Безбашенный всадник

Глава 1 Маша. Даешь романтику!

– Саша! Иди сюда и посмотри, какой красавец! – громко восторгалась я, призывая мужа полюбоваться вместе со мной на только что найденный боровичок.

– Маруся! – насмешливо сказал он, подходя. – Или я что-то путаю, или определение «тихая охота» явно было сказано не про грибы. Ты каждый раз вопишь так, словно нашла клад с пиастрами, а не очередную жертву своего чревоугодия, которую к тому же собираешься очень скоро пустить в дело. Или ты планируешь оставить его на память?

– Это ты от зависти, – спокойно парировала я, ничуть не обидевшись, потому что это была наша обычная манера подкалывать друг друга и к ссорам не имела никакого отношения. – У меня уже почти полная корзинка, а у тебя на донышке сиротливо перекатываются всего три штуки, и к тому же еще неизвестно, съедобные ли.

– Ну, не все же с проведенного в деревне босоногого детства умеют разбираться в грибах, – ответил он.

Тут из висевшего у него на шее FM-приемничка грянула «Джага-джага», и я мгновенно рассвирепела, потому что органически не переношу подобное, с позволения сказать, эстрадное искусство, и потребовала:

– Выключи немедленно эту гадость! Не понимаю, как ты можешь слушать подобные «шедевры»? Да еще в лесу, где можно наслаждаться первозданной тишиной и пением птиц!

– Дорогая! – усмехнулся муж. – Да ты своими криками давно уже всех птиц распугала. Ты же при виде очередного гриба вопишь так, словно это племя индейцев в полном составе, включая грудных детей, идет в атаку на форт бледнолицых.

– Все равно выключи и не порти мне настроение! – настаивала я. – И зачем ты только этот приемник взял?

– Чтобы скучно не было, – ответил он, но приемник не выключил, а просто убавил звук.

– Несчастное дитя цивилизации, – с показным сочувствием сказала я. – Ты даже на даче не можешь отказаться от достижений научно-технического прогресса. Только не очень понимаю, что мудрого ты услышишь по местной радиостанции. Она же обычно такую чушь передает, что уши вянут.

– Последние новости, дорогая, – хмыкнул он. – Пусть они не очень мудрые, зато полезные. Представь себе, что вдруг объявят штормовое предупреждение со скоростью ветра метров тридцать в секунду? Мы с тобой быстренько вернемся и пересидим эту напасть в доме! А если у нас не будет с собой приемника, ненастье застанет нас врасплох, и мы даже погибнуть может! – с притворным трагизмом произнес он.

– Да-да! – иронично подхватила я. – А еще могут объявить, что ожидается цунами на нашем озере! Или землетрясение в районе Салтыковки! – А потом, не удержавшись, съязвила: – Вот уж никогда не думала, что тебя посередине лета может заинтересовать реклама распродажи лыжных ботинок сорок шестого размера. И это при том, что ты носишь сорок четвертый.

– Ты не поверишь, но они еще рекламируют распродажу шуб, дубленок и теплых сапог, – шепотом, словно открывал величайшую тайну, сообщил Сашка.

– И перемежают эту рекламу музыкой по своему не слишком взыскательному вкусу, – добавила я.

– Привередливая ты, Маруся! – вздохнул муж. – Передачи по телевизору тебя раздражают! Приемник ты слушать не можешь! Да тебе самое место на необитаемом острове!

– Не преувеличивай! – отмахнулась я. – Туда я бы добровольно не отправилась, а вот куда-нибудь в неизведанные, еще не испорченные цивилизацией земли – с удовольствием!

– Вроде Дикого Запада времен освоения? – с интересом спросил Сашка.

– Что-то вроде! Представляешь, какая замечательная жизнь там была? – мечтательно сказала я. – Ни тебе телевизора, ни радио, ни телефона… Одни только дикие прерии без конца и без края… Ветер колышет траву… Всякие зверюшки резвятся на свободе и никого не боятся…

– Да-да! – ехидно подхватил он. – Только ты почему-то забыла, что в Америке искали счастья беглые преступники и прочий сброд, а также младшие сыновья из приличных семей, которым на родине не на что было рассчитывать. Так что кочевали по этим самым прериям не самые лучшие представители человечества. Да и доведенные «благородными» бледнолицыми до отчаянья индейцы гуманизмом не отличались. Так что нравы там царили те еще!

– Можно подумать, что ты лично там был и все это на собственном опыте испытал! – недовольно возразила я.

– А вот ты, скорее всего, свои знания о той поре у Майн Рида почерпнула, – укоризненно сказал муж. – Вот и думаешь, что там были исключительно гарцевавшие на горячих скакунах мужественные ковбои и благородные индейцы, правда, вот только с вражескими скальпами на поясах.

– А ты что, считаешь Мориса Джеральда подлецом? – возмутилась я. – Или Карлоса, охотника на бизонов?

– Я вижу, что «Всадника без головы» и «Белого вождя» ты зачитала до дыр, – усмехнулся Сашка. – Только ты, наверное, забыла, что там были еще такие «светлые» личности, как Кассий Колхаун, полковник Вискарра, Робладо и так далее.

– Ну, подлецы были во все времена! – отмахнулась я. – Только согласись, что тогда жизнь была полна романтики.

– Если ты считаешь романтикой способ выяснять отношения исключительно с помощью лучшего друга «кольта», то мы с тобой расходимся во вкусах, – развел руками муж.

– При чем здесь перестрелка? – удивилась я. – Я имела в виду совсем другое. Согласись, что поездка в карете, запряженной четверкой, а еще лучше шестеркой лошадей, или верхом – это гораздо более романтично, чем поездка в автомобиле. Да и более полезна для окружающей среды, с чем ты, как эколог, не можешь не согласиться, – добавила я и вздохнула: – Как же здорово жили наши предки хотя бы в девятнадцатом веке!

– Марусенька! Солнышко мое! – рассмеялся Сашка. – При твоем рабоче-крестьянском происхождении тебе пришлось бы не в каретах ездить, а уворачиваться от них и поднимаемых ими брызг грязи, чихать от пыли и перепрыгивать лежащие на земле кучи навоза. Да ты бы в лучшем случае на извозчике ездила!

– И все равно лошадь во всех отношениях гораздо лучше машины, – упорствовала я. – И мне очень обидно, что теперь от них отказались! Променяли их на пожирающие бензин железные коробки, от которых одна вонь! Да и развитию парникового эффекта они способствуют! А уж о московских пробках я вообще не говорю!

– Интересно, а сколько бы по времени мы с тобой ехали на запряженной одной лошадью телеге от Москвы до дачи? – задумчиво глядя на небо и якобы прикидывая, спросил муж.

– Почему это на телеге? – возмутилась я.

– Потому что на карету с упряжкой мы бы с тобой в то время не заработали – в девятнадцатом-то веке! – ответил Сашка. – Так что будь рада и телеге! Мы бы с тобой успевали только приехать, как тут же нужно было бы возвращаться обратно. Да и на работу пришлось бы выезжать ни свет ни заря! И собираться при этом в холодной и полутемной комнате – надо же было бы печь топить и одеваться при свете лучины. Или ты в своих грезах видишь себя в залитой сотнями свечей бальной зале, причем одеваться для выезда «в свет» тебе помогала бы толпа горничных? Только откуда бы они взялись?

– Между прочим, мой папа был начальником отдела на заводе, а мама учительницей, – возмутилась я.

– Не думаю, что в девятнадцатом веке на их зарплату можно было бы содержать собственный выезд и прислугу, – усмехнулся муж.

– Да ну тебя! Урбанизированное дитя двадцатого века! В тебе нет ни капли романтики! – вздохнула я. – Даже помечтать не даешь! Вечно ты со своими насмешками!

– Да, дорогая! Я прагматик! Я радуюсь тому, что живу в третьем тысячелетии, когда научно-технический прогресс сделал нашу жизнь намного удобнее, а железный конь пришел на смену крестьянской лошадке! – процитировал он классиков. – Так что лично я не собираюсь отказываться от автомобиля и прочих благ цивилизации вроде мобильного телефона, телевизора и приемника.

– И все-таки лошадь лучше! – упрямо ответила на это я.

– Но ты почему-то забываешь, что овес нынче дорог! – хмыкнул Сашка.

Прибавив звук на своем приемнике, он неторопливо пошел вперед, поднимая палкой листья в поисках грибов, а мне по ушам тут же ударил очередной «шедевр» современной попсы, и я поморщилась. «Нет! Ну как Сашка может быть в тридцать пять лет таким неразборчивым, что слушает всякую ерунду? Не мальчишка же зеленый, который от всей этой „музыки“ балдеет! – мысленно возмутилась я. – Ведь МГУ закончил, а сейчас работает экспертом-экологом и в своем деле не из последних! Да и вообще, он человек самостоятельный, с характером, остроумный, душа компании! И интересы у него разносторонние: раньше занимался туризмом, а теперь вот краеведением увлекся! Откуда же у него эта тяга к низкопробной эстраде? – удивилась я, а потом решила: – Ладно! Пусть наслаждается, если ему это нравится! Я его и таким люблю!»

Я быстро догнала мужа и пошла немного сбоку от него, чтобы мы не мешали друг другу искать грибы и не перехватывали чужую добычу, как вдруг услышала такое, что даже остановилась. Да и Сашка замер на месте и удивленно вытаращился на меня. Еще бы нам было не застыть, если из приемника раздался голос диктора:

– Вниманию населения! Экстренное сообщение! Из Боровского районного психоневрологического диспансера сбежали двое больных. Предупреждаем сразу, что они не представляют опасности для окружающих. Это двое мужчин на вид сорока – сорока пяти лет, одетых в больничные пижамы. Просьба ко всем, кто их увидит, немедленно сообщить по телефону, – тут он произнес несколько цифр, которые я даже не попыталась запомнить, потому что была напугана до смерти, – или в райотдел милиции.

Объявление закончилось, и снова раздалась музыка, а я повернулась к мужу и решительно заявила:

– Саша! Мы немедленно возвращаемся в Москву!

– Маруся! Ты чего? – удивился он. – А как же твои грядки?

– Мне жизнь дороже! – отрезала я. – И пока этих психов не поймают, я сюда ни ногой! Боровск от нас всего в десяти километрах, и я не собираюсь дожидаться, когда эти беглецы нагрянут в наш дачный поселок.

Я повернулась и быстро пошла в сторону садоводческого товарищества, где была наша дача, а Сашка, догнав меня, пошел рядом, пытаясь на ходу убедить не пороть горячку.

– Дорогая! Послушай! Во-первых, почему ты решила, что они направятся именно сюда?

– А потому что мы самые беззащитные! У нас и участковый-то только в Салтыковке! А этим психам надо что-то есть и пить! Да и переодеться не мешало бы! Вот они к нам и пожалуют!

– Маруся! – стоял на своем муж. – Во-вторых, ты же слышала, что сказали: «психоневрологический диспансер»! Да там буйных или социально-опасных просто не держат! Для них существуют специализированные лечебницы закрытого типа, которые ничем не отличаются от тюрьмы, и оттуда так просто не сбежишь! А у нас в Боровске обычный диспансер, где лежат какие-нибудь безобидные алкаши, которые выбрались оттуда, чтобы бутылкой разжиться, или тихие сумасшедшие, воображающие себя Ньютонами или Эйнштейнами! Ну, на самый крайний случай Наполеонами!

– Все равно! Поехали в Москву! – твердила я.

Но постепенно Сашке удалось убедить меня, что бояться нечего, и я немного успокоилась, да и не хотелось бросать свои насаждения на произвол судьбы, тем более что работы в саду предстояло – вагон и маленькая тележка.

– Ладно! Давай останемся! – согласилась я. – Но если со мной что-нибудь случится, это будет целиком и полностью на твоей совести!

– Дорогая! Поверь мне, твои страхи совершенно напрасны и эти беглецы безобиднее мух! – заверил он меня. – Вот увидишь, ты потом сама будешь смеяться над своими словами!

– Твои бы слова!.. – вздохнула я.

Мы молча шли домой, и крыши нашего поселка стали уже видны среди крон деревьев, когда Сашка, усмехнувшись, сказал:

– Странно, что ты до сих пор психов боишься – я-то думал, что ты к ним давно привыкла.

– Намекаешь на убеждение твоей мамы, что все творческие личности, включая, естественно, и меня, с перекосом психики, и получается, что я должна бояться саму себя? – сварливо спросила я.

– Режиссер-постановщик массовых мероприятий – специальность, конечно, творческая, – преувеличенно серьезно согласился муж. – И организовать корпоративную вечеринку так, чтобы она хоть чем-то отличалась от банальной пьянки – это высокое искусство, но я, вообще-то, о другом.

– И о чем же? – холодно поинтересовалась я.

– Да о том, что ты постоянно имеешь с дело с психами, – ласково объяснил Сашка.

– А-а-а! Это ты про мою фирму по розыгрышам? – покивала я.

– Про нее самую! – охотно подтвердил муж.

– Значит, ты бы хотел, чтобы я из-за сезонности своей основной работы перебивалась случайными заработками, а не имела стабильный и неплохой доход от своей фирмы? – вкрадчиво спросила я.

– Маруся! Я понимаю, что каждый должен делать то, что он умеет, – примиряюще сказал Сашка. – Но согласись, что только законченные психи с уклоном в садизм могут заказывать у тебя розыгрыши своих друзей! Нет, ну скажи мне, какому нормальному человеку взбредет в голову прийти к тебе и попросить, чтобы ты организовала для его друга или для именинника бандитский «наезд» со стрельбой как раз в разгар вечеринки? Или похищение инопланетянами? Или положительный результат теста на ВИЧ? Да ни один вменяемый мужик до этого с самого страшного похмелья не додумается! Это же какое-то изуверское издевательство над человеком! И заказать его может только или умственно отсталый придурок, или самый лютый враг, для того чтобы испортить человеку праздник, а то и жизнь!

– У богатых свои причуды! – недовольно сказала я. – И они, между прочим, за это дорого платят! А те, кого разыгрывают, на это, кстати говоря, редко обижаются!

– Или делают вид, что не обижаются, – поправил меня муж. – А сами лелеют коварные планы отомстить по полной программе. Лично я такого, с позволения сказать, друга, который мне нервы помотал, или вычеркнул бы из числа своих знакомых до конца жизни, или морду ему набил бы. – С этими словами Сашка выразительно покачал своим кулаком, а он у него немаленький в полном соответствии с ростом под два метра.

За этим разговором мы незаметно подошли к воротам нашего дачного кооператива, возле которых стояла сторожка, где жил Юрич, наш сторож и личность замечательная во всех отношениях. Некогда он работал инженером на оборонном заводе, но не сумел вовремя, то есть тогда, когда оборонка рухнула, сориентироваться в новых условиях и стал постепенно опускаться, пока не прибился к нашему садоводческому товариществу, где мгновенно превратился в волшебную палочку-выручалочку, потому что имел не только золотые руки, но и добродушнейший характер, из-за которого никогда и никому не отказывал в помощи. Недостаток у него был только один, и он высокопарно называл его приверженностью Бахусу. Иначе говоря, Юрич пил, но окончательно и бесповоротно пьяным его видели считаные разы, потому что норму свою он знал и, зарядившись с утра каким-нибудь портвейном или «Анапой», в течение дня поддерживал рабочее состояние, то есть был вполпьяна, что нимало не мешало его трудовой деятельности. При виде нас он выскочил из своего домика, и мы с удивлением отметили, что он выглядел непривычно трезвым, а вот глаза были выпучены до недозволенных природой пределов.

– Там… там… – начал он, тыча пальцем в сторону заброшенного поля.

Сашка посмотрел на меня и тихонько сказал:

– Как обманчива бывает внешность! Я ведь было решил, что он на удивление трезвый, а он лыка не вяжет!

Отмахнувшись от мужа, я спросила:

– Юрич! Успокойся! Что случилось? Говори толком!

– Я видел белого всадника на белом коне! – наконец выговорил он.

– Наверное, как в известном романе Майн Рида, всадник был без головы, и это повергло тебя, Юрич, в такое смятение, – невозмутимо предположил Сашка, с трудом сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.

– Как я теперь припоминаю, действительно без, – растерянно сказал сторож, принимая слова мужа всерьез. – Я его со спины видел, так вот, головы точно не было! – уже более уверенно закончил он.

– А всадников Апокалипсиса ты тут неподалеку не замечал? Или, может, крокодилы на водопой пролетали? – ехидно спросил муж и уже другим, дружеским тоном посоветовал: – Кончал бы ты пить, Юрич, а то ведь так и до белой горячки недалеко.

– Да вот этими самыми глазами видел! – не унимался сторож.

– Иди проспись! – посоветовал ему Сашка. – И никому больше про белых лошадей не говори, а то тебя могут неправильно понять, и останемся мы без сторожа, а вот ты окажешься на казенных харчах в местной «дурке», где как раз два места освободились.