Боливар исекая

Глава 39

— Кто мы?! — взревел я неистово на импровизированной трибуне у городского фонтана.

— Жители Самура! — вскричали инструктированные мной граждане, стражники и приближенные.

За ними клич подхватили и остальные. Я выждал минуту.

— Чего мы хотим?!

Какой-то забулдыга успел радостно выкрикнуть «пива!», но его быстро зашикали.

— Справедливости! — взревели ободренные жители, словив еще одну подсказку.

— Когда мы этого хотим?! — потряс я кулаками.

— Всегда!!! — бешено заорали мои подда… ладно, пока просто жители.

На привычном месте у фонтана, за сколоченной трибуной королевского наместника было тепло и радостно. Небо не такое и хмурое, несмотря на зиму. Птички-синички поют, солнышко светит, воздух мягко ласкает кожу, бандиты понуро ждут своей участи. Рисе на зрелище я смотреть не разрешил, да она и не рвалась. С утра отправилась с Каей на занятия в гильдию авантюристов.

Вчера по приходу я собрал производственное совещание с главой лесорубов. Перебросил с охраной пилить лес к бывшей деревне отступников. Шесть бригад с магом воздуха круглосуточно, хлыстовой заготовкой валили по три кубокилометра леса. Ночью трелевку делали и раскряжевывали. За неделю до деревни дойдут.

А вот потом её надо будет отстроить и заселить с прицелом на мраморные заготовки, а в будущем асфальтный заводик. То есть жителей надо набрать.

Я посмотрел на бандитов, на виселицы. Одного из отступников мы отделили. По словам жертв этот никого не насиловал, не бил, выпекал хлеб из «солёной пшеницы». Пару раз просовывал краюшку счастливцам из пленников, случайно оказавшимся рядом.

Нормальные люди даже в дерьме найдутся, надо только поскрести основательно.

Он немало интересного рассказал, в частности, то, почему неожиданно бандитов было больше. Деревня временно объединилась с какой-то пришлой бандой с северо-востока. И вообще-то, они сами намеревались нагрянуть в город, посеять панику, пограбить, а может и захватить, если повезет. Так что мы вовремя на огонёк заглянули.

— Вот голос народа, — благостно поведал я насильникам, убийцам, разбойникам. — теперь мой приговор: обернуть крепкую веревку вокруг их шеи и отпустить. Да рассудят их по делам Создатели!

Они повисли, закривлялись, заплясали на веревках, но мне это было не особо интересно, потому что я уже ушел с площади.

После разбора нового задания лесорубам, не откладывая, я навестил вчера же семью Мелама Тектоса. Дети его, уже взрослые, не отмеченные Даром, обретались в столице. Сумел вывезти, обучить, пристроить у купца какого-то. Сам с женой жил, зарабатывал в Самуре, «здесь он родился — здесь и помрет» — по его словам. С последним нехорошо получилось, надо какие-то основы выживания повторять, у долго не ходивших в боевые миссии, магов.

Зашел, жена его еще не старая, лет сорока женщина, всплакнула у меня на плече, потерянно попросила зайти в дом, рассказать, как так случилось. Честно всё поведал, не скрывая что погиб Мелам по глупости, но добавил: в отчете для королевского совета, куда все документы по боевым потерям уходили, будет как надо для положенной выплаты. Передал магический посох Мелама, все вещи, сказал приходить завтра, когда в ратуше мой бюрократический аппарат выплату оформит.

Кстати о нём. Его я не менял: руки не дошли, да и технические специалисты, занимавшиеся документами, сами ничего не решали. Как прежний наместник говорил, так и оформляли бумаги.

Поскольку Самур — этакая личинка города, было их всего пятеро: рекордер, человек отвечающий за проекты решений по обращениям жителей, административным поступкам и штрафам; чемберлен, типа городского казначея; архивист, отвечал за оформление и сохранность бумажек вроде завещаний, бумаг о покупке земельной собственности, домов; и два коллектора. Да, время профессии не щадит, но вот коллекторы вроде еще с античности обретались и незаметно даже до современности добрались. Собирали они пошлины и штрафы, отвечали за санитарное состояние улиц.

В свободном городе городские чиновники распоряжались городской казной, следили за сбором торговых пошлин, раскладкой товаров, вывесками и штрафами, регулировали цены на рынке. Устанавливали и изменяли внутреннюю организацию ремесленных и торговых гильдий, компаний и других корпораций, осуществляли контроль за качеством продовольствия и товаров, отвечали за городские дороги и стены. Но власть здесь я, потому как наместник, распоряжался всем, а эти пятеро, так сказать, простые подручные.

Была ли среди них коррупция — несомненно. Бытовая, низовая коррупция — она неизменна в слабых государствах, уж про феодальное, где она существовала узаконено, смешно даже говорить. Все эти чиновнички свои должности купили у прежнего наместника, на секундочку. Гортам Затарийский целый аукцион негласный устроил по продаже должностей.

Естественно, их первая цель была свои вложения отбить.

Всех их в первый же день я собрал в зале ратуши, запер дверь на ключ и устроил им «Судный день».

— Я человек простой, — сказал им грозно, — кто ворует при должности, вылетит впереди визга. Не факт, что целым. Вполне возможно без некоторых частей тела. Как вы эти должности заняли я в курсе. Что же, желающим работать со мной — монеты за должность я верну. Но взамен потребую честности!

Остальные могут отправиться в столицу за Гортамом и жаловаться на него королю.

Моя позиция в следующем. Мы все работаем на благо Самура. Самур — это его жители. Мы все работаем на богатство города. Своё придет за ним. Не в процессе, не перед, а после. Я так хочу и никому из вас не позволю хотеть по-другому. Работать вы будете не по обычаям или традициям — работать вы начнете с этого дня, по-моему. Усекли?

Переждав нестройный и жалобный хор согласных голосов, продолжил.

— Каждое решение, оцениваем точки зрения эффективности для города. Не законности — вы поняли? — эффективности. Четких критериев законности не существует сейчас практически нигде. Пример: Торин Глеоран в своей лавке торгует роштийской белой олениной. Приезжают купцы из Роштии, заходят в его лавку, клеймят обманщиком, потому что это не олень, а лань хохлатая. И не роштийская, а эсванская. Купил Торин оленину у купца, который уже в Тритикаме присел за мошенничество, документов по сделке нет, провели по обычаю, свидетели далеко. Ваши действия?

— Так это, — сказал робко городской рекордер Сент Просанус, — купцу штраф максимальный в пять золотых, оленину сжечь.

— Я тебе, полудурок сожгу, — разъярился я, — дом твой вместе с палисадником, меня законы ваши придурочные мало волнуют, Лекаменсгилле их в соответствие еще приведет. Торин конечно дурак в таком раскладе, но лань ту и оленя различить трудно даже специалисту. Обман есть, но неумышленный. Значит, порицание городское и наставление следить за подлинностью товара. Штрафовать не надо: он в следующий раз вообще ничего из столицы не привезет, чтобы не обжечься. А оленину конфисковываем, частично возмещая Торину затраты и раздаем бедным. Вернее так, вы у меня сейчас сядете и городскую Хартию о сиротах будете писать. Так вот, оленину — детям. Всекли?

Они усердно сделали вид понимающий и верномыслящий, но я не обманывался. Что же, Вельг Лекаменсгилле с этим крапивным семенем разберется и вымуштрует.

Дал им задание написать три Хартии: о детях-сиротах, о порядке обращений в городской совет и определить названия городских улиц и площади с нумерацией домов с прибиванием табличек. Обещал, если мне понравится повысить им жалование в три раза. Но при этом запретил подношения, подарки, посулы, почести и поминки. Это всё легальные виды взяток и коррупции, причем даже с регистрацией в городской книге. Мне такого не надо. Эти не справятся с соблазнами — других наберу. Так им и сказал: мол, если вы дураки и не хотите дальше по карьерной лестнице вверх ползти со мной — до свидос, никого не держу.

Сейчас, после казни негодяев, я собирался посмотреть на их потуги законотворчества.

Зайдя в зал ратуши, я уселся в свое кресло, посмотрел на притихших чиновников, взял бумагу с Хартией городских улиц и принялся рассматривать их каракули. Улица Гончаров, Мясная — так всё понятно, традиции не изменяем. Кто живет, чья лавка стоит — так и назовем.

— Так, — выдал я свое резюме, — площадь Самура будет носить название Площадь Влюбленных, дорога к горе, так же будет улицей Двоих, улица Высокопочтенная — нафиг не нужна, мелко плаваете. Будет улица его величества Шайреда Третьего.

Это я говорил про главную улицу квартала, где располагался мой особняк и дома всяких глав гильдий. Поскольку мой стоял отдельно, то её — улочку с одним домом, чиновники хотели назвать Милостной, но я только поржал.

— Это будет улица её высочества Аиши Выдающейся, — закрыл я все споры. — Заодно, сразу рядом присмотрите улицу для Шилнагаила Молниеносного. Не хочу, чтобы его высочество обижался.

— Еще, улица Четкая звучит сногсшибательно, — сказал я, — но поскольку там жил Мелам Тектос, то улица будет названа в его честь, как павшего на поле сражения. То, что там четками торгуют — факт меня мало волнующий. В принципе, здесь и принц был бы доволен вашей работой: заказывайте деревянные таблички у Зигли Белдера с названиями улиц, нумерацию проводить с запада на восток. Жителей предупредить: порча табличек повлечет за собой выходные в заброшенной шахте.

— Что по детям?

Мне подсунули другую бумагу, которую я, просмотрев, отчеркнул сроки постройки дома, уточнил детали по камню — а строить мы собирались каменный. Посоветовался с Вельге Лекаменсгилле по месту размещения, не хотелось его засовывать в трущобы юго-запада. Велел позвать выкликалу и дать объявление на конкурс по эконому дома сирот и воспитательному контингенту. Беспризорных детей в городе хватало. Убегали из деревень, были, потерявшие родителей, не всем везло пристроиться по работе. Дом для сирот собирались строить после ярмарки, там уже с какой-то прибылью я надеялся остаться.

— Так, с домом сирот пока всё, вернемся чуть позже, что у нас по порядку обращения в королевское управления города Самура?

Эти олухи подсунули мне бумагу по которой устанавливались часы обращений, сроки рассмотрения и всё даже выглядело прилично, но не было никакого ответственного лица и документооборота.

— Понятно, — скептически произнес я, — считаете себя самыми умными. Я вас насквозь вижу без заклинаний! Завести журнал обращений, фиксировать под роспись факт жалобы, обращения, выдавать просителю квиточек с номером жалобы и своей фамилией. Ответственный — архивист Дэнри Теннир.

Седой, благообразный дядька, раньше занимавшийся геральдикой, покорно кивнул.

— Так, — хлопнул я в ладоши, пугая этих канцелярских мух и придавая динамичность обстановке, — Сент Просанус к тебе зайдет вдова Мелама Тектоса, документы по боевой выплате за смерть при исполнении боевого долга готовы?

— Да, ваша милость, — робко ответил городской рекордер, мужчина сорока лет, с восемью детьми, скопивший работой городского писаря монеты для взятки на должность.

— Красавчик, — отметил его работу, — следующее, грамота для Рисы Саитаны с формулировкой «за похвальное магическое содействие при усмирении отступнической деревни, в результате которого сто сорок дикарей были отправлены на суд Создателей сразу и четырнадцать предъявлены жителям Самура»?

— Тоже готовы, ваша милость, нужна только ваша печать и подпись, — подсунул он мне большой лист с завитушками.

Я вчитался в него — не дай Создатели фамилию или имя переврет, Риса будет надо мной неделю потешаться. Но всё было хорошечно.

— Последнее, — я обвел глазами присутствующих, остановившись на городском чемберлене. — Доклад по трофеям из деревни отступников.

Вчера разбираться было лень. Я сдал пару сундуков с барахлом, что нашла Кая в деревне своему контролеру. Вельг, как мне доложили потом, полночи сидел с этой братией и считал золотые-серебряные, всякое барахло из товаров. Содержимое мельком я видел, не впечатлило: ну монеты, ну много, так это медные и серебряные, считать даже не стали.

— Ваша милость, — подскочил колобком городской казначей, толстенький мужик, за пятьдесят, бывший глава гильдии, по слухам, с северо-востока королевства. Переехал еще лет двадцать назад, потому что климат здесь получше, по его словам. — разрешите?

— Давай Агнар Маруда, — поощрительно кивнул ему, — порадуй меня.

Последнее было некой издевкой, от гоблинов особой наживы не было, от отступников я тоже ничего не ожидал. Товары если награбленные по мелочи. Вряд ли много золота, купцы его в больших количествах редко возят. Только если с крепким отрядом наёмников.

— Триста сорок медных, восемьсот серебряных, сто двенадцать золотых, книга магии Земли, артефактный щит вампиризма… начал он перечислять и меня приятно удивило такое начало.

Книга магии Земли давало магу по своей специальности возможность выучить заклинание. Какое — было рандомом. Мог и взрыв выпасть, и земляной шип. Дело случая. Артефактный щит возвращал хозяину принятый урон в виде очков здоровья в процентном соотношении. Был очень востребован у всяких танчиков.

— Хорошо, — принял я решение, — все товары, не принадлежащие пленным, вызволенных нами, раздать на реализацию соответствующим гильдиям под роспись. Книгу магии Земли забираю я, артефактный щит и монеты принять в городскую казну. Ответственный — Вельг Лекаменсгилле.

Вельг встал и стуканул кулаком себя в грудь. Да ладно, я же не его ярл. Не надо так грозно.

— На сегодня всё, — отпустил я их. — подготовить распоряжение о повышении жалования в три раза служащим городской администрации.

Это не от особой любви к чиновникам. На самом деле, содержались они на взятках, жалование их было раза в два меньше обычного ремесленника. Хочешь профессиональную работу — плати. Иначе, хоть обколи их пропагандой внутривенно — результата не будет.

Зашел в свой кабинет, приложил печать к грамоте для Рисы, полюбовался средневековой каллиграфией. Надо бы еще рамочку заказать и повесить в комнате.

— Джиро! — зычно я позвал своего «адьютанта».

В дверях возник Джиро Такаши, преданно поблескивая, овальными зрачками нечеловеческих глаз.

— Сгоняешь к Белдеру, скажешь, чтобы срочно в рамочку оформил грамоту, подождешь и приходи с грамотой в гильдию авантюристов.

— Так точно! — выдал он и умчался.

Я выглянул в окно. На гномоне тень падала к двенадцатичасовой отметке. Заберу Каю с тренировки и навещу Рису, как и обещал.

Во внутреннем дворике ратуши рыженькая бестия ловко металась между строем увальней, раздавая пинки и подсечки, ловко скользя между копий и небрежно отводя тычки мечом.

Я помахал рукой, подходя ближе, и она, отвесив прощальный шлепок последнему противнику, обратила ко мне раскрасневшую мордашку.

— Когда тело красивейшее оружие, а ножки словно идеальные ножны, — придумал я на ходу комплимент.

— Нормальный заход, — оценила Кая, — а знаешь, что оружие не будет другом, а вот друг может стать оружием.

— Аха, — сказал я, улыбаясь, — а еще хорошо иметь оружие, но не нуждаться в нём, чем нуждаться, но не иметь.

— С такими «меткими» выражениями, — поддела меня Кая, — во френдзону-то и попадают. Уйдут они и без возврата, года пригодные к разврату!

— Сила героя в его невинности, — принял я оскорбленный вид.

— Ох, — закатила глазки Аисаки, — мы не заслуживаем такого героя!

— Взгляда на тебя хватит, чтобы забыть о всех недостатках остальных, — польстил я.

— Любишь меня только глазами, — жалобно сказала Кая и коварно добавила, — но взгляд-то при этом твёрдый-же, да?

— Десять стальных големов из десяти, — подтвердил я, не моргнув взглядом. — Пойдешь со мной грамоту Рисе вручать? В восемь лет сходить в боевой поход не каждому герою удалось.

— Разумеется, — тотчас согласилась она, — я вот тут ночью вдруг подумала одну вещь.

Я мудро промолчал. Когда девушка думает одну вещь — это может быть что угодно. От попытки научиться игре на укулеле до купания в фонтане верхом на бонгурунгу. А это, та еще натуральная дикая свинья со скверным характером, зубастая и кусачая.

— Если ты просто рассказывал истории нам, и я получила единичку интеллекта, что будет если мы займемся этим самым?

Кая взглянула серьезно, хотя смешинки пульсируя в глубине её глаз, выдавали легкомысленность вопроса.

— Через годик узнаем, — я был невозмутим, — у меня было всего лишь одно сердце, и оно давно стало игрушкой в чьих-то ловких, умелых ручках.