Божий промысел

Оконная решетка напластала лунный свет узкими ломтиками, рассыпавшимися по земляному полу кельи.

— …храните нас, Всеблагие и Всевышние, во свете дня и во мраке ночи, помогите распознать зло и дайте сил не убояться оного…

Под потолком зудели комары, будто подпевая на манер храмового хора: «Зззззло… Ссссил… Кусссь!»

— Ай! — Микол что есть силы хлопнул себя по щеке. — Чтоб тебя…

Молитву пришлось начинать с начала, присовокупив к ней покаянную исповедь. Может, боги для того комаров и сотворили, чтобы нам во испытание посылать? Кто духом крепок — только улыбнется им благостно… ой! А еще боги сотворили траву пижму, надо было натереться ею перед праздничным моленьем. И так и эдак грешен: вспыльчив, ленив, несобран.

— …простите нам грехи малые и позвольте искупить большие…

Время уже близилось к полуночи, а рассчитаться удалось только с двумя иконами. На третьей дело застопорилось: то язык заплетется и вместо «творил» — «варил» ляпнет, то комар, упокой боги его душу, бренную плоть жалом уязвит. Все прочие послушники давно спят, выполнив монашеский долг, а он, Микол, никак до конца третьего бога добраться не может. То бишь без запинки прочесть ему две дюжины молитв. И почему нельзя повесить иконы на одну стенку и молиться им единовременно? Все равно ведь ко всем разом обращаемся.

Послушник вздохнул, украдкой почесал кончик облупленного носа и снова вернул руку в молитвенное скрещение на груди. Впрочем, крадись не крадись, боги — они все видят! Но с ними договориться проще, чем с настоятелем. По крайней мере в долг, до Искупительного Потока, поверят. А вот отец Ктиан мигом какую-нибудь епитимью наложит.

— …укажите путь истинный и отвратите с дурного…

Четвертая икона укоризненно буравила взглядом спину, ожидая своей очереди.

Шея-то как ноет! Еще бы — два часа на коленях простоять. Странно, что они еще в пол не вросли. Хотя подвижки-лунки уже есть. В монастырских кельях полов нарочно не мостят, чтобы все рвение на виду было: у кого впадины от колен глубже, тот и благочиннее. Есть тут один столетний дед, так он из них сам уже выкарабкаться не может, каждый раз послушников зовет. Скоро вообще под землю уйдет, мракобесам на устрашение.

«Может, и мне тайком подкопать?»

Послушник поскорее согнал с лица нечестивую ухмылку и сосредоточился на огоньке свечи, воткнутой в кусочек хлеба под иконой.

— …ибо только вы есьмь… А, чтоб вас!

Микол заткнул рот ладонью, но было поздно. Да что ж сегодня за день такой?! Теперь вот все свечи разом потухли. Откуда этот ветер взялся-то? Вроде такой тихий вечер был, ни листочка не шелохнется… Будто мракобес в келью дунул!

Послушник встал, с наслаждением потянулся и подошел к окошку. Оно выходило в монастырский сад, отделенный плетнем от сельского кладбища. Еще дальше, за рощицей, ржавило небо зарево над богопротивной Школой Чародеев. Погоду они, вишь ты, по ночам творят, огни бесовские на башнях жгут. Тьфу! Доброму человеку туда не то что ходить — глядеть на это непотребство грешно. Подняли ветер, проклятые колдуны, испоганили доброе дело!

Парнишка уныло уткнулся лбом в решетку. Ночной воздух приятно холодил щеки. Где б огоньком разжиться? С кремнем возиться хлопотно, да и трут, кажись, у Микола кончился. Братьев по вере по такой малости будить стыдно. Разве что в часовню сходить, там масляные светильники круглые сутки теплятся. Но если отец Ктиан снова мается бессонницей, то и Миколу сегодня поспать не удастся. Заставит при себе молитвы читать, да с чувством, с расстановкой, и за каждый чих — по загривку дланью карающей.

Послушник вздрогнул и протер глаза: в кладбищенской тьме померещилось какое-то копошение. Что за ерунда? Какого рожна там кому понадобилось в такое время? Могильщика на здешнем погосте не было, могилы обихаживали монахи — за небольшую, подъемную любой семье плату. И обители доход, и родне утешение. Как раз в том углу, кстати, находился участок Микола, и днем там все было в порядке. Может, чья-то вдова безутешная пришла над могилкой порыдать? А почему тогда без свечи?

Миколу стало чуток жутковато. Селяне уже без малого месяц жаловались настоятелю, что в округе завелась какая-то ночная тварь — не то вупыр, не то вомпер — и обездолила уже дюжину дворов, утащив… охраняющих их собак. Жаль, волкодав купца Козеки по весне издох — воры отравили. Уж он бы задал упырю жару: шестипудовая псина однажды медведю горло перегрызла, спасая незадачливого хозяина-охотника.

Хотя сказки все это, ересь — ну откуда тут упырю взяться? Отец настоятель на той неделе кладбище с кадилом обходил, послушники столько святой воды на могилы набрызгали, что потом даже цветочки поливать не пришлось. Да и сам монастырь рядом: кресты, иконы, святые мощи… А что селяне шепчутся — так это их маги подуськивают. Норовят, стервецы, прихожан переманить, чтобы те не богам свечки ставили, а чародеям кладни отсчитывали.

Нет, там точно что-то ворошится! Возле надгробия Катею Верному, бурое такое, горбатое. Собака, что ли, забежала? Ох, да ведь там только-только розы посажены, родичи усопшего из самого Ясневого Града их выписали, строго-настрого велели холить и лелеять. А вдруг эта тварь сейчас под ними гадит или, хуже того, кость зарывает?!

Гнев вытеснил страх, и Микол, прихватив у порога дрын потолще (послушников учили самообороне, ибо смиренные монахи с посохом частенько привлекали внимание любителей легкой поживы), отправился разбираться с негодяем.

Сад давно пора было косить, зарос так, что тропок не видать. Роса холодом обожгла босые пятки, подол рясы быстро намок и начал липнуть к ногам. За спиной послушника, шумно продравшись сквозь листву, упало яблоко, заставив парня ухватить дрын на изготовку. Вот бы и впрямь разбойник какой напал, а Микол ему, во славу божию — хрясь! И — благословите, Всевышние! — с разворота промеж глаз. А то учишься-учишься, лучше всех в обители палкой вертишь — и впустую. Может, всю жизнь будешь грядки полоть да жития святых переписывать.

Послушник сам не заметил, как с разбегу перескочил плетень, в прыжке заехав воображаемому противнику пяткой в нос. Поросль крестов на грядках холмиков живо отрезвила, Микол виновато сунул дрын под мышку и оправил рясу. За сотню лет кладбище разрослось на добрых полверсты, аж до леса. Здесь хоронили не только селян, но и городских, кто побогаче. Погост на отшибе от суетного Стармина, но под боком, ухоженный, никто покой усопших не потревожит.

Кроме этих, для которых ничего святого нет. Уж лучше бы собака нагадила!

Впрочем, собака там тоже была. Маленькая белая дворняжка с черными ушами и пушистым хвостом-бубликом, словно отрезанным от другой, более крупной и лохматой псины. Поджав тонкую дрожащую лапку, она покорно стояла возле могильной оградки, привязанная к ней короткой веревкой. Хозяин, сидящий на корточках спиной к Миколу, увлеченно ковырялся в земле. В висящей через плечо сумке при каждом движении что-то позвякивало. Притороченный к поясу меч заметно мешал святотатцу, человек то и дело его поправлял, но снять почему-то ленился. Рядом лежала лопата.

— Эй, что вы там делаете? — срывающимся голосом окликнул Микол и сам поразился: так глупо и пискляво получилось.

Мужчина, не вставая, поднял голову. В руке у него — уф! — оказался не кинжал, а обыкновенный обструганный колышек.

— Работаю, — дружелюбно сообщил он, разглядывая бледного, набычившегося паренька в серой рясе. — А что?

— Прекратите немедленно!

— Почему? — искренне изумился наглец. Сам он выглядел лет на двадцать: высокий, худощавый, с ярко-рыжими волосами, короткой бородкой и хитрющими глазами, напоминая молодого поджарого лиса, только-только сменившего серый детский тулупчик на пышную огненную шубу.

— Это святая земля!

— Ну и хорошо, колдовать легче будет.

Микол аж дар речи от такой наглости потерял. Маг, решив, что инцидент исчерпан, снова принялся колупать землю.

— Вы что, не поняли? Уходите отсюда!

— И не подумаю.

Послушник перевел взгляд на дрын. Зря тащил, колдун даже замахнуться не даст. То есть боги его, конечно, потом покарают, но хотелось бы прямо сейчас и понагляднее, чтобы другим неповадно было!

— Я… я… настоятелю пожалуюсь! — неуверенно пригрозил паренек.

— Ой, боюсь-боюсь, — рассеянно поцокал языком маг, сверяясь со свитком, а потом со звездами. Интерес к Миколу он уже потерял, как к жужжащей над ухом мухе — отмахнулся и забыл.

А действительно, что простой послушник может сделать магу? Проклясть? Так колдунья душа и без того прямиком к мракобесам ухнет, давным-давно им заложенная и перезаложенная. Пока Микол за отцом Ктианом сбегает… да и не пойдет он сюда, кого-нибудь из старших братьев отправит. Тот пока проснется, пока оденется — поганец спокойно провернет свои богомерзкие дела и смоется.

Можно, конечно, камнем в него запустить и наутек кинуться, но это недостойное божьего служителя деяние, ибо сказано в пророческих свитках: «Как не взойдет пшеница из пырейного семени, так не родится добро из злого деяния».

Тем более наверняка догонит.

Разумнее всего было достойно (то бишь сделав вид, что куда-то опаздывает, а не то бы он мерзавцу — ух!) отступить, но тут взгляд послушника упал на несчастную псину. Животных Микол любил, вечно таскал в карманах кусочки хлеба для монастырских лошадей. И собака у него в детстве была, такая же мелкая, ласковая. Три дня плакал, когда пьяный мужик ее походя сапогом пришиб.

— Немедленно отпустите божью тварь на волю! — Голос послушника наконец окреп и зазвенел не комаром, а монастырским колоколом. Самым маленьким, как в часовенке… пожалуй, даже тем, что братьев на ужин сзывают… но все-таки!

— Слышал, Бобик? — печально осведомился маг у дворняги, почесав ее за ухом. — Этот зануда обозвал тебя тварью.

Глупая псина завиляла ему хвостом, а на Микола злобно тявкнула.

— Да вы… да ты сам обзываешься, колдун богомерзкий! — вспылил послушник. — Сей же час изыди с погоста!

— Сам исходи! Сбегай по девкам, что ли, пока настоятель спит…

— Чтоб у тебя уд отсох, развратник! У меня обет!

— А у меня аспирантура!

Микол на всякий случай перекрестился.

— Я пишу кандидатскую работу по боевой магии, — терпеливо пояснил рыжий. — А у вас тут, судя по всему, наблюдается очень редкое, всего дважды описанное в литературе явление.

— Чего?!

Маг печально помотал головой и начал раздельно, помогая выразительными жестами, втолковывать:

— Я — здесь — искать — нежить. Ты — туда — идти — спать. Храм — Ковен — дружба навек. Твоя моя понимать?

Микол возвел очи к небу, торопливо попросил прощения за грех сквернословия и, на всякий случай — рукоприкладства, вдохнул до самых печенок и подробно изложил магу честное мнение, куда ему стоит заглянуть, а лучше того — сходить.

Тот аж колышек выронил, замерев с приоткрытым ртом.

— Ого! — с почти благоговейным восхищением выдохнул он. — Это нынче в монастырях так молятся? А проповеди, часом, не тролли читают?

Послушник спустил пар, уверился, что этот грешник уже безнадежен, и, наклонившись, начал молча отвязывать собачонку.

Теперь растерялся маг. Драться со «смиренным монахом» ему не позволяло воспитание и шаткое перемирие между магической и духовной властью. А собачонка, честно признаться, была не его: подманил бродячую на рыночной площади. Бедная псина уже многажды прокляла тот кусочек мяса, и когда полоумные люди начали с рычанием перетягивать ее поводок, не выдержала. Закрутилась юзом, завизжала, тяпнула кого попало за лодыжку и бросилась наутек.

— Придурок! — рявкнул маг, в сердцах пиная лопату. — Лови ее теперь!

— Славьтесь, Всевышние и Всеблагие, — простонал Микол, скача на здоровой ноге и держась за прокушенную.

— Ты вообще соображаешь, что наделал?!

— Спас невинное создание от бесовского произвола!

Послушник рано обрадовался. Глупое животное помчалось напролом сквозь пресловутые розы, зацепилось поводком и отчаянно заскребло лапами, пытаясь вывернуться из ошейника.

— Ага! — Маг подхватил лопату. Микол пихнул его локтем, чуть не сбив с ног, и, прихрамывая, сам кинулся к псу.

Колдун нагнал послушника уже у могилы. Они снова сошлись нос к носу: у одного дрын, у другого лопата, посередине — серебристые эльфийские розы «Нежный поцелуй». Псина отчаялась вырваться, села и завыла — пронзительно, тоскливо. Тоже, видать, кому-то молилась.

Пришлось орать и противникам.

— Ты что, балда, не понимаешь: когда оно всех собак в селе сожрет, то с голодухи за людей примется!

— Это святая земля!

— Вот заладил!..

— В ней нету никакого зла!

— А при чем одно к другому?!

— Боги хранят свою паству!

— Да, у вас тут неплохой магический фон, но это не мешает закукливанию усопса, даже наоборот!

— У нас тут — благодать Господня!

— Ничего себе у вас понятия о благодати! Девять собак уже пропало и, между прочим, один козел! А если кое-кто не прекратит по погосту шляться и умным людям мешать, два козла будет!

— От козла слышу! — Дрын звучно скрестился с лопатой. Потом лопата с дрыном: маг тоже был не дурак помахаться. — Наколдовал какого-то паскудства, а теперь отбрехивается!

— Я?! Нечего псов всяких тут хоронить!

Микол задохнулся от праведного гнева:

— Ты кого из наших добрых прихожан псом обозвать посмел?!

— Пса!

Надгробный холм брызнул в стороны, как будто под ним покоилась бочка с молодым, слишком бурно забродившим вином. Розовый куст, трепеща листвой, взвился вверх и на манер омелы засел в развилке березы. Куда улепетнула освободившаяся собачонка, Микол не разглядел: его самого отшвырнуло назад, так приложив к соседнему кресту, что тот, похоже, до конца жизни пропечатался у послушника на спине.

А из могильной тьмы беззвучным, неестественно-текучим прыжком выметнулся огромный зверь. На груди и воротнике слипшаяся шерсть успела переродиться в треугольные роговые пластины, по бокам они только проклевывались сквозь гниющие комья. Морда, и при жизни способная вместить голову ребенка, вытянулась вдвое. Клыки не изменились (куда уж больше, пасть не закроется!) — зато ими стали все зубы до единого. На шее бесовской насмешкой болтался ошейник с разлохмаченным бантом.

— Что… Что это, боги?! — возопил Микол, загораживаясь дрыном, который так и не выпустил из рук.

— Говорю ж тебе, придурку — ус’опес! — гаркнули Всевышние. — Закопали пса на святом погосте, молебен как по человеку отслужили, а потом удивляются!

Послушник помотал головой, и гулкий хор в ней ужался до одного, вполне земного голоса.

— Неправда, нет на мне такого греха!

— Ну настоятель твой! Безутешный купец сунул ему полсотни кладней, а тот и рад стараться!

На кладбище частенько хоронили чужаков в закрытых гробах: то рыцаря, которому не повезло с драконом, то богатого вельможу из самой Шаккары привезут — мол, завещал похоронить себя на родине. Но чтобы собак?! А Микол-то, дурак, еще Козеку жалел: на одной неделе и собака любимая издохла, и какого-то родича отпевать пришлось.

Нежить встряхнулась, осыпав людей земляными комочками и окатив волной смрада. Подозрительно принюхалась ошметками носа, из-под которых выглядывали концы желтоватых костей.

Маг осторожно потянул из ножен меч, но псу хватило чуть слышного шелеста. Зверь встопорщил пластины и с рычанием попятился. Звук был низкий и въедливый, в груди защипало как от долгого бега.

— Ну?! — Рыжий поманил усопса свободной ладонью, но тот издевательски оскалился и тенью метнулся прочь, в момент затерявшись меж надгробьями

— Вот скотина! — Маг со злостью обернулся к послушнику. — А все ты!

— Чего — я? — Микол тоже на всякий случай отполз, протирая рясу задом.

— Спугнул гада! Надо было его в могиле бить или на приманку брать! Вот где он теперь, а? Может, очередную собаку дерет, а может, и человека!

— А что ж ты к нему, — паренек поморщился, завел руку через плечо и выдернул из спины здоровенную щепку, — умение свое позорное не применил?

— Магию, что ли? Так это ж нежить, ее только сталь берет. Для пульсара она слишком быстра, плести заклинание не было времени, к тому же об усопсах в архиве почти нет данных…

— А может, она у тебя на святой земле попросту не действует? — торжествующе перебил Микол.

— Действует! — возмутился маг.

— Не верю! Не попустят боги такого кощунства!

— Гхыр знает что, — пробормотал рыжий. — Ну на, гляди!

Маг воткнул меч в землю, развел руки, и между ними затрепетал, заискрил синий язычок молнии.

— Убедился?

Вконец разочарованный Микол не успел ответить — между ног колдуна, топоча, как заяц, проскочила белая собачонка. Она так ополоумела от ужаса, что даже не лаяла: мчалась с раззявленной пастью и вытаращенными глазами.

Молния выскользнула у рыжего из рук, и чье-то надгробие рассыпалось мелкой крошкой. Маг наклонился за мечом, усопес, как в чехарде, пролетел над его спиной, обкапав слюной куртку. Взгляд нежити был намертво прикован к белому петляющему пятнышку — упыриный голод оказался сильнее осторожности.

— Хватай тварюгу! — заорал рыжий, забыв, что имеет дело не с коллегой.

Послушник тоже не подумал и схватил. За что получилось.

Усопес, проскакав несколько саженей, остановился. Недоуменно оглянулся.

Микол, сидящий, как дурак, с оторванным хвостом в руке, почувствовал себя очень неловко.

— Кажется, ты его разозлил, — со смешком заметил маг.

Собачонка, заложив вираж, снова прибилась к его ногам, осев дрожащим холмиком.

Послушник запустил хвостом в оскаленную морду, подгреб к себе дрын и вскочил.

Все собаки любят гоняться за своими хвостами. Но только этому волкодаву удалось его поймать.

Пока пасть усопса была занята, Микол что есть мочи огрел его дрыном промеж ушей. Судя по звуку, череп треснул. Более того — показался из бескровной раны, но пес даже не взвизгнул. Только голова мотнулась. Еще один удар — в глаз, палка вошла на добрых три пяди и чуть не застряла, выдернувшись с гадостным чмоканьем.

Отбить от нежити что-нибудь более дельное монах не успел: она перешла в атаку, сомкнула челюсти на захрустевшем дрыне (Микола чуть не стошнило от близости разлагающейся морды), опрокинула человека на землю, с обидной легкостью сломила сопротивление рук и… прилегла рядом. Ряса на груди начала быстро промокать, кожу защипало.

— Ты как, цел? — Маг ухватил песью тушу за ногу и стянул с послушника. Голова осталась висеть на дрыне, продолжая слабо его жевать.

— Божьей милостью, — пробормотал Микол, не рискуя проверять, насколько широко оная распростерлась, и не успел ли пес оттяпать что-нибудь ею не прикрытое.

— Вставай… напарничек. — Рыжий дружески предложил послушнику руку. Тот машинально протянул свою, но на полпути отдернул и, кривясь от боли в многострадальной спине, поднялся сам. — Да ладно тебе! Здорово дерешься.

— Я тебе не напарник, — отрезал Микол, выдергивая пучок травы и пытаясь оттереть им песью кровь. Но та, даром что густая и холодная, успела впитаться, безнадежно испоганив рясу. — Мое орудие направляли Всевышние, а твое мракобесы!

— О боги, — разочарованно вздохнул рыжий. — Ну ладно. Пусть будут боги…

— Что здесь происходит?!

У Микола отлегло от сердца, все стало легко, просто и понятно. К разоренной могиле, помогая себе посохом, спешил сам настоятель, не иначе как разбуженный шумом. Ну, сейчас колдун поплатится за свои злодеяния!

— Кто таков?! — грозно вопросил отец Ктиан, наставляя на рыжего обличающий перст.

— Ааа-эммм… Маг-практик четвертой степени, — слегка струхнул тот. — Аспирант Ксандра Перлова.

— Покажи знак, бесовское отродье!

Маг безропотно расстегнул куртку, к подкладке которой была приколота какая-то бляха, бледно светившаяся в темноте: меч и солнце, что ли. Заодно вытащил из внутреннего кармана какой-то свиток, протянул настоятелю. Тот брезгливо повертел его в двух перстах, глянул только печать и сунул обратно.

— Я тушку-то возьму? — риторически вопросил маг, доставая из сумки сложенный мешок. — Отличное чучело для музея неестествоведения выйдет.

— А ну лапы прочь! — не сдержался Микол, снова вылезая вперед. — Чучело, как же! Чтобы оно через неделю опять тут шастало?! Нет уж, мы с братьями сожжем чудище и развеем его прах по…

— Забирай эту мерзость, — властно перебил Микола настоятель. — И сей же час уноси отсюда.

— Но, отец Ктиан! — возмущенно взвыл парнишка. — Это же главное доказательство! Надо выставить его на всеобщее обозрение и прилюдно потребовать у Козеки ответа!

Маг молча похабно ухмылялся, запихивая усопса в мешок.

— А этот, рыжий, всякие гадости про вас говорил! — еще пуще распалился Микол. — Мол, вы с купцом в сговоре, и пса тут с вашего благословения закопали. Богохульник и лгун! Сам небось эту тварь со дна преисподней вызвал и на мирных прихожан науськал. Надо звать братьев, вязать его и вести к королю с позором!

Но отец настоятель повел себя очень странно.

— Сын мой, — ласково сказал он, приобняв послушника за плечи. — Сегодня на твою долю выпало страшное испытание, и ты с честью его выдержал. Но оно уже кончилось, и хвала богам! Не стоит тревожить братьев в столь поздний час… да и вообще не стоит. Возьми вот яблочко, скушай его и забудь все как страшный сон.

Послушник непонимающе уставился на сочный плод.

— Но этот нечестивец осквернил кладбище и осмеял нашу веру!

— Ничего, я сейчас поправлю кресты, окроплю святой водичкой, и вся скверна уйдет. А с купцом я сам поговорю, одни боги ему судьи…

Яблоко было большим и теплым. Микол машинально, завороженный журчащим голосом настоятеля, поднес его ко рту… И увидел возле кладбищенской ограды два огрызка — совсем свеженьких, ярко белеющих под луной.

— Отец Ктиан, — прошептал паренек, озаренный страшной догадкой. — Так вы здесь давно уже стоите?! Но почему… почему вы тогда позволили колдуну учинить этот беспредел?

— Боги, сын мой, высшая сила, и проявляется она в чудесах и знамениях, — надулся от важности настоятель. — Если они захотят тебя наградить, то не осыплют золотом из тучки, а ниспошлют прибыльное дело. Если осудят — то покарают болезнью, а не спустятся с небес, дабы лично высечь розгами. Так и я, взмолившись об избавлении от чудища, поднялся с колен и узрел на кладбище конкуре… продажного колдуна. Что это, как не знак свыше?

Рыжий ехидно сделал им ручкой и, сгибаясь под тяжестью мешка, пошел к калитке. Собачонка, помедлив, нагнала его и потрусила рядом.

— А может, он вам для искуса послан был? — буркнул парнишка. — Как в пятом стихе второго свитка: «…и явился Апупию бес хвостатый и духом смрадный, и стал обольщать и уговаривать, чтоб повернул он вспять, ибо святой источник пересох и проще начерпать воды из болота»?

— Иди в келью, глупый отрок, — разозлился настоятель, отбирая у Микола яблоко, бережно обтирая о рясу и пряча в карман. — Мал ты еще — Божий промысел постигать! Утром вместо завтрака прочтешь двадцать раз молитву «О силе духа», авось разума прибавится. И чтоб никому не звука, что тут произошло! Отлучу!

Утро и два адепта наперегонки красили каменную ограду вокруг Школы Чародеев, Пифий и Травниц: первое — золотистыми лучами, вторые — известкой из ведерка. За их стараниями пристально наблюдал завкафедрой боевой магии Ксандр Перлов, и если к солнцу у него не было претензий, то адепты уже замучились промазывать каждую щелочку между камнями. Увы, единственное, в чем раскаялись воспитуемые трудом шалопаи, — это что попались на невинной, с их точки зрения, шуточке. Бойкая золотисто-рыжая девочка украдкой ткнула локтем собрата по несчастью: к воротам целеустремленно хромал насупленный парнишка лет пятнадцати, в грязной, изодранной рясе с крестом навыпуск. В одной руке гость держал тощую холщовую суму. В другой — отполированную ладонями палку.

— Чего тебе, юноша? — как можно ласковее спросил Ксандр. Маги с дайнами не шибко ладили, и давать конкурентам лишний повод для скандала не следовало. К тому же Алмит, сдавая черновик научной работы, признался, что этой ночью у него были какие-то трения с храмовниками. Небось жаловаться пришли…

Парнишка диковато сверкнул на него темными глазами.

— Желаю магии вашей богомерзкой обучаться, — нараспев ломающимся баском произнес он. — Дабы вручить душу мракобесам и через то стать орудием Божьим!

— Ну… заходи, — посторонился растерявшийся директор.

Микол шмыгнул носом, покрепче стиснул дрын и переступил порог.