Безобразная Эльза

Глава 12 Женя

– Ну и прикиньте, открывается дверь гаража, и выходит эта баба, – раскатисто вещает Геныч. – А Жека так и прих*ел!

– Что, прям сходу залип? – лыбится Макс.

– Не, брат, он просто в этот момент ссал на эту дверь!

За столом раздался дружный ржач.

– Кирыч, ну хоть что-то тебя пробрало, – я хлопнул по плечу развеселившегося друга.

– Жек, ты ж не мог, – сквозь смех выдавливает Кир.

– Спасибо, братух, что не потерял веру в меня. Конечно, не мог, потому что это был Геныч.

– Да какая разница, кто оросил этот гараж, – ничуть не смутился Геныч. – Главное, что наш Царевич Несмеян ожил! Да и не видел я в темноте эту дверь…

Неожиданно Геныч смолк и осмотрел нас всех с гордостью и почти с отцовской любовью в глазах.

– Дети мои, – прорычал он, – как же ох*енно, что мы снова собрались вчетвером! – Геныч обхватил Макса за шею и в порыве отцовских чувств притянул к себе. – Эх, Максимушка, сынок, вот откормлю тебя как следует и сыщем тебе новую невесту. Да не простую, а золотую – добрую деревенскую девушку. Чтоб кровь с молоком – с настоящими губами и сиськами, хозяйственную опять же. Должен же кто-то следить за твоим хозяйством.

– Да пусти, придурок, задушишь, – ржёт Макс, тщетно пытаясь освободиться из железного захвата друга. – Мне и твоей заботы за глаза.

– Эх… Я твой холостяцкий быт облагораживаю, а ты не ценишь, поросёнок.

– Да ценю я, ценю, пусти, центнер! – выпущенный из опасных объятий Макс вытирает выступившие от смеха слёзы и жалуется Киру:

– Кирюх, прикинь, этот благодетель к моему возвращению быт в моей хате облагородил – постельный комплект мне приготовил с розовыми слониками и сердечками. Жека вон видел.

– Что-то ты, отец Геннадий, слишком сентиментальным стал, – лыбится Кир, и Геныч переключается на него.

– А кто же о вас, дурнях, ещё позаботится? Один с вахты еле живой приполз, и как только не отморозил себе всё. Зато дома его ждали тёплые слоники и целый холодильник деликатесов, между прочим! – Геныч отвесил Максу любовный подзатыльник, отчего тот едва не ткнулся носом в тарелку. – А ты, Кирыч, вообще как неродной. Страна дикобразов и кенгуру тебе явно не на пользу пошла. Истрепали вас злые чужбины, други мои.

Геныч затылочным зрением улавливает летящую от Макса ответку и, не поворачиваясь, ловко перехватывает его руку.

– Куда суёшься, недоросль, оторву ведь – чем дрочить станешь? Бабёнку-то мы тебе ещё не нашли.

Я наблюдаю за Кирюхой уже два часа, но только сейчас он, наконец, окончательно расслабился и развеселился, а мне стало намного спокойнее. Кир – мой двоюродный брат по отцовской линии, и старше меня на два года. Дружим мы с детства, и из нашей четвёрки он всегда был самый башковитый и серьёзный. И пока я покорял все самые отвязные тусовки нашего города, брат, мастер спорта по альпинизму, брал реально серьёзные вершины, а уже в двадцать два года открыл собственный центр скалолазания. Не без помощи своего отца, конечно, но это дело третье… Ещё пару лет – и Кирыч справился бы самостоятельно. Но три года назад он неожиданно бросил всё и сорвался за своей девчонкой в Австралию. Сначала созванивались часто, и Кир был очень доволен и работой, и личной жизнью, и всем континентом в целом. А за последний год лишь два звонка – поздравления с днюхой и с Новым годом. И вот мой брат вернулся – похудевший и осунувшийся, молчаливый и злой.

– Так что и тебе, Кирюха, поможем с адаптацией. Найдём боевую подругу с большой территорией любви, – не унимается Геныч.

– Спасибо, брат, но я – пас.

– Да кого ты там пас, в своей Кунгуряндии – утконосов? Вот оно – пастбище, оглянись! Угу-хух! – Геныч потряс гигантскими ладонями вслед проплывающим мимо девчонкам. – Видал, какие тёлочки пасутся? Наши родимые – русские! И мы пришли сюда аморально отдохнуть.

Кир, уже отвыкший от несмолкающего Геныча, выглядит слегка очумевшим, но всё же довольным.

– Жек, а тебе наш заботливый свах уже нашёл истинную пару? Или ты с Викой?

Глядя, что Геныч уже распахнул рот, я кивнул на него:

– Отвечает свах.

– Ты, Кирюха, на Жеку не равняйся, у него особо тяжёлый случай – он давно и безнадёжно залип на огнедышащую Дракониху французских и ещё хер знает каких кровей. Но там вообще без вариантов… Такая мадам – табун на скаку остановит и яйца коням оторвёт. Куда уж там Жеке-одночлену тягаться. А он и Вику из-за неё бросил и теперь сидит, как гордый орёл, в своём одиноком гнезде и онанирует потихонечку. А сегодня только решил разговеться – и то обломали.

Я слушаю вполуха и скольжу взглядом по высокому подиуму, где вокруг шестов извиваются четыре девахи. Не то… Впрочем, я уже не надеюсь, но по привычке продолжаю ощупывать взглядом девчонок. Тело своей неуловимой сирены я узнаю из сотни, будь она блондинкой, брюнеткой или вовсе лысой. Даже если молчать будет. Почему-то я был уверен, что запомнил хорошо её голос, но сегодня оказался немало удивлён, если не сказать – прих*ел, когда услышал знакомый тембр. И от кого?! Бледное бесформенное недоразумение… Иногда природа умеет странно подшутить. А хотя… Должно же в человеке быть хоть что-то прекрасное. Сегодняшней «милашке» – как её там звали? – достался удивительный голос, от которого у меня, кажется, даже рост щетины ускорился. И всё же – почему ей?

Геныч увлёк Кира и Макса своими байками, но, уловив непорядок, я бесцеремонно нарушаю весёлый повествовательный процесс:

– Да за*бал ты уже, Геныч! Не мулатка она ни х*я, понял ты? Диана – креолка!

– Какая разница, Жек? И пусть она не из Африки, зато для её создания три континента пере*блись! Но ты-то что дергаешься? Твои дети, один хер, будут синеглазыми херувимчиками и не станут плеваться огнём.

– Да пошёл ты!

Я разворачиваюсь к залу и…

– О, не-эт!

Этим вечером, несмотря на азарт Геныча, нам пока удавалось избежать женского общества, но это – особый случай. Парни реагируют на мой возглас и, как по команде, поворачивают головы в сторону надвигающейся на нас беды.

– Е*ать-колотить! – даже Геныч озадачился.

– Это кто? – без особого энтузиазма интересуется Кирыч.

– О-о! Это Машка, что ли? – оживился Макс и присвистнул. – Ни хрена себе! Её не узнать!

– Ты даже не представляешь, насколько, Максимушка, – почти искренне сокрушается Геныч. – Это уже не та прилежная отличница Машенька, по которой ты вздыхал в пятом классе и которой мечтал присунуть – в десятом. Эту Машу пальцем не испортишь.

А между тем, высокая, тонкая, почти наголо обритая Маша в красном ультрамини прёт на нас, как вражеский танк. А ведь когда-то она мне очень нравилась. Бывшая одноклассница Геныча и Макса, золотая медалистка, спортсменка и бывшая мисс Воронцовск нравилась очень многим. Но шанс залезть к ней в трусики представился только мне. И я его не упустил. Машка в то время только окончила первый курс мединститута. Встречались мы всего неделю, а потом моя красивая и неискушённая девушка уехала на два летних месяца на заработки, на юг страны. А вернулась лишь через три года… Уже совсем другой.

Я к тому времени и думать о ней забыл, хотя в первый год ещё пытался узнать у её родителей, куда пропала моя королева красоты. Вразумительного ответа так и не получил. А когда встретились снова, не смог пройти мимо. Идиот! Три дня мы с ней трахались на моей даче с короткими перерывами на сон и еду, пока я не заподозрил, что её чрезмерная активность ненормальна. Границ и запретов для неё не существовало и, казалось, Машка даже не уставала. Зато я не на шутку испугался, что у меня член отвалится. Потом я долго Бога благодарил, что встретил её раньше других наших знакомых. А вернее, девчонка сама меня нашла, как только вернулась.

Не знаю, какая бешеная сука её укусила в чужом краю, но это была уже совсем другая Маша, а я до сих пор удивляюсь, как умудрился ничего не подцепить. С тех пор без резинки я с девчонками даже здороваться боялся.

Машка приблизилась к нам очень воодушевлённая.

– Привет, мои зайчики! Женечка, мой сладкий сахар! Ой, Максик, сколько лет, сколько зим! А ты всё такой же губастенький симпапуля!

Макс тоже было разулыбался подруге детства, но Геныч всегда на страже.

– Мария, у нас мужской разговор, пройдите, пожалуйста, мимо, – он, как Ленин, выставил руку, указав направление.

– Геночка, ну не будь таким букой, – Маша надула губки. – Хочешь, я тебе отсосу, и ты сразу подобреешь?

– Маш, задобри вон ту компанию, за соседним столиком, а то они что-то очень грустные.

– М-м, их же трое, – тянет капризно.

– А ты – один в рот, два – в уме. Иди, иди давай, а то нас вообще здесь четверо.

– Ой, а это кто у нас такой брутальный? – Машка опустила пятую точку на стол напротив Кира и, проведя острым маникюром по его груди, доверительно сообщила громким шёпотом: – Между прочим, я сегодня без трусиков.

Кирыч невозмутимо достал из портмоне купюру и протянул Машке.

– Это тебе на трусы, и проваливай.

– Хамло, – девчонка оскорблённо оттолкнула его руку, но вмешался Геныч:

– Ты бери-бери, Маш, зима же на дворе, а то застудишь свою Марь Иванну.

Но гордая Машка денег не взяла и направилась ко мне.

– Маш, уйди, – цежу сквозь зубы, но девчонка даже не слушает.

– Женечка, котик, а я ведь до сих пор помню твой вкус.

Когда тонкие руки обнимают меня со спины, я реально не знаю, что делать. Грубо оттолкнуть не могу, мягко – она не отлипнет, а от прикосновения её языка на своей шее мне хочется искупаться в кипятке. Я умоляюще смотрю на Геныча и, как раненый уж, уворачиваюсь от Машкиных губ.

– Маш, иди на хуй, – шепчу.

– С удовольствием, мой сладкий.

Геныч, поднявшийся мне на подмогу, внезапно застывает, как вкопанный, и таращится на подиум.

– Ух, еба-а-ать!

Я слежу за направлением его взгляда, и в то же время освещение в зале меняется, а мои глаза находят… ЕЁ…

Отбросив липнущие Машкины руки, я резко вскакиваю из-за стола, задев рукой бутылку. Она падает и разбивается, создавая слишком много шума.

Бл@дь! Сердце бухает, заглушая басы. Никаких сомнений – это ОНА! И отчего-то я знаю, что сквозь прорези серебряной маски её глаза смотрят на меня…

Ди-джей а-ля Маяковский грамотно заводит зал, и через несколько секунд высокий подиум окружён додиками, сжимающими свои звенящие балалайки. Свист и рёв разнузданной толпы теряются в грохоте моего сердца – и с чего, сука, оно так грохочет? – а я невольно прижимаю кулак к груди, ударяю по ней, словно пытаясь унять, замедлить этот галоп. Зал на мгновение погрузился в полумрак, а в следующий миг лучи прожекторов скрестились в одной точке, заставляя одуревших «балалаечников» рычать и свистеть с новой силой, потому что в этот момент изящная ладошка обняла металлический шест.

– Жека, бля, медведь шатун! Ты чего творишь? – где-то рядом сокрушается Геныч, – Маш, куда он ломанулся, ты его укусила, что ли? Э, осторожно, не поранься о стекло, а лучше иди, иди уже, видишь, Жека свой инструмент в кулаке спрятал. Не приведи бог, выстрелит – насквозняк пробьёт! Ау, Жек, рот закрой! Это что – та малышка, на которой ты умер в прошлый раз? Да ну нах… правда, что ли? У той же это… волосы другие… А-а, ну да, помню – парик типа…

Гелла, значит?

А Витёк, сука, говорил, что Элиза… И адреса он не знает, и типа уехала она. Но вот же – вернулась моя губастенькая сирена! И ни длинные чёрные волосы с красными прядями, ни короткий серебристый плащ, скрывающий тело, не способны меня обмануть. Она это! Эти сильные длиннющие ноги мой мозг ещё год назад сфотографировал. И этот алый рот – крупный, манящий, порочный…

«Не останавливайся, Женя!..» – Да ни разу, моя Элиза… Гелла… как там тебя… Да хоть Афродита!

Раскрутившись вокруг шеста, ОНА при помощи одних лишь рук взбирается вверх и продолжает раскручиваться, переступая роскошными ножками по невидимым воздушным ступеням.

– Вот эта силища в нежных девичьих ручках, да, Жек? – бубнит под ухом Геныч. – Как сожмёт твой нефритовый жезл!.. Или мой…

Не поворачиваясь, я выбрасываю кулак в сторону звука, но его тут же ловит и успокаивающе похлопывает по нему гигантская клешня Геныча.

– Спокойно, брат, береги нервы. Максимушка, накапай мальчику вискарика…

Гелла выгибается и, зажав шест меж бёдер, отпускает руки…

– Ух, бро, я б так не смог, жопой бы пол уже проломил! Как? Ну как так?!

– Геныч, заглохни! – цежу сквозь зубы, не отводя глаз от танцовщицы.

Неуловимым движением ОНА срывает пояс, и переливающийся в свете прожектора неоновым светом плащ соскальзывает в ладони, развеваясь светящимся полотном.

– Твоя взяла, Жек! Видал, она выбросила белый флаг?!

Плащ улетает в пустоту, музыкальный темп ускоряется, и гибкое тело, подчиняясь ритму, извивается вокруг шеста и раскручивается в стремительном полёте. Бл@дь, я не понимаю, чем она держится, а где-то в солнечном сплетении начинает болезненно ныть…

– Жек, мож, водички? Надеюсь, у тебя имеется план эякуляции в случае пожара?

Сложные трюки сменяются с поразительной быстротой, заставляя во мне попеременно сжиматься то сердечную, то паховую мышцы. Невероятная сила, пластичность и грация! И всё это я уже однажды держал в своих руках… И так, сука, не вовремя умер!..

Сложившись в коробочку и зацепив ладонями свои немыслимые ходули, Гелла зависла высоко над полом, каким-то чудом удерживаясь на этой чёртовой палке… Чем, бля?!.