Люди слишком многое связывают с сексом, тогда как настоящая близость - глубже. Она в ласковом прикосновении, в спокойном взгляде и ровном дыхании рядом…
Эльчин Сафарли - Угол её круглого дома
Катя; «до»
Внутри обезумевшей толпы мы медленно движемся вокруг своей оси. Дамир смотрит на меня так ласково, так нежно, проникновенно. Бережно, но сильно прижимает к своему телу, еле уловимо улыбается.
Я знаю эту улыбку.
Я влюбилась в нее сразу, как только увидела еще в седьмом классе, когда он перевелся в нашу гимназию.
Мой Дамир.
По нему сходили с ума столько девушек. Всегда. Но он был моим тогда, мой сейчас.
Высокий. Красивый. Правильные черты лица, ровный нос, эти скулы... А главное - совершенно потрясающая улыбка, в которой кроется сразу столько всего: и очарование, и хитрость, и смешинка... Дамир единственный человек, который может улыбаться вот так. Чтобы подарить сразу столько разных эмоций и заставить сердечко в груди часто-часто стучать...
Мы вместе десять лет, из которых пять - женаты. Сразу, когда мне исполнилось восемнадцать, тут же подали заявление, а потом просто сделали это! Потому что не сомневались. Ни я, ни он. Мы и секунды не сомневались, что нам суждено прожить вместе всю жизнь.
Это была она. Именно она - любовь, от которой внутри все зажигается, и плакать хочется, когда она наполняет тебя изнутри, и смеяться.
Я люблю.
Господи, я так сильно его люблю...Хочу его. Покрываюсь мурашками каждый раз, когда он рядом, и сейчас особенно остро. Дамир наклоняется ко мне ближе и шепчет на ухо:
- Моя самая красивая девочка. Черт, я так рад, что ты приехала…
И я рада.
Провожу по немного колючей щеке носом, втягиваю родной запах его тела, а потом нежно целую. Медленно скольжу губами по шее, улыбаюсь, когда чувствую, как Дамир начинает вибрировать.
Потом издает гортанный, тихий рык.
У меня начинает кружиться голова.
Мы живем на два города. Точнее, мы жили на два города, но сейчас я готова переехать к нему в Москву.
Это будет новый, потрясающий этап нашей жизни, я чувствую! Дамира «купил» популярный московский клуб. Он у меня очень талантливый футболист, который смог пробиться в высшую лигу и показать, что его не просто так называют «Меткий» - он всегда забивает гол.
Всегда.
А я - певица. Точнее, надеюсь, ей когда-нибудь стать. Отучившись три года в Уральской государственной консерватории (академии) им. М.П. Мусоргского, я перевелась в московский университет, куда меня приняли без проблем. В этом нет ничего удивительного: я очень талантливая, прямо как моя мама когда-то была, да и с такой поддержкой в лице мужа и свекрови?
У нас просто замечательные отношения, кстати! С тетей Ингой никогда не было никаких проблем. У нас вообще никогда не возникало никаких разногласий, понимаете? Мы с Дамом начали встречаться, еще когда мы были детьми - мне тринадцать, ему четырнадцать лет. Тетя Инга сначала умилялась, а потом только и делала, что нас поддерживала. Они с моей мамой очень сильно сдружились, и в этом нет ничего удивительного. У них было много общего. Тетя Инга, как и моя мама, воспитывала Дамира в одного. Ее муж ушел от нее к молодой секретарше, когда Дамиру было всего шесть, и единственное в этой истории хорошего - он оставил им большой дом, а еще большие алименты. Дамир долго не общался с ним, но в шестнадцать лет они вроде как помирились. Отношения все еще немного натянутые, даже сейчас, и я это чувствую, когда мы приезжаем в гости к Егору Алексеевичу, но они стараются. Мой папаша, например, пропал с концами. Единственное, что я о нем помню: когда-то Олег любил Сектор Газа. Точка. Никаких алиментов, никакого участия в моей жизни этот человек не принимал. Если честно, я даже не знаю, жив он или нет. И не хочу знать. Когда мама умерла, мне было всего шестнадцать, и если бы не тетя Инга и связи Егора Алексеевича, мне бы грозил детский дом. Так себе перспектива, согласитесь, и, наверно, я все-таки родилась под счастливой звездой.
Не было этого.
Я перебралась в дом к тете Инге и Дамира. По ее настоянию, конечно, мы жили в разных комнатах, но…вы, я думаю, понимаете, что это наставление вероломно нарушалось каждую ночь после того, как пробивало полночь. Я даже сейчас улыбаюсь, когда вспоминаю, как Дамир лазил ко мне в окно, а потом уходил в шесть утра, чтобы нас не спалили - романтика! Но это не главное. Именно благодаря тете Инге, я пережила потерю своей мамочки. Она была рядом, отстаивала меня и сражалась за то, чтобы я осталась жить с ними.
Я этого никогда не забуду.
Как и участие мужа, разумеется. Дамиру было семнадцать, и по всем правилам, он должен был хотеть тусоваться, развлекаться, шутить и смеяться, а он был рядом. Ни на секунду не выпускал меня из своих объятий: я плакала, а он только крепче их сжимал.
Наверно, если бы не он - я бы сама умерла, так сильно страдала; так мне было больно...
Но я здесь. В этом шумном зале, и он снова обнимает меня, смотрит только на меня и улыбается только на меня. Это и есть та самая глубокая, крепкая связь.
Настоящая близость.
Я будто читаю мысли своего мужа, а он мои. И я знаю, что больше всего на свете он хочет уйти из зала и отправиться в наш номер, чтобы напомнить, как хорошо он знает не только мою душу, но и тело.
- Соскучился? - спрашиваю тихо, игриво, Дамир усмехается и подтягивает меня еще ближе.
- Ты мне скажи.
- Чувствую, что да.
Приподнимаю ногу и совсем легко касаюсь коленкой его ширинки.
Мурашки тут же бьют с новой силой.
Я издаю тихий, мурчащий стон, откидываю голову назад немного и прикрываю глаза.
Вокруг так много людей…
Они празднуют день рождения Дамира. Веселятся. Танцуют под быструю музыку, кричат что-то.
Но для меня их нет.
Есть только он и я.
Дамир двигается мне навстречу, проводит языком по шее, а потом захватывает кожу и утробно рычит.
Эти импульсы…я в них теряюсь на мгновение. Внизу живота дико тяжелеет, между ног становится жарко и влажно.
- Я тоже хочу уйти, - шепчу ему в губы, Дамир пару раз кивает.
- Знаю.
Взрывается хлопушка. За ней еще одна. И еще. Еще.
Нас осыпает золотое конфетти. И я смеюсь, ловя хлопушки лапками.
Да…наша жизнь в Москве будет великолепной.
Я чувствую.
После; девять месяцев спустя
Я вылетаю из шумного клуба, как пробка из бутылки. Спотыкаюсь на неудобных, но модных босоножках. Холодно - адски! На дворе апрель, для такого "лука" для всех нормальных людей время настанет лишь через пару месяцев.
Не мой случай.
В этой проклятой Москве по-другому одеваться нельзя! Особенно в такое место! Я не могу заявиться сюда в теплых уггах и гребаном платье в пол!
Не поймут.
Господи, как же меня тошнит от этого «не поймут», аж глаз дергается! Но это Москва. Она кусачая, она злая, у нее свои правила выживания. Жестокие, циничные, резкие и острые.
Никакого сочувствия. Хочешь быть своей в «крутой» тусовке? Хочет не сдохнуть в «стае»? Терпи.
Ты многое должна терпеть, даже если тебя уже тошнит. Даже если дышать сложно. Даже если изнутри у тебя уже обрыв - сомкни посильнее челюсти, иди вперед и терпи, сука! Улыбайся и терпи...
Я долго терпела.
Я так долго терпела, что, кажется...черт, у меня совсем не осталось сил. Не ради них. Мне плевать на то, что они обо мне подумают - мы не друзья, я это уже поняла. Им на меня вообще насрать, а если честно, то, наверно, даже наоборот. Все, чего они хотят - моего падения. Теперь это очевидно.
Я терпела ради него.
Ради него…
Ради моего самого любимого человека, и...куда все делось? Как…все могло так быстро…рухнуть?
Громко всхлипываю, трясусь, кутаясь в короткую шубку, которая даже задницу не прикрывает!
Как же я это все ненавижу…
- Катя, блядь, стой!
Дамир догоняет меня, резко поворачивает на себя и рычит.
- Ты какого черта свалила?! Совсем уже…
От его претензий и грубого тона я дохожу до какого-то больного, искалеченного апогея.
- Зачем ты пошел за мной?! Тебе же насрать!
Дамир плотно сжимает челюсти, а я в очередной раз уродливо всхлипываю. Стараюсь унять дрожь, посильнее обхватываю себя за плечи, но ничего не помогает.
Когда умирает что-то важное внутри тебя…ничего и никогда тебе не поможет…
- Ты трогал ее, - шепчу еле слышно, - Ты делал это…
- Мы. Просто. Веселились.
Дамир отвечает мне по слогам, а говорит со мной так, будто я идиотка и ничего не понимаю! Этот тон я ненавижу еще больше. С него все началось.
Именно с него мы покатились по наклонной…
- Это все ты виноват, - бросаю ему в лицо то, что уже так долго давит меня изнутри бульдозером.
Он молчит.
На щеках сильнее играют желваки, пока я совершенно по-детски вытираю глаза, всхлипываю и добавляю.
- Это ты все разрушил…
- Не передергивай!
- Это ты виноват! - кричу так, что саднит горло, - Ты со своими дерьмовыми предложениями! Нравится?! Тебе нравится их результат, Дамир?!
- Ты сама согласилась!
- Я согласилась, потому что боялась тебя потерять!
Правда жжет губы.
Он молчит.
Снова молчит…
Что здесь ответить? Ведь это «немодно» - любить. Не здесь. Не в Москве.
Я отступаю на шаг, часто-часто дышу и мотаю головой.
- Ты заставил меня ненавидеть себя, стыдиться и терпеть все твои закидоны. Ты заставил…
- Ты согласилась!
Он рявкает на меня, чего раньше никогда не было, делает угрожающий шаг. Зачем? Что будет дальше? Еще хуже? Я чувствую угрозу. От него исходит угроза, и больше нет никакой безопасности. Будет еще хуже...Заставить меня поступиться принципами… этого недостаточно, да?
Нет, с меня хватит.
Он рвет мне душу уже полгода. На части. Сжигает ее каждый раз, когда заставляет снова проходить через это…
Меня колотит в истерике.
У меня закончилось терпение.
У меня больше нет сил.
Медленно поднимаю глаза на здание и вижу, что на балкон вышли все его «друзья» - звери. Они звери. Стая. Голодная, злая, циничная стая, для которой все, что сейчас происходит - интересное развлечение.
Ничего в них нет человеческого, и в нем…тоже больше нет.
Это не мой Дамир.
Это незнакомец, которого я не хочу больше знать.
- Иди, - шепчу еле слышно, указав подбородком на компанию, которая наблюдает за нами с неприкрытой, больной радостью и наслаждением, - Они тебя заждались. А с меня хватит.
Я разворачиваюсь и быстрым шагом следую к своей машине, а сама чувствую взгляды в спину. Особенно сильно сразу двух пар глаз.
Двух худших пар глаз в мире.
Одного - исполнителя, второго - организатора всего этого ада, через который я прошла в надежде сохранить самую дорогую сердцу близость.