Благословенный. Книга 4

Глава 14

Сегодняшний день я посветил отчётам губернаторов. Как уже говорилось, доставшаяся мне от «бабушки» система управления далека от идеала. Иногда это проявлялось совершенно комичным образом: рапорты и верноподданнические доклады наместников и губернаторов были ярким тому свидетельством.

Дело в том, что в нашем государственном управлении не существовало каких-то стандартов отчетности, не было статистики. Губернаторы докладывали о положении дел на вверенных им территориях, как Бог на душу положит. Кто-то писал пространные отчёты на десятках страниц, кто-то ограничивался осьмушкой листа. Иные (особенно остзейские немцы) давали сухую выжимку из событий и фактов; другие тщились выказать литературные таланты, живописуя всё в художественной манере.

Поэтому теперь я вводил стандартные формы отчётов, обильно сдобренные таблицами, диаграммами и графиками. Дело шло со скрипом, но всё же сообщения с мест сразу стали много информативнее. И вот последние полученные данные говорят об одном: положение дворян стремительно ухудшается.

Я, конечно, понимал, что дворянам без крепостных станет труднее, но всё же, того, что дела пойдут настолько плохо,я не ожидал. Казалось бы, вам оставили землю — так сдавайте в аренду, получайте бабки с крестьян, пусть немного меньше, чем ранее, но всё равно, у вас будут приличные халявные деньги. Даже если брать рубль с десятины, получаются сотни, а то и тысячи рублей! С такими доходами можно жить припеваючи: фунт говядины тут стоит десять копеек! Вот его тебе, нахрен, ещё надо? Да, конечно, многие дворяне живут в столицах или находятся при своих полках, где у них есть дополнительные расходы; но у таких обычно, кроме доходов с поместья, есть и жалование. И всё равно они разоряются с лёгкостью, с какой водомерки скользят по глади пруда. А почему?

Да потому, что на момент освобождения крепостных у их хозяев уже набралось долгов, как у жучки блох. Век весёлой Екатерины, кроме просвещения, распространил среди дворян ещё и роскошь. Огромные деньги раздавались дворянам взаймы, без особой надежды на их возвращение. Все бросились проедать-пропивать свои поместья, и чем дальше идёт дело, тем хуже. И этого я не учёл.

И вот казалось бы — причём тут государь император? Если благородное дворянство не может жить по средствам, так это их проблемы; промотался, — туда тебе дорога. Но нет, нифига подобного: царь, как первый дворянин своей империи, в ответе решительно за всё, в том числе и за легкомыслие своих подданных. И на это накладывается тот непреложный факт, что именно я произвёл тот выстрел, который вызвал сход этой лавины: ведь никто иной, как Александр Павлович, в грубой форме, ни с кем не советуясь, отменил нахрен крепостное право… В общем, что бы ни случилось, обвинят во всём меня: таковы особенности самодержавной власти! Раз ты всемогущ, то мог бы устранить зло; ну а коли не устранил, значит, ты или негодяй, или глупец.

Итак, разоряющиеся дворяне — это и моя проблема тоже; а в глазах «общественного мнения», даже, можно сказать — мой косяк. А ведь я в антикрепостнической пропаганде обещал дворянам процветание… Пора хотя бы частично исполнить обещанное!

Пришлось крепко подумать об этой задаче; и по здравому размышлению, я принял следующие решения:

Во-первых, надобно утрясти отношения крестьян и помещиков. До сих пор почти в трети поместий договора аренды так и не заключены. Где-то крестьяне надеются уехать по программе переселений и не горят желанием связываться с бывшими хозяевами, где-то помещик тупо отсутствует, — воюет в Персии или что-то в этом роде; но чаще всего мешает чей-то гонор. А время идёт!

В общем, чтобы подстегнуть обе стороны, я издал манифест, согласно которого для разрешения разногласий назначались «мировые посредники» — по десять человек на губернию. Они должны были заниматься сближением позиций сторон. А если не помогает и это — то с первого сентября сего года размер арендной платы временно устанавливается в размере оброка, уплачиваемого казёнными крестьянами. Это, конечно, очень небольшие суммы, но намного больше, чем ничего!

Второй момент — упорядочить такое дело, как банкротства. Если человек не может расплатиться — значит, проводим процедуру освобождения его от всего имущества и долгов. Впрочем, занявшись этим вопросом подробнее, я очень скоро выяснил, что проблема-то шире: у нас вообще очень слабо развито законодательство, регулирующее коммерческую деятельность. Нужен коммерческий устав! Правила заключения торговых сделок, разрешения споров между негоциантами, порядок устройства коммерческих обществ… Последний пункт особенно одиозен: до настоящего времени уставы всех акционерных компаний утверждаются государем-императором лично! Как будто государю-императору нечего больше делать, как вникать в проблемы взаимоотношений уважаемых промышленников и купцов….

В общем, начав с упорядочений банкротств, я пришёл к выводу о необходимости написания огромного, всеобъемлющего Торгового устава. Поручено это дело было господину Державину, с привлечением ряда консультантов из среды промышленников и торговцев. Разумеется, для организации новых компаний и обществ были сняты все препоны: устав теперь не утверждался, а лишь регистрировался в одном из департаментов Сената. Торговые гильдии были сохранены, но в основном как фискальный инструмент: скажем, только купцам первой гильдии разрешалось заниматься оптовой торговлей водкой, только купцы первой и второй гильдий могли заниматься оптовой торговлей чаем, и так далее. Все купцы платили налоги в размере 2% от оборота; но при этом купец первой гильдии, скажем, должен был заплатить не менее 10 тысяч рублей в год, иначе он терял своё место.

На всей территории страны, кроме Урала, была объявлена «горная свобода» — право изыскивать и разрабатывать полезные ископаемые. Свобода устраивать промышленные заведения сдерживалась только обязанностью воздерживаться от причинения ущерба природе и окрестным землепользователям.

Второй момент, к которому я пришёл в своих размышлениях — надо способствовать созданию помещиками промышленных предприятий. Взявшись за это дело с Воронцовым и Каразиным, я разработал следующую систему: дворянин, желающий создать завод, продавал своё поместье крестьянам через Крестьянский банк, финансировавший такие сделки. Крестьянский банк должен был, купив большой кусок земли, разделить его на куски и распродать небольшими участками по 10–40 десятин, удобными для приобретения крестьянами. Разумеется, если поместье уже было заложено в банк, сумма задолженности изымалась из покупной цены, но обычно разница в этих суммах была положительной.

Итак, деньги бывший помещик мог получить от продажи поместья. А вот что касается идеи, на чём, собственно, зарабатывать — какое предприятие открыть — вот с этим наблюдались серьёзные проблемы.

Вообще, помещики не чурались промышленных заведений (в отличие от торговли, которую считали прерогативой сиволапых купцов). Но вот список заведений, устраиваемых этими людьми, был очень ограничен: или винокурня, или чесальня льна. И всё: даже простейший полотняный заводик казался им невероятным хайтеком. К ведь это сравнительно образованные люди!

Надо было что-то с этим сделать, переломить ситуацию в лучшую сторону. И это была большая проблема!

Пришлось заняться этим вплотную. Я назначил трёх специальных статс-секретарей, которые должны были практически в индивидуальном порядке подбирать для дворян подходящие им занятия и промышленные заведения. Дело это оказалось очень непростое. Сначала мы устраивали для дворян-соискателей несколько видоизменённую мною версию игры «Монополия». Таким образом отсеивали тех, кто вообще ничего не понимал в делах. Затем, с ними проводились собеседования, где выявлялись их знания и предпочтения. И уже в зависимости от результатов этого общения им предлагали те или иные занятия. Иногда статс-секретари справлялись сами, а иногда приходилось заниматься этим лично мне.

Одним из первых, кто оказался у меня на приёме, оказался молодой князь Всеволод Андреевич Всеволожский. Молодой, красивый офицер Конногвардейского полка, недавно получивший большое наследство, неожиданно возжелал удариться в предпринимательство, и особенно интересовался недавно появившимися пароходами.

— Извольте, Всеволод Андреевич — ободрил его я, — дел в этой сфере просто невпроворот!

Вскоре мы договорились об устройстве в Нижнем Новгороде большого кораблестроительного завода. Обговорили условия (половина паёв должна принадлежать казне), обговорили кредит (под 6%), а под конец начинающий предприниматель немного смущённо попросил:

— Ваше Величество, льщу себя надеждою иметь привилегию на всё пароходное сообщение по Волге!

Я сначала не поверил своим ушам. Этот тип получает финансирование из казны, уникальные по местным меркам технологии, и ещё вдобавок хочет стать монопольным перевозчиком по всему протяжению Волги? Да он охренел!

— Политика моего царствования заключается в избегании, поелику это возможно, устройства всякой монополии, и поощрении соревновательности — справившись с собою, дипломатично ответил я, — как это было и при бабке нашей Екатерине. Ближайшие годы вам и так ничего особо не угрожает, ведь паровые машины для парохода будут пока поставляться только вам. Но потом придётся конкурировать с другими производителями, и надобно подготовиться к этому заранее!

Явился к нам некто Яковлев из Владимирской губернии. Бывший артиллерийский офицер, успел побывать под Измаилом, где был ранен и, потеряв ногу по колено, уволен со службы. Поместья не имеет. Опыта коммерческой деятельности тоже нет, кроме закупки лошадей и провианта для артиллерийской роты.

На собеседовании со статс-секретарями показал себя достаточно толковым. Конечно, собеседование — это одно, а жизнь — совершенно другое,и, возможно, господин, на первый взгляд выглядевший многообещающим, на деле окажется совершенно негодным коммерсантом. Но тут уже не угадаешь; стопроцентного способа проверить способности претендента не существует.

Направили его в только что открытое в Аничковом дворце Санкт-Петербургское Коммерческое Училище. Это всесословное заведение давало двухлетний курс по шести специальностям: коммерция (торговля), международная торговля, коммерческая юриспруденция (после университета), текстильное производство, строительство, сельское хозяйство, машиностроение; но готовили тут не инженеров, а именно предпринимателей и управляющих. Лекции читали не только приглашённые профессора, но и «деловые люди», негоцианты, механики, горные инженеры, банкиры, купцы, с лучшей стороны показавшие себя в деле.

Принимали сюда без учёта сословной принадлежности. Тех, кто показывал хорошие результаты на собеседовании и в тестировании, учили за казённый счёт, остальных, разумеется, «своекоштно». По окончании курса выпускникам, получившим высокие баллы, подбирали «бизнес-идеи» из банка, образованного в основном из разного рода информации, вытянутой из моей многострадальной головы гипнотизёром Пьюсегюром. Чего там только не было! Игрушки, настольные игры, сюжеты книг, заколки, рецепты десертов и конфет, патефоны, покрой одежды, ювелирные изделия, мебель, разного рода услуги, стройматериалы, инструменты, оформление торговых мест, идеи для рекламы и дизайна, лампы, стекло, лекарства… всего и не перечислишь!

Следующим был дворянин Агарков; откуда-то из-под Мценска, из бывших губернских чиновников. Молод, чуть за тридцать, сообразителен, и неплохо владеет французским. Получив в наследство небольшое, сильно обременённое долгами поместье, вопреки советам родных, от наследования не отказался (в этом случае он был бы свободен от долгов) и стал пытаться рассчитаться за всё, повысив доходность земли. На этой почве не поладил с крестьянами (он перевёл их всех на «месячину»), и после объявления «воли» его крестьяне все съехали в Таврическую губернию. Направлен после тестирования на службу в Почтовое ведомство. После реформы почты я начал расширять её деятельность на другие страны, в частности, на немецкие княжества и во Францию, с перспективой охватить всю Европу. Соответственно понадобились компетентные люди.

Овсянников, из под Орла. Разумеется, в производстве не ухом ни рылом; но вроде ответственен и неглуп. Для обучения в Коммерческом училище не подошёл. Познаний особых не имеет, и вообще ничем, собственно непримечателен, кроме одного — есть у него странное для дворянина увлечение вырезать из дерева всякие хитрые штукенции. Зацепившись за эту мелочь, нашли ему простое производство: «пузеля», сиречь паззлы. Этой шутки пока ещё нигде не делают, а рынок подобных вещей в Европе, где люди, испытывая сильнейший дефицит развлечений, либо играют в карты, либо пьют, поистине безграничен!

Свечин, из тверских дворян. Молодой поручик Староингерманландского полка.Типический случай — отец разорил поместье займами и игрой в карты. Был ранен в Персидском походе, но уже почти излечился. Вознаграждение по службе не позволяет свести концы с концами; ходатайствует пристроить его к более «хлебному» делу. Особо ничем не знаменит, но есть увлечение: гурман-с! Любит хорошо и вкусно покушать… Из Персии он как раз вывез несколько рецептов и повара-парса.

После небольшого «мозгового штурма» с моими статс-секретарями выдали ему верную шабашку: открыть в Петербурге модный ресторан! Повар у него уже есть — так что же, ближневосточная и кавказская кухня может оказаться очень кстати для избалованной столичной публики!

Покровский, бывший кавалерийский офицер. С ранением прибыл из Персии. С финансами швах — пока воевал за тридевять земель, крестьяне его, не дожидаясь соглашения об аренде, все переселились в Таврическую губернию.

Посте тестирования, показавшего неплохие способности, отправили его на обучение в Аничков Дворец, а оттуда — налаживать производство фабричных кондитерских изделий. Безе, мармелад, пастила, вот это вот всё. На организацию дела пошли деньги от продажи остатков поместья (распродали малыми кусками с торгов крестьянам окрестных деревень) и подписка на доли среди членов Вольного экономического общества. Кстати, эту структуру решили масштабировать, открыв, кроме Петербурга, такие же отделения в Москве и иных крупных городах.

И вот так вот, в ручном режиме, мы стали пристраивать дворян одного за другим. Долго, кропотливо, мешкотно, но что делать?

И, наконец, последний (но не по значению) момент для устранения проблемы обеднения дворян. Чтобы не разоряться — надо сократить расходы! Казалось бы, просто, но сделать это оказалось ох как не так легко…

Эту тему мы долго обсуждали с канцлером Воронцовым; но, не удовлетворившись результатом наших с ним изысканий, я инициировал публичную дискуссию через печать. Надо сказать, что в Петербурге, наэлектризованном колоссальными переменами в жизни Российской Державы и ещё более грандиозными перспективами, вдруг развелось видимо-невидимо разных газет, журналов, еженедельников и прочего печатного продукта. В большинстве своём они занимались обсасыванием слухов из околоправительственных кругов; но я, иногда почитывая этот печатный мусор, иной раз находил своим умудрённым опытом проживания в 21-м вере взором заказные статейки, направленные против чьих-то политических противников или продвигавшие какую-то выгодную тему — например, отмену казённой монополии на спирт и возврат к откупам. Не без интереса обнаружив такого рода «контент», я обратил на это внимание Сперанского.

— Михаил Михайлович! Вот, полюбуйтесь — в «Вестях с Невы» опять появилась купленная статья про благотворную роль винных откупщиков, почти один-в-один повторяемая в нескольких печатных изданиях. Я вам приказываю заняться анализом этих статей, на предмет, кто из наших издателей подвержен призывному мычанию Золотого тельца, а кто-нет. И тех, и других надо заметить: и принципиальных, и продажных. Обе эти разновидности могут быть по-своему полезны… Вы ведь и так читаете газеты? Ну вот, теперь будете делать это с пользой.

Итак, возвращаясь к вопросу: инициировали мы обсуждение запрета на экспорт некоторых предметов роскоши. Честно говоря, без иных вещей вполне можно было бы прожить — дорогущие лионские шелка, венская мебель, венецианское стекло, оливки, каперсы, черепаховое мясо, солёные лимоны… Ну вот кому, скажите, нужны солёные лимоны? Я понимаю, если бы они стоили гроши — так нет!

Огромные расходы дворяне несли на одежду — особенно украшения и дамские платья, а также на мундиры. К счастью, мода на классический костюм сильно переменила дело: вместо дорогого бархата в моду вошёл воздушный муслин. Эту тонкую хлопчатобумажную ткань оказалось возможно закупать на Востоке — в Персии и Турции, — а также наладить ее выработку прямо в России, ведь делалась она из того же самого миткаля. Я отправил нужные указания Грачёву, прислал ему опытных ткачей из Тебриза и Мосула, и вскоре он смог получить вполне приличные образцы собственных тканей.

С украшениями тоже всё получилось очень удачно. Мода на бриллианты прошла, теперь все были без ума от резных камей в эллинском стиле, выполнявшихся из полудрагоценных камней. На это дело мы запрягли учеников из Императорской академии художеств. Но, рук не хватало: пришлось завезти несколько опытных в этом деле иностранцев. В частности, так появился в Петербурге некий Иммануил Араужио,

Но самая стрёмная ситуация была с винами, особенно — с шампанским. Запрет на него я ввести не решился — пожалуй, для дворянства это было бы уже чересчур, да и французы обидятся, а я с ними стараюсь поддерживать нормальные отношения. На это вино уже действовали очень высокие, 100% — е ввозные тарифы — и пусть, пожалуй, всё так и остаётся. Но задачу «снизить расходы дворянства на роскошь» таможенные сборы никак не решали.

Тут я вспомнил, что ещё три года назад слышал на Дону про «Цимлянское» вино. Худо — бедно, а замена шампанского! Вместо дорогих французских вин можно разбить виноградники на Кубани и в Крыму!

Отличный план. Только вот есть одно «но» — я был и на Дону, и в Крыму три года назад, и воочию видел, что там в плане виноделия конь не валялся. Что-то конечно есть, но до серьёзных масштабов очень далеко.

Отправил туда Каразина с поручением произвести ревизию и опыты в больших размерах. Плодом этой поездки явилась записка «Беспристрастный взгляд на южный берег Тавриды и на его произведения», где Василий Назарович подверг критике практиковавшиеся у нас на Юге способы насаждения и поднятия крымского виноделия. «Издерживаются 15 тысяч рублей на Никитский сад и его винодельное училище, — писал он, — и за это отправляется ко двору ежегодно 50 бочонков винограда — с 50 тысяч кустов». О существующей там школе виноделия он сообщил самые печальные сведения. Школа существовала уже 3 года, а из нее не вышло еще ни одного дельного садовника, и немудрено: ученики школьной администрацией трактуемы были исключительно как рабочая сила. Не только о научном образовании, но даже об обучении грамоте учеников никто не думал, хотя на это были ассигнованы нужные суммы. Словом, это оказался тип сельскохозяйственной школы, которые учреждаются частными землевладельцами и служат только для снабжения имения даровою рабочею силою и предлогом для получения субсидии от казны. К сожалению, такое явление широко распространилось после громких успехов школы Болотова и ей подобных.

Для истребления этого зла, Каразин предложил оплачивать успехи всех этих сельскохозяйственных школ не авансом, а по факту представления ими выучившихся и знающих виноградарей, виноделов и агрономов.

Полностью согласившись с Василием Назаровичем в этом отношении, я отдал необходимые распоряжения. Но этого было мало. Требовались прежде всего хорошие люди — энтузиасты своего дела, таких как Болотов; а ещё были потребны инвесторы, имеющие собственные материальные интересы в успехе задуманного дела.

Первым делом был направлен запрос в Вольное экономическое общество. Я предлагал участникам этого благородного заведения подобрать толковых людей для учреждения на юге России двух винодельческих компаний, которые занимались бы — одно Цимлянскими винами, другое — винами Южного берега Крыма. При должном качестве винного материала и некоторой рекламе можно было рассчитывать заменить на нашем рынке дорогие французские вина много более дешёвыми отечественными аналогами.

Здесь у меня был и личный интерес. Дело в том что почти все производимые в мире вина были сладкими или полусладкими. Отыскать полусухое шампанское, а тем паче брют — решительно невозможно. Мои же вкусы, сформированные в XXI веке, склонялись именно к сухому. А его нет. Нигде! Так что одной из поставленных задач для новых винодельческих компаний как раз стало получение сухих и полусухих марочных вин.

Понятное дело, нужны толковые специалисты-виноделы. Водятся они в Европах, у нас пока ничего не выросло. Пытались уже завозить; тот же Потёмкин искал хороших виноделов, привёз аж целого графа Пармского, но ничего путного из этой затеи не получилось.

Тут мне, однако, пришло в голову отличное решение: иезуиты! Среди духовных лиц вообще попадаются весьма сведущие в виноделии — как известно, то же шампанское изобрели в монастыре. Почему был не пошарить по этой линии? Да, конечно, они будут пропихивать свою католическую повестку — но, раз с Папой они не дружат, то почему бы и нет? Кстати, может быть, вообще продвинуть новый, более правильный католицизм?

В общем, виноделов можно найти. Намного сложнее обстоит дело с виноградом. На Дону виноградников пока мало, и они, бывает, вымерзают. Крымские плантации сильно пострадали за время войны, а местные сорта иной раз не очень-то подходят для виноделия. И что делать?

И тут я вспомнил свою поездку в Крым три года назад. Там я видел привозимый из Турции сгущённый виноградный сок. Стоит он страшно дёшево, очень сладкий, не портится даже в жару. Бинго!

Пока у нас нет своих виноградников, можно воспользоваться этими «виноматериалами». Понятно, встаёт вопрос качества, стабильности состава, устойчивости поставок — но всё это решаемо.

Просто надо работать.

Вот не желал я этого, а попал в тело пацана семи лет! На дворе 1918 год, страна в разрухе, даже с пропитанием проблема. И пусть я сын рабочего, зато в голове куча идей…

https://author.today/reader/373190/3447783