. Конечно, в детстве всякое было, и поопасней ситуации, чем могут в Америке случиться, но меня детская психика спасала — я не понимала всей критичности некоторых моментов, а там… Боюсь я, в общем. И скучать буду.
— И я буду…
— Ты-то ближе, пять часов в поезде и в Киеве уже…
— За тобой буду, — Андрей улыбнулся, к лицу девушки приблизился, сначала своим носом ее коснулся, боднув как бы, а потом и губ губами. Ему нравилось ее целовать. Очень. Всю прогулку ею любовался, но только теперь снова возможность выпала. А то, что скорее всего будет скучать, не сомневался. Но пока думать об этом не хотелось.
Казалось, что то время где-то далеко на горизонте. А горизонта, как известно, достичь нельзя. Ты все идешь к нему, он отдаляется. Так и с этими мыслями было — стоило на ум прийти, хотелось тут же их отложить и о чем-то другом подумать… Более приятном.
— Ты не голодная еще?
— Я бы какао выпила. Прохладно все же…
— Идем тогда…
Андрей повел Катю в Милк бар. На то самое какао, а еще пирожные… Целая витрина была уставлена разнообразными, разноцветными, разновкусными пирожными. Эклерами, макарунами, панна котами, круассанами, авторскими изобретениями… У любой сладкоежки глаза разбежались бы, а у Кати так и вовсе сердце рвалось при мысли, что надо будет одно выбрать, ведь другие обидятся…
И снова она ощутила себя в компании Веселова как в детстве. Вокруг кондитерская сказка, на столике лежит мультяшный букет, руки греются о чашку с какао и горкой маршмелоу, а напротив принц сидит… из Золушки или Русалочки — она точно уже не помнила, какого больше всего у Диснея любила, но однозначно принц. Только не в парадном костюме, а в толстовке обычной и джинсах. Наверняка не заморачивался так, как она… а все равно выглядит хорошо.
— Не смотри так странно на меня, я понял уже, что поделиться с тобой надо будет. Чай, не впервые с девушками дело имею… Пей давай, а то остынет.
Катя послушалась, но смотреть не перестала. А потом и десерты принесли. Вкусные до одури, жалко только, что много не съесть…
После бара они снова гуляли, во дворы заглядывали, вроде как из любопытства, а на самом деле, чтобы иметь возможность поцеловаться подальше от людских глаз, до метро добрели, когда часы показывали почти десять.
Пора было выдвигаться по домам, ведь завтра снова школа… но так не хотелось.
Андрей настоял, что домой проведет, и как бы Катя ни отказывалась — был непреклонен. Единственное, на что согласился, это в арке попрощаться, а не у двери подъезда.
— Спасибо, — Катя сама потянулась к парню, чтобы на прощание поцеловать. Видно было, что искренне благодарит — глаза светились, щеки румяные… И Андрей тоже был доволен так, что рвало на хомяков. Хотелось подвиги совершать, бегать, прыгать, кувыркаться… Вчерашние синяки и ссадины болеть перестали. Адреналин, эндорфин… Он уж не знал, что ему било и куда… но било.
— И тебе спасибо. Напишешь из дому.
— И ты тоже.
— Я тебя сейчас отпущу, а ты беги сразу, иначе вообще не отпущу… На раз-два-три. Поняла?
— Дурак, — Катя глянула лукаво, но кивнула…
— Раз… Два… Три… — Андрей отпустил, вот только Катя не побежала. На носочки встала, шею обвила снова, поцеловала… И только потом резко на каблуках крутнулась, быстрым шагом направляясь к подъезду. На полпути развернулась, подмигнула… и побежала-таки.
— Вот ведь… — Андрею только и оставалось, что взглядом проводить, не зная, радоваться такому поведению или возмущаться.
Он дождался, пока она дома окажется, сообщение пришлет, и только потом пошел назад к метро. Надо было мысли проветрить…
Вечер не только ей сказочным показался — ему тоже. Он будто окунулся в вакуум, в котором не было ничего, кроме Кати Самойловой и его самого, а теперь надо было назад выбираться.
Во-первых, потому что нефиг идти и прохожим улыбаться (могут не то подумать), а во-вторых, Андрея пугало собственное свойство бросаться с места в карьер… С Филимоновой это ничем хорошим не закончилось. Но там дело в самой Алисе было, а тут…
Перспектив у них с Катей нет, если смотреть правде в глаза. Она от Америки не откажется, он ото Львова. А любовь по переписке… Мучение одно. Оба это понимали еще до свидания, но решили рискнуть, дальше тоже рисковать будут, Андрей не сомневался, но надо было включать хоть какие-то тормоза… Хоть чуть-чуть…
— Алло, Колян, что-то случилось? — звонок друга застал его уже у метро, он отошел в сторону, чтобы людям не мешать, прислушался…
— Я снова по поводу этой твой… Алисы, чтоб ее…
Андрей замер на секунду, думая, стоит ли друга прервать или нет. Это ведь он с Коляна слово взял, что тот будет его информировать обо всем с ней происходящем. Думал, всю жизнь будет эту инфу по крупицам собирать, и как Кощей над ней чахнуть потом… Сейчас же интереса уже не было… почти.
— Что там?
— Бросила она идиота этого, Ваньку Городчинского… Так что пляши, а лучше… брось ты это, Андрюх. Не стоит она тебя…
— Спасибо, Колян. Спасибо. А я брошу. Не сомневайся, уже бросил почти, считай…
— А поподробней? — Коля явно такого не ожидал, у него даже тон поменялся.
— При встрече расскажу.
Андрей скинул, постоял еще какое-то время, думая, а потом сбежал по лестнице, заглушая звуки метрополитена музыкой в надетых по дороге наушниках.
Алиса — дура еще та, конечно, но с другой стороны… не переживи он то, что произошло по ее вине, не сменил бы школу, не встретил бы Катю, не пережил бы этот день. С Алисой таких не было, и быть не могло. Она в него этим наивным букетом бросила бы, наверное. Или в руки брать отказалась даже. И в Милк баре ныла бы, что такого она не ест, чтобы не поправиться… Она была очень красивой девушкой, внешность которой манила, даже с ума сводила некоторых идиотов (как он), но с ней никогда не было бы просто хорошо. Вечная погоня, вечное стремление понравиться, удержать, доказать, вернуть, зацепить… Так никто долго не протянет. И тому же Ване ой как повезло, что его бросили. Сейчас-то он может этого не понимает, но стоит встретить кого-то другого, более нормального… поймет.
Андрей сегодня понял — и он поймет. Да и вообще, хватит о прошлом думать, будущего бояться, пришло время сегодняшним днем жить, пока есть такая возможность…
Алиса Филимонова лежала на кровати, листая фотографии любимых аккаунтов Инстаграма. Заниматься этим было скучно, но более достойная альтернатива на горизонте не маячила.
Отец, конечно, подгадил ей весну с этим своим наказанием…
До самого выпускного ведь теперь по-человечески вечер не проведешь. Комендантский час как у семиклашки — в девять…
Но и против отцовской воли идти Алиса не рискнула бы. Слишком он был зол тогда, и до сих пор не до конца отошел еще… Это злило уже ее. Из-за какого-то придурка, не способного нормально отказ воспринять, ей теперь страдать. Это же не она его за ручку повела на ту вышку. Ей вообще уже фиолетово было до дурака этого, а то, что в нем чувства вдруг взыграли… так в ком они не взыгрывали?
Ну и что, что она первой к нему полезла, глазки строить начала да провоцировать? Она сто раз так до него делала, и еще сто раз после сделать собиралась… Когда это наказание дурацкое закончится, конечно. И ни разу на такого придурка не попадалась, хотя… Это ведь значит, что Веселов действительно влюбился в нее?
Это подчас грело мысли, пусть чаще все же бесило. Многие говорят, что готовы ради нее звезду с неба достать, но только он полез за той самой звездой. Хотя какая разница уже?
Он ее не интересовал больше, а неудобства из-за бывшего одноклассника еще предстояло испытывать почти два месяца…
Продолжая листать фото, механически отмечая их лайками, Алиса смахнула пришедшее ей в FB сообщение от пользователя с незнакомым именем. Может потом как-то глянет. Хотя…
Девушка перевернулась на живот, вышла из Инстаграма, открыла Мессенджер, писал ей некий Никита Разумовский…
Никита: «Привет! Не знаю, помнишь ты меня или нет, мы знакомились на Атласе в прошлом году…».
Алиса его естественно не помнила, но в профиль зашла — фотку заценила. Неплох собой. В лицее учится, с которым у их физ-мата вечные контры по определению, кто круче… В общем, можно было сообщение и до конца прочесть. Тем более, оно казалось довольно длинным, что странно. Обычно-то все ограничивалось «Привет, а ты красивая, го в скайп?».
Н: «… К нам в параллельный недавно пришел штрих из вашей школы — Андрей Веселов. Ты его знаешь наверняка. Поговаривают, он на всю голову болезный — из-за тебя чуть ли не с собой покончить собирался…»
Алиса хмыкнула, а потом скривилась. Сама толком не знала, как относиться к тому, что история стала настолько известной. С одной стороны, чсв ей это почесало знатно, с другой… не всплыви эти подробности — отец не бесился бы так сильно. Но чего она точно не чувствовала, так это вины.
Н: «Так вот… Хочу тебя о помощи попросить…»
А вот это уже интересно…
Н: «Этот перец начал к моей девушке подкатывать. Нагло причем. Я ему, конечно, по-мужски объяснил, что-почем, но у него видать хроническая вавка в голове, он все никак не успокоится».
Алиса задумалась на секунду.
Можно проигнорировать. Плюсы тут очевидны — не будет риска снова вляпаться в историю, узнав о которой папа запрет в комнате уже не до выпускного, а до тридцатилетия. Но с другой стороны… скучно ведь… Адски скучно.
Иванушка-дурачок хуже горькой редьки надоел. Слава богу, избавиться получилось. В клуб не выбраться в ближайшее время, даже в субботу. Репетиторы эти постоянные, уроки нудные достали… Да и папенька ведь сам виноват, что она от переизбытка свободного времени в подобное впутывается…
А: «Привет. У меня от этого Андрея одни проблемы. Зачем мне это?».
Вот только нельзя же так сразу соглашаться…
Н: «Я должен буду. Проси, что хочешь (в разумных пределах, конечно)».
Что хочешь… Такая постановка вопроса Алисе нравилась. И пусть пока она не хотела ничего, азарт уже включился.
А: «Я подумаю… А что ты хочешь, чтобы я сделала?».
Никита молчал какое-то время, Алиса же ждала ответа с нетерпением. У самой было несколько вариантов, но интересно, каким путем собирался пойти великий комбинатор Никита Разумовский.
Н: «Я более чем уверен, что, если ты его пальцем поманишь, он тут же от Кати отстанет».
Катя, значит. Что за имя дурацкое? Наверняка простофиля какая-то.
А: «Ага, я поманю, а он потом будет под дверью ночевать?».
Алиса написала, и только потом поняла, что улыбается непроизвольно. Было бы неплохо… Всякое бывало, но под дверью у нее еще не ночевали…
Н: «Да пошлешь его, как только клюнет. Мне просто надо будет, чтобы переписку потом Кате показать можно было. Мол, «смотри, как он тебя ценит»…».
Переписку показать — это несложно.
Алиса не сомневалась, что Веселова легко развести будет. Да и это даже благородно получится. Катя-то… простушка эта… наверняка себе там придумала уже, что смогла бедного парня в себя влюбить так быстро после того, как он чуть ради другой с собой не покончил, но фиг ей. По первому зову к Алисе вернется. Без сомнений.
А: «Ладно, я подумаю над твоим предложением. Маякну, если решу помочь».
Н: «Ок, спасибо».
Алиса вышла из Мессенджера, снова в Инстаграм вернулась…
Нашла того самого Разумовского, его фотки полистала. Ничего так. В ее вкусе. Интересно, почему на Атласе не запомнила? Ну да ладно… В конце концов, можно будет и с Веселовым позабавиться, и с этим пофлиртовать.
Кстати, Катя…
Благо, у Никиты было не слишком много подписок, и всего одна Екатерина. Самойлова. Алиса о ней не слышала, и даже визуально не узнала, но вроде бы ничего особенного.
Блонда обыкновенная. Фотки классные ей делают, конечно. Филимонова аж зависть почувствовала непроизвольно (а она редко людям завидовала — поводов не было), а тут… При других обстоятельствах может даже попыталась имя фотографа разузнать, а то самой не везло с ними.
Отец на дорогих раскошеливаться не хотел особо, а у середняков и результат получался так себе… Вот, кстати, и условие Разумовскому. Он ей сьемку у фотографа, который эту блонду фоткает, а она ему — блонду…
Неплохо…
Теперь вопрос, что Андрею написать… Какую тактику выбрать?
Остаток вечера Алиса провела, обдумывая план действий. В ней родился спортивный интерес — хотелось провернуть аферу филигранно. И так, чтобы самой же получить удовольствие от процесса.
— Алло, привет… — Катя увидела, что ей звонит Андрей, еще находясь во дворе, но решила, что разговаривать безопасней будет в своей комнате. Поэтому-то заскочила в дом, взлетела по лестнице на второй этаж, аккуратно закрыла дверь, и только тут приняла звонок.
— Привет, чего дышишь тяжело? Спортом занимаешься что ли?
— Почти… А ты?
— А я…
Катя села на стоявшее в комнате кресло, крутнулась в нем, остановилась, снова крутнулась, остановилась… поймала свое отражение в зеркале, поняла, что улыбается, заулыбалась еще сильнее, слушая Андрея.
На следующее утро после их первого свидания судьба разбросала кого куда…
Начались каникулы, а значит, Катя со всей своей большой шумной семьей поехала на дачу к Леониду и Марине, а Андрей с мамой отправился в гости к бабушке.
Протестовать молодые люди не пытались, хотя такая мысль проскальзывала у обоих. Но оба же понимали — это хороший шанс для того, чтобы привести мысли в порядок, подумать, что делать дальше, удалось ли это их общее «просто попробуем», или нет?
И по состоянию на субботу Катя готова была дать однозначный ответ — удалось, хочется, чтобы не хуже удавалось и дальше.
Она скучала по Андрею, прокручивала в голове проведенный вместе вечер, мечтала о том, каким будет следующий…
Радовалась каждый раз, когда получала от него сообщение, даже элементарную смешную картинку, самую баянистую, цеплялась за возможность отреагировать, чтобы потом отреагировал он, потом снова она… и так весь день.
Марина ходила за ней по пятам, требуя подробностей, бурча, что она сюда приехала природой любоваться, а не на телефон слюни пускать, но Катя… продолжала пускать и ничего не могла с собой поделать.
Девушка никогда не ждала конца каникул так, как этих… Последних, между прочим, во всей школьной жизни.
И причина этой радости была очевидна всем Самойловым. Вот только некоторые предпочитали тактику деликатного молчания, а Марина…
На третий день загнала Катю в угол, убедилась, что они в этом углу одни и потребовала:
— Ну рассказывай.
— Что?
— Все рассказывай…
Катя сначала хотела извернуться, избежать расспросов, а потом выложила все, как на духу.
— И что вы теперь, уже не понарошку встречаетесь? — Марина спросила с недоверием, Катя кивнула. — А эта его… любовь неземная, не объявлялась? — Катя отрицательно мотнула головой, отмахиваясь от своих же не самых приятных мыслей. — Ну будем надеяться, что и не объявится… А ты-то рада?
Катя снова кивнула, расплываясь в улыбке.
Она была очень рада. Практически счастлива. Летала, порхала, земли под ногами не чувствовала.
По этому поводу над ней все подшучивали, ведь не заметить было сложно, но и это не заботило.
При всей своей любви к компании старших Самойловых, при том, что адски соскучилась по старенькому лабрадору уже Ланселоту, Катя считала дни и часы до возвращения…
— В кино пойдем в понедельник? — Андрей предложил уже после того, как все, что только можно было обсудить, они обсудили.
— Пойдем.
— Ты даже не спросила, на какой фильм.
— Не спросила, но все равно пойдем…
И в подобных диалогах таилась эссенция ее состояния. Не важно, какой фильм, куда идти, что делать — лишь бы побыстрей и вместе…
Скажи кто-то младшей Самойловой о том, что она умудрится так влюбиться, девочка только скептически хмыкнула бы, ведь такое поведение было ей не свойственно, но… Влюбилась. И с этом надо было как-то жить…
Советчиков же, как оказалось, вокруг довольно много.
Марина устроила целый мастер-класс с рассказами о том, что такое хорошо, а что такое плохо, Снежана, слушая его, еле сдерживалась, чтобы не прыснуть. Сама тоже потом попыталась вмешаться — давая противоположные советы, дедушка… был сдержанно рад за внучку и от души потешался над советчицами, а Марка, слава богу, в это время на даче не было.
Почему слава богу? На этот вопрос лучше всего ответила Марина.
— Ты же понимаешь, что они теперь с Маркушей классовые враги? Он априори будет считать твоего Андрея недостойным обормотом.
Катя понимала, поэтому отца посвящать в новость не спешила. Всему свое время… Сначала нужно самой с чувствами разобраться, и чтоб Андрей разобрался, а уж потом…
Да и что потом будет — непонятно. Ведь билеты в Америку уже куплены, осталось четыре месяца и аривидерчи… Это пугало, но пока удавалось отгонять тревожные мысли, заменяя их другими.
Других было так много, что Катя как-то даже незаметно для самой себя Питеру рассказала об Андрее. Уже отправила сообщение, а потом только поняла, что в нем «мы с Андреем то, мы с Андреем се…». И когда чех задал закономерный вопрос — «а ху из Андрей?», Катя во всем и призналась. Питер с ответом не тянул, пошутил, что «бездушная украинская Китэн разбила его чешское сердце», но поздравил и пожелал, чтобы все у них было хорошо.
Но эта неделя для Кати не ограничилась исключительно размышлениями об Андрее и зачеркиванием дат на календаре. Еще Марина рассказала ей об их с Леонидом планах.
Произошло это в один из уютных дачных тихих вечеров, за которые Катя особенно любила этот дом. Снежана отправилась тогда укладывать малышню, Марк был в городе по работе, Леонид ушел спать раньше, ведь на следующее утро его ждала рыбалка, а Марина с Катей устроились на кухне, чтобы выпить чай и шепотом поговорить обо всем на свете.
— Коть…
— Ммм?
— Я тут решила… Ну то есть мы с твоим дедушкой, но в основном я… Но он не против… Вроде бы… Надеюсь…
— Марин… — пользуясь тем, что на кухне царил полумрак, Катя позволила себе легко усмехнуться.
— Ммм? — и тому была причина. Сложно было сопоставить в голове привычный образ Марины — решительной и довольно лаконичной во всех смыслах женщины с тем, как она говорила сейчас. Сумбурно и сбивчиво.
— Что вы с дедушкой решили? — брошенный на Катю взгляд добавил еще одну щепотку в котелок интриги. К сумбурной и сбивчивой речи добавился еще и растерянный взгляд.
— Я была в детском доме, и там мальчик… Сережа…
И столько нежности было в этих словах, столько осторожного трепета, что Катя и сама не заметила, как слезы на глаза навернулись.
Она знала о том, что в жизни Марины и Леонида было несколько попыток завести детей. Знала, что ни одна не увенчалась успехом. Подозревала, что это дается Марине сложно, но вот так напрямую с ней — соплюхой — старшая Самойлова этот вопрос никогда не обсуждала, а значит… Все очень и очень серьезно.
И очень-очень важно, чтобы все получилось.
— Ты счастлива? — Катя не сдержалась даже, сжала руку Марины в своей, чувствуя, как та мелко подрагивает.
— Страшно…
— Почему?
— Что все сорвется, как уже бывало, что у меня не получится.
Катя не сразу ушам поверила. Чтобы у Марины, да не получилось? У той Марины, которая может все на свете, стоит лишь задаться целью? Которая способна перевернуть землю, если это понадобится ей или кому-то из близких?
— А что может не получиться?
— Стать… мамой, — видно было, что даже это слово ей с трудом дается. — Дать ему столько любви, сколько мамы своим детям дают…
И снова ком в горле. И непонятно, откуда в этой женщине берутся такие сомненья?
— Ты дала мне больше любви, чем мать… — и пусть ответ получился глухим, ведь ком в горле говорить толком не давал, но хотя бы слезы не выступили…
Марина же застыла на пару секунд, глядя в лицо любимого подростка, скрытого полумраком, и пыталась сообразить… Доходило туго, но как дошло…
Она Катю к себе притянула, обняла, сколько было мочи, в макушку поцеловала.
— А знаешь, сколько еще дам? И детям твоим хватит, и внукам, и правнукам. Всех замордую, любовью своей… Ты — мой свет в окошке, Катюнь, я без тебя никуда, ты же знаешь…
— Знаю. И я без тебя…
— А мать твоя… Бог ей судья, Котенок. Не думай о ней.
Катя ничего не ответила, только постаралась послушаться. Правда, получилось не так блестяще, как хотелось бы. Мысли о Лене периодически посещали…
— Андрей, обедать, — Антонина Николаевна заглянула в комнату внука, дождалась, пока он от телефона оторвется, кивнет, а потом, улыбаясь, направилась в столовую…
Ох уж эти современные дети… Им бы только в телефоны залипать. А ведь за окном жизнь бурлит — весна…
— Наташ, — Антонина подошла к невестке, застывшей у серванта и внимательно в нем что-то разглядывающей, за взглядом ее проследила… На Володю смотрит. С тоской. Как всегда…
— Ммм? — даже взгляд не бросила в ответ, будто под гипнозом смотрит все на него, смотрит…
— Мне кажется, у Андрея девочка появилась… Ты ничего об этом не знаешь?
Наталья все же оторвалась от фото, глянула на свекровь с опаской, вздохнула тяжко…
— Знаю… — ответила шепотом, с тревогой на дверь посмотрела, потом снова на Антонину. — Он как-то раз ноутбук свой оставил включенным, гулять пошел. Ну и… Я не собиралась рыться, но просто… после всего, что случилось…
— Ладно уж, не мнись ты, никто тебя осуждать не станет, любая мать на твоем месте и не такое сделала бы, что прочла-то?
— Он с одноклассницей новой гуляет.
— Ты ее знаешь?
— Нет пока… Не знакомил. Но из того, что я успела увидеть, а я правда пыталась не рыться, просто не могла уж совсем…
— Наташ, да говори ты по существу! — Антонина умудрялась даже шепотом невестку вычитывать по-генеральски. Так, что хотелось по струнке вытянуться и ответ оттараторить на одном дыхании.
— Мне показалось, что она хорошая… нормальная… не такая… как та…
— Ну и слава богу, — Антонина улыбнулась, услышав вердикт невестки. Ее оценке верила, да и вообще в том, что хороших людей в этом мире больше, чем плохих, не сомневалась. А значит, после той стервы, что всю душу из ее внука чуть не вытрясла, ему просто обязана была встретиться другая, и кажется… — Только пусть бы он вас побыстрей познакомил. Для успокоения.
— Пусть бы… Но я и сама лезть не хочу, вдруг замкнется снова? Он ведь только открываться начал. Общаться со мной нормально… Настя говорит, как к ним приезжал — с Володей играл, все наиграться не мог, как раньше… И я теперь еще больше боюсь. Спугнуть что ли? Из-за любого шороха вздрагиваю… Когда телефон звонит и Андрей не дома — руки трястись начинают…
Антонина обняла Наталью, чувствуя ту дрожь, о которой только что услышала. Понимала, откуда эти страхи идут. Понимала, что вот так просто они и не исчезнут, если вообще исчезнут когда-то. Но и холить их смысла не видела.
— Он у нас мудрый ребенок, Наташ, во второй раз глупости не совершит. А ты все правильно делаешь. Вот только страхом своим ему не поможешь. Думаешь, он не видит, каким взглядом ты за ним наблюдаешь? Будто прислушиваешься, приглядываешься, подвоха ждешь… Не надо так. Лучше помоги ему забыть об этом всем раз и навсегда. Вон та девочка наверняка помогла уже нехило так, и ты помоги. А как познакомит — сразу мне позвони, расскажи. Только прошу тебя, встреть ее не так, как Глеба Настиного…
Наталья испустила нервный смешок. Шутка у Антонины получилась неоднозначной, коей и задумывалась. Но повторить первую встречу с тогда еще парнем, а теперь уже мужем старшей дочери, пока неизвестной девочке Андрея не удалось бы ни при каких обстоятельствах.
— И еще, — Антонина отошла от невестки, сама оглянулась на дверь, за которой Андрея было пока не слышно и не видно, — ты уж меня извини, но ты как за хлебом пошла, телефон оставила, я трубку взяла, когда тебе звонили… Валентин звонил…
Как Антонина и думала — реакция у Наталья в прямом смысле была написана на лице. Вся побелела вплоть до губ…
— Что сказал? — вопрос задала таким голосом, будто убивать ее сейчас будут. Ну глупое создание. Вот глупое…
— Просил перезвонить.
Наталья кивнула, опуская взгляд.
— Вы меня осуждаете? — видно было что вопрос тяжко дался. Таким тоном и так драматично прозвучал, что Антонина еле смогла улыбку сдержать. В этом она никогда Наталью не понимала. Любит на ровном месте устроить себе бег с препятствиями в виде сомнений и несуществующих, но непременно непреодолимых, обстоятельств…
— За что?
— Он меня на свидания зовет…
— И ты ходишь?
— Нет… На свидания нет, но просто встретиться… мне с ним спокойно так, понимаете? — и даже взгляд рискнула поднять, искренний и виноватый… Как есть дурочка…
— Осуждаю, — и неизвестно, что с ней сделать хочется больше — леща дать, чтобы опомнилась, или к груди прижать, чтобы могла всё до сих пор не выплаканное выплакать. — Что отбриваешь хорошего мужика. Я с ним пять минут поговорила, и уже поняла, что хороший, заботливый, голос такой у него приятный, речи интеллигентные, беспокоился, что ты со вчерашнего дня на звонки не отвечаешь, а ты вон оно чего вздумала…
Наталья смотрела на свекровь глазами по пять копеек и только воздух ртом хватала, не зная, что сказать.
— Ну чего ты смотришь на меня, Наташенька? Ну чего? Андрей вон уедет через пару месяцев, у Насти давно своя жизнь, я здесь сижу, а ты там сама куковать собралась? Днями на Володины портреты смотреть и вздыхать о так рано утерянной любви? Да очнись ты, родная, оглянись вокруг, Валентина своего увидь, присмотрись, прислушайся, причувствуйся… На свидание зовет? Иди. И даже не начинай свою любимую песню: «а что люди скажут, а что дети подумают?», ничего не скажут и не подумают такого, что ты сама о себе напридумала. Так что и себя не мучай, и мужика. А сейчас перестань мне тут рыбу изображать и садись котлеты есть… Андрей! — Антонина под конец не выдержала даже — на повышенные тона перешла. Ох уж эти дети на ее голову. Всех возрастов и со всевозможными проблемами… Один не может от телефона оторваться, вторая вон мужиков хороших отшивает… — Андрей Владимирович! — повторно крикнула, а когда парень таки показался в дверном проеме — растерянно улыбающийся, взгляд с насупленной бабушки на будто пристыженную маму, послушно ковыряющуюся в котлете, переводящий, еще и пальцем пригрозила. — Есть сел. Ты глянь на них… Распоясались.
— Вы чего такие странные? — Андрей спорить с приказом не стал, за стол сел, котлету на вилку наколол, откусил… Только потом позволил себе вольность… — Поругались что ли?
— Мать твою учу уму-разуму, — Антонина ответила, а Наталья только побелела сильнее. — А будешь много говорить и мало есть — тебя учить начну. Понял?
— Понял, — Андрей усмехнулся, принимаясь наворачивать вкуснейший обед за обе щеки. Учить его не надо было. Его надо было покормить и побыстрей с миром отпустить обратно в комнату. Туда, где телефон, интернет и возможность разговаривать с Катей в режиме 24/7…
Неделя каникул пролетела… и слава Богу. Скажи кто-то Андрею еще месяц тому, что он именно так отреагирует на окончание своих последних школьных каникул, Веселов бы только пальцем у виска покрутил, теперь же…
Так оно и было. Уже в воскресенье в обед они с мамой, откормленный и обласканные бабушкой, были дома.
Наталья решила не терять времени даром и практически сразу отправилась к Насте с Глебом — соскучилась по ним, да и гостинцы от Антонины клялась завести, а Андрей отправился по другим, но не менее важным, как ему казалось, делам.
Он по большому секрету узнал у Веры, во сколько ее подруга планирует вернуться в Киев, купил цветы (теперь уже настоящие — букет ярко оранжевых тюльпанов с огненно-красными кончиками лепестков), а потом прогулочным шагом направился в сторону ее двора. Все равно пришлось бы ждать, но точно меньше, чем когда-то она ждала его с разборок с Разумовским. Но Андрей ожидания не боялся, лучше ведь сегодня лишний час у ее подъезда просидеть, чем до утра томиться, когда в школе встретятся…
Поэтому-то устроился на лавке у ее подъезда, букет рядом положил, музыку в наушниках включил и стал ждать…
— Как вы время-то провели, отоспались хоть, воздухом надышались? — с дачи семью забирал Марк. Ему, к сожалению, не удалось провести всю неделю в гостях у Марины с Леонидом. Так, набегами прилетал, состояние своих чадушек, жены и старших родичей проверял, пару часов проводил и назад в город мчался. Поэтому теперь, руля машиной, державшей курс на родной двор, с интересом слушал рассказ Снежи и Кати о том, чем занимались, что делали, что обсуждали.
— Хорошо, но мало… Дети спать лучше стали, думаю теперь, как эффект сохранить… — на вопрос ответила сидевшая на заднем Снежа.
— Можем в аренду Марине сдать, и ей полезно — потренируются с папой, и нам — отдохнем…
— Папа, — Катя глянула на Марка укоризненно, но видно было, что шутку поняла. У нее вообще сегодня настроение было замечательное, «предвкушательное»… Она представляла, как домой попадет, вещи разберет по-быстрому, и сразу Андрею напишет. Спросит, не хотел ли он вечером на часок выбраться куда-то? Она хотела… Соскучилась сильно, пусть и не призналась бы ни в жизни.
— Что «папа»? Еще скажи, что ты против такого расклада. Представь, утро… суббота… выходной после тяжелой трудовой недели… и ты просыпаешься не из-за того, что по тебе скачут два слона… а потому что выспалась! Хотя тебе-то что… ты же хитрая, ты на замок закрываешься, а нам нельзя…
— Марк, я сейчас не поняла, это что за нытье? — тут уж не выдержала Снежа, вмешалась. — Ты и так всю неделю практически в тишине провел. И это я еще не видела, во что ты квартиру превратить успел… Так что помалкивай лучше и вези, а то мы тебя в аренду Марине сдадим. Тоже всем польза, знаешь ли…
Спорить Марк не стал, хмыкнул только, исполняя указание — помалкивал и вез… Начал потихоньку сбавлять скорость, включил поворотник, зарулил во двор…
— А это что за Ромео у подъезда сидит? — первый увидел незнакомого парня, кукующего у парадного, пригляделся, но не узнал…
— Ой… — потом на дочь глянул, когда она какой-то странный звук издала. То ли испуганный, то ли радостный, то ли что… И тоже на «Ромео» глядя при этом, а потом в улыбке расплываясь…
— Ты его знаешь? — попытался конструктива добиться, подсознательно чувствуя, что пора начинать хмуриться и подозревать неладное… Еще хуже стало, когда Катя краснеть начала, а Снежа на заднем сидение хмыкнула довольно однозначно…
— Это одноклассник мой, — и стоило отцовской машине остановиться, как Екатерину будто ветром из салона сдуло. Только и слышно было, как ремень отстегнула, да дверью хлопнула по-женски так, с размаху чтоб, от всей души…
— Это кто, Снеж? — а потом насупленный Марк, улыбающаяся Снежа и не понимающие пока, за чем наблюдают, Поля с Леней следили за тем, как Катя оказывается рядом с тем самым парнем, как он навстречу подскакивает, букет забывает, потом вспоминает, вручает… получает поцелуй благодарности… в щечку… и на том спасибо… пожалела отцовские чувства…
— Это наша первая большая любовь, Маркуш… Готовься, — и раз уж скрывать Катину тайну смысла больше не было, Снежана похлопала мужа по плечу, отчего-то испытывая неимоверный восторг…
— Привет.
— Привет.
— Сюрприз…
— Удался…
Катя и Андрей так и стояли с минуту, просто глядя друг на друга и улыбаясь. Самойлова понимала, что это внезапное появление может вызвать некоторые неудобства… но как же она была рада!
Это ведь значит, что не только она скучала! Это ведь значит, что… Ох…
— Ты давно тут?
— Минут сорок, не парься, музыку слушал, релаксировал…
— А как узнал, когда мы приезжаем?
— У Веры инфу пробил. Теперь вот вишу ей… не знаю только, что…
— Не висишь, значит. Я вон ради нее место Саше уступила, когда ты пришел, так что считай, она тебе мой долг вернула.
— Скорее наоборот — тогда вдвое больше вишу…
Чертовы бабочки… Летают, щекочут брюхо из середины, улыбкой на губах проявляясь…
Пожалуй, молодые люди так и продолжали бы стоять — на пионерском расстоянии, она с букетом в руках, он не отводя от нее взгляд, но в машине решили, что отведенное на приветствие без свидетелей время закончено…
Семейство Самойловых начало шумно выгружаться. Особенно шумно получалось у Марка. И покашливал, и говорил как только мог громко, но чтобы в рамках приличия, и дверьми хлопал не хуже дочери, багажником…
— Екатерина, ты не поможешь нам побыстрей вещи домой занести? — подошел весь такой серьезный и хмурый, к дочери обратился, сознательно игнорируя "Ромео"…
— Мы сами справимся! — потом на жену зло зыркнул, когда она за ту самую Екатерину ответила, незаметно подходя. — Меня Снежана зовут, — руку протянула парню, внимательно его разглядывая с улыбкой, он замялся слегка, но пожал. — Я Катина мачеха, а это Марк — Катин отец.
Ткнула Марка в бок незаметно, чтобы руку подал, слава богу, хоть тут выпендриваться не стал.
— Марк Леонидович, — почти не стал… Леонидович он, видите ли… — А вы…?
— Андрей, Катин одноклассник.
— Интересно… не знал вас раньше… — и каждый раз ударение на этом «вы», «вас» такое, будто меткий выстрел…
— Я недавно в этом классе, меня по вашей протекции взяли, мы с Глебом Имагиным родственники…
— Вот оно как, — Марк то ли улыбнулся, то ли лицо судорога взяла, так сходу разобраться было сложно. — Если б я знал…
Тут уж Снежа не выдержала — снова мужа ткнула, делая страшные глаза. Хватит с парня дружелюбия, пожалуй. Он вон и так держится молодцом. Оптимизма не теряет, не боится вроде бы. Как был рад видеть Катю, так и до сих пор рад. Вечно взгляд с сурового Марка на ее лицо соскальзывает. Лучезарный взгляд. Светящийся…
— Мы пока вещи занесем домой, а вы пообщайтесь, а потом тоже поднимайтесь, — Снежана всучила Марку дополнительный пакет, на руки пересадила Лёнечку, Поле приказала за папу держаться, отправила их дружной компанией в подъезд, сама совершила еще одну ходку к машине, закрыла ее, проходя мимо Кати к уху ее склонилась, шепнула, — арка из наших окон не проглядывается, идите туда целоваться, — Андрею подмигнула, напомнив, что их ждут наверху на чай, а потом тоже в подъезде скрылась…
— Пап, а кто это с насей Катусей там? Сто за мальцик? — и надо ж было Поле решить тут же начать сыпать соль на открывшуюся рану отца… Еще даже лифт приехать не успел… Он и так стоял, в одну точку смотрел, будто громом пораженный… То ли осознавал всю трагичность происходящего… То ли уже смирялся с нею…
И так он все это не наигранно делал, что Снежа даже смеяться не могла. Жалко его было… Бедный отец. Как дочь могла-то? В семнадцать годиков так жестоко с ним поступить? Влюбиться…
— Друг, Поль, это друг нашей Кати, — понимая, что Марк сейчас ребенку не ответит, Снежана сделала это за него.
— А это какой длуг, мам? Как у меня в садике или как в фильмах? Они сейцах целоваться будуть, а потом зенятся?
Марк вздохнул прерывисто, а Снежа все же не выдержала, захрюкала от смеха, и только отсмеявшись, уже в лифте, со всей нежностью, какую только могло испытать ее сердце, смотрела на все такого же обреченного на смертную казнь Марка, отвечая при этом дочке:
— Может и женятся когда-то, мы этого не знаем. Но мне показалось, что он хороший. Друг.
— Прости, что не предупредил…
Катя с Андреем прислушались к мудрому совету Снежаны, скрылись в той самой арке, которая не просматривалась… Целовались, конечно, куда ж без этого? Но тоска ведь не только по поцелуям съедала — насмотреться хотелось друг на друга, голосом вживую наслушаться, обнять…
— Теперь придется подниматься, папа так просто не отстанет.
— Поднимемся. Все равно ведь рано или поздно надо знакомиться.
Катя спорить не стала. Лучше время на другие разговоры потратить, или не разговоры вовсе.
— Спасибо за цветы, очень красивые, — девушка в них лицом зарылась, а потом блестящий восторгов взгляд на парня подняла. — И за сюрприз. Это очень…
— Глупо? — Андрей хмыкнул, подошел вплотную, руками талию обвил, целуя девушку в лоб.
— Нет, — Катя улыбнулась.
— Примитивно? — снова целуя, теперь в одну щеку.
— Нет! — Катя снова улыбнулась.
— Предсказуемо? — в другую.
— Да нет же! — рассмеялась.
— По-детски? — в нос.
— Нет, конечно, — Андрей получил ответный поцелуй, теперь уже он улыбнулся.
— А как тогда?
— Романтично, — и в губы. Долго, трепетно, нежно…
— Я скучал, — так, что и оторваться сложно.
— Я тоже.
— Не смог утра дождаться, тем более там уроки начались бы, толком и не поздороваешься…
Так точно не поздороваешься, тут Катя была согласна. И совсем даже не против того, что он вот так вечер ей перекроил.
— Идем тогда, а то Марк сейчас выйдет нас искать…
— Сейчас пойдем, только…
— Что? — Катя застыла в его руках, растерянная…
— Дай храбрости набраться, — и улыбнуться не успела, позволяя набраться вдоволь. Приятно знать, что ты источник храбрости, а проводник — твои губы.
— Андрей, как вам чай? — пусть Катя с Андреем и задержались внизу, времени на то, чтобы пройти все стадии от отрицания до принятия, Марку не хватило. Он остановился где-то между торгом и депрессией.
Сидел с одной стороны стола, свою чашку даже к губам ни разу не поднос, а вот за Андреем следил со всей тщательностью.
Веселов сидел напротив, рядом с ним Катя. И сколько бы Марк сам с собой ни торговался, даже он не мог не видеть, как молодые люди полувзглядами обмениваются, полукасаниями… влюбленными до одури.
Так только в семнадцать бывает. Аж завидно… Но это мимолетное чувство — зависть, а вообще тревожно. Марк был к такому развитию события сильно не готов. Катю ведь раньше и у подъездов не караулили… Интересно, почему, кстати? Она ведь всегда красавицей была… Видимо, не позволяла. Но почему Андрею позволила? Что в нем такого? С виду — обычный парень. Симпатичный, как большинство мальчиков-подростков, за словом в карман не лезет, тоже как большинство, но ведь что-то особенное быть должно… Или это только она в нем видит, и он в ней соответственно?
— Очень вкусный, спасибо, — парень улыбнулся, снова на Катю глянул мельком, а потом чая пригубил, заполняя возникшую в очередной раз паузу.
Они уже минут пятнадцать на постоянной основе по паузам выступали. Снежана вышла — мелочь спать укладывать, а Марк молодежь сильно разговорами не баловал. Только взглядом своим внимательным сверлил, да о качестве чая справлялся…
— Как вам новая школа?
— Хорошо, класс дружный, преподаватели хорошие, интересно…
— А планы у вас на будущее какие?
Андрей с сомнением на Катю глянул, мол, «что этот странный мужик с дергающейся щекой от меня хочет?», она слегка плечами передернула, тип, «понятия не имею, но отвечай что-то, а то хуже будет»… Ну он и ответил:
— Закончить школу, в университет поступить…
— Похвально-похвально… А вы знаете, что Екатерина уже поступила? В Америку вот едет… скоро очень…
— Знаю.
— И что скажете по этому поводу?
— Скажу, что молодец она у вас, очень умная.
Катя улыбнулась слегка, чувствуя, что краснеет. Понятно было, зачем папа это разговор завел. Мол, «малец, тебе на этой лужайке тусоваться от силы два месяца. Лучше другую поищи, и там уж в цветы инвестируй, а тут ловить нечего», но… Как же приятно было слышать, как тебя молодцом называет. Он.
— Что есть — то есть, молодец, если бы еще о сюрпризах заранее предупреждала, — следующий взгляд достался дочери, она же снова только плечами пожала, продолжая безмятежно улыбаться.
Вообще, раньше, когда Катя думала, как в теории может происходить знакомство отца с гипотетическим парнем, ей это мероприятие представлялось крайне нервным и травматичным в первую очередь для собственной психики, на поверку же оказалось, что она практически не волновалась. Весь страх отошел на задний план, на переднем же плясали отголоски тех чувств, которые она испытала, когда увидела Андрея вечером у подъезда.
— Она не знала, я не предупреждал, что приду, — Веселов взял огонь на себя, за что был одарен еще одним суровым взглядом.
— Пейте чай, пейте… Значит, сюрпризы любите, да?
— Да не особо, просто… так вышло…
— Пейте чай, пейте… Снеж, ты долго там?
Видимо, у грозного отца закончились темы для разговора и хотелось просто спокойненько посидеть тихонечко, взглядом наглеца посверлить, да как-то без жены не получалось, а она, как назло, все не возвращалась из детской…
— Глеб говорил, вы математику любите… — Снежа не отозвалась, пришлось дальше говорить.
— Да, мы с Катей на этом и сошлись… отчасти…
У Марка аж нервный смешок вырвался, настолько он сам запутался в том, что же чувствует сейчас. Да что ж он, не человек что ли, чтобы не видеть, как дочка на парня глядит, и как он на нее? Ну милота же. Чистая, искренняя, но елки-палки! Она же ребенок еще! Ну что такое семнадцать? Недавно ведь двенадцать было, а чуть раньше — два! Куда ей вот это вот все сейчас?
— Пап, может тебе тоже чаю выпить, а то ты странный какой-то…
Видимо этот смешок вышел таким неестественным, что Катя забеспокоилась о здоровье отца.
— Я выпью, выпью… За математику… До дна…
И действительно чашку осушил… Что с ним творится — сам не понимал, но справиться с собой все равно не мог.
— Ну что вы тут? Ты их не замучил еще своими расспросами, Марк? — подмога пришла откуда не то, чтобы не ждали, но ждали пораньше… Снежа вернулась из детской, обстановку в гостиной быстро оценила, головой покачала, конечно, но если быть честной, на другую встречу Марка с ухажёром Екатерины и не надеялась никогда. Слишком долго и упорно он боролся за ее счастье, чтобы теперь так просто впускать в мир человека, способного как с легкостью его утроить… так и лишить… — Так уже ночь на дворе, Самойлов. Десятый час. Андрею наверное домой пора давно. Завтра ведь уроки снова…
— Домой? Отличная идея! Я вас подвезу, Андрей, прощайтесь… — с таким энтузиазмом Марк произнес первую фразу за вечер. Вот только слегка скис, поймав взгляд жены. Такой… неоднозначный. Она его как бы спрашивала: «а ничего, что сказано не тебе было?». А ничего… Но вслух озвучить дерзость не рискнул, буркнул только, — я обуваться…
— Да я и сам могу… — Андрей же застыл на какое-то время, переводя взгляд с Кати на Снежу и обратно.
— Лучше не спорь. Ему сейчас тоже проветриться не помешает… И не бойся, он не буйный…
Ответила Снежана, подбодрила детей, ну и себя заодно… В конце концов, хандра Марка — это ведь теперь ее проблема. Это с ней он будет вздыхать тяжко, в свои думы углубляясь, а она его успокаивать будет, помогать смириться… Но, с другой стороны, им-то это в любом случае предстоит. Поля ведь тоже рано или поздно жениха приведет. А тогда Марк будет еще старше и еще более напуганным… Хотя сейчас-то кажется, что больше некуда…
— Напиши, как дома будешь, — Катя сжала напоследок руку Андрея, отпуская его в прихожую. Целовать не рискнула бы. А вдруг папа телефон забыл и вернется? Откачивать же придется… Или оттаскивать. В общем, не стоит будить лихо.
— Ок.
Андрей же, кажется, был в меру спокоен. Попрощался, за чай поблагодарил, подмигнул Кате незаметно напоследок, за Марком к машине спустился.
Ехали они преимущественно молча. Разве что парой слов перебросились, связанных с маршрутом и дорожной обстановкой.
Подобие беседы завязалось уже на подъезде к дому Андрея.
Марк слегка успокоился, мысли в кучку собрал, себя в руки взял…
— Ты не думай, что я псих какой-то… — первым заговорил.
Андрей мысленно хмыкнул, ну а так кивнул. У него опыта общения с отцами девушек было не так уж и много. А если честно — то вообще не было. Все как-то без этого обходилось, надобности не было и случая не выпадало. Но, положа руку на сердце, он подозревал, что обычно все происходит именно так. К тому же, он сам нарвался — нефиг было к ней с сюрпризом переться, но больно хотелось…
— Я просто волнуюсь за дочь, ты вырастешь, тоже поймешь. А пока об одном попросить хочу — ты парень воспитанный, по всему видно, честный, да и я ж не слепой — симпатия между вами есть, сильная, но… ей действительно скоро уезжать, и очень не хочется, чтобы это все в драму вылилось…
— Не совсем понимаю, о чем вы просите? Разойтись? При всем уважении, Марк Леонидович, я вам такого обещать не буду…
— Тпру… Завелся как… Ты сначала старших дослушай, а потом уж мятежи устраивай… Гуляйте себе на здоровье… — сказал, задумался, добавил, — только без глупостей, пожалуйста. Я о другом попросить хочу, не мучай ее выбором. Вам и так нелегко будет, когда придет время расставаться, но вы же оба дети умные, и без меня все понимаете, но ты тут останешься, а она туда уедет… ей и так сложно будет, поэтому…
— Я понял вас, не переживайте. Мы постараемся в эти два месяца прожить то, что потом можно будет полгода вспоминать, пока она не приедет… или я к ней…
Марк хотел было возмутиться, что нефиг «стараться за два месяца…», а потом язык все же прикусил. Хватит истерик на сегодня. В его исполнении так точно.
А парень действительно умный, кажется. Глеб не соврал. Хотя знай Марк тогда, как все повернется, может в параллельный класс похлопотал бы его пристроить… Но уже поздно метаться. Что сделано — то сделано. А так, может, сама судьба распорядилась.
— Я тебе еще один вопрос задам. Ты уж прости за бестактность, но не могу не спросить.
Марк уже заехал в нужный двор, мотор заглушил, к Андрею повернулся. Видно было, что тот напрягся слегка, но кивнул… Совсем не дурак. Все понимает. И на вопрос ответить может, даже его не услышав еще.
— Та девочка, из-за которой ты в эту школу перешел…
— Катя о ней знает, и с ней все кончено. Я осознал, какую глупость совершил.
— Хорошо. И я вот еще что тебе скажу, наверняка не первый буду, и точно не самый мудрый советчик… ну ты меня таким вряд ли посчитаешь вообще, учитывая мое поведение, но это дело второе, а важно вот что… Ни одна женщина, достойная того, чтобы ее любили до самопожертвования, никогда с тебя его не стребует. Помни об этом. А теперь беги. Мама заждалась уже, наверное, и Кате тоже напиши там, что я тебя не съел по дороге…
Андрей глянул на Марка украдкой, кивнул.
— Спасибо вам. Что подвезли. И за совет.
Из машины вышел, направился к подъезду, отчего-то крепко задумавшись…
Зря Марк так снисходительно к своим же словам отнесся, ведь для Андрея сейчас они откровением стали во многом. Вот в чем главная разница между Катей и Алисой. В этом вся правдивость одной и фальшь другой.
Два параллельных класса собрались в актовом зале. В дальнейшем репетировать тот самый пресловутый выпускной вальс предстояло в школьном дворе, но сегодня, как назло, щедро зарядил апрельский дождь, а отменять первое занятие было поздно.
Поэтому теперь сорок с лишним человек собралось в не то, чтобы сильно большом помещении, с разной степенью энтузиазма готовясь приступить к священному действу. В их числе были и Катя с Андреем.
Если быть честными, их вальс интересовал постольку-поскольку. Андрей вообще с радостью прогулял бы выпускной в школе, не ставшей для него своей, Катя же выпускной ждала с трепетом, но особых сантиментов к вальсу не испытывала… до недавнего времени. Хотя и теперь сантименты касались скорее не самого танца, а человека, с которым его предстояло станцевать.
— Коть, ну расскажи, как вчера все прошло? — пользуясь тем, что хореограф тихо обсуждает что-то с классной, Вера попыталась вытянуть из подруги интересующую информацию. Было до жути любопытно узнать, чем закончилась вчерашняя встреча у подъезда, Самойлова же, как назло, толком ничего не рассказывала, только улыбаться начинала невпопад.
— Нормально прошло, а ты и предупредить могла бы, — Катя бросила укор скорей в профилактических целях. Скажи ей Вера, что Андрей решил сюрприз устроить, она его, может, попыталась бы отговорить… И такой вечер потеряла бы, такие эмоции!
— Ну извини, просто он так просил тебе не говорить… Ну я и поверила… Правильно сделала ведь, да? Ну Коть, да? — Вера повисла на руке подруги, рассчитывая получить ответ, чего бы ей это ни стоило.
— Да, — совсем уж вредничать Катя не стала, и себе позволила улыбнуться, когда так хотелось, и Вере повод для улыбки организовала.
— Я рада…
— И я…
Подруги смотрели друг на друга какое-то время, и все понимали… Влюбилась Самойлова. По самые уши и по самое не хочу.
— Ну что, начнем?
Эти молчаливые гляделки прервал хореограф, всплеснувший руками, привлекая всеобщее внимание.
— Добрый день, меня зовут Антон, можно без отчества, и за ближайшие два месяца мы с вами должны научиться танцевать самый настоящий вальс… — он обвел взглядом толпу молодых и красивых, расплылся в улыбке. Не сомневался — будет нелегко, но интересно… В первую очередь им самим. — Вы уже решили, кто с кем танцует?
По толпе разнеслось непонятное мычание. Впрочем, как всегда.
— Тогда у вас есть три минуты. Делимся, — по очередному хлопку хореографа толпа превратилась в жужжащий рой.
Антон повернулся к Татьяне Витальевне, глядящей на происходящее с опаской, улыбнулся иронично:
— Не переживайте, через две минуты окажется, что все вопросы решены… — она ничего не ответила, отнеслась к замечанию скептически, и, как оказалось, совершенно зря.
Ведь выяснилось, что ее шалопаи и ветреные девочки умеют организовываться в считанные секунды, если это для них действительно важно. А танец, видать, был важным, ведь отведенное время не успело закончиться, а сорок с лишним семнадцатилетних лбов уже стояли попарно, готовые приступить к обучению.
— Я же говорил, — и Антон явно был доволен своей правоте. — Отлично, дайте я на вас посмотрю… — он прошелся оценивающим взглядом по каждой из пар, не нашел, к чему однозначно стоило бы придраться, кивнул… — А теперь поднимите руки, кто танцевал когда-то.
Лес конечностей не образовался. Пара хиленьких девичьих ручек поднялись с разной степенью уверенности… Антон воспринял сие стойко. Не редкость. Но им и не нужны профессиональные танцоры, только из общей массы выбиваться будут, а так он всю команду натаскает до одного уровня…
— Хорошо, тогда начнем с азов… Татьяна Витальевна, поможете? — он протянул руку, приглашая классную руководительницу выступить сегодня его партнершей… Она не сразу поняла, замялась, покраснела отчего-то, но потом все же кивнула, вкладывая свою ладонь в его…
— Только я тоже не очень сильный танцор…
— Зато я сильный, на двоих хватит, — хореограф ее сомнения отмел, тут же взял «в оборот», — уважаемые кавалеры, первое, что вы должны уметь делать в вальсе — это осанка и позиция рук. Смотрите внимательно… Спина ровная, локоть высокий… но не завышаем! Держим партнершу будто в рамке. Чего смотрим? Пробуйте!
Выпускники ослушаться не рискнули, начали пробовать… Естественно, с переменным успехом.
— Ну что, иди ко мне в рамку что ли? — Андрей глянул на Катю, потом постарался повторить позу хореографа… Чувства при этом были странные. Неестественное положение, однако… А судя по тому, как скептически на него в этом положении Катя глянула, еще и вряд ли правильное…
— В рамку, так в рамку… — Самойлова не спорила, пристроилась, как могла, слегка за локоть вниз потянула, больно вздернутый, Андрею аж стоять легче стало…
— Нормально-нормально… — в этой позиции пара дождалась, пока к ним подойдет Антон, оценит исполнение, там чуть поднимет, тут опустит, заставит спину еще больше выпрямить, изверг (как в этом положении ногами-то двигать теперь?), потом нос задранный опустит насильно. — Под ноги не смотрим, в глаза друг другу, вон как загораются, будто звездочки…
Хореограф дальше пошел, Андрей с Катей же одновременно в улыбках расплылись.
— Почти без замечаний, — Веселов Кате подмигнул, а потом с удовольствием стал наблюдать за тем, как Антон распекает Разумовского с его партнершей — тоже девочкой из параллельного. И спина кривая, и руки деревянные, и «да голову опусти, я ж не дотянусь до тебя…», прямо-таки бальзамом по сердцу эти слова разливались…
— Че зыришь? — Андрей даже не сдержался слегка — смешок себе позволил. Естественно, смешок подхватили, естественно, Разумовский это понял, ляпнул зло, ненавидя все на свете — партнершу свою по несчастью, Веселова-имбецила, танцы эти идиотские…
— Подожди, мы еще танцевать не начали, — Катя же так быстро верить в свою и Андрееву танцевальную гениальность не спешила, хотя тоже чувствовала, что особых проблем возникнуть не должно, не знала только, что поначалу проблемы будут у всех…
Начавшееся с так называемой рамки безобразие с каждой минутой лишь усугублялось. После того, как каждая из пар была зафиксирована в удовлетворительном, по мнению хореографа, положении, была дана команда «а теперь учим шаги!»… Получалось далеко не у всех и далеко не сразу, кто-то не успел увидеть, кто-то не сумел запомнить, кто-то умудрился тут же забыть, но результат у многих желал лучшего. Сильно.
— Соберись, Бархин! Я тебя умоляю! — Вера бесилась, ведь Саша оказался в числе тех, кто и не увидел, и не запомнил, а сверху еще и забыл. Они только квадрат осваивали, а этот лоб уже в ногах путался… У бедной Яшиной перед глазами вся жизнь пролетела. Вся жизнь, потраченная на человека, оказавшегося, на поверку, никудышным танцором.
— Да я стараюсь, че ты орешь-то?! Вон другого партнера пойди найди, если я не устраиваю! — поведение партнерши, а по совместительству девушки, абсолютно не способствовало тому, чтобы произошло чудо и Саша вдруг вдуплил, поэтому… бесился уже он. Да и вообще… Сдалось оно ему? Нафига вообще согласился?
Вера зарычала, но тут же бросаться на поиски нового партнера не стала. Труд сделал из обезьяны человека, чем она хуже труда? Тоже сделает… может быть… когда-нибудь… если повезет…
— Собрался, Бархин! Сейчас останавливаемся, внимааааательно смотрим на Катю с Андреем, а потом повторяем, усвоил?
Он может и усвоил, но сообщать об этом не стал, только сгорбился, руки на груди сложил и насупленный на Самойлову с Веселовым уставился… Зря, наверное, ведь лишь сильнее разозлился. Смотришь на них и кажется, элементарно все. Раз-два-три, раз-два-три, поднырнули-выросли, поднырнули-выросли, под ноги не смотрят, лыбятся… Но… Стоит самому попробовать — ноги не слушаются и Верку прибить хочется. Тоже мешает — то поторопится, то медленно сделает, не синхронно с ним в уме считает… Жуть.
— Посмотрел? Разобрался? Давай мы теперь…
— Если на сей раз не получится — я ухожу, предупреждаю…
Терпение у парня действительно почти кончилось, Вера это видела, поэтому тут же прессовать не стала. Только мысленно у неба попросила, чтобы все получилось…
И Катя о том же попросила. Она не была готова посвятить сегодняшний вечер тому, чтобы успокаивать подругу, которая вдруг выяснила, что парень, на которого была сделана ставка, оказался из числа оловянных солдатиков.
Самой Екатерине повезло куда больше. У Андрея получалось хорошо, если не сказать отлично. Они были среди фаворитов Антона-хореографа, с еще среди тех, кто вот уже минут десять в основном болтал или наблюдал, как не получается у окружающих.
Конечно, был шанс, что чем дольше будет длиться урок, чем сложнее будут становиться хореографические элементы, тем меньше времени они будут посвящать «курению бамбука», но пока все шло как по маслу…
— Разумовский, скорую точно не надо? Это ты еще танцуешь или уже приступ начался?
— Заткнись, дебил!
— Я, в отличие от тебя, хотя бы четыре шага без заминки сделать могу, так что кто из нас дебил — большой вопрос…
— Андрей, — Катя дернула парня за рукав, глядя укоризненно. Ей не нравились постоянные перепалки Веселова с Разумовским. Они уже когда-то довели до драки, и повторения теперь ой как не хотелось.
— Правильно, Самойлова, держи своего не привитого щеночка на привязи, нефиг с дядями задираться…
— Это ты-то дядя?
Но сколько ни дергай — остановить их перепалку всегда было практически невозможно. Пока сами не успокоятся — ничто не поможет.
— Полено ты, Разумовский, а не дядя…
Никита дернулся было в сторону Андрея, и он в ответ тоже. Благо, ума хватило не сцепиться тут же, а ограничиться злыми взглядами. Долгими такими. Многообещающими…
— За полено ответишь, говна кусок… — Разумовский сказал негромко, Андрей услышал, Катя и его партнерша еще, на том все, но волнения успели привлечь внимание хореографа, поэтому дальше угроз дело не пошло. Пока.
— Мальчики! — Антон вырос между Андреем и Никитой, сначала одного в пару поставил, потом второго… — Чтоб я такого не видел! Мы здесь собрались танец учить, а не отношения выяснять, а вам, молодой человек, я вообще посоветовал бы не отвлекаться…
Андрей хмыкнул, уже стоя спиной к тому самому молодому человеку … Не обратил внимания на то, что Катя смотрит на него не больно радостно…
— Зачем ты его трогаешь? — глянул мельком, когда она вопрос задала… еще бы ответил, но где там… — Не задирай его, пожалуйста, пусть танцует себе спокойно. И мы тоже… — и снова ноль реакции.
Каким бы золотым он ни был, умным, сильным, смелым, талантливым, какие бы сюрпризы ни устраивал, какие бы чувства ни вызывал, смириться с его упрямством Катя не могла. Вбил себе в голову ненависть к Разумовскому, и носится теперь с ней как с писаной торбой. И в ответ такую же «любовь» получает, что аж искры летят.
— А теперь по кругу… — Татьяна Витальевна убежала на летучку в директорский кабинет, хореограф же вновь похлопал в ладоши, привлекая всеобщее внимание. — Тесновато, конечно, но давайте попробуем. Главное, не шагайте так, будто хотите разом полкруга сделать. Надеюсь, обойдется без жертв… — последнее предложение он произнес уже тихо себе под нос, не хотел сеять панику в рядах. На самом деле, дети ему достались далеко не безнадежные, он не сомневался — к концу мая у них будет готов шикарный вальс, достойный стать гвоздем выпускной программы. — Готовы?
Кто-то кивнул, кто-то проигнорировал, где-то «дакнули», Антон расценил это как согласие, подошел к музыкальному центру.
— Начинаем под мой счет, поняли?
Была надежда, что поняли… Мужчина включил музыку, пропустил вступление…
— Приготовились, спины выровняли, носы подняли… И… Раз-два-три… Раз-два-три…
Образованный школьниками круг пришел в движение. Благо, не хаотичное. Благо, движущееся в большинстве своем в ритм с музыкой… Благо, в одну сторону…
— Раз-два-три… Раз-два-три… Локти не опускаем! Спины тоже держим! Раз-два-три… Раз-два-три… А теперь без моего счета, давайте…
И даже так получалось. Снова не у всех, но отстающие подтянутся. А для первого урока результат великолепный…
Антон скользил взглядом от ног до макушек девочек и мальчиков, ставя себе зарубки, что надо сказать, что показать, чему научить. К кому-то подходил, правил по ходу дела, а потом следил, чтобы хотя бы до следующего круга держали локти, спины, носы, колени, попы в порядке…
— Твою на лево… Совсем дебил что ли?!
— Сам ты дебил!
— Какого хрена тормозить было?
— Это не мы тормозили, это вы ломанулись куда-то!!!
— Стоп!!! — Антон выключил музыку, быстрым шагом направился к куче-малой, образовавшейся секундой раньше…
— Тебя вообще к людям подпускать нельзя, идиотина! Один ущерб от тебя!
Андрей сидел на полу, держась за ногу, рядом присела Катя, не понимающая толком, что случилось, над ними возвышался Никита Разумовский, будто не замечая, что точно так же, как Андрей, за ногу хватается и его партнерша…
— Сам ты идиотина! Нехрен было спешить!
— Да ты ее на меня толкнул!!! — Андрей не выдержал, на крик перешел. Мог бы — встал и за шкирку взял шутника долбаного.
— Андрей, тише, где болит? — Катя положила руку на плечо парня, пытаясь отвлечь от Никиты…
— Нога…
Получилось так себе. Он-то ответил, но от Разумовского взгляд не оторвал.
— Чего лыбишься, урод?
Никита действительно ухмылку себе позволил. Почти незаметную, но Андрей ее уловил. Сомнения, которых и не было особо, развеялись. Эта гнида специально девочку на него толкнула. Совсем с катушек слетел мститель хренов…
— Парни, спокойно, — в разговор вмешался хореограф, сначала к партнерше Разумовского подошел, помог до кресла добраться, усадил, потом к Андрею вернулся… — Встать можешь?
— Могу… — если быть честным с собой, встать он мог не то, чтобы очень уверено, но доставлять Никите удовольствие, позволяя наблюдать за тем, как его чуть ли не носилках из зала выносят, не собирался. Зубы сцепил, поднялся, отказался от помощи Антона и Кати. На ногу становиться было больно, но не смертельно. Значит, не сломал — уже хорошо…
— До кресел дойдешь?
— Дойду…
— Тогда иди присядь, у остальных все нормально?
Катя кивнула, с тревогой глядя на Андрея, Никита тоже кивнул, усиленно пряча ухмылку.
— Хорошо, тогда пять минут перерыва, а потом продолжим.
Разумовский тут же развернулся, вышел из зала, за ним последовали еще несколько одиннадцатиклассников, кто-то подошел к пострадавшим, обступил их полукругом, следя за тем, как Антон осматривает, проверяет степень травмированности… Девочку решено было сопроводить к медсестре, состояние Андрея же определить было проблематично, ибо он всячески этому препятствовал.
— Болит?
— Нет.
— А так?
— Нет.
— Ты же кривишься, Андрей!
Катя не выдержала, воскликнула, за что получила суровый взгляд Веселова.
— Не болит, — и безапелляционный ответ.
— Не глупи только, парень. Лучше сегодня отдохни, даже если действительно не болит, а то месяц танцевать не сможешь, оно тебе надо?
Ему было не надо, но и выглядеть слабаком, а главное — позволять Разумовскому чувствовать удовлетворение от сделанной пакости — ой как не хотелось.
Поэтому, всю пятиминутку, отведенную на паузу, Андрей жутко злился. А еще настраивался на то, что впереди еще с десяток кружков. Благо, адреналин успел шибануть в кровь, поэтому боль притупилась, хотя он и понимал — вывих заработал однозначно.
Разумовский вернулся чуть раньше, подходить не стал — зассал видать, но ухмылочкой своей поганой снова «порадовал». Андрей еле сдержался, чтобы тут же не сорваться и не врезать шутнику хорошенько, забыв напрочь о больной ноге, которой надо было дать хотя бы минимальный отдых.
— Андрей, не заводись ты, может он действительно случайно? — Катя, сидевшая все это время рядом с молодым человеком, уловила его реакцию, попыталась посеять зерно рациональности… но куда там? Парень глянул на нее, а в глазах «остаточная» злость на Никиту. Чистая такая, концентрированная, искренняя. Не верит он в возможность случайностей во всем, что связано с Разумовским. И вполне возможно, не зря.
— Ну что, отдохнули? — дети вновь начали собираться в круг, Антон вернулся из медпункта, — только дальше работаем с учетом плачевного опыта. Движемся четко под счет, шаги делаем небольшие, вот такие, видите? — показал, — не разгоняемся… и не пихаем никого, — последнее сказано было, глядя на Разумовского. Тот же только плечами пожал, мол, не виноват я, она сама…
— А как мне танцевать теперь? И Кате? Мы вместе встанем?
Вот ведь заботливый какой… Сидевшая рядом с Андреем Катя почувствовала, как Веселов будто каменеет. И если говорить честно, сама от возмущения растерялась даже. Хоть бы извинился… Не перед Андреем, так перед своей партнершей, хоть бы в медпункт зашел… Так нет — ему важно, чтобы новой партнершей обеспечили…
— Можешь швабру в партнерши взять, она от тебя не пострадает, а мы с Катей, пожалуй, с противоположной стороны встанем, что и другим сделать советуем… Если швабру не хочешь — можешь приватный танец сбацать, есть мааааааленький шанс, что кто-то даже денежку в трусы засунет…
Андрей бросил ответ, внимания не обратил, что кое-кто захихикал, а сам Разумовский побелел, встал… нога болью не отозвалась… Катю за руку взял…
— Пойдем…
— Куда? Тебе же нельзя, давай посидим просто, — она окинула его тревожным взглядом, попыталась потянуть, чтобы он снова сел.
— Все нормально, танцевать идем. Я очухался уже…
Развернулся, перехватил Катю за руку поудобней и поволок, закусывая щеку каждый раз, когда в ноге стреляло. Встали действительно по диагонали от Разумовского… Вот только тот за шваброй не пошел почему-то… Значит, будет приватный…
— Только без героизма, пожалуйста, — к Веселому подошел хореограф, по плечу парня хлопнул, сказал негромко, но серьезно. — Я бы тебя силой из зала выпер, но вижу, что ты упрямый, поэтому главное — не переусердствуй.
Андрей кивнул, Катя вздохнула тяжело.
— А ты либо сам сегодня, либо можешь уже на следующее занятие приходить, если партнершу уговоришь вернуться…
Разумовский губы поджал, белея еще сильней. Это выражение на лице врага знатно потешило Андрея, аж ноге легче стало… Явно ведь этот кусок дерьма на другое рассчитывал. Думал, он теперь с Катей танцевать будет, а Андрей на лавке запасных сидеть и злиться… Но фиг ему, а не Катя.
— До свидания, — Разумовский постоял еще с полминуты, видать раздумывая, как бы сохранить лицо, а потом развернулся, вылетая из зала. Пакость не удалась. И так теперь будет всегда. Андрей был в этом уверен…
— Андрей, может и мы пойдем? — Катя попыталась привлечь внимание парня, с явным триумфом провожавшего взглядом Никиту. Попыталась, потому что вышло далеко не сразу, он будто и не услышал вопрос, пришлось повторить, — давай уйдем? А в следующий понедельник вернемся, у нас же и так вроде бы все получается, ничего не пропустим особо…
Веселов застыл на мгновение, глядя на нее, переваривая предложение, а потом улыбнулся.
— Круг сделаем еще, а потом сойдем с дистанции, хорошо?
Катя засомневалась, но кивнула. Хотя бы так…
— К медсестре сходим.
— Сходим.
— На счет три начинаем! — и в тот же момент, будто почувствовав, что пришла пора, Антон снова включил музыку…
— А теперь скажи, неужели оно того стоило?
Между тем крайним кругом в актовом зале школы и этим Катиным вопросом прошло два часа. Они успели сходить в медпункт, оттуда съездить в травмпункт, посидеть в очереди, доковылять до кабинета и пройти опрос, ощупывание, сделать рентген, узнать, что перелома нет, зато есть вывих, хорошенько забинтоваться и приехать домой к Андрею. И все это происходило под бесконечные звонки встревоженной матери, которую Андрей каким-то чудом уговорил не срываться с работы.
В конце концов, в детстве он был еще тем "исследователем", поэтому специфику посещения травмпункта помнил отлично. Ходить мог, хоть и хромая, нога, правда, таки начала опухать, но это пройдет…
— Что именно?
Теперь же они с Катей сидели в его комнате. Андрей на кровати, вытянув болезную ногу, Катя на кресле напротив, глядя одновременно сурово и с жалостью.
— Зачем ты задевался с Разумовским? Что вы все никак поделить не можете?
Андрей хмыкнул. Если сказать: «тебя, родная», что ответит? Обвинит в глупости скорей всего, но ведь все действительно так. Ее и делят, поделить не могут. Точнее Разумовский мстит за то, что Андрей ее из-под носа увел, а Андрей — что Разумовский достойно отказ принять не смог.
— Место на паркете не поделили, как видишь. Слишком Никитос большой артист, ему все мало, да мало… Сольную партию хочет видать…
— Андрей, — Катя перебила, укоризненно головой качая. Ей не нравилось, когда над кем-то глумятся, а перед Никитой она вообще испытывала чувство вины, ведь действительно продинамила когда-то, а потом так внезапно с Андреем все завертелось.
— Что? Чего ты смотришь, будто я при смерти лежу? Нормально все. Даже замечательно в какой-то степени, теперь у меня есть официальное основание школу прогулять завтра, а может даже послезавтра. Уровень пройду очередной в игре, книжку почитаю, музыку послушаю, тебя от уроков поотвлекаю, — парень улыбнулся, подался вперед, поймал девушку за руку, увидел, что хмурится, потянул на себя, она поддалась — приблизилась, позволила поцеловать, кажется, оттаяла немного…
— Мама твоя извелась вся, наверное.
— Поверь, у мам мальчиков нервы из стали. Это вы, девочки, коленку раз в жизни разобьете — и воспоминаний у матерей на всю оставшуюся жизнь, а у нас, парней, что ни день — то новое приключение…
Катя улыбнулась, но как-то грустно. Андрей не понял сначала, почему, а потом запоздало захотелось язык прикусить.
— Прости.
— Забей, — Самойлова отмахнулась, снова откинулась на спинку стула, отвлекаясь на какое-то время на вид за окном.
Были в ее жизни разбитые коленки… И вывихи, и растяжения, и даже один раз нос расквасила… Вот только Лене все это пофигу было. Когда сама справлялась, когда Марку звонила.
Андрей уловил эту перемену настроения, сам расстроился, не хотел ведь на больную мозоль наступать…
— Ану иди сюда, — похлопал рядом с собой по кровати, поймал вопросительный взгляд, улыбнулся. — Полежим, говорю. Утомился я что-то, но самому лежать неудобно, когда леди в гостях.
Леди противиться не стала, устроилась на щедро предоставленной груди, как на подушке, глаза закрыла, наслаждаясь уютом, который всегда окружал, если Андрей был рядом, попыталась отбросить мысли о Лене.
— Не злись на нас с Никитой, Кать. Это уже не изменишь, мы руки друг другу подавать не станем. А даже если подадим — вторую будем держать за спиной с чем-то тяжелым в ней. А произошедшее сегодня — так, мелкая пакость. Ни он не выиграл, ни я не проиграл. И не стоит она твоих нервов.
Катя снова вздохнула, не спеша с ответом. Ей-то очень не нравилось такое состояние вещей, но и ультиматумы, уговоры, обсуждения не работали. Так стоит ли их начинать, продолжать, возобновлять? Фиг знает…
— Во сколько твоя мама будет дома?
— Около семи, наверное.
— А сейчас…?
— Пяти нет еще.
— Хорошо…
— Дождешься ее со мной? Познакомитесь как раз…
Андрей задал вопрос осторожно. Не то, чтобы планировал знакомство именно на сегодня. У него же ситуация была довольно сложной, неизвестно, как мама отреагирует на весть о том, что ее не больно уравновешенный сын снова нашел себе девушку, ради любви которой можно броситься с какой-то высокорасположенной горизонтальной поверхности. Да и как Катя к такому предложению отнесется не знал. Это ведь нервное занятие — первое знакомство…
И Катя действительно была удивлена. Голову подняла с груди парня, в глаза посмотрела с прищуром.
— Думаешь, ей мало стрессов на сегодня?
— Думаю, отрицательный стресс надо выбивать из человека положительным.
— А это точно положительный будет? Помня… Ну, ты знаешь, что…
Как Андрей пытался осторожничать с темой Катиной мамы, так и она редко позволяла себе напомнить парню о бывшей возлюбленной. Хотя, если быть честной, любопытство мучило до сих пор. Интересно было, а что он тогда испытывал? То чувство было сильнее? Оно прошло или…?
Конечно, фотографию-то он порвал и выбросил давным-давно, но ведь из памяти людей выбросить не так просто, особенно, когда эти люди оставили борозду на сердце.
— Мою глупость? — Андрей продолжил фразу просто и даже отчасти легкомысленно. — Думаю, маме достаточно будет на тебя взглянуть, чтобы понять, что ты сильно отличаешься от… моей глупости.
Вот только простота эта была показушной. Имя произнести не смог или не захотел. Почему? Причин может быть много, но каждая будет свидетельствовать о том, что рана еще не зажила окончательно.
— А я сильно отличаюсь? — Катя вновь устроилась на груди, задала вопрос, непроизвольно дыхание затаив… Ведь понимала, что рискует. Что-то не то услышать или не так интерпретировать.
Андрей же отчего-то с ответом не спешил особо, заставляя девичье сердце трепыхаться все сильней и сильней.
— Хочешь, чтобы я сравнительный анализ провел? — и, как на зло, Веселов не ринулся отвечать, наоборот — встречный вопрос задал, будто давая возможность пойти на попятные.
— Нет, просто… За что ты ее полюбил… так?
— Да ни за что, а по глупости. Я ведь не головой выбор делал, ну то есть, может и головой (не знаю, как этот процесс происходит), но рационального в моем выборе было мало. Она красивая. Хитрая. Пожалуй, все… Но это я сейчас понимаю, а тогда… сорвало крышу и все тут. Не до анализа было, не до раскладывания по полочкам… Была жажда и нужда. Я как в коробке оказался. Коробке, в которой боковой обзор закрыт стенками, и смотреть можешь только прямо в прорезанную перед глазами дырочку, и вот в этой дырочке вечно ее лицо, мелькает-мелькает, мелькает-мелькает. Как свет в окошке. И ты его ловишь, ведь больше в твоей коробке с дырочкой ничего не существует. А когда свет вдруг гаснет — нет у нее желания больше тебя им радовать, коробка заполняется тьмой, и ты сидишь в этой тьме, не понимая, что дальше делать…
— А почему она так жестоко с тобой поступила, ты знаешь?
Андрей не сразу ответил. Надо было и самому подумать, почему. Его это, по правде, особо не интересовало никогда. Оправданий Алисе он не придумывал, и искать поводы, чтобы возненавидеть еще сильней, не приходилось. Раньше. Теперь-то было уже иначе. Пришло равнодушие. Расползлось от груди и по всему телу, расслабило, убаюкало. Пришло и улеглось своей белокурой головой…
— Могу предположить, если тебе интересно…
— Это как-то жестоко, ворошить воспоминания чисто из интереса.
— Жестоко было поступать со мной так, как поступала она, а интересоваться — нормально. Думаю, она решила заполучить меня из спортивного интереса. Я ведь не сильно-то перспективный жених вообще. У меня нет богатого отца, вообще никакого нет. Мне никто тачку не обещал подарить за аттестат, амбиций президентских нет. Такое — посредственность. Ну не дебил, ну не урод, ну целуюсь вроде ниче так, да? — Катя покраснела, но смолчала. — Но ничего особенного я из себя не представляю. Для Алисы Филимоновой. Скорей всего, с подругой поспорила, или может я какой-то конкурентке ее в борьбе за всемирную корону понравился, вот и решила так отомстить ей. Я не знаю, в общем. Но знаю, чего мне от нее хотелось, и чего ей от меня.
— Чего?
— Мне — безусловной любви. Ей — исполнения условия.
— В чем было ее условие?
— Она хотела, чтобы я сделал что-то, чего ради нее не сделает больше ни один мужчина. Я же все о любви плел, а она решила, что любовь надо не словами доказывать, а поступками. И речь там не о заботе шла, не о поддержке и помощи, ей нужен был такой поступок, чтобы им потом можно было перед другими хвастаться. Не сопи ты, Кать, она человек такой, и не она одна такая, со смещенной системой координат.
— И ты решил, что…
— Что ни один человек не готов буде предпочесть не жить жизни без нее.
От последней фразы у Кати холодок по спине пошел. Откровение у Андрея вышло жутким. И хуже всего было от того, что этого откровения могло не быть. Сработай его план, у Алисы Филимоновой была бы «медаль», которой вряд ли даже она смогла бы перед кем-то похвастаться, а самого Андрея Веселова не было бы.
— Мне не нужна любовь с условиями.
— Я знаю. В этом разница между вами и сходство со мной. Мы просто поздно встретились, Кать. Много времени потеряли.
— Наверстаем, значит, — Катя снова потянулась к лицу парня, целуя его даже отчаянно как-то. Одновременно и потому, что он абсолютно прав — потеряна куча времени, и потому, что этого времени могло не быть. Вообще. Совсем. Никакого.
— Безусловно? — Андрей на секунду от ее губ оторвался, в глаза заглянул серьезно. Она вопрос поняла, ответила, как на духу.
— Безусловно.
Признаваться в любви можно по-разному, совсем не обязательно произносить при этом те самые три заветных слова.
— Наташ, ну чего ты? — Валентин вел машину на всех парах в сторону дома женщины, с которой планировал сходить сегодня вечером на первое официальное свидание. Наталья отчего-то дала добро… Он не поверил сразу даже, а потом… Счастью не было предела. Прыгал, как мальчик, практически до потолка. Продумывал, придумывал, предвкушал. Вот только в обед она позвонила и все отменила. На вопрос «почему?», заданный помертвевшим голосом, ответила максимально неожиданно: «сын в школе упал — ногу вывихнул, говорит, что все нормально, но я-то его знаю, надо как можно быстрей домой вырваться». Валентин дал тогда себе на раздумья ровно пять секунд, а потом взял инициативу в свои руки: «я заеду за тобой, когда скажешь, тебе за руль нельзя сейчас, сам домой отвезу». Она ни тогда не воспротивилась, ни уже вечером, когда выскочила из офисного здания на парковку и увидела его, прислонившегося к капоту своего автомобиля.
Ехали быстро и нервно. Она на дорогу смотрела, не моргая, даже слова не проронила толком, Валентин все на нее косился с опаской. Он ведь тоже отец, у него тоже есть дети, они и падали, и растягивали себе что только могли, и ломали даже, он переживал, конечно, жена тоже, но в памяти не всплывали такой белизны лица, как сейчас было у Натальи.
— Он взрослый ведь уже, шестнадцать лет лбу, молодец, сам справился. Звонил тебе?
Женщина кивнула.
— Сказал, что все хорошо и дома ждет?
Снова кивнула.
— Почему ты тогда нервы зря тратишь? Сейчас приедем, ты поднимешься, а он там в комнате сидит, в монитор упершись, в чем трагедия?
Наталья глянула на Валентина мельком, потом снова перед собой уставилась.
— Я все это понимаю. Умом понимаю, но сердцем… После того случая на воду дую. Лучше пусть так…
Валентину было, что возразить, но он смолчал, только головой покачал и постарался ускориться, чтобы не заставлять нервничать ее еще дольше.
Въехал во двор, к самому подъезду подкатился, заглушил мотор.
— Если хочешь — поднимусь с тобой или тут посижу, если надо будет что-то в аптеке взять — напишешь, я съезжу.
Наталья замялась на мгновение, уже за ручку схватившись притормозила, повернулась к мужчине, порывисто приблизились, оставляя поцелуй на слегка колючей щеке…
— Спасибо тебе, не надо подниматься пока, я сама, но если подождешь немного, минут десять, я тебя наберу — нужно ли что-то…
Валентин, растерянный после такого неожиданного проявления нежности, не сразу уловил суть сказанного, будто со стороны подмечая, как начинает расплываться в улыбке…
— Х-хорошо, — запнулся, отвечая, а потом с улыбкой на устах провожал взглядом женщину, бабочкой выпорхнувшую из машины, взлетевшую по ступенькам подъезда и скрывшуюся за дверью.
Да он… Да если она так… Да он всю ночь под подъездом простоять может… Неделю простоит, улыбаясь при этом…
— Андрюш! Ты где? — Наталья еле дождалась лифт, еле выдержала те несколько секунд, что он ехал, еле до квартиры добежала — сердце из груди вырывалось, и никак себя успокоить не получалось. Перед глазами картинки-картинки-картинки, в мыслях опасность-опасность-опасность…
Попав в квартиру, сбросила с плеч пальто, из туфель выскользнула, сразу же на свет рванула, видневшийся из-под двери комнаты сына. На вопрос он не ответил — не успел просто или не услышал видать, но Наташе это уже и не надо было, хотелось как можно быстрей своими глазами ребенка увидеть и убедиться, что все с ним хорошо. Не стучась, она рванула дверь на себя, свет по глазам ударил, но не из-за этого она вдруг застыла в растерянности…
— Мам, привет!
— Здравствуйте…
На кровати сидел ее живой, в меру здоровый сын, улыбался, держал в руках мяч, которым любил лупить о стенку. Пострадавшая нога лежала на принесенном из кухни табурете, на подушечке, опухла или нет — неизвестно, это скрывала штанина, но удивило Наталью не это… Рядом, на кресле, так же улыбаясь, как Андрей, но слегка смущенно к тому же, сидела девочка.
— Познакомься, это Катя, моя девушка, и одноклассница по совместительству…
Балбес… Улыбается так спокойно, искренне… А ведь мог бы предупредить, а не из огня, да в полымя бросать… Летела домой, боясь, что с ним что-то серьезное случилось, а тут… Серьезное-таки. Любовь, кажется…
Вот только не время было показывать свою растерянность, ради Андрея в первую очередь. Поэтому Наталья заставила себя разом собраться, улыбнуться тепло, голос «настроить», чтобы не дрожал и нервная нотка не проскочила…
— Добрый день, меня Наталья зовут, — девочка в ответ улыбнулась, все так же слегка смущенно, покраснела даже… И как же это понравилось Наташе! Как же это отличалось от той, другой, которую она уже после всего случившегося впервые увидела! Сидела рядом со своим отцом, нос задирала, смотрела будто сверху на всех, гордость свою демонстрировала…
— Катя, — девочка знатно нервничала, это было понятно. Не лучшие обстоятельства для первой встречи, да и вообще, опыта в подобных знакомствах у нее явно немного. — Очень приятно…
Она встала с кресла, взгляд с Натальи на Андрея перевела…
— Я пойду, наверное, раз вы дома уже, поговорить хотите, наверное…
Сделала неуверенный шаг в сторону двери…
— А может на чай задержитесь, Кать? — и Наталья, сама от себя этого не ожидавшая, вдруг свой голос услышала будто со стороны. Спокойный, теплый, добрый…
— Поддерживаю! — и наградой за это стала улыбка Андрея, подаренная матери. Ради нее Наташа на любой подвиг готова!
Катя же с сомнением на Наталью глянула, потом на Андрея, когда он ей подмигнул, улыбнулась посмелей, кивнула…
— Только я без гостинца… Неудобно как-то… Может за печеньем схожу пока? Я видела магазин неподалеку!
— Глупости, Кать! У нас печенье всегда есть, не переживайте, да и не до печенья вам явно было, — Наталья окинула взглядом травмированную конечность сына, — болит?
Он нахмурился, будто прислушиваясь.
— Не сильно, но завтра в школу не иду.
— Кто бы сомневался… А на кухню доберешься?
Андрей снова нахмурился, согласовал с болезной ногой, кивнул.
— Допрыгаю…
— Тогда прыгай, а мы с Катей пойдем чайник ставить, да?
Тут уж Катя кивнула, бросая последний взгляд с опаской на Андрея, а потом проследовала за Натальей.
— Так как ты умудрился-то, сын? — чашки с чаем парили, целых две вазочки с печеньем, а еще пиалы с вареньем и нехитрая сырно-колбасная нарезка стояли на столе ровно через семь минут, Андрею был предоставлен целый диванчик, Наталья с Катей же устроились с другой стороны на стульях. — Или лучше у вас спросить, Катя? Более правдивая версия получится, думаю…
— Мы вальс репетировали в первый раз, и так случилось, что…
— Один дебил кривоногий на меня свою партнершу уронил…
— Андрюш… — укоризненно.
— Андрей! — возмущенно.
Получилось очень в унисон, настолько, что Наталья с Катей переглянулись, улыбаясь.
— Что? Я попытался вам все максимально точно и лаконично объяснить. Причинно-следственная связь между его дебилизмом-кривоногостью и моей травмой прямая, поэтому…
— Сейчас все мальчики так говорят, Катенька? Или только наш Андрюша?
Наш… Катя даже растерялась сначала, не знала, как ответить. Вообще, если сравнивать «теплую» встречу, которую Андрею устроил ее отец… Прием Натальи казался практически сказочным. Она так дружественно себя вела, подбадривала — взглядом, словом, от нее веяло гостеприимством.
Если быть честной, на такое поведение со стороны матери молодого человека, за плечами которого имелась более чем скорбная история первой любви, Катя и не надеялась. Думала, на нее будут смотреть настороженно, с опаской, предвзято даже, а оказалось все совсем не так.
Все же перед ней сидела невероятно мудрая женщина, как решила для себя Катя. Вот только девочка не подозревала, сколько надо было сделать ошибок в жизни, чтобы наконец-то к этой мудрости прийти.
— А как так, мам? Нормально говорю. В рамках приличия все.
— Тогда у меня есть претензии к рамкам, дорогой мой, — Наталья вздернула бровь, глядя на сына, тот же отмахнулся, предпочитая пить чай, чем развивать тему.
— Тот парень действительно виноват был, который партнершу уронил, поэтому…
Катя же решила за молодого человека заступиться. Он, кажется, оценил, кивнул ей, будто благодаря.
— Послушай умного человека, мам, если мне не веришь…
— Почему не верю? Верю. Ты-то у меня брат профессиональной танцовщицы, тебе по статусу положено танцевать хорошо, просто если бы ты еще и объяснил все на человеческом языке и без оскорблений — цены бы тебе не было.
— Я и так бесценен, — Андрей игриво по волосам провел, подражая голливудским красавчикам, чем заставил что маму, что Катю засмеяться.
— Кто бы спорил, мы не станем… Ой…
Наталья ответила, а потом схватила оживший вдруг телефон. Она совсем забыла… Вот же бестолочь! Совсем забыла о Валентине! А он ведь по-прежнему у подъезда ждет!
— Что такое? — Андрей уловил беспокойство, промелькнувшее на лице матери, почему-то не спешившей трубку взять… — По работе звонят?
— А? — она же, кажется, вопрос не расслышала даже, — Нет, не по работе… Д-друг… — запнулась. — Д-друг меня подвез, я его попросила подождать, вдруг в аптеку надо… и забыла…
— Так он внизу стоит что ли? — Андрей уперся одной рукой о стол, другой о спинку дивана, приподнялся, выглядывая в кухонное окно, ведущее во внутренний двор. — Это та машина, что вход в проезд заблокировала? — хмыкнул. — Так пусть поднимается! Только машину нормально поставит. А то в аптеку нам не надо, но раз уж мы чаюем…
Наталья застыла, с опаской глядя на сына.
Катя не знала, понимает ли Андрей, что за «д-друг» скорее всего будет стоять под подъездом женщины в ожидании указаний, но ей отчего-то стало сразу все понятно… и слегка неловко.
— Бери трубку, мам, человек же ждет!
Вот только Андрей ни неловкости, ни смущения явно не испытывал. Чуть ли не отобрал у матери телефон, чтобы самому ответить, она не дала. Вскочила со стула, приняла вызов…
— Алло, В-валентин… Нет-нет, в аптеку не надо… В-все хорошо… Ты лучше п-поднимайся… — говорила, продолжая насторожено смотреть на сына. Спокойного, будто удав.
Катя тоже на него смотрела, продолжая сомневаться. Понимает? Сознательно зовет? Он пытливый взгляд девушки поймал, улыбнулся уголками губ, а во взгляде лукавство и удовлетворенность.
Понимает. Точно понимает… Плюс одна причина любить его чуть сильней.
— Сказал, что поднимется…
Наталья же, договорив, телефон на стол положила, сцепила руки в замке, губу закусила.
— Надо стул из спальни принести тогда, чтобы человек сесть смог нормально, а то я при всем желании диваном поделиться не смогу.
Наталья кивнула, пошла за стулом, Катя же поймала руку парня, привлекая внимание, шепнула почти беззвучно…
— Ты очень хороший сын, Веселов! Горжусь тобой!
Он улыбнулся, лаская пальцами кожу ее ладошки.
— Я и парень отличный, Коть… Тебе ли не знать…
Котя знала. Лучше всех знала.
Валентин поднимался на нужный этаж, каждую секунду покашливая — прочищал горло, которое никогда не было особой нужды прочищать, голос-то обычно слушался, а тут… Чего он не ожидал, так это приглашения подняться.
Наталья не казалась ему человеком, готовым так просто впустить постороннего мужчину, имевшего на нее виды, в свою жизнь, с сыном познакомить…
Он вообще, заглядывая в далеееееекое будущее, думал, что Наталья познакомится с его детьми на года раньше, чем он с ее… Слишком она скрытная, а тут…
Слышно было по голосу, что приглашение дается ей нелегко, но пригласила же!
И теперь Валентин чувствовал себя неуклюжим кавалером, не прихватившим с собой ни цветов, ни вина, ни конфет, несущимся навстречу знакомству с суровым сыном… Почему-то казалось, что он должен быть суровым.
Наталья встретила его на пороге, он даже на звонок нажать толком не успел.
Пересеклись взгляды двух пар глаз — практически одинаково перепуганные.
— В-все хорошо?
— Н-нормально.
И одинаково заикающиеся люди направились в сторону кухни.
Мир сошел с ума и перевернулся. Это точно.
Ведь на кухне двух взрослых, самодостаточных, состоявшихся людей — мужчину и женщину нервничавших так, что хотелось сбежать, ждали два подростка. Тотально спокойные и дружелюбные.
— Дети, познакомьтесь, это Валентин Михайлович, мой д-друг… Валентин, это Андрей — мой сын и Екатерина — его девушка… и одноклассница…
Наталья была белее стены, Валентин продолжал покашливать… Кате одновременно было и неловко из-за того, что ее присутствие прибавляет смущения, и тепло от того, как мило выглядела пара, и смешно от осознания, насколько все это забавно выглядит!
— Очень приятно, — Андрей протянул руку через стол, — простите, встать не могу, производственная травма, — улыбнулся, кивая на ногу. — Но хочу вам спасибо сказать, что маму подвезли и вообще…
— Взаимно, — покашливания дали результат, Валентин ответил вроде бы уверено, пожал руку парня, улыбнулся Кате. — Я рад, что обошлось без чего-то серьезного… Ваша мама очень за вас волнуется, — глянул на Наталью с нежностью…
Эх… От взгляда на этих взрослых уже людей у Кати в душе начал расцветать сад, ведь это так красиво было, так трепетно… Если Андрей на нее так же смотрит — пришло время останавливать момент и замирать в нем навечно, ведь он более, чем прекрасен!
— И я рад, мам, чего вы стоите-то, садитесь…
Взрослые послушались, опустились на свои места как по команде, стали нервно о чашки руки греть, ложечки крутить…
— Мне кажется, я помню вас, встречались у психотерапевта, к которому я ходил…
Андрею сразу лицо мужчины показалось знакомым, но откуда — ускальзывало, а потом осенило. Точно!
— Вы только не думайте, что я псих какой-то… — Валентин перевел взгляд с Андрея на Катю, грустно улыбнулся. — Просто очень одинокий человек, нуждавшийся в помощи…
— Дело в том, что если вы — псих, то я уж точно не лучше, вы же после меня по записи в кабинет обычно заходили…
Андрей глянул на мужчину пристально, он так же в ответ, пару секунд женская половина компании следила за этими гляделками с затаенным дыханием, а потом Валентин улыбнулся, Андрей ему так же ответил.
Катя услышала, как Наталья выдыхает, а Наталья, как Катя. Переглянулись, тоже хмыкнули понимающе.
— Тоже верно, — Валентин ответил, а потом… откуда-то взялась уверенность и разговорчивость. Сто лет уже с ним такого не происходило, а тут понеслось. — Я тут вспомнил, как в седьмом классе ногу сломал. История та еще… Не знаю даже, плакать или смеяться…
— Вы расскажите, а мы потом проголосуем — плакать или смеяться, — инициативу поддержала Катя, Валентин кивнул… И разговор поплыл…
Никита сидел в своей комнате, нервно постукивая пальцами по столу…
Как же его бесил этот урод. Выскочка хренова. Разумовский думал, что его план сработает — Веселов получит травму, Кате придется встать в пару с ним, а уж потом… правдами и неправдами он отобьёт девушку у Андрея. Дело было уже не столько в Кате, сколько в принципе. Он должен был доказать, что может утереть Веселову нос, вот только…
Что он оказался упрямым крепким орешком, что она не сильно-то горела энтузиазмом менять партнера, а все почему? Потому что Филимонова плохо работает! Точнее вообще не работает. Стерва…
Парень взял в руки телефон, зашел в нужный чат.
Никита: «Ау! Алиса, ты вообще собираешься чесаться в сторону исполнения нашего уговора? Я что-то не вижу, чтобы Веселов стремился бросить мою девушку…»
Сообщение Филимонова прочла практически тут же. Видимо, этой подруге тоже не особо весело сегодня вечером…
Алиса: «Не торопи меня. Случай сложный. Я и сама не думала, что он таким окажется. Веселов пока артачится, игнорит…».
Разумовский прочел ответ, разозлился еще сильней… Ну и нафига ему эта курица, если она даже свою старую подстилку отбить не может у конкурентки? Только время зря тратит…
Н: «Постарайся, пожалуйста, солнце… Я в долгу не останусь.».
Вот только ей напрямую писать о том, какая же она бездарная, было рановато. А вдруг выстрелит? В конце концов, он же ничего не теряет. А уже сто раз пережитая в голове сцена, в которой что Катя, что Алиса указывают этому придурку на его место, стоила того, чтобы дождаться ее воплощения в жизнь.
Хотелось… Очень хотелось нанести ему самый больной удар из доступных.
А: «Ок, спишемся».
Девушка отключилась, Никита тоже. Отбросил телефон в сторону, продолжая нервно постукивать…
— Хорошо смеется тот, кто смеется последним, Веселов… Я буду ржать в голос… Вот увидишь…
— В комнате чей-то телефон пиликает… — Валентин уже больше часа травил байки, кухонное застолье столичной квартиры то и дело взрывалось дружным радостным смехом, дети и взрослые искренне наслаждались моментом и не хотели его отпускать… Пиликанье услышала Наталья, в первый раз смолчала, очень не хотелось портить атмосферу, а во второй все же сказала… В конце концов, Кате уже может домой пора, родители волнуются…
— Мой, наверное, пойду проверю, — Катя вышла из кухни, по темному коридору прошла к комнате с потушенным светом, поймала себя на мысли, что идет и улыбается, подошла к столу, на котором они с Андреем оставили телефоны. Сначала свой проверила — пиликал не он, хотя время уже не ранее, давно за восемь перевалило, пора бы домой, потом взяла в руки Андреев. Собиралась принести хозяину, чтобы он сам проверил, но тут снова трель прозвучала — пришло третье сообщение в мессенджере.
Катя только взглядом скользнула по экрану и застыла.
Писала «Алиса Филимонова». Писала что-то длинное… Третий раз уже… Или не третий?
Сердце забилось чаще, ухнуло в пятки, а потом в голове пульсом отозвалось. За секунду в голове столько мыслей пролетело — и желание прочесть, и понимание, что у нее нет права, и страх, и гнев, и…
И тут пришло четвертое.
А: «Не игнорируй меня, Андрей. Я же знаю, тебе не все равно. Так же, как и мне».
Захотелось телефон отбросить. А потом взять и удалить все, чтобы он не увидел даже, чтобы не узнал, что эта змея писала…
— Катюш, возвращайтесь! Или вам уже домой пора? Тогда мы с Валентином вас завезем…
В дверном проеме появилась Наталья. Благо, она не могла в темноте разглядеть взволнованного выражения на лице девочки.
— Да, пора, наверное… Домой, — Катя же попыталась взять себя в руки, взбодрить голос, улыбнуться. — Андрею тут сообщения пришли, я сейчас телефон отдам, и можем собираться.
— Хорошо, — Наталья кивнула, вернулась на кухню, Катя же…
Перевернула телефон экраном вниз, направилась следом. У нее нет оснований не доверять Андрею, он же достаточно взрослый, умный, любящий, чтобы… самостоятельно разобраться…
Девочка протянула ничего не подозревавшему парню телефон, он с улыбкой его принял.
— Кто писал?
— Не видела, просто у меня пусто, значит тебе…
Андрей кивнул, зажег экран… Нахмурился, почти тут же отложил…
— Ты будто побелела вся, — окинул Катю взглядом, снова улыбаясь, но уже не так искристо.
— Устала просто, день был сложный, домой пора… — и она тоже улыбнулась вымучено. Не знала, чего ждала от него, как он должен был отреагировать, но он-то не отреагировал никак. Сейчас телефон отложил, а потом, когда она уйдет?
Катя мысленно себя отругала, отгоняя глупые мысли…
— Мы тогда спустимся с Натальей, а вы через пять минут тоже выходите, Катенька.
Валентин с Натальей засобирались на выход, Андрей завис на какое-то время, глядя в кухонное окно, а Катя пыталась собрать разлетевшиеся по углам мысли. «Ничего не случилось», «ничего не случилось», «все хорошо», «все хорошо», — произносила мантрой.
— Ты завтра не чуди там только, без меня-то…
На исходе тех самых пяти минут, которые были отведены им с Андреем на прощание, молодые люди стояли в коридоре, Катя уже обутая, с наброшенной на плечи курткой и сумкой в руках, Веселов же прислонившись плечом к стене, согнув болезную ногу в колене.
— А ты тут не чуди, — Катя подмигнула, подошла к парню, потянулась за поцелуем. Пяти минут хватило, чтобы почти убедить себя, что все будет хорошо, а сообщения от Филимоновой — это просто недоразумение, с которым они легко справятся. Почти.
Андрей отказывать не стал, поцеловал, параллельно еще и под куртку забрался, притягивая к себе поближе.
— Напишешь, как дома будешь.
— Ок… И знай, Андрюш, ты очень хороший сын…
— Думаешь? — он хмыкнул.
— Да.
— Ну мне Валентин правда понравился. Хороший мужик, по всему видно. За мамой вон как ухаживал… И сахар, и варенья… И «окно открыть?», «окно закрыть?»… Молодец.
— Почти как ты, — Катя встала на носочки, коснулась губами кончика носа Веселова, тот даже дернулся — не ожидал.
— Да уж куда со мной тягаться-то? Я вообще идеальный…
А потом прикусила слегка, чтобы не болтал много. Идеальный-то, может и идеальный, но рано зазнаваться.
— Ладно, пора идти.
— Иди, только… — Андрей девушку в последний момент за руку схватил, дождался, пока обернется, — держись подальше от Разумовского, Коть. Мне так спокойней будет, ок?
Катя замялась на мгновение, а потом кивнула. Хотелось попросить, чтобы он для ее спокойствия подальше от Филимоновой держался в свою очередь, но девушка смогла вовремя попридержать язык. Любимым нужно доверять. Особенно тем, с которыми существует уговор безусловной любви.
— Наташ…
— Ммм?
Они уже завезли Катю, снова вернулись под подъезд, с которого начался этот удивительный вечер, теперь сидели в машине, не решаясь ни попрощаться, ни заговорить толком.
Валентин решил, что инициатором должен быть он, мужчина все же.
— Мне кажется, твой сын не против, если мы… попробуем…
Женщина глянула на него с опаской, вздохнула…
— Мне тоже так кажется.
— А сама ты что думаешь по этому поводу? — Валентин задавал вопросы, затаив дыхание практически. Сам не знал, откуда в нем четкое понимание, что сейчас главное — не спугнуть, но очень этого боялся.
— Мне по-прежнему сложно, я по-прежнему не уверена, но… Валь… я хочу попробовать.
Кто бы знал, чего стоила ей эта решительность, и какой волной страха накрыло, стоило произнести слова. Но главное то, что они уже услышаны, значит, пути назад нет. Валентин расплылся в улыбке, поймал ее руки, поцеловал по очереди — сначала кисти, потом ладошки, озарил взглядом… влюбленным-влюбленным, счастливым-счастливым. Не по возрасту им уже так радоваться и так смотреть, и не по статусу, но плевать… На все плевать.
— Я тогда завтра вечером заеду? Столик перебронирую и попробуем все же по старинке, вдвоем первое свидание провести?
Наталья кивнула.
— Попробуем.
Стоило за Катей закрыться двери, как с лица Андрея сползла улыбка.
— Стерва…
Вымолвил, закрывая глаза и делая глубокий вдох, а затем выдох, снова вдох…
Это ж надо было такой вечер испортить. Совсем крыша поехала у девки. Видимо, это такой кармический выверт — у него из-за нее крышу раньше сорвало, а теперь ее черед пришел.
Вот только он не будет так глуп больше. Не поведется.
Парень доковылял до комнаты, сел на кровать, покрутил телефон в руках, думая… Разблокировал.
По-хорошему, надо бы не читая удалить, но любопытство… Он объяснял себе это элементарным любопытством. Надеялся, что любопытство. Ведь у него есть Катя, и его так кроет от ее присутствия, даже мыслей о ней, что ни одной Алисе не снилось.
Филимонова писала ему уже неделю. Он все ждал, когда поймет — нифига это не даст, но она не сдавалась. Сегодня тоже.
Алиса: «Привет. Я скучаю. Набери меня».
Через десять минут.
А: «Я же вижу, ты читаешь. Так в чем проблема? Почему не отвечаешь?».
Почти сразу следующее:
А: «Обижен — прости. Я уже сто раз извинилась. Сколько еще нужно?».
Через три еще одно:
А: «Не игнорируй меня, Андрей. Я знаю, тебе не все равно. Так же, как и мне».
Он их разом прочел, и пока читал — новое прилетело.
А: «Ты там с ней? Со своей новой девушкой? Брось ее, Андрей. Она тебе не нужна, я все поняла, я хочу попробовать еще раз. И ты хочешь, мы оба это знаем. Не блокируешь меня, читаешь… Мстишь, наверное. Но я потерплю. Ради тебя — потерплю…».
Андрей читал и чувствовал, как скулы судорогой сводит.
Стерва гребаная. Если бы она только знала, на что он готов был пойти ради этих слов еще пару месяцев тому. Да он бы раненым идиотом к ней навстречу несся. Без костылей и обезболивающего, а сегодня…
Это только злило. Хотелось телефон о стену разбить. Или ответить что-то едкое. Такое, как она когда-то отвечала. Не так пела птичка, как теперь поет. Совсем не так…
И не верил он ей. Не понимал, чего она хочет, но не верил. Только вот… действительно же не блокировал. Не мог себе же объяснить — почему, но не блокировал. Перед Катей стыдно было, перед мамой, но… Рука не поднималась.
Думал ведь, что излечился окончательно, а вон оно как… Какой-то нерв сердечный дергается еще. Лишь бы Катя не узнала… И лишь бы сил хватило нерв этот выжечь.
Парень вышел из диалога, в очередной раз оставляя его без ответа. Зашел в переписку с Катей, непроизвольно улыбнулся.
Пролистал чуть назад, начал перечитывать… Его это успокаивало. Катино присутствие, напоминание о ней, мысли, а сейчас очень надо было успокоиться, вернуться в реальность, где все так хорошо, отбрыкаться от тьмы, которая начинает расползаться вокруг с каждым новым сообщением от Алисы.
— Все будет хорошо, Коть, не переживай. Я обещал тебе безусловно.
Говорил и верил в то, что так и будет.
— Мариш, брось сигарету, — Леонид стоял за спиной жены, прислонившись к забору-сетке, отгораживавшему сад детского дома, к которому они приехали, от улицы. Пока они стояли снаружи. Марина нервничала — решила, что если не покурит — умрет… Вот только дым в легких особо не помогал потушить панику. К сожалению. — Мы и так опаздываем уже, на два договаривались.
Женщина кивнула, даже не оглянувшись на мужа, посмотрела на часы. Два пятнадцать. Ну ничего… Не критично. Вот сейчас она еще одну выкурит и можно идти… Трясущимися руками к пачке потянулась, достала сигарету…
— Так, все, прекращай. Ты к ребенку приехала на встречу или как? Дети курящих не любят, — Леонид не выдержал, подошел к жене, отобрал сигарету, сломал, в урну выбросил, потом пачку уже в своем кармане спрятал, игнорируя жалостливый взгляд Марины.
Боится… Ежу понятно, что боится. Он и сам боится. Причем еще больше, пожалуй. Она-то с Сергеем уже знакома, а у них с Леонидом сегодня первая встреча будет. С мальчиком, которому суждено стать его сыном. С мальчиком, годящимся ему во внуки. С мальчиком, разбившим сердце его жены. С мальчиком, которому он всегда будет благодарен за это. Ведь разбивать сердца можно не только отобрав любовь, но и подарив надежду на нее.
— Только обещай мне, Лень, что если ты поймешь, что не готов все же — скажешь. Не хочу тебе жизнь усложнять, — Марина говорила, глядя в глаза мужу своим искренним и таким беззащитным взглядом. Леонид даже не знал, как на слова отреагировать хочется — съязвить, как она сама делает с родными обычно или правду сказать — он решение давно принял, еще задолго до встречи с ребенком.
— Идем уже, а о своем желании жизнь мне не усложнять вспомнишь, когда снова решишь, что нам надо спортом заняться. Вот где у меня спорт твой сидит уже, — Лёня взял Марину за руку, жвачку вручил, — жуй, — и пошел уверенным шагом в сторону здания, в котором находился знакомый кабинет заведующей детским домом, а еще все те дети, которые ждали… Кто-то родных, кто-то двоюродных, кто-то не связанных с ними кровью, но способных поделиться теплом.
От мыслей о том, сколько же тут недолюбленных детей, мурашки шли по телу. Пожалуй, не появись в его жизни Катя, Леонид и не задумывался бы особо о том, что случается с нелюбимыми детьми, а не появись Марина — не бежал бы с таким энтузиазмом по выложенной плиткой дорожке в сторону двери здания.
Заведующая встретила их приветливо, хотя и с долей смущения во взгляде и голосе. Ей до сих пор было неловко за тот случай, когда у Самойловых сорвалось усыновление. Женщина понимала, что ее вины тут нет, да и тот малыш в хорошую семью попал в конце концов, но… Не стоят в ее кабинет очереди. И раз уж люди (а видно ведь, что люди хорошие), решили рискнуть, открыть свое сердце чужому ребенку, нельзя с ними так…
— Добрый день, — Леонид улыбнулся, протянул руку, пожал.
— Здравствуйте, — заведующая перевела взгляд с лица мужчины на женское — Марина тоже улыбнулась, кивнула, но видно было, что нервничает. — Вы на встречу с Сережиком нашим?
— С ним, — Леонид поймал себя на мысли, что впервые такое обращение слышит. И ему нравится. Надо запомнить, вдруг и самому ребенку это по вкусу?
— Они на прогулке сейчас, на заднем дворе. Если хотите, можем пока поговорить — вдруг какие-то вопросы есть, а потом выйдем, я вас познакомлю…
Самойловы переглянулись. Марина плечами пожала, отдавая инициативу в руки мужа.
— Хорошо. Тогда расскажите нам, пожалуйста, о нем, как он к вам попал, когда…
— Присаживайтесь.
Разговор предстоял не пятиминутный. Женщина рассказывала, а у Самойловых поочередно руки сжимались, которыми они продолжали друг друга сдержать. Родителей у мальчика нет — что мама, что отец — такие же детдомовские. Их даже местные стены помнили еще. Вместе росли, влюбились, получили жилье, переехали, женились. Насколько было известно — жили дружно, не слишком богато, но счастливо, потом случилось горе — угорели в своей же квартире. Сереже повезло, выжил, да только родственники только дальние, которые и родителей его забирать не захотели в свое время, что уж о нем говорить? Вот и оказался в детском доме. Около трех лет тому, родителей почти не помнит, грустит… Тут все дети грустят часто, но грусть Сережика отчего-то особенно за душу берет.
Садится у окна, глядит в сад — что зимой, когда заснежено все, что весной, когда цветет, что летом — в самую жару, что осенью, в листопад, и шепчет, маму зазывая… Знает, что мама не сможет прийти, забрать его, но все равно шепчет.
Тихий ребенок, ласковый, тянется ко взрослым, но нет у них столько времени и душевных сил, чтобы каждому дыру в сердце заткнуть, которая должна быть заполнена родительской любовью. К сожалению, нет.
— Нам сказали, все формальности будут до полугода длиться.
— Это если повезет. Может и дольше. Я не из вредности, поймите правильно. Просто будьте готовы… Вы и так знаете, что всякое может быть, но будьте готовы…
— Мы готовы, — Леонид ответил, улыбнулся — сначала женщине напротив, потом жене. Чтобы обе не сомневались.
— Тогда пойдемте знакомиться.
Группа детей — мальчики и девочки, от четырех и, пожалуй, до восьми лет оккупировала тот самый внутренний двор. Здесь было неплохо. И песочница, и качели, горка даже, машина из колес, деревья, цветы… Если не знать, что находится игровая площадка на территории детского дома, а играющиеся тут дети — сироты, легко подумать, что это обычный двор, а вокруг квартиры, а не «палаты» на двенадцать человек.
Марина с Леонидом остались в стороне, молча наблюдая за детьми, заведующая же подошла к воспитательнице, шепнула, что к Сереже пришли.
Леонид пытался не смотреть на Марину — хотелось самому определить — где тот самый почти что их ребенок. Не больно-то получалось, если честно.
— А ты с ним знакомилась уже?
— Да. Вот он, — женщина кивнула на одного из мальчишек. Сидел поодаль остальных, на деревянном ограждении песочницы, держал в руках палку, увлеченно что-то рисуя на земле. Видно было, что ребенок весь в процессе, даже язык высунул от усердия. Смешной такой… Маленький совсем…
А ведь Леонид отчего-то даже не подумал толком, что такое шесть лет. Поле вон четыре, она совсем еще кнопка, а тут всего на два года больше…
Сережа и не заметил бы, что к нему пришла знакомая, если бы не подошедшая заведующая, которая попыталась аккуратно отвлечь от занятия, но он все равно дернулся, когда женская рука легла на плечо.
Она что-то сказала (далеко было — не слышно совсем), он сначала на нее смотрел, что-то спросил, потом оглянулся в ту сторону, куда женщина кивнула. Детские глаза расширились, он рванул было, потом застыл — оглянулся на свой рисунок. Решал видимо, готов ли пожертвовать им ради разговора. Жалко было… Старшие мальчики затопчут ведь, как увидят, что он отошел… Но решил, что еще нарисует, бросил палку, пошел к навестившим его гостям…
— Здравствуйте, — Сережа бесстрашно заглянул в глаза незнакомого мужчины, протянул руку.
— Здравствуй, — отказывать ребенку в рукопожатии Леонид не стал, улыбнулся, на корточки присел, чтобы и его разглядеть мальчику было удобней, и ему самому. — Меня Леонид зовут.
— А я Сергей. А ты — Марина, — он повернулся к женщине, точно так же протягивая руку. — Я помню. Ты приходила.
— Да, мне приятно, что помнишь, — Марина задержала в своих руках детскую ладошку дольше, чем того требовали элементарные правила приличия, но она такой теплой была, такой нежной, отпускать не хотелось. Дыхание сперло при мысли, что совсем скоро они вот так, за руку, по городу идти будут, может. Или в школу даже…
— Можете отойти вон туда, на скамейки, там тихо будет, поговорите, — заведующая улыбнулась потенциальным родителям, подталкивая их с Сережей в уголок, скрытый от глаз других детей. Не из вредности — из жалости скорей. Это ведь так горько, когда не к тебе пришли. Часто после таких посещений кто-то злится, кто-то обижается. Да и неизвестно еще, получится ли из этого что-то. — А я пока тут подожду, вы как поговорите — возвращайтесь.
Довольно интересная тройка направилась к той самой скамейке. Взрослый мужчина с полуседой головой, но пружинящей походкой. Красивая взрослая женщина, у которой наверняка все всегда под контролем и в пределах нормы. И мальчик. Маленький. Слегка косолапый, нерешительно мнущий руки за спиной, идя между этими двумя великанами.
Заведующая смотрела на эту картину, и сама не поняла, как слезы на глаза навернулись. В такие моменты, и на этом контрасте куда отчетливей становится видно, что и свитерок у Сережика заношен уже, на локтях вон практически до дыр стерся, и ботинок правый каши скоро попросит, стоптался из-за косолапости. Но важнее другое — для счастья ему не новый свитер или башмаки нужны. Он и в этих будет счастлив, лишь бы было, кого мамой назвать, и к кому обратиться, как к отцу.
— Сережа, мы хотели с тобой познакомиться поближе.
Марина с мальчиком сели на скамейку. Сначала Сережа даже бедра ее коснулся своим боком — теплым, вот только взгляд ее поймал, испуганный, отодвинулся. Марина как поняла этот его жест, захотела себя же стукнуть, да поздно.
Леонид же снова на корточки присел, пытливо заглядывая в детское лицо.
Он для себя уже все понял, на самом-то деле. Их ребенок. Сомнений нет. Но хотелось это же в его глазах увидеть, ведь это серьезное решение, принимать которое должны не только «благодетели».
Сережа же взгляд отводил постоянно, из-за стеснительности или почему — надо было разобраться.
— Меня Леонидом зовут, я муж Марины, — старший Самойлов имя свое повторил, улыбнулся, — с ней вы уже знакомы. Тебе сколько лет?
— Шесть.
— А мне вон скоро шестьдесят будет. Представляешь?
Привлечь внимание ребенка оказалось не так уж и сложно. Самойлова это мысленно «улыбнуло». Значит, есть еще порох в пороховницах. Сережа поднял взгляд, с удивлением смотря на мужчину. Это польстило. А потом уже пришло время детской неосознанной лести для Марины.
Мальчик на нее взгляд перевел, удивленный.
— А тебе тогда сколько? Я думал, ты молодая…
Марина рассмеялась. Никому в мире не спустила бы такой комментарий. Никому, кроме Сережика.
— Я моложе. Ему повезло просто, что я согласилась за такую развалину замуж выйти, — женщина подмигнула мальчику, он зарделся, а потом мужу. Тот, к сожалению, был уже не в том возрасте, чтобы краснеть, стоит только поймать взгляд красивейшей из женщин, но шутку оценил.
— Вы хотите меня усыновить? — Сережа так быстро главный вопрос задал, что пара даже опешила. Думали, надо будет кругами ходить, нельзя сходу надежду давать. А вдруг не срастется? Но когда ребенок вот так в лоб тебя спрашивает… Не врать же.
— Хотим, — Леонид кивнул, взял в одну руку Маринину, в другую — будущего сына. Марина помедлила немного, но набралась смелости и положила вторую руку сначала на детское плечо, а потом с него соскользнуло прямо в открытую ладошку. Господи… Аж сердце будто подпрыгнуло и понеслось… бешеной лошадью куда-то вдаль. Лишь бы инфаркт не хватил прямо тут. От счастья.
Сергей кивнул, никак не выражая свои эмоции, задумчиво уставился на свои руки — почему-то так сильно сжимавшиеся руками взрослых.
— А свои дети у вас есть?
— Есть. Сын. Марк. Но он взрослый уже совсем. Не пугайся только, но ему сорок почти, представляешь? Сплошные старперы вокруг, скажи?
Сережа улыбнулся снова.
— У тебя такой взрослый сын? — глянул на Марину.
— Нет, он только Лёнин, у меня своих детей нет. Будут, если ты согласишься. И если нам позволят…
Мальчик кивнул, вновь глядя на руки. Ему уже жарко было, если честно, ладошки потеть начали, но просить отпустить не хотелось почему-то. Эти люди Сереже нравились. Марина казалась невероятно красивой, а еще так вкусно пахла, и смотрела по-доброму. Леонид же успокаивал всем своим видом, голосом, взглядом.
— Я знаю, что мои настоящие родители умерли и что они за мной не придут.
— Нам очень жаль, что так произошло.
— И я все же буду их любить… — мальчик произнес фразу, будто прося простить его за это и понять. — Но, если у вас получится меня усыновить, я думаю, что буду не против.
Трое в саду детского дома в унисон улыбнулись. Мальчик — нерешительно, мужчина — ласково, женщина — счастливо, сдерживая слезы.
Кажется, дело за малым. Ведь главное добро получено…
Подходила к концу первая послеканикульная неделя. Андрей благополучно провел ее дома, но клятвенно обещал выйти в школу уже в понедельник. Катя же прожила ее будто на автопилоте. Утром уходила на уроки, после обеда бежала к репетиторам, потом либо к Андрею на пару часов, чтобы вместе сделать задания, либо сразу домой — чтобы сделать то же по переписке.
В голове роилось много мыслей, но поднимать тему переписки с Алисой Филимоновой она все никак не решалась. В конце концов, у нее у самой до сих пор фотография этой девки лежит в ящике стола. И даже себе Катя не могла объяснить, зачем ее хранит. Может сама подсознательно чувствует, что рано или поздно Андрей захочет ее вернуть? Фотографию… а то и девушку…
От таких мыслей мурашки шли по телу, но Самойлова то и дело к ним возвращалась. Устала… А еще устала от растущей с каждым днем все сильней тревоги.
Близился выпускной. С невероятной скоростью летело время. А что будет дальше, они с Андреем так и не обсуждали. У нее в почте уже давно лежат купленные билеты в Америку. Снежана и Марина то и дело сбрасывают в ватсаппе фото чемоданов и других вещей, необходимых для близящегося переезда.
Катя пыталась отметать тревогу, да только теперь она посещала уже ежедневно. От нее хотелось сбежать, но куда?
Сегодня попытка побега была совершена в гости к Вере с ночевкой. Родители подруги уехали, поэтому сам бог велел устроить дикий тусич! Купить чипсов, газировки, фруктов, скачать «Гордость и предубеждение», «Дневник Бриджит Джонс» (все три части), «Грязные танцы» (обе), заказать килограммовый суши-сет на двоих и каааак провести пятничный вечер за обжираловкой, сплетнями, гаданиями и прочим безудержным весельем… Благо, завтра суббота, а значит, «тусоваться» можно до утра.
Чем девушки и занимались уже целую «Гордость» и половину первой «Бриджит». Пижама-пати выдалась на славу. Было немного стыдно за все съеденное и сказанное, а ведь еще даже до главного не добрались — парней не обсуждали, эту тему сознательно оставили на десерт.
Уже ночью, улегшись на одной кровати, потушив свет, уставившись в потолок, шепотом (не понимая, кого боятся разбудить?) завели разговор.
— Ты мне почти ничего не рассказываешь о вас с Андреем… — Вера сказала немного обижено. Имела на это право, наверное, хотя… Происходящее между ними с Андреем казалось Кате таким сокровенным, что делиться этим с любым человеком было сложно.
— У нас все хорошо, — и даже лежа в темноте, чувствуя тепло руки подруги, а еще абсолютное спокойствие, сходу разговориться не вышло. — Скучаю только, в школе… привыкла уже, что он рядом вечно, а тут…
— Ну да, приходится перемены с подругой проводить, ужас просто, — Вера не упустила возможность отпустить шпильку, пошла даже дальше — ущипнула за ту самую голую руку.
— Ай! — Катя ее отдернула, глянула на Яшину обижено. — Будто это не ты попросила меня с первой парты свалить, чтобы Сашку своего пристроить!
Вере крыть было нечем, хотя она и планировала оспорить, нахмурилась, думая, в чем же принципиальная разница между ее поведением и поведением Кати, но не найдя достойного объяснения, кивнула темноте.
— Ладно, будем считать, что я тебя простила.
— А вот я тебе… прямо не знаю… — Катя же продолжала тереть пострадавшую кожу, побаиваясь возвращать руку на исходную позицию. Мало ли, что за обидка Вере через минуту в голову взбредет.
— Ладно, не дуйся, расскажи лучше, какой он? — Яшина легла на бок, пытливо глядя на профиль подруги.
— Он… — Катя задумалась, подбирая слова, потом же тоже на бок повернулась, отвечая с улыбкой на губах, — практически идеальный, Вер, веришь?
— В то, что идеален — нет, а вот практически — охотно! Саша тоже, знаешь ли, во всем «практически»…
Девушки захихикали.
— Гений… практически. Аполлон… практически. Хватает на лету… практически. Уступчивый… практически, — начала Вера.
— Разговорчивый… практически. Покладистый… практически, — Катя же с радостью подхватила. Перечислять эти «практически» можно было до утра, но… Все равно ведь в совокупности эти неидеальности давали уникальных, неповторимых, а главное — таких любимых…
— Они с Разумовским так и продолжают воевать?
— Да, — только отсмеявшаяся Катя моментально приуныла. — Не хочет даже слушать о нем.
— А с Разумовским ты не говорила? Может если бы ты с ним напрямую… Он понял бы, что нет смысла тебя добиваться?
— Я бы с радостью, да только Андрей условие поставил — с ним не общаться, и я не хочу из-за Разумовского ссориться. Ты же его знаешь… Только я к нему подойду — он тут же будет этим Андрея задевать. Получается, сыграю в этой их дурацкой войне на стороне врага.
— Понимаю… С Никитой даже мой Санек в последнее время почти не общается. Конечно, толком ничего не объясняет, но говорит, что пацан чудить начал…
— Ладно… Это все пройдет. Сколько тут осталось? Они разбегутся по университетам и забудут друг о друге благополучно. Надеюсь…
— А мы? — Вера глянула на подругу испуганно. Они-то тоже разбегутся скоро. Быстрее, чем хотелось бы. Сама Вера оставалась в Киеве — поступала тут на журналистику. А из Киева до Штатов лётом слишком далеко, чтобы иметь возможность видеться так часто, как хотелось бы.
— Мы справимся, Яшина. Поначалу сложно будет, тоскливо, по скайпу будем через экраны обниматься, а потом… стерпится, у тебя новые подруги появятся, у меня тоже, наверное, да и в первый раз я приеду в декабре уже — на целый месяц. И обещаю: все каникулы — твои!
Вера улыбнулась сначала, а потом снова погрустнела.
— Ага… как же… мои… А Андрей что? Неужели согласится тебя со мной делить? Месяц — это ведь не так и долго, на самом-то деле. Пролетит молнией.
— Андрей… Мы не говорили об этом еще. Я не знаю… Может он вообще предложит расстаться. И я его пойму, просто… боюсь. Не знаю, что делать, и боюсь.
Кате даже не пришлось делать первый шаг навстречу этому разговору. Подруга сама тему подняла. В нерв попала сходу практически.
— Но вы должны будете поговорить. Само не рассосется ведь. Да и какие варианты? Ты же не откажешься от поступления из-за него! — Вера сказала так уверено, а потом увидела сомненье во взгляде подруги, сама засомневалась… Что она делала бы, если ей или Саше через несколько месяцев надо было уезжать на другой континент? — Или откажешься?
— Не откажусь. Наверное… Я ведь к этому долго шла. Сознательно решение приняла, но…
— Когда ты его принимала, Андрея еще не было.
— Да, — не зря все же они были подругами — даже думали подчас одинаково.
— Знаешь, что я тебе посоветую, Коть? Не затягивайте с этим разговором. Выход вдвоем легче искать. И незнание доставляет больше страданий, чем результат разговора. Его наверняка те же вопросы мучают, но может он уже к какому-то решению пришел.
— Может… — и в памяти отчего-то снова сообщение от Алисы всплыло. Может это и есть выход? Катя в Америку уедет, а у них все и сложится? Только от мыслей таких уже тошно делалось. И откуда эти сомнения? Разве он давал повод? Разве были причины усомниться в том, что он прекрасно понимает, сколько вреда ему нанесла эта самовлюбленная девка?
— Чего задумалась? — видимо, все эти сомнения ходили тенями по лицу Кати, во всяком случае, Вера их четко прочла. — Тебя не только это беспокоит?
— Меня? Не только? Да, — Катя замолкла на мгновение, давая себе же шанс последний раз передумать и не посвящать подругу в причина своих грустных мыслей, но… — Ему Алиса Филимонова пишет.
— В смысле? — Вера такого явно не ожидала, опешила даже, села в кровати, — как это «пишет»? Они переписываются что ли?!
Лучше бы Яшина сразу отмахнулась… Катя, если быть честной, как раз на то и надеялась, что подруга высмеет ее рассказ, посчитав недостойным потраченного времени, но Вера сама разволновалась.
Кате же ничего не оставалось, как тоже сесть, кивнуть, а потом рассказать тихим голосом, глядя на складки на одеяле.
— Я у него дома была, на телефон сообщение пришло, я взяла… не собиралась читать — ему отдать хотела, но взгляд зацепился…
— Вот же стерва! И что там? Давно переписываются? Все серьезно?
— Я не знаю. Так испугалась, что не рискнула читать, даже спросить побоялась.
— Ты чего? — Вера опешила. Да она бы… Да от Сашки… мокрого места не оставила бы за такое. С бывшей переписываться — это же худшее из возможных преступлений. За такое четвертуют без анестезии, а не «боятся спросить». — Катя! Это он пугаться должен! Как отреагировал на то, что ты увидела?
— Никак… Видимо, подумал, что я не видела…
— А на сообщение как отреагировал? При тебе читал?
— Тоже никак… Отложил телефон…
Вера задумалась. Поведение Андрея ей объяснить было сложно просто потому, что она парня подруги знала не слишком хорошо. Он в классе по-прежнему практически с одной Самойловой и общался, ну и с Саньком еще периодически мог парой фраз переброситься, а так… Сам факт переписки с бывшей подружкой, да еще такой… казался Вере ужасным преступлением с его стороны, но и Катю, явно и так расстроенную до крайности, пугать еще сильней не хотелось.
— Ладно, Катюнь, не дрейфь, — Вера взяла в свои руки подруги, поймала ее взгляд, постаралась своему — и взгляду, и голосу — придать уверенности, улыбнулась. — Забей на это просто. Он же по тебе сохнет. Мне аж завидно становится, когда я на вас смотрю. Честно. Это так… красиво. Ты расцветаешь, он довольным котом выглядит, от вас взгляд не оторвать просто. Видимо, кто-то этой кукле донес о том, как у вас все замечательно, вот она и бесится. Ну и пусть бесится. Мы-то знаем, что все зря, правда?
Катя кивнула. Не то, чтобы с большим энтузиазмом, но уже что-то!
— Иди сюда, глупый мой Котенок! — Вера потянулась к подруге, обняла, — я не хочу верить, что Андрей твой может вести игру на два фронта. Он и не похож на такого. Вот будь ты с Разумовским, я бы поостереглась, а Веселов-то — простой как два рубля, все на лице написано, когда грустил по этой своей Алисе — ходил будто в воду опущенный, а теперь — цветет! Благодаря тебе, в первую очередь. Так что брось свои сомнения и просто наслаждайся. Да и вообще, нам еще столько всего успеть надо! Платья до сих пор не куплены! Сценарий не выбран! ВНО в затылок дышит! Откуда у тебя время на то, чтобы по таким мелочам волноваться?
Катя улыбнулась — Вера это почувствовала и воодушевилась. Значит, не такая уж и плохая она подруга, может свои функции исполнить, когда приспичит — настроение поднять, подбодрить, рубашкой выступить.
— Давай спать уже, а то что-то мы заболтались, скоро светает, а мы так и не улеглись толком…
Катя высвободилась из объятий, на тумбочке в ту же секунду экран телефона зажегся. Писал Андрей, девушка взяла гаджет в руки, прочла сообщение, улыбнулась.
— Что там? — Вера это заметила конечно же, не смогла сдержаться от вопроса.
— Андрей спрашивает, все ли хорошо?
— А может быть не хорошо, что ли? У нас вообще-то все цивильно… Хотя… молодец, волнуется… Мой Сашка вон весь вечер молчит. Дембель у него. Свободный вечер пятницы. Эх… Повезло тебе, Коть. Правда. Выбрось все глупости из головы. Любит он тебя. А нам спать пора, а то я сейчас расплачусь от зависти… И отложи ты телефон свой! И не улыбайся так глупо! Ненавижу вас, влюбленных!
Вера за минуту успела пройти путь от возмущения до… тоже возмущения, но уже по другому поводу. Подбила подушку, улеглась спиной к подруге, глаза закрыла.
Катя же на это все должного внимания не обратила, думала, что ответить. В голову пришел неплохой, как казалось, вариант:
«Безусловно)».
Андрей не спал — тут же прочел, начал набирать.
А: «Что ты в меня безусловно по уши втюрилась я знаю, а дела-то как?»
Катя снова улыбнулась, одновременно боясь и подругу потревожить, и не в силах совсем уж сдержаться.
К: «Хорошо, спать собираюсь».
А: «Это ты правильно».
К: «А ты почему не спишь?».
А: «Да есть тут у меня причина одна… даже две…».
Сердце в пятки ушло. Ну что за глупая голова? Почему сразу Алиса в мысли лезет?
Андрей, правда, долго сомневаться не дал, разъяснил:
«Мама на свидание укатила вечером, до сих пор вот гуляют, я бдю».
А через пару секунд добавил: «О, пришла, кажется. Ладно, пойду вычитывать, спокойной ночи».
Катя улыбнулась, представляя, как будет проходить вычитывание, а потом тоже улеглась, глаза закрыла, задумалась…
Она не сомневалась в Андрее, когда они были рядом, когда он с ней говорил, смотрел на нее, писал ей, но стоило оказаться на расстоянии — ее тут же начинали съедать сомненья. И себя она тоже этими сомнениями начинала съедать. Но правильно ли это? Вряд ли. Просто девочке, не знавшей безусловной любви с рождения, было сложно поверить в то, что она может так внезапно ее найти. Надо было воспитывать в себе веру. Андрей этого заслуживал. Своей искренностью и отношением. А все сомненья — прочь.
Засыпая, Катя пообещала себе, что больше и не вспомнит о той переписке. Просто будет верить.
Андрей действительно до сих пор не спал.
За неделю умудрился совершенно сбить себе график, а еще ждал маму со свидания. Но не затем, чтобы вычитать (как пошутил в переписке с Екатериной), скорее, чтобы подбодрить в случае, если все прошло плохо, хотя…Если люди гуляют до трех ночи, не в состоянии расстаться, вероятно, все как раз очень хорошо? Но это было предположение, а хотелось все же убедиться.
Поэтому-то Андрей и сидел вот уже с час в гостиной, периодически пытаясь вникнуть в какой-то фильм, пойманный по телеку, отвлекаясь на телефон и собственные мысли.
Катю он старался не дергать сегодня, им с Верой наверняка было, что обсудить вдвоем, без вмешательства парней. Исполнение этого решения давалось парню нелегко (слишком он привык уже, что Катя всегда где-то рядом, а если не рядом — то на связи), но надо было держаться. Это было правильно.
Тем более, им предстояло расставание не на час, день или неделю… Совсем скоро должно было прийти время для самого настоящего испытания — разлука почти на полгода, а потом еще… и еще… и, возможно, еще…
Андрея это удручало, конечно же. Пожалуй, не меньше, чем Катю, но он чувствовал, что ответственность за решение этой задачки лежит на его плечах, и собирался с ней разобраться.
Даже не так — не просто собирался, а уже разбирался.
До встречи с Екатериной парень не рассматривал для себя перспективу учебы заграницей. Они с Глебом это обсуждали — зять предлагал подумать, все взвесить, возможности есть, дело за желанием… И желания, по правде, не было. Слишком это требовало много сил, амбиций, времени, Андрей же мыслил куда прагматичней — хорошее образование можно получить и на родине, параллельно потихоньку начиная его применять…
Но теперь-то… Андрей вдоль и поперек изучил сайт университета, в котором предстояло учиться Екатерине, предоставляемые этим университетом грантовые программы, требования к поступающим иностранцам и правила поступления, составил ориентировочный план — что в какие сроки ему нужно будет сделать, и сколько на это потребуется денег. Цель была очень простой — этой осенью таки отправиться в тот университет, в который Веселов планировал поступить изначально, а потом… через год… поехать вслед за Катей.
Ее просить отказаться от учебы ради отношений он даже не думал. Идти нужно было другим путем.
Глеб был уже в общих чертах в курсе, одобрил план, попытался отмахнуться, когда Андрей начал посвящать его в ту часть, которая касалась перспектив возвращения вложенных денег… Мол, это же все в семье остается, а хорошее образование — лучшая инвестиция, но Андрей все равно собирался деньги вернуть. Его так отец учил — никому не быть должным, адекватно оценивать свои силы и, если уж за что-то взялся, — доводить до конца.
Но с Катей это обсудить Андрей еще не успел. Хотел сначала убедиться на все сто, что все получится, а уж потом… Допускал даже, что будет молчать до того самого следующего года, ведь не знал, что хуже — незнание о не случившейся возможности или утраченная надежда.
Хотя… Парень был уверен — не выгорит этот вариант, он будет искать другой, а просто так не сможет Катю отпустить. Он не рисовал себе картин далекого будущего, общих детей и внуков, но не представлял своей нынешней жизни без нее. Надышаться не мог, насмотреться, наслушаться…
Неделю дома просидел, и то истосковался весь. Каждый день просыпался с мыслью, что надо бы Разумовскому таки зубы пересчитать за нанесенный ущерб. Вот только ущерб больше был моральный чем физический. Благо, Катя приходила, когда выпадала возможность, писала часто, созванивались даже. Андрей никогда за собой такой болтливости не наблюдал…
И сейчас тоже — ночь на дворе, Катя уже спать должна, а он не сдержался, написал… Улыбнулся, когда ответ почти сразу пришел. В принципе, он даже данный себе зарок не нарушил — в пятницу вечером девушку не трогал, дал с подругой наобщаться… но ведь сейчас уже как бы суббота…
Увлекся так, что не сразу услышал, что в замке провернулся мамин ключ…
Наталья возвращалась со свидания чувствуя себя… школьницей. Шестнадцатилеткой, прямо как сын. Ветер растрепал укладку, щеки розовели так, что хотелось по холодной ложке к каждой приложить, губы разъезжались в улыбку вопреки отсутствию видимых поводов.
И причиной был не бокал шампанского, выпитый еще за ужином, а осознание того, что душа вдруг ожила… Почти десять лет провела в спячке, оплакивая погибшего мужа, а тут…
Они с Валентином провели великолепный вечер вдвоем — уютный ресторан, приятный разговор, легкая прогулка, оглянуться не успели — а уже глухая ночь… Наталья заспешила домой, Валентин пусть и хотел настоять — не отпускать, но решил не форсировать события. Видно было, что она и так делает шаги навстречу, которые даются нелегко, так что ему, сложно подождать? Не сложно. Тем более, понятно, ради чего это ожидание.
Поэтому мужчина довез ее до дому, даже поцелуй сорвать умудрился, в машине, смято так, скомкано, но… она убежала, пряча улыбку и пылающие щеки, а это значило — в ней проснулась такая же девочка, как и в нем — юнец. Пятьдесят скоро, а они…
— Андрюш? Ты чего не спишь?
Наталья вздрогнула, когда сын вышел из гостиной, щелкнул включателем, зажигая свет в коридоре. Она-то думала, что парень спит давно, будить не хотела… а завтра оправдываться, когда пришла и почему так поздно, но… Куда там? Сидел в комнате, ждал…
— Тебя сторожу… — окинул мать взглядом серьезным. Прямо как она на него смотрит, когда придет поздно.
— Все хорошо, спать иди, — но Наталья к допросу была не готова, попыталась улизнуть — в щеку сына поцеловала, проскочила мимо в ванную, вот только… Он и к двери в ванную подошел, о косяк уперся, смотрел внимательно, как мать руки моет.
— Как погуляли?
— Хорошо, только за временем не уследили. Но ты не думай, это моя вина… — почему-то очень не хотелось, чтобы Андрей на Валентина зло держал. Не просто не хотелось — страшно было. А вдруг они характерами не сойдутся? Что делать тогда? Сын важнее, конечно же, но…
— А что я думать должен? Ну не уследили, так не уследили…
Андрей же легкомысленно плечами пожал. Поведение мамы было предсказуемым (он-то ее хорошо знал), но не больно логичным.
— Тебе чай заварить или сразу спать пойдешь?
Наталья глянула на него с опаской — видимо, пыталась понять, есть ли подвох, потом кивнула.
— Давай чай выпьем, все равно не спим.
Андрей тут же на кухню отправился, Наталья же макияж смыла — впервые за долгие годы такой яркий, платье сняла, чулки (прости господи, откуда они в комоде взялись — сама не понимала), запрыгнула в домашний костюм, выдохнула спокойно, поняла, что весь вечер старательно живот втягивала и не сутулиться пыталась… Снова воспоминания нахлынули, щеки зарозовели…
Благо, Андрей только торшер над столом включил, поэтому женский румянец остался незамеченным.
Они сначала чаевали в тишине, перебрасываясь парой-тройкой слов о погоде, крепости напитка и свежести печенья, потом Андрей на телефон отвлекся — кто-то написал посреди ночи, нахмурился…
— Катя пишет? Неужели тоже не спит? Вот вы, дети, даете…
— А? — он даже вопрос не услышал, кажется. — Нет. Катя спит уже, у подруги сегодня ночует.
— Ясно. Молодец. Надо все успевать: и друзьям, и парню внимание уделять, и об учебе не забывать. Мы, вообще, не говорили об этом с тобой, кажется, но она мне очень понравилась. Хорошая девочка. Не то что… — Наталья не договорила, но оба прекрасно поняли, о чем речь. И Андрей был с матерью абсолютно согласен.
— Да, она замечательная. Мне очень повезло.
— И ей тоже, — мать потянулась через стол, поймала руку сына, в глаза его заглянула, улыбаясь. Как же он все-таки на отца похож… Словами не передать. Одно лицо. И мимика. И голос. И вообще — на него так радостно и так больно смотреть иногда. И потерять было так страшно… смертельно страшно. — Я тебя очень люблю, Андрюш. Ты ведь знаешь это, правда?
Их мать редко слова любви произносила. Не из жадности, скорее из особого к ним отношения. Не хотелось обесценить, сделать бытовым ничего не значащим признанием. Но в том, что она их любит, дети семьи Веселовых никогда не сомневались. Что Андрей, что Настя эту любовь чувствовали. Когда последнюю рубашку, последний кусочек хлеба, свою жизнь ради них может отдать. Просто потому что они — это они. Ее дети.
— Знаю, и я тебя, — и когда Андрей об этом задумывался, у самого волосы дыбом становились. Каким эгоистом он был, когда собирался с жизнью счеты свести. У него ведь мама была тогда… Мама, которая другого сына не найдет, никому другому эту любовь не подарит уже. — Вы хорошо сходили?
Наталья замялась немного, а потом рассказала — что хорошо, что душевно очень, что Валентин повторить предложил и она согласилась.
— Я рад за тебя, мам, — теперь уже Андрей своими руками ее накрыл, призывая в глаза заглянуть.
— Правда?
— Да. Он хороший человек, по всему видно, и ты не хуже. Вам одиноко только обоим, но теперь-то не пропадете. Я учиться спокойно поеду, а вы тут справитесь.
Наталья улыбнулась, грустно правда… Сложно было смириться с тем, что скоро придется отпустить сына. Он ей казался и уже совсем взрослым, и ребенком практически. Настя позже из гнезда выпорхнула. А этот… Точно отец. Копия. Надо куда-то ехать, кого-то покорять. Вот ведь порода…
— Но на выпускной хоть сходишь? Или нет все же?
Андрей задумался, потом кивнул. В конце концов, он ни Катю не хочет праздника лишать, ни маму. Пусть порадуются, что их шалопай теперь с аттестатом.
— Тогда за костюмом надо съездить.
— Съездим.
— И бутоньерку купить, чтобы вы с Катей хорошо вместе смотрелись.
— Какую бутоньерку, ты чего? — Андрей опешил. Его всегда поражала дальновидность женщин в вопросах, которые по мнению мужчин яйца выеденного не стоят.
— Красивую, Андрюш. Красивую. Напишешь завтра Катеньке, спросишь, покупала ли она платье уже и какого оно цвета. Чтобы мы знали, какую рубашку тебе брать, галстук, бутоньерку…
— Мам! Ты меня не грузи, а то я же и передумать могу! — Андрей глянул на маму скептически, она же только рассмеялась, а еще по волосам его потрепала, не сдержавшись.
— Ты, главное, травм больше не получай, Андрюш. А уж с остальным мы как-то справимся. Как нога, кстати?
Наталья встала, убрала со стола чашки, начала мыть.
— Нормально уже почти. В понедельник в школу пойду, но на выходных еще отлежусь немного.
— Тогда иди отлеживайся. Бегом спать!
Андрей не ослушался, проходя мимо матери, обнял ее за плечи, оставляя на щеке поцелуй. Он тоже был не из сентиментальных, но иногда даже на него накатывало.
— Спасибо тебе, мам, за все. Не сомневайся никогда — ты лучшая из матерей.
Сын ушел, а Наталья так и осталась стоять с мыльной чашкой в руках и улыбкой на губах. Не успела ответить, что сын он тоже — лучший.
Андрей закрыл дверь в свою комнату, плюхнулся на кровать, открыл Мессенджер.
Филимонова опять. Пишет.
«Андрей, я узнала, что ты заболел — дома сидишь. Все хорошо? Можно я приеду, навещу тебя? Или лучше не надо? Прости, я просто волнуюсь очень. Хочу помочь, загладить вину, как мне это сделать?».
Парень прочел несколько раз сообщение, ухмыльнулся саркастически. Вот ведь мразь… Волнуется она… Раньше надо было волноваться, а сейчас-то что?
И вот теперь, пользуясь тем, что зол. Просто зол. Без каких-либо «только», «но»… Веселов решил ответить:
«Хочешь помочь? Не пиши мне больше. Давай сделаем вид, что тогда у меня все получилось».
Отправил, а потом заблокировал абонента.
На том все. Окончательно.
— Снеж, пап, я побежала! — крикнув из коридора квартиры, Катя набросила на плечо сумку и схватила курточку. Можно было бы уже и без нее, весна радовала теплом, но… Самойлова пока не знала, как пройдет ее день и вечер, ведь Андрей сегодня возвращается в школу после вынужденного больничного. Вдруг гулять пойдут? Было бы неплохо…
— Удачи! — из гостиной ей ответили в унисон… и девочка выскочила на лестничную клетку. Ей не терпелось побыстрее попасть в школу, сесть за парту и ждать, когда появится Андрей…
Соскучилась жутко. И неважно, что только в четверг виделись, когда она после уроков забежала. Это было чертовски давно. Слишком. Невыносимо…
Девушка открыла тяжелую дверь парадного, сощурилась из-за ударившего в лицо солнца, понеслась прочь из родного двора.
Услышала свист, но проигнорировала… Мало ли придурков? Хотя у них таких раньше не водилось вроде бы, но все же…
Потом прозвучало громкое:
— Эй! — которое тоже проигнорировала. Успела даже наушники достать, практически в уши засунула, но все же остановилась в какой-то миг, как вкопанная, обернулась, потому что голос узнала…
— Эй! Я же не могу за тобой бежать-то, Самойлова! Ты чего? — Андрей шел быстро, но видно было, что это не лучший вариант для него сейчас. Улыбался, правую руку за спиной прятал…
— Ты как тут оказался? Ты что, под подъездом меня караулил опять? Ну ты даешь! — Катя же реально опешила — не ожидала. Но когда первое удивление прошло — расцвела. Это ведь так… в его стиле. И так медом по сердцу! И не надо теперь нестись в школу галопом, причина отпала сама собой — он организовал встречу раньше, чем Катя рассчитывала.
— Привет, — Веселов подошел к девушке, обнял, поцеловал по-хозяйски так, не больно аккуратно. Пожалуй, выгляни сейчас Марк Леонидович из окна — кофе поперхнулся бы, а то и чашкой бросил… во врага классового. — Вместо зарядки решил утром к тебе проехаться вот. Испытать конечность. Вроде рабочая. А это тебе, — достал руку из-за спины, протянул войлочного котенка. Такого махонького, аккуратного, будто живого, но миниатюрного… Загляденье просто! — Не нравится? — Вот только от Кати, видимо, ожидался восторг моментальный, а она растерялась — залипла, изучать начала…
— Прелесть, Андрей! Это просто прелесть! — осторожно малыша в руки взяла, начала крутить, разглядывая от кончика носа до кисточки на хвосте. — Спасибо! — потянулась к губам парня.
Он же явно был доволен — понял, что угодил. Долго выбирал, между прочим! Старался!
— Это хорошо, ты ж Котенок, вот пусть у тебя теперь такой сородич живет!
Катя зарделась. Раньше ее Котенком только дома называли и Вера иногда, а Андрей как-то все без этого обращения обходился, хотя и слышал конечно же. Но в его исполнении «Котенок» звучал особенно приятно. Вслух Катя в этом не призналась бы, но была совсем не против, если он возьмет это обращение в привычку.
— Идем, кошачья банда, а то в школу опоздаем.
Андрей нехотя выпустил девушку из объятий, за руку взял и повел… Глупо улыбающуюся, смотрящую не под ноги и по сторонам, а на подарок, Екатерину.
Утро получилось замурчательным. Кошачья банда готова была ответственно это заявить…
Но, к сожалению, стоило паре переступить порог школы — настроение испортилось.
Возле калитки они с Андреем встретили Веру с Сашей, Самойлова тут же взялась показывать подруге подарок, а Сашка подтрунивать над «романтичной натурой» и «тонкой душевной организацией» Веселова. За что получил ответ от своей девушки, что она была бы совсем не против, если и его организация слегка похудеет… Вот так, переговариваясь, посмеиваясь и перебрасываясь взглядами, компания ввалилась в школьный коридор. А там…
Андрей запнулся даже, а Катя охнула.
В широком холле, у стены, стоял Никита Разумовский, мило воркуя с… Алисой Филимоновой. Той самой, которая…
— Твою налево… — не сдержался почему-то Саша Бархин. — Идемте в класс, ребзя, идемте… — взял Андрея под локоть, насильно разворачивая. Он же будто закаменел. Катя это чувствовала. Он держал ее за руку, а стоило увидеть бывшую — пальцы сжались сильнее и даже дрожать начали. Самойлова боялась взгляд поднять. Поднять и увидеть, что на его лице написано. Хотелось безразличия, но это уж вряд ли… — Идем, Андрюх, идем…
Саша не сдавался, на Катю глянул, молча попросил помочь, поддержать, она отмерла, тоже подключилась. И им почти удалось. Почти… Они даже несколько шагов сделали в противоположную сторону. Андрей не опирался, спокойно шел, молчал и смотрел перед собой, не моргая, вот только…
Они не успели еще за угол завернуть, как он руку Саши сбросил, на Катю глянул… Девушка понимала, что этот взгляд не ей предназначен, что это остаточное, но… до последней клеточки проняло. И больно ему было… И злился… И страшно…
— Я сейчас, — сказал не своим голосом, а потом направился обратно. Туда, где Разумовский с гаденькой улыбочкой на него поглядывает, Филимонову вроде как загораживая, но так, чтобы видно было — что за гостья у них в школе.
Андрей подошел, не церемонясь, не обращая внимания на то, что они практически напротив двери директорского кабинета стоят (случайно ли?) взял Разумовского за шкирки, притягивая его лицо к своему.
В коридоре стало тихо-тихо… Все замерли…
— Какого х*ра она тут делает? — на Филимонову он не смотрел, только на ухмыляющегося Никиту.
— Я пригласил. Мы дружим. Ты же мою партнершу танцевальную травмировал, вот я к Алисе и обратился за помощью. Попросил, чтобы она со мной на репетиции походила, пока бедняга оклемается.
Катя смотрела на напряженную спину своего такого счастливого еще пару минут тому парня и чувствовала, как сердце рвется на клочья. Хотелось вот так же подойти к этой стерве и за патлы оттаскать. За все хорошее. А особенно за то, каким взглядом сейчас на Андрея смотрит. Актриса погорелого театра. Овечка на заклании. Овца, одним словом.
— Если еще раз увижу ее в этой школе — нах*р все зубы выбью тебе, понял? Я не шучу. Ты уже за грань зашел. А я без тормозов… С некоторых пор…
Андрей соскользнул взглядом с лица Разумовского на Алисино. Будто ножами в сердце ковыряется. Да он за такой взгляд еще недавно жизнь отдал бы. А теперь… надо держаться. Девушка все же…
— А тебе я все сказал уже. Я умер. А ты живи.
Развернулся, вновь пошел к замершей компании. Остановился рядом с Катей, хотел снова за руку взять, да почему-то замер на расстоянии сантиметра от ее пальцев. Самойлова будто в режиме замедленной сьемки наблюдала за тем, как он тянется к ее руке, тормозит, глядя на почти свершившееся переплетенье пальцев, девушка уже его тепло ощущала… но он взгляд через плечо бросил, на эту… Отдернул руку и пошел в класс, не оглядываясь. Ни на Катю, ни на Алису.
— Идем, Коть… Идем, — Катя так и осталась бы стоять, глядя вслед, если бы Вера ее к жизни не вернула. Улыбнулась неловко, взяла под локоть, потянула за собой. — Ты только не злись на Андрея, у него стресс, наверное. Это ж надо было учудить… Вот Никита козел, конечно… Не подходи даже!
Вера вдруг голос повысила, оглядываясь.
Катя толком и не поняла, в чем дело, но потом тот самый Никита к ней с другой стороны подошел, за плечо придержал, склонился к уху, шепча:
— Ты все поняла, Самойлова? Парню твоему по-прежнему по поводу этой куклы крышу рвет. Не влюбляйся в него сильно. Больно потом будет… Очень больно…
— Отойди от нее, тебе же сказали! — Саша толкнул Разумовского, глядя на него хмуро. — Ну ты и…
— Кто, друг? Кто? — Никита же всеобщего настроения явно не разделял. Пятился, глядя на компанию с улыбкой, руки поднял даже, будто признавая поражение, а по факту… Он уже сделал все, что хотел. Испортил день, а то и жизнь.
— Гнида, — и дружбу.
Саша глянул на Никиту в последний раз с отвращением, а потом повел девочек в класс, больше не оглядываясь…
Никита же проводил их взглядом, ухмыляясь, а потом снова к Филимоновой вернулся, они вместе из школы вышли, под удивленный взгляды направились к калитке…
— До сих пор не понимаю, почему на это согласилась… Он бешенный какой-то… Пипец просто…
Алиса поглядывала на Никиту с возмущением, но он на это особо не реагировал — сам был не в духе.
— Это не меня он в Мессенджере заблочил, знаешь ли. Исполнила бы свою часть уговора нормально — мы бы уже катались как сыр в масле.
— Ты катался бы. С блондой этой. А я уже устала фигней страдать…
— Слабо, да? Не по зубам Андрюха оказался? Ну-ну… А такая самоуверенная ходила… — Никита знал, куда бить. Что в случае с Андреем и Катей, что с Алисой.
— Все мне по зубам, просто… ставки надо бы повысить. Не хочу за спасибо такими глупостями заниматься…
— Да как-то пока не вижу, за что повышать… Ты же не сделала нифига. Весь выхлоп в том, что он тебя забанил везде, где только мог. А я вот такой результат хочу. Понимаешь? Чтобы он сдыхал, а она сомневалась.
Алиса понимала. И сама тоже бесилась. Думала, все будет элементарно, а оказалось, что Андрей действительно изменился. Одно в нем осталось прежним — он отчаянный.
— Ладно, что дальше делаем?
Они остановились за воротами школы, чуть сбоку, говорить пытались тихо…
— Надо вам случайную встречу организовать. Без Кати, наверное. Но только ты уж постарайся, чтобы он тебя и там на*ер не послал…
Алиса фыркнула. Не пошлет. Ни один не слал еще, и этот не станет.
— А переписка?
Разумовский задумался, не сразу ответил.
— Пытайся наладить. Если не выйдет — я этим сам займусь. Скрины делаешь?
Девушка кивнула.
— Уже хорошо, хоть какой-то толк…
— Не борзей. И я оставляю за собой право поменять условия сделки.
Никита не ответил, отмахнулся, возвращаясь к школе. До ее условий парню было фиолетово. Она все равно не попросит больше, чем стоит его удовольствие в моменты, когда Веселова так колбасит… Наконец-то удовольствие…
Как когда-то давно, в первые дни Веселова в новой школе, Катя с Андреем вновь стали молчаливыми соседями по парте. Провели первый урок, не проронив ни слова.
Катя старалась заговорить, но Андрей отмахнулся не слишком деликатно, сделав вид, что хочет учителя послушать… Ну да, как же…
Девушку это обидело. Она вообще никак понять не могла, а что ей-то со случившимся делать? С одной стороны, Катя прекрасно знала, как тяжело Андрею было из-за Филимоновой, явившейся с бухты-барахты в их школу, а с другой, он ведь говорил, что пережил уже это. Успокоился… Но оказалось, что нет совсем.
Все сорок минут Катя просидела, гипнотизируя взглядом котенка, который утром так обрадовал, а теперь… Ничего не радовало уже. Стоило прозвенеть звонку, собиралась тут же вылететь из кабинета. Не хотелось еще и перемену провести в таком напряженном молчании. Андрей-то явно не отошел еще, и на ее попытку завести разговор отреагировал так же, как раньше.
— Пропусти, пожалуйста, выйти хочу… — вот только заговорить все равно пришлось. Андрей сидел так, что протиснуться между спинкой его стула и шкафом сзади не удалось бы.
Веселов же не отреагировал, продолжил глядеть продолжил перед собой, будто даже не услышав вопрос. Катю это разозлило. Мысли сами собой в стройный ряд претензии сложились… Вот еще… сидит весь такой, будто по голове пыльным мешком огрели… все никак собраться не может. А в чем проблема-то? Ну пришла… Ну увидел… И что? В прошлом ведь все уже. Или не в прошлом и в этом все дело?
— Эй, я пройти могу вообще? — собственные мысли заводили Екатерину все сильней. Жалость к Андрею трансформировалась в ревность и злость. Она пощелкала пару раз пальцами практически у самого носа парня, пытаясь вернуть его в реальность.
Он моргнул сначала, потом нахмурился, повернулся.
— Что ты делаешь? — глянул недовольно. Девичья злость достигла следующей отметки на шкале от ноля до бесконечности.
— Выйти хочу. Можно? — Катя ответила с вызовом, приподняла бровь.
— Куда? — Андрей вопрос на автомате задал, кажется, не спеша отодвигаться.
— Не бойся, не к Филимоновой твоей…
— Думаешь, это смешно? — Самойлова уже произнеся фразу поняла, что получилось очень колко. И Андрей эту колкость не спустил — глаза сузил, глянул раздраженно.
Они раз всего ругались за время знакомства. Тогда, когда «Сплетница» растрепала его историю с Алисой и Андрей решил, что информатор — Катя. Сейчас грозила разразиться вторая ссора. И вот парадокс — по той же причине.
— Думаю, если бы она тебя не волновала, как ты говоришь, ты бы иначе на все реагировал…
Катя бросила ответ, встала, протиснулась-таки каким-то чудом между стулом и шкафом, пошла прочь из класса. И пофиг было, что почти все ее взглядами провожали. Пофиг, что щеки горели. Не пофиг только, что он так и остался сидеть. Даже не пытался остановить или возразить.
Следующий урок Катя прогуляла. Прямо в школе, сидя на окне в тупике не особо оживленного коридора. Возвращаться в класс не хотелось. Было и обидно, и стыдно, и страшно немного.
Гнев поутих, и теперь казался не таким уж уместным.
"Надо быть более терпеливой, Екатерина. Это ведь не так и сложно, но в этом может заключаться забота, а ты…". Ругать себя можно было долго, но решить проблему это не помогало. Катя не знала, как вернуться, что сказать и что дальше делать.
Когда увидела, как на следующей перемене в ее сторону движется Андрей, почувствовала, что сердце забилось быстрей.
— Идем… — он подошел так близко, что стало даже слегка неуютно — до сих пор злился, это чувствовалось.
— В смысле? — рядом с Катиными ногами на подоконник опустилась ее сумка с на скорую руку заброшенными в нее вещами. Нос котенка выглядывал из расстегнутого кармана. — У нас уроки вообще-то, куда ты собрался?
А он явно собрался. Сам стоял уже в кожанке, рюкзак за спиной, в руках ее куртка, которую он встряхивает, предлагая надеть.
— Ты и так прогуливаешь. Я тоже не сильно хочу тут торчать сегодня, так что пошли…
Катя засомневалась, переводя взгляд с Андрея на куртку, сумку, за окно…
— Татьяна Витальевна родителям звонить будет…
— Не будет. Я ее предупредил. Сказал, что в поликлинику надо съездить еще раз, а ты согласилась проводить.
Самойлова поколебалась еще с минуту, а потом соскочила с подоконника, набросила на плечи куртку, сумку застегнула.
Когда Андрей ее в первый раз за руку взял — выдернула, бросив взгляд с вызовом. Мол, я помню, что тогда побрезговал…
Но он был не из робкого десятка. Во второй раз ухватился — куда сильней зафиксировав уже. Не забалуешь…
Из школы шли молча. Каждый думал о своем. В голове проговаривал то, что надо бы вслух озвучить. Так дошли до ближайшего парка, замедлили шаг…
— Идем на качели…
Катя махнула в сторону пустой детской площадки, Андрей кивнул. Ему все равно было, куда идти. Просто надо было голову проветрить.
Катя села на те самые качели, Андрей встал сзади, покачивая… Долго молчал, да и она не спешила говорить что-то. Как часто бывает — заговорили в унисон…
— Извини, я…
— Извини меня…
Запнулись. Дальше слово Андрей взял.
— Ты неправильно все поняла. Меня она не волнует, я просто взбесился, что Разумовский совсем потерял берега. Поэтому успокоиться и не мог. До нее мне дела нет.
— Я умом это понимаю, но просто… Испугалась, наверное. И разозлилась. На них, а получил ты… Давай забудем просто.
Андрей кивнул, Катя улыбнулась несмело.
— Знаешь, Веселов, я до встречи с тобой школу-то особо и не прогуливала, а тут…
— Скажи еще, что я пагубно на тебя влияю.
— Пагубно, — улыбка стала смелей, а еще большей стала амплитуда раскачивающейся качели…
— Такова твоя судьба, значит, — Андрей не пытался отрицать даже.
— Я не против, — ответ Катя шепнула, не заботясь особо, услышит Веселов или нет. Ветер начал трепать волосы, качели уносились вверх все выше, а тишину полуденного парка разбавлял заливистый смех девочки-Котенка.
После прогулки в парке они с жадностью утоптали по меню в Макдональдсе, потом же, не сильно спеша, взяли курс на Катину квартиру. Раз уж прогуляли, надо было хотя бы к завтрашним урокам подготовиться, да и не будешь же ты весь день по улице болтаться, а расставаться желания не было.
Снежана была немного удивлена, но рада видеть Катю с гостем. Позвала на чай, но они отказались — в комнату сразу пошли.
Новый войлочный друг нашел свое место на письменном столе, туда же отправились тетради и учебники, необходимые для подготовки домашки, но… что Катя, что Андрей не могли себя заставить взяться за дело. Устроились на кровати в развалочку, что-то пустое обсуждали, дернулись только, когда Снежа аккуратно постучала и сообщила, что они с ребятней идут гулять, но если что — в холодильнике полно еды…
— У тебя классная мачеха, — Андрей сказал уже после того, как молодые люди услышали щелчок замка. — Вряд ли они еще двадцать минут тому собирались гулять.
Катя улыбнулась.
— Да, очень классная. Марку повезло ее встретить.
— Папе…
Девушка глянула на Андрея мельком, удивленно. Не сразу поняла.
— Папе очень повезло, не зови его Марком. Он ведь самый настоящий отец для тебя.
Самойлова вздохнула, опуская взгляд.
— Это сложно, Андрей. Поверь, я все это понимаю, но ты не жил с моей матерью до двенадцати. Ты не знаешь, как она реагировала, когда я Марка называла папой… У меня, как у собаки, рефлекс выработался. Легче звать так, как ей удобно было, иначе… Скандалы, истерики, слезы… Это все очень непросто было, не хочу даже вспоминать… — девушка рукой махнула, будто отгоняя видение, вставшее перед глазами.
— Тем не менее, ты хочешь с ней встретиться, — жаль, что Андрей так просто не согласился сменить тему. Провел пальцами по девичьей щеке, призывая все же на него смотреть, а не на крайне милое, конечно, но абсолютно бестолковое покрывало. — Зачем?
— Чтобы не жалеть… потом когда-нибудь… в старости… Когда воспоминания совсем сотрутся и пережито будет столько, что ее жизненные проколы перестанут казаться настолько непростительными.
— Ты искренне думаешь, что доживешься до подобного?
— Не знаю. Но и Лена в юности вряд ли думала, что ее жизнь сложится так, как сложилась.
— Я все равно считаю, что мы сами определяем свою судьбу. И пенять на «так сложилась жизнь» — это о человеческой слабости…
Катя плечами пожала, не торопясь с ответом. И спорить не хотелось (в конце концов, ей смешно было бы выступать в роли защитницы Лены), и во многом она была согласна, но не так уверена, как парень. Самойлова не могла с такой уверенностью в голосе, как у Андрея, рассуждать о том, что каждый кует свою судьбу самостоятельно. Иногда жутко становилось от мыслей, что существует такая штука как «наследственность». И вот какая эта наследственность у нее… Без слез не взглянешь.
Мать — наркоманка. Отец… неизвестно кто вообще. Живой? Как выглядит? Что делает? Чем болеет? Тоже на чем-то сидит?
Страхи повторить судьбы родителей (об одной из которых она даже не знала ничего) стали для Кати очень важными фактором, влияющим на то, как она жила.
Кому-то смешно может быть, а она к семнадцати ни разу ничего крепче новогоднего шампанского не пробовала, ни единой затяжки не сделала, не говоря уж о том, чтобы тусоваться по клубам и просто «наслаждаться жизнью». Она убегала от той судьбы, которая была начертана для нее генами. Катя не хотела когда-то оказаться в ситуации подобной той, в которой оказалась ее мать. Не хотела, чтобы и ее дочь услышала как-то, что родилась чисто потому, что мать не успела вовремя сделать аборт… Стоило вспомнить эту фразу — сразу же тошно делалось. Такое не забудешь. После такого здоровую самооценку не вернешь. Она ведь должна строиться на осознании того, что кто-то любит тебя безоговорочно. Просто потому, что ты есть. Мама ее так не любила.
— Но, если ты действительно хочешь с ней встретиться, тебе поторопиться надо. Вы с сегодня на завтра не договоритесь, ты же это понимаешь.
— Понимаю. Страшно просто… К отцу я с такой просьбой не подойду.
— Значит, к мачехе.
Катя вздохнула, она и сама думала об этом. Снежа не откажет. И воспримет легче, чем кто-либо из членов ее семейства. Конечно, будет отговаривать, предостерегать, но… Поможет.
— Я возьму телефон, только пообещай мне, что ты будешь рядом, когда я решусь позвонить, — Самойлова приблизилась к Андрею, уткнулась лицом в его свитер, обняла, пытаясь не дрожать осиновым листиком.
— Буду, — другого ответа и быть не могло бы. Оба это понимали. Безусловно ведь договорились. А это значит, и в радости, и в горе.
Сегодня Катя с Андреем засиделись. Сначала долго раскачивались с уроками, только приступили и что-то начало получаться — с прогулки вернулась Снежана с детьми и Поля тут же решила, что Кате с ее другом надо помочь…
Помогла. Приволокла конструктор, который они дружной компанией сели собирать, а потом играть — в принцессу (конечно, Полюшку), заточенную в башню. Охранявшим ее злым… почему-то динозавром… стала Катя, а рыцарем, которому суждено было Полюшку спасти — Андрей (он вселял в девочку доверие).
Еще с час играли, потом Снежана позвала детей ужинать. Всех детей. В приказном порядке.
Пришлось идти… И еще сорок минут утаптывать вкуснющий ужин, разбавляя его приятной беседой.
— Вы знаете, что у меня дома висит ваша работа? — Андрей глянул на Катю лукаво, подмигнул, она тоже улыбнулась. И Снежана…
— Знаю. Я тебя помню, кстати. Со времен сьемки еще… Профессиональная деформация. Да и ты очень фотогеничен. Пусть для парня это такой себе комплимент, но в будущем, думаю, сгодится. Можем договориться, кстати, отфографирую вас. А то не дело ведь, наверняка до сих пор ни одной общей фотографии нет? — Снежана глянула на растерявшуюся пару иронично.
Кто бы сомневался? Хотя это и к лучшему, на самом деле. Значит, голова другим забита. Эмоциями, а не желанием их увековечить.
После ужина пара снова вернулась в комнату, надо было сделать третий подход к домашке… На сей раз, наконец-то, удачный.
И все шло бы еще быстрей, не отвлекайся Катя то и дело на свой телефон…
— Знаешь что, Самойлова. Это вообще-то неприлично при парне с посторонним мужиком переписываться…
Андрей долго терпел. Сообщения три, наверное. Но не сдержался-таки. Знал, кому Катя с такой скоростью ответы строчит. Питер этот… Не нравился он Веселову. Заочно не нравился. Вера когда-то намекала, что он к Кате подкатывает… И Андрей в этом ни секунды не сомневался, просто все как-то сдерживался, мнение при себе же и держал, но тут…
— Каким мужиком, ты что, дурак что ли? — Катя глянула на парня удивленно, улыбнулась, поцеловала в щеку, снова возвращаясь к записям в тетради. Андрей же так быстро не оттаял. Сурово на телефон девчачий смотрел в ожидании… И дождался-таки! И минуты не прошло, как снова трель прозвучала — Питер писал…
— С этим! — Веселов кивнул на телефон, всем своим видом демонстрируя отвращение. — У него что, своей девушки нет? Обязательно моей писать?
— Вообще-то мы с ним дружили еще задолго до того, как я с тобой познакомилась. И не начинай вообще… Тоже мне… Ревнивец… Он мне помогает просто. Очень. И о тебе он знает, кстати…
— О как! Интересно! — последняя фраза отчего-то отозвалась приятным теплом. — И что же он знает?
Катя замялась, не совсем понимая, какого ответа от нее ждут.
— Знает, что у меня парень есть. Ты.
— Это хорошо, что знает… И ты ему напиши там, чтоб не забывал…
Катя глянула на собеседника, будто на не совсем нормального, окинула скептическим взглядом с ног до головы, хмыкнула.
— Только сцен ревности мне тут не хватало…
— Не проблема, устроим…
— Андрей!
Самойлова возмутилась, ущипнула за плечо даже. Больно, кстати.
— Ладно, все! Шучу я, шучу… — Андрей руки поднял, прося пощадить. Но стоило Кате кивнуть, снова телефон в руки взять, не удержался опять. — Но ты все равно с ним поменьше переписывайся уж… при живом парне-то!
— Веселов!
На часах было уже десять почти, когда пришла пора расходиться. Не хотелось, но надо было. Андрей так органично вписался в домашнюю атмосферу, что отпустить его было сложно.
Сейчас-то Катю окружало почти все, что она так любит — семья, он, родной уют…
Девушка сидела у ноутбука, лениво листая ленту фейсбучных новостей, Андрей же собирал в коробку остатки разрушенной башни, динозавра, принцессы и рыцаря.
— О тебе снова в Сплетнице написали… — странно, но вечером читать интерпретацию утреннего происшествия можно было практически без лишних эмоций.
— Удивительно… — Андрей хмыкнул, не отвлекаясь от своего занятия.
— Пишут, что ты заподозрил, будто у Филимоновой и Разумовского отношения, поэтому психанул. А меня бросил, кажется.
— Так что, расходимся? Нельзя «Сплетницу» разочаровывать…
Катя глянула на Веселова через плечо, язык показала, поймав его лукавый взгляд.
— Я тебе давно сказать хотела, да все как-то стыдно было…
Катя вдруг кое о чем вспомнила. И решила наконец-то признаться, не давая себе шанса передумать.
Андрей оторвался от конструктора, посмотрел внимательно.
— Помнишь, ты когда-то сказал, что я в твоей жизни роюсь?
Парень замешкался, скривился немного (неприятно было вспоминать то свое поведение), но кивнул (ведь отрицать его тоже смысла особого нет).
— Так вот, ты был не слишком неправ тогда.
Катя открыла один из ящичков стола, достала склеенную фотографию Алисы Филимоновой, бросила на пол — она приземлилась прямо рядом с Андреем.
Он с минуту тупо смотрел на нее, моргая периодически, потом удивленно на Катю уставился.
— Откуда она у тебя? Я ж выбросил…
— Не выбросил. Ты в скамейку засунул — между досок, а я… Я на следующий день нашла, склеила…
— Зачем?
— Не знаю даже. Ты был таким непонятным для меня. Я увидела, как ты в первый день сидел на той лавке… Мне казалось, тебе плохо было.
— Мне тогда друг позвонил. Сказал, что Алиска себе нового лоха нашла, вот я и злился. Но тебе зачем она была? Еще и склеила? — он сознательно фотографии не касался. Она казалась парню токсичной. Напоминала о времени, когда было тупо больно и плохо. Постоянно.
— Я и в соцсетях ее пробила, — Катя почувствовала, что щеки румянцем наливаются, а Андрей смотрит очень уж удивленно.
— Так а зачем, Кать? Зачем?
— Не знаю… Но выбросить рука не поднялась. Не знаю, что с ней делать…
Веселов долго на Катю смотрел, а она на фото. И вот ей богу, меньше всего ему сейчас хотелось карточку в руки брать. Но…
Пришлось. На сей раз рвать было сложнее — скотч вдоль и поперек полосами шел, но было бы желание…
Порвал, к окну подошел — открыл, выбросил.
— Надеюсь, соседи собирать и склеивать не будут…
Руки отряхнул, будто после пыльной работы, к Кате подошел, ее лицо в свои ладони взял, в губы впился практически… Божечки, зайди Марк Леонидович в комнату в эту минуту — Андрея вслед за фото в полет отправил бы. Долго целовал и пылко. Так, что все внутри в узел завязалось, и стены поплыли. Потом оторвался, держа зрительный контакт при этом.
— Нет больше места Филимоновой в нашей жизни, Коть. Забудь о ней просто. Что бы они с Разумовским не мутили, мы-то знаем, чем дорожим и чего хотим, правда?
Катя сглотнула, кивнула бы — да не могла, ведь его руки до сих пор на щеках лежали.
— Ты сомневаешься во мне?
— Нет.
— Это главное.
Андрей снова поцеловал, потом рюкзак свой схватил, выходя из комнаты. Пальцы, которыми к фото прикасался, будто жгло. И это раздражало.
Но вот губы жгло больше — и это радовало…
Парень быстро обулся, накинул куртку, подмигнул порозовевшей Кате, стоявшей в дверном проеме между своей комнатой и коридором, с улыбкой следящей за тем, как он собирается.
— Уже уходите? Какая рад… жалость! — из гостиной вышел Марк Леонидович. Пусть он и не был сильно доволен такому длительному посещению дочери, напоследок гостю руку таки пожал. В конце концов, он же уходит уже, и разве это не чудесно?
— Да, пора бы уж… До завтра, Кать, — Андрей подмигнул Екатерине, улыбнулся Снежане, в очередной раз благодаря за ужин, даже Марку, не скрывавшему свою радость от прощания.
— Напишешь…
— Ага…
Вышел, оставляя Самойловых в исключительно семейном кругу.
— Марк, ты такой дружелюбный — словами не передать…
Отец семейства получил заслуженное замечание от Снежаны. Но явно не расстроился по этому поводу, только плечами пожал, к Кате подошел, обнял, с радостью отметил, что она к его боку тут же прижимается, голову на плечо кладет. Его ребенок. Ни один парень в мире ее не достоин. И ни один так любить не будет, но этот… Неплох в целом. Может когда-то… лет через десять… он даже задумается о том, чтобы ему свою старшую дочь доверить.
— Не все коту масленица потому что, да, Коть?
Котя кивнула, не особо вслушиваясь даже, что подтвердила.
У нее так долго эта фотография лежала, совесть жгла, а оказалось… зря. Надо было выбросить просто, и все.
Но ведь у страха глаза велики. И ожидание — хуже расправы.
Может и с Леной так же будет? Наконец-то пора собраться с силами, получить телефон, позвонить? Кажется, пора…
— Идем какао пить? — Марк ее по голове погладил, оставляя на макушке поцелуй.
— Да, приду через минуту, конструктор соберу только, — Котя улыбнулась, отпустила отца, вернулась в комнату. Надо было собрать. Конструктор и мысли. А потом какао.
Снежана сидела на кухне, наслаждаясь пусть уже довольно поздним, но таким тихим субботним утром. Марк с Полей и Лёнечкой отправились гулять, Катя еще спала, по кухне разносилась спокойная джазовая музыка и аромат кофе.
Самойлова поставила огромную чашку с любимым напитком на стол, рядом с ноутбуком, села, разминая пальцы в предвкушении, а потом принялась за обожаемую работу. Надо было выбрать фото с последних проведенных сессий, обработать избранные, разослать клиентам.
Из открытого на проветривание окна доносились птичьи трели, щеку щекотал солнечный лучик… душа пела…
— Доброе утро…
— Ммм? Доброе, — пела так громко, что Снежана даже не сразу заметила, что Катя вошла в кухню, задержалась в дверном проеме, потом все же к столу подошла, села напротив. Мачеха улыбнулась падчерице, а потом снова сосредоточилась на работе.
Катя посидела пару минут молча, глядя в окно, потом тоже кофе себе сделала, вернулась к столу…
— А папа с маленькими далеко?
— Я их гулять отправила, а ты спала так сладко, будить не решились.
Катя кивнула. Да она не в обиде, что Марк с младшенькими без нее гуляет. Им это нужно сейчас — внимание отца в те редкие дни, когда он может оторвать свое время у бесконечной работы.
— Я попросить тебя хотела, Снеж, о помощи…
— Какой? — старшая Самойлова глянула на Катю. Видно было, что ребенок волнуется, мается, нервничает… Не только сейчас — вообще в последнее время. И Марк это видел, и Снежана. Только не могли никак вытянуть из нее причину для волнения. Клещами тянуть не хотелось, а сама она на близкий контакт, откровенный разговор неохотно шла.
Легче всего было списать на предстоящий отъезд, но вдруг не он волнует? Вдруг еще что-то гложет?
— Только пообещай, что папе не скажешь. Даже если откажешься. Не хочу его волновать…
Снежана кивнула, чувствуя, что и сама волноваться начинает. Но показывать это было нельзя.
— Говори, Коть, я помогу…
Катя посомневалась еще с полминуты, вздохнула прерывисто, гипнотизируя взглядом чашку с кофе, а потом на одном дыхании выпалила, глядя прямо в глаза мачехи:
— Поможешь достать мне номер телефона Лены?
Снежана опешила поначалу. Совсем не ожидала такого поворота, да и Лена… Давно на связь с Марком не выходила, Снежа это точно знала.
Он после разговора с бывшей женой долго смурной ходил, а тут… Снова пропала. Часто пропадала, на разные сроки причем. Случалось такое, что больше года о ней ни слуху, ни духу. И не знаешь толком — радоваться такому развитию событий или тревожиться… Какой подлянки ждать?
Пусть Снежа и почти не застала то время, когда вся жизнь у Самойловых была одна сплошная Ленина подлянка, но ей и того хватило… На всю жизнь. Она и сама выдохнула спокойно, чувствуя, как груз падает с плеч, когда суд определил проживание тогда еще двенадцатилетнего ребенка с отцом, пусть и приемным, теперь же…
Надо было что-то ответить…
— Коть, ты уверена, что хочешь? Она твоя мать, я понимаю, но… ты же помнишь, какая она?
Катя то ли кивнула, то ли просто снова взгляд опустила. Она помнила. Получше Снежи, получше папы, но… Не сегодня ведь эта мысль в голову пришла. И у нее было достаточно времени на то, чтобы суметь сто тысяч раз себе перебудить, одуматься, опомниться… А все равно мысли возвращались на исходные. Ей нужно было еще раз убедиться. Своими ушами услышать, что все без изменений, что она все та же, любящая ее при условии, что за этой любовью последует вознаграждение.
— Помню. Боюсь просто, что, когда вернусь из Штатов, если вернусь, ее уже не будет.
Снежана через стол потянулась, погладила руку беззащитного, растерянного ребенка, лишенного материнской любви. Она ведь сама мать. Видит, как Поля с Леней к ней тянутся и как радуются, получив доброе слово, ласку, тепло, а Катя… Ей с лихвой это постарались компенсировать Самойловы — искренне, самоотверженно, но… маму ты не заменишь. Никак.
— Почему ты не хочешь, чтобы папа о твоей просьбе знал? Думаешь, он будет против? Думаешь, его протест будет неправильным?
— Нет. Я понимаю, что мое желание не просто нерационально — оно опасным может быть, но… Я не хочу, чтобы он думал, будто недодал чего-то. Дело ведь не в нем. Я его очень люблю, но Лена… Мне это надо просто, Снеж, поверь. Я буду очень осторожна, я же ее хорошо знаю, просто…
— Я все понимаю, Коть. Правда, — Снежана паузу сделала, думая… Не было в этой ситуации правильного поведения. Что ни сделай — везде удар в штангу. Узнай Марк о том, что Катя хочет с Леной сконтактировать — сделает все, лишь бы этого не произошло. Не из вредности или ревности, а потому, что не хочет, чтобы дочь снова переживала то, от чего чудом удалось сбежать. Достань она телефон Кате без ведома мужа — ребенку светит очередная травма, но ведь и без звонка будет травма и не закрытый гештальт.
— Но помочь не можешь? — Катя глянула на Снежану с грустью. Взгляд — как у раненной собаки. Искренний и больной. Как же это тяжело однако… Бедный ребенок.
— Я достану, Коть. Достану. Только пообещай мне, что будешь очень осторожной и рассудительной. Если хочешь — вместе позвоним. Я рядом побуду. Хочешь?
Катя улыбнулась несмело. Вроде бы добилась своего, а радости не чувствовала — только еще больше разнервничалась, ведь желаемое (одновременно пугающее) оказалось на шаг ближе.
— Мне Андрей пообещал уже, что вместе позвоним. Но спасибо тебе, Снеж. Большущее спасибо. Ты лучшая. На всем белом свете лучше не найти. Папе очень повезло. И Поле. И Лене…
— А тебе? — Снежа улыбнулась в ответ, склоняя голову, пристально глядя на ребенка, который волей судьбы был так на нее похож, но рожден совсем другой женщиной.
— А мне чуть меньше, но тоже… очень!
Больше к этому разговору они не возвращались. Только вечером того же дня, уже когда умаявшиеся Марк и мелочь заснули, Снежа зашла в комнату падчерицы, протянула листик бумаги с переписанным телефоном Лены.
— Помни, Коть, мы с папой всегда готовы тебе помочь. Что бы ни случилось. Что бы тебя ни волновало. Хорошо?
Девочка кивнула, сжимая в кулаке листик… Он жег и пугал. До дрожи…
Катя же не медлила — тут же Андрею написала:
«У меня есть номер мамы».
Веселов оказался в сети в ту же секунду, сообщение открыл, ответил:
«Завтра вечером позвоним тогда. Да?».
Катя помедлила. Может отложить? В долгий ящик… Страшно ведь. Причину придумать какую-то? Но…
«Да».
Некуда откладывать. И некогда. Надо действовать.
— Мы куда-то едем?
Катя с Андреем стояли на трамвайной остановке. Парень периодически поглядывал на табло, то и дело «меняющее показания» касательно прибытия ближайшего трамвая, девушка же смотрела больше по сторонам — на людей, снующих по оживленной улице, сидящих в кафе напротив за стеклянной витриной… Весь день настроение будто каталось на качелях — то на душе легко и весело, то страшно до дрожи. Сейчас было просто спокойно, хотя и близился вечер. Тот самый, в который они с Андреем договорились набрать номер Лены.
— Хочу показать тебе одно особенное место, — Андрей мельком на Катю глянул, улыбнулся, а потом снова на табло — и вдаль куда-то. — О, едет, ну наконец-то!
Старомодный Киевский трамвайчик с красным фартуком и большим «глазом» над водительской кабиной, в котором светился номер маршрута, с шумом подъехал к остановке.
Катя с Андреем запрыгнули, Веселов занялся билетами, а Самойлова поиском места. Видимо, направление не самое популярное, так как кроме них с Андреем в вагоне сидело от силы человек пять.
— Нормально тут? — Катя села на кресло у окна, Андрей приземлился рядом, вручая закомпостированные билетики, взял девушку за руку, пальцы переплел.
— Отлично.
И, будто получив добро от юной пары, трамвай двинулся по рельсам…
Ехали долго, через весь город. Катя то и дело ловила себя на мысли, что будто заново изучает его вот сейчас — глядя через окно… Всю жизнь здесь прожила, а столько всего не видела. Ну и что, что мегаполис? Ну и что, что в нем каким-то чудом умудряется ужиться население небольшой страны? Он ведь родной. А родной город стоит знать…
Вот только думать об этом надо было начинать чуть раньше, теперь же за месяц с копейками уже не нагонишь отставание… Но какой же он красивый!
— Когда мне надо подумать, я сажусь на этот трамвай, включаю музыку… ну и думаю, — Катя улыбнулась.
— Атмосфера располагает.
— Вот и мне так кажется. Наша следующая.
Андрей начал выбираться к выходу, Катя за ним. Было немного жаль, ведь еще чуть-чуть и ее так разморило бы, что девушка с радостью прикорнула на плече парня. Хороший трамвайчик. Надо будет еще как-то покататься… Может следующим летом, когда она на каникулы приедет, или зимой еще…
Молодые люди вышли на остановке, оглянулись.
— Мы за городом уже, — Андрей ответил на не заданный Катей вопрос. — Тут недалеко идти, до заката успеем как раз.
Девушка и не думала спорить, позволила просто вести себя туда, куда Андрей считал нужным. С ним она не боялась, не тревожилась. Но сейчас и не предвкушала особо, если честно. Сердце снова окутала тревога. Скоро надо было звонить…
Они минут десять шли по не больно-то протоптанной тропе. Лес был не густым, но явно самосейным. Не привычный парк с газонами, декоративными клумбами и искусственными водоемами, а обычный лесок. Сосны, дубы, клены. Высокие, возможно видевшие еще сегодняшних бабушек и дедушек, когда тем было по семнадцать.
— Ты только не пугайся сразу, доверься мне, — Андрей не отпускал Катину руку всю поездку и вот теперь всю дорогу. А сказав, еще сильней сжал. Катя не знала, что может ее испугать, поэтому просто кивнула. Если он просит — надо довериться.
Пара вышла на полянку, когда солнце уже начало заходить, свет становился приглушенным, тусклым, розоватым. Андрей остановился, Катя взгляд из-под ног перевела на центр поляны, а там…
Вышка старая, пожарная. Та самая, кажется…
— Я не полезу туда, Андрей. Зачем? И ты не полезешь. Я не разрешу…
Теперь уже Катя вцепилась в руку парня, пытавшегося ее затащить в место, в котором чуть свою жизнь не оборвал. По глупости. Детской, максималистичной, но такой огромное глупости!
— Кать, ты обещала, что не будешь пугаться. И что доверишься. Я клянусь, все хорошо будет. Просто поверь. Ты таких закатов не видела никогда, как оттуда увидишь…
— Мне и не нужны такие закаты, Веселов. Я домой хочу… Пойдем… — она еще раз попыталась его оттащить с поляны, да куда там? Будто вкопанный стоит и глядит — то на вышку, то на девушку. Ни на сантиметр не сдвинешь.
— Кать. Просто. Доверься. — Сказал раздельно, с паузами. Спокойно, как только мог, глядя в глаза. Любимые и испуганные.
Он Катины чувства прекрасно понимал. Пожалуй, будь у них противоположная история, тоже тянул бы девушку с места не свершившегося «преступления» что есть мочи. Но он-то знал, что больше глупостей не сделает — незачем. И вышка эта ни в чем не виновата, а вид с нее действительно неповторимый…
— Веселов, ты… — Самойлова не договорила. Лицо руками закрыла, не зная, что делать. Она не знала, а он не сомневался.
Обошел сзади, за талию взял, подталкивая потихоньку в сторону к лестнице…
Выглядела башня действительно не очень хорошо… Где поржавела, где потемнела, где ступеньки нет… Боящимся высоты вход на нее был строго воспрещен, но ни Катя ни Андрей этой фобией не страдали. Поэтому пусть и медленно, но взобрались на самый верх…
Андрей достал из рюкзака прихваченный плед, расстелил один конец, пригласил Катю сесть. На край, так, чтобы ноги свисали в лесную густоту внизу…
Когда девушка выполнила просьбу, вторым концом укрыл плечи, сам приземлился рядом на рюкзак.
Перед глазами действительно краснел закат… Такой яркий… От ядрено морковного до нежно розового, перетекающего в прозрачную голубизну…
— Правда, красиво?
Катя смотрела перед собой, положив руки на железную перегородку, которая должна была обезопасить от падения, Андрей же смотрел больше на девушку.
На закаты местные он успел насмотреться, а вот на нее — все никак не получалось. Все манила и манила. Взгляд привлекала, губы, руки…
— Очень. Но все равно страшно. Не могу забыть, что это место для тебя означает.
— Означало. Уже нет… — теперь означает, что ее красота затмевает красоту любого заката… А сегодня был один из лучших. Вот только Андрей отчего-то об этом не сказал. Звучало бы слишком пафосно, наверное. — Вернемся сюда?
Катя засомневалась. Место действительно оказалось волшебным. Но тяжелым. Девушка не была уверена — хочет ли сюда вернуться, но вспоминать точно будет. Не зная, что ответить, она решила не говорить ничего. От горизонта отвлеклась, потянулась к губам парня, обняла за шею, заодно и его пледом укрывая — холодало ощутимо и очень быстро, скользнула пальцами вверх по шее, зарываясь в пусть короткие, но мягкие волосы, почувствовала, что и он не отстает — прохладные руки пробрались под кофту, греясь о тепло ее кожи…
— Безусловно? — он первый от губ оторвался, уперся лбом о ее лоб, глядя в глаза. Показалось, что тут надо клятву повторить. В том месте, которое видело столько отчаянья.
— Безусловно, — и разом будто забыть его, почувствовав разливающееся по телу тепло от ее слов, в которых не сомневаешься…
— Ты готова, Коть?
Солнце зашло, а они все продолжали сидеть, укутавшись в один плед, глядя на темно синее небо.
Катя тянула, снова нервничала, боялась, Андрей же пытался не подгонять. В конце концов, если ей нужны дополнительные десять минут для того, чтобы набраться храбрости — ему не сложно их дать.
Все равно ведь позвонят сегодня.
— Не готова. Не знаю, что сказать. «Привет, это твоя дочь, Екатерина, помнишь такую? Тебя еще родительских прав лишили пять лет тому… Было дело?».
— Давай решим сначала, чего ты хочешь от этого разговора, а уж потом и слова нужные найдутся.
— Я и этого не знаю, вот в чем беда. Хочу перестать сомневаться. Убедиться — я действительно ей нисколечки не нужна или…
— Ну вот так и спросим, значит. Встретиться предложим. Пусть думает…
Кате так нравилось вот это «спросим, предложим»… Они будто говорили: «ты не одна, Котенок. Взбодрись! Вместе мы все сможем!».
Очень хотелось смочь. Но начать действительно нужно было со звонка.
Девушка достала из кармана мобильный, открыла телефонную книгу… Номер Лены уже был вбит в память, а бумажка с ее номером уничтожена как возможный вещ док.
Самойлова глянула на Андрея еще раз с тревогой, он кивнул. Так уверено, как только мог.
— Если хочешь — включи на громкую. Набирай.
Катя так и сделала. Каждый гудок отзывался вздрагиванием. И неизвестно, что было страшнее — что возьмет или проигнорирует…
Взяла.
— Алло, — прозвучало будто привет из далекого прошлого. По коже мурашки пошли. Катя поняла, что до сих пор ее голос помнит. И никогда не забудет, наверное. — Алло, говорите! — тон был не слишком доброжелательным. С истеричными нотками. Он всегда такой, когда Лена не совсем в себе.
— Алло, Лена? — свой же голос Катя не узнала. Он будто осип. Глухим стал и тихим.
— Кто спрашивает? Быстрее говорите, я не могу долго!
Катя замялась, на Андрея испуганный взгляд вскинула, он же смотрел на нее спокойно, кивнул, подбадривая, рука под пледом ее колено сжала. «Будь сильной, Коть. Ты умница!». Сказал бы, будь такая возможность.
— Это Катя. Катя Самойлова, твоя… — слово «дочь» выговорить не получилось, какой бы сильной и умницей она ни была, до идеала ей далеко.
— Котенок… — голос на той стороне изменился. Был раздраженным, стал удивленным. Это и понятно, вряд ли Лена ожидала, что блудная дочь сама ее наберет…
— Откуда у тебя мой номер? Марк знает? — видимо, если она и была сейчас навеселе, то несильно. Так как вопросы задавала здравые.
— Я уезжаю скоро. Хотела встретиться с тобой. Ты в Киеве? — Катя вопросы матери проигнорировала.
— Я… — Лена замялась. Взвешивала, видимо. Молчала с минуту. Все это время Катя чувствовала, как нервы стальными канатами натягиваются и готовы разорваться, издавая то ли еще звон, то ли уже скрежет. — Буду. Буду в Киеве, позже чуть…
— Когда?
— Я позвоню… Я позвоню тебе, когда буду… А куда ты уезжаешь, дочка?
«Дочка»… Это обращение всколыхнуло боль и злость с новой силой.
— Поступила в университет заграницей. Уезжаю летом.
— Молодец какая… Марк гордится, наверное…
«А ты даже не знаешь…».
— Гордится. И я рада, очень хотела поступить…
— Молодец.
В разговоре наступила заминка. Нечего было спросить. Не на что ответить. О чем же тогда вживую говорить будут?
— Котенок, мне сейчас не очень удобно говорить, я тебя позже наберу. Телефон сохраню.
— Хорошо.
Не тратя время на прощания или хотя бы еще пару слов о том, как она рада услышать дочь, и что скучала, Лена скинула.
Катя же застыла, глядя на телефон в руке, Андрей тоже молчал. По девичьему телу расползалась апатия. Она не знала, что ожидала от разговора, но получила… а ничего не получила. Пару фраз. Обещание перезвонить. Удивление… и все.
— Это была моя мать, — улыбнулась грустно, вскидывая взгляд на Андрея. — Немногословна, как видишь…
— Иди сюда, Коть. Все хорошо, — Андрей забрал у нее из рук телефон, к себе прижал. И только теперь, оказавшись в любимых уютных объятьях, Катя вдруг поняла, что щеки-то мокрые. Кажется, расплакалась. Сама не знала — это от нервов или обиды, но факт оставался фактом. Тело дрожало, слезы по щекам катились грузными каплями, Андрей по спине гладил, успокаивая… — Ты молодец, Кать. Ты все правильно сделала. Теперь дело за ней. Теперь она должна решить — хочет тебя видеть или нет. Есть ей что тебе сказать или нет.
— А если решит, что нет?
— Так и будет. Не мать, значит.
Ответ был грубым, но правдивым.
Андрей слушал разговор и представлял себя на Катином месте, но вот задачка — никак не получалось. У него-то совсем другая история приключилась. Его и мать любила, и отец… пока жив был. С рождения. Больше жизни. И чтоб вот так… сухо… ему это непонятно было.
— Идем отсюда, холодно…
Утерев слезы, выровняв дыхание, Катя встала, Андрей за ней. Быстро плед свернули, спустились, вновь по тропке к остановке, там в трамвайчик… И ехать молча, глядя теперь уже на горящий огнями вечерний город.
На душе у Кати по-прежнему было пусто. Тепло только руке, которую то и дело поглаживал Андрей.
Он проводил девушку до подъезда, обнял напоследок, зарывшись лицом в белые волосы, поцеловал в макушку, она так и не оттаяла окончательно после разговора. Это и понятно было, но жалко ее очень.
— Пойдем завтра после школы мороженое есть? Музей медуз открыли еще, говорят, очень интересный. Хочешь? Или в кино на что-то новое. Суперсырного попкорна наберем, а потом по магазинам. Хочешь?
Катя улыбнулась, запрокидывая голову. Она была очень благодарна Андрею. За поддержку до, в процессе, после. Поднять ей настроение сейчас он не смог бы, но одни только попытки дорогого стоили. Он ведь что к мороженому, что к попкорну, что к медузам — равнодушен, не говоря о магазинах. Просто порадовать хочет. Подарить ей маячок, ради которого стоит сегодня пережить и в завтра смело шагнуть.
Но у нее он и так был. Маячок. На голову выше ростом. в полтора раза шире ее в плечах, с сорок третьим размером ноги. Андреем зовут. Андрюшей самые близкие.
— Ты лучший на свете, Веселов.
Андрей улыбнулся, потянулся снова к ее лицу — кончика носа губами коснулся.
— Я знаю. Но лучше иди домой уже, а то твой отец меня съест. Это же для тебя я лучший на свете, а для него…
— Вражина.
— Именно.
Катя скрылась в подъезде, Андрей же не спешил уходить, присел на лавку, задумался…
Все же он был очень слабым, когда со своим «горем» справиться не мог. И ведь странно это… Когда отца потерял — не лучше было, но как-то пережил, а тут… Дурак-дураком.
А Катю очень жалко. С такой матерью… Эх… Ее и матерью не назовешь. А ведь впереди еще встреча, если Лена не испугается. И на встречу эту Катю уж точно саму отпускать нельзя. Мало ли?
Дождавшись, когда от Самойловой придет дежурное «я дома», Андрей направился прочь из чужого двора. Отчего-то немыслимо хотелось побыстрей домой попасть. Маму обнять, спасибо сказать…
Оставшийся до выпускного месяц пролетел… даже не так — промелькнул со скоростью света. Перед глазами у всех — детей, готовившихся сразу и к празднику, и к внешнему тестированию, и к скорому расставанию. У родителей, участвующих во всем вышеперечисленном. У преподавателей…
Времени на встречи у Кати и Андрея катастрофически не хватало. Самойловой нужно было срочно заняться грядущим переездом в новую страну, Веселову — поступлением. Но они пытались. Честно пытались урвать хотя бы немного, чтобы провести время вместе. Вместе в школе, вместе делая домашку (если не нужно бежать к репетиторам), в воскресенье — святые два-три часа на свидание. И так хотелось попросить время притормозить. Хоть немного, хоть чуть-чуть, но не поможет ведь… Поэтому и сами спешили.
Андрей пытался нацеловаться вдоволь, чтобы потом на полгода хватило в разлуке, Катя насмотреться, наслушаться, начувствоваться, но вечно нужно было отвлекаться.
Лена не звонила больше двух недель. Поначалу Катя при каждом входящем вздрагивала, неизвестные номера брала с трясучкой в руках, а потом… почти смирилась уже, что эта женщина сделала свой сознательный выбор и встреча ей ни к чему. Но стоило этому смирению прийти, как мать набрала ее номер.
Договорились сначала на один день, потом перенесли… Снова договорились, снова перенесли… Андрей, которому Катя об этом рассказывала, очень злился на женщину за такое поведение, а вот Катя все пыталась ее выгородить… зачем-то… В конце концов, Веселов стребовал, чтобы дочь ультиматум поставила: либо встречаемся тогда-то там-то, либо не судьба… Кате предложение казалось логичным, но неприятным. Ей сложно было своими эмоциями управлять в разговорах с Леной. Но приказ девушка исполнила.
Как-то так случилось, что единственный оставшийся до выпускного свободный вечер выпадал на пятницу перед событием. Не больно удобно, но либо так, либо никак…
Катя сообщила матери, та вроде бы согласилась. Пошутить попыталась, что она и на выпускной пришла бы, если дочь пригласит… Но шутка как-то совсем не зашла. Иногда лучше просто молчать.
На встречу Катя должна была идти с Андреем. Условились в семь в парке Шевченка, но ехать планировали каждый от своего дома. У Кати до половины шестого репетитор, у Андрея — семейное мероприятие — официальное представление матерью Валентина детям и свекрови. День должен был стать крайне насыщенным, но может это и к лучшему — меньше времени уйдет на нервы.
Катя выскочила из квартиры ровно как договорились, хотя ей казалось, что она чертовски долго копошится у шкафа, выбирая, что надеть. В последний раз с ней такое случалось, когда наряжалась на первое свидание с Андреем. Но тогда-то ясно, к чему было такое внимание одежде, а теперь?
Глупое желание ненужного ребенка быть для матери, пусть такой, как Лена, дочерью, которой надо бы гордиться… Хотелось увидеть у нее во взгляде восторг и жалость. И боль. Потому что бросила. Потому что не любит. Потому что такая…
Катя злилась и боялась. Руки дрожали, из-за этого пришлось отказаться от затеи надеть блузку на пуговках — даже застегнуть не получалось, спасло платье. Летнее, цветочное, самое оно в жарку майскую погоду, когда тебе семнадцать.
— Ты надолго, Катюш? — Снежка поймала ее уже почти выбежавшей из квартиры. Если честно, младшая Самойлова надеялась смыться еще до того, как придется что-то говорить, но не повезло.
— С Андреем погуляем. Я позвоню, как домой соберусь.
— Хорошо, гуляйте, — Снежа не заподозрила лжи… или сделала вид. Про Лену она больше не спрашивала. Выслушала сухой Катин рассказ о том, что телефонный разговор с матерью не задался, постаралась утешить, как могла, добрым словом, а больше не лезла в болезненную тему. Катя была благодарна ей еще и за это.
До парка девушка шла пешком. На метро было бы быстрее, конечно, но Катя боялась, что так может звонок пропустить, если вдруг Лена решит набрать. В этом она никому бы не призналась, слишком трепетно звучит…
На ходу Самойлова открывала сообщения Андрея, читала их, улыбалась, отвечала…
Не знала, что делала бы без него. Он будто чувствовал, когда так нужен. Вот и сейчас девушка дрожала осиновым листом, а он пытался отвлечь, «ведя прямую трансляцию с места события»… ну то есть рассказывая, что у них там происходит…
В парке Катя была хорошо заранее, села на террасе местной кофейни, заказала лимонад, написала Андрею:
«Ты уже вышел? Не опоздаешь?».
Он ответил почти сразу:
«Не вышел еще, через минуту вылетаю. Не опоздаю, все пучком. Мне на метро пятнадцать минут, ты же знаешь».
Она знала… но нервничала. А еще очень в нем нуждалась. Сегодня как никогда…
— Не кипишуй, Филимонова, все идет по плану… — Никита Разумовский раздраженно шептал в телефонную трубку, подходя к грядущему месту «преступления».
— Тебе легко говорить… Это ж не ты по плану должен изображать, что от бугая какого-то по щам схлопотал… — ответ же у королевы школы получился язвительным.
— Ну и жаргон… Фу, Филимонова…
— Ты тему не меняй, я тебя и бугая твоего в последний раз предупреждаю. Если он хотя бы попытается мне урон нанесли — вы трупы. Я с синяками на выпускной идти не собираюсь…
— А ты играй хорошо, ори громко и не придется до синяков доводить.
Алиса зарычала зло, сбрасывая звонок.
— Чего смотришь? — окинула презрительным взглядом дружка Разумовского, которого они подключили к своей веселой сценке, сложила руки на груди. Сейчас ее все раздражало. И затея уже не казалась такой гениальной, хотя идейным вдохновителем и выступила сама Алиса.
Но что оставалось делать, если Веселов ни на одну из провокаций не повелся? А завтра выпускной, тут либо пан, либо пропал.
В чем ей хотелось оказаться «паном», Алиса и не анализировала особо. Теперь хотелось просто «победить». В чем состоит победа она понимала. К ней и стремилась. Вознаграждение Разумовского, да и он сам, уже особо не волновали. Ее жутко бесила эта белобрысая выдра. Выскочка, наличие которой свидетельствовало о том, что не все Алисе Филимоновой по плечу. Есть исключения… Так вот, исключений быть не должно. Пришло время эту оплошность исправлять…
В назначенное время, когда Андрей выйдет из подъезда, а они точно знали, когда это должно произойти (Никитос подслушал их разговор с Катей в школьной столовой), Разумовский должен был подать сигнал, а Алиса разыграть сцену. Сначала нападения, а потом спасения, Андреем. А уж потом все отдавалось ей на откуп. Никите просто нужны были фотки, которые можно будет завтра Кате предъявить вместе со сфабрикованной уже перепиской.
Н: «Поехали».
Сообщение прилетело ровно в ту минуту, как Веселов выскочил из подъезда.
Если честно, Андрей таки слегка опаздывал. Ехать-то на метро ему действительно пятнадцать минут, но ведь надо еще до него дойти, а потом и до парка добежать… Но парень очень надеялся, что все получится. В конце концов, с бегом у него никогда проблем не было, уж как-то успеет.
Веселов несся через свой двор, когда услышал женский крик. Первый не воспринял всерьез. Вдруг послышалось? Или дурачится кто-то… На втором затормозил. А когда отчаянно заорали «помогите!» рванул на звук, вглубь дворов, за гаражи…
Почти сразу увидел девушку, сидевшую на земле, обнявшую колени руками, а потом и обидчика — метнувшегося с ее сумкой в руках прочь, стоило увидеть постороннего.
Можно было побежать следом, но Андрей махнул на это рукой. Потеря имущества не смертельна, тут бы определить, все ли с человеком хорошо…
Он упал на землю радом с девушкой, заговорил тихо, пытаясь понять, нет ли серьезных травм…
— Тише, девушка. Все хорошо… Тише, посмотрите на меня…
И она посмотрела…
Да так, что Андрей еле от ругательства сдержался.
Опять она. Эта чертова… жертва.
— Что ты тут забыла, Филимонова? Как оказалась вообще?
Андрей не помнил, был ли когда-то так растерян. Ему и мерзко было рядом с ней находиться, и ум подсказывал, что бросить нельзя. Она дрожит вся… плачет… на блузке рукав порван… Ни телефона, ни денег, ничего.
— Я к-к-к тебе ш-ш-шла… С-с-снова… — девушка рыдала, заикаясь, на него смотрела жалостливо…
И вроде бы сердце петь должно — мучительница получила по заслугам. Как она с ним когда-то поступила, так и с ней судьба теперь — отлились кошке мышкины слезки, но так не работало. Андрею было ее жаль. Как было бы любого человека на ее месте.
— Что в сумке было?
— В-в-в-всеееее, — еле выговорила, вновь заводя белужью песню, грязными руками к лицу потянулась, еще сильнее тушь размазывая.
Принцесса, чтоб ее… школьная.
— Т-телефон там был и д-деньги, а о-он… Я к-к-к тебе шла, х-х-хотела извиниться с-с-снова, а он сзади подошеееееел… Нож пристааааавил, — не договорила, разрыдалась опять.
— Идти можешь?
С каждым ее словом Андрею становилось все хуже. Катя там, а он тут… и дурочка эта тоже…
— Нееееет, — протянула, хватаясь за вывихнутую видимо ногу.
— Хватайся тогда, я помогу…
Андрей пытался успокоить голос. И чувства. Отстраниться. Думать только о том, что она просто человек. Без имени, без личности, без истории. Просто такой же человек, как он. Человек, нуждающийся сейчас в его помощи.
Он подхватил девушку на руки, опустил на ближайшую лавку, сам на корточки перед ней присел, заглядывая с заплаканное лицо.
— Хочешь, чтобы я в полицию позвонил?
Замотала головой активно.
— Домой хочу просто…
— Номер отца помнишь?
Снова замотала…
Черт… Ну и что же за счастье-то такое на его голову…
Он встал, отошел на пару шагов, руками голову обхватил, успокаиваясь и стараясь думать хладнокровно. Надо Кате позвонить… Или написать лучше. Только не правду говорить, а то тоже волноваться будет.
Андрей достал телефон, напечатал: «Коть, я все же соврал — задержусь немного. Прости, пожалуйста, я на всех парах».
Отправил, засунул мобильный обратно в карман, чувствуя себя сволочью и идиотом, вернулся к жертве…
— Нога болит?
Кивнула.
— Идти не можешь?
— Неееет, — только расплакалась сильнее.
— Тебе в больницу нужно… И в полицию.
— Домой хочууууу… Не нужно в больницу и полицию не нужноооооооо…
Андрей выдохнул, стараясь оставаться спокойным. Очень стараясь. Всеми силами.
— Ладно, диктуй адрес тогда, я такси вызову…
— Ты со мной поедешь, правда? — девичий голос стал уверенней, она даже плакать перестала, кажется, схватила его за руку, в глаза заглянула. — Не бросишь меня?
Веселов замер, на мгновение почувствовав себя кроликом рядом с удавом. Благо, быстро с собой справился, руку ее постарался снять аккуратно.
— Зачем ты ко мне пришла, Филимонова? Мы же все уже выяснили давно. Зачем ты шастаешь по злачным местам?
— Т-т-т-ты меня з-з-заблокировал вездеееее, — и снова разрыдалась. Да так, что совсем не по-королевски пришлось нос рукавом утереть.
— Так, ладно, такси заказываем, потом разговоры…
Андрей снова телефон достал, Катя не прочла еще… От этого не легче, если честно. А время почти к семи подобралось. Совсем плохо… Пока такси приедет, пока он эту дуреху транспортирует домой, пока разберутся с родичами…
Засада. И попросить помочь некого, как назло во дворе пусто, да и она не отпустит… Клещом уцепиться пытается, стоит ему оказаться в зоне досягаемости.
— Адрес диктуй.
Она продиктовала, машина обещала быть через десять минут, вот только ехать… по пробкам… в пятницу вечером…
Хотелось матом крыть — не ее, ситуацию. Ее бы не видеть сейчас.
— Сиди тихо, я отойду, позвонить надо…
Алиса накуксилась снова, когда он отдал приказ, но не ослушалась. Андрей же действительно пару шагов от нее подальше сделал, Катю набрал. Она долго не брала, он переживать начал. Вдруг с ней что-то случится, пока он тут… развлекается?
— Алло, ты далеко? — голос был взволнован, но вроде бы в пределах нормы.
— У меня тут форс-мажор, Кать. Я опоздаю… немного. Матери нет еще?
— Нет… Жду… Вас…
— Прости, я… я постараюсь быстро… честно…
Андрей сбросил, сцепил зубы, чтобы не зарычать, телефон с такой силой сжал, что он хрустнуть мог легко…
— Успокоилась? — парень окинул взглядом болезную, уловил кивок, рядом на лавку опустился. Не хотелось, если честно, но и ноги не сильно-то держали. Адреналин в кровь долбанул, когда спасать ее бежал, а теперь отходняк наступил. И так тошно на душе, что разорваться не может, должен тут сидеть, пока Катя там… — Зачем ты приперлась, Филимонова, вот зачем? — глянул на нее уставшим взглядом, на лице заплаканном задержался. Она ему сейчас впервые человечной казалась. Способной простые людские эмоции испытывать — страх, злость, благодарность. Без напыления пафоса. — Неужели действительно не понимаешь, что между нами окончательно все в прошлом?
Вместо того, чтобы словами ответить, она вдруг к нему подалась, прижимаясь своими губами к его — сомкнутым. Андрей не сразу отпрянул — замешкался. Через пару секунд только ее лицо ладонями зафиксировал, отстраняясь.
— Не смей больше, дурочка, поняла?
И вроде как орать на нее нельзя сейчас, пугать еще больше, но так хочется… Андрей все же смягчить попытался, и тон, и «дурочка» эта… Какая уж тут дурочка? Стерва проклятая… Вот она кто.
— Вернись ко мне, Андрей. Пожалуйста. Ты ведь так взаимности хотел тогда. И я готова. Вот она — взаимность. Вернись, пожалуйста…
Он снова с лавки встал, начал нервно прошагивать вдоль, не зная, плакать или смеяться, руками уже за свою голову взялся, сжимая черепушку, чтобы не взорвалась разом от абсурдности происходящего…
— Да забудь ты уже это наконец-то, Алиса! Навсегда. Забудь. Не шляйся больше огородами вокруг моего дома. Я скоро уезжаю, мне не до тебя сейчас. У меня Катя есть, я ее люблю. А ты… Да я тебе счастья желаю, честно! Будь счастлива, только меня не трогай!
Все же сорвался на крик, она голову в плечи вжала … И вроде бы немного стыдно стало, а по факту… пофиг. Пусть ей стыдно будет за все, что сделала. Урок ей на всю жизнь, если сейчас искренне говорит, а не врет в очередной раз. Это Андрей тоже не исключал, но проверить не мог, поэтому терпел…
— Такси подъехало, цепляйся… только без глупостей…
Он снова девушку на руки подхватил, аккуратно у машины «приземлил», помог сесть, сам с другой стороны забрался, попросил водителя побыстрей доставить за дополнительное вознаграждение, в окно уставился… На панель такси страшно смотреть было… и противно… время снова неслось куда-то, с каждой секундой делая его все большим предателем в глазах Кати…
Они минут пятнадцать молча ехали. Алиса в свое окно смотрела, он в свое. Она не рыдала больше, сцен не устраивала. Казалась совершенно спокойной внешне.
— Дай телефон, я брату позвоню, — когда обычным своим бархатистым голосом заговорила, Андрей даже оглянулся недоверчиво.
— В смысле, брату? Я ж тебя спрашивал, помнишь ли номер кого-то из родственников?
— Ты про номер отца спрашивал, а я помню брата…
Ругаясь сквозь зубы, Андрей дал телефон.
Стерва все же. Несмотря ни на какой стресс стерва. Видимо надеялась, что еще в такси сможет его поуговаривать, а потом передумала. Но, с другой стороны, ему же лучше, если ее брат встретит. Хоть так время сэкономить получится.
— Алло, ты дома? — пауза. — Сможешь выйти, встретить меня у подъезда? — снова пауза. — Минут через пятнадцать…
Сбросила, телефон Андрею протянула, поблагодарила даже…
Он же отмахнулся только. Тошно было. И благодарности ее сейчас никак не радовали. Прошли те времена, когда он мечтал ее спасителем стать.
И как на зло, когда телефон еще в ее руках был, на него Катя позвонила… На экране загорелась фотография с той самой фотосессии, которую им Снежана организовала-таки, подпись «Котенок»…
— Она хуже меня, ты же сам это понимаешь, — Алиса сказала с ухмылкой, но пакостить не стала — звонок сбивать или лично трубку брать. И на том спасибо…
Правда и Андрей не ответил. Решил, что не стоит при посторонних разговаривать. Еще пятнадцать минут, он сбагрит пострадавшую Филимонову братцу, и потом перезвонит. Такое решение стало причиной еще одной ухмылки попутчицы.
— Боишься, заревнует, если узнает, что ты со мной?
— Не узнает. Ясно тебе? Если жить хочешь — не узнает.
Андрей ответил, глядя прямо в когда-то любимые глаза. Рассказывать Кате всю правду не собирался. Максимум — в общих чертах без персоналий. Незачем ей волноваться еще и по этому поводу.
Алиса подняла руки, сдаваясь. Андрей же и сам по этому поводу особо не волновался. Завтра выпускной, козни строить больше некогда, все школьные тропинки официально расходятся.
Когда они подъехали к нужному подъезду, рядом с ним уже стоял парень. Высокий, плечистый, угрюмый. Андрей не был знаком с Алисиным братом (да и вообще не знал, что у нее брат есть), поэтому просто очень надеялся, что это тот человек, которому можно будет передать «ценный груз».
— Вы подождете меня? Сейчас девушку высадим, а потом еще в одно место поехать надо будет. Плачу двойную цену, — таксист кивнул, чем сильно обрадовал Андрея, — это твой брат? — и Алиса тоже.
Веселом пулей вылетел из машины, подошел к бугаю, руку протянул.
— На твою сестру какой-то придурок напал, отобрал сумку, она цела, но ногу вывихнула. Я предлагал в полицию, она отказалась. Проследи, чтобы все хорошо было, договорились?
Парень не стал выпытывать, даже удивления особого не выразил, только кивал угрюмо и в салон заглядывал без особого любопытства.
Выбраться девушке из автомобиля Андрей помог, брату передал, собирался уезжать уже, но она его за руку схватила, в глаза заглянула…
— Подумай о моих словах, Андрей. Хорошо подумай. Она в сто раз хуже меня…
— Выздоравливай, Филимонова. Во всех смыслах выздоравливай.
Андрей же сбросил ее руку, снова в такси запрыгнул, теперь на переднее уже…
— Поехали, очень спешу, пожалуйста…
Парень с девушкой стояли у подъезда ровно до момента, когда такси вырулило из двора. После этого… Алиса довольно брезгливо сняла руку с плеча «брата», окинула его злым взглядом.
— Сумку не помял хоть? — того самого, который сначала обидчика играл в их увлекательной сценке, а потом успел до нужного подъезда добраться на метро в два раза быстрее, чем они на такси плелись. — Смотри мне… Я не Разумовский, цацкаться не буду…
— Заткнись уж, конфетка… Достала ныть. Никитосу позвони лучше, как договаривались. Я гонорар жду вообще-то…
Алиса достала из заднего кармана джинсов вроде как украденный телефон, перевела из авиарежима в обычный, позвонила Никите.
— Ты все снял, что хотел?
— Все… Молодец, кадры отменные вышли.
Алиса хмыкнула довольно. Еще бы… Она старалась.
— Твой друг гонорар требует… — скосила взгляд на «братика»…
— Будет гонорар. Все будет. И твой будет… Заслужили.
По голосу Разумовского было слышно, что он чертовски доволен. И, как ни странно, раздраженную Алису это радовало.
— Ты завтра придешь на представление посмотреть к нам? — и получить официальное приглашение было приятно.
— Подумаю… Если у нас на выпускном совсем тухло будет — к вам приду.
— Договорились…
Алиса скинула, улыбнулась.
— Неужели вам их не жалко? — удивилась, когда бугай обычным человеческим тоном вопрос задал. Он был в курсе плана в общих чертах. Но как-то до этого момента свои сомнения по поводу жалости и порядочности при себе держал, а тут…
— Совершенно. Это забавно…
Филимонова же ответила искренне, пожимая плечами. О жалости речи не шло. Никогда, в принципе…
— Алло, Марин?
— Да, Коть, что с голосом? У тебя все нормально?
— Да, все хорошо, я просто… можешь забрать меня? Мне очень нужно…
— Ты где?
— В парке Шевченка.
— Буду через десять минут… — Марина скинула, разворачивая машину в нужном направлении. Голос Кати ей совсем не понравился. Сдавленный, тусклый, будто плач сдерживает…
Катя же… таки разрыдалась, сидя в довольно темном уже парке на лавке. Она прождала полтора часа. Что мать, что Андрея. И все впустую…
Сначала он написал, что слегка задержится, потом позвонил и сказал, что задержится подольше, потом скинул звонок, потом набрал и сообщил, что уже едет… но от этого не стало легче. Не приехал.
А Лена… даже не писала, не звонила, просто скидывала… Каждый из пяти звонков, которые Катя позволяла себе с приличным, как ей казалось, интервалом, скидывали и все…
Передумала, видимо, а лично признаться не хватило духу… Или снова под кайфом. Кайф ведь в приоритете. Всегда был. Ничего не изменилось…
Катя тихо всхлипывала, пряча лицо в руках. Не хотелось внимание привлекать. И домой тоже не хотелось. Поэтому она позвонила Марине. Человеку, который обещал быть через десять минут, а подъехал через пять, увидев заплаканное лицо девочки — в бешенство пришел.
— Кто тебя обидел? Коть! Ану посмотри на меня! Руки-ноги целы? У тебя украли что-то? Что случилось?
Катя всхлипывала, пытаясь дыхание выровнять и внятно ответить, но все не получалось. Сбивалась и заикалась.
— Я с-с-с Л-л-л-леной д-д-д-договорилась встретиться, а о-о-она не п-п-пришлаааааа, и-и-и Андрей т-т-т-тоже не пришееел, и я-я-я…
— Иди сюда, бедный мой ребенок, — незнамо как, но Марина поняла, из-за чего слезы. Обняла девушку, по волосам начала гладить, дождалась, пока успокоится немного, в машину «упаковала».
— К нам поедем с дедушкой, ты вот это выпей, — на вопросительный взгляд девушки ответила, — это успокоительные. На моей работе, да в нашей семейке без них никак. Может в сон клонить, но не смертельно. А я пока отцу позвоню твоему, предупрежу, скажу, что у нас внеплановый девичник перед выпускным.
Катя была благодарна старшей Самойловой за понимание и помощь, выпила протянутую таблетку, дыхание выровнять вновь попыталась на случай, если Марк попросит Марину ей трубку дать. Он не попросил, зато Андрей позвонил…
— Алло! Я на месте! Ты где? Прости меня, Коть. Прости-прости-прости! Но там такие пробки, я честно очень старался…
— Полтора часа, Андрей. Ты полтора часа старался.
Ответила тихим голосом, убитым каким-то. Ей самой он не нравился, но сейчас другой не получался.
— Прости меня. Я знаю, что виноват, но Кать… скажи, где ты, я через минуту буду! Лена пришла?
— Не надо уже. Я уехала. Завтра поговорим.
Девушка скинула, включая на телефоне беззвучку. Было обидно и тошно. И оправданий слушать не хотелось. Надо было просто пережить. Завтра будет легче…
— Зайка моя, — Марина услышала разговор, лучше все сопоставила в голове, ей стало совсем жалко ребенка, она потянулась к бледной щеке, провела ласково, бросая существенный взгляд. — Мы переживем это, поверь мне. И не такое переживали…
Катя кивнула, уставившись на свои колени, чтобы не расплакаться. Да уж. Они действительно чего только ни пережили, но каждый раз все равно больно. Больно быть ненужным ребенком.
Пока они с Мариной ехали на дачу, Катя успела немного успокоиться, задремать даже, проснулась от звука открывающихся ворот.
Дедушка был удивлен, но с расспросами лезть не стал. Только взглянул на Марину вопросительно, она головой мотнула, мол, не надо тревожить пока, и он положился на мудрость жены.
Жена же… расстелила девочке постель, отправила в горячий душ, а сама какао сварила на двоих, печенье из закромов достала, дождалась, пока Катя из ванной выйдет, пока устроится рядом на кровати, пока сама рассказ начнет…
— Я хотела с ней увидеться перед отъездом. Понимала, что затея глупая и скорее всего ничего не получится, а если получится — я буду не рада, но… Мне это камнем на грудь давило. Она же мать…
Марина мысленно скривилась, но на лице это никак не отобразилось. Мать… Та еще мать. Одно название.
— Сначала Лена долго переносила встречу, но вроде бы сегодня обещала точно быть. И Андрей… Он меня поддерживал, когда я боялась контакты взять, позвонить, встречу назначить… А сегодня… Все не так пошло. И он не виноват, наверное, но я… Не могу с ним говорить сейчас. Чувствую себя так, будто меня предали. И он, и она…
Снова в горле ком встал.
— Тихо, девочка моя, тихо, — Марина это тонко уловила, обняла, снова гладить начала. Катины слезы ей своими душевными отзывались. Как же Самойловой жалко было этих детей. Катю, Сережу, других, материнской любви лишенных. Всех обняла бы, будь такая возможность. Но ей хотя бы с этими разобраться для начала. А что тут, что там все не так-то гладко… — Не злись на них. Ни на Лену, ни на Андрея. Лена просто не понимает, что со своей жизнью творит. Она больной человек, с этим придется смириться. А Андрей… Ты завтра ему позвонишь утром, когда выспишься хорошенько, переживания поутихнут, и поймешь, что все это простительно и никакого предательства не было… Мы же не знаем, что его задержало, правда? Пятница ведь, вечер, город стоит весь, всякое быть могло…
— Но он обещал же… И мне так надо было, чтобы он именно сегодня был рядом…
— Обещал, но он же не впервые обещал, и каждый раз обещания сдерживал, а сегодня… так бывает, детка. Не все от нас зависит, иногда судьба вмешивается, или рок злой, случайность. Как хочешь называй. Но не проецируй на него то, что к матери испытываешь. Ты ведь на нее злишься…
Катя кивнула. И злилась, и обижена была, и ранена… В детстве поведение Лены на нее такого влияния не имело, как сейчас. Тогда все на глазах происходило — все ее промахи, вся ее безалаберность, безразличие. Когда в них живешь, перестаешь сомневаться в том, а может моя мама не так уж и плоха? А тут… захотелось поверить в чудо, которое не произошло.
— Ты просто скучать по нему будешь, вот и ищешь повод, как бы боль от предстоящей разлуки притупить. А если злиться будешь — это все чувства затмит.
Катя глянула на Марину мельком, а потом снова расплакалась. Но теперь уже по новому поводу — и тут старшая Самойлова тоже в яблочко попала. Ее до оцепенения пугала предстоящая разлука и даже выпускной, служивший будто последней баррикадой между временем, когда они еще вместе и уже на расстоянии десятка тысяч километров.
— Я люблю его, очень, — слезы хлюпали в чашку с какао, разбавляя его вкус солью, а у Марины снова сердце рвалось. Дети-дети… За что ж вам такие сложности-то? Вам бы радоваться жизнью и любить, а не страдать и маяться.
— Хочешь остаться? Не ехать никуда?
— Он не разрешает… Говорит, надо ехать, а там видно будет.
— Обещает ждать?
— Обещает, но я боюсь. И уже скучаю, а дальше что? Вдруг мы привыкнем жить по-отдельности? Вдруг встретимся через полгода посторонними людьми? Вдруг он… другую полюбит? — от одних только слов страшно становилось. Но ведь есть такая возможность. Есть! Он и Алису Филимонову любил так, что на всю жизнь, казалось, а теперь… Катя в искренности его чувств не сомневалась. Но это сегодня, а завтра что? И что она из Штатов сделает, как бороться за свою любовь будет?
— Но ты же не сомневаешься, что ты другого не полюбишь… — Катя застыла, вдумываясь в ласковый ответ Марины. — Вот и он не сомневается. Доверься ему, Котенок. Он хороший парень у тебя. Просто доверься… А сейчас спать пора… Завтра тебе утром на прическу ехать, от нас надо будет в девять выехать, а потом весь день на ногах, всю ночь плясать… А ты тут озеро развела… Завтра от счастья плакать будешь, когда шарики отпустите… А на сегодня лимит слез исчерпан уже, договорились?
Катя с благодарностью принимала ласку женщины, не являющейся для нее матерью, но способной подарить хотя бы осколочек той любви, которая положена каждому ребенку с рождения.
Девушка слушала тихий голос, чувствовала, как нежные руки гладят ее волосы, уплывала в сон… Там не было струсившей матери и преждевременной тоски по парню, с которым предстоит скоро расстаться. Там было тепло и уютно, там был закат и любимые объятья под пледом. Так было счастье…
Убедившись, что Катя заснула, Марина взяла ее телефон, вышла из комнаты.
От Андрея уже набежало больше двадцати пропущенных. Бедный парень…
На звонок он ответил почти сразу.
— Алло, Кать, прости меня, пожалуйста. Я знаю, что должен был не опаздывать, что обещал, но… — затараторил с такой скоростью, что слова было сложно разобрать. Марина даже перебить не смогла сходу.
— Андрей, подожди! — он замер, услышав незнакомый голос, напрягся весь. — Это Марина, Катина… вроде как бабушка, — никогда к этому званию привыкнуть не удастся.
— Она дома? С ней все хорошо?
— Дома. Хорошо. Просто… она расстроилась очень, Лена не пришла на встречу…
— Вот ведь… — в последний момент язык прикусил, Марина улыбнулась. Ей правда нравился этот парень. Искренний, честный, чистый. Кате с ним очень повезло, как и ему с ней. Две светлые души встретились.
— Катя спит уже, так что можешь тоже на сегодня закругляться со звонками, а завтра она тебе сама позвонит. Я ее хорошо знаю, она отходчивый человек. Просто день был тяжелый…
— Да это я налажал-то… — сказал таким голосом разбитым, что у Самойловой возникло непреодолимое желание еще и к нему приехать, утешить… Нерастраченная материнская любовь — это страшно. Через края разбрызгивается.
— Доброй ночи, Андрей. Не бери дурного в голову. Тебе выспаться надо, завтра важный день.
Он не стал спорить… и звонить тоже прекратил — послушался.
Марина искренне надеялась, что конфликт между детьми решится завтра утром при первой выпавшей возможности, а Лена… она пропащий человек. Может и к лучшему, что побоялась на встречу с дочерью прийти.
Вернув телефон на тумбочку, Марина вновь вышла. Теперь у двери ее ждал Леонид. Проследил за тем, как жена дверь притворяет во внучкину комнату, кивнул, будто спрашивая, как дела.
— Переживем, Лёнь, не волнуйся. Спит уже. И нам пора.
Она к мужу подошла, обняла, прижимаясь ухом к сердцу, биение которого является смыслом ее жизни. Почувствовала ответные объятья, глаза закрыла.
— Ее обидел кто-то?
— Все хорошо будет, поверь мне, — почему-то не хотелось посвящать кого-то в тайну, доверенную ей Екатериной. Даже Лёню. Даже Марка. Она ведь неспроста именно ей позвонила. И именно ей душу излила. Нельзя детское доверие предавать, а захочет — сама расскажет, кому посчитает нужным. Ей виднее.
— Точно?
— Точно, — Марина не сомневалась в своих словах. Отвечая, ни на секунду не сомневалась, а получилось…
— Ну что, ночная гостья, готова к самому важному дню в жизни? — пусть утро в доме Самойловых-старших началось рано, все были наполнены энтузиазмом, поэтому уже в восемь втроем сидели за столом, с аппетитом уплетая оладушки, заботливо приготовленные Мариной.
Катя бросила на дедушку смущенный взгляд, но улыбнулась, когда он потянулся к ней, обнял за плечо, к себе прижимая, чтобы в макушку поцеловать.
— Ладно уж, можешь хоть днем, хоть ночью приезжать. Мы всегда рады, ты же знаешь.
— Знаю. Спасибо.
Вчера вечером не верилось, что вместе с утром к ней снова может прийти улыбка, но все оказалось не так катастрофично. Открыв глаза Катя поняла, что… пофиг.
Не хочет Лена видеть дочь? Так это ее личные проблемы. И выбор тоже, а за свой выбор каждый несет ответственность самостоятельно.
Что касается Андрея… Не был его грех так велик, как казалось вчера. Ну не получилось приехать. Бывает… Она ведь даже не узнала, почему не получилось. Веселов обмолвился о форс-мажоре, но в чем он состоял — неизвестно. Стало тревожно и стыдно, поэтому, как только девушка увидела, что Андрей уже в сети — тут же набрала. Он извинялся, она извинялась, он признался, что помогал девушке, у которой украли сумку, она, что Лена не пришла и даже не перезвонила… Снова извинялись, потом о пустом говорили… Недолго правда, дел было невпроворот у обоих. Девочек от повинности помогать в украшении школы в честь выпускного освободили — все же марафеты сами собой не наведутся, а вот парням положено было явиться к десяти и заняться делом. Поэтому на «пустое» у них было всего минут десять, но их хватило, чтобы сердце Кати окончательно оттаяло, а Андрея — успокоилось.
— Катюнь! Да ты… Да я… Да ты нереальная просто!!!
Вера с Катей договорились, что выбранные платья и прически станут для них сюрпризом. И теперь, стоя уже в школьном дворе, наряженные, красивые, счастливые… не могли оторвать друг от друга глаз!
Катя остановила выбор на бежевом платье в пол усыпанном мелкими блестками. Сначала ее смутило довольно смелое декольте, но на семейном совете было решено, что выглядит в нем Катя поистине потрясающе. Да и волосы ведь можно распустить, уложить так, чтобы спадали тяжелыми белокурыми локонами, скрывая плечи…
Глядя в зеркало, когда образ был завершен, Катя чувствовала себя растерянно… и так волшебно! Она никогда особо не мечтала оказаться в ряду с диснеевскими принцессами, но сегодня произошло именно это. Вот только вместо хрустальных туфелек на ногах у нее были утонченные босоножки с невысокой шпилькой.
— Кто бы говорил! — и Вера выглядела ничуть не хуже. Платье более пышное, чем у подруги, дымчатого серого цвета с классическим корсетом, усыпанным крупными камнями. А вот волосы собраны, на ушах — сережки-капельки, которые делают и без того лебединую шею еще длиннее…
Не в силах сдержать эмоции, девочки обнялись, не заботясь особо о нарядах и прическах. Они были так рады, что прошли школьный путь до самого выпускного рука об руку, так рады, что теперь, положа руку на сердце, могут восхищаться, а не завидовать красоте и успехам друг друга.
— Главное, не расплачьтесь, девочки. Моргаем. Моргаем активно, — Марина подошла к подругам, подмигнула сначала одной, потом другой, улыбнулась, слыша, как они рассмеялись…
А потом так и стояли — взявшись за руки — во дворе родной школы, ожидая, пока из машин выберутся члены их семей.
Самойловы сегодня были в полном составе.
Марина в красивейшем, обтягивающем все позволительные (и не особо) изгибы, красном платье и на привычной для нее высоты каблуках, Леонид в строгом костюме и с бордовым галстуком — под стать жены. Марк, с каждым годом все больше походящий на отца, тоже в костюме, но в галстуке другого цвета — тёмно-зелёном с узором. Снежана — в стильном женском брючном костюме. Поля и Лёнечка… Неважно в чем, главное, что смеются.
Не хваталось только Сережика… Но он еще не стал официальном членом семьи. Усыновление застопорилось. Это убивало Марину, но она пообещала себе, что на сей раз не сдастся. Будет идти на смертный бой с государством, считающим, что просто защищает ребенка, а по факту… защищает от счастья.
Катя его не видела еще, только фотографию, но отчего-то не сомневалась, что он принесет много радости Марине с дедушкой. Они умеют любить чужих детей не меньше, чем своих. Кому, как не ей, это знать?
— А Имагины тут уже? Веселовы то есть… — Марк подошел к дочери, придержал на талию, сканируя взглядом двор. Глеб сказал ему, что они с Настей будут на выпускном брата, но пока в стихийно образовывающихся кучках детей и родителей знакомых Самойлов не наблюдал.
— Нет еще. Будут минут через десять, мне Андрей писал…
Катя тоже всматривалась, но не в тех, кто был уже во дворе, а в череду машин, в одной из которых вполне мог сидеть ее парень.
Обида за вчерашнее совсем отпустила. Мысли о Лене сами собой задвинулись в самый дальний угол, а вот об Андрее — вышли на первый план.
Хотелось его увидеть, хотелось, чтобы и он увидел… и чтобы отреагировал не хуже Веры. Она ведь его принцесса сегодня. А он ее принц.
Будто по мановению волшебной палочки из-за угла появился Андрей.
Красивый такой… В костюме. Бутоньерка в кармашке. Кремовая… Такая, как надо. На лице — улыбка… И взгляд… горящий… обращенный прямо на нее…
— Здравствуйте, — он раньше остальных членов семьи рядом с Самойловыми оказался. И хотя взгляд от девушки оторвать не мог, первым делом взялся пожимать руки — Марку, Леониду, Снежане улыбнулся, Марине несмело… — Спасибо вам, — поблагодарил за то, что позвонила вчера.
Она же отмахнулась только. Мол, разве я не человек? Все же понимаю… Но он все равно благодарен был.
— Привет, — к Кате потянулся, думал в щеку поцеловать, а потом застыл отчего-то. — А тебя касаться можно вообще? Не рассыплешься? — пошутил, а Марк тут же возможностью воспользовался — притянул дочь к себе поближе, за талию обнял, окидывая «зятя» скептическим взглядом.
— Лучше не рискуй…
— Пап! — Самойловы засмеялись, а Катя возмутиться попыталась, сама к Андрею подошла, поцеловала. Не в щеку уже, в губы. — Привет. Нравится?
Покрутилась вокруг оси… Андрей застыл при этом. Ему на мгновение показалось, что блестки с платья прямо сейчас в бабочек станут превращаться, или пчелок на худой конец, и взлетать…
— Я сам себе завидую, Коть, что ты у меня такая…
От такой похвалы сердце запело.
А уже через пару секунд к ним подошло не менее «скромно» представленное семейство Веселовых-Имагиных.
Мама и бабушка Андрея, сестра Настя с мужем Глебом, Валентин, еще недавно бывший просто другом…
— Вы без малого? — большие семейства обменялись приветствиями, познакомились, если кто-то кого-то не знал. Марк окинул подозрительно довольного друга скептическим взглядом.
— Няню позвали, он не выдержал бы праздник, устроил свой концерт по заявкам, весь в маму… артист…
Глеб бросил на жену лукавый взгляд, она же ему пальцем погрозила. Никакая она не артистка. Педагог и хореограф.
— А вы, как я вижу… полным составом… — Глеб улыбнулся Поле, присел, открывая объятья, она намек сходу поняла… с визгом понеслась на руки.
Все девочки семьи Самойловых рано или поздно решали, что обязаны выйти замуж за дядю Глеба. И неважно, что дядя безнадежно счастливо женат, это понимание приходит позже…
— Нам нянь жалко… Зачем им страдать, если ты вон есть? Поля, дядя Глеб очень любит, когда ты его за волосы дергаешь, представляешь, солнышко?
Поле дважды объяснять было не надо. Если папа сказал, что «дядя Глеб очень любит» — значит дяде Глебу надо сделать очень приятно…
— Ну ты и злой стал, Самойлов! Ужас просто! Уже ж и сын родился, а ты все равно злой ходишь!
— Не высыпаюсь я, знаешь ли… Из-за твоего родственничка… Нервничаю, волнуюсь… — Марк взгляд скосил на Катю с Андреем, которые воркотали тихонько в стороне, пока два больших семейства пытались до чего-то договориться.
Глеб намек понял, улыбнулся… Когда он в марте еще Марку звонил, просил Андрюху в школу устроить, и не подозревал, как все повернется. Но когда узнал… не удивился. Ему ли не помнить, какие «интерестности» могут скрываться за очередным поворотом судьбы?
— А ты расслабься, Самойлов. Расслабься и ищи позитив. Породнимся наконец-то… — подмигнул. Жаль только, в ответ не порцию энтузиазма получил, а кислый взгляд.
— Не усугубляй, Имагин. Рано пока… Поля, дергай там активней, пожалуйста. Дядя Глеб слишком доволен…
Перемешавшиеся с Веселовыми Самойловы рассмеялись, начиная продвигаться в сторону школы — надо было занимать места «согласно купленным билетам».
— Кать, я все же извиниться хотел. За вчерашнее. Еще раз.
Катя с Андреем отстали от родственников, теперь шли медленно, взявшись за руки, кивая периодически одноклассникам, с которыми еще не здоровались.
— Забудь. Это не твоя вина, что Лена не явилась. И не моя тоже. Это ее — вина и проблема.
— Ты злишься на нее?
— Я? — Катя задумалась. — Не особо. Она сделала свой выбор. Я на это повлиять не могу. Но больше… Пожалуй, больше попыток не будет. Я ведь счастливый человек. Во всем остальном, что не касается ее. А о ней забуду и стану жить так, как жила сразу после окончательного переезда к папе — счастливо.
Андрей кивнул. Ему такой вариант нравился. Ему вообще все в ней нравилось. И даже больше — все в ней ему любилось.
Официальная часть прошла на «ура!». Аттестаты были розданы, волшебный вальс покорил родительские сердца, а во время финальной песни рыдали как дети на сцене, так и взрослые в зале. Потом были фото, всеобщие братания, сборы в банкетный зал.
Волевым решением родительского комитета детям был вручен вотум доверия и пожелание повеселиться хорошенько, но без последствий. А для уверенности нанята частная охранная контора, которая должна была стать залогом того, что безобразие если и будет происходить, то в рамках приличия и без участия посторонних.
— Самойлова, а ты почему меня не обняла до сих пор? Столько лет в одной школе провели, а ты…
Разумовский успел «поднять себе настроение» еще до начала первой в жизни каждого ребенка легитимированной родителями пьянки. И теперь, пользуясь тем, что Андрей чуть ли не впервые за весь вечер отошел от своей девушки, чтобы провести до машины родню, подкатил, обдав запахом спиртного и игривым взглядом…
После того, как он приволок в школу Филимонову, Катя старалась обходить его стороной. Совсем потеряла веру в его благородство. Но и сейчас открыто хамить не хотелось. Поэтому она улыбнулась даже, пусть и натянуто, по спине похлопала его, надеясь, что за объятья сойдет.
— Удачи тебе в жизни, Никита. Ты очень целеустремлен, пусть это поможет добиться того, к чему ты правда стремишься… — «и пусть стремления твои будут благородны». Но вторая часть пожелания не прозвучала. В реалистичности его исполнения Катя сильно сомневалась.
Никита же рассмеялся почему-то… А потом, не спрашивая разрешения, сгреб девушку в охапку, зашептал на ухо:
— Не сомневайся, Котенок. Поможет. Даже быстрее, чем ты думаешь, вот увидишь…
Так же неожиданно, как обнял, Разумовский ее отпустил, подмигнул, а потом пошел своим путем, оставив ее в растерянности…
— Что этот поц от тебя хотел? — почти тут же рядом Андрей оказался. Проводил Никиту тяжелым взглядом, кулаки сжав.
— Попрощался, я ему удачи пожелала…
— А челюстей стальных не пожелала? А то понадобятся, если к чужим девушкам лезть будет.
Катя улыбнулась только, прижимаясь к Андрееву боку, кладя голову на его плечо. Казалось, что ей-то сегодня настроение не сможет испортить ничто. Все было так идеально… так трепетно… так ностальгично… И во многом как раз благодаря ему. Пришедшему внезапно в марте, севшему рядом, заставившему сменить душевную пустоту безразличия на полноту влюбленности.
— Пошли к автобусу, забудь о нем, — Катя неохотно заставила себя оторваться от теплого бока, потянула парня в сторону подготовленного для выпускников транспорта. Автобус потихоньку наполнялся, родительские машины разъезжались, уже столько было пережито, а предстояло еще набить пузо, натереть до мозолей ноги на танцполе, в конкурсах дурацких поучаствовать…
— Уже завтра, Коть. Обещаю, уже завтра я о нем забуду. И буду счастлив, — Андрей хмыкнул, направляясь вслед за девушкой. По правде, ему все это было сто лет не надо. Что официальная часть, что неформальная, но при одной мысли, что там будет она… и Разумовский… становилось нехорошо. А поэтому Андрей решил идти. И пока не пожалел — официальная часть ему понравилась.
— Алло, Филимонова, так ты будешь или я без тебя начинаю? — Никите не терпелось. Весь день сегодня не терпелось закончить начатую игру с Веселовым. Оставалось совсем немного, все было готово. Только выцепить момент, когда Катя отойдет от этого героя, все ей по полочкам разложить и наслаждаться… И тут уже возможны варианты, чем именно. Скандалом, местью, истерикой? Скоро придет время подчеркнуть нужное.
Важно то, что любой вариант устраивал Никиту. Он просто хотел растоптать Андрея. Это желание переросло все возможные рациональные основания, превратившись в чистую бессмысленную ненависть.
— Я в такси уже, еду, не кипишуй… Буду минут через двадцать.
— Вот и отлично. Тогда я пока с Катей поговорю, а ты сходу постарайся поближе к Веселову притереться, для пущего эффекта.
Девушка скинула, оставив инструктаж без ответа. Она уж как-то сама разберется, что делать. В конце концов, имеет право просто насладиться результатами своей работы. Почему это принесет ей наслаждение? Да потому, что это весело. Ей. И приятно.
На часах было уже около двух ночи, на их выпускном стало откровенно тухло и уныло. И если быть честной, Алиса не сомневалась, что на выпускном у Разумовского не лучше, но… здесь хотя бы предвиделось незапланированное развлечение, а у них все давно наелись, напились, натанцевались и разошлись по углам.
Из такси девушка вышла ровно как и обещала — через двадцать минут. Ее без проблем пропустили в ресторан, в зале было довольно людно, прибывшую гостью так сходу почти никто и не заметил… Разумовского видно не было, зато…
Андрей стоял с каким-то парнем. Они держали в руках по стакану, смеялись, толкались в шутку. Алисе захотелось глаза закатить. Детский сад просто… Но надо было до конца идти, она и пошла…
— Привет, — диалог прервала, по всей видимости увлекательный, насладилась тем, как лица вытягиваются — и у Андрея, и у дружка его.
— Ты что тут забыла, Филимонова? Тебя кто пустил вообще? — Андрей первым в себя пришел, окинул ее злым взглядом опять. Даже вчера, из жалости, не мог себя пересилить особо, а теперь… Стоит тут, и с ногой все нормально (на каблуках держится), телефон в руках. Непонятно, новый ли…
— Еще раз поблагодарить решила, за вчера… — сказала томным голосом, рукой к лицу молодого человека потянулась…
Стоявший рядом парень совсем растерялся, взгляд с Андрея на Алису переводил, а еще по сторонам с опаской поглядывал. Это и ясно. Надеется, что свидетелем подобной фамильярности Катя не станет. Но об этом волноваться смысла больше не было. Станет. Уже становится скорей всего…
— Катю-у-у-уша, — стоило выйти из дамской комнаты, как тут же захотелось в нее же спрятаться. Разумовский будто чувствовал, когда Катя отходит от Андрея, и в каждый из таких моментов оказывался поблизости. То комплимент сделать хотел, то выпить на брудершафт за все пережитое, то детство вспомнить…
Девушка пыталась относиться к этому терпеливо, но… ближе к двум это уже конкретно подбешивало. Она вообще задумывалась о том, чтобы уговорить Андрея сбежать, а потом устроить личную встречу рассвета на двоих… ну или Веру с Саньком позвать за компанию, они не откажутся. Но предложить свой план Катя не успела, поэтому теперь надо было разобраться с Разумовским, а уж потом…
— Ты такая красивая, Катю-у-у-уша, — девушка кисло улыбнулась, собиралась мимо проскочить, но не вышло. Никита как-то подозрительно ловко, как на подвыпившего, путь преградил, в глаза заглянул. — Очень.
— Спасибо. Но мне пройти надо, меня Андрей ждет… — Катя надеялась, что упоминание имени ее молодого человека заставит Никиту скривиться (как обычно) и отступить, но на сей раз не сработало.
Он ухмыльнулся только, сделал шаг к ней. Она отступила. Он еще один шаг…
— Не ждет он тебя, Катюш. Сейчас не ждет, и в будущем ждать не будет. Да и зачем ему тебя ждать, если у него мечта осуществилась? — Разумовский нес какую-то загадочную чушь, Кате же хотелось только чтобы ее побыстрее отпустили. Зря все же Верку с собой в уборную не позвала. Вот зачем девочки парами ходят — во избежание подобных ситуаций.
— Никит, тебе бы отдохнуть, проспаться, — Катя легко оттолкнула уже почти бывшего одношкольника, он поддался, как ни странно, даже обойти себя дал, пару шагов прочь сделать…
— Он тебе изменяет, Екатерина. С Филимоновой…
А потом абсолютно трезвым голосом, сухим, без игривости и полутонов, в спину слова бросил, будто ножи вогнал…
Катя оглянулась, чувствуя, как злиться начинает. На Никиту. Сколько можно-то? Неужели даже в выпускной он свою обиду сдержать не в состоянии? Да и зачем это уже? Она ведь все равно не поверит… Ни за что не поверит.
— Проспись, Разумовский. А то завтра стыдно будет…
Он хмыкнул. Спокойно следил за тем, как она снова разворачивает, еще пару шагов прочь делает…
— У меня пруфы есть, раз ты на слово не веришь. Вчера он с тобой должен был встретиться, но опоздал, а знаешь почему? Я могу рассказать…
Ему нравилось следить за тем, как она запинается, долго спиной к нему стоит, сомневается… «Ну давай, Катюш, я сегодня добрый. Если снова скажешь, что в *опу мои пруфы, я поступлю благородно, засчитаю вашу победу, но если…» закончить мысль он не успел. Катя развернулась… И взгляд у нее уже не был так уверен… Страшно было девочке. Это и понятно… Всем страшно за шаг до пропасти…
— Идем, покажу…
Никита кивнул на балконную дверь, первым пошел, больше не сомневаясь, что Катя за ним последует…
В ушах пульсировала кровь, голову будто на части разносило, щеки пылали. Катя с нечеловеческой силой сжимала руки на парапете, пытаясь пережить все то, что увидела минутой раньше.
Там были фотки переписки и видео, на которых Алиса с Андреем сидят в его дворе, на лавке, и она его целует, а потом он ее на руки подхватывает, а она улыбается. Вчерашним днем датированные видео…
«У меня тут форс-мажор, Кать. Я опоздаю… немного. Матери нет еще?»…
Интересно, он звонил еще до того, как с Филимоновой встретился или после? И это стихийно получилось или заранее планировалось? У него очередность встречи с девушками установлена? По четным с Катей, по нечетным с любовью всей его жизни?
Лжец… Лжец и предатель… Вот он кто…
— Я во дворе подожду тебя, отвезу, куда скажешь…
Рука Никиты скользнула от девичьего плеча по спине, а ее передернуло от воспоминаний о том, чьи руки скользили так же…
Разумовский вышел с балкона, оставив ее одну, и девушка… сползла на пол, позволяя себе не то застонать, не то завыть, сжимая руками голову.
А голову ведь разрывало… И сердце тоже.
Все смешалось — перед глазами видео мелькало, переписка эта… вчерашний пустой парк… вышка… его комната… порванная фотка… зажегшийся экран телефона, а там сообщение от нее… то же сообщение, на которое он ответил радостно… чуть позже, когда Катя ушла уже…
«Безусловно? — и серьезный взгляд».
— Без… условно… — даже произнести слитно не вышло. Условно потому что. Но на сей раз условие уже другое. Пока та, нужная, по-настоящему любимая, не станет благосклонной.
Катя резко встала, глубоко вдохнула, поправила платье.
В ушах еще гудело, и сердце вырывалось из груди, но хотелось уйти с балкона. Уйти и в глаза ему посмотреть.
Напоследок.
Она молча со второго этажа в зал спустилась, взглядом помещение окинула, оно было будто в тумане. Неясно только, это потому, что слезы глаза застилают или накурено…
Андрей стоял в углу с Сашкой, а рядом… Филимонова собственной персоной, как в дешевом фильме. Хотя разве же это впервые ее жизнь начинает на фильм походить? Жаль только, не добрый, и хэппи-эндами не балует. Но так уж и будет…
Трио ее не видело, это и к лучшему, наверное. Самойлова успела подойти к столу, на котором стоял санкционированный и не очень алкоголь, взяла в руки бутылку, показавшуюся ей наполненной чем-то ядреным, крышку открутила, опрокинула, делая приличный глоток, закашлялась (не ожидала, что так обожжет)… потом еще один сделала, аккуратно поставила, крышечку закрутила, направилась к компании…
— Что ты затеяла, Филимонова? Зачем приперлась? — Андрей слов особо не подбирал. Она схватила его за руку, сомкнув пальцы вокруг запястья, он струсить попытался, но не вышло…
Санек застыл рядом, не понимая, что происходит… Андрею казалось, что не только Санек — все застыли… Он и сам застыл бы, будь такая возможность.
— Ничего не затеяла, Андрюш. Просто хотела еще раз спасибо сказать. Я бы позвонила, но решила, что лучше лично… Спасибо, — к лицу его потянулась, в щеку целуя, он-то пытался отпрянуть, но Филимонова практически в стену вжала. — Ты лучший, знай просто…
— Кать, он не виноват, она сама… — подошедшую Катю первым увидел Саша, видимо, правильно оценил ее взгляд, попытался друга выгородить и между ними вклиниться. Но запалу хватило ненадолго.
— Отойди, пожалуйста, мне Андрею пару слов сказать надо, — голос у нее был такой, что ослушаться Бархин не осмелился… Отступил, открывая обзор на Андрея. Растерянного, глядящего на нее с опаской, переставшего вдруг замечать по-прежнему сомкнутые на его запястье пальцы. И на Алису. Ухмыляющуюся, довольную… Вот как выглядят места в первом ряду. Только для того, чтобы их занять, надо хорошенько попотеть предварительно.
Катя скользнула взглядом по лицу парня, задержавшись на секунду дольше, чем стоило бы, на глазах (кажется, в этот самый момент сердце окончательно разорвалось), а потом на Алису взгляд перевела. Спокойный, равнодушный, пустой…
— Забирай, он твой. Я больше в нем не нуждаюсь.
Развернулась и вышла, слыша стук собственных каблуков. Он не пошел следом. Это и к лучшему. Иначе не сдержалась бы — по морде заехала. За неоправданное доверие, за растоптанные чувства, за предательство…
Девушка спустилась по ступенькам из ресторана, подошла к подъехавшей как раз машине, за рулем которой сидел Разумовский, вздрогнула, увидев, как Андрей на порог вылетает, цепляется за нее глазами, все понимает, кажется…
Он там стоит, наверху, а она у машины — держась за дверную ручку, и в глаза друг другу смотрят, еще любя и уже ненавидя… В тот миг у них еще был шанс. Она могла отступить или он сделать шаг к ней, но…
Катя приняла решение за обоих, села в машину, пока не передумала, шепнула «трогай», уши закрыла, в колени уткнулась, разражаясь рыданием…
Не видела, как Андрей следом рванул и бежал до поворота, не слышала, как вслед неслось отчаянное «Катя», не было всего этого. В ее мире не было.
Была только боль и разочарование. Во всем человечестве в его лице.
К автобусной остановке, казавшейся особенно побитой жизнью сейчас — посреди ночи, около трех часов, подъехал черный внедорожник. Опустилось стекло пассажирской двери, сидевшая на щербатой скамье босая девушка в красивом платье и с туфлями в руках встала, делая шаг за шагом в сторону машины.
— Садись, ребенок, — Марк дождался, пока дочь устроится на кресле, шмыгая носом и глядя на свои руки пристыженно, к себе притянул, может даже грубовато слегка, но очень уж волновался, пока ехал… оставил поцелуй где-то в районе залакированной, уже слегка растрепанной макушки, позволил нормально сесть снова. — Вот салфетки, а сзади плед лежит, холодно?
Катя кивнула, Марк полез за ним, достал, укутал ее, как мог, чувствуя, что дрожит вся, еле заставил себя оставаться спокойным, не наброситься с расспросами и поисками обидчика…
Но он найдет, это без сомнений… просто дочь пугать не будет…
Машина плавно двинулась по улицам ночного города…
Катя молчала, прислонившись головой к стеклу и, не мигая, следя за тем, как один другой сменяют окружающие дома, фонари, светофоры, даже пешеходы кое-где…
Странно, она не меньше получаса на остановке просидела, и за это время к ней никто не подошел, не пристал. Врут, значит, об опасности ночного города. Опасны чувства. И люди.
— А что ты на остановке делала? Пешком шла что ли? Тут далековато от ресторана… — Марк пытался задавать вопросы аккуратно, надо было хотя бы в основном разобраться, зацепиться за что-то, а уж потом раскручивать…
— Одноклассник подвез…
— Ясно. А почему не домой подвез?
— Я сюда просила…
— А почему сюда?
— Просто…
— Ясно… — что ничего не ясно.
Но у Кати просто сил не было объяснять, что она с выпускного с Никитой Разумовским уехала, который взял автомобиль старшего брата, что, когда он приставать попытался, сказала, что ее тошнит и сейчас салону придут кранты, что потребовала на остановке высадить и валить на все четыре стороны. А в качестве благодарности за испорченный выпускной и открытые глаза на правду — запустила в заднее стекло босоножкой. Надеялась, что хотя бы поцарапала… Очень хотелось хоть что-то сегодня поцарапать. Хотя бы немного…
— Вы что, перебрали в честь праздника? — от нее исходил запах алкоголя, но не слишком уж яркий, взгляд был трезвым, не шатало, не хихикала глупо… Будто заторможена была, но у этого другие причины, как казалось Марку.
— Мы? — не сразу суть вопроса уловила, нахмурилась. — Нет. Все хорошо, пап, просто… Я устала очень, давай домой поедем, а я завтра все расскажу…
— Хорошо, — и он не спорил. Видел, что ребенку плохо, хотел помочь, но не знал, как. Сейчас бы Марину сюда… или Снежку. Они в этом плане лучше чувствуют, а он… Он тоже постарается помочь. На свой лад, правда, но постарается. В конце концов, это ведь он отец. Самый что ни на есть.
На повороте, ведущем в сторону дома, Марк повернул «не туда», вот только Катю это не смутило, кажется. Она продолжала отсутствовать, прижимаясь щекой к стеклу…
Автомобиль свернул на набережную, покатился вдоль реки… Только тут девушка будто ожила, выпрямилась в кресле, на отца глянула:
— Куда мы едем, па?
— Рассвет встречать, Котенок. У тебя же выпускной. А это обязательная часть праздника…
Катя глянула на него так, что захотелось тут же машину развернуть, плохая идея была, видимо, очень плохая, ведь она расплакалась вдруг, навзрыд так, отчаянно, горько. И заговорила…
— Андрей, он… он к бывшей девушке своей вернулся, которая… из-за которой… которая… он из-за нее чуть с жизнью не покончил, он ей не нужен был, а тут… она… и он… а я… — говорила сбивчиво, непонятно было местами, но что без сомнений, так это то, что больно ребенку. Очень-очень больно. — А он обещал… что безусловно… и я обещала… и я верила… и про маму ему рассказала… а он… а он не пришел…
— Тише, зайка, тише, — Марк, скорость сбавил, покатился медленно, пытаясь и машину вести, и дочь успокоить, а она все изливала горе, продолжая сбивчивый рассказ.
— Я не хотела, чтобы ты знал… что я с Леной… договорилась встретиться… боялась, тебе больно будет, а она… она не пришла просто… снова доза дороже меня оказалась… — и новый приступ неконтролируемых рыданий… А Лена-то ту при чем? При упоминании бывшей жены уже у Марка по коже дрожь прошла. Она давно на связь не выходила… и это очень радовало. — А ты… а у тебя… у тебя Поля…Леня… Снежа… У Марины с дедушкой Сереня будет вот, а я… Я решила не мешать вам, уехать… Мне так плохо, пап, мне так больно…
Внедорожник съехал на обочину, водитель аварийку включил, к дочери повернулся, в глаза заглянул, ее руки в свои взял, а потом попросил тихо:
— А теперь давай ты мне все по порядку расскажешь, договорились?
Катя всхлипнула пару раз, вдохнула глубоко, кивнула, начиная рассказ…
— Видишь, почти не опоздали, — через время мужчина с босой девушкой в красивом вечернем платье сидели в открытом багажнике того самого внедорожника, кутаясь в один на двоих плед и глядя на ее выпускной рассвет. Красивый… Свой Марк уже не помнил, но сомневался, что он был таким… А может просто ему было не до рассвета тогда? Уже не припомнишь, уже не проверишь.
А вот эту ночку вряд ли забыть. Жаль только, что одним красивым рассветом все не перечеркнуть.
Катя ему всю историю рассказала. И о предательстве Андрея, и о несостоявшейся встрече с Леной, и о подлости Никиты… И о том, почему в Штаты на самом деле поступать собралась…
Марк спокойно выслушал, утешил, как мог, где мог — переубеждал искренне. Это заняло у них много времени и тонну душевных сил. Катя изливала все, что копилось в сердце так долго, а Марк пытался держать лицо, осознавая, что его ребенок столько сам пережить теперь должен.
Но хотя бы как первая помощь его утешения все же сработали — сейчас Катя была уже почти совершенно спокойной, устроила свою голову на его плече, смотрела на горизонт, моргая так сонно, заторможено чуть… Еще немного, и заснет.
Но Марк был не против. В конце концов, она для него что в три года, что в семнадцать — пушинка. Самая легкая и самая ценная. Любимая дочь. Лучшая в мире… Придется — домой на руках отнесет.
И не за что ее ругать. А вот себя…
Как умудрился столько всего пропустить в ее жизни? Как не заметил тревоги? Как не успел опередить, упредить? Как мог проворонить момент, когда ребенок себя ненужным почувствовал? Вот уж отец… Одно слово…
— Завтра новый день будет, пап, — она шепнула сонно, он щекой к белым волосам прижался.
— Будет, Котенок. Будет…
— И счастье будет.
— Непременно будет.
— И улыбки… Мы с тобой, Полей, Ленечкой и Снежкой на дачу поедем… Марина нам оладушки сделает, а вечером мы с дедушкой на рыбалку пойдем. Сядем, будем тишину слушать…
— Точно, Коть. Так и сделаем.
— Я люблю тебя, пап. Ты лучший на свете.
— И я тебя, зайка. Тебя, Полю, Леню. Одинаково. Не сомневайся даже. Никогда не сомневайся, хорошо?
Марк пару секунд ответа ждал, а потом понял — Катя заснула, тоненькая рука безвольно упала на колено отца. Он долго смотрел на нее — прозрачную, хрупкую, слабую такую… Говорят, что в этот день одиннадцатиклассников стоит отпускать во взрослую жизнь, но как же их отпустишь, если они такие? Дети еще совсем, а проблемы взрослые уже… Эх…
— Бедный мой Котенок…
Он высвободился аккуратно, на руки дочь взял, устроил на заднем сиденье, пытаясь не разбудить, сам за руль сел, в зеркале заднего вида ее лицо поймал. Если бы она только знала, как на мать свою похожа. В те годы, когда Марк ее любил еще. У него ведь тоже история первой любви получилась не слишком приятной. Но он не жалел, ведь не случись в его жизни Лены — не было бы теперь Кати. А ради нее он и еще раз те ужасы пережил бы. Только бы она не плакала…
Вот только не все в его силах, сегодня-то он точно это понял. И как бы насторожено к этому или любому другому парню ни относился, не сможет ее сердце защитить от ударов. Видимо, в этом тоже расплата родителей за первородный грех. Ты можешь оберегать своего ребенка как хрустальную вазу, но никогда не будешь уверен на сто процентов, что ее не разобьет кот, легкомысленно махнувший своим хвостом неподалеку. Такова жизнь. И такова любовь. Родительская. Безусловная.
А завтра действительно будет новый день. И счастье тоже будет… новое… когда-то. Машина выехала на дорогу, наконец-то направляясь в сторону дома.