Table of Contents

Биоугроза

Пролог

ЯНГСТАУН, ШТ. ОГАЙО

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

КЛИВЛЕНД, ШТ. ОГАЙО

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

ЭЛКХАРТ, ШТ. ИНДИАНА

1

2

3

4

5

6

САУЗ-БЕНД, ШТ. ИНДИАНА

1

2

3

4

5

6

ГЭРИ, ШТ. ИНДИАНА

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

ДЕ-МОЙН, ШТ. АЙОВА

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

БИТТЕР-КРИК, ШТ. НЕБРАСКА

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

Биоугроза


Пролог

ЯНГСТАУН, ШТ. ОГАЙО

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

КЛИВЛЕНД, ШТ. ОГАЙО

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

ЭЛКХАРТ, ШТ. ИНДИАНА

1

2

3

4

5

6

САУЗ-БЕНД, ШТ. ИНДИАНА

1

2

3

4

5

6

ГЭРИ, ШТ. ИНДИАНА

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

ДЕ-МОЙН, ШТ. АЙОВА

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

БИТТЕР-КРИК, ШТ. НЕБРАСКА

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17


Биоугроза



И совершай всесожжения твои, мясо и кровь, на жертвеннике Господа, Бога твоего.

Книга Второзакония, глава 12, стих 27


Пролог


Когда в четверг, 17-ого октября, наступил конец света, все принялись слепо метаться, в ужасе крича, что это, наконец, свершилось. Что Армагеддон, наконец, пал на головы сыновей и дочерей человеческих. Оптимисты были глубоко потрясены. Пессимисты обрели подтверждение своим страхам. Верующие заявили, что пришло время Вознесения. И пока они ждали, когда Иисус призовет их в царствие небесное, остальные сосредоточились на выживании.

Что было не так-то просто, если учитывать радиацию.

А еще мародерствующих ополченцев.

Кочующих бандитов.

Национальную гвардию и спецотряды полиции, в чьих обязанности входило бороться и с теми, и другим. По всей стране было введено военное положение. Людей расстреливали на улицах. Насиловали. Убивали. Грабили. И этому не было видно конца.

Но что самое страшное, к концу первой недели - за семь дней до Хэллоуина - на землю, как и предсказывали теоретики, опустилась ядерная зима. В атмосферу было выброшено столько пыли и мусора, что солнце не показывалось почти месяц. Все это время царствовали абсолютный мрак и мороз. А еще снег. Он валил неделями напролет. Никто никогда не узнает, сколько людей погибло за эти страшные дни и ночи.

На Среднем Западе, выжившие - закаленные северяне - справлялись с холодом, как и в любую другую зиму - жгли дерево. Собирали печи на гранулированном топливе, керосиновые нагреватели, все, что давало тепло.

А потом снова выглянуло солнце.

Первую пару недель оно больше походило на призрак. Но когда с дождем на землю вернулись мусор и пыль - большей частью зараженные смертоносной радиацией, солнце восстановило свой привычный цикл. По-прежнему было холодно, хотя и не так, как раньше. По крайней мере, не было уже той кромешной, круглосуточной тьмы.

К концу декабря по стране распространилась странная жара, снег растаял и пришли дожди. Инфекции, ранее сдерживаемые холодом, словно проснулись от зимней спячки. Эпидемии бушевали повсюду, кося и без того поредевшее гражданское население.

Но некоторые из нас остались в живых.

И вот как нам это удалось.


ЯНГСТАУН, ШТ. ОГАЙО 1

Когда я закрываю глаза, я чувствую запах Янгстауна.

Разве не странно? Я вырос там, играл в школьной футбольной команде ("Вперед, Синие Дьяволы!"). Работал там, женился... Но теперь, после всего этого, я помню лишь его запах.

Всепроникающий запах тлена и нечистот.

Он заползает в нос, спускается в живот, поэтому даже с закрытыми глазами ты знаешь, что находишься в городе. Запах гниющего мусора и горящего дерева, топливного масла и непогребенных мертвецов. Еще тогда я понял, что нужно было набрать его в бутылку и поставить на полку. На тот случай, если все когда-либо вернется на круги своя. И всякий раз, в часы уныния, я смогу открыть пробку и вдохнуть его. А потом сказать себе, да, может, жизнь и дерьмо, но сейчас хотя бы не пахнет, как в Янгстауне.

2

У моей жены было две напасти - лучевая болезнь и холера. Первую она подхватила от радиоактивных осадков, пришедших с дождями, неделями заливавшими город. Они затопляли улицы, засоряли канализацию, и загрязненные сточные воды устремлялись во дворы и дома. Холеру она получила, поскольку все водные запасы города были заражены, а сама она - как и многие другие - была ослаблена лучевой болезнью.

Смысла везти ее к врачу не было, поскольку больницы были переполнены больными и умирающими, коридоры забиты людьми, ждущими лечения. Больничные печи работали без перерыва. Зараженная одежда, отходы, биологические жидкости, трупы - все скармливалось огню. Система здравоохранения штата Огайо - как и всей страны - оказалась бессильной перед натиском инфицированных. Она попросту не справлялась с таким количеством.

Не была к этому готова.

А с дефицитом лекарств и медикаментов - заводы по всей стране закрывались, торговля застопорилась - медицинского обслуживания на всех не хватало. Да и сам персонал зачастую заражался в процессе лечения.

Теперь вы понимаете ситуацию.

И если радиоактивные осадки уже серьезно подкосили здоровье Шелли, то холера вбила последний гвоздь в ее гроб. Я мыл ее, лечил, кормил, не отходил от нее долгими темными ночами.

Холера - мерзкая штука.

Рвота и диарея, болезненные спазмы и обезвоживание, лихорадка и бред. Ничего хорошего. Я лечил ее так, как сказали мне в больнице и тем, что мне дали. Следил, чтобы она пила много жидкости. Растворял в воде пакетики с натрием, калием, глюкозой и хлоридом и давал ей. Колол ей антибиотики - тетрациклин, ампициллин, хлорамфеникол. Но чаще всего, просто обнимал ее и утешал, в то время как что-то внутри меня - возможно, вера и надежда - увядало и чернело, словно цветочные лепестки на полу склепа.

Это было ужасно.

Я постоянно вспоминал, как еще в августе мы отдыхали в Чесапикском заливе, на Смит Айленде, и все было хорошо, даже очень. Ярко светило солнце, вода искрилась, а я натирал ей спину маслом для загара. Кожа у нее была бронзового цвета, а глаза - темно-синими, как Карибское море. Ночью мы занимались любовью, днем валялись на пляже, по вечерам ели моллюсков.

А шесть месяцев спустя она в судорогах умерла у меня на руках.

Несколько дней я не отходил от ее трупа.

Это был какой-то извращенный поминальный обряд. Я зажег свечи и разговаривал с ней. Иногда плакал и звал ее по имени, но в основном пил виски. Я находился в каком-то алкогольном ступоре, мой разум затягивал меня в водоворот скорби, вины и отрицания.

Внизу, на улицах катались труповозы, бесновались какие-то психи, а остатки полиции топили бунты в крови и сами тонули в этой жуткой купели.

- Они не заберут тебя, Шелли, - сказал я ей. - Я не позволю.

С каждым днем все становилось хуже и хуже.

Прошло уже четыре месяца. Четыре месяца, а я по-прежнему находился в Янгстауне. Возможно, надеялся, что человечество соберется с силами, и мы сможем воссоздать по кусочкам разбитый вдребезги мир. Но этому не суждено было случиться, и то, что распростерлось на диване, было лучшим тому подтверждением.

Я знал, что должен был уехать.

Должен был вытащить из города нас обоих - возможно, перебраться в Пенсильванию, к сестре в Ньюкасл. Но я продолжал держаться за какую-то безумную и совершенно ущербную мысль, что конец света обойдет нас стороной, как эпидемия гриппа. Пусть цивилизация утонет в собственном дерьме и рвоте, только б он миновал нас. Только бы эта лихорадка прошла мимо.

Как же я заблуждался! А когда упали бомбы - а сыпались они словно рис на свадьбе - мир лопнул, как штаны на заднице наклонившейся толстухи, и не было такой швеи, которая могла бы его заштопать.

А теперь Шелли умерла.

Умерла.

Она была бледной как белильный камень, тело сморщилось, обезображенное смертью. За окном, окрестности оглашал страшный звон. Это был колокол церкви Святого Марка. Бом, бом, бом, выносите своих мертвецов!

Но я не собирался этого делать.

Только не Шелли. Я никогда не дам им забрать ее. Никогда не дам им сжечь ее вместе с другими в одной из тех жутких ям. Эта мысль просто не укладывалась в голове, поэтому я гнал ее прочь. Но я не мог сидеть с Шелли изо дня в день. Не только потому, что это было чистой воды безумие, но и потому, что они все равно пришли бы за ней. Но я должен был что-то сделать. Тогда у меня и появилась мысль тайно похоронить ее. Такое погребение являлось незаконным и было запрещено. На меня могли донести в полицию, а попавших в руки властей ждал расстрел. Но эти обстоятельства лишь усиливали важность моего решения.

Я собирался похоронить свою жену, провести небольшую службу над ее могилой.

Вот, что я собирался сделать. И я был готов хладнокровно убить любого мерзавца, который встанет у меня на пути. Поэтому, слушая тот богомерзкий колокольный звон, я собрался с силами, привел мысли в порядок и принялся за дело. Впервые за несколько недель я улыбался, испытывая тайную, извращенную радость от того факта, что незаконно похороню свою жену. Тем самым я собирался показать государству средний палец. Пошли они на хрен! Пошли эти власти на хрен! Пошли на хрен те, кто вообще создал этот кошмар. Те злобные, ущербные умы - части прогнившего бюрократического аппарата, уничтожившего мир.

Я взял белое атласное покрывало, которое любила Шелли, и завернул в него ее тело. Поцеловал напоследок ее холодные, мертвые губы, и зашил саван. Я слышал за окном шум приближающихся грузовиков. Слышал, как они грохочут, видел, как их проблесковые огни озаряют ночное небо. С улицы доносились голоса.

Они приближались.

Выносите своих мертвецов.

3

Вслед за ядерной зимой последовала одна страшная эпидемия за другой. Люди умирали в массовом порядке, и обычные морги не справлялись с таким количеством трупов.

Поэтому и звонили церковные колокола.

Они звонили днем и ночью, и вовсе не по случаю чьей-то свадьбы в часовне. Нет, своим звоном они извещали, что труповозы едут собирать мертвецов. Самосвалы, грузовики, не важно. Все, что имело кузов, превращалось в труповозы. А поскольку радио, телевидение и интернет больше не работали, отцы города решили прибегнуть к древнейшей форме коммуникации - через церковный колокол. В Янгстауне было полной церквей, в некоторых районах стояло даже по две. Поэтому колокола звонили, объявляя о прибытии труповозов.

Вы должны были вынести тела близких на тротуар вместе с мусором, и труповозы забирали их.

Акт доброй воли со стороны властей.

Бом-бом-бом-БОМ! Едут труповозы, братья и сестры! Поэтому забудьте о сочувствии, порядочности и уважении. Действуйте, как в гребаном средневековье. Дядюшка Джо выблевал прошлой ночью свои кишки? Мамочка утонула в собственных фекалиях? Крошка Кэти покрылась черными гнойниками? Споры и язвы превратили маленькую леди в прохладное, белое желе? Без проблем, дружище. Заворачивай ее или его в брезент, либо складывай останки в мешок, коробку, только, пожалуйста, никак не помечай. А мы позаботимся обо всем остальном! Еще не умер, но уже вот-вот? Скидывайте все равно. Незачем заражать весь район. А если лицо у вас покрылось какими-то мерзкими нарывами, лучше прыгайте к нам в труповоз, пока не начали срать красными червями, ссать желтой слизью, а глаза у вас не полопались и не испачкали новый диван.

Это было отвратительно.

Унизительно.

И бесчеловечно.

Но притом, крайне необходимо.

Трупы были по всему городу. Гнили в канавах, громоздились на тротуарах, словно груды мусора. Радиоактивные тучи, ползущие на запад из Нью-Йорка и на восток из Чикаго, принесли с собой лучевую болезнь. А низкий уровень санитарии привел к бурным вспышкам холеры, тифа и чумы. Повсюду свирепствовали новые формы гриппа и пневмонии, а мутировавший штамм геморрагической лихорадки уничтожил все, что осталось от некоторых восточных городов вроде Филадельфии и Питтсбурга, и по слухам выживших, проедал уже себе путь через Акрон.

В Янгстауне трупы сжигались, но через некоторое время их стало так много, что люди стали выбрасывать их во дворы или сваливать на тротуары. Все эти гниющие "жмуры" становились источниками инфекций, привлекали крыс и мух, которые распространяли чуму еще дальше. Патогены передавались через воду и воздух, и люди продолжали умирать.

Повсюду царили безумие и безнадега.

А это было лишь начало.

4

Когда я обдумывал тайное погребение своей жены, раздался стук в дверь.

Я не собирался отзываться на него... Но я знал, что, если не открою, люди из труповозов выломают дверь, ворвутся в своих белых защитных костюмах и заберут Шелли, прежде чем я успею улизнуть вместе с ней.

- Кто там?

- Это я, - раздался шепот. – Это Билл.

Билл Хермс жил в другом конце коридора. Нормальный мужик. Старый железнодорожник, вдовец. Мы часто приглашали его к себе на ужин. Шелли всегда заботилась о нем, угощала домашним печеньем и пирожными. Хороший старик.

Я вздохнул.

- Чего вам надо?

- Рик... Мне нужно поговорить с тобой.

Я приоткрыл дверь.

- В чем дело, Билл?

Он сглотнул.

- Рик, я пришел поговорить насчет Шелли. Уже несколько недель ее никто не видел. Люди начинают болтать всякое.

- Да пошли они.

- Сынок... труповозы едут.

- У меня нет ничего для них.

Билл вытер носовым платком слезящиеся глаза.

- Я и не говорил, что у тебя что-то есть для них. Надеюсь, что нет. Но... но я подслушал разговор двух парней внизу. Они говорят, что Шелли в списке. В том гребаном списке. Знаешь, что это значит?

Это значит, что кто-то настучал на нас. Сообщил в управление здравоохранения, что Шелли при смерти. Возможно, кто-то из больницы. Лучевая болезнь вкупе с холерой... это лишь вопрос времени. Чистильщики придут забрать ее. Либо, как минимум, потребуют доказательств, что она еще дышит.

Грузовики приближались.

- Спасибо, Билл, - сказал я, закрывая дверь.

Пора уходить.

Взяв Шелли на руки, я убедился, что в коридоре никого нет, и тихонько спустился по черной лестнице вниз. Оказавшись в переулке, обошел здание и двинулся через находящееся позади него небольшое поле. Меня всего трясло, и прошибало потом. Я чувствовал себя осужденным, перелезшим через тюремный забор. Шелли почти ничего не весила. Я мог бы пробежать с ней многие мили. Я почти уже пересек поле, как кто-то закричал:

- Вон! Вон он!

И я побежал.

Люди с фонариками вышли на поле. Я бросился в небольшие заросли, порвав саван Шелли о шипы ежевики. Я пробивался вперед, царапая себе руки и лицо. Я упал лишь раз, тут же вскочил на ноги и продолжил бег. Выбравшись из зарослей, я увидел, что со всех сторон стягиваются люди в белых костюмах, а на улицу выезжают грузовики с прожекторами.

Я был в ловушке.

Я метался из стороны в сторону, но тщетно. Грузовики приближались, а люди с фонариками уже пересекали заросли. Они были повсюду. Бежать было некуда. Картина была сюрреалистичная и совершенно неправдоподобная. Эти преследующие меня люди. Фонарики. Грузовики. Смрад смерти из канав. Вялый туман, ползущий с реки. Звезды над головой, скрытые грязным пятном черного дыма, подымающегося из ям за городом, в которых сжигали трупы.

Я сделал отчаянный рывок в сторону улицы, и один грузовик едва не сбил меня. Раздались предупредительные выстрелы, вокруг засвистели пули. Прожекторы нашли меня, и я замер как вкопанный на мокром тротуаре, ослепленный их светом.

Рядом остановился грузовик и четверо человек в защитных, некогда белых костюмах схватили меня. Я дрался, царапался и кричал. От них пахло трупной слизью. Потом удар приклада в висок сбил меня с ног. На какое-то время я отключился, потом снова вскочил и стал пробиваться через скопление людей. Удары сыпались со всех сторон, я тоже яростно колотил направо и налево, расталкивая преследователей в стороны. Добравшись до задней части грузовика, я увидел на горе гниющих трупов Шелли. Саван был порван, и одна белая как мел рука свесилась наружу. Я чувствовал запах тлена и слышал гудение мясных мух. Некоторые из трупов были зеленого цвета и кишели червями.

Шелли. Боже милостивый! Шелли.

Люди схватили меня, но я словно спятил. Стал отбиваться от них руками и ногами.

Они отступили, видимо, боясь порвать в драке свои грязные костюмы. Я принялся взбираться на груду мертвечины, и никто не стал меня преследовать. Я обливался потом и кровью, в висках словно стучал барабан, голова кишела кричащими тенями. Это было безумие, полное безумие, но я просто не мог оставить там Шелли. С теми другими мертвецами. А в кузове самосвала их были десятки. Это была огромная, шевелящаяся масса, кишащая ползающими и извивающимися тварями. Я карабкался, а мои руки проваливались в пористые животы, выпуская наружу желтые облака удушливого трупного газа. Обезумев от горя, я полз через это зловонное море гнили. Мои пальцы протыкали размякшие лица, царапали черепа, пытаясь нащупать точку опоры.

До савана Шелли оставались считанные дюймы... как вдруг я сорвался вниз.

Невыносимые тошнота и отвращение лишили меня остатков сил. Я скользил по груде трупов вниз, по лицу ползали гудящие мухи, тухлое мясо забилось под ногти.

- Готов уже спуститься, сынок? - спросил один из мужчин.

Когда я сполз с кузова, они швырнули меня на тротуар и стали выбивать из меня дерьмо, пока я не потерял сознание. Когда пару часов спустя я очнулся, то обнаружил, что лежу в траве, там, где меня бросили. Какая-то собака слизывала у меня с пальцев грязь. Дыхание вырывалось из меня белыми холодными облачками. Лик луны над головой был запятнан черным дымом, стелящимся из незатухающих трупных ям.

Вот к чему все пришло.

Боже, благослови Америку.

5

Все что мне хотелось после этого, это побыть одному. Остаться наедине со своими горестными мыслями и бутылкой виски, но Билл Хермс нашел меня и не дал мне раскиснуть.

- Она умерла, - сказал он. - Шелли оставила нас и обрела покой. Не оскверняй ее память своим саморазрушением.

Я знал, что он абсолютно прав, а еще я знал, что я не последую его мудрому совету. Все, что я хотел сейчас, это разрушения, белого холодного забвения. Возможно, Билл это тоже почувствовал, потому что вскипятил воду на своей дровяной печи, навел ванну и заставил меня помыться. После чего приготовил мне немного еды. Она была из консервов - другой в эти дни не было, но, по крайней мере, хоть что-то попало мне в желудок.

Он смотрел, как я ковыряю хэш из солонины и омлет из яичного порошка. Смотрел очень внимательно. Затем вытащил сигарету из мятой красной пачки, отломил фильтр и закурил, выдыхая дым из ноздрей. И за это время он ни разу не сводил с меня глаз.

- Что ж, валяй, Билл, - произнес я. - Если у тебя есть что сказать, говори.

Он усмехнулся.

- Думаю, пора тебе собирать вещички и двигать отсюда. Тебя больше ничего уже не держит. Здесь день ото дня становится все хуже. Выбирайся отсюда. Выбирайся загород, где у человека есть хоть какой-то шанс.

- Мы жили здесь. Это - наш район.

- Все это уже в прошлом, сынок. Ничего не осталось, кроме воспоминаний. Выбирайся, ради бога. Выбирайся немедленно.

- А ты?

- Зачем? Там меня ничто не ждет. Я слишком стар, чтобы начинать все сначала.

От отложил вилку.

- Билл, здесь у тебя тоже ничего нет, кроме воспоминаний.

- Доживешь до моих лет, - сказал он, выпуская облако дыма, - вряд ли будет как-то по-другому.

Он отвернулся и выглянул из-за занавесок на улицу. Покачал головой.

- Чертова помойка, Рик. Вот что это. Я давно хотел выбраться отсюда. И выбрался бы, если б Эллен не любила этот город так сильно. Она выросла через две улицы отсюда. Даже когда она ушла... не знаю... что-то удерживало меня.

- Меня тоже что-то удерживает.

- Чушь. - Билл откашлялся в руку, и я, возможно, впервые заметил пятна у него на лице. А еще странный желтоватый отлив. - Чушь, говорю. Тебе нужно уходить, пока не стало хуже. Прямо сейчас, Рик. Я слишком стар, чтобы пойти с тобой. Когда вырываешь старое дерево с корнями, оно умирает. Но молодое... можно пересадить, и оно снова зазеленеет. Понимаешь, о чем я?

Я все понимал.

- Я подумаю.

У Билла был вид, будто он собирается прочитать мне выговор, но вместо этого зашелся в приступе кашля. Сигарета выпала у него из пальцев, и он вцепился в кухонную стойку.

Я вскочил на ноги.

- Билл...

Он отмахнулся.

- Я в порядке. Просто старый стал. Давно и много курю. Вот и все.

Но я не верил ему. Этот кашель. Слабость. Пятнистое лицо. Нет, это было что-то совершенно другое. И что-то очень серьезное.

- Рик, вали отсюда к черту, - сказал он и встал прямо. Это далось ему с таким трудом, что он стал задыхаться. - Мы с Эллен... о, отец наш небесный... мы так сильно любили вас с Шелли. У нас никогда не было своих детей. Всегда мечтали о похожих на вас двоих. Так что сделай старику одолжение и убирайся из этого города.

- Билл, я....

- Пожалуйста, Рик.

Потом мне все стало ясно: Билл Хермс страдал от лучевой болезни.

Через неделю его не стало.

6

Билл Хермс был хорошим человеком. Умудренным временем и опытом. Послушал ли я его совета? Конечно же, нет. Я остался. Остался, вопреки здравому смыслу.

Пища и вода были самой главной проблемой. Долгое время был занят только тем, что пытался выходить Шелли, и, следовательно, пренебрегал всем остальным. В чулане было хоть шаром покати, поэтому я вместе с остальными канализационными крысами стал выходить на улицы, собирая все, что мог найти.

Когда состояние Шелли только начало ухудшаться, в городе работало несколько пунктов первой помощи, где можно было получить свежую воду, еду и медикаменты. Но несколько недель спустя все они были закрыты и заколочены. Если не принимать во внимание армейские патрули, порядка было мало. Органы власти - государственные и местные - рухнули на всех мыслимых уровнях.

Поэтому, вооружившись пистолетом, я начал охотиться.

И сам стал объектом охоты.

У меня был "Браунинг Хай-Пауэр" 9-огокалибра, который я забрал из квартиры Билла Хермса. Никогда в жизни я никого не убивал, да и не хотел, если честно. Но я знал, что это время пришло. Однажды я выпустил несколько пуль поверх голов каких-то хулиганов, погнавшихся за мной, и это все.

Потом, дня через три или четыре после смерти Билла, на улице ко мне подошел какой-то старик и попросил сигарету. Бедолага был насквозь изъеден лучевой болезнью. Зубы и волосы выпали, лицо покрылось язвами.

Но я не мог рисковать.

Я направил на него пистолет и приказал отвалить. При таком количестве смертей от инфекционных болезней я серьезно опасался вредных бактерий, летающих в воздухе и того, на что они способны. Радиация как-то повлияла на них, сделала их больше, злее, опасней. Некоторые из них не изменились, но другие стали гораздо смертоноснее. К тому времени я уже подвергся воздействию холеры и, бог знает, чего еще. И рано или поздно мне все-равно грозила смерть.

Старик попытался улыбнулся.

- Просто хочется сигаретку. Вот и все. - Он зашелся в припадке кашля, сплевывая на тротуар кровь и желчь. - Дай сигаретку, дружище. Дашь, и я расскажу тебе, где есть еда. Сам я и пары дней не протяну. Так что мне уже не пригодится.

Я бросил ему пачку и спичечный коробок.

- Оставьте себе. У меня есть еще.

Закурив, он было словно на грани оргазма. Такова природа зависимости. Мне она была хорошо знакома. Я бросил курить за три года до... Но после бомбардировки, из-за стресса, снова закурил. Сделав пару затяжек, он рассказал мне про продуктовую лавку. Консервы там были почти не тронуты. И все это было в моем распоряжении.

Обыскав несколько улиц, я нашел черный вход в лавку, о которой рассказывал старик. И как он и сказал, там был склад, забитый коробками с консервированными и сушеными продуктами. Ощущая себя ребенком, попавшим в кондитерскую, я бросился набивать рюкзак консервированной пастой, овощами, сухим молоком, макаронами и сыром. Я был рад безмерно. Потому что все шло очень гладко. И даже слишком, как вскоре я узнал.

Когда я собрался уже уходить, из передней части магазина вывалилась, спотыкаясь, какая-то женщина. Она была одета в старое меховое пальто, под которым ничего не было. Ее тело было изъедено язвами и покрыто шелушащимися струпьями. Из носа выпирал какой-то покрытый коркой, грибковый нарост, голова была совершенно лысая. Она смотрела на меня остекленевшими, неподвижными глазами и усмехалась ртом, полным серых, сломанных зубов.

- Мое, - сказала она, протягивая грязные руки. - Все мое!

Я навел на нее "Браунинг".

- Отвали от меня, на хрен!

- Мое! - прохрипела она. С подбородка стекала желтая пена, словно она страдала бешенством. - Отдай это мне, красавчик! Это все мое!

Она бросилась вперед, а я даже не сумел выстрелить.

Да, я вскинул пистолет, но, как и большинство людей, не привыкших убивать, замешкался. И этой доли секунды ей оказалось достаточно. Она накинулась на меня и сбила с ног, пистолет вылетел у меня из руки. Крепко ударившись, я упал, и она навалилась на меня, прижав к полу. От нее исходил удушливый, тошнотворный смрад. Это был влажный запах брожения, как от теплого, гниющего фрукта. Вцепившись мне в горло покрытыми струпьями руками, она принялась меня душить. От накатившей тошноты меня буквально выворачивало наизнанку. И дело было не только в запахе, гниющем лице и мерзкой слизи, капавшей у нее изо рта... а в том, что она делала.

Она вращала тазом.

Яростно терлась об меня своей зараженной промежностью, имитируя половой акт.

- Красавчик! Красавчик! Краса-краса-красавчик! - тараторила старая карга без умолку. Изо рта у нее свисали ленты слизи. - Я трахаю красавчика!

Это больше, чем что-либо, придало мне сил для сопротивления - чистое, безрассудное, физическое отвращение. Я ударил ее в лицо три, четыре раза. Ее голова всякий раз откидывалась назад. А затем вцепился ногтями ей в глаза. Гнилая, изрытая язвами плоть была такой мягкой, что мои пальцы, соскользнув, вонзились в щеку и царапнули по кости черепа. В конце концов мне удалось просунуть под нее колено и отпихнуть прочь.

Я потянулся за пистолетом, а старуха поползла ко мне на четвереньках, словно какой-то мерзкий, мясистый паук. Когда "Браунинг" оказался у меня в руке, я издал пронзительный боевой клич и спустил курок.

Пуля попала ей прямо в живот. Старуха упала на колени, зажимая рану покрытыми струпьями руками. Между пальцев сочилась кровь.

- Охххххххх! Посмотри, что ты наделал, красавчик! Посмотри, что ты наделал!

Она снова двинулась на меня, и я выстрелил ей в голову. Мозговое вещество и кровь брызнули на стену образовав причудливый, маслянистый узор. Она упала на пол, рот у нее продолжал открываться и закрываться словно у выброшенной на берег рыбы. Какое-то время она билась в конвульсиях, а потом затихла. Раздалось какое-то шипение, и нечто, похожее на серую, комковатую слизь вытекло у нее между ног.

Гниющая рыба. Пахло гниющей рыбой.

Меня вырвало. Теплая рвота хлестала из меня до тех пор, пока тело не содрогнулось от спазмов. А когда все кончилось, мне показалось, что я исторг не только содержимое желудка, но и нечто, более важное и нематериальное, как душа.

Я попятился от трупа прочь, вглубь магазина. Затем бросился бежать и наткнулся еще на двоих - мужчину и женщину. Оба были лысыми. У обоих шла пена изо рта. У обоих были язвы на лице и те безумные глаза.

Я открыл по ним огонь.

Продолжал стрелять, даже когда они упали.

Это была моя первая стычка со Скабами (от анг. Scab - короста - прим. пер.), как их называли. После того, что мерзкая старуха сделала со мной - а это можно было лишь сравнить с попыткой изнасилования - я пристрелил этих мерзких, заразных ублюдков, не колеблясь.

Тогда я впервые почувствовал вкус крови. Это было все равно, что лишиться девственности. Потом стало гораздо легче.

Психи были повсюду. Но, как ни странно, хорошие люди тоже встречались. Предупреждали насчет опасных районов, насчет лежбищ ночных тварей, насчет территорий, где национальные гвардейцы могли застрелить на месте. Однажды, когда меня преследовала банда Скабов, мне на помощь пришел парень с длинной черной бородкой, вооруженный дробовиком. Он показался мне нормальным. Потом мы ели с ним суп в подвале, где он жил. Он не проронил ни слова, лишь мычал, когда я его о чем-то спрашивал. На полу лежали две закутанные саван фигуры.

- Это мои дочери, - наконец, произнес он. - Это я убил их. Убил их обеих. Они начали меняться.

- Меняться?

Парень посмотрел на меня черными пронзительными глазами. - Превращаться в других. Тех, что со светящимися глазами. Которые выходят лишь по ночам. Так что гляди в оба.

Я ушел оттуда, решив, что парень спятил, как и остальные. Но два дня спустя, я понял, что заблуждался. Тогда я впервые увидел одно из тех существ.

Их называли Детки.


7

Темнело, а до дома было далеко. Одно это уже было проблемой. После всего, что я насмотрелся, мне нужно было быть внимательнее. Я жил раздобытками, поэтому приходилось искать места лучшего улова. На углу Махонинг Авеню и Сауз Гленнеллен находился склад церкви Святого Винсента, где держали продукты для нуждающихся. За эту информацию я отдал одному парню пистолет 38-го калибра. Он уходил из города, и еда его не интересовала.

Поэтому я направился туда.

Я пробрался на склад, разбив окно в переулке. Оказавшись внутри, я без проблем нашел еду. Психов и мутантов поблизости не оказалось, так что это была легкая добыча. Я стал загружать в сумку консервы, коробки с пастой, банки с ветчиной, все, что только можно. Набив мешок, я был счастлив, как канализационная крыса. Поскольку только что приобрел себе еще пару недель жизни.

Когда я вышел на улицу, солнце уже садилось.

Это было время, когда на улицы выползали всевозможные ночные твари - плотоядные хищники, охотники за головами, собиратели костей и кровососы. Я увидел на тротуаре пса. Он просто сидел там. Грязный, запаршивевший ретривер, у которого отсутствовало пол уха. Шкура была покрыта коркой запекшейся крови. Он посмотрел на меня, поджал уши и зарычал.

Я мог бы пристрелить его.

Возможно, не стань я играть в доброго самаритянина, я без проблем успел бы добраться домой. Но мне стало жалко пса. Он не был бешенным. Это было видно. Не походил на инфицированного чем-то или мутировавшего. Поэтому я рискнул. Заговорил с ним мягким, успокаивающим тоном. Пес сразу же перестал рычать. Завилял хвостом и жалобно заскулил. А его глаза... Господи, если у вас когда-либо был ретривер, вы знаете, как они могут смотреть на вас. Эти самые печальные в мире глаза, выгнутые брови и почти человеческий взгляд, от которого можно расплакаться.

Именно так на меня и смотрел этот пес.

- Все хорошо, мой мальчик, - сказал я ему. - Я тебя не обижу. Может, пойдешь ко мне жить, а? Будем заботиться друг о друге.

Он вилял хвостом, продолжая смотреть на меня. Это был хороший пес. Я был готов поспорить, что раньше он жил в семье. Ретриверы - замечательные собаки... нежные, умные, невероятно терпеливые и преданные. Я знал, что этот старый, боевой пес был из их числа. Я опустился рядом с ним на колени и, чтобы умилостивить, пожертвовал одной палочкой "Слим Джим". Это такие тонкие говяжьи колбаски. Знаете, наверное. Псу она понравилось. Он тут же проглотил ее, я дал ему еще и еще. И получил себе друга на всю жизнь. Я готов был расплакаться - наконец, я нашел кого-то, о ком смогу заботиться, и кто будет заботиться обо мне. В этом отличительная особенность собак. Вы можете любить мужчин или женщин, но человеческая порода эгоистична, и они сделают вам больно при первой же возможности. Собаки не такие. Если вы их кормите, заботитесь о них, они будут любить вас до конца жизни. Не колеблясь, пойдут за вами в ад и оторвут яйца любому, кто будет вам угрожать. Это называется преданность. Попробуйте найти это качество в людях. Удачи.

Так что теперь у меня был друг.

Но становилось темно. Пора было идти. Я двинулся вдоль по тротуару, зная, что мне нужно преодолеть примерно четыре квартала. Но пес не пошел за мной. Он просто остался сидеть на месте с прежним несчастным видом.

- Идем-же! - позвал я, хлопнув по ноге. Он бросился за мной, потерся мордой об ногу, принялся скакать вокруг с искренней радостью, известной лишь собакам.

Мы снова перекусили "Слим Джимами". Я чесал ему за ухом. Болтал с ним. Потом, когда тени стали совсем длинными, мы оба затихли, поскольку находились сейчас на вражеской территории. У собак отлично развиты слух, обоняние и осязание. Поэтому я чувствовал себя рядом с ним практически неуязвимым. Никто не смог бы подобраться к ретриверу незамеченным.

За два квартала от моего дома пес остановился.

Навострил уши... во всяком случае, одно из них... и слегка наклонил голову. Потом принялся нюхать землю. Из горла у него вырвалось глухое рычание. Он явно почуял что-то нехорошее.

Я позвал его, и тут увидел стоящую на тротуаре, в луже лунного света, маленькую девочку. Обычную маленькую девочку с косичками в грязном, рваном джемпере синего цвета. На вид ей было лет восемь, не больше. Пес рядом со мной словно обезумел, стал лаять и выть.

- Тихо, - сказал я ему. Я посмотрел на девочку. - Что ты делаешь на улице так поздно, малышка? Здесь небезопасно, здесь...

Я не договорил. Ибо я сумел рассмотреть ее, и у меня внутри все сжалось от страха. Это была не маленькая девочка. Ярко-желтые глаза светились, а морщинистое лицо напоминало страшную маску жуткого серо-голубого цвета. Она протянула ко мне руки, открыла рот, полный крошечных крючковатых зубов, предназначенных хватать и удерживать жертву. От нее исходил пар и какое-то потрескивание, как от наэлектризованного одеяла.

Изо рта у нее вырвался пронзительный писк, который становился все громче, урожая разорвать барабанные перепонки. Она поплыла вперед, окутанная слабым пульсирующим сиянием. Казалось, вся она искрилась от радиации. И не шла, а именно, плыла, оставляя за собой смутный мерцающий след.

Она готова была схватить меня.

Упав назад, я дважды выстрелил и оба раза промазал. Но пес - да хранит его Господь - не собирался меня бросать. Он завыл и бросился на тварь, широко разинув пасть для атаки. Но та обхватила его руками, и пес пронзительно заскулил от дикой боли. Он буквально вспыхнул в ее объятьях. Загорелся холодным синим пламенем, задымился, покрылся волдырями, а потом съежился до черной головешки прямо у меня на глазах. От сгоревшего пса шел горячий, резкий смрад... Потом он выпал у нее из рук грудой тлеющих костей и облаком серого пепла.

К тому времени я уже бежал со всех ног. Тварь не последовала за мной, и когда добрался до дома, меня трясло так, что я не мог держать стакан с виски, который пытался опрокинуть себе в горло. Бедный пес. Я никогда не забуду его... Не забуду то, что он сделал для меня и то, что тот радиоактивный призрак сделал с ним.

После этого, всякий раз, когда я видел собаку, не страдающую бешенством, не инфицированную и не мутировавшую, я давал ей еду, воду, все, что мог. А еще после этого, я стал стрелять в Деток без предупреждения. Ибо не было кладбищенских упырей страшнее, чем они.

8

К чему я привык очень быстро, так это к трупам.

Потому что они были буквально повсюду. Сам город напоминал скорее какой-то взорванный, разрушенный труп. Было столько ожесточенных боев между Национальной Гвардией и местным ополчением, что целые районы выгорели дотла, а здания лежали в руинах. Дороги были завалены щебнем и почерневшими остовами машин. Телефонные столбы были повалены и лежали, опутанные сетью собственных проводов.

И все это городское кладбище было усеяно... трупами.

К апрелю система труповозов полностью вышла из строя, и мертвецы лежали там, где их настигла смерть, либо где их бросили родные.

Они являлись единственным, оставшимся от города сырьем, и его было в изобилии. В целом или разрозненном виде. От одних остались лишь истлевшие скелеты, от других - почерневшие огарки. Но в основном это были позеленевшие, раздувшиеся на солнце трупы, над которыми парили тучи мясных мух, кормящихся и откладывающих яйца. Необычно было наблюдать, как мертвые движутся, шевелятся, настолько они были переполнены личинками. Многие трупы были объедены. Возможно, крысами. Хотя были и другие твари, которые появлялись лишь с заходом солнца.

Толстый покров снега, похоронивший Янгстаун, стаял почти за ночь, оставив по всему городу стоячие водоемы, в которых плавали раскисшие от воды тела. Смытые проливными дождями, они устремлялись во дворы и в дверные проемы. Целые реки из трупов текли вдоль фасадов домов. А что поражало меня больше всего - а, возможно, и пугало - это то, что я и другие выжившие уделяли этим громоздящимся человеческим останкам крайне мало внимания. В поисках припасов мы копались среди них, перепрыгивали через них, отпихивали ногами в сторону. И избегали их лишь, когда замечали в них переносчиков инфекций.

Со временем можно привыкнуть ко всему.

Учитывая, что город был завален непогребенными мертвецами во всех возможных стадиях разложения, неудивительно, что природа со своей безграничной творческой свободой породила мутантов, воспользовавшихся всей этой падалью.

В паре кварталов от моего дома находилась одна забегаловка под открытым небом. В свое время я частенько заезжал туда за прохладительным коктейлем и хот-догом, но через два месяца после смерти Шелли, по какой-то безумной причине ее превратили в трупную свалку. На солнце жарились сотни тел, окутанных тучами мух и источавших горячий, густой, сшибающий с ног смрад.

Поговаривали, что даже крематории и ямы для сжигания не справлялись с таким количеством мертвецов, поэтому их хранили в разных местах города. Так что труповозы просто сбрасывали их на парковку возле кафе.

Я почти ежедневно проходил мимо нее, почти не обращая внимания на громоздящиеся горы мертвецов. К тому времени весь город уже смердел как гниющий на солнце труп. Но наиболее концентрированным запах был возле этой забегаловки, поэтому я всегда натягивал на рот платок. Единственная вещь, которая не оставляла меня в покое, это то, что в кафе могла оставаться еда, которую не успели растащить. Но даже это не могло заставить меня сунуться в это море падали. Тучи мух были такими густыми, что казалось, будто над трупами висели клубы сажи. Сваленные в кучи тела гнили, превращаясь в зловонную, жидкую массу.

Однажды я нашел на складе Армии Спасения нетронутую коробку консервов, и по пути домой мне пришлось проходить мимо этой трупной свалки. Оказавшись рядом, я заметил, что тела шевелятся.

Они действительно двигались.

Сперва я подумал, что это газ заставляет их корчиться и подрагивать, но оказалось, что вовсе нет. Терзаемый любопытством, я остановился. Горячий смрад окутывал меня, мухи неистово жужжали.

Тогда я впервые увидел трупного червя.

Он вырвался изо рта у одного жмура... Толщиной с человеческую руку, сегментированный, покрытый какой-то слизью. Он имел сплюснутую форму, как у ленточных червей. Выпрямившись, он завис словно кобра, изготовившаяся к броску. Глаз, как таковых у него не было. Но с нарастающим отвращением во мне укрепилась уверенность, что он смотрит на меня. На предполагаемом месте рта было какое-то утолщение, которое открывалось и закрывалось, словно тварь дышала. Из отверстия постоянно капала черная, похожая на тушь жидкость.

Я просто стоял и смотрел, окаменев от удивления и отвращения.

Коробка с едой выпала у меня из рук, банки с бобами и спагетти покатились по тротуару.

Но червь просто замер в вертикальном положении, словно провоцируя меня на бой. Другой червь выскользнул из зеленого живота мертвой женщины, а третий высвободился из глазницы черепа, на котором еще сохранились остатки плоти. Довольно скоро появились и все остальные. Казалось, они хотели погреться на солнце, словно выползки после дождя. Некоторые были толщиной с палец, не больше, но остальные - с человеческую ногу. Они выползали из ноздрей, глазниц и задних проходов. Скользили вокруг, вставали дыбом, склизкие и бледные, как кожа трупов.

К тому времени я насмотрелся разных тварей, тварей, порожденных радиацией, которые еще год назад свели бы меня с ума. Но я не видел ничего подобного.

Однако вскоре черви потеряли ко мне интерес - видимо, живая плоть их не интересовала - и вновь принялись за работу. Они стали есть, проделывая туннели в грудах падали, всасывали, хлюпали, жевали. Стоило им прогрызть путь в чей-то труп, как начинался пир. Своими утолщениями или ртами они впрыскивали в трупы тот черный сок, отчего внутренности разжижались. Этот сок был чем-то вроде пищеварительного фермента, который пауки вводят своей жертве. Впрыскивают, а потом высасывают образовавшуюся жидкость.

Это было омерзительно.

Но что самое страшное, эти десятки червей выползали из тел и спутывались воедино, образуя огромную спираль. Они извивались, издавая странную трель. Подрагивали, покрытые водянистой слизью.

Вот тогда я побежал.

Ибо я понял, что так они размножались. И было в этой жуткой трели нечто похожее на наслаждение... словно черви испытывали оргазм.

И то была лишь еще одна сторона унаследованного мною мира.

9

К маю я совершенно отчаялся и дошел до ручки. Я устал цепляться за свое жалкое существование. Устал от всего этого дерьма, от стресса, от постоянной терзающей душу тревоги. И все-же. Ради чего я выживаю?

Подавленный, измотанный, разбитый, я думал об этом и пришел к единственному разумному решению - я убью себя. Поэтому одной непогожей ночью взял нож и приготовился вскрыть себе вены.

Поверьте, мне далось это нелегко. Но я был настолько измучен, что просто не мог так жить дальше. Для того, чтобы выживать, приходилось превращаться в животное. А я просто не мог находить в себе на это силы каждый день. Мир постепенно умирал, моей жены больше нет. Какой смысл пытаться делать что-то, пытаться выживать? Поджигатели войны и политики выпотрошили этот мир, и теперь все кончено. Американская мечта превратилась в глобальный кошмар. Исчезло все - прекрасная зелень лета, прохладная белизна зимы, бейсбольные игры по субботам, праздник Четвертого Июля, свежесть осени и детские голоса, поющие рождественские гимны. Все исчезло. Словно скомканная и выброшенная в мусор заляпанная мочой газета.

Весь мир сошел с ума.

Погода тоже съехала с катушек. По всей планете бушевали аномальные бури.

Вода была отравлена.

Урожай гнил на полях.

Остатки человеческой расы неистовствовали, безумствовали либо умирали.

Смертельные болезни, о которых мы почти забыли в нашу просвещенную эпоху антибиотиков, снова постучались в двери - холера, брюшной тиф, бубонная чума, дифтерия, инфекционный грипп. А еще десятки их мутировавших производных, которые даже не имели точного определения.

Смертоносные тучи, все сметающие песчаные бури, льющий с неба дождь несли с собой радиацию.

Крысы, мухи, москиты, паразиты всех мыслимых и немыслимых видов расплодились в невероятном количестве.

На улицах бесчинствовали банды. Грабили, насиловали, убивали.

Между ополченцами и армией постоянно происходили кровавые стычки.

На тротуарах громоздились груды тел.

Целые районы "стерилизовались", чтобы замедлить распространение болезни.

В черных дымящихся ямах горели трупы.

Это было наследие нашей нации, нашего мира. Пока еще работали телевидение, радио и интернет, я видел все это и, как и остальные, испытывал ужас и отвращение. Мысленно забивался в темные закутки своей души, где мог кричать в одиночестве. А когда все средства связи и массовой информации вышли из строя... я видел все это из окна. Выживать не было смысла. Не было смысла ждать, что будет через год или через десять лет. Прежний мир был стерт подчистую. Как и говорилось про ядерную войну, за пять минут мы переместились из космической эры в каменный век.

Я не хотел видеть, что будет дальше.

Поэтому я сидел один, сломленный и совершенно опустошенный, и прижимал к запястью лезвие ножа. И тут я услышал шипение, словно кто-то оставил открытым газовый вентиль. А потом раздался голос, отчетливый и властный. Он произнес мне на ухо:

- Ты хочешь жить?

Сперва я выронил нож, а потом сполз со стула, словно мои кости стали резиновыми. Я онемел. Не мог ни двигаться, ни говорить. Не мог даже дышать. Упав на пол, я ничего не чувствовал, кроме ужаса. Меня трясло так, что стучали зубы. А тот голос, тот страшный голос продолжал...


- Ты хочешь жить?

- Да, - ответил я, вновь обретя дыхание. Честно говоря, я не был уверен, хотел я жить или нет. Но я был так напуган, что боялся сказать что-то другое.

- Пойдешь ли ты ко мне? - раздался холодный как лед шепот. - Во мне есть спасение и жизнь. Искупление. Я требую искупления. Принеси мне огненную жертву, выбранную твоей рукой. Через огонь они обретут спасение.

- Жертву...

Это была Тень.

Она никогда не проявляла себя. Возможно, я еще был слишком нечист, чтобы лицезреть. Она поведала мне, как это должно произойти. Теперь у меня был покровитель. Я не знаю, ни чем она была, ни чего хотела. Но она продолжала говорить со мной, шептать у меня в голове. Всегда показывала верное направление и сохраняла мне жизнь. Это пугало меня. И вместе с тем интриговало. Я чувствовал себя избранным. И проклятым одновременно. Спустя несколько месяцев я даже не был уверен, что слышал ее. Возможно, этот голос был плодом моего воспаленного воображения. Возможно, я просто сошел с ума. Но именно с этого все началось. Так я продал душу, чтобы остаться в живых. Так я стал тем, кто выносит людям смертные приговоры.

Но тогда я еще ничего не знал об этом.

10

С того дня я жил как паук.

После того, что Тень нашептала мне - лишь намекая на вещи, которые я должен был сделать, но не называя их своими именами - я рыскал по городу, выискивая темные, влажные углы и щели, где мог бы затаиться, где кочующие банды мародеров и стаи диких собак не смогли бы меня найти. Я научился прятаться и выслеживать, главным образом благодаря подсказкам Тени. Ее голос сообщал мне, где можно найти пищу и укрытие. В каких подвалах безопасно и нет колоний бешенных крыс.

Однажды, когда был занят поисками оружия, меня забрали на военную службу.

Армия - или то, что от нее осталось - обнаружила меня.

Я вышел из переулка и увидел двух мужчин в белых защитных костюмах. В руках у них были тактические карабины, и стволы были направлены прямо мне в лицо. Бежать не было смысла. Я не успел бы сделать и десяти шагов, как меня б пристрелили. Поэтому я просто стоял и молчал, со своим "Браунингом" за поясом и сумкой, закинутой за плечо. В тот момент я понимал, что выгляжу как обычный бродяга... немытый, оборванный, с безумными, отчаянными глазами.

Они продолжали держать меня на мушке.

- Послушайте, - наконец, сказал я, поднимая руки вверх, - Я не хочу неприятностей. Я просто пытаюсь найти какую-нибудь еду. Я сейчас просто уйду и двинусь своей дорогой. Хорошо?

Мужчины просто переглянулись через плексигласовые щитки своих белых шлемов.

Я попятился назад.

И как только я сделал первый шаг, мужчина, стоящий слева, выстрели из карабина в стену рядом со мной. Пули 9-ого калибра впились в кирпич прямо у меня над головой. Я упал на колени, продолжая держать руки над головой.

- Господи... Успокойтесь, парни... просто... успо... койтесть...

- Ты никуда не пойдешь, урод, - рявкнул один из них. Он посмотрел на напарника. - Обыщи его.

Второй парень подбежал и сбил меня с ног. Забрал у меня "Браунинг" и сумку. Отнял нож, оставил только одежду, которая была на мне. Затем заставил меня лечь, раскинув руки и ноги и уткнувшись лицом в грязную лужу. Он поводил вдоль меня счетчиком Гейгера, проверил насчет гнойников и язв.

- Похоже, чистый, - сказал солдат.

- Вставай, урод, - рявкнул другой парень. - Поздравляю, ты принят на службу.

Я поднял на него глаза.

- О чем вы, черт возьми?

Но парень лишь рассмеялся и, надев на меня наручники, отвел меня к армейскому фургону оливково-серого цвета, стоявшему дальше по улице. Тычки и пинки сопровождали меня всю дорогу. Когда они спросили, как мне нравится в армии, я предложил им пойти трахнуть своих мамаш. В ответ получил удар прикладом по затылку и билет в страну грез.

Принят на службу.

Так сказали эти засранцы.

Я стал частью уборочной бригады. Кроме меня туда входила кучка других кретинов, которых подобным образом "приняли на службу".

В нашей работе не было ничего даже отдаленно напоминающего воинскую службу. Мы просто собирали трупы. Наряженные в белые защитные костюмы, мы катались на мусоровозах по улицам и собирали мертвецов, представлявших серьезную угрозу для здоровья.

Так я познакомился со Спексом, тощим пареньком в огромных очках, которого постоянно любили подкалывать солдафоны. Наша бригада состояла из меня, Спекса и еще двоих парней, которых звали Полсон и Джейкоби. Курировавший нас сержант - суровый "бессрочник", по фамилии Викс - обобщенно называл нас "говнюками". А еще он придумал нам прозвища. Я у него был "Балбес", Спекс - "Молокосос", Джейкоби - "Тупорылый", а Полсон - "Мистер Ноль".

Работенка была та еще.

Мы собирали трупы и бросали их в кузова, словно понедельничный мусор. В первый раз, когда я увидел, как Полсон потянул рычаг и гидравлический пресс принялся давить и трамбовать тела, меня вырвало. Прямо на улице. От возни со всем этим зеленым мясом у меня уже было нехорошо в животе, но этот звук, когда те лезвия загребали тела в главный контейнер и превращали в кашу... это было уже слишком. Я упал на колени и, сорвав с себя маску, исторг из себя содержимое желудка.

Солдаты взорвались хохотом.

- Что, не нравится это дерьмо, Балбес? - спросил Викс. Возможно, в следующий раз я брошу туда твою задницу, гребаный слабак.

Спекс помог мне подняться на ноги.

- Ты привыкнешь, мужик. Это хреновая работа, но ты привыкнешь.

Ни один новобранец ни в одной войне не прошел через такой ад, через какой прошли мы.

Ты стоял там в этом жарком костюме, вокруг жужжали мухи, с твоих рукавиц сыпались личинки, а ты весь был вымазан в этом мерзком дерьме, сочащемся из тел. Все это было уже отвратительно, но еще хуже было слышать, как прессуются трупы. Даже шлем не мог заглушить звук раздавливаемых тел, ломающихся костей и перемалываемой в кашу плоти. Всякий раз, когда "груз" подвергался переработке, с днища кузова на улицу вытекала черная жижа, выжатая из трупов, словно мякоть из томатов.

А этот запах... Боже милостивый, он был неописуем.

Но у нас не было выбора.

Пока я и другие бедолаги бросали тела в кузов, солдаты держали нас под прицелом. Если бы ты попытался вырваться, попытался убежать, они тут же пристрелили бы тебя и бросили в кузов вместе со "жмурами".

Когда мусоровозы наполнялись, мы вывозили их к загородной свалке, вываливали содержимое кузовов в огромные ямы для сжигания. В миле от свалки можно было увидеть черный дым, поднимающийся к небу, почувствовать запах горящей плоти и паленых волос. Это было все равно что стоять с подветренной стороны от печей Треблинки.

И если где-то на Земле действительно существовал ад, то он был именно здесь.

11

Викс был не только психопатом, стреляющим во все, что движется, а еще страдал от бредовых идей и паранойи. По нему явно плакала "дурка". Я так и не понял, что с ним на самом деле. Родился он уже психом или это судный день так на него повлиял, но он не верил, что Соединенные Штаты были уничтожены ядерным оружием. По крайней мере, не тем, которое применили люди. Он был уверен, что за все ответственны пришельцы из космоса. Что это они распространяют болезни и эпидемии и прячутся в человеческом облике.

- Скажи, откуда ты? - спросил меня он однажды.

- Из Янгстауна.

- Думаешь, это смешно? По-твоему, это шутка такая, мать твою?

- Ты спросил, я ответил.

Он направил меня карабин.

- А откуда мне знать, что ты не один из них? Что ты не Аутсайдер?

Это так Викс называл их - "Аутсайдеры". Он ни разу не использовал слово "пришелец", но ему это было необязательно. Все и так понимали.

Я даже не знал, как этот парень выглядит. Они никогда не снимал свой защитный костюм. Даже спал в нем. Даже в казармах неизменно носил его, потому что не хотел, чтобы "аутсайдерские" жуки добрались до него и превратили в какую-нибудь тварь. Ему нравилось забавляться с нами, его "говнюками". Он пытался пугать нас, угрожая бросить в кузов мусоровоза. Сперва это работало. Но после ежедневной возни с этим "мясным ассорти", нас было сложно вывести из равновесия.

В действительности Викс очень напуган.

Он боялся всего и вся.

Особенно боялся Полсона, потому что считал его "Аутсайдером". И до конца еще не был уверен насчет Спекса. Поэтому, всякий раз, когда заговаривал с ними, старался держаться на расстоянии. А когда хотел задать им взбучку, всегда заставлял делать это своих громил-солдафонов. Я узнал, насколько он был напуган, однажды, когда он поскользнулся на трупной слизи, вытекшей из кузова грузовика, и я схватил его, не дав упасть.

Он закричал.

Завопил во все горло.

Он так перепугался, что выхватил карабин с твердым намерением пристрелить меня на месте. Но его трясло настолько сильно, что он не мог даже держать оружие. Наконец он бросил карабин и отполз назад.

- Грязный! Грязный! Грязный! - кричал он, не переставая. - Ты трогал меня своими грязными руками! Ты заражен, как и все остальные!

Наконец, он поднялся на ноги и запрыгнул в кабину, где, несомненно, принялся опрыскиваться антисептиками.

Один из солдафонов подошел ко мне и направил ствол карабина прямо мне в лицо.

- Тебя нужно пристрелить, тупой засранец!

Я не испытывал страха. Тогда смерть уже не представляла для меня большой угрозы.

- Давай.

- Что?

- Я говорю, давай.

Солдат растерянно посмотрел на своих товарищей. Другие просто стояли рядом, чувствуя себя неловко и глупо в своих белых биокостюмах. Я не отступал. Проработав в уборочной бригаде больше месяца, я уже знал, что к чему. За последнее время Виксу не удалось найти ни одного новобранца. Слух о том, чем занимается армия, распространился вокруг, и люди стали прятаться при приближении грузовиков. На улицах появлялись лишь больные, психи и Скабы, но от них не было толку.

Викс нуждался во мне. Нуждался во всех нас.

Вот почему тот солдат не стал стрелять.

Вот почему испугался меня убивать. Потому что проблема была в том, что мы были в меньшинстве. И если б я умер, это означало, что одному из солдат пришлось бы занять мое место. Викс настоял бы на этом. Он постоянно грозился этим своим парням. И всякий, кто спустил бы курок и завалил "Говнюка", взял бы на себя его работу.

- Я не шучу, - сказал солдат.

Я шагнул вперед. Ствол карабина был так близко от моего носа, что я чувствовал исходящий от него запах паленого кордита.

- Так, прикончи меня, засранец. Сделай это. Давай. Тогда наступит твоя очередь возиться с мясом.

Солдат отступил назад, потом прокричал что-то и огрел меня прикладом. При данных обстоятельствах это было единственное, на что он был способен. Он не мог убить меня, но с другой стороны не мог спустить мне с рук такое открытое неповиновение. Черт, во что превратилась бы армия, если б люди перестали исполнять приказы и начали действовать самостоятельно?

Поднявшись на ноги, я сплюнул кровь и ухмыльнулся.

- Если еще раз поднимешь на меня ружье, я забью тебе его в зад по гланды.

Он снова вскинул карабин, но я понял, что это была обычная защитная реакция.

- Ты - труп! Ты - гребаный труп! Слышишь меня? Ты - гребаный труп!

- Так спусти курок, сосунок чертов.

Солдат замешкался. Я шагнул вперед. Он попятился.

Другие солдаты не спускали с нас глаз.

- У тебя духу не хватит, - сказал я ему.

На этом стычка закончилась. После того, через что я прошел, этот маленький отморозок казался мне жалким. Он боялся занять мое место. Он знал это. И я знал это. Всегда присутствовала вероятность того, что он психанет и пристрелит меня, но в этом не было серьезной угрозы. Что с того? Зарабатывающему на жизнь уборкой трупов на светлое будущее рассчитывать не приходится. То, что я сделал - и что намеревался сделать изначально - это символически кастрировать перед всеми этого игрушечного "морпеха". И у меня получилось. С того момента в наших глазах он превратился в бабу.

Я посадил семена открытого восстания, и гряло нечто крупное.

Решающее столкновение.

Думаю, что все мы были готовы к нему, и даже жаждали этого. Я знал, что оно грядет, потому что об этом сказала мне Тень. А еще она сказала, что оно закончится в мою пользу.

12

В свободное от собирания трупов время, Викс и его головорезы обитали на базе Национальной гвардии в Остинтауне, где некогда располагались части 838-ой роты военной полиции. Там находилось спальное помещение, напоминавшее больничную палату из старых фильмов. В нем мы и спали. На ночь нас запирали, а утром выпускали. Та еще жизнь. Навозившись днем с "мясным ассорти", мы приходили, грязные и пахнущие гнилью. Нас запихивали в эту комнату и заставляли спать в этой грязи.

По ночам Спекса мучили кошмары. Он кричал или всхлипывал во сне, что очень злило других парней, нуждавшихся в отдыхе. Его койка была рядом с моей, и мне приходилось будить его.

- Спекс, Спекс, - говорил я. - Прекрати, ради бога.

Он лежал в темноте, с блестящим от пота лицом и просто мигал. Судный день совершенно выбил его из колеи, а с кем-то было иначе?

Однажды ночью, когда мы сидели с ним и курили, он сказал:

- Знаешь, что, Нэш? Я верю в приметы и предзнаменования. Думаю, наше будущее уже предначертано, просто надо научиться его читать.

- Да ну? - спросил я.

- Правда, Нэш. Я не шучу.

Я затянулся дымом.

- Да, какая разница, Спекс? Все равно впереди один беспросвет. Лучше и не знать вовсе.

- Ты не прав. Если можешь читать знаки, они помогут тебе выжить. Были б у меня карты Таро, я показал бы тебе твой жизненный путь. Рассказал бы, что тебя ждет.

- Я не хочу знать, что меня ждет.

Спекс не переставал нести весь этот оккультный бред, которым увлекался. Можно называть это как угодно, но для меня это было все равно, что гадание ярмарочной цыганки. Но Спекс обожал эту тему, обожал подробно рассказывать обо всем - от силы пирамид до энергии кристаллов.

Спустя двадцать минут Полсон не вытерпел.

- Почему бы вам не поискать себе отдельную комнату, девчата, - проворчал он. - Я тут поспать пытаюсь.

Но Спекс никак не мог успокоиться.

- Нэш, послушай...

- Давай спать, - сказал я ему. Я закрыл глаза, но все это безумное дерьмо никак не шло у меня из головы. Потом я вспомнил свою жену. В ту ночь мне тоже снились кошмары. Мне снилось, как Шелли ели крысы.

13

Решающее столкновение – или развязка - случилось лишь через три дня.

Мы, как обычно, ездили по городу и собирали трупы, когда Виксу сообщили по рации, что на автостоянке возле торгового центра в Южном Парке гниет груда трупов. А это, якобы, не позволительно. В городе, заваленном непогребенными трупами, гражданские власти - точнее, то, что от них осталось - возжелали, чтобы эта чертова парковка была расчищена. Не позволительно, чтобы добропорядочные туристы, приехавшие отовариться в торговый центр, видели там всю эту падаль. О чем они там думали? Видимо, для них не имело значения, что торговый центр лежит в руинах, а единственными туристами, появлявшимися там, были психи и жертвы радиации.

Возле "Сирса" (сеть универмагов - прим. пер) лежала куча трупов, очень похожая на ту, что я видел возле кафе. Это было одно сплошное смердящее месиво. Подъезжая, мы тут же услышали жужжание мух. В воздух взмыла стая чаек и ворон.

Выпрыгнув из грузовика, мы переглянулись и лишь покачали головами. Запах стоял невыносимый. Это была огромная, гниющая гора трупов, количество которых, наверное, исчислялось сотнями. Повсюду сновали различные падальщики, растаскивающие ее по кусочкам.

- Итак, Балбес. Бери с собой Тупорылого и приступайте. Через десять минут лучше пахнуть не станет.

- Это абсурд, - проворчал Спекс. - Они же все размякли... нам нужны лопаты.

- Завали хлебало, Молокосос. Лезь туда. И ты тоже, Мистер Ноль. Загружайте кузов. Вперед!

Заметив нашу нерасторопность, один из солдафонов выпустил пару пуль над нашими головами. Но даже это не заставило нас прибавить скорости. Подойдя к периметру кучи, мы уставились на все эти разлагающиеся оболочки, исклеванные птицами лица, свисающие конечности. А затем остальные члены бригады посмотрели на меня. В последнее время они часто смотрели на меня. Видимо, считали меня лидером восстания, которого ждали все. И я чувствовал, как оно крепнет, набирает силу... вот-вот готовое взорваться. Думаю, они тоже это чувствовали. Мы ждали, когда катализатор зажжет фитиль. И этот час настал.

- Давайте сделаем это, - сказал я им. - Загрузим этот гребаный кузов. А потом посмотрим.

Мы взялись за работу.

Даже по нашим меркам это было отвратительно. Трупы настолько прогнили, что распадались, словно вареные цыплята. Руки и ноги отваливались, размякшая плоть слезала с костей. Мы подогнали грузовик как можно ближе, потому что это мерзкое зловонное месиво можно было загружать лишь частями. На работу ушли часы. Мы истекали потом в своих грязных биокостюмах, окутанные тучами мух и могильным смрадом.

В какой-то момент Спекс не выдержал.

Обычно он даже кашлянуть перед солдатами боялся, но сегодня было все иначе. Возможно, он тоже почувствовал дух восстания. Он усердно копался в "жмурах", полностью погруженный в работу. Погружал одетые в рукавицы руки в эту кипящую, шевелящуюся гниль и швырял части тел себе за спину, в кузов. Из детского трупика выскользнул червь, и Спекс раздавил его, не успел тот погреться на солнце.

- Вот! - Сказал ему Викс, не подходя ближе. Свой карабин он держал на плече. - Вот правильно, Молокосос! Бросай это дерьмо в кузов! Понял, сукин сын?

Это сподвигло Спекса на дальнейшие подвиги. Он зарывался в месиво, подбрасывая в воздух конечности, кости и комки требухи, чуть не сшиб меня с ног отвалившейся бедренной костью. А потом он случайно наткнулся на голову. Голову девушки-подростка. Лица было невидно из-за огромного грибкового нароста, с черепа сочилась желеобразная слизь... Но Спекс буквально впал в ступор.

Он поднял голову, с нее свисали длинные рыжие волосы. Они слиплись от грязи, но цвет все-равно угадывался.

- Какого хрена ты творишь, Молокосос? - спросил один из солдафонов.

Интересно было всем.

Спекс стоял на месте и дрожал, держа перед собой сгнившую голову. С нее капала слизь, а по рукам у него ползали отвратительные черные жуки.

Потом издав сдавленный крик, Спекс бросил голову.

Она упала на тротуар словно мягкая, раскисшая тыква и развалилась на части у него под ногами. Из расколотого черепа копошащимся потоком хлынули жуки.

Викс, конечно же, отступил еще дальше.

Спекс продолжал издавать сдавленные звуки.

Эта голова была катализатором, которого мы ждали.

Я поднялся из груды падали. Мой белый биокостюм был в серых и черных пятнах от трупных выделений. Я смахнул с рукава несколько прилипших личинок.

- Эй! Ты в порядке, Спекс? Спекс? Ты в порядке, мужик?

- Продолжайте работу, - заорал Викс.

Но мы проигнорировали его приказ. У Спекса случился приступ. Может, мы и были грязными от гниющей плоти и трупной слизи, может, мы и возились с человеческими останками под дулом карабинов целыми днями, но нас это сплотило. Сделало нас сильнее. Заставило заботиться о друг друге. И в какой-то момент сделало нас чуть более человечными, чем эти трутни с пушками.

- Я сказал, продолжайте работу, - крикнул Викс, выстрелив пару раз в воздух.

- Да пошел ты на хрен, - сказал ему Полсон.

Викс сделал два неуверенных шага вперед, вынимая из своего тактического карабина пустой магазин и заменяя его новым.

- Что он только что мне вякнул? - спросил он, обращаясь к своим солдафонам.

- Он сказал вам... - начал было один из них, с трудом подавляя безудержное желание захихикать, - сказал вам идти на хрен... сэр.

Викс был в бешенстве, но мы не обращали на него внимания. Мы собрались вокруг Спекса, принялись его успокаивать, в то время, как он, всхлипывая, продолжал бормотать что-то о своей сестре Дарлин. О ней и ее красивых рыжих волосах. И о том, как она сгнила в своей постели от тифозной лихорадки.

На этот раз мы заметили, что Викс орет на нас. Мы повернулись и увидели, что он направил на нас оружие своими дрожащими руками. Он был либо до смерти напуган, либо разозлен до предела.

- Мистер Ноль, - закричал он. - Отойди от этих говнюков! Немедленно! Выполняй, ты, жалкий кусок дерьма! Или завалю на месте! Ты - ходячий мертвец!

Полсон стянул с себя шлем и бросил в Викса. Тот чуть не выпрыгнул из своего биокостюма, пытаясь увернуться от грязной штуковины. Шлем упал на землю и покатился по парковке.

- Нет, - сказал он. - Я отказываюсь.

- Нет? Нет? Нет? Что значит, отказываешься? - прохрипел Викс, будто во рту у него пересохло. - Ты не можешь отказаться! Не можешь отказаться, мать твою! Ты, что, спятил? Или что? Или ЧТО?

- Да, сэр... похоже, что так, - сказал Полсон.

Спекс, Джейкоби и я встали рядом с ним, образовав кольцо. Так, чтобы Виксу пришлось стрелять в нас, если б он захотел добраться до Полсона.

- Отойдите от него! - приказал нам Викс. - Отойдите от него или я перестреляю вас всех!

- Давай! - закричал Спекс. - Давай-же!

Викс подошел еще ближе, то же самое сделали его солдаты. И тут я понял, что все, конец. Насколько же мерзко было стоять по колено в человеческих останках в грязных костюмах с жужжащими вокруг мухами.

Викс собирался стрелять, в том не было сомнения. Но Спекс вдруг полез в кузов и вытащил распухшую белую руку.

- Проголодался, засранец? Как насчет крылышка? - Он бросил руку, и та с влажным шлепком попала в одного из солдафонов. Парень упал на задницу и закричал.

Мы захохотали.

- Как насчет бедрышка? - спросил Джейкоби и поднял червивую ногу.

- А у меня здесь грудинка, - сказал Полсон, подбирая высохший торс. - По крайней мере, мне кажется, что это грудинка... - Он отправил ее в полет.

Тут все мы буквально обезумели от этой затеи.

Конечности и кости, внутренности и склизкие комки плоти полетели в солдат, заставляя их прыгать и пригибаться под дождем из падали и личинок. Викс хотел было рвануть назад, но я швырнул в него голову, которая, расколовшись, забрызгала его червивым серым веществом.

Конечно же, он закричал.

Закричал и упал на задницу.

- Да ну на хрен! - воскликнул один из солдат и бросился бежать через парковку.

- Вернись! - заорал Викс ему в след. - Ты покидаешь свой боевой пост!

Но парень не послушался, и Викс выстрелил в него, уложив на месте.

После этого начался кромешный ад.

Один из солдат выстрелил в Джейкоби, швырнувшего в него горсть гнилой требухи. Пробитый пулей, тот пошатнулся и, падая, сумел повалить с собой выстрелившего в него парня. Я бросил кольцо внутренностей в Викса, и оно попало ему прямо в грудь, оставив на белом биокостюме серое, извилистое пятно. Он завопил и бросил свой карабин.

- Меня заразили! Запачкали. Я грязный! Грязный! Грязный! Грязный! - завизжал он сквозь стекло шлема и принялся кататься по тротуару, словно пытаясь стереть с себя трупную слизь.

Другой солдат продолжал барахтаться под Джейкоби и, наконец, сумел оттолкнуть его в сторону. Он вскинул ружье, и тут на него с гнилым трупом наперевес бросился Полсон. Солдат выстрелил. Выпустил в него три пули подряд, и Полсон упал у его ног. Труп, который был у него в руках ударился об тротуар и просто взорвался.

Не вмешайся в тот момент судьба, солдат застрелил бы и нас тоже.

Брызги гнили временно ослепили его - круглый плексигласовый шлем был весь залеплен черным соком и кусочками мяса. Солдат сорвал с себя шлем и отбросил в сторону. В тот самый момент из живота "жмура", которого уронил Полсон, выскользнул трупный червь.

Это был самый крупный из тех, что я видел.

Сперва я подумал, что из живота у трупа вывалился фрагмент раздувшегося кишечника, но потом тот зашевелился, стал извиваться, сокращаясь и вытягиваясь словно белый резиновый шпагат. Он был огромным, сплюснутым с одного конца, сегментированным и блестел от слизи и нечистот. Червь издавал какое-то сердитое гудение, высокое и пронзительное.

Солдат увидел его в тот момент, когда тот поднялся из живота трупа с влажным, чавкающим звуком. Несмотря на отсутствие глаз, казалось, он знал, где находится солдат. Гудение стало настолько пронзительным, что у нас готовы были лопнуть барабанные перепонки. Туловище червя распухло, раздулось, словно какой-то эрегированный пенис. Нарост на голове тоже увеличился в размерах.

Солдат вскинул карабин.

Но червь ударил первым. Выстрелил чернильной струей сока прямо ему в лицо, и эффект был молниеносным. Солдат закричал и упал на колени, схватившись руками за лицо... Только это было уже не лицо, как таковое - между пальцев у него потекло нечто жидкое, как каша.

Когда червь ретировался, мы со Спексом подошли к Виксу.

Он по-прежнему плакал и скулил высоким девичьим голосом о том, что его запачкали, ползая при этом на четвереньках. Сперва мы стояли и просто смотрели на него, а потом принялись бить его ногами. Мы пинали его до тех пор, пока он не обмяк.

Затем подтащили его безжизненное тело к грузовику.

Содрали с него костюм.

И закинули этого засранца в кузов.

Потом мы принялись бросать сверху тела и части тел, все, что могли найти, пока Викс не оказался полностью погребен под внутренностями, торсами и конечностями. Под одеялом из падали и трупных червей. В какой-то момент он очнулся, стал биться и кричать, пытаясь освободиться от гниющей зеленой плоти. Пытаясь выбраться.

Спекс, хихикая, потянул за рычаг и лезвия кузова пришли в движение.

Прежде чем Викс исчез, мы успели увидеть его там, опутанного кишками, с рукой, застрявшей в чьей-то склизкой грудной клетке. А еще мы увидели, как из одного тела выскользнул толстый белый червь и принялся изучать его лицо.

А затем лезвия увлекли его в контейнер вместе с остальной падалью, пресс раздавил это все с влажным хрустом, и из сливных отверстий в днище кузова полился едкий сок.

Вот и все.

Мы со Сексом сбросили с себя костюмы, закурили, как трудяги после тяжелого рабочего дня и побрели прочь. Необходимо было найти машину. Наш путь лежал в Кливленд.

КЛИВЛЕНД, ШТ. ОГАЙО 1


В Кливленде проблемы с крысами были еще серьезнее, чем в Янгстауне. По ночам целые орды вылезали из канализационных труб и подвалов и заполоняли улицы, словно бродячие муравьи, пожирая все на своем пути. Все крысы были заражены бешенством и отличались невероятной злобой. В лунном свете было видно их сальные серые тельца. Их было такое количество, что по их спинам можно было перейти через улицу, ни разу не коснувшись земли. Я видел, как они нападали на стаи собак и уличные шайки, оставляя после себя одни кости.

А еще, как выяснилось, в Кливленде шли "красные дожди".


2

В первую ночь, которую мы провели в городе, я проснулся от криков Спекса. Мы отрубились в большом "Кадиллаке Эльдорадо", который нашли на пустой парковке в Фэрфаксе, неподалеку от пересечения Сидар-авеню и Восточной 86-ой. Похоже, когда-то это была сутенерская тачка... Леопардовые сиденья, напольное покрытие из огненно-красного плюша и тонированные окна. Я расположился на переднем сиденье. Спекс спал сзади. На следующее утро он проснулся с криками.

В панике я выхватил пистолет и протер глаза. Из оружия у меня был лишь маленький пятизарядный, короткоствольный пистолет 38-ого калибра, который я нашел на изуродованном трупе копа в Равенне пару дней назад.

- Что? Что? Что? - затараторил я, высматривая хоть какую-то мишень.

Спекс тяжело дышал с заднего сиденья.

- Просто сон приснился... я разве кричал?

- Да, придурок, ты орал, как недорезанный. Я подумал, что тебя убивают.

- О, прости, Нэш. Иногда мне снятся кошмары. Просто все эти трупы повсюду, понимаешь? Иногда мне снится моя сестра, Дарлин.

Бедняга Спекс. Я не хотел, чтобы он снова вспоминал свою мертвую сестру. В те дни я продолжал носить наручные часы - отличные "Индигло Таймекс", которые Шелли подарила мне на день рождения. И я еще не успел ассимилироваться и не научился определять время по положению солнца. Судя по часам, было десять утра... хотя в машине было довольно темно. Я подумал, что это из-за тонированных стекол, но, оказалось, дело было совершенно в другом.

Все окна "Кадиллака" покрывало что-то темное. Я не мог понять, что. Я вытащил бутылку с тепловатой водой и побрызгал на лицо, пытаясь освежиться.

- В чем это окна? - спросил Спекс, и по тону голоса я уже уловил закравшуюся в него паранойю. Бедняга. В целом Спекс был хороший парень, но параноик еще тот. За каждым углом ему мерещился бугимен, хотя кто мог его за это винить?

- Не знаю, - ответил я.

Окна в "Кадиллаке" опускались по-старомодному, при помощи ручки. Огромный, просторный автомобиль, сошедший в свое время с детройтского конвейера. Я попробовал опустить окна, на пару со Спексом, но их заклинило. Поэтому я сделал то, чего совсем не хотел делать: я открыл дверь.

Вокруг было красным-красно.

Улицы, здания, даже деревья и светофор были красными, словно их окунули в красные чернила. Это было какое-то безумие. Мы со Спексом вылезли из машины и обошли вокруг. Все было покрыто красной затвердевшей пленкой. Я никогда не видел ничего подобного. Будто ночью прошел кровавый дождь. Подойдя к старому развесистому дубу, я увидел, что с ветвей все еще свисает несколько красных капель.

- Это кровь, Нэш. Господи Иисусе, это кровь, - сказал Спекс. Он прижимался ко мне так сильно, будто собирался поцеловать.

Я оттолкнул его.

- Это не кровь. Это какой-то странный дождь. Типа кислотного или вроде того.

Хотя я сам себе не поверил. Что-то сжималось у меня внутри, когда я шел по этим кроваво-красным улицам. Все вокруг было безжизненным и неподвижным. Лишь нависшее туманное небо, кладбищенская тишина и красный цвет всего вокруг. Это было похоже на какую-то картину экспрессиониста или вроде того, от вида которой у меня внутри все холодело.

- Ты же знаешь, что это, верно? - спросил Спекс.

- Нет, не знаю. Но уверен, что ты мне скажешь.

- Это предзнаменование, - сказал Спекс. - Плохое предзнаменование, Нэш. Очень плохое.

И в этот момент я ему поверил.

3

Мы шли целый час. Через некоторое время красный цвет просто исчез. Солнце ли высушило его, или этот дождь прошел лишь в определенных частях города, я не знал, и не хотел знать. Поэтому мы шли, а Спекс болтал без умолку, что было в его стиле. На Сидар-авеню нам не встретился никто, всюду были лишь запустение и разруха. Почему я решил, что Кливленд будет лучше Янгстауна, я не знал.

- Жалко, что мы не можем оставить себе "Кадиллак", - сказал Спекс. - Клевая была тачка.

- Да уж, - согласился я, осматривая улицы, - клевая тачка с двумя спущенными шинами и дохлым движком.

- Ну, была клевая. И ты это знаешь. Было б круто поколесить по городу в такой.

- Мы обязательно подцепили бы пару телок, - сказал я.

Город словно вымер. По крайней мере, та его часть, которую мы видели. Еще одно кладбище. Остовы брошенных машин ржавели повсюду: у обочин, на тротуарах, на улицах, перевернутые верх-дном или разбитые. Я понял, что кто-то здесь есть - или был - поскольку колеса со многих машин были сняты. Скорее всего для костров. Ничто не горит так хорошо, как покрышки.

Особых разрушений в Кливленде я не заметил. Я видел некоторые сгоревшие или пострадавшие от огня районы, но ничего похожего на Янгстаун. Там целые части города были подвергнуты бомбардировке, ради уничтожения инфекции и ее носителей. Здесь же не было ничего, что носило планомерный характер. Просто обычные пожары, подумал я.

И все же разрушения присутствовали. Здания, превратившиеся в груды щебня, перекрывавшие проходы. Дома, сгоревшие дотла. Повсюду были открытые подвалы, затопленные водой, с плавающими в ней листьями. Некогда стоявшие над ними здания исчезли. На тротуарах росли сорняки. Телефонные столбы были повалены, некоторые стояли лишь из-за удерживающих их проводов. Витрины были повреждены огнем, стеклянные двери разбиты, кирпичные фасады изрешечены пулями.

Повсюду валялись скелеты. Распростертые во дворах, сброшенные в канавы, некоторые сидели за рулями машин. Но все были обклеваны птицами подчистую. Не только человеческие скелеты. Были также собачьи, кошачьи и крысиные. А еще немало остовов настолько неестественного вида, что я даже не мог определить, кому они принадлежали. Кости стали единственным истинным сырьем "дивного нового мира" и они были в изобилии.

Спустя некоторое время мы со Спексом сделали перерыв.

Столкнув с облезшей скамейки груду останков, мы присели передохнуть. Для сбора припасов у меня был оливково-серый армейский рюкзак. Каждый из нас съел по банке холодной говяжьей тушенки "Динти Мур" и запил ее теплой вишневой газировкой "Маунтин Дью". Это был наш обед.

Я вытащил свою газировку.

- Нам нужно раздобыть какую-нибудь машину, Спекс, - сказал я, поскольку Тень нашептала мне, что мы должны двигаться дальше на запад. И я не собирался идти пешком.

- Да, жаль тот "Кадиллак".

- Нам не нужна сутенерская тачка, - сказал я ему. - Нам нужно что-нибудь повышенной надежности. Полноприводный автомобиль или вроде того. Дороги сейчас плохие.

Из Янгстауна до Кливленда мы добирались на мотоциклах. Затем бросили их в Гарфилд-Хайтс после того, как какие-то крупные птицы набросились на нас и украли у Спекса шляпу. Я не знаю, что это были за птицы. Похожи на ворон. Только на больших и мутировавших. После этого мы решили, что нуждаемся в чем-то, что обеспечит нам крышу над головой.

- Ты когда-нибудь задумывался, где мы окажемся через год, Нэш?

- Нет, не задумывался. У меня достаточно проблем здесь и сейчас.

- Иногда я думаю об этом. Гадаю, есть ли где-нибудь еще города с нормальными людьми.

Я даже не думал рассуждать на эту тему. Доел тушенку и выбросил банку на улицу. Мы, выжившие, стали большими любителями помусорить. Я курил, потягивая газировку. Ее мы стащили из одной лавки в Гарфилд-Хайтс. Все там давно сгнило, но консервы и газировка были в порядке. Цивилизация, может, и рухнула, но газировка - это то, что пребывает вечно.

- Почему ты выбрал запад, Нэш? Почему не юг?

Он давно уже хотел спросить меня об этом. Поэтому я рассказал ему про Тень. Я не хотел, потому что он был слишком погружен во все это оккультное дерьмо. И я знал, что он превратит это в нечто сверхъестественное. Что он, собственно, и сделал. Но я должен был рассказать ему. Поэтому и рассказал.

После этого, все его мысли были заняты Тенью.

4

Темнело, а мы все еще не нашли машину. И мне уже до смерти надоели разглагольствования Спекса насчет Тени. Он был уверен, что это - древнее языческое божество, которое всплыло на поверхность теперь, когда христианство опустилось на дно, и изводил меня вопросами.

- Послушай, - наконец, сказал я. - То, что я тебе рассказал, это тайна. И мы не будем говорить об этом, хорошо? Оставь эту тему в покое.

У нас было полно других причин для беспокойства.

Я прекрасно знал еще по Янгстауну, что после наступления темноты лучше не оставаться на открытом пространстве. Нам нужно было найти место, где можно было затаиться. Мы шли вдоль реки Кайова. Вокруг, в основном, располагались промышленные объекты, многие из которых выглядели давно заброшенными, а также обычный ассортимент лавок и заведений, которые появляются в подобных местах. В основном, это были многочисленные бары и закусочные. Мы нуждались в подходящем месте. В чем-то, удобном для обороны.

Пока я осматривался, Спекс потянул меня за локоть.

- Нэш, - сказал он. - О, боже, Нэш. Смотри.

Черт. Скабы. Пятеро или шестеро сидели выше по улице на груде щебня, полуголые, бледные и грязные, как хищные птицы, высматривающие с возвышенности вкусных грызунов. Я был не совсем уверен, что они нас видели. Одна из них, женщина в черном мотоциклетном жилете на голое тело пристально смотрела в ту сторону, откуда мы только что пришли. Другие тупо пялились себе под ноги.

Я осторожно вытащил пистолет из кармана куртки.

Мы со Спексом медленно двинулись к ряду разрушенных здании, находившихся в двадцати футах от нас. Я прекрасно осознавал, как громко хрустит мусор у нас под ногами. Думаю, всю дорогу я шел, задержав дыхание. Это были самые длинные двадцать футов в моей жизни. Мы нырнули в огромную дыру в кирпичном фасаде какого-то бара. Казалось, будто в него попал противотанковый снаряд. Возможно, так оно и было.

У нас получилось.

- Эй, не плохо... - начал, было, говорить Спекс.

- Заткнись, - сказал я ему. - Они не глухие.

Я заглянул за угол. Скабы не двигались. Я поднес палец к губам и повел Спекса вглубь бара. Что бы ни пробило ту стену, оно продолжило полет и вынесло хороший кусок задней стены, вместе с большей частью санузла. Мы выбрались из здания в небольшую аллею, мощенную кирпичом. Тени уже начали удлиняться. Аллея заканчивалась тупиком, и вход в нее был завален щебнем. Мы залезли через окно в другое здание и вскоре увидели, что внутри оно буквально выпотрошено. От верхних этажей почти ничего не осталось. Сквозь рваную брешь в потолке проглядывало небо.

- Что, черт возьми, здесь случилось? - спросил Спекс.

- Должно быть, какой-то бой. Похоже, этот дом попал под авиаудар или артобстрел.

Огромная часть пола отсутствовала, провалилась в подвал. Мы осторожно двинулись вокруг дыры, нашли дверь. Но с другой стороны было еще хуже. То, что мы увидели, походило на Лондон после бомбардировки. Груды щебня, полностью выпотрошенные и обрушившиеся здания. Крыши обвалились, окна были выбиты, отсутствовали целые стены. А полы? Их не было. Просто огромные ямы, глядевшие в подвалы, темные и зловещие, заваленные обломками и затопленные черной водой. Идти можно было лишь по каркасу из балок. Это было рискованно.

- Ой, не знаю, Нэш, - сказал Спекс. - Мне совсем это не нравится.

Но у нас не было выбора. За спиной у нас раздались крики и визги. Появились еще Скабы. Возвращаться прежним путем было нельзя.

- У тебя получится, - сказал я Спексу. - Балки - целый фут в поперечнике. Просто не смотри вниз.

Мы подошли к краю ямы, поднимая вверх клубы кирпичной пыли. Я встал на одну из балок, и оказалось, все не так уж и плохо. Места для ног было полно. Главное - не смотреть вниз. Глубина ямы была не очень большая... футов восемь, примерно. Но падать в щебень, искореженный металл и зловонную воду, под которой может скрываться арматура, которая проткнет тебя насквозь?

- Давай же, - сказал я Спексу. - Не смотри вниз.

Спекс нерешительно ступил на балку. Сперва он двигался как черепаха, но быстро освоился. Перебравшись через яму, мы нырнули в полуобвалившуюся арку и оказались в еще одном здании без пола. Я заметил свисающее на проводах с потолка, опутанное паутиной кресло. Оно раскачивалось взад-вперед. Поверхность воды у нас под ногами была покрыта листьями. Плавало несколько пластиковых бутылок.

Я преодолел две трети пути по центральной балке, когда услышал приглушенный всплеск. Может, не совсем всплеск, но какое-то хлюпанье. Я обернулся назад. Спекс продолжал идти за мной следом, глупо ухмыляясь. Он ничего не слышал.

- Не так уж и плохо, - сказал он. – Примерно, как ходить по бордюрам в детстве.

Я кивнул, слабо улыбнувшись. Я снова услышал то хлюпанье и посмотрел назад. На этот раз я что-то увидел. Что-то, что заставило меня замереть, а мое сердце - учащенно забиться. На лице выступил холодный пот. Прямо под Саксом я увидел... или мне показалось... морщинистое белое лицо, нырнувшее под устланную листьями воду.

Я дошел до конца балки.

- Что-то не так, Нэш? - спросил меня Спекс.

- Нет, все хорошо, - заверил я его, ожидая, что пара белых, пятнистых рук вот-вот схватят его и утянут в затопленные стигийские бездны. Но этого не случилось. Мы перебрались через яму, затем юркнули в какую-то брешь. И уткнулись в сплошную кирпичную стену. Вместо того, чтобы идти напрямик, нам придется повернуть и двигаться вдоль зданий. Этого я и боялся. Такими темпами путь займет довольно много времени. Чтобы компенсировать это, я провел Спекса вокруг огромных куч битого кирпича, через полуобвалившийся дверной проем. И мы оказались в кромешной темноте. Вдалеке я увидел пятно света.

Мне показалось, что мы очутились на каком-то складе.

Вокруг нас громоздились ящики и бочки. В здании было очень темно. Здесь был миллион мест, где мог прятаться неприятель и существовало примерно такое же количество способов погибнуть. Но бетонный пол оказался целым.

Я повел Спекса вперед. Он то жался ко мне, то тянул за куртку, то натыкался на меня, то хватал за руку. Это было все равно, что идти по карнавальному "дому ужасов" с сильно напуганным младшим братом. Я двигался вперед, с пистолетом в руке, стараясь ни за что не запнуться. Мы были здесь ни одни. Один раз я услышал какое-то царапанье, а потом звук волочения.

Когда до пятна света - дверного проема - оставалось футов пятнадцать, Спекс остановил меня.

- Слышишь? - спросил он.

Я сразу же услышал: чье-то низкое, хриплое дыхание. Я мог поклясться, что увидел у нас за спиной причудливые фигуры, движущиеся в темноте. Кем бы они ни были, они приближались. Я схватил Спекса и бросился к двери, а затем под слепящий свет.

Нас никто не преследовал.

Мне показалось, что небо выглядело странно. Клубящиеся розоватые облака с каждой минутой становились все краснее и ярче. Дождевая капля упала мне на ногу. Еще одна сползла вниз по ветровому стеклу разбитого пикапа. Только это был не дождь... не вода. Что-то красное. Как кровь.

- Черт, - услышал я голос Спекса.

Я повернулся, чтобы найти ближайшее укрытие и увидел здоровенного парня с дробовиком в руках. Вид у него был не добрый.

- Куда вам выстрелить, засранцы? - спросил он. - В пузо или в башку?

5

Со своим пистолетом я чувствовал себя полным импотентом перед этим смертоносным куском железа в руках здоровяка. Ростом парень был под два метра, а весом килограмм 120, если не больше. Волосы у него были короткими и неровными, длинная, спутанная борода доходила ему до груди. На нем был рваный джинсовый жилет с множеством нашивок. Это был байкер. Гребаный байкер.

- Мы не Скабы, - сказал ему Спекс. - Мы не заражены.

- Знаю, коротышка. Если б вы были Скабы, вы были бы уже мертвы. Я искал нормальных людей, и полагаю, вы, двое лузеров, мне сгодитесь. - Он стоял под широким тентом возле обувной лавки, косясь одним глазом на небо. Упало еще несколько капель крови. - Лучше идите сюда, парни. Если не хотите попасть под красный дождь.

Мы встали рядом с ним под тент. Я закурил, объяснил, кто мы такие, откуда, и что ищем тачку, чтобы двинуть на ней на запад. Он кивнул, хотя, похоже, ему было не особо интересно. Его огромные голые ручищи были покрыты татуировками. И я сразу понял, что они имеют для него какое-то значение - все эти змеи, черепа, имена и названия мест. Это был не просто какой-то псевдо-панк или яппи, считающий, что немного чернил превратит его в настоящего мужчину. Это был подлинный байкер вне закона.

- Меня зовут Маккри, Шон Маккри. Друзья кличут меня "Чэнг", - сказал он нам, глядя на небо. Вид у него был встревоженный. - Ну и погодка, мать ее.

- Приятно познакомиться, Чэнг, - сказал Спекс.

- Можешь называть меня Шон, коротышка, - сказал он. - Все мои друзья умерли.

Новые красные капли падали на улицы, стучали по капотам машин. А затем хлынул ливень, сплошной красной, как кровь завесой. Но это была не просто жидкость, но еще какие-то странные комки, падавшие со шлепками повсюду. Это длилось минут десять, и сопровождалось едким смрадом, обжигавшим слизистую оболочку носа. Но и он со временем рассеялся. Жидкость на улицах высыхала, оставляя липкую красную пленку, которую я видел утром. Я присмотрелся внимательнее. Это было невозможно с чем-то перепутать - на улице валялись кости. Не человеческие, а кости животных. Большинство довольно мелкие. Раньше их здесь не было.

- Это кровь, - сказал Спекс. - А еще кости!

- Это не может быть кровь, - сказал я ему. - Это абсурд. Это кислотный дождь или вроде того.

Вы оба правы.

Мы посмотрели на Шона.

- Вы не ослышались, - сказал он. - В этом дерьме есть кислота, и она прожжет вам подошву башмаков и кожу, если попадет на них. Но в основном, это кровь и отходы. Понимаете, на Кайове была скотобойня. В свое время они сбрасывали отходы прямо в реку, и летом вода в ней краснела. Но Агентство по охране окружающей среды заставило их прекратить это дело, - объяснил нам Шон. - Поэтому они построили два гигантских стальных резервуара, пятнадцать футов в глубину и шестьдесят в диаметре. В них закачивали субпродукты: кровь, кости, жир и все такое. Резервуары были наполнены кислотой...

Он рассказал нам, что резервуары не были закрыты, чтобы жидкость могла испаряться. Затем мир рухнул, а эти два бака, наполненных останками, кислотой и отходами остались стоять. Он мог лишь предположить, что время от времени на большом озере зарождалось нечто вроде смерча и спускалось по реке, втягивая в себя все, что не было привязано. По какой-то причине, оно почти всякий раз засасывало в себя содержимое тех резервуаров. Баки никогда не высыхали, потому что дождь снова наполнял их, а смерчи взбалтывали содержимое, поднимая вверх всю "вкуснятину" со дна.

- Я видел эти резервуары, - сказал он. - Их можно учуять за милю. Полагаю, на заводе есть и другие хранилища, наполненные кровью и слизью, возможно, с гравитационным питанием. Рано или поздно утилизационные резервуары высохнут и останутся без отходов. Но этого пока не случилось.

Мы стояли под навесом, курили и болтали. Шон сказал, что нам нужно подождать, когда дождь полностью высохнет, иначе он проест дыры в наших башмаках. Поэтому мы ждали, а он рассказывал нам о своей байкерской жизни. Шон был "сержантом" мотоциклетной банды "Колдуны" из Нью-Джерси, что означало, что он был головорезом, который не только избивал, но и убивал людей, по приказу клуба. На спине его жилета был изображен пылающий череп. Над ним было написано: МОТОКЛУБ "КОЛДУНЫ". А под черепом: БЕЙОНН, Н-ДЖ.

- Далеко тебя занесло из Бейонна.

- Да, уж, братан. Приехал сюда разобраться с кое-каким дерьмом. Это моя работа, - сказал он мне. - Понимаешь... Как раз перед тем, как сбросили эти гребаные бомбы, меня послали сюда уладить кое-какие дела. Это касается только клуба. Но раз уже не больше ни закона, ни федералов, ни клубов, я расскажу тебе. Здесь, в Кливленде был один клуб, подразделение "Ангелов Ада". Одного из этих людей - Рэя Кумбса, по кличке "Крысолов", пристрелили. Пара громил из клуба "Кровавые братья" завалили его в Ньюарке. "Кровавые братья" это кучка кровожадных ублюдков, которые очень старались произвести впечатление на "Изгоев" из Детройта, поэтому стали валить "Ангелов". Понимаешь, "Ангелы Ада" и "Изгои" были тогда крупнейшими байкерскими бандами, и ненавидели друг друга. Обеими сторонами было спровоцировано множество убийств, вендетт и разборок. Я катался с "Колдунами". Мы были тесно завязаны с "Ангелами". Из Окленда пришла "малява", что они хотят разобраться с этими "Кровавыми братьями". Те прятались в Кливленде, в районе складов. Это дело поручили мне.

Спекс вытаращил глаза. - Значит, ты киллер? Значит, ты приехал убить тех байкеров?

- Нет, мать твою, я приехал потанцевать с ними, - сказал Шон. Он перевел взгляд на меня. - С этим парнем что-то не так?

- Нет, просто он через многое прошел.

Шон пожал плечами.

- Одного из тех мешков с дерьмом я грохнул, затем упали бомбы, и с тех пор я здесь. Поселился у одного "ангела", Грязного Санчеса и его "старухи", Дылды Салли. Пару недель назад до них добрались Троги. С тех пор я охочусь на Трогов.

Он рассказал нам, что Троги живут под землей, что они очень опасны, и что они не совсем люди.

- Когда я не убиваю Трогов, я истребляю Скабов. Но это все равно, что стрелять по уткам. Проще простого. В случае с Трогами требуется мастерство. Как в спорте.

Дождь на улицах высох, оставив после себя красные пятна. На город быстро опускалась ночь. Нам требовалось место для ночлега, где нам не придется беспокоиться, что нам перережут горло.

Вдруг я услышал визг и увидел крысу. Я хотел пристрелить ее, но Шон меня остановил. Вскоре появились семь или восемь крыс. Больших, мерзких тварей с красными глазками и странными наростами, торчащих из их ободранных шкур. Они не обращали на нас никакого внимания. Они набросились на кости и через несколько секунд от тех ничего не осталось. Крысы исчезли.

- Не знаешь, где есть хорошие тачки? - спросил я.

Шон кивнул.

- Конечно. Я могу достать все, что захочешь. Но не сегодня. Утром слышал от одного бродяги, что с севера идут Тесаки. Так что сегодня на улице лучше не задерживаться.

- Что за Тесаки? - спросил я.

Он рассмеялся.

- Братан, лучше тебе не знать.

6

- Я бросил школу на последнем году учебы и угнал пару тачек, - поведал нам Шон в своей надежно укрепленной подвальной квартире, пока мы ели свинину с бобами и запивали теплым пивом. - Загремел в колонию для малолеток. Выйдя на свободу, угнал еще одну машину и устроил гонки с полицией штата. Судья сказал, или в армию или в тюрьму. Я пошел в армию. Служил в разведке. Долг выполнял в Ираке, во время первой "Бури в пустыне". Как только демобилизовался, связался со своими старыми дружками, и мы основали байкерский клуб под названием "Грязная дюжина". Проблема в том, что нас было всего четверо. Потом нас стало шестеро, и другие клубы называли нас "Грязной Полудюжиной". Вылили на нас кучу дерьма. Но когда нас стало тридцать, и мы показали, что отступать ни перед кем не намерены, нас перестали поливать дерьмом. "Язычники" и "Колдуны" хотели взять нас к себе. Даже "Изгои" и "Ангелы" поглядывали в нашу сторону. Нам нравились "Колдуны", потому что они были такие же отмороженные, как "Монголы" из Калифорнии. Так я оказался здесь. Не буду говорить о том, сколько я отсидел, сколько дури толкнул, сколько мерзавцев избил, сколько трупов наделал. Какое сейчас это имеет значение?

- Мы направляемся на запад, - сказал ему Спекс. - Тебе нужно пойти с нами.

- За каким хреном мне нужно идти на запад?

- За тем, что там все случится.

Я перехватил взгляд Спекса и дал ему понять, что мы не собираемся обсуждать Тень. Не сейчас. Может, вообще никогда больше. И уж точно не с этим головорезом. Шон казался нормальным парнем, но он был опасным преступником. И мне не очень-то хотелось поворачиваться к нему спиной.

Шон растянулся на диване. Мы устроились на полу в спальных мешках. В комнате был зеленый металлический шкаф с оружием, в который мне очень хотелось заглянуть. Вокруг валялись всевозможные армейские прибамбасы: еда, обмундирование, медицинские препараты и многое другое. Видимо, Шон хорошо поработал на местной военной базе или оружейном складе Нацгвардии. Слушая его, я смотрел на мерцающее пламя примуса.

- Да, на завтра у меня есть замечательные планы, братва, - сказал он, уставившись в темноту. - В двух кварталах от сюда находится логово Трогов, неподалеку от того места, где я вас нашел. Где-то там должен быть вход в систему канализации, который я пока не обнаружил. Троги где-то под землей, братва. И я доберусь до них. Да, доберусь. Нет ничего круче, чем охота на Трогов. А вы, парни, должны мне помочь. Я покажу вам, как это делается.

- Нам нужна машина, - сказал Спекс.

- Возможно, завтра я помогу вам с этим. А сперва вы должны мне помочь убить парочку Трогов. - Он рассмеялся. - А теперь нам лучше поспать. Охота на Трогов - непростая работа. Нэш, гаси примус. Давайте уже дрыхнуть.


7

На следующее утро мы плотно поели. Так хорошо я не ел уже несколько недель. Запасы Шона превосходили наш обычный рацион из холодных спагетти и банок с пряной ветчиной. У него было полно армейских сухпайков. Поэтому мы позавтракали яичницей с беконом, крекерами с желе, а на десерт у нас был персиковый пирог.

- Набивайте пузо, братва, - сказал нам Шон. - Нам потребуются силы.

Как оказалось, он был прав. Позже я понял, что Шон часто бывал прав.

Он вооружил нас и повел на охоту на Трогов. Мне он дал 9-ти миллиметровую "Беретту" и винтовку "Сэведж" калибра .30-06. Спексу вручил револьвер "Смит энд Вессон" калибра .357, и рассказал, как не отстрелить себе ногу. Еще он заставил нас надеть желтые шахтерские каски с фонариками. Поскольку батарейки были в дефиците, мы должны были включать свет лишь по его команде.

Он показал мне две гранаты, снаряженных белым фосфором.

- Для Трогов? - спросил я.

- Если наткнемся на стаю, эти штуки нас выручат. Надеюсь, сегодня я ими воспользуюсь.

Господи.

Зачем мы пошли с ним? Не знаю. Не было никакой ни явной, ни скрытой угрозы. Мы могли уйти в любое время - без оружия, но мы почему-то не захотели. Шон меня поражал. Он был хладнокровным и никогда не терял самообладания. Опасным, но честным и преданным по-своему. А еще сообразительным. Господи, он был очень сообразительным. Он знал почти все про оружие, боеприпасы и ведение боя. И уж точно знал, как выживать.

Через пару часов после завтрака - а ели мы около полудня - мы вернулись в тот же район, где нас обнаружил Шон. Он повел нас в полуразрушенное здание возле реки. Большинство окон было заколочено досками, стены покрыты граффити. Видимо, оно было заброшено задолго до Судного дня. Внутри было пыльно и грязно, отовсюду, как серпантин, свисала паутина. В здании располагались офисы, складские помещения и большой гараж в задней части. Похоже, раньше здесь было пожарное депо. Сквозь щели между досками на окнах и дыры в стенах проникал скудный свет.

Мы двигались в полумраке, мимо гниющих картонных коробок с гроссбухами и папками с документацией, мимо поврежденных водой ящиков с ржавеющими деталями машин.

- Что это за место? - спросил Спекс.

- Черт его знает, - ответил Шон. - Идемте.

Он вел нас через груды обломков, по затянутым паутиной коридорам. Каменная кладка осыпалась вокруг нас. Повсюду был рассыпан крысиный помет. Шон нашел человеческий череп, пнул его ногой, и рассмеялся, когда тот отскочил от стены и упал прямо в мусорное ведро.

- Один-ноль в мою пользу, - сказал он.

Пара потревоженных летучих мышей проснулись и сердито запорхали у нас над головами.

- Фу, - произнес Спекс. - Терпеть не могу этих тварей.

- По крайней мере, это нормальные летучие мыши, - сказал Шон. - Не размером с кондоров, не с зубами как у ягуаров. И они не смеются как гиены. Я видел колонию таких в Детройт-Шоруэй. Мне потом целый месяц кошмары снились.

Он провел нас через гараж в маленькую комнату, находящуюся сразу за ним. Потолок был сводчатым, пол завален обвалившейся кладкой. Там пахло не только сыростью и плесенью, но еще и тленом. И причину этому мы вскоре выяснили.

В комнате находился труп женщины.

- О, боже, - воскликнул Спекс.

Тело висело, привязанное за ноги к потолочной балке. Оно было белым, как отваренная кость. Похоже, кровь вытекла из нее капля за каплей. Живот был вскрыт до самой промежности. Внутренности, видимо, были извлечены, поэтому брюшная полость зияла пустотой. Труп походил на разделанную коровью тушу на скотобойне.

Дулом дробовика Шон отогнал от тела мух.

Он стоял и кивал, заинтригованный увиденным. На поясе у него с одной стороны висел "Магнум" 44-ого калибра. С другой - большой армейский нож, а еще топор и пустой картофельный мешок. Я не знал, для чего он, и Шон не говорил.

- Видите? - произнес он. - Ее поели. Здесь и здесь. Видите следы зубов?

И я увидел. Труп был испещрен вмятинами и царапинами. Похоже, что-то укусило ее в плечо. Вагина отсутствовала.

- Троги любят половые органы, - объяснил Шон. - Не спрашивай, почему. Сперва кишки, потом половые органы. Я повесил ее вчера утром, и они, должно быть, приходили к ней ночью.

- Ты это сделал? - спросил Спекс.

- Она уже была мертва, коротышка. Я просто использовал ее, как наживку.

Это было омерзительно. Шон был одержим подобными вещами. Мир полетел в тартарары, а он беззаботно и радостно охотится на мутантов. Было в этом что-то очень тревожное.

- Они все-еще где-то рядом? - спросил я.

Шон сказал, что беспокоиться не о чем. У него была теория, что подземные обитатели выходят лишь по ночам, как вампиры из дешевых "ужастиков". Потому что они живут под улицами, прячутся в подвалах и в системе канализации так долго, что их глаза больше не могут выносить солнечный свет. Как земляные черви, кроты или летучие мыши. Теория показалась мне вполне логичной. Ибо подземные обитатели - или Троги, как мы их называли - являлись, по сути, ночными пещерными людьми - троглодитами. Радиация начала мутацию, тьма позаботилась об остальном.

- Они выходят только по ночам, - сказал Шон. И у меня не было никаких причин сомневаться в его словах.

Я подошел ближе к телу. Оно было таким же отталкивающим, как и любой другой труп, а я к тому моменту повидал их немало - особенно при работе в уборочной бригаде - что не сразу вызвало у меня отвращение. Пахло от трупа довольно плохо, но не распадом, а чем-то резким и едким, почти как смесь кошачьей мочи с аммиаком, если такое можно себе представить.

- Чувствуешь запах? - спросил Шон. - Знаешь, что это такое, братан?

Я покачал головой.

- Это моча Трогов. Если однажды почувствуешь этот запах, никогда уже не забудешь. Понимаешь, Троги любят питаться падалью. Они не прочь завалить тебя или меня и поджарить наши внутренности на вертеле. Но особенно им нравится что-нибудь мягонькое, подгнившее... выдержанное, так сказать. Они метят свои деликатесы, мочась на них, как собаки, метящие территорию. Он показал мне старый рубец на запястье.

- Видишь ожег? Это моча Трогов. Однажды один из них брызнул на меня. Жгучее дерьмо.

Спекс держался в стороне от трупа. Даже при том, что он работал в уборочной бригаде, вид у него был неважный. Хотя больше от россказней Шона.

- Я тоже чувствую, - сказал он. - Только запах идет отсюда.

Он стоял у дверного проема. Лестница вела во тьму. Шон сразу же подошел. Как бы нелепо это ни казалось, он опустился на четвереньки и стал нюхать землю, словно охотничья собака.

- Ага. Это моча Трогов. Должно быть, один из них пометил это место. Ставлю десять к одному, что в подвале есть Трог. Кто хочет взглянуть? - Он поднялся на ноги. - Как насчет тебя, коротышка?

- Меня? - спросил Спекс.

Шон рассмеялся.

- У тебя яйца не отросли. Я пойду.

Спекс преградил ему путь.

- Я сделаю это.

Шон улыбнулся.

- Слушай их. Они очень громко дышат.

Мне это не нравилось. Должно быть, в другой жизни Спекс был унитазом, потому что всегда терпел всякое дерьмо. Но ему не нравилось, когда его считали неполноценным. Он хотел доказать обратное.

- Я пойду с ним, - сказал я.

Спекс посмотрел на меня.

- Ты мне не нужен.

Он включил фонарь у себя на каске, вытащил револьвер и начал спускаться. Я попросил его быть осторожным. Ситуация мне очень не нравилась. Я так нервничал, что закурил. Я всегда присматривал за Спексом. Мне не нравилось, что Шон подтрунивает над ним.

- С ним все будет в порядке, - сказал мне Шон.

- Молись, чтобы это было так.

Шон бросил на меня жесткий взгляд, и я ответил тем же. Если со Спексом что-нибудь случится, я убью его. И думаю, он знал это. Мы смотрели друг на друга.

Шли минуты.

8

Вскоре раздался вопль Спекса, и он взлетел вверх по лестнице. Глаза за очками были выпучены, лоб блестел от пота. На куртке была паутина.

- О, БОЖЕ! О, БОЖЕ, МАТЬ ВАШУ! - в истерике орал он. - ОН ТАМ! Я ВИДЕЛ! ОН СМОТРЕЛ ПРЯМО НА МЕНЯ! НЕ ХОДИТЕ ТУДА! ГОСПОДИ, НЕ ХОДИТЕ ТУДА!

Спекс буквально из кожи готов был выпрыгнуть. Он дрожал, хватал ртом воздух. Я держал его, пока он не успокоился. Шон улыбался. Ему это казалось чертовски забавным.

- Днем они не слишком активны, коротышка, - сказал он.

- Чушь, - сказал Спекс. - Этот выглядел очень даже активным.

- Пойду взгляну.

- Лучше не ходи туда, - предостерег его Спекс.

Шон его не послушал. Он включил фонарик на каске, передернул затвор дробовика и начал спускаться. Сделав шага три, он вернулся, пятясь.

- Будь я проклят, - сказал он.

- Что? - спросил я.

- Он идет на свет.

Я почувствовал, как по спине пробежал холодок, и на то была причина. Запах мочи внезапно усилился. Он стал таким резким, что, казалось, опалил волоски в ноздрях

- Валим отсюда на хрен! - воскликнул Спекс.

- Ни в коем случае, братан, - возразил Шон. - Я ждал этого.

Мы со Спексом отступали вдоль дальней стены к двери, чтобы дать деру, если придется. Я услышал шлепки босых ног, поднимающихся по ступеням. Во рту у меня так пересохло, что я не мог даже сглотнуть. Послышалось дыхание Трога, похожее на глухое шипение. От запаха мочи у меня заслезились глаза.

- Приготовьтесь, - прошептал Шон.

Я увидел, как из мрака появляется уродливая тень... Она издавала низкое утробное рычание. На свету она выглядела, как гротескная карикатура на человека. Мне показалось, что это женщина. Наклонившаяся вперед, словно сломанная пополам. Одно плечо выше другого. Левая рука свисала ниже колена, другая едва доставала до пояса. Тварь была голой, с грязно-желтым, как у прокаженного, телом. Ужасно сморщенная кожа, покрытая такими глубокими трещинами, что в них можно потерять монетку. Груди походили на спущенные воздушные шары.

- Господи, - пробормотал Спекс.

Голова у твари была бесформенной, с голого черепа свисали длинные, похожие на паутину волосы. Она осмотрелась вокруг. Ее блестящие розовые глаза были испещрены темно-красными прожилками, как неоплодотворенные яйца. Зрачки представляли собой крошечные черные точки. Морщинистый рот растянулся в стороны, обнажив черные, неровные, треугольной формы зубы. Они выглядели зазубренными. С уголков рта стекал водянистый бурый сок.

Тварь подняла к лицу руку, заслоняясь от света. И я увидел, что ладонь у нее усеяна кольцевидными наростами, похожими на рубцы от присосок кальмаров на китах.

- Я здесь, сука, - сказал Шон.

Тварь посмотрела на него, и на мгновенье мне показалось, что она его узнала. Она издала визг, пронзительный, нарастающий крик, неземное завывание, которое проникло мне в голову и скоблило внутренние стенки черепа, словно вилкой. Мне показалось, что мой мочевой пузырь не выдержит. Я едва не упал на Спекса. Крик эхом разнесся по пустому зданию и вернулся к нам. Он походил на визг животного, бьющегося в предсмертной агонии.

Затем она заговорила... или стала издавать звуки, похожие на речь. Не знаю точно, но именно так мне показалось.

- Тттыыыыыыыы, - прошипела она с таким тембром, что у меня внутри все сжалось. - Тттыыыыыыыы...

Не будь у Шона этого дробовика, тварь вырвала бы ему горло и умылась в его крови. Она поковыляла к нему, ослепленная светом, шипящая от злости.

Шон дал ей подойти на четыре фута и влепил заряд ей прямо в живот. Картечь 12-ого калибра, выпущенная с близкого расстояния, почти разорвала ее пополам. С визгом тварь упала на пол и забилась в конвульсиях. Он выпустил в нее еще один заряд, на этот раз в грудь. Она дернулась и затихла. Кровь у нее пахла так же невыносимо, как моча.

- Вот так это делается, - сказал Шон.

Ноги у меня подкосились, и я жестко сел на задницу, рядом со сложившимся пополам Спексом. Мы сидели и молчали. Нам казалось, что убийством твари все закончится. Но это было не так. Только не для Шона. Он отложил свой дробовик и присел возле твари. Намотал ее волосы на кулак и сильно потянул. Затем взял топор. И парой быстрых ударов обезглавил ее.

Потом встал, держа в руке мерзкую голову. Из обрубка капала кровь.

- Хотите, парни, такой трофей? - Мы тупо посмотрели на него. - Вижу, что нет. - Он открыл свой картофельный мешок, бросил в него голову и привязал себе на пояс.

Наконец, я обрел дар речи.

- За каким хреном тебе это нужно?

- Есть на то причины, братан, - ответил он. - Понимаешь, я думаю, что Троги - очень суеверные. Возможно, они верят в призраков или вроде того. Не знаю. Но они не любят своих мертвых сородичей или их части. Однажды меня зажали трое этих ублюдков. А в пистолете у меня был всего один патрон. Что делать? Я бросил в них трофейную голову, и они бросились бежать, словно за ними погнался сам Дьявол. Надо было это видеть!

Я был очень рад, что тогда меня не было рядом.


9

Я ни за что не хотел бы участвовать в охоте на Трогов. Ни за какие деньги. В основном они жили в канализации, как рассказал Шон, и лучше там бы и оставались. Но одно происшествие изменило мое мнение.

Мы вышли из здания на солнечный свет - Шон пообещал отрыть у себя дома припасенную бутылку "Джека Дэниелса", и я был целиком за это - и сразу же увидели следы бойни. Скабы. На улице лежало около дюжины трупов. Щебень был залит ярко-красной кровью. Тела были расчленены, разрублены, разрезаны, выпотрошены. Повсюду валялись внутренности. Один клубок свисал со знака "СТОП". Все трупы были обезглавлены, а головы аккуратно уложены в ряд на тротуаре.

- Что, черт возьми, произошло? - спросил я.

Шон сразу же резко присел, как делают в армии разведчики, оказавшись на вражеской территории. Я не понимал, что случилось.

- Кто убил их? - поинтересовался Спекс.

- Заткнитесь, вы оба, - рявкнул Шон, и он не шутил.

Он двинулся к телам, его глаза сканировали местность во всех направлениях. Подойдя к одному, вытащил из живота что-то, похожее на сломанную палку. Но потом я увидел, что это наконечник копья.

- Тесаки, - сказал он. - Должно быть, прошли здесь, пока мы были внутри. Возвращайтесь в здание.

Загрузка...