Бокс как зеркало российского геополитического сумасшествия

Поединок Кличко – Поветкин оказался очень кстати. Победа российского боксёра могла бы вписать яркий штрих в картину ритуального унижения Украины как деградирующего государства. Уверенность в таком результате продиктована инфантильной верой в чудеса, присущей всем мифам об особой миссии России.

Под влиянием этих мифов бой за пояс чемпиона приобрёл всемирный масштаб. В грандиозном противостоянии Добра и Зла Поветкину пришлось защищать Силы Света от вражеского нашествия. Его образ подвергся столь тщательной фольклорной обработке, что характеристики спортсмена и человека практически исчезли. Он стал символом возрождения богатырской Руси, уходящим своими корнями в глубокую древность. Увлечение боксёра язычеством прекрасно дополняло архетипическую модель. В России издавна привыкли использовать архетипы как подмену реальных достижений и перспектив.

Значение «эпической битвы титанов» преувеличено и в серьёзной экспертной среде. Рефрен о равных соперниках (который противоречил не только очевидностям, проходившим на ринге) пытался внушить Гендлин-младший во время боя и такой тонкий аналитик бокса, как Гендлин-старший во время обсуждения с Шустером. Мифологизации подыграл и сам Владимир Кличко, без устали повторяя, каким «крепким орешком» оказался Поветкин.

Восхваление доблестного витязя российской пропагандой предусматривало бранные высказывания в адрес его противника, которые быстро перешли в абсолютную демонизацию. Кличко воплощает неприлично тёмное начало, проникнутое разрушительным духом Запада. В нём соединяются худшие черты неприятеля: хохол -европеец-американец в одном лице, эдакий гадкий трёхглавый Змей. Одним только своим присутствием он посягал на священные земли Москвы. Словно Соловей-разбойник, который осквернял Киевские леса.

Задача Поветкина – реинкарнированного образа Ильи Муромца – состояла в том, чтобы наказать монстра и проложить путь на Киев – колыбель славянских народов. И не имеет значения, что логичнее считать агрессором того, кто осуществляет вторжение в пространство действующего чемпиона, чем того, кто принимает вызов. Но обычная логика здесь не работает.

Зато сработали объективные преимущество украинца, который доказал очевидное: спорт и химеры больного ума несовместимы. Сказания о стародавнем минулом бессильны против точного удара. Состоялся типичный мисматч, поскольку Кличко не просто победил, а по сути деклассировал россиянина как боксёра. Тот факт, что он «отпустил» его после трёх нокдаунов седьмого раунда и позволил достоять до конца, ещё больше унизил Поветкина.

Как и ожидалось, встреча с реальностью вызвала немалую ярость. Публика настроилась на просмотр отечественной версии «Властелин колец: две Башни», а получила нечто иное. Их воин не смог отстоять родную Башню и проучить наглого урук-хая. Ринг заволокло мраком Мордора. Весьма похожим на тот, что царил в головах зрителей, свистевших яростнее Соловья-Разбойника и не подозревавших, что именно они ведут себя, как бесовская нечисть.

Аналогичным образом реагирует пациент психбольницы, когда ему напоминают, что он не Наполеон и не Александр Македонский. Российская власть и её сторонники выстраивают архаичную картину мира с целью самосохранения: в другой оболочке им не выжить. Кличко уничтожил не только амбиции Поветкина, но и магию волшебной сказки. Последнего ему не простили.

В своё время Гитлер не простил темнокожих спортсменов, опровергших нацистскую теорию о превосходстве арийской расы на Берлинской Олимпиаде 1936 года. Люди из его окружения вспоминали, что фюрер был крайне раздражён «триумфом негров» – легкоатлета Джесси Оуэнса, лучшего в стометровых забегах, и Корнеулиуса Джонсона, который победил в финале прыжков в высоту. Он отказался пожать им руку, ограничившись слабыми приветственными жестами. Впоследствии Гитлер нашёл оправдание поражениям немцев: «Люди, предки которых жили в джунглях, примитивны, они имеют более атлетическое телосложение, чем цивилизованные белые. Они неравные соперники, а потому их надо отстранить от участия во всех будущих Олимпийских играх и спортивных соревнованиях».

Российское руководство, больное похожими расистскими комплексами, не оказалось способным даже к формальному приветствию. Не смогла это сделать и русская интеллектуальная элита. Никита Михалков – знаковая фигура культурного официозного истеблишмента и пылкий апологет путинского режима – и не подумал обменяться рукопожатием с Кличко.

Утешая своего фаворита, режиссёр оплакивал не его неудачу, а крах имперской мечты с привкусом православного мессианства. Он и не скрывал, что, прежде всего, болел за «священное российское государство», которое в лице Поветкина сражалось с имперским изменником, украинским «недочеловеком». Его мифологизированное сознание восприняло поражение россиянина как поражение Добра в Небесном Бою.

Предложение Николая Валуева дисквалифицировать победителя тоже соответствует гитлеровской логике: мол, он слишком грязен по сравнению с нашим честным витязем, а значит, с ним вообще не стоит драться, чтобы не запятнать своё достоинство. Валуевская истерия обостряется его личными фобиями, связанными с братьями Кличко.

Абсурд распространился и на судью, причастного к «коварным трюкам» Владимира. Как заложник собственного образа, Поветкин должен махать кулаками после драки, угрожая исками и всевозможными ужасами. Однако план показался слишком одиозным. Иначе можно было бы пойти дальше и требовать дисквалификации всех тренеров и боксёров, которые имели дело с таким жалким фейком, как Кличко. Отобрать чемпионские титулы и навеки предать анафеме!

Оригинальное решение проблемы выбрала российская пресса, объявив Владимира победителем на физическом уровне, а Поветкина – на духовном. И никого не смущает, что это разграничение отнюдь не касается спорта. Любые заслуги Кличко отрицаются – его позиционируют как тупоголового великана, который раздавил соперника весом и мышцами. Приведённая аргументация мало чем отличается от теории Гитлера о генетических преимущества темнокожих. Так же, как и главный вывод: подобный «мусор» не стоит допускать к соревнованиям.

Суть духовной эволюции Поветкина подробно описана Михаилом Задорновым, который в очередной раз проявил себя как сервильный сатирик, лишённый ума и чувства юмора, когда речь заходит о сакральных для России темах. Он анализирует бой исключительно в пределах фольклорных схем и часто противоречит сам себе. Например, осуждая политическую окраску спортивного события, Задорнов сразу же обвиняет украинцев в неспособности предотвратить катастрофу – объединение с Западом. Тактику Владимира на ринге он связывает с политической деятельностью его брата. Опять употребляется метафора грязи – грязная политика старшего Кличко обусловливает грязный бокс младшего. Профессионализм украинца признан с оговорками: да, он классный богатырь, но безнадёжно испорчен западным пиаром.

Вырисовываются два противоположных полюса: «чужак», забывший свои корни, и «свой» герой, уважающий традиции предков. Типичное соотношение сил в межкультурных и межцивилизационных конфликтах. Неслучайно упоминается и дочь Поветкина: во-первых, её существование подтверждает преданность семье (примерный семьянин = примерный гражданин), во-вторых, ребёнок как носитель Чуда восстанавливает сказочное обрамление боя, уничтоженного «плохим» Кличко. По предположению Задорнова, в решающий момент она телепатически помогла отцу собраться и не упасть. Удалец-молодец и красна-девица – квинтэссенция самой России-матушки.

Весь монолог пронизан навязчивым шовинистическим морализаторством. Иногда это ласковые упрёки (как бы там ни было, а мы же братья!), иногда – откровенная агрессия (хотите – верьте, хотите – нет, а придётся тянуть телегу вместе). Ключевая фраза: «Нельзя плевать в колодец. А Россия для Украины колодец. Правда, не с водой, а с топливом голубым». Иными словами, возвращение к материнскому лону и кормящей груди неизбежно.

Принудительный выбор определён с незапамятных времен, поскольку «Украина, Беларусь и Россия населены солнечными людьми, они черпают энергию от Солнца, а не от Луны». При отсутствии рациональных доводов Задорнов уклоняется в сферу иррационального, вцепившись в те же архетипические сюжеты. Богатыри из русских былин имеют непосредственное отношение к солярному культу, тогда как нечисть наподобие Кощея, Яги и других захватчиков поклоняется Луне. Соответственно, роль детей ночи достаётся западным украинцам и полякам, усвоившим «лунную психологию» европейских демонов.

Анализируя российскую украинофобию и геополитическое безумие, вспоминаются слова Людвига Берне о своих соотечественниках, произнесённые в позапрошлом веке: «Каждый имеет право быть глупым, но немцы злоупотребляют этим правом». Если скорректировать известное выражение о том, что российская демократия заканчивается там, где начинается «украинский вопрос», то можно заметить, что на этом вопросе заканчивается и русская мораль, и русская интеллигентность, которые уступают место зоологическом инстинктам ненависти, элементарным расистским импульсам. И бой Кличко-Поветкин оказался маленькой каплей, в которой отражена русская идеологическая парадигма с имперскими претензиями, сплошным мифологизированием и неспособностью к критической рефлексии относительно всего этого интеллектуального хлама.

Состояние социальной «травматологии», в которую погружено российское общественное сознание, позволяет рассматривать принадлежность к миру «русского» как метафизическое и моральное превосходство, а поражение Поветкина интерпретировать как победу в религиозном, высшем смысле. В рамках такой символики эрзац-исторические штампы Задорнова и комментарии о славянском герое, который сражался против тёмных прозападных сил, не отличаются от поведения обычного российского хамла с его истерическими криками «Ты же русский, Саня!».

В вопросе о тупике российского исторического сознания представляется чрезвычайно интересным преодоление постколониального синдрома в позиционировании и самопозиционировании украинцев. Для понимания указанного синдрома целесообразно обратиться к концепту Homo Sacer, обозначающему человека, выведенного за пределы «законного порядка». Этот концепт впервые применён Дж. Агамбеном, а сейчас он активно используется С. Жижеком. Для последнего классическим примером отношения определённого сообщества к другому сообществу как к homo sacer выступает еврей в нацистской Германии, палестинец для современного Израиля и фигура «мусульманина» как потенциального террориста для современного западного дискурса.

Главный признак фигуры Homo Sacer – способность быть не только объектом социального унижения, но и, в зависимости от контекста, объектом любви, заботы и «гуманитарной помощи». Так, по С. Жижеку, палестинец для Израиля символизирует как негативный объект, так и объект, позволяющий «тренироваться» в «любви к ближнему». Статус Homo Sacer принципиально не может быть статусом равного. Согласно обстоятельствам и конъюнктуре, возможны две ипостаси: враг или ближний.

Для русского сознания «украинец» как объект бывшего колониального управления обречён играть роль Homo Sacer. Именно поэтому «украинофобия» и «украинофилия» являются двумя сторонами одной медали, инерцией колониального мышления. Если украинец признаёт свою принадлежность к «Русскому Миру», он рассматривается как «младший брат» или «недорусский», которого можно любить так, как «белый человек» любит туземца. Например, в период подписания Большого договора Украины с Россией (где ключевым словом был совсем не юридический термин «дружба») в РФ возникла временная мода «любить украинца». В этом контексте вспоминается песня, которую пели Лев Лещенко и Евгений Винокур: