Болевой прием

Пролог

Как гласит народная мудрость, если в лесу вы натыкаетесь на деревья с сидящими на них людьми, значит, эти деревья дубы, а вы – дикий кабан. Сейчас была примерно такая же ситуация. Правда, с немного иным пейзажем. Пустырь с редкими, но высокими дюнами строительного мусора, черные окна двух выселенных пятиэтажек, пара фонарей с лампочками, выбитыми еще в прошлом веке. Вечернее небо над головой, серый песок под ногами. Не должно пройти и пятнадцати минут, как кому-то потребуется влезть на фонарный столб, а кое-кто превратится в беспощадного лютого зверя. Я достала из сумочки сигареты и зажигалку, прикурила. Вообще я терпеть не могу табачного дыма и даже прокуренных помещений, но сейчас мне нужно было что-то делать. Иначе те, кто следили за мной, могли задаться закономерным вопросом – что делает на заваленном мусором пустыре блондинистая девица в джинсовой куртке и брюках?! Ищет приключений на свою не слишком худую задницу? А так – все нормально и буднично, стою, курю, любуюсь на зажигающиеся звезды.

За мной следили с самого вокзала. Сперва я вычислила ИХ, а потом ОНИ заметили меня и вели до самого пустыря. Сейчас они где-то рядом, наблюдают, выжидают, чтобы наброситься наверняка, отрезав мне любую возможность к бегству. Но они не настолько умны, чтобы сообразить – я жду именно этого и отступать не собираюсь… Так, вот оно, кажется, начинается! В начале пустыря, со стороны пятиэтажек, показалась одинокая мужская фигура. Взглянув на наручные часы я отметила пунктуальность – встреча была назначена ровно на 22.30. Двигающийся в мою сторону мужчина был не кто иной, как зритель и заказчик того зрелища, которое должно было начаться с минуты на минуту.

– Вы Евгения Федоровна? – спрашивает он, не доходя до меня каких-то пару шагов.

Я вижу его впервые и молча киваю головой. Он молод, но фигура несколько мешковата, носит очки, недешевый плащ и стильные ботинки с острыми носами. Старается держаться точно на своей дурацкой службе, какая я ему Федоровна?! Я, скорее всего, даже младше на пару лет, чем он.

– Почему вы вызвали меня сюда? – продолжает он служебным тоном.

– Хочу, чтобы вы удостоверились в том, что я четко выполняю поставленные задачи, – отвечаю я и добавляю с некоторым вызовом: – Впрочем, лично вас я не вызывала.

Он не обижается. Служба, она и на засранном пустыре служба.

– На шоссе меня и вас ждет машина. Там трое наших сотрудников с оружием, – сообщает очкарик.

– Это лишнее, – пожимаю плечами я.

Очкарик пожимает плечами в ответ, бросает взгляд за мою спину, усмехается. Его можно понять. Сзади меня стоит огромный, в человеческий рост, плакат, на котором изображен симпатичный молодой человек с усиками, развевающимися в разные стороны патлами, выбившимися из-под треуголки времен Петра Первого. В руках у молодого человека сабля, он явно готов к яростной атаке. Кажется, его зовут Джонни Депп, а фильм именуется «Пираты Карибского моря». Однако надпись внизу гласит следующее:

Ну что ж, на просторах Карибского моря люди тоже кровь проливали, и не зазря. Жаль, что я уже не в том возрасте, когда люди интересуются пиратами… Плакат подпирает груда ржавых, дырявых ведер и еще какой-то недвусмысленно пахнущей рухляди… Еще минуты полторы у нас есть. Те, кто сейчас наблюдают за нами, уже должны были оценить обстановку. На пустырь явился некий толстый очкарик в дорогом прикиде. Что ж, свидания зачастую назначаются в самых невероятных местах. Девка и очкарик весьма лакомая добыча для тех, кого я вычислила еще в электропоезде.

– Вы совершенно не похожи на «человека оттуда», – произношу я, чтобы продолжить беседу и чтобы со стороны мы казались беспечно болтающей парочкой. – В смысле на офицера спецслужбы.

– А на кого я похож? – спрашивает очкарик.

– На топ-менеджера.

– Или гоп-стоп-менеджера? – улыбается он.

Похоже, у него есть чувство юмора, и он не прочь беседовать со мной в столь вольном стиле. Что ж, не пройдет и пяти минут, как этому юноше будет не до смеха.

– Гоп-стоп-менеджер, – повторила я и кивнула за спину моего собеседника.

Обернувшись, он невольно сделал шаг назад. М-да, как говорится, не прошло и минуты. Как все иной раз быстро и точно складывается.

– Вам страшно? – спрашиваю я.

Мой собеседник ничего не ответил, лишь инстинктивно дернул правую руку к скрытой под плащом пистолетной кобуре.

– Это то, что вы просили меня найти.

Он вновь ничего не ответил, но явно был готов в любую секунду выхватить свой табельный пистолет. Что было вполне объяснимо: пока мы ненавязчиво беседовали, нас взяли в плотное кольцо шестеро. Молодые, высокие, с тупыми, ничего не выражающими физиономиями. Обкуренная, обколотая мразь. Или же, если выражаться политкорректно, – гоп-стоп-менеджеры.

– Зачинщик убийств вот этот, в красной куртке, – сообщила я.

Очкарик скупо кивает, делает шаг в сторону. Это достаточно осмотрительно с его стороны, никто из нас не должен перекрывать друг другу линию огневого поражения. На нас надвигаются молча. У одного я замечаю нож, у двух других велосипедные цепи, остальные тоже наверняка вооружены, но прячут оружие под грязными, мятыми куртками. Они могли бы броситься на нас, но им нужно насладиться нашим страхом и собственным величием.

– Бабло вынимай! – командует тот, что в красном.

Он ближе всех к нам, что-то жует слюнявой губастой пастью. Низкий лоб, вместо прически редкие стриженые кусты, вместо глаз черные, ничего не выражающие провалы… Даже если мы отдадим все деньги и прочие имеющиеся ценности, в живых нас не оставят. Как сделали это с пятью менее удачливыми мужчинами и женщинами всего за прошедшие полмесяца. Вступать с ними в переговоры мы не собираемся. Даже если эта мразь не обучена боевым единоборствам, она очень опасна. Они уже запрограммированы на насилие, убийство. Каждое их движение обусловлено именно этим желанием. Они уже совсем близко, медлить больше нельзя. Очкарик выхватывает из потайной кобуры пистолет Макарова, а я извлекаю из джинсы маленький ПСС – пистолет специальный самозарядный. И бесшумный. Мой собеседник тут же стреляет один раз и при этом в воздух (ничего не попишешь – служебная инструкция!), а я ровно шесть раз, расходуя весь боекомплект, и отнюдь не в вечернее небо. Двое успевают вскрикнуть, в том числе и главарь в красной куртке, остальные валятся молча, точно сбитые городки. С двадцати метров пуля, выпущенная из ПСС, пробивает армейскую каску. Все шестеро лежат, дополнив своими телами мусорный пейзаж. Я убираю оружие, молча подхожу к главарю, одним движением задираю куртку на его правой руке до плеча. Очкарик видит цветную татуировку в виде какой-то сатанинской твари, опутавшей всю конечность.

– Точно! – кивает очкарик. – Выжившая девушка говорила именно про такую татуировку. Тогда он был без куртки.

– Тогда была жара, – киваю я.

В самом деле был один из самых жарких летних дней. Ту изнасилованную девушку, сообщившую хоть какие-то приметы молодежной банды, грабившей, насилующей и убивающей молодых людей в разных районах Подмосковья, били головой о металлический парапет железнодорожного моста, потом сбросили в воду. Удостовериться в ее окончательной смерти не успели, их спугнула ехавшая мимо машина ДПС. И девушка выжила.

– Как вы их нашли? – вытирая испарину со лба, задает вопрос очкарик.

Вообще-то я не обязана перед ним отчитываться, но тем не менее охотно делюсь опытом:

– Поскольку убийства совершались в разных районах, я поняла, что банда мобильна. Ну а поскольку убийства происходили неподалеку от железнодорожных путей, я поняла, что своих жертв преступники выслеживали в электричках.

Уточнять, как такая элементарная мысль не могла прийти в голову областным милиционерам и той же спецслужбе, я не стала. В ответ будут лишь стенания и ссылки на нехватку денег, бензина, людей, времени и прочего… Если бы среди тех пяти убитых не было сына одного из генералов спецслужбы, то убийства продолжались бы и поныне. Меня же наняли исключительно по просьбе того самого генерала, заурядная уголовщина не мой профиль. Тем не менее приходится при необходимости делать и чужую работу.

– Вот видите, они совсем не страшные, – позволяю себе улыбнуться я.

Лет семнадцать назад, когда я еще была младшей школьницей и жила с родителями в одной из южных республик бывшего СССР, как-то раненько по улицам моего родного города прошла шумная толпа таких вот ребятишек, а к полудню по всему городу лежали тела людей с отрезанными головами. Много тел, а голов чуть меньше. Говорят, собаки успели съесть, многих так без голов и хоронили… Но об этом я сейчас вслух не говорю.

Мой собеседник ничего не отвечает, лишь передергивается всей своей мешковатой фигурой. Потом лезет во внутренний карман, протягивает мне две пачки с денежными купюрами.

– Остальное получите лично у генерала, – произносит он. – Вас подвезти?

– Спасибо, не стоит, – отвечаю я.

Уверена, он некоторое время смотрит мне вслед, пока я совсем не исчезаю в окончательно сгустившихся сумерках. Джонни Депп смотрит мне в спину, надпись под Джонни продолжает убеждать, что подвиг карибских пиратов будет жить в веках. Очкарик поправляет кобуру, запахивает плащ и поспешно возвращается к ждущей его машине с тремя вооруженными сотрудниками. Те вряд ли слышали стрельбу. Выстрел очкарика совпал с гудком электровоза, а мой пистолет бесшумен, разве что затвор лязгает. Они бывалые мужики, возможно, кто-то из них слышал обо мне, тем не менее заметно удивлены рассказом коллеги-очкарика. Он наверняка спрашивает у них, кто я такая и почему обо мне почтительно отзываются генералы с большими звездами.

– Она Охотница. Стальная баба… – отвечает ему один из сидящих в машине.

– А я слышал, что она никогда не стреляет в людей в форме. Это ее принцип… – добавляет другой сотрудник.

– Она – офицер? – спрашивает мой недавний собеседник, протирая вспотевшие очки.

– Нет, – отвечают ему, – она нигде не служит. Никто не может ей ничего приказать…

Я в это время стою на шоссе, и около меня останавливается частник, которому я махнула рукой. Он видит перед собой усталую женщину с бледным, лишенным косметики лицом, с убранными под платок волосами и с сигаретой в ненакрашенных губах. Я прошу отвезти меня в Москву, он кивает. Сидя на заднем сиденье, я продолжаю воображать себе происходящий в эти минуты разговор между спецслужбистами:

– Ее отец – капитан, офицер «Альфы». Погиб при обезвреживании террористов.

Это неправда, но мне пока что не хочется ничего опровергать. Пусть для кое-кого это будет так!

– Ликвидация Шамиля Басаева часом не ее рук дело?

– Говорят, ее… Но я вам об этом не говорил.

Дело не моих рук, но, опять же, опровергать до поры до времени не буду.

– У нее какая-то фантастическая энергетика. Мне говорили, она взглядом факелы тушит…

Явное вранье! Не факелы, а свечку, и всего один раз.

– Зачем она этим занимается?

– Она не может без этого жить…

Последнее почти правда.

– Прямо-таки русская Никита…

Вот на это могу и обидеться! Никита – психопатка, а я умею держать себя в руках. Даже сейчас руки ничуточки не дрожат. Для водителя-частника я усталая, полусонная дачница, возвращающаяся в столицу.

– Ее на самом деле зовут Евгения?

Этот вопрос задает очкарик, остальные в ответ лишь пожимают плечами.

На самом деле никакого такого разговора не происходит и происходить не может. В спецслужбе не принято задавать лишних вопросов.

А зовут меня и в самом деле Евгения.

Гладкова Евгения Федоровна. Можно назвать меня блондинкой, можно рыжей. Телосложение среднее, рост тоже средний, глаза серые. Иногда ношу очки, зрение, увы, немного подвело. Возможно, из-за детского увлечения чтением фантастических книжек перед сном. Вожу машину, неплохо играю в волейбол, могу в подлиннике читать англоязычных классиков, что, впрочем, делаю крайне редко. И еще могу без пауз и запинок произнести скороговорку: «Хироманты и хирурги характеризуют хвори рахитов хрупкостью хрящей и хроническим хромосомным харакири…»