Близкие контакты седьмого рода

Близкие контакты седьмого рода

Аннотация: Сказка о прекрасной принцессе на белом... звездолёте. Ну, может быть, не совсем принцессе. И не совсем прекрасной — на любителя. Но если таки распробовать — м-м, бабушкино земляничное варенье не сравнится с этим! Незабываемые новогодние выходные обеспечены. Ну и, как водится, любовь-морковь... Но при чём здесь двулетнее травянистое растение семейства зонтичных? Пардон, небольшие недоработки словаря идиом и фразеологизмов.

Вечер тридцатого декабря подмигивал огоньками, как будто намекая: «Ну что, праздник удался?» А между тем, формально он ещё и не начинался, но у Леси от новогодней иллюминации на улицах уже рябило в глазах, а пространство время от времени икало. Ик! — лёгкое сотрясение мироздания. Ик! — моргнули лампочки, а далёкие галактики чуть сместились, заставляя астрономов теряться в догадках по поводу сего загадочного явления.

Впрочем, к чему обвинять мироздание в технических неполадках с изображением? Скажем уж правду: Леся возвращалась на такси с новогоднего корпоратива на работе. Сама за руль в таком виде она сесть не решилась и правильно сделала — от греха подальше.

Нет, она, конечно, держала себя в рамках приличий. Тёплый хмель покачивал её, здравый смысл время от времени выдавал значок «подключение с ограниченными возможностями», но в целом кое-как работал.

— Ик! Ой, — мощно тряхнуло Лесю всем телом, галактики опять вздрогнули, астероиды столкнулись. В нос ударило шаловливое эхо шампанского и мандаринового аромата. — Извините, — на всякий случай добавила она.

Таксист лишь добродушно и понимающе усмехнулся.

Доехала она благополучно, расплатилась. С тёмного неба падал мягкий, ласковый снежок, и в его пелене такси растворилось, поскрипывая колёсами по пушистому свежевыпавшему покрывалу.

Леся не сразу попала ключом в скважину замка на калитке. Ключ всё время упирался в непреодолимое препятствие, выкидывая в слегка подогретом винными парами воображении Леси табличку: «В доступе отказано». Так, кажется, бывает в кино, когда какой-нибудь хакер пытается взломать засекреченную базу данных спецслужб.

— Тьфу ты! — Леся хлопнула себя по лбу и рассмеялась.

Причина «отказа в доступе» оказалась проста: она всего лишь пыталась вставить ключ не той стороной. Как только она его перевернула, дело сразу пошло как по маслу. «Доступ предоставлен», — загорелась воображаемая зелёная табличка, замок поддался, и Леся наконец проникла в свои владения.

Домик со вторым этажом-мансардой достался ей от бабушки. Кругленькую сумму пришлось вложить в ремонт, провести интернет, сделать современные удобства. Раньше Леся отдыхала здесь только летом, но прошлой осенью перебралась на постоянное жительство. Хоть дорога до работы из пригорода удлинилась, но ей так необходим был отдых и тишина! Знаете ведь, как бывает в городской квартире: семейство этажом выше ходит в чугунных тапочках, соседи справа сверлят стену уже третий год, делая в ней девятитысячную по счёту дырку, снизу живёт мнительная бабушка, которая уверена, что все звуки исходят именно от вас, и пишет на вас жалобы... В частном доме ничего подобного нет. Покой и тишина.

— Эхх, игррррай моя гаррмошка... кхы, кхы, кхххх, — выписывая ногами зигзагообразную траекторию по улице, тащился поддатый Петрович, живший через четыре дома от Леси.

Ну, разве что такое бывало. Новый год ведь — что поделать. Петрович был в целом безобиден, никого по пьяной лавочке не задирал. Мог только куда-нибудь свалиться и захрапеть. Так-то он был мужик хозяйственный и мастеровой — когда трезвый. Руки золотые. Когда-то он Лесе с ремонтом помог, тем самым сократив расходы.

А отдыхать Лесе в загородной тиши было от чего. К своим тридцати трём годам она руководила отделом на промышленном предприятии. Работа была напряжённая, причём в последний год стрессы как-то уж очень крепко навалились. Леся держалась достойно, но усталость копилась, как снежный ком. За этот последний год она вымоталась, как не выматывалась за всё время работы. А здесь, дома — как в крепости. Она сидела в кресле у камина с бокалом вина, и никаких тебе бабок-кляузниц, никаких чугунных шаров, катающихся наверху, никакого сверления мозгов от соседей справа... Пусть они там делают свою стену-соты, а здесь — только янтарное пламя камина, хорошее вино и покой. Городскую квартиру она сдавала — какая-никакая, а прибавка к зарплате.

Уходящий год вымотал её и на личном фронте. Отношения с Марьяной становились месяц от месяца тяжелее, и причиной тому была необузданная ревность. Это были какие-то американские горки: то всё прекрасно, гладко и замечательно, то вдруг в Марьяне пробуждался спящий вулкан, готовый залить лавой всё живое в округе. Марьяна могла заваливать Лесю SMS-сообщениями целый день: «Где ты? Что ты делаешь? С кем ты сейчас?» Леся, улучив секундочку, украдкой отвечала: «Я на совещании, давай попозже». Конечно, следовал гневный ответ: «Придумай уже отмазку поновее! В общем, можешь забыть ко мне дорогу...» Леся знала, что будут ещё SMS-ки, но, сжав зубы, отключала телефон на время совещания.

Всё заканчивалось примирением, но каких нервов это стоило Лесе! Если бы не эти периодические припадки бреда ревности, Марьяна была весёлым, обаятельным и интересным человеком, с огоньком во взгляде и копной тёмных коротких кудрей. Вся она была словно электрическая... И взрывная, увы. Эти взрывы оставляли в душе Леси воронки, которые затягивались ох как долго...

Была ли у Марьяны хоть одна реальная причина так бешено ревновать? На сторону Леся не смотрела, ни с кем не заигрывала. В её жизни существовала только работа, чтение книг на досуге и Марьяна. Да, она была красивой женщиной. Она напоминала актрису Анастасию Вертинскую в молодости — ту, что играла роль Гуттиэре в фильме «Человек-амфибия». Её прозрачные глаза, похожие на голубые топазы, мерцали и переливались озорными искрами, когда она смеялась, а когда плакала, сверкали ещё ярче. Правильный точёный носик, маленький коралловый рот, лёгкая, воздушная фигурка, на которой особенно очаровательно смотрелись приталенные наряды... Она была как статуэточка, тонкая и грациозная, выточенная рукой влюблённого мастера. Конечно, это притягивало взгляды. И не только мужские. Но Лесе легкомысленное поведение было чуждо, не любила она кокетничать, хотя вся её природная красота к тому располагала. Разве только за эту красоту и можно было её ревновать... Наверно, только ею она и провинилась.

В итоге в ноябре Марьяна стала бывшей девушкой Леси. Мало того, что на работе той приходилось несладко, да ещё эти выкрутасы и истерики возлюбленной... Жили они не вместе, встречаясь то у Леси, то у Марьяны, и их это устраивало. Поэтому обошлось без дележа имущества, включая бельё, сковородки, фены и тазики. Марьяна ещё долго бушевала, пыталась ей писать в социальных сетях, но Леся её всюду заблокировала, внесла её номер в чёрный список. Однако Марьяна умудрялась обходить заслоны: регистрировала фейковые временные аккаунты, звонила с чужих номеров.

А два дня назад она приехала к Лесе домой — вся такая тихая, виноватая, смиренная.

— Лесь, давай начнём всё с начала, а? Я понимаю, что вела себя как идиотка. Я... Я даже слов таких не знаю, как себя назвать!.. Но такого больше не повторится, клянусь.

Леся только вздохнула. Всё это она уже слышала, и не раз. Камнем на сердце повисло понимание: ничего не изменится. Может, первые месяц-два Марьяна на эйфории от воссоединения и будет паинькой, но потом всё начнётся снова.

— Марьяш, всё, — глухо проговорила она. — Я ничего не хочу возвращать. Я вообще уже ничего не хочу. Устала я, понимаешь? Устала.

— Лесенька, солнышко, всё будет по-другому, обещаю! — горячо заверяла Марьяна, сверкая этим своим слегка сумасшедшим электричеством в глазах и пытаясь протиснуться сквозь приоткрытую калитку, удерживаемую цепочкой. — Я всё осознала, я исправлюсь!

— Не верю я в это, — вздохнула Леся. — Я дорожила тобой, любила несмотря ни на что и пыталась сгладить углы... Но у всех есть предел. И у меня тоже. И он наступил.

— У тебя что, уже кто-то есть? Есть? — раздувая ноздри, сразу ощетинилась Марьяна. — Я так и думала!!!

В её тёмных, пристальных, бешеных глазах Лесе почудилось что-то страшное... Крошечные ледяные лапки пробежали по лопаткам от ужаса. В голове проплыли отстранённые кадры криминального репортажа с нею самой в главной роли. Рука сама захлопнула перед лицом Марьяны калитку и задвинула тугой засов.

— Открой! — бесновалась та, колотя кулаками в дверь, в забор. — Открой сейчас же, дрянь!

— Не смей меня оскорблять! — срывающимся голосом крикнула ей в ответ Леся. — А будешь тут дебоширить — полицию вызову!

Шум вскоре стих: видно, Марьяна ушла, несолоно хлебавши. А Леся в гостиной сползла на корточки, скользя спиной по стене. Раньше, бывало, она недоумевала: а как это вообще — убийство из ревности? А вот так.

Её ещё долго трясло. Вместо обычного бокала вина у камина в тот вечер она выпила три. И пожаловаться-то было некому... Родители умерли, с братом у Леси были натянутые отношения: тот выпивал, пристрастился к азартным играм и скакал с одной работы на другую, нигде не задерживаясь. Он завидовал успешной карьере сестры и злился, что бабушкин дом достался не ему. Но Леся не сомневалась: брат-игроман непременно спустил бы наследство. Вот и бабуля так же думала...

...Всё это Леся оставляла за припорошёнными свежим снежком плечами, шагая по тропинке к крыльцу. Земля чуть плыла под ногами, но она добралась до двери и зазвенела ключами в поисках нужного. Ох, и сыграло же с ней шутку это шампанское... Ох уж эта Анжела, чертовка грудастая! Три года вместе работали, а Леся её ни разу не пощупала. Как там говорится? Назови человека сто раз свиньей — и он захрюкает. Сколько раз Леся выслушивала от Марьяны необоснованные обвинения в изменах — не счесть. Пора уже, в конце концов, и оправдать... Ик! К счастью, внезапная икота вывела здравый смысл из режима гибернации, и Леся оборвала себя на полудвижении: рука, потянувшаяся было к весомым прелестям секретарши, в последний момент свернула в сторону блюда с мандаринами. Сколько их Леся съела? То ли семь, то ли восемь... Отсюда и «праздничная» отрыжка. Душистые оказались, и впрямь новогодние, хоть и кисловатые.

Леся, возясь с ключами, время от времени вздрагивала плечами и диафрагмой от этих уже ставших утомительными спазмов. А ещё некстати зачесалось в носу, и она, чихнув, выронила ключи. Они неудачно свалились куда-то в снег у крыльца — и утонули.

— Да ёлы-палы...

Ещё б тут не расстроиться: ведь ей, и без того не вполне твёрдо державшейся на ногах, предстояло рыться в леденящем снегу в поисках этих дрянных ключей... Что поделать? Вздыхая и отдуваясь, Леся спустилась, нагнулась и приступила к поискам. Вид сзади у неё был весьма соблазнительный, но кровь сразу зашумела в голове, и пришлось присесть на корточки, чтоб не потерять не только равновесие, но и сознание. Металлоискатель бы...

— Уфф...

На её беду, она не закрыла за собой калитку. И в эту-то брешь и просочился враг... А точнее — Марьяна. Увидев её осатанелые глаза, совершенно безумные и светившиеся диким электрическим огнём, Леся громко икнула и села на снег. Ноги вдруг отказались служить ей.

— Что, нахрюкалась до поросячьего визга? — прорычала Марьяна. — Уже с кем-то переспала на своём корпоративе? С кем? Ну?! С этой Анжелкой, у которой вымя, как у коровы? С ней, да?! Да она же со всем офисом путается!

Хоть вместе они и не работали, но Марьяна с дотошностью то ли сыщика, то ли маньяка всегда разнюхивала всё — «держала руку на пульсе». Заочно она знала всех коллег Леси. С каждым словом Марьяна встряхивала её за плечи, обдавая запахом спиртного.

— Уйди, оставь меня в покое, ты невменяемая! — Голос от ужаса осип, а мочевой пузырь был готов сделать опис. Тот ещё каламбур... Это было бы смешно, если бы не было так жутко.

— Это я невменяемая?! — ревела Марьяна-Халк, потрясая в воздухе кулаками. — Это я?!

Из её перекошенного рта хлынул такой поток ругательств, что Леся зажмурилась. В ней теплилась надежда лишь на то, что та выпустит пар словесно, а до действий дело не дойдёт. Растерянная, увязнувшая в нелепой заторможенности, Леся лишь вжимала голову в плечи...

Марьяна вдруг смолкла на полуслове и замерла, будто парализованная, её глаза выпучились, а лицо приобрело перекошенный, ошарашенный вид — совсем как в мультике «Том и Джерри», когда кот получает чем-нибудь тяжёлым по голове. В следующую секунду Марьяна рухнула в снег, как подрубленное дерево. Прямо и ровно, брёвнышком, руки по швам.

Снег падал безмятежно и ласково, как и прежде, и сквозь его пелену потрясённая Леся увидела высокую и стройную незнакомку в облегающем светло-бежевом комбинезоне и сапогах. Сомнений в том, что это женщина, у Леси не возникало: маленькая, но всё-таки заметная грудь, женские черты лица, телосложение... Лицо — холодноватое, правильное, с большими глазами удивительного, фиолетового с золотыми прожилками цвета. Короткие тёмные волосы были зачёсаны со лба — высокого, белого и гладкого. Губы — сурово сжаты.

— В-вы... вы кто? — заикнулась Леся.

И поняла, что весь хмель разом прошёл.

Незнакомка изящными, но сильными руками помогла ей встать, обследовала её каким-то приборчиком наподобие наручных часов у себя на запястье.

— Всё в порядке, повреждений нет. Агрессия — это несусветная дикость! Это атавизм, которому место в далёком прошлом! Прости, я не представилась. Меня зовут Айяла.

Разговаривала она довольно бегло и правильно, но с лёгким акцентом. Эти глаза... Совершенно неправдоподобного, не встречающегося в природе цвета. В сочно-фиолетовой радужке мерцали золотые ниточки, а из черноты зрачков на Лесю смотрел древний космос.

Первое потрясение отступило, и Леся обратила взгляд на «брёвнышко» у своих ног, пощупала пульс на сонной артерии. Ничего не нащупала и закричала:

— Вы что с ней сделали?! Вы её убили?

— Успокойся, — промолвила Айяла. — Эта скандальная особа только погружена во временный анабиоз. Мне пришлось это сделать, чтоб прекратить её агрессию. Она придёт в себя без каких-либо последствий для своего здоровья.

— Анабиоз? Вы кто вообще? — попятившись уже от несколько другого ужаса, пробормотала Леся. — И почему вы мне тыкаете? Мы что, знакомы?

— Просто в нашем языке не существует обращения на «вы», — спокойно объяснила незваная гостья. — И множественное число в этом случае для меня непривычно. Прости, если прозвучало неучтиво. Отвечаю на твой вопрос: я — с планеты Эйя. Я путешествую в поисках новых впечатлений.

— Что за... бред? Научная фантастика какая-то, — пролепетала Леся.

— Отнюдь, — сказала Айяла. — Смотри.

Она взглянула куда-то в сторону, блеснув огоньками в глазах, и во дворе замерцали очертания вытянутого предмета. Сперва он выглядел прозрачным, как сгусток воды в невесомости, сквозь него просвечивали кусты смородины и забор, но потом сполохи радужного сияния сделали его более плотным, материальным. И вот перед Лесей предстал серебристый летательный аппарат в несколько раз больше самого крупногабаритного автомобиля-внедорожника. Он левитировал над заснеженным участком, не касаясь его и не оставляя следов. У Леси вырвался запоздалый, заблудившийся «ик», хотя хмель как ветром сдуло. Ей вдруг вспомнились вздрагивающие галактики и сходящие со своих орбит планеты... Неужели её икота вытряхнула из глубин Вселенной... вот ЭТО вот?.. Абсурд, конечно, но она будто чувствовала. Не зря её мысли, вспененные пузырьками шампанского, потянуло на космическую тему. Кстати, идея для писателей-фантастов: Великий Демиург, создатель миров, перебрал вечером в пятницу, и сила его Великой Созидающей Икоты столкнула какие-нибудь там молекулы, и получилась вот такая вот... штуковина. Штуковина, в которой мы сейчас живём.

— О-фи-геть, — раздельно, по слогам произнесла потрясённая Леся и села в снег. Что-то твёрдое впилось... Опа, а вот и ключи. Металлоискатель не понадобился, достаточно оказалось ищущих на себя приключений «вторых девяносто».

А в глазах Айялы вдруг замигали зелёные огоньки — что-то вроде курсоров на мониторе компьютера. Мигнули они раза два или три и исчезли.

— Прости, что? — переспросила она в лёгком замешательстве. — О-фиг-еть... Корень «-фиг-». Но какое отношение к этому имеет плод субтропического листопадного растения, иначе называемого инжиром? Ты хочешь сказать, что переела фиг?

У Леси невольно вырвался фырк. Удивительно, как в таких диких обстоятельствах она вообще могла выдавливать из себя какое-то подобие смеха: Марьяна валялась бревном на снегу с перекошенным лицом кота Тома, получившего бейсбольной битой по макушке, а невысоко над землёй в её собственном дворе парил инопланетный летательный аппарат — совершенно реальный, хоть сейчас протяни руку и потрогай.

— Это — образное выражение, — хмыкнула она. — Это значит — я в шоке.

— Ах да... — И Айяла опять замигала зелёными огоньками. — Кажется, в словарь идиом и фразеологизмов русского языка, который загружен в мою память, вкралось упущение. Ну ничего, я сейчас внесу дополнение. — Через секунду она сообщила: — Готово. Благодарю тебя за усовершенствование моего словаря. Перед путешествием я загрузила себе в мозг кое-какую информацию о вашей цивилизации, но некоторые пробелы в моих знаниях, вероятно, есть. Буду признательна тебе, если ты по ходу нашего общения их восполнишь... Гуттиэре.

А вот теперь настала очередь Леси пробормотать:

— Прости, что?

Удивительные глаза Айялы были очень близко, они жили и дышали золотыми прожилками, переливаясь всеми оттенками фиолетового — от нежно-сиреневого до глубокого, почти космического. Лесю будто обнял кто-то незримый — мурашки скользнули по телу зябким ветерком.

— Изучая вводный курс в человековедение, я познакомилась также с кинематографом, — шевельнулись губы Айялы совсем близко от лица Леси. — У нас есть искусство, но оно представлено другими видами, которых на Земле не существует. Кинематографа в вашем, человеческом понимании среди них нет. Есть так называемое «погружение», чем-то похожее на вашу виртуальную реальность, но гораздо более высокого качества, которого вы пока не достигли. Зрителю не нужны шлемы, перчатки, костюмы и прочие приспособления, воздействующие на тело. Он просто входит в иной мир, не «максимально приближенный» к реальному, а неотличимый от него. Ваш кинематограф — интересное явление, хоть и двухмерное. К сожалению, мы располагаем всего несколькими ознакомительными отрывками из ваших фильмов. Из всех мне больше всего... как это у вас говорится? Запал в душу фрагмент с этой девушкой... Гуттиэре. И я решила её во что бы то ни стало отыскать. И нашла.

Тонкие длинные пальцы Айялы коснулись щёк Леси, пульсирующие оттенками глаза вводили в мягкий транс. Это было сродни хмелю, только гораздо тоньше, волшебнее. Почти онемевшими от этого хмеля-транса губами Леся всё-таки проронила:

— Я не актриса Анастасия Вертинская. Хоть все и говорят, что я похожа на неё. Но она — гораздо старше. — И, видя в глазах Айялы зелёные курсоры недоумения, добавила проще: — Я — не Гуттиэре. Я только похожа. Я — Леся.

— Даже если ты действительно лишь похожа, то сходство поистине удивительное, — промолвила Айяла. И повторила, как бы пробуя имя на вкус: — Леся, Леся... Мне нравится. Благозвучно. Позволь спросить: а по какой причине эта скандалистка... — Она покосилась на «брёвнышко» в анабиозе. — По какой причине она повышала голос на тебя?

— В двух словах не расскажешь, — вздохнула Леся.

— Ты хочешь сказать, что это долгая история? Я никуда не спешу. Позволь только мне сначала... — Айяла опять сверкнула глазами, и Марьяна с лёгкой вспышкой... исчезла. — Ну вот, так гораздо лучше.

У Леси сам собой открылся рот.

— Куда она делась?!

— Она была телепортирована по своему месту жительства, — пояснила Айяла. — Очнётся через сутки у себя дома. Хотя я не вполне понимаю твоё беспокойство об этой неадекватной дикарке. Она вела себя возмутительно, и у меня возникли опасения, что она может причинить тебе вред. Поэтому я не могла не вмешаться.

Слегка придя в себя после зрелища мгновенной телепортации, Леся поняла, что уже окончательно протрезвела. Ещё б не протрезветь с такой... фантастикой наяву. Ей ничего не оставалось, как только пригласить Айялу в дом. Она растопила камин и задумалась: чем же попотчевать гостью из далёкой-далёкой галактики? Может, она не ест земных продуктов? Впрочем, вопрос быстро решился: у той был всезнающий сканер, который анализировал всё, в том числе и химический состав пищи. Айяла отвергла мясо и колбасу, а вот от слабосолёной форели и фруктов не отказалась. Также она вежливо отстранила от себя вино:

— Благодарю, но наша раса очень чувствительна к этиловому спирту. Даже небольшая и безопасная для человека доза может убить нас.

— То есть получается, тебе даже кефир нельзя? — удивилась Леся. — Там маленькая граммулечка алкоголя есть.

Айяла просканировала своим прибором пластиковую бутылку кефира.

— По данным сканера, такое содержание этанола — предельно допустимое для нас. По вашим меркам, от данного продукта я испытаю сильное опьянение.

— Хм, забавно, — хмыкнула Леся. — То есть, тебя унесёт от стакана кефира, как от стакана водки?

— Унесёт? — В глазах Айялы зелёными огоньками снова замигал лингвистический поиск.

Леся охотно пояснила, и та внесла в свой словарь недостающую статью.

— А словарь русского мата ты себе не загрузила? — с усмешкой-прищуром спросила Леся, пододвигая к разгоревшемуся в камине огню два кресла.

— Увы, пласт обсценной лексики я пропустила, — призналась эйянка, устраиваясь в предложенном кресле.

Села она очень изящно, склонив сомкнутые колени чуть в сторону. По сравнению с миниатюрной Лесей, она казалась долговязой, с длинными руками и ногами, но двигалась грациозно и ловко.

— А зря, — вздохнула Леся. — Потому что нашу с Марьяной историю без мата не расскажешь, увы...

— Если тебе неприятно об этом говорить, я могу сама считать информацию из твоего сознания, — сказала Айяла. — Да и время это сэкономит.

Она просто приложила пальцы к вискам Леси и закрыла глаза. Ничего особенного Леся не ощутила — не успела, потому что Айяла уже через несколько секунд отняла пальцы и разомкнула веки. И всё-таки Лесе стало немного не по себе: кто-то чужой копался в её памяти... Может, Айяле стало известно и то, как Леся в детстве проказничала, поливая из шланга развешенное на верёвке бельё бабушкиной соседки, так что оно у неё никак не высыхало целую неделю?

— Мне непонятно в этой истории лишь то, что ты так долго оставалась в морально тяжёлых для тебя отношениях, — проговорила эйянка. — Они должны приносить радость и удовольствие, а не страдания.

Леся не знала, что сказать. Повисло молчание, нарушаемое лишь треском огня в камине. Она подошла к наряженной ёлке и включила гирлянду.

— Кажется, я знаю, — обрадованно вскинула палец Айяла, вызвав в своей памяти нужный параграф культурологической информации. — Это традиция праздновать наступление нового календарного года. Когда-то в древности мы тоже отмечали Новый год, но потом этот праздник утратил своё значение. Но, кажется, я заставила тебя почувствовать неловкость? Приношу извинения. Давай сменим тему, если ты не против.

Леся пожала плечами и вернулась в своё кресло. Она потягивала маленькими глоточками кофе со сливками, а эйянка пила свежевыжатый мандариновый сок. Этот фрукт пришёлся ей весьма по вкусу, а вот от кофе она лишь поморщилась.

— У нас есть подобный напиток, но он гораздо тоньше и приятнее. А этот... просто обжигает вкусовые рецепторы. — Айяла с удовольствием отпила глоток мандаринового сока. — Я вот о чём хотела тебя попросить, Леся. Как я уже сказала, мы располагаем только фрагментами ваших фильмов. Я бы хотела, если это возможно, увидеть фильм о Гуттиэре целиком.

В течение следующих полутора часов они смотрели картину. Айяла ни о чём не спрашивала, сидела неподвижно, вперив взгляд своих удивительных глаз в экран. Когда фильм закончился, она произнесла:

— Я не всё понимаю, но это неважно. Неважен сюжет. Я готова смотреть этот видеоряд только ради Гуттиэре. Ради неё я сюда и прилетела.

Это прозвучало весьма романтично. Гипнотические глаза воззрились на Лесю, а тонкие, очень длинные пальцы опять коснулись её щеки.

— Прости за любопытство... А что у тебя в глазах мигает, когда ты ищешь что-то в словаре? — задала Леся не дававший ей покоя вопрос. — Ты ведь как будто не робот... Ты же живая?

— Это многофункциональные линзы, — объяснила Айяла. — Старая, но удобная технология. Используются в том числе и как панель управления множеством приспособлений. Через них я могу «без рук» управлять звездолётом, компьютерами, получать и отправлять текстовые и видеосообщения, снимать видеоролики и фотоизображения, считывать разнообразную информацию, работать с теми же словарями. Также в них встроен мини-излучатель для введения в анабиоз. Это технология самозащиты. Мы — не воинственный народ, но представители других цивилизаций разные бывают.

— Интересно... А расскажи о своей планете, — попросила Леся.

— Словесная передача информации отнимает много времени, — сказала Айяла. — Я введу её тебе прямо в сознание. Не бойся. Это не причинит тебе вреда.

Снова мягкие, чуть прохладные пальцы коснулись висков. И в мозг Леси потекли образы, картинки... Но не плоские, а наполненные смыслом, который разворачивался с трёхмерной живостью и объёмом. И это было похоже даже не на фильм, а на... реальность, живую и настоящую, осязаемую.

Эйю населяли существа с женским обликом, но способные оплодотворять друг друга. Они давно не воевали, строили прекрасные города, создавали чарующую музыку и «поющую скульптуру». В человеческих понятиях этот вид искусства было не объяснить, это следовало видеть и слышать. Института брака у эйянок не существовало. Две понравившиеся друг другу особи зачинали потомство, а потом либо поддерживали отношения, либо расставались, чтобы найти новых партнёров. Никто друг другу не устраивал сцен и скандалов, у них не было чувства собственничества. Век эйянок был долог — до пятисот земных лет, поэтому за свою жизнь они успевали и построить карьеру, найти свой путь к самовыражению и творческой самореализации, и продолжить свой род. Для всего было своё время. Часто зарождение новой жизни происходило в пробирке, но если беременность наступала естественным путём, по желанию эйянки крошечный плод через короткое время после зачатия извлекали (эйянские технологии позволяли сделать это без вреда для него) и быстро перемещали в искусственную матку, где он тут же обрастал сосудами, которые доставляли к нему питательные вещества. Естественные роды были уже не в моде, их вытесняли такие вот инкубаторы. Когда дитя было готово к жизни вне искусственной утробы, счастливые родительницы приходили за своим ребёнком и забирали его.

...Леся открыла глаза. Ей потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя после этого погружения в инопланетную действительность.

— Ты выглядишь не так, какими я видела твоих... сородичей, — проронила она.

— Это маскировочный костюм, — ответила Айяла. — Он имитирует внешность людей. Я предстала в нём перед тобой, чтобы ты не слишком... офигела.

У Леси вырвался смешок. Не потому что словечко было употреблено неверно, просто оно прозвучало забавно из уст эйянки.

— Мне вполне хватило Марьяны в анабиозе, телепортации и твоего звездолёта, чтобы не только офигеть, но и... — И Леся сжала губы, не дав вылететь «воробью» — более ядрёному словечку.

— Что-что? — сразу насторожилась Айяла, жадная до новых знаний.

— Пожалуй, тебе это слово знать не обязательно, — смущённо засмеялась Леся. — Оно относится к... э-э, непристойной лексике.

— Я лишь из чисто лингвистического интереса, — сделав невинные глаза, сказала эйянка. — Обещаю, что не стану его произносить.

— Это более сильный синоним, — хихикнула Леся. — Иди сюда, на ушко скажу.

Эта близость к Айяле пробуждала в ней странное чувство — будто лёгкие искорки падали и нежно таяли на коже. Её рука сама потянулась к коротким тёмным волосам эйянки, но они были искусственными — частью маскировочного костюма.

— А ты через этот костюм вообще что-то чувствуешь? — полюбопытствовала она.

— Не очень хорошо, — призналась Айяла. — Он задерживает до девяноста процентов тактильных ощущений. Я не могу в полной мере ощутить тепло твоей кожи... моя Гуттиэре.

— Ну, так сними его, — предложила Леся. — Я всё равно уже видела вашу внешность, когда ты мне вводила в мозг сведения о вас. Я не испугаюсь, правда. Можешь быть собой и не маскироваться под человека.

— Хорошо. — И губы Айялы приподнялись уголками в намёке на улыбку.

Она нажала что-то на задней стороне шеи, и человеческая оболочка сползла с неё, как кожа со змеи — вместе с комбинезоном. Под ним, впрочем, оказался его двойник — Айяла предстала перед Лесей отнюдь не нагишом, зато без волос. Её красивый и блестящий, изящный череп был начисто лишён даже пеньков волос, даже намёка на корни. Цвет её кожи был довольно смуглый — как какао на молоке. Кожа лоснилась и поблёскивала, как атлас. На месте бровей мерцали вживлённые голубые стразы разного размера — по четыре на каждую бровь. Нос оказался ещё тоньше, с узкими ноздрями, а рот — плотно сжатый, тонкогубый, небольшой. По бокам шеи свисала бахрома из тонких выростов длиной в палец, похожих на макароны. Только глаза оставались прежними — чарующе-фиолетовыми, нереальными, колдовскими.

Рука Леси невольно потянулась к «макаронам». Она не испытывала ни страха, ни брезгливости, только любопытство. Они оказались очень мягкими — нежнее, чем пальчики новорождённого ребёнка. А Айяла от прикосновения вдруг содрогнулась, судорожно втянула воздух и закрыла глаза.

— Что? Больно? — испугалась Леся.

— Нет. Не больно. — Открывшиеся глаза Айялы затуманились, словно от хмеля. — Эти выросты очень... чувствительные. Я ощущаю не боль, а возбуждение. На нашем языке они называются ийялакури. Переводится приблизительно как «нити удовольствия».

Эти «нити» были удивительно приятными и нежными на ощупь, тёплыми и пахли чем-то вкусным, сладким, кондитерским. Какой-то запах из детства. Леся не могла припомнить и понять, что именно он напоминал... То ли изумительно вкусное пирожное, то ли торт, то ли печенье. Волшебное, сказочное ощущение. От него нежно щемило внутри, всё сжималось, ныло. Просто изнывало.

— Любопытно, — проговорила Айяла. — Оказывается, наши феромоны действуют и на вас. Этот вопрос у нас не изучался...

Запах сводил с ума, пьянил крепче вина, ломал все преграды и барьеры. Леся была готова запрыгнуть на Айялу и обхватить ногами, и это не казалось ей странным и диким, неестественным. Если вглядеться, в инопланетном лице проступала особенная красота и гармония. Но больше всего Лесе хотелось ощутить её внутри себя...

— Подожди, ты всё ещё пахнешь алкоголем, — поморщилась Айяла. — Вот, вколи себе. Это очистит твой организм от всех вредных веществ разом. Я взяла с собой несколько ампул на случай отравления.

И она вложила в ладонь Леси небольшую шприц-ампулу с накрытой колпачком иглой.

— Недурной детокс, — поразилась Леся инопланетным технологиям.

Она сейчас испытывала к Айяле полное доверие. Сладкий запах расслабил её, покорил. Её губы сами тянулись к пахнущим вкусным тортом «макаронам», и она почти не почувствовала укола. Лишь комната с ёлкой поплыла в звоне новогодних бубенчиков вокруг Леси, пол ушёл из-под ног, но упасть ей не дали руки эйянки, с виду совсем не мускулистые, но обладавшие железной силой.

— Не пугайся, слабость кратковременна, — успокоила Айяла. — Всё будет хорошо.

Она оказалась права. Дурнота слетела, как дымка, и на смену ей вернулось это безотчётное, безграничное и не признающее никаких рамок желание — слиться, утонуть в объятиях...

— Я хочу знать, как пахнет твоё остальное тело, — шептала Леся в сладком, как торт, полубреду. И вместе с тем сознание оставалось ясным. Оно понимало: она хочет полного слияния, без остатка и без запретов. Делать всё. Отдавать всё и брать всё.

Со стуком раздвинулся складной диван в гостиной, постельного белья Леся даже не расстилала: не до того. Какое уж там...

— Твои глаза намного прекраснее, чем у девушки из фильма, когда они горят страстью, — дохнула Айяла ей в губы. — Ты — лучше, чем она. Я летела к ней, а нашла намного больше, чем ожидала.

Гладкое, совершенно лишённое волос тело Айялы источало тонкий запах — вернее, целую смесь. И ландыш тут чудился, и клейкие весенние листочки, и ещё что-то такое свежее, чистое. Яблоневый цвет? О да... Леся скользила по телу эйянки ладонями — по её стройным бёдрам, где под кожей проступали изящные мышцы, и по её плоскому животу, и по маленькой груди с крошечными сосками ярко-вишнёвого цвета. Она не могла надышаться этими ароматами.

И снова приникла ртом к «нитям наслаждения». Айяла охнула, по её телу даже судорога прошла. А Леся дивилась и понимала: не зря этим выростам дано такое название. Их хотелось съесть — просто слопать в одно лицо и без свидетелей этот райский, умопомрачительный тортик, но страшно было причинить эйянке боль. Леся ласкала «нити» языком, забирала их в рот и посасывала, а Айяла стонала и выгибалась.

Рывок — и Леся оказалась внизу. Айяла нависла над ней, её глаза мерцали золотыми искрами, «нити» свисали к лицу Леси и сводили с ума ароматом. Всем своим нутром Леся ждала проникновения, но её вдруг защекотало множество похожих «нитей». Она сперва поёжилась и хихикнула, но последовало сильное, яркое и меткое прикосновение. Нижние «нити», в отличие от верхних, были очень сильными, несмотря на свою тонкость. Они вырастали из низа живота Айялы. Часть их свилась в толстый жгутик и устремилась внутрь, а часть ласкала Лесю снаружи. Это было наслаждение сразу на два фронта. Жгутик внутри шевелился, дышал, ворочался, разбухал и расширялся, задевая такие звонкие, отзывчивые точки, о существовании которых Леся и сама не подозревала. Каким же скучным и пресным был её секс раньше! Каким-то... обычным. Ну да, обыкновенным, человеческим. А сейчас... Оргазм распускался в ней ярким экзотическим цветком — безумный, ни с чем не сравнимый. Она склонила к себе голову Айялы, чтоб дотянуться ртом до «нитей» — в благодарность за невиданное, мощное, как взрыв сверхновой, удовольствие...

Они замерли на миг, сплетённые в объятиях. Леся переводила дух, утопая в ароматах, которые столь щедро испускало тело Айялы, а та, гипнотизируя её фиолетовой бездной взгляда, скользила пальцем по губам. Её собственный рот был тонким, совсем не чувственным, суховатым и суровым.

— А для чего людям такие крупные губы? — спросила она наконец.

Леся не удержалась и снова фыркнула. Прозвучало как: «Бабушка, а почему у тебя такие большие уши?»

— Хочешь узнать? — лукаво блеснула она морскими топазами глаз. И, изображая сказочного волка, проговорила низким голосом: — А это чтобы удобнее целовать тебя, внученька!

На поцелуй эйянка отреагировала скованно. Она сначала замерла, а потом проговорила:

— Это непривычно. У нас нет такого обычая.

— У нас тоже нет обычая щекотать друг друга «нитями наслаждения» — и что? Ничего страшного со мной не случилось, — снисходительно-ласково проговорила Леся. — А если совместить одно с другим?..

Она запустила пальцы в бахрому «нитей», а ртом учила Айялу сексуальным новинкам. Та не сразу разомкнула губы, но потом, чувственно содрогнувшись всем телом, впустила её внутрь. Похоже, эти «макароны» были ключиком ко всему. С ними всё шло как по маслу, все новшества заходили на ура. Как там в поговорке? «Посолив, и лапоть съешь».

— А хочешь, покажу наш способ? — шутливо прижав пальцем кончик строгого, точёного носа эйянки, облизнулась Леся.

Через миг она очутилась между раздвинутых бёдер Айялы, а та с удивлением и любопытством ждала, что сейчас будет. Леся окинула взглядом «фронт работ». Нет, там было не поперёк. Весьма схоже с человеческим строением, только поменьше размером. А запах... Домашнее варенье из лесной земляники! Такое Леся ела, только когда гостила у бабушки (и поливала соседкино бельё).

— Слушай, ты меня в эротический экстаз привести хочешь или в гастрономический? — выгнула она бровь.

— Я считываю из твоего сознания любимые запахи и вкусы, и моё тело, как умеет, синтезирует их, — скромно пояснила Айяла. — Рада, что у меня получается. Они для меня довольно непривычны.

На вкус это было тоже как варенье... Только с лёгкой перчинкой, пикантное. В самый разгар эротико-гастрономического безумия Айяла застонала и вдруг выпустила свои нижние «нити». Они опутывали лицо Леси, щекотали уши, пытаясь в них заползти...

— Эй! — Леся со смехом отодвигала их, но они всё лезли, обвивая теперь и пальцы, слепо тыкались в ладонь. — Держи своих игрунчиков в узде!

— Прости, не могу сдержаться, — последовал сладкий стон.

— Ну так руками придерживай! Они мне в нос лезут...

— Я хочу, чтобы это сделала ты...

Пришлось Лесе работать в двух направлениях: и тонуть языком в вязком «земляничном варенье», и рукой тешить распоясавшийся пучок живых «нитей» — мять их, ласкать, позволяя им горячо пульсировать между пальцами. Одна из них была увенчана утолщением наподобие змеиной головки. В кульминационный момент из неё брызнула перламутрово-розовая жидкость — прямо Лесе в лоб. На вкус она была похожа на разведённую водой сгущёнку. «Ага, так вот, значит, кто из вас главный, — подумалось Лесе. — А остальные, получается — так, для пущего удовольствия?»

— Я такого никогда и ни с кем ещё не испытывала, — выдохнула Айяла.

На её гладкой коже проступили прозрачные капельки. Леся не удержалась и тронула их языком... У эйянки даже пот был вкусный — как вода с мёдом.

— Ну, получила новые впечатления? — усмехнулась Леся.

Ответом ей был затуманенный нежно-розовой дымкой взгляд.

Выходными у Леси были восемь январских дней, и все эти дни они с Айялой только и делали, что смотрели фильмы и занимались сексом. Марьяна, вопреки опасениям Леси, не показывалась, и на горизонте мыслей замаячила хмурая тучка: а вышла ли она из того анабиоза?.. Что, если что-нибудь пошло не так?

— За неё можешь не беспокоиться, — заверила Айяла. — Анабиоз безвреден.

Она с жадностью смотрела и серьёзные фильмы, и развлекательное кино. В перерывах они беседовали, Леся поясняла непонятные моменты, а Айяла высказывала свои суждения. Случалось, они спорили, но Леся уже усвоила способ отвлечь возбуждённый разум эйянки — лаской «нитей». Потом она потащила Айялу лепить снеговика и играть в снежки — благо, забор был достаточно высок, чтобы укрыть их от любопытных взглядов соседей. Пока Леся катала снежные шары, у эйянки уже была готова потрясающая статуя, в которой она узнала себя. Статуя улыбнулась и сказала голосом Леси: «Офигеть!» Сперва Леся ошеломлённо села на снежный ком, а потом расхохоталась до слёз. Никаких динамиков в изваяние встроено не было. Айяла оживила снег. Окрылённая мурашками восторга, Леся скатала огромный снежок и бросила в эйянку. Она не могла удержаться от смеха: та стояла оторопевшая, всем видом как бы спрашивая: «За что?»

— Как это понимать? — спросила она недоуменно.

— Думай, рассуждай логически! — звонко хохотала Леся, катая новый метательный снаряд.

— С одной стороны, это похоже на агрессию... С другой — ты смеёшься, — проговорила Айяла. — Вывод: это игра?

— На Эйе что, никогда не играют в снежки? — искренне изумилась Леся, уплотняя комок снега в руках. — Или у вас приняты только высокоинтеллектуальные игры? Ну да, кидаться снегом — не самое умное занятие, но зато весело же!..

— В холодных регионах у нас существуют соревнования по возведению дворцов и скульптур из снега, — проговорила Айяла. — В этом есть элемент игры. А просто швыряться — это примитивно.

— Ой-ой-ой, какие вы все серьёзные, аж тошно! Куда уж нам до вас, — съязвила Леся. — Не верю, чтобы в вашей жизни совсем не было места веселью!

— Смотря что считать весёлым. У разных народов разное чувство юмора, — ответила эйянка слегка поучительно, подправляя какую-то деталь снежного двойника Леси.

Увлечённая стремлением к совершенству, она повернулась спиной, за что и поплатилась: туго скатанный снежок угодил ей прямо в зад. Айяла резко выпрямилась и обернулась с возмущённым и укоризненным видом. А Леся с озорным блеском в глазах подначивала:

— Ну же, давай, давай! Отвечай!

— Это довольно бесполезное и примитивное занятие, — сказала эйянка. — Но не могу отказать в твоей просьбе.

Она тоже скатала снежок, но промахнулась при броске.

— Мазила, мазила! — дразнила Леся. — Кто ж так бросает? Смотри, как надо!

Вскоре высокомерия у Айялы поубавилось, она вошла во вкус и нанесла Лесе несколько чувствительных ударов снежными снарядами. В её фиолетовых глазах добавилось тёплого золотого отблеска: это, судя по всему, означало увлечение и энтузиазм. Они знатно извозились в снегу, а щёки Леси пылали зимним румянцем. Айяла задумчиво накрыла их ладонями. В ответ руки Леси обвились вокруг её шеи... Однако, обеспокоившись, как бы лысина «ученицы» не замёрзла на морозе, «наставница» поскорее повела её в дом — греться. А там можно было и продолжить объятия.

Леся готовила для Айялы литры мандаринового сока, а та угостила её эйянским аналогом кофе, упаковка которого нашлась на её звездолёте — тот так и стоял в режиме невидимости во дворе дома. Сперва Леся не поняла напитка, он показался ей пресноватым, но постепенно распробовала. Конечно, на кофе он мало походил. В нём чувствовались нотки каких-то неземных цветов и что-то совершенно неописуемое человеческим языком. Со сливками он, кстати, шёл гораздо лучше, хотя Айяла и считала это порчей благородного напитка. А вот действие его Леся ощутила незамедлительно: выпив кружку в десять утра, она не смогла уснуть всю ночь. Впрочем, это пришлось кстати. На сей раз близость случилась уже не в торопливом и жадном порыве, а обстоятельно, на чистой простыне, с включенной ёлочной гирляндой и расставленными вокруг свечками.

— У меня всё есть. Я всего достигла: построила немало величественных городов, спроектировала бессчётное множество дворцов, произвела на свет троих детей. Они уже взрослые и самостоятельные, — проговорила Айяла, потягивая сок через трубочку.

— Жизнь удалась, да? — уютно примостившись рядом с ней на диване и отщипывая ртом от тяжёлой виноградной грозди ягодки, вставила Леся.

Айяла кивнула.

— А как относится твоя... гм, партнёрша к тому, что ты путешествуешь в поисках впечатлений?

— Спокойно. У нас нет такого понятия, как ревность. У меня есть всё, но... чего-то мне не хватало.

В невозбуждённом состоянии её «нити» на шее уменьшились до небольших пупырышек. Леся уже узнала, что случайное касание не приводило их в «боевую готовность», только прикосновение с особым намерением.

— Я, наверно, не смогла бы так жить, — вздохнула она. — Я не хочу делить любимого человека ни с кем.

— Как ни странно, но именно тебя мне бы тоже не хотелось ни с кем делить. Такое я ощущаю исключительно по отношению к тебе. — И Айяла коснулась пахнущими мандаринами губами виска Леси.

А та вдруг ощутила бешеное тоскливое щемление в груди. Ведь когда-то же Айяла улетит домой... А дальше — что? Осточертевшая работа, которая разве что деньги приносила, а радости — ни на грош? Давно ставшая обузой и каторгой... И всё. Горькая пустота и холод на сердце.

Айяла смахнула пальцем слезинку с её щеки.

— Что с тобой?

Леся порывисто прильнула, уткнулась.

— Я не знаю, как мне жить дальше. Мне почему-то кажется, что уже незачем...

— Отбрось унылые мысли! — нахмурилась Айяла бровями-стразами. — Нельзя так думать. Это очень страшно и вредно. Не плачь, моя Гуттиэре...

В том, как она произносила эти два слова — «моя Гуттиэре» — было что-то пронзительно родное, человечное, что стирало границы между расами и цивилизациями. Грудь Леси всколыхнулась от рыдания, тёплые ручейки скатились по щекам.

— Я не могу здесь жить, мне больше нечего здесь делать... Нечего, понимаешь? Здесь всё стало ненужным. Пожалуйста, забери меня с собой... Я пока не знаю, как смогу освоиться, обустроиться... Но я точно не тунеядка. Что-нибудь придумаем... И бог с ней, с твоей партнёршей. Попытаюсь смириться.

Тёплые объятия Айялы пахли молодой тополиной листвой и яблоневым цветом.

— У нас с Илиаль уже давно лишь дружеские и родственные отношения, да и живём мы порознь. Размножаться она больше не собирается, её приоритет — работа. А ревности, как я уже сказала, у нас нет в принципе. Освоиться ты, я думаю, сможешь. Наши технологии обучения путём загрузки информации в мозг позволяют в короткие сроки освоить выбранное дело. А вот необходимость твоего присутствия на Эйе и твою полезность обществу мне придётся доказывать. Нас сорок миллиардов, мы живём не только на планете, но и на космических станциях. У нас установлено строгое ограничение на приём мигрантов. Каждый случай переселения должен иметь веские основания. И лишь только потом начинается процедура приобретения эйянского подданства — довольно длительная и сложная. Я не пугаю тебя, просто предупреждаю, что всё это может оказаться непросто. Но я попробую. Попробую что-нибудь сделать.

— Значит, я для тебя не просто «новое впечатление»? — сквозь слёзы улыбнулась Леся.

— Ты была особенной задолго до нашей встречи. Я не знаю, как это объяснить. Гуттиэре — лишь картинка, вымышленный персонаж. А ты — живая, настоящая. Осязаемая. И если я... утрачу твою благосклонность, мне будет больно. Очень больно. Мне трудно понять, что со мной здесь происходит. Может, взаимное проникновение менталитетов... Не знаю.

Тёплые солёные ручейки снова хлынули.

— Я не хочу тебя отпускать, — всхлипнула Леся.

— И я не хочу расставаться, — шепнула Айяла. — Но мне нельзя здесь больше находиться. Иначе моё присутствие заметят.

— Скажи, я смогу с тобой как-нибудь связаться? — смахнув слёзы, спросила Леся. Её пальцы сами тянулись к «нитям», но разговор был слишком важен, чтобы отвлекаться.

Айяла задумалась, чуть сдвинув брови-стразы.

— Эйя находится очень далеко от Земли. Чтобы сигнал шёл без задержки, требуется сложная техника. Я могла бы снять передатчик со своего звездолёта, но земные источники питания ему не подойдут. Но есть одна вещь, которая не ограничена ни физическими законами, ни расстояниями. Это называется ментальный зов.

Теоретически Лесе нужно было лишь мысленно позвать Айялу в случае серьёзной необходимости, и та услышала бы её незамедлительно на другом конце Вселенной.

— Пользуйся зовом лишь по действительно важным поводам, — предупредила эйянка. — Этот способ чаще всего используется как призыв на помощь. В сообщение зова должна быть вложена очень кратко и чётко сформулированная информация — несколько слов или один образ. Длинные сообщения таким способом передать не удастся.

В прощальную ночь у Леси не было сил даже заниматься любовью: охваченная отчаянной, парализующей тоской, она могла лишь сидеть с Айялой в обнимку на диване и смотреть «Пиратов Карибского моря», утопая в тонком аромате весенней листвы. От неё будто половину души отрывали. Айяла была огорчена её состоянием и пыталась приободрить — объятиями, поцелуями, нежными прикосновениями кончиком носа к щеке: у эйянок это считалось интимным жестом особого расположения.

Когда звездолёт поднимался в ещё тёмное утреннее небо, он на мгновение потерял режим невидимости. В это время по улице плёлся всё ещё поддатый Петрович, заросший недельной щетиной. Проводив осоловелыми глазами летательный аппарат, он ошалело перекрестился:

— Оссссподи Иисусе, Мать Пресвятая Богородица! Эн-Эл-О!

Аппарат исчез светлой звёздочкой в глубинах зимней бездны. Вот и всё... Леся знала из объяснений Айялы, что перелёт на большие по астрономическим меркам расстояния совершался с помощью телепортации и занимал считанные секунды. В остальных случаях звездолёт мог пользоваться и собственным двигателем — смотря по обстоятельствам. Телепортация крупных объектов, таких как космические летательные аппараты, «жрала» очень много энергии — за один такой «прыжок» топливный отсек пустел наполовину.

Выяснилась и причина исчезновения Марьяны: общие знакомые доложили Лесе, что она все новогодние выходные пила, дебоширила и в итоге попала в отделение полиции. До уголовной статьи дело не дошло, ограничилось «административкой». Леся забрала бывшую девушку из отделения на машине, отвезла к ней домой. Бледная, встрёпанная, та держала худыми пальцами сигарету и жадно курила, и её щёки вваливались при каждой затяжке. Судя по всему, она не помнила ни анабиоз, ни события, предшествовавшие ему.

— Вот видишь, до чего ты меня довела? — хрипло проговорила она.

Видимо, лицо Леси было чужим, как каменная маска, потому что в глазах Марьяны отразился не то испуг, не то растерянность. Во взгляде Леси ледяными сверкающими буквами было выложено: «Это — последний разговор. Всё». И что-то тренькнуло, будто струнка лопнула.

— Ты учудила это по своей воле, никто тебя не заставлял, — сказала Леся. — Если с целью воздействия на меня — извини, но это бесполезно. Меня всем этим уже не проймёшь. Раньше меня это цепляло, сейчас стало как-то всё равно.

Она удалилась из социальной сети, сменила номер. Снова постылая работа навалилась на неё гранитной плитой, неподъёмной, давящей... Она ползла и тащила её, каждое утро вставая, как на казнь. Ни одного положительного момента она не могла в ней отыскать, свои обязанности исполняла механически. Это был тупик. Она устала и выгорела дотла.

Небольшая задержка месячных сперва не встревожила её — пока не стала большой. «Да нет, не может быть», — гулким эхом отдалась в черепе и в сердце догадка. У неё тогда были безопасные дни цикла — а вот поди ж ты!.. Чем она думала? Чем угодно, только не мозгом. Её свели с ума сказочные ароматы, фейерверк ощущений, все эти ошеломительные слияния, такие невероятные, небывалые — просто затмили разум. Ни одной мыслишки, даже самой маленькой, не всплыло. Но могли ли их расы скрещиваться? Уж слишком они разные... Да кто их там знает, этих эйянок!

Леся купила тест — две полоски. Купила ещё несколько, разных производителей — и опять положительный результат. Тогда она сдала анализы, и ей вручили бумажку с окончательным подтверждением беременности.

Она не знала, радоваться или плакать. Сумбур чувств накрыл её прямо на улице, после выхода из женской консультации, и она села даже не на скамейку, а куда пришлось — на край заснеженного цветочного вазона.

Ментальный зов! Айяла должна немедленно узнать. Над формулировкой Леся долго думала, а потом, гуляя по магазину игрушек, приложила к своему животу пластикового младенца, глядя на своё отражение в зеркальной двери. Этот-то образ она и послала через миллиарды километров звёздной черноты, не зная, получилось ли у неё.

Ответа пришлось ждать целую мучительную неделю. Во время обеденного перерыва на работе у неё вдруг заломило в висках, кабинет поплыл в звенящей пелене, а в голове прозвучал знакомый голос:

«Потерпи. Теперь есть веское основание для Комиссии по иммиграции».

Кружка опрокинулась, чай разлился, а Леся, зажимая рот, выскочила в уборную. Всё съеденное за обедом вывернулось из желудка.

Умом она понимала, что сейчас Айяла занята подготовкой к её переезду на Эйю, но сердце кричало: ну, не могла она, что ли, хоть на денёчек прилететь?! Хоть на часочек!

Но почему её беременность стала столь веской причиной?..

Самочувствие было отвратительным, и Леся с радостью ушла в декретный отпуск с этой проклятой работы. Еда не держалась в желудке — тут же вылетала, не успев перевариться, часто её накрывали обмороки. Однажды при падении она расшибла локоть, в другой раз ударилась затылком и заработала сотрясение мозга. А если её «накроет» на лестнице? Или за рулём? Хотелось свить гнездо на кровати и вообще не выходить из дома.

«Мне очень плохо», — послала она стон-зов к Айяле, лёжа в постели и высунув тёплого кокона одеяла только нос. Больше всего на свете она хотела, чтобы в её дворе опустился звездолёт...

Петрович, кстати, после того случая всерьёз завязал с водкой, решив, видно, что допился до зелёных человечков. Никто, конечно, ему не поверил: все решили, что ему с пьяных глаз померещилось, но сам он так испугался, что решился сказать зелёному змию «нет».

Спустя три дня, тёмным и холодным вечером Леся услышала приглушённый вибрирующий звук, который заставил её радостно встрепенуться от подушки. Айяла материализовалась прямо в комнате. В её больших глазах мерцала тревога и озабоченность.

— Что с тобой? Ты напугала меня.

Она присела на край постели, и Леся обвила её руками за шею.

— Меня тошнит безумно, я ничего не могу есть... Постоянно теряю сознание... Мне страшно! — всхлипнула она.

Сдвинув брови-стразы, Айяла молча обследовала её своим сканером. Зелёный лучик пробежал по телу Леси.

— С ребёнком всё в порядке, это хорошо, — с облегчением выдохнула она. — Я уж испугалась, что случился выкидыш... А у тебя сильнейшая интоксикация. Но против неё есть средство, и ты его знаешь.

— Неужели тот чудо-препарат от отравлений? — обрадовалась Леся.

— Он самый, — улыбнулась Айяла.

— А его можно беременным? — встревожилась Леся. — Ребёночку не повредит?

— Можно, родная, не волнуйся. — Айяла коснулась кончиком своего носа её щеки.

Она принесла из звездолёта прозрачную упаковку шприц-ампул с надписью на незнакомом языке.

— Тут триста штук. Думаю, хватит.

Леся молча подставила плечо, и игла вонзилась, вводя препарат. Облегчение наступило почти моментально, и Леся измученно склонилась на плечо Айялы.

— Только одна ампула в сутки, — предупредила Айяла, ласково заключая её в объятия.

— Я поняла. — С улыбкой, затуманенной усталостью, Леся прижалась к ней. — Спасибо тебе. Это просто спасение...

Оказалось, что её случай был уникален. Когда-то давно эйянки проводили опыты по поиску совместимых рас и выведению гибридов (впрочем, безуспешно), но потом Особая Комиссия объявила эти эксперименты неэтичными и запретила их. Исследования были свёрнуты. А тут — гибрид случился сам, без экспериментов, по любви. Это было серьёзное открытие и научная сенсация.

— Поэтому-то Комиссия по иммиграции и начала потихоньку склоняться к решению в твою пользу, — сказала Айяла. — Ещё не все вопросы улажены, скоро мне предстоит очередная встреча с чиновниками — на сей раз от науки. Дело движется медленно, потому что сроки рассмотрения каждого вопроса большие.

— И у вас есть бюрократическая волокита? — хмыкнула Леся.

— Думаю, она везде одинаковая, детка.

А Леся вдруг похолодела:

— Они что, собираются изучать нашу кроху? Разобрать её по косточкам?

— Ну что ты! — Айяла мягко сжала её плечи, коснулась пахнущими вишней и ванилью губами её виска. — Никто не причинит ей вреда. Ни в коем случае! Какие-то обследования наверняка будут, но, конечно же, не травмирующие. Исследования на аппаратуре будет достаточно. Разве что кровь из пальчика могут взять. Ничего не бойся. Кстати, — добавила она, — меня попросили помимо данных сканера взять у тебя кровь для исследования — для подтверждения твоей беременности. Потерпи чуть-чуть... Сейчас будет маленький укольчик.

Леся зажмурилась, не желая даже смотреть... Она всегда отворачивалась, когда у неё брали кровь. Резкий запах ударил в ноздри, вызвав тошноту: наверно, дезинфицирующее средство.

— Ну, вот и всё, — пощекотали её ухо губы Айялы.

Леся изумилась: как так? Она даже не почувствовала прокола, а Айяла уже убирала герметично закупоренную маленькую ёмкость с кровью в портативный контейнер-холодильник. Шумно выдохнув, Леся утонула в запахе ландышей и тополиной листвы — весеннем, свежем. Он успокаивал, в объятиях Айялы было хорошо и уютно.

— Прости, что я вызвала тебя всего лишь из-за токсикоза. Но я реально испугалась... А ещё соскучилась по тебе.

— Ты всё правильно сделала, солнышко. Это крайне сильная интоксикация. Терпеть её нельзя. Её нужно снимать.

Леся по-кошачьи прищурилась, мурлыкнула:

— М-м, ты загрузила словарь ласкательных слов?

— Да, восполнила кое-какие пробелы. — Айяла улыбнулась лишь фиолетовой глубиной глаз, а губами зарылась в волосы Леси.

Она осталась лишь до утра. Встреча была краткой, но принесла Лесе надежду и ощущение поддержки.

Снова потекли дни и недели. Конечно, кумушки-соседки судачили. Они сгорали от любопытства: кто же отец? Ведь мужчины у Леси, судя по всему, не было. Но она стойко держалась, уверенная: скоро этому придёт конец и она покинет местечко под названием «Земля». Она не сожалела ни о чём, ни за что здесь не цеплялась. Иногда её подтачивал страх и неуверенность в будущем, но одно воспоминание об Айяле, об её гипнотически-ласковых глазах ставило всё по местам в её душе, и боязнь уходила. УЗИ тем временем не выявило никаких странностей в развитии ребёнка, но вот у самой Леси начали расти пупырышки на шее. Приходилось их заматывать шарфом или прикрывать высоким воротником. И она догадывалась, что это такое... Влиял ли на неё таким образом ребёнок-гибрид? Только Айяла могла дать ответ.

К концу беременности у Леси поменялся оттенок глаз: они стали более глубокого синего цвета, в них мерцали тонкие, едва заметные серебристые прожилки. Нет, нижних оплодотворительных «нитей» у неё не выросло — и на том спасибо. Хватало и того, что выпали все волоски на теле. Шевелюра на голове пока держалась.

Айяла предупреждала, что у них внутриутробное развитие длится дольше — примерно один земной год. Вот уже пошёл десятый месяц, а малышка не торопилась наружу, и врачи беспокоились: переношенная беременность! Однако все обследования показывали превосходное самочувствие и мамы, и ребёнка. Леся отказывалась от стимуляции родов, настаивая на том, что ей просто неправильно определили дату наступления беременности, отсюда и «задержка». Врачей удивляло идеальное состояние малышки: никаких характерных признаков перенашивания не наблюдалось.

— Вы просто уникум какой-то, — сказали они, разводя руками.

До годичного срока кроха не дотянула. Получилось «ни вашим, ни нашим», нечто среднее. На исходе одиннадцатого месяца Леся услышала в голове зов:

«Получен положительный ответ от Комиссии по иммиграции. Лечу за вами».

Всё нутро Леси встрепенулось от радости, и тут же низ живота и поясницу охватила ноющая боль. Похоже, началось...

— Вы прямо аномалия какая-то ходячая, — сказала врач. — То беременность на два месяца переносили, то в родзале отстрелялись за сорок минут!

Леся сама себе удивлялась. Никакой дикой боли — только ритмичное напряжение живота. Всего сорок минут — и на свет появилась малышка с вполне человеческой внешностью, но удивительными фиолетовыми глазами с золотыми прожилками. Леся не удержалась от смеха: сразу видно, кто тут набедокурил. По бокам шейки у девочки виднелись пятнышки, похожие на родимые; такие же отметины были внизу животика, над лобком. Врачи на них не обратили внимания: ну, пятнышки и пятнышки. А Леся догадывалась: это — зачатки «нитей»... Брови и волосики на головке малышки имелись.

Леся кормила дочку, когда в её одноместной палате очутилась Айяла в знакомом маскировочном костюме. Леся молча уткнулась в её плечо, а она неотрывно смотрела на ребёнка. Её рука осторожно легла снизу, поддерживая малышку.

— У неё человеческая внешность, — проговорила она.

— Человеческая, да не совсем, — усмехнулась Леся, показав ей пятнышки на шейке ребёнка.

Айяла легонько погладила их пальцем, и они взбухли маленькими пупырышками. Зелёный лучик сканера пробежал по телу малышки, и эйянка улыбнулась:

— Надо же... Гибриды часто бывают бесплодны. А её репродуктивные органы в порядке. И в этом науке тоже предстоит разобраться...

— Ой, да иди ты со своей наукой, — засмеялась Леся. И проворковала, ткнувшись носом ей в щёку: — Я по тебе так соскучилась...

— Куда мне идти? — недоуменно вскинула Айяла стразы на бровях.

Впрочем, зелёные курсоры лингвистического поиска, мигнув разок в её зрачках, тут же погасли, а веки затрепетали: «нити» прятались под костюмом, но рот-то был доступен, и Леся воспользовалась этой брешью в защите, проникнув в неё поцелуем. Новая открытая словарная статья так и осталась незаполненной.

Айяла обнимала обеих: одной рукой — Лесю, другой — малышку у её груди.

— Меня чуть на стимуляцию родов не отправили, — рассказала Леся. — Еле отбилась от врачей. Они ж думали — я перенашиваю.

— Всё будет хорошо, детка. Добро от Комиссии получено. Всё готово к твоему прибытию. Но у меня есть ещё кое-что для тебя...

Айяла протянула Лесе на ладони футлярчик с кольцом. У той чуть не вырвалось: «У вас же нет такой традиции!» — но что-то тёплое в зрачках эйянки заставило сердце сжаться, а губы задрожать.

— Ты особенная, — сказала Айяла, улыбаясь глазами. — Поэтому пусть будет так.

Кольцо скользнуло на палец, а рука Айялы забралась под распущенные волосы Леси и нежно теребила там пупырышки, которые тут же вытянулись, став бахромой. Леся содрогнулась от сладкого ёканья, окутанная вихрем мурашек.

— Да, детка, ты всё верно поняла. Это из-за ребёнка. Эти изменения уже не повернуть вспять. Но это нам только на руку, так тебя благосклоннее примут на Эйе. Будет ещё лучше, если признаки усилятся. Поэтому думаю, что долго тянуть со вторым мы не будем.

— А если я хочу оставаться собой?..

— Это твой выбор, милая. Я ни к чему тебя не принуждаю.

Эхо грусти прозвучало в ответе Айялы. И неудивительно: ведь из слов Леси можно было понять, что она не хочет ещё одну малышку... Сердце ёкнуло.

— Ай, ладно! — засмеялась она лучиками глаз. — Сгорел сарай, гори и хата! Чего уж теперь терять... Буду такой же лысой, с камушками вместо бровей и с макаронами на шее! Главное — чтобы с тобой.

Горло Айялы издало мелодичную курлычущую трель, и она ткнулась кончиком носа в её щёку. А Леся вдруг поняла, что впервые слышит её смех. Это была не едва заметная сдержанная улыбка уголками губ или одним взглядом, а настоящий смех.

— Как вы сюда попали? Кто вас пустил? — Это вошедшая медсестра уставилась на Айялу удивлённо.

В глазах эйянки полыхнула холодная голубая вспышка, и девушка мягко осела на пол.

— Ой! Ты её в анабиоз отправила? — испугалась Леся. — Она что, целые сутки тут пролежит?

— Не беспокойся, на сей раз воздействие было слабое — минут на пятнадцать, не более, — усмехнулась Айяла, аккуратно укладывая бесчувственную сотрудницу на кушетку. — Помнить она ничего не будет. Скажешь ей потом, что она просто упала в обморок.

Леся рассмеялась и протянула к ней руку (вторая была занята ребёнком).

— Ну, раз у нас есть ещё пятнадцать минут, то иди к нам!..

— Не могу отказать в твоей просьбе. — Глаза Айялы гипнотически-ласково заиграли оттенками фиолетового, а её руки сомкнулись кольцом вокруг Леси и новорождённой крошки.

*

Май усыпал тротуары белым снегом лепестков, но Леся этого уже не увидела. В её квартиру и дом вселились новые жильцы, деньги от продажи поступили в детский фонд, а её самой уже не было на Земле — в хорошем смысле. Айяла увозила с собой не одну малютку, а двух: на пальце Леси поблёскивало колечко, а под сердцем мерцала тёплая искорка ещё одной новой жизни.

4-8 декабря 2018 г