Безумие с марса

* * *

«Привет, Марс IV», первый космический корабль, сумевший добраться до Марса и вернуться назад, направлялся домой из глубин космоса. Телескопы лунной обсерватории в кратере Коперника засекли его и послали на Землю весть о местонахождении корабля, а через несколько часов и земные телескопы обнаружили во мраке пространства крохотную сияющую пылинку.

За два года до этого те же телескопы наблюдали его удаление, пока очертания серебристого корпуса не растаяли в пустоте. И с тех пор вестей от корабля не было. Но вот, наконец, лунные телескопы уловили эту мимолетную искорку и сообщили на Землю о ее возвращении домой.

Поддерживать с Земли связь с кораблем было невозможно. Мощные ультракоротковолновые станции на Луне могли посылать сообщения через разделяющие Луну и Землю четверть миллиона миль, но найти средство связи на расстоянии в пятьдесят миллионов миль людям пока не удавалось. Так что «Привет, Марс IV» устремился в пространство в молчании, а людям на Земле оставалось только ждать и гадать, какая же участь его ждет.

И вот Марс снова сблизился с Землей, и корабль возвращался — крохотный стальной комарик, продвигающий себя в пространстве вспышками сгорающего ракетного топлива. Он направлялся к Земле из молчаливой и таинственной области, и мили космических дорог пролетали под копытами стального скакуна. Он был победителем, и рыжая марсианская пыль все еще покрывала его корпус, но он же был лишь светлой пылинкой в объективах телескопов.

На борту корабля находилось шестеро отважных людей: Томас Дельвани, руководитель экспедиции; Джерри Купер, рыжеголовый пилот; Энди Смит, всемирно известный кинооператор; и двое космических рабочих, Джимми Ватсон и Элмер Пэйн — суровые ветераны трассы Земля-Луна.

Но было и три других корабля «Привет, Марс» — три предшественника так и не вернувшиеся к Земле — три других полета, прерванных ударами метеоритов в миллионах миль от Луны. Второй корабль кратко сверкнул алой вспышкой на виду у сидящих за телескопами наблюдателей: взорвались топливные баки. Третий просто пропал — он мчался вперед и вперед, пока не исчез из виду; случилось это шесть лет назад, но люди до сих пор гадали, что же могло произойти.

А еще через четыре года — два года назад — взлетел «Привет, Марс IV». И сегодня он возвращался — блестящая точка в космических просторах, сверкающий символ победы человека над иными планетами. Он достиг Марса, и теперь возвращался. Отныне по его следам пойдут другие, множество других кораблей. Некоторые вспыхнут в черноте космоса и исчезнут навеки, но остальные пойдут дальше, и человек, вслепую нащупывая путь вперед, всегда вперед, разрывая свои земные узы, ступит, наконец, на дорогу к звездам.

Джек Вудс, репортер «Экспресса», зажег сигарету и спросил:

— Как вы думаете, док, что они там раскопали?

Доктор Стефен Гилмер, директор Исследовательской Комиссии по Межпланетным Перелетам, затянулся своей черной сигарой, выдохнул целое облако дыма и раздраженно ответил вопросом на вопрос:

— Откуда мне знать, к чертям собачьим? Надеюсь, нашли что-нибудь. Эта поездочка обошлась нам в миллион зелененьких.

— Ну, может, у вас есть какие-нибудь предположения на этот счет? — настаивал Вудс. — Какие-нибудь мысли о том, как выглядит Марс — ну, хоть какие-нибудь новые идеи.

Доктор Гилмер злобно прикусил сигару:

— А вы размажете это по всей первой полосе. Все хотите извлечь что-нибудь из моей черепушки, потому что вашему брату не хватает терпения дождаться правдивых данных. Нет и нет, черт возьми. Ваш брат репортер порой у меня в самых печенках сидит.

— Ах, док, ну дайте же нам хоть что-нибудь. — умоляюще воскликнул Гэри Хендерсон, представитель газеты «Стар».

— Конечно, — сказал Дон Бакли, «Космические пути», — вы же ничего не теряете. Вы всегда можете сказать, что мы все переврали — это уж не впервые.

Гилмер махнул рукой в сторону официального комитета по встрече, топтавшегося неподалеку.

— Ребята, — предложил он, — а попросите-ка мэра, пусть скажет пару слов. Мэр всегда готов что-нибудь сказать.

— Конечно, — сказал Гэри, — но от этого дело с мертвой точки не сдвинется. За последнее время лицо мэра заполонило всю первую полосу; он даже решил, что газета принадлежит ему.

— Как вы думает, почему они нам не радировали? — спросил Вудс. — Они уже несколько часов летят в зоне приема.

Гилмер перекатил сигару из одного угла рта в другой и предположил:

— Может, они сломали радио.

Но на лице его были написаны следы беспокойства; его тоже волновало странное молчание корабля. Если радио сломалось, его можно починить.

Шесть часов назад «Привет, Марс IV» вошел в атмосферу и до сих пор кружил вокруг Земли в отчаянной попытке погасить скорость. Весть о том, что корабль приближается к Земле, повлекла людей к космодрому. Толпа все разрасталась, шоссе и улицы были битком забиты на целые мили вокруг.

Взмокшие полицейские кордоны вели неустанную борьбу с осаждающими поле толпами. Жара стояла неимоверная, и киоски по продаже безалкогольных напитков срывали огромные барыши. Женщины в толпе теряли сознание, а нескольких мужчин опрокинули и затоптали. Выли сирены «Скорой помощи».

— Уф-ф-ф, — буркнул Вудс, — мы умеем отправлять космические корабли на Марс, но не в состоянии справиться с толпой.

Он выжидающе смотрел в голубую чашу небес:

— Должны появиться с минуты на минуту.

Его слова потонули в нарастающем реве ракетных двигателей и громоподобном грохоте несущегося из-за горизонта корабля.

Рев толпы мог бы поспорить с ревом ракетных двигателей. Корабль серебряной полоской промчался над полем и в отдалении вдруг озарился алыми сполохами: заработали носовые двигатели.

— Купер выжимает из него все возможное. — благоговейно сказал Вудс. — Если он будет так гонять двигатели, то расплавит корабль напрочь.

Вудс смотрел на запад, кораблю вслед, и совершенно забыл о своей сигарете. Она догорела и обожгла ему пальцы.

Краем глаза он заметил Джимми Эндрюса, фотографа из «Экспресса».

— Ты сделал фото?! — заорал Вудс.

— Какое фото?! — прокричал тот в ответ. — Не могу же я снять молнию!

Корабль появился снова, уже медленнее, но все еще со страшной скоростью, на мгновение завис над горизонтом, а потом помчался к космодрому.

— Он не сможет сесть на такой скорости! — завопил Вудс. — Он же разобьется к чертям!

— Смотри! — заревела дюжина голосов, а корабль был уже внизу — нос его вспарывал землю, оставляя позади дымящуюся сырую борозду, хвост угрожающе возносился высоко в воздух, словно ракета вот-вот опрокинется.

Толпа в дальнем конце поля распалась, превратившись в обезумевшее стадо спотыкающихся, царапающихся, толкающихся и пропихивающихся людей, внезапно охваченных паникой при виде вспахивающего землю, ползущего в их сторону корабля.

Но «Привет, Марс IV» остановился почти у самого полицейского кордона и все-таки не опрокинулся. Израненный, истерзанный корабль, наконец-то возвратившийся из космоса домой, первый корабль, сумевший достичь Марса и вернуться.

Газетчики и фотографы лавиной ринулись вперед, толпа завопила, воздух прорезали автомобильные гудки и сирены. С городских окраин донеслись свистки и отдаленный колокольный звон.

Вудс бежал, а в его сознании, на самой грани восприятия, билась тревожная мысль: что-то тут не то. Если бы у штурвала был Джерри Купер, он нипочем не посадил бы корабль на такой скорости. Такое приземление подстать только умалишенному — а Джерри был мастером пилотажа, и не любил испытывать судьбу. Джек видел его пилотаж во время лунного дерби[1] лет пять назад, и Джерри управлялся с кораблем так, что любо-дорого посмотреть.

Люк рубки управления корабля медленно откинулся, с лязгом ударившись о металл обшивки, и оттуда выбрался человек. Сделал неверный шаг вперед, споткнулся и рухнул.

Доктор Гилмер бросился вперед и поднял его с земли.

Голова упавшего безвольно моталась из стороны в сторону, и пока Гилмер подымал его, Вудс успел бросить взгляд на лицо этого человека. Это было лицо Джерри Купера, но искаженное и изменившееся до неузнаваемости, и это лицо отпечаталось в мозгу у Джека Вудса, вытравив неизгладимый след, и даже спустя многие годы это воспоминание заставляло Джека содрогнуться: изможденное лицо с глубоко запавшими глазами, щеки ввалились, слюнявые губы лепечут бессвязные звуки, не произнося ни единого осмысленного слова.

Чья-то рука оттолкнула Вудса.

— Прочь с дороги! — пронзительно крикнул Эндрюс. — Я не могу снимать!

Джек услышал негромкое жужжание камеры и клацанье, когда фотограф менял пластинки.

— Где остальные? — закричал Куперу Гилмер.

Тот взглянул на него пустым взглядом и лицо его исказилось гримасой боли и страха.

— Где остальные? — снова закричал Гилмер и его голос далеко разнесся над внезапно притихшей толпой.

Пилот дернул головой в сторону корабля.

— Там. — прошептал он, и было в этом шепоте что-то пугающее.

Он забормотал невразумительные слова, не означающие ровным счетом ничего. Затем с мучительным усилием выдавил из себя:

— Мертвые.

И добавил в наступившей вслед за этим тишине: — Все мертвые.

Остальных нашли в жилом отсеке позади запертой рубки управления. Все четверо были мертвы, мертвы уже много дней.

Череп Энди Смита был разбит могучим ударом. Джимми Ватсон был удушен, и на горле до сих пор виднелись синяки от сжимавших его пальцев. Тело Элмера Пэйна громоздилось в углу, и хотя на нем не было следов насилия, лицо его было искажено отвратительным выражением, превратившись в маску боли, страха и страдания. Тело Томаса Дельвани вытянулось у стола: горло его было перерезано старомодной опасной бритвой. Сама бритва, ржавая от почерневшей крови, была смертельной хваткой зажата в правом кулаке покойника.

В углу каюты стоял большой деревянный упаковочный ящик. На гладких белых досках ящика кто-то трясущейся рукой написал черным карандашом единственное слово: «Животное». Очевидно, пытались написать и еще что-то: под этим единственным словом виднелись странные нечеткие знаки, выписанные тем же карандашом. Сплошные каракули, не означавшие ровным счетом ничего. Каракули расползались и прерывались без всякого смысла и толка.

В ту же ночь Джерри Купер скончался в припадке буйного помешательства.

Банкет, назначенный отцами города в честь прибытия героев-завоевателей, пришлось отменить: чествовать было уже некого.

А что же было в упаковочном ящике?

— Насколько я могу судить, — сообщил доктор Гилмер, — это живое существо, и вроде бы действительно живое, хотя трудно сказать наверняка. Если поставить его рядом с улиткой, она покажется просто-таки молниеносной.

Джек Вудс посмотрел сквозь толстую стеклянную стенку камеры. В камере находилось обнаруженное доктором Гилмером существо из упаковочного ящика.

Существо напоминало меховой шар.

— Оно свернулось клубком и спит. — сказал Вудс.

— Да уж, свернулось! — возразил Гилмер. — Просто эта тварь такой формы. Она сферическая и вся покрыта мехом. Если вам нужно определение, то Меховой Помпон звучало бы подходяще. В такой шубе вам будет легко и уютно даже самой лютой зимой на Северном полюсе. Как вы помните, на Марсе чертовски холодно.

— Быть может, мы организуем на Марсе меховой промысел? — предложил Вудс. — Будем отправлять на Землю большие караваны марсианских мехов и торговать ими по баснословным ценам.

— Если до этого дойдет, то их перебьют в один момент. — заметил Гилмер. — Хотя эта детка и способна двигаться, но не быстрее фута в день. Кислорода на Марсе чрезвычайно мало, энергию раздобыть крайне трудно, и этот парнишка не может бездарно тратить их на то, чтобы просто валандаться по округе. Он только и знает, что сидит на месте да отмахивается от всего, что может отвлечь его от нелегкого труда элементарного выживания.

— Что-то я не вижу ни глаз, ни ушей — вообще ничего такого, что обычно бывает у животных. — заметил Вудс, напряженно вглядываясь сквозь стекло.

— Вероятно, он способен к воспринимать нечто такое, что нам и в голову не взбредет. — сообщил Гилмер. — Как вы понимаете, Джек, он является порождением совершенно иной среды обитания. Полагаю, у них там совершенно иной стиль жизни, чем у нас, на Земле. Нет совершенно никакого повода думать, что на столь отдаленных мирах, как Земля и Марс, эволюция должна идти параллельными курсами.

— Как ни мало мы знаем о Марсе, — он покатал сигару губами, — наши сведения дают нам основания для предположения, что на Марсе должны обитать именно такие животные. На Марсе чересчур мало воды, а по земным меркам, так и вовсе нет. Это безводный мир. Кислород там есть, но атмосфера так разрежена, что на Земле ее назвали бы вакуумом. Марсианским тварям приходится обходиться минимальными количествами воды и кислорода.

А когда мы заполучили Помпон, мы, разумеется, захотели его сохранить в живых. Сферическая форма дает ему минимальное отношение поверхности тела к объему и позволяет экономить воду и кислород. Наверно, внутри него почти сплошные легкие. Мех защищает его от холода — на Марсе порой бывает чертовски холодно, достаточно для того, чтобы по ночам углекислый газ вымораживался из воздуха. С его-то помощью они и упаковали Помпон на корабле.

— Только без шуток. — сказал Вудс.

— Какие уж тут шутки. Внутри деревянного ящика был стальной контейнер, а в контейнере этот парнишка. Они откачали оттуда большую часть воздуха и создали частичный вакуум, а контейнер обложили сухим льдом — замороженным углекислым газом. Снаружи, между контейнером и ящиком, была бумага и войлок, чтобы замедлить испарение льда. Наверно, во время обратной дороги им пришлось несколько раз обновлять упаковку и менять воздух.

Очевидно, последние несколько дней перед прибытием им было не до Помпона — концентрация кислорода значительно снизилась, а лед почти весь испарился. По-моему, Помпону пришлось довольно туго, даже тошно — слишком много углекислого газа и невероятно жарко.

— Ну, теперь-то вы все устроили. — Вудс указал на стеклянную камеру. — Кондиционер и все такое.

Гилмер хмыкнул:

— Ему это должно напоминать родной дом. Воздух внутри сильно разрежен и много озона. Не знаю, нужно ли ему это, но изрядная часть кислорода на Марсе должна существовать в состоянии озона, тамошние условия весьма способствуют его образованию. Температура минус двадцать по Цельсию. Цифру мне пришлось взять с потолка, ведь нам неоткуда узнать, из какой области Марса взято это животное, а температура зависит от места.

Он перекинул сигару в другой угол рта и резюмировал:

— Маленький персональный Марс.

— На корабле не нашли никаких записей? Хоть чего-то об этом животном?

Гилмер покачал головой и яростно закусил сигару:

— Мы нашли бортовой журнал, но его кто-то намеренно уничтожил, окунул в кислоту, так что оттуда уже ничего не выудишь.

Репортер уселся на стол и бездумно забарабанил пальцами.

— Ну черт возьми, для чего только это им понадобилось?

— Черт возьми, для чего им понадобилось делать многое другое? — буркнул Гилмер. — Зачем кто-то, вероятно, Дельвани, убил Пэйна и Ватсона? Зачем после этого Дельвани убил себя? Что случилось со Смитом? Почему безумный Купер перед смертью кричал и вопил так, будто его режут? Кто нацарапал на ящике это единственное слово и попытался писать дальше, но не сумел? Что ему помешало?

Вудс кивнул в сторону стеклянной камеры.

— По-моему, тут причастен наш маленький друг.

— Это полнейший нонсенс. — оборвал его Гилмер. — Какая, к чертям собачьим, причастность? Это всего лишь животное, да к тому ж на довольно низкой стадии интеллектуального развития. Дела на Марсе таковы, что он чересчур занят простым выживанием и не успел отрастить себе побольше мозгов. Я, конечно, еще не успел это проверить. На следующей неделе здесь будут доктор Винтерс из Вашингтона и доктор Латроп их Лондона, тогда-то мы и попытаемся в чем-нибудь разобраться.

Вудс подошел к окну лаборатории и выглянул на улицу.

Здание стояло на вершине холма, а снизу его окружали, придавая сходство с парком, зеленые лужайки, загоны, окруженные рвами вольеры среди скал и обезьяньи островки. Все вместе это называлось «Метрополитен-зоопарк».

Гилмер шумно и нетерпеливо затянулся.

— Это доказывает, что на Марсе есть жизнь. — продолжил он свои возражения. — А больше это ни черта не доказывает.

— Ну, проявите же хоть немного воображения. — пожурил его Вудс.

— Если бы я проявлял воображение, — фыркнул тот, — я был бы непригоден ни к какой работе, кроме репортерской.

А около полудня в зоопарке главный смотритель львиной вольеры Поп Андерсон горестно тряхнул головой и поскреб подбородок.

— Чего-то котята жутко волнуются. — сообщил он. — Будто чего-то их мучает. Они вообще едва поспали, все шлялись и шлялись.

Эдди Риггс, репортер «Экспресса», сочувственно хмыкнул и предположил:

— Может, им не хватает каких-то витаминов, Поп?

— Не-а, эт не то. — не согласился тот. — Они жрут то же, что и всегда — кучу сырого мяса. Но они беспокоются, словно чего-то не по-ихнему. Кошки твари ленивые, и дрыхнут полдня, а потом все время дремлют. А теперь совсем не то. Вовсе чудные стали, дерутся друг с дружкой. Вчерашнего дня пришлось мне хорошенько наподдать Нерону, когда тот хотел побить Перси. А тогда он перекинулся на меня — на меня, который морочился с ним, когда он еще на ногах не стоял.

Нерон подошел к наполненному водой рву и угрожающе зарычал.

— Он еще держит на меня зуб. — сказал Поп. — Если не уймется, я ему покажу, где раки зимуют. Нет такого льва, чтоб со мной шутки шутить.

Он озабоченно посмотрел на львиную площадку:

— Я сильно надеюсь, что они успокоются. Нынче суббота, и после обеда будет большая толпа народу. А с этого они всегда психуют, с толпы то-есть, а если они будут в таком настроении, то тут их не удержать.

— А что еще слышно? — спросил Риггс.

Поп поскреб подбородок.

— Сьюзен утром сдохла. — сообщил он.

Сьюзен была жирафой.

— Я не знал, что Сьюзен больна.

— Да она и не болела. Просто откинула копыта, и все.

Риггс обернулся к львиной площадке. Нерон, крупный зверь с черной гривой, балансировал на краю заполненного водой рва, словно собирался нырнуть. Перси затеял отнюдь не доброжелательную потасовку с другим львом.

— Похоже, будто Нерон собирается перебраться сюда, к вам. — сообщил репортер.

— Пусть только попробует. — фыркнул Поп. — Ничего не выйдет — ни он, ни другие какие львы на это не способны. Ну, это самое, кошки боятся воды хуже чумы.

Толстокожие в удаленном на милю слоновнике внезапно злобно затрубили, затем донесся вопль слоновьей ярости.

— Похоже, это самое, слоны тоже зашевелились. — спокойно заметил Поп.

На огибающей клетки кошачьих дорожке послышался чей-то тяжелый топот, и мимо пронесся человек без шляпы, с выражением дикого ужаса в глазах, крикнув на бегу:

— Слон сошел с ума! Бежит сюда!

Нерон заревел. Пума взвизгнула.

Из-за кустов вихляющимся аллюром выбежала серая громадина. Несмотря на свои вихляния, слон быстро выскочил на ровный парковый газон и направился к клеткам кошачьих. Хобот зверя был высоко поднят, он яростно трубил на бегу, болтая ушами.

Риггс развернулся и отчаянно помчался к административному зданию, позади него пыхтел Поп.

Воздухе зазвенел от пронзительного визга разбегающихся в поисках укрытия ранних посетителей зоопарка.

Общую сумятицу усиливал рев животных.

Слон поменял направление и, сметая по пути ограду, деревья и кусты, понесся сквозь двухакровый вольер, в котором содержались три пары волков.

Взбежав на ступеньки административного здания, Риггс оглянулся.

Нерон, лев, был в воде — хотя теоретически вода должна была удержать его в загоне так же надежно, как стальные прутья!

К Риггсу бросился вооруженный винтовкой смотритель.

— Все силы ада вырвались на свободу! — кричал он.

Белые медведи затеяли кровавый бой; двое уже погибли, еще двое подыхали, а остальные были так истерзаны, что надежды на их спасение почти не было. Два оленя-самца скрестили рога в схватке не на жизнь, а на смерть. На Обезьяньем острове царил невероятный гвалт, половина этих мелких тварей таинственно погибла. Смотрители говорили, что обезьяны погибли от чрезмерного возбуждения и нервного перенапряжения.

— Ненатурально все это, — запротестовал Поп, когда они вбежали внутрь, — не дерутся звери так.

Риггс уже кричал в телефонную трубку.

Снаружи грохнул выстрел.

Поп вздрогнул и простонал:

— Наверно, это Нерон. Нерон, которого я выхаживал сызмальства. Из бутылочки кормил, да.

На щеках старика заблестели слезы.

Это действительно был Нерон. Но перед смертью лев успел броситься на человека с винтовкой и убить его, одним могучим ударом сокрушив ему череп.

В тот же день доктор Гилмер в своем кабинете разглаживал на столе раскрытую газету.

— Вы это видели? — обратился он к Джеку Вудсу.

Репортер угрюмо кивнул:

— Видел. Я это писал. Я работал над этим весь вечер. Дикие звери разбежались по всему городу. Бешеные звери, обезумевшие от желания убивать. Госпитали забиты умирающими, морги — изодранными телами. Я видел, как слон втоптал человека в землю, перед тем, как полиция успела подстрелить зверя. Весь зверинец обезумел, как в кошмаре джунглей.

Он утер лоб рукавом пиджака и трясущимися руками зажег сигарету.

— Я могу вынести почти все, но это было выше моих сил. Док, это было жутко. Да и зверей мне тоже жаль. Бедные твари, они просто сами не свои. Жаль, что пришлось устроить такую бойню.

Доктор перегнулся через стол:

— И почему же вы явились именно сюда?

Вудс кивнул в сторону стеклянной камеры, в которой было марсианское животное:

— У меня есть мысль. Сегодняшний разгром напомнил мне кое-что другое…

Он сделал паузу и открыто взглянул на Гилмера:

— Это напомнило мне то, что мы обнаружили в «Привет, Марс IV».

— Почему? — резко бросил Гилмер.

— Люди на борту корабля были сумасшедшими. — пояснил Вудс. — Подобное могли совершить только сумасшедшие. И Купер скончался в маниакальном бреду. Ума не приложу, как ему удалось сохранить здравый рассудок достаточно долго, чтобы посадить корабль.

Гилмер вытащил исковерканную сигару изо рта и сосредоточенно принялся очищать обугленный конец. Затем сунул ее обратно в угол рта.

— Итак, вы решили, что животные сегодня сошли с ума?

Вудс кивнул и добавил:

— К тому же без всякого повода.

— И тогда вы насторожились и заподозрили марсианское животное. Но как, к чертям собачьим, мог маленький беззащитный Помпон заставить людей и зверей сойти с ума?

— Слушайте, док, не надо. Вы напали на какой-то след. Вы отменили сегодняшнюю партию в покер и остались в лаборатории, вы затребовали два баллона угарного газа, вы заперлись здесь на весь день, вы одолжили у Эйплмана из акустической лаборатории какое-то оборудование. Все одно к одному, так что лучше признавайтесь во всем.

— Черт вас побери, вы все узнаете, даже если я не пророню ни слова.

Гилмер уселся, закинул ноги на стол, выбросил изломанную, помятую сигару в корзинку для бумаг, взял из коробки новую, немного пожевал ее и зажег.

— Сегодня вечером, — сказал он, — я хочу произвести казнь. Мне это ужасно неприятно, но, по-моему, это будет актом милосердия.

— Вы хотите сказать, — выдохнул Джек, — что хотите убить Помпон?

Гилмер кивнул:

— Для этого-то и нужен угарный газ. Я хочу ввести его в камеру. Он даже не узнает, что случилось — просто почувствует сонливость, уснет и не проснется. Вполне гуманный способ убийства.

— Но почему?

— Вот послушайте. Вы ведь слыхали об ультразвуке, не так ли?

— Это звук, чересчур высокий для человеческого слуха. Используется для множества целей — для подводной связи и локации, для контроля высоко оборотных станков, для выявления дефектов структуры.

— Люди немало поработали с ультразвуком, — сказал Гилмер, — заставили его вытворять самые разные фокусы, создали ультразвук частотой до двадцати миллионов герц. Частоты в один миллион герц уничтожают микробов. Некоторые насекомые общаются между собой в диапазоне 32000 герц. Человеческий слух заканчивается где-то в районе двадцати тысяч. Но вообще-то человек еще почти ничего не знает об ультразвуке. Потому что маленький Помпон изъясняется ультразвуком частотой около тридцати миллионов герц. Сигара пропутешествовала слева направо.

— Высокочастотный звук можно направлять узким лучом, отражать, как свет, управлять им. Большинство наших инструментов имеют дело с жидкостью, и мы знаем, что для распространения ультразвука нужны плотные среды. Направьте высокочастотный звук в воздух, и он быстро затухнет и рассеется. Это верно для частот до двадцати миллионов герц, а выше мы еще не забирались.

Но, по-видимому, звук частотой в тридцать миллионов герц может распространяться и в воздухе, и даже в более разреженных средах. Я понятия не имею, из-за чего возникает это различие, но какое-нибудь объяснение обязательно существует. Для акустической связи на Марсе, где атмосфера разрежена почти до вакуума, нужно что-то подобное.

— И Помпон пользуется звуками в тридцать миллионов герц. — сказал Джек. — Это ясно. А какая же тут связь?

— Самая прямая. Хотя звуки такой частоты невозможно услышать в том смысле, что ваши слуховые нервы примут их и передадут в мозг, они, очевидно, могут воздействовать на мозг непосредственно. А это должно как-то на него влиять. Должно быть, такой звук дезорганизует мозг, вносит в него комплекс разрушения, доводит мозг до безумия.

Джек подался вперед, едва дыша:

— Так вот, что случилось на корабле «Привет, Марс IV»! Так вот, что случилось сегодня в парке!

Гилмер медленно и печально кивнул:

— В этом не было злого умысла, я уверен. Помпон не хотел вреда никому. Просто он был одинок и напуган, и пытался найти контакт с кем-нибудь разумным, поговорить с кем-нибудь. Когда я взял его с корабля, он спал, или находился в состоянии прострации. Наверно, он погрузился в сон как раз вовремя, чтобы спасти Купера от воздействия ультразвука в полном объеме. Может, Помпон много спит — это хороший способ сохранения энергии.

Похоже, вчера он время от времени просыпался, но, наверно, на полное пробуждение ему нужно какое-то время. Вчера я заметил исходившие от него на протяжении всего дня слабые вибрации. Сегодня утром вибрации усилились. Я положил в камеру несколько различных видов пищи, в надежде, что он поест чего-нибудь и даст мне ключ к выбору диеты для него, но он ничего не стал есть, хотя и подвигался немного. Крайне медленно, хотя, по-моему, для него это была просто-таки бешеная скорость. Вибрации все усиливались. Вот тогда-то в зоопарке и воцарился сущий ад. Похоже, он снова задремал, и все утихомирилось.

Гилмер взял в руки ящичек с присоединенными наушниками.

— Это я одолжил у Эйплмана в лаборатории акустики. Сперва вибрации поставили меня в тупик, я не мог понять их природы. Затем мне пришло в голову, что это может быть звук. Вот это одна из игрушек Эйплмана. Они еще пребывают в стадии разработки, но уже позволяют «слышать» ультразвук. Конечно, слышать не по-настоящему, а только создавать впечатление о природе звука, психологически исследовать его, перевести ультразвук в подобие того, что можно услышать.

Он протянул наушники Вудсу, поднес ящичек к стеклянной камере, установил на ней и подвигал взад-вперед, чтобы поймать исходящий от марсианского животного ультразвук.

Вудс надел наушники и, затаив дыхание, стал ждать.

Он ожидал услышать высокий, тонкий писк, но звука не было. Взамен его охватило чувство жуткого одиночества, недоумения, непонимания и отчаяния. Постепенно в его сознании крепло ощущение беззвучных жалоб страшного одиночества и беспомощности — надрывающий душу стон по утраченному дому.

И Вудс понял, что слышит, как причитает марсианский зверек, как он плачет, словно потерявшийся в бурю щенок.

Вудс вскинул руки, сорвал наушники и воззрился на Гилмера чуть ли не с ужасом.

— Ему одиноко. Он плачет о Марсе, как заблудившийся ребенок.

Гилмер кивнул:

— Теперь он не пытается ни с кем заговорить, просто лежит там и выплакивает боль своей души. Теперь это не опасно. То-есть, не слишком, но опасно все равно.

— Но, — воскликнул Вудс, — вы были здесь весь вечер, и с вами ничего не стало, вы не сошли с ума.

Гилмер покачал головой:

— Нет, не сошел. Только животные, да и то, через некоторое время этот зверек перестал бы представлять угрозу для них — потому что Помпон разумен. Его отчаянные попытки — поговорить хоть с кем-нибудь — раз за разом касались моего мозга… но не задерживались. Он уклонялся, он игнорировал меня.

Видите ли, еще на корабле он понял, что человеческий мозг не в состоянии общаться с ним, он распознал в нас чуждые ему существа — и потому больше не тратит время на попытки общения с человеком. Но взамен он обратился к мозгу обезьян, слонов и львов, в отчаянной надежде отыскать кого-нибудь, с кем можно переговорить, кого-нибудь разумного, кто сумел бы объяснить, что же случилось, рассказать, куда он попал и утешить, дать ему надежду, что еще можно вернуться на Марс.

По-моему, он лишен зрения и других чувств, и может знакомиться с окружением только при помощи ультразвукового голоса. Наверно, на Марсе он мог общаться со своими собратьями и другими тварями. Двигается он мало — наверно, у него почти нет врагов, и много чувств ему просто ни к чему.

— Он умен. — сказал Вудс. — Умен настолько, что уже нельзя считать его животным.

Гилмер кивнул:

— Вы правы. Быть может, он столь же разумен, как мы с вами. Быть может, он является плодом деградации некогда правившей Марсом великой расы…

Выхватил сигару изо рта и в ярости швырнул ее на пол:

— К чертям собачьим, что толку гадать?! Наверно, мы с вами этого не узнаем. Может, человечество никогда этого не узнает.

Подхватил баллон с угарным газом и покатил его к стеклянной камере.

— А надо ли убивать его, док? — прошептал Вудс. — Обязательно ли его убивать?

Гилмер яростно развернулся в его сторону:

— Ну конечно, я обязан его убить! — заорал он. — А что, если всплывет история насчет того, что Помпон прикончил ребят на корабле, а сегодня еще и этих зверей? А что, если он еще кого-то доведет до помешательства? В ближайшие годы рейсов на Марс не будет, общественное мнение сделало это невозможным. А когда на Марс полетит следующий корабль, он получит инструкцию не привозить никаких Помпонов — и приготовиться к воздействию ультразвука.

Он повернулся к баллону, затем снова к Вудсу:

— Вудс, мы старые друзья, вместе мы выпили немало пива. Вы не растрезвоните об этом, Джек, а?

Расставил ноги пошире и рявкнул:

— Если да, то я вас прикончу!

— Нет, — сказал Джек, — только крохотную историю: Помпон скончался, не перенес земной жизни. — И еще одно: и мне, и вам известно, что ультразвук в тридцать миллионов герц способен превратить человека в бешеного зверя. Мы знаем, что этот звук распространяется в воздухе, вероятно, на большие расстояния. Подумайте, какое оружие могут заполучить разжигатели войны! Наверно, со временем они узнают об этом, но только не от нас!

— Поторопитесь. — с горечью сказал Вудс. — Поторопитесь, пожалуйста. Не заставляйте Помпон страдать дальше. Люди его в это впутали, людям и расхлебывать. Если бы он знал, он был бы вам только благодарен за эту смерть.

Гилмер снова взялся за баллон.

А Вудс потянулся к телефону и набрал номер «Экспресса».

Мысленно он еще слышал детский плач, тот безысходный, беззвучный крик одиночества, отчаянный стон тоски по дому, исходивший от бедного съежившегося звереныша, которого завезли за пятьдесят миллионов миль от родного дома. Он вопил, он молил, чтобы услышал хоть кто-нибудь, чтобы в ответ донеслось хоть слово — но так и не дождался отклика.

— «Ежедневный экспресс». — послышался в трубке голос ночного редактора Билла Карсона.

— Это Джек. — сказал репортер. — Мне казалось, что тебе нужно что-нибудь для утреннего выпуска. Помпон только что умер — ага, Помпон с «Привет, Марс IV» — ну да, постреленок не смог этого вынести.

Позади себя он услышал шипение: Гилмер открыл вентиль баллона.

— Да, Билл. — добавил Вудс. — Я тут думал, как подать. Можешь сказать, что этот малый умер от одиночества… ага, вот именно, горевал о Марсе… Ну да, пусть мальчики напишут трогательную дущещипательную историю…