Боль

«Если Вам требуется водитель — мы Вам его подберем! Водитель может работать как в определенные часы, так и в ненормированном графике. Все наши водители имеют большой водительский стаж, опыт работы персональным водителем в организациях, а так же опыт семейного водителя». Рекламный постер фирмы-арендатора, изуродованный пошлыми дорисовками к фигуре добропорядочного водителя, висел на распахнутой двери комнаты отдыха охраны, которую бессовестно оккупировали те самые водители, о которых так красочно вещал плакат. В любой точке мира достаточно зайти в туалет, и в кабинке на стене увидишь те же сексуальные картинки. Создатели наскальных рисунков каменного века почти ничем не отличались от сексуально озабоченных наших современников, замышляющих подобные акты вандализма. Изображение фигуры человека, толкающего продуктовую тележку и преследующего антилопу гну, было озаглавлено: «Древний человек идет на рынок» — и провисело в Британском музее три дня, прежде чем его заметили кураторы.

— Сказала «А» — не будь «Б»! — кто-то громко комментирует только что просмотренную сцену из порнографического фильма.

Привлеченный шумом подхожу к открытой двери. Помещение по своему дизайну напоминает мужскую раздевалку, перегруженную топчаном, шкафчиками, холодильником — стоящими вдоль голых стен. Стулья, стол, со стоящими на нем микроволновкой и чайником, заполняют центр комнаты. На противоположной от входа стене, висит телевизор. Подключенная к нему плоская «доска» DVD-плеера выдает на экран занимательный видеоряд.

Блондинка — с большой силой воли. Мужчина — с большим семейным прошлым. Мужественность в мужчине — то же, что красота в блондинке, — всего лишь прогноз. «Подсушивая дрова», она понимает, что они будут гореть не для нее. Но оказывается, чтобы завоевать мужчину, ей было достаточно разбудить в нем самое дурное. Палитра переживаемых мужчиной страстей, сродни реакции умирающей на глазах биологов подопытной лягушки, описанной Булгаковым в «Роковых яйцах»: «…Лягушка тяжко шевельнула головой, и в ее потухающих глазах были явственны слова: „Сволочи вы, вот что…“». Это леденцу абсолютно по барабану, грызут его или лениво перекатывают языком из стороны в сторону.

Зрители аплодировали женщине стоя. Обманчивая, как дар, простота только что увиденной сцены вызвала раздражение. Разыгранное, инсценированное покаяние, во всю использующее в качестве сценических объектов исповедь интимных отношений — порнография. Какое еще может понятие у порнографии?

Гонения на порнографию основываются на идее разделения человеческого существования на возвышенное (духовное) и низменное (телесное). В каждом городе есть свои развратники и свои моралисты, поэтому определение порнографии, должно даваться не в заключениях каких-то экспертных комиссий, а примечанием к статье 242, то есть на уровне не отдельной комиссии, а федерального закона, как например примечание к статье 285-й и 30-й главе, определяющей что есть «должностное лицо». Но законодатель отделил незаконный оборот порнографии от законного, отграничение какового должно было быть сделано подзаконным актом.

Российские правоведы, признавая реальность существования порнографии, не могут найти должной формы правовых отношений государства с данным явлением. В думском комитете по культуре считают, что необходимо вернуться к обсуждению этого вопроса, а также законодательно прописать понятие «порнография», чтобы потом легче было наказывать за ее распространение.

Если в наши дни мы знаем о человеке неизмеримо больше, чем знали о нем в прошлом, то это далось дорогой ценой — утратой понимания того, что есть человек в целостной полноте его бытия. Люди имеют право выбирать, как им прожить собственную жизнь. Отказавшись от прямого запрета на производство и распространение порнографической продукции, наша правовая системе все же не нашла должных форм взаимоотношений с порноиндустрией, являющейся объективной реальностью времени. Процветающий ныне правовой сумбур является во многом отражением феномена «культурного лицемерия». Одним словом — порнография духа.

— Что за бардак? — командным голосом привычно восстанавливаю status-qvo.

— Разве это бардак? Вот у моего знакомого был бардак — так там был порядок! — кто-то пытается свести нарушение дисциплины к шутке.

Крайней формой аморальности является цинизм. Поэтому традиционный способ дисциплинировать поле человеческой сексуальности — выстроить четкую систему запретов и предписаний. Но исполнительность — это долг, который сотрудники не очень охотно перенимают от руководителей. Изъяв пачку дисков и разогнав распоясавшихся «извозчиков», поднимаюсь к себе в кабинет.

Устанавливаю, из только что изъятой пачки, диск с единственно приличной надписью зеленным маркером «РИНАТ». Начинается фильм «Сука любовь» — в оригинале «Amores perros». Фильм снят молодым (ему тогда было 37 лет) мексиканским режиссером Алехандро Гонсалесом Иньярриту, и вышел в прокат в 2000 году. Одним из неожиданных моментов в фильме для меня стало то, что старик не убил собаку, которая загрызла всех его питомцев, единственно близких ему существ — в начале фильма он проявил впечатляющую готовность защищать их. Эта ситуация подвигла старика, подрабатывающего заказными убийствами, на неожиданное.

— Нельзя этого делать, скотина! — Вдруг ощутив себя человеком, старик опускает пистолет и говорит собаке, понимая безнадежность своего запрета. Не убив собаку, оставив ее рядом с собой, он какое-то время не может дать ей имя, обозначив, таким образом, для себя сложность и нерешенность для него ситуации с псом. Я тут же вспоминаю Фому — охранника, которому, судя по надписи, принадлежал диск.

Полезно помнить события, которые пережил. Можно научиться чему-то и можно узнать, чему научился. По ходу жизни переживаешь что-то и извлекаешь из этого уроки. Проходишь через последовательность событий, у каждого из которых есть начало, сюжет и конец. Если прошел через задуманные начало, сюжет и конец так, как планировал, то все хорошо — чтобы это вспомнить, можешь посмотреть свой школьный, дембельский, семейный альбомы или просто полистать личное дело, если дадут. Запечатленные на память события исчерпаны, какими бы они ни были, и ты извлек из них тот опыт, который был нужен. Если ты извлек из них желаемое переживание, они не будут вносить никаких ошибок в твое поведение.

Но есть класс воспоминаний, которые могут вызвать проблемы. Если пережил не то, что собирался пережить, происходит нечто интересное. Вместо того чтобы просто извлечь для себя урок, изюминку или суть переживания, просто делаешь мгновенный «снимок» всего происшествия и хранишь его в памяти, чтобы обработать позже.

Чтобы правильно сортировать переживания, нужно сознательно оценивать события. Необходимо решать, что имеет значение, а что нет. Если не делать таких оценок, память придает всему одинаковое значение. Поэтому все в неосмысленном происшествии автоматически считается одинаково важным. Так как в необработанном происшествии хранится огромное количество информации, включая боль, силу и эмоции, оно получает несоразмерную важность. Все его стороны считаются настолько важными, что человек ни за что не сохранял бы их сознательно в настоящем, если бы у него был выбор. Когда части события повторяются в жизни позже, результаты могут выглядеть довольно глупо.

Делать добро — все равно что складывать гигантский пазл. На соседней, с офисом территории, сучка родила щенят. Две сотрудницы, установив жесткий график, вот уже почти месяц, осуществляют гуманитарные акции по оказанию помощи собачьему семейству. Один из сотрудников был замечен в том, что, покупая палками колбасу в соседнем супермаркете, скармливал ее щенкам. Я сам, привозил из дома жратву и кормил щенков.

Сначала это были кутята, а теперь это уже дерзкие дворовые щенки. Это дружная свора ничего лучшего не находит, как лаять на прохожих и в случае адекватных реакций напуганных людей, скрываться на территории внутреннего двора нашего офиса. Покусанных нет. Территория под неусыпной охраной. Есть только разгневанные прохожие.

Наблюдая через окно щенячью кутерьму на внутреннем дворе, я вдруг получил звонок от охраны — разъяренная гражданка жаловалась на бродячих собак и требовала от нас срочных мер по ликвидации этой собачьей своры. Если мы мер не примем, грозилась пожаловаться в соответствующие муниципальные службы. Знаем мы эти службы.

Отсутствие нравственной проблематики у людей делает их похожими на зверей. И здесь параллель с собаками очевидна. Одни — «бойцовские» — быстро загрызают друг друга. А другие — «комнатные», считают, что нравственных проблем нет, если убиваешь не сам, а оплаченный киллер…

…Щенков отравили сгущенкой! Это случилось через неделю, после жалобы той гражданки. Их остывшие тела так и остались с испачканными в сгущенке мордами. У охранника, обнаружившего мертвых щенков, случился приступ агрессии. Просмотрев запись на камере слежения, он легко определил свершившего преступление. Им оказался один из водителей компании-арендатора. Щенки постоянно мочились на колеса его машины, припаркованной во внутреннем дворе. Взрослый, здоровый мужик, вдруг сорвался. Набросился с кулаками на «извозчика», крича ему в разбитое до крови лицо — «Нельзя этого делать, скотина!!!»

Парня оттащили от перепуганного водителя и привели в офис. Я спустился поговорить с ним, выяснить, что и как. Мне хотелось получить всю историю, а не кадр с пленки камеры слежения — чтобы все это больше никогда не случалось. Основная информация, которую я пытался извлечь из его «черного ящика» — что именно включило его такую агрессивную реакцию? Я уговорил охранника рассказать все. Его рассказ дал полезную информацию, говорящую о возможном содержании отпечатка происшествия в его памяти.

Знаете, как рождаются клички? Правильно, их придумываем мы сами себе — своими собственными поступками. Именно поступки рождают клички. Этого башкирского парня звали Ринат. В армии его звали ФОМА! Имя Фома еще со времен Христа стало синонимом скепсиса, недоверчивости и сомнения. Что ж, остается только удивляться тому факту, что звуковая энергетика имени полностью сохранилась в русском звучании и поразительно точно передает характер Рината.

Обладая завидным здоровьем, болел редко, скептически относился к разным снадобьям и не любил обращаться к врачам. У него были золотые руки, он пытался все сделать сам, владел несколькими профессиями, он помимо охранных функций, в ночную смену выполнял всевозможные мелкие хозяйственные поручении — сбрасывал снег с балкона, ремонтировал замки дверей, клеил отвалившуюся плитку. Он вообще был очень сдержан, когда речь шла о его жизни. Кроме того, его отмечала большая впечатлительность и жалостливость, сострадание к больным и слабым.

Не разумно было заставлять человека наблюдать происшествие с его собственной позиции. Не было ничего особо благородного в его страдании от большой боли. На самом же деле ошибка, прежде всего в том, что он отождествлял себя с одним из щенков и его ощущениями. Следовало вывести его из этого состояния, а не вводить еще глубже.

Я попросил остановить «кадр» точно в тот момент, когда у него происходит включение реакции. Если это было «вдруг заболела голова», нужно было узнать, что именно произошло.

— Я посмотрел на испачканные сгущенкой мордочки мертвых щенков, и, вдруг, заболела голова и начали саднить ладони рук, словно с них сняли кожу!

— Их не убили — открыто и честно. Их обманули — подарив сытное «сегодня», навсегда лишили будущего.

Последовательность его переживаний дала ценную информацию. Скорее всего, мы с ним нашли некоторые объяснения…

Боль это сообщение мозгу о неполадках в теле. Внезапно появившись, она перегружает нервную систему своим импульсом. Поэтому, естественная защита от ощущения боли — блокировать общение с телом. Сразу чувствуешь не всю боль, часть ее застревает по пути к мозгу. Тело наполняется инертностью застрявшей боли. Руки сразу наливаются свинцом, плечи каменеют, бежать становится тяжело. Тело, словно глиняный кувшин, нагреваясь от боли, становится твердым и хрупким. Именно так все и было.

Они двигались максимальным темпом — почти бежали. Плотной группой, с минимальной дистанцией, по узкой тропе. Поэтому, когда шедший впереди Коржик споткнулся, времени реагировать, уже не было. Автомат весел на шее. Облокотившись руками на ствол и приклад, Фома почти сам тащил себя вперед. Полный РД, плотно подогнанный к спине, только добавлял ускорения. Чтобы держать бешеный ритм, достаточно было только наклонить корпус вперед и перебирать ногами. Споткнувшись, Коржик не упал, поджав левую ногу, он прыгнул на одной ноге и присел на левое колено. Вовремя споткнувшийся не падает. А вот Фома, налетев на Коржика, упал по настоящему — с кувырком через голову, принимая, на вытянутые вперед руки, всю силу собственной инерции. Прокатившись по склону несколько метров, Фома остановился. Группа не задержалась ни на секунду. Только ротный остановился, пропуская всех вперед. Внимательно осмотрев голеностоп Коржика, он бегло оглядел содранные в кровь, с лоскутами порванной кожи, ладони, локти и правое колено Фомы. Да, такие открытые раны может и не повод для беспокойства где-нибудь в другом месте, но не здесь. Ободряющее хлопнув Коржика по плечу, ротный, раздраженно подтолкнул Фому в спину — догоняй группу, отдых и перевязка на привале.

После падения прошло уже минут тридцать, а про привал словно забыли. Общее время движения росло от привала к привалу, а не наоборот, как казалось, должно было быть. Темп набирали медленно. Ротный разгонял группу, словно локомотив товарняк перед подъемом. Содранные ладони саднили сначала не сильно, но, по мере того, как накапливалась усталость в ногах, боль становилась сильней. Ладони, казалось, распухали, наливаясь болью. Размахивая руками с кровоточащими ладонями, словно раскаленными утюгами, Фома пытался стряхнуть боль, но это не помогало. Боль застревала в плечах, перетянутых лямками РД. Затем, накопившись, по автоматному ремню, через шею, она, толстой тягучей каплей, перетекала в правую руку к разодранному локтю и ниже, к такой же, порванной о камни, ладони. Фома словно тащил на себе коромысло с двумя, полными боли, ведрами. Остановиться и вылить боль, не получалось. Сильное физическое напряжение оранжево-коричневыми шторками закрывало глаза. Мир медленно погружался в мутную оранжевую пелену.

Они продолжали бежать. Боль это как сообщение самому себе о себе. Уставшее тело, ноющее болью, было телетайпом, который безжалостно сообщал о том, что происходит на самом деле. Сознание, ошалевшее от этой морзянки болевых импульсов, продолжало игнорировать эти сообщения, но они лишь становились все грубее и острее. Этот замкнутый круг разорвался только тогда, когда стало ясно, с чем была связана боль.

Свою боль мы создаем сами. Болит ведь не просто так — сознание тщательно игнорирует что-то? Не бывает отрицания боли без борьбы. Ключ к боли всегда в том, что боль помогает достичь. В боли есть определенная система. Ее проявления в разных частях тела означает разные вещи. Значение боли не абсолютно, но нормально функционирующий организм довольно точно определяет, какая боль что означает. Первый шаг в борьбе с болью — простое общение с телом. Боль как сообщение, нужно получить, понять и учесть в последующих своих действиях. Фома понимал все правильно: испытываемая им боль была наказанием за слабость, за позорную зависимость от собственных привычек.

Нет плохого или хорошего поведения. Вопрос в том, чего ты этим достигаешь и насколько, это согласуется с тем, чего ты хочешь. Подсознательно Фома всегда стремился сделать наилучший выбор в текущей ситуации. Они уже трое суток торчали в засаде. Кто принес информацию начальнику разведки о том, что духи меняют систему связи и о том, что готовится переход духовских связистов с новой аппаратурой, Фоме, ясный пень, никто не докладывал. Но факт остался фактом — они прибыли в указанный район, и, видит Бог, честно проторчали свои положенные трое суток. Духи так и не объявились. Ротный уже собрался сниматься с места, когда Фоме приспичило не по-детски. Все было бы нормально, если бы не слабость Фомы. На дне его РД болталась заветная банка сгущенки. Нельзя сказать, что Фома был конченым «бесом» и только делал, что мечтал «заточить» банку в гордом одиночестве. Но не сказать о том, что Фома был сладкоежкой, значит не сказать главного. Фома любил сладости и понимал всю нежелательность этой привычки.

Не бывает просто «плохих привычек». Обычно у людей, зависимых от собственных привычек, проблема раздвоения на противоположности. Вполне можно сказать, что раскол на части — это основная составляющая любой нежелательной привычки. Одна часть Фомы навязчиво злоупотребляла сладким, а у другой из-за этого были большие проблемы. При этом обе части действовали не самым лучшим образом. Одна часть была необузданна и стремилась к удовольствиям, не взирая на последствия. Другая часть отказывала себе в наслаждении и старалась все делать правильно. В этот раз правильно сделать не получилось.

Это была заурядная «задница», сокращенно — ЗДЦ. Обычная встречная засада на маршруте движения духовских «связистов». Цель и задача — поражение, захват оборудования и следовавших в караване специалистов. Засадная группа расположилась в форме указательного пальца, согнутого на спусковом крючке. К полдню третьего дня ожидания засада почти свернулась и представляла собой что-то типа «Ъ» — «твердого знака», развернутого «спиной» к тропе.

В засаде есть определенные правила. Тот, кто их нарушает, рискует не только своей шкурой, но и жизнью своих товарищей. Приговор — смертная казнь, без обжалования. Что дернуло Фому сесть со спущенными штанами под стволы огневой группы, на противоположную сторону тропы, он сам так и не понял потом до конца. Фома удалился, чтобы в одиночестве справить нужду и заодно пососать сгущенки. Не спрашивайте, как это можно совмещать — это целиком вопрос личных вкусов.

Если обстановка сообщает, что это то место, в котором можно сделать необходимое и получить желаемое — разве можно отказаться? На самом деле человеку нужны только те вещи в пространстве его окружения, которые являются частями его реальности и которые согласованны с его собственными целями. Фома не осознавал, что является причиной его поведения. Он вел себя так, потому что это ему доставляло простое, почти забытое, удовольствие из его безоблачного детства. Он так делал всегда, с самого детства: сначала дошкольником — таскал сладости из бабушкиного комода, потом, уже школьником — уничтожал зимние запасы варенья и меда с антресолей в родительской квартире.

Трудно было быть стойким. Непрестанные провалы. Постепенный спад надежд. Болезненная безнадежность попыток когда-нибудь преодолеть искушения страха. Однообразие, которым полевой быт наполнял жизнь, невысказанная обида, которой он отвечал на все это, — дали замечательную возможность найти оправдания собственной слабости и неприспособленности. Живя во времени и переживая действительность, как ряд последовательных происшествий, он не обладал необходимым опытом, чтобы понять, что на самом деле происходит с ним. Чтобы понять происходящие с ним перемены, их надо было переживать, а не проживать. Смена событий, как и сладости, стала для Фомы самоцелью, и потому он уравновесил необходимость перемен привязанностью к привычкам. Он умудрялся удовлетворять обе потребности, соединив преднамеренность привычек со спонтанностью перемен. Так употребление сгущенки легко делало безысходность засады приятным.

Удовольствия по природе своей больше подвержены закону «спада при повторении». Жажда новых ощущений в повторяющихся удовольствиях, рождала удивительную способность — забывать главное в минутных радостях. Самозабвение — увлеченность, превосходящая ожидания. Самозабвенно отдаваясь банке со сгущенкой, Фома вдруг забыл кто он и где он. Самовольно покинув свой пост наблюдения и, усевшись за камнем на склоне, с запрокинутой назад головой, Фома сосал сгущенку из пробитой штыком банки. Автомат лежал на земле. Духи появились в самый не подходящий для Фомы момент. Когда Фома, размазывая сгущенку языком по небу, опустил голову, он не поверил своим глазам — в метрах пятьдесят, спиной к нему, затылок в затылок, по склону уходили духи. Они шли как туристы. В правой руке Фомы был штык-нож, в левой руке — пробитая им банка сгущенки. Автомат лежал на земле, справа от него. Рот был склеен сгущенкой, которую он так и не смог проглотить. Самое главное, что сейчас волновало Фому — как подать сигнал пацанам, что духи идут не там, где их ждали?! Он не напрягаясь, тут же представил, как потные бородачи в шароварах разворачиваются на его крик и открывают огонь в его сторону. Пацаны тоже начнут стрелять. Пули и тех и других полетят в сторону Фомы. Начнется такой концерт, что даже у случайных слушателей уже не будет возможности встать и спуститься в гардероб за своими вещами. Чувство беспокойного ожидания реализации собственного прогноза овладело Фомой. Степень вероятности этого прогноза и стало степенью его страха.

Для кого-то страх всего лишь волнение, вызванное неожиданной опасностью. На Фому страх действовал, словно яд. Он парализовал мускулы, нервную систему, вызывал сильный выброс адреналина в кровь. Это мешало ему адекватно думать и действовать. Фома был психологически тонко настроенной натурой. Его нервная система была инструментом нежным и сложным. Нервы, натянутые томительным ожиданием опасности, словно струны, были тем самым инструментом, на котором страх сейчас играл свою партию. Фома сидел замороженный собственным страхом, широко раскрыв глаза. Его левая рука продолжала судорожно сжимать банку сгущенки. Тонкая, белая нить лилась из банки, укладываясь причудливым узором на грязный носок правого ботинка.

Оказывается, чрезвычайно полезно бывает установить контакт с собственными восприятиями! Почти все, что Фома сейчас делал, было представлено в виде разрозненных ощущений. То есть у него была картинка, звуки, запахи из которых складывалось его представление об источнике его страха. Эти восприятия определяли сейчас то, как он относится к увиденному. Спины удаляющихся духов были уже не просто туманными идеями интернациональной помощи афганскому народу. Это были реальности, из которых каждый участник происходящего создавал свою внутреннюю вселенную. Этот внутренний микрокосмос состоял из настолько же осязаемых и очевидных чувств, что и внешний мир. Установленная связь с этими восприятиями и принятая за это на себя ответственность — вот те кирпичики, из которых вдруг сложилась личная самооценка Фомы. Осознавая собственное положение в реальной ситуации, меняешь жизнь.

Никогда не происходит ничего настолько плохо, как ожидается. Фома оттаял лишь после того, как спина замыкающего, в «шнурке» духовского каравана, скрылась за изгибом тропы. Единственное, положительное намерение, которое он имел в этот момент, это необходимость восстановить свое доброе имя, так бездарно разменянное на вонючую банку сгущенки. Случившееся стало реальностью — разницей между тем, что недавно доставляло удовольствие и тем, что сейчас приходилось терпеть ради этого.

Ниже, затаившихся на склоне в нервном напряжении, бойцов проходила вьючная группа с усиленным сопровождением — пять груженных тюками животных, два местных погонщика, три явно гражданских попутчика-пассажира и десять вооруженных, похоже, тоже местных, пуштунов. Всего пятнадцать человек, двенадцать стволов, килограмм четыреста груза, средняя скорость — километров пять-шесть в час. Учитывая ситуацию в районе и хорошую связь, запас боя был не более пятнадцати минут. Короткий контакт и можно ждать «гостей» — своих или чужих, уже не важно.

Если честно, то духов откровенно прозевали. Все были уверены, что честно оттянули положенную им «пустышку» и последние утренние часы в засаде откровенно занимались сборами. Засада это скрытное расположение подразделения для нанесения внезапного удара. Со скрытым расположением все было нормально — духи расслабившуюся группу не заметили. Но вот с внезапностью возникла проблема. Этот основной фактор удачи был безнадежно упущен и таял с каждой минутой. Был даже момент, когда чаша весов стала все больше склоняться на сторону противника. Внезапность его появления сократила дистанцию до минимума и не позволяла провести перегруппировку. Затем, это уже стало просто опасно — повысилась уязвимость группы, что привело к потере инициативы. Решение не принимать бой перестало вызывать огорчение и обиду, а стало обычным фактором необходимости. Жизнь бойцов была дороже упущенной удачи.

Если дела идут не так, как ты хочешь, это совсем не значит, что кто-то хотел твоих страданий. Просто, намерения могут иногда сталкиваться, запутываться. Именно это создает нежелательные ситуации и недоразумения. Почти у каждого человека есть одна или две действительно больших проблемы, на преодолении которых сосредоточена вся его жизнь. Если преодоление этих проблем суть всей жизни, то ничто не позволит решить их за пять минут. Проблемой ротного, в настоящий момент, было хроническое невезение — боец, покинувший пост наблюдения, нехватка времени для маневра и духи, появившиеся так не вовремя. Решить эти задачи встречным боем было невозможно. Времени у ротного было мало — караван маленький, вьючные животные выглядели бодрыми. Люди шли налегке, были хорошо вооружены и свободно ориентировались на местности. Шли днем, быстро, по проверенному маршруту, разбитому на участки интенсивного движения. Привалы наверняка делали часто — сразу после прохождения каждого участка маршрута, на подготовленных для этого площадках.

Здесь был другой тип войны, новый по своей интенсивности и старый по происхождению. Это была война, где вместо наступления использовалось просачивание, где победа достигалась растяжением и истощением сил противника, а не его уничтожением. Поэтому, на такой войне самый легкий способ получить победу — сделать вид, что она у тебя уже есть, и действовать так, как будто это правда. На этой войне нет поражений — есть не та победа. Поэтому, эта война — не один бой. И если не получается, ничего страшного — возвращайся к началу. Путь назад дает возможности новым шансам. Что, собственно, ротный и сделал — отступил, чтобы «разбежаться и прыгнуть дальше». Но перед этим следовало, договориться о главном — о будущем.

Жизнь сформировавшейся в засадах группы похожа на жизнь маленького государства. У нее есть своя внешняя и внутренняя политика, своя экономика и даже свой бюджет, свои доходы и даже свои инвестиционные проекты. Когда требуются инвестиции — берут трофейный «бакшиш», занимают у земляков или берут кредит. А если в подразделении у кого-то появляются «неположенные по сроку службы» лишние деньги — их разумно и справедливо тратят старослужащие. Деньги обычно здесь вкладывали в свою безопасность или просто откладывали на дембель. Единственную инвестицию в будущее, которую мог себе позволить Фома, была банка сгущенки, которую он честно купил на получку и мечтал заточить в свободное время. Какие инвестиции в будущее у молодого, когда у него даже нет права на свободное время?

У молодых свободного времени нет совсем. Свободное время солдата есть следствие роста его статуса. У ветеранов его чуть больше — они его забирают у молодых. У старослужащих свободного времени валом — его им добровольно отдают молодые и ветераны. За сто дней до приказа различие между службой и свободным временем у лысых дембелей стирается. Последние месяцы их службы волнообразно включают в себя чередующиеся фазы, наполненные исполнением интернационального долга и личным временем, которое, с каждым прожитым днем, окрашивается энтузиазмом по поводу демобилизации, все ярче и ярче. Наступает острый дефицит мест, где старослужащие могут провести время вместе, приобретая общие впечатления. Поскольку, все в роте, кроме дембелей, продолжают служить по уставу, дисциплине ничто не угрожает. Чего не скажешь про боевой дух. Подразделениям рот в батальонах, порой требовалось укрепление боевого духа. Это легко поправлялось при помощи формирования команд — временных подразделений, созданных для выполнения специальных заданий.

Возможности людей в команде всегда выше, чем задачи, которые ставились перед каждым из них в отдельности. Быть способным к работе в команде означало иметь все возможности для реализации своих целей и амбиций. Быть сильным означало признание командой собственного влияния на окружающих и возможности выбора своих действий. Быть равным в команде однополых вооруженных до зубов сверстников означало быть не хуже и не лучше кого-либо другого. Осознавая себя как часть целого, каждый относился к другим, независимо от их достоинств и недостатков. В их роте было двадцать четыре человека, отобранных ротным с разных взводов и собранных в две команды. Эти добрые парни и формировали боевой дух роты. Чтобы выжить — приходилось выжимать из себя все лишнее и непригодное. Чтобы ужиться — приходилось ужиматься, отказываясь от всего мелкого и личного. Ротный сам взял Фому в свою команду — тринадцатым. Все смотрели на них, как на людей, ищущих смерть. Испытывая как можно больше, ищешь жизнь, а не смерть. «Как можно, больше?»,- спрашивал их Фома? Теперь, на этой тропе с кровоточащими ладонями, он понимал, как это — «можно больше».

Скорость движения группы была максимальной. Каждый шаг отдавался импульсом боли в распухшем колене. Плечи налились тяжестью. Снаряжение было тщательно подобрано и подогнано. Запас воды, боеприпасов был оптимальный. Шли налегке, насколько это было возможно, освободившись от личных вещей и остатков сухпая. Это были небольшие трудности жизни — трудности, о которых они говорили, трудности, пережив которые, они уже не могли забыть. Обычный естественный отбор искусственным путём. Из множества полусформировавшихся возможностей организм каждого из них, как мощный компьютер, выбирал ту, которая устанавливала более эффективные отношения с окружающими их людьми. Реализация личных возможностей приводила к изменениям обстоятельств, а любое изменение — очень трудная и болезненная задача.

Фоме казалось, что они двигались в режиме «идем-бежим» уже несколько часов. Кисти рук были раскалены накопившейся в них болью. Сил оставалось все меньше и меньше. Долгожданный приказ о привале уронил обессилевшее тело на землю. Лежа на неснятом с плеч рюкзаке, вытянув гудевшие от напряжения ноги, Фома слышал, как к нему подошли, как присели рядом на корточки. Здесь расстояние прицельной дальности определяло, кто твой друг или враг. Тот, кто приближался слишком близко, всегда был проблемой — ближе друзей могли быть только скрытые враги. На войне, как в любом деле, есть некий внутренний оплот, который связывает людей. Одних связывает жажда победы, других — общая выгода, третьих — страх. В кругу таких людей действуют напрямую. Желая войти — входят. Желая выйти — выходят. Желая сблизиться — сближаются. Желая отдалиться — отдаляются. Желая взять — берут. Желая уйти — уходят. Но чтобы это понять, надо это сделать хотя бы раз.

Чья-то тень заслонила солнце. Открывать глаза он не стал, лишь подвинул автомат поближе. Его резко толкнули в плечо. Он открыл глаза. Перед ним сидел Таблетка — лысый белобрысый дембель, Белгородский чемпион по боксу и по совместительству санинструктор в группе. Таблетка грубо приказал, показать разодранные ладони. Промыл раны водой из фляжки Фомы, обработал и обильно смазал тампоном, смоченным зеленкой. Разорвав перевязочный пакет, наложил обе подушки на порванную кожу ладоней и почти нежно перевязал. Встав, Таблетка вдруг, резко, пнул Фому по ребрам и зло проговорил — «Нельзя этого делать, скотина!!!»

Видимость добра гораздо лучше отсутствия добра — от видимости добра может родиться добро. Действуя открыто — воспитывают. Действуя скрытно — карают. Именно поэтому видимость человека гораздо лучше его отсутствия. Все дали вид, что ничего не произошло. За все время марш-броска, не считая подляны от Коржика, никто не сказал Фоме ни одного плохого слова. Не поговорить с человеком, который заслуживает разговора, — значит потерять человека. А поговорить с человеком, который разговора не заслуживает, — значит потерять слова. Потерять можно только свои слова и своих людей. Даже и отвергнутый, поставленный во внешнее пространство, причисленный к «чужим», Фома являлся все-таки своим в том смысле, что и он был предметом оценки и участливого внимания всей команды. Трудно устанавливать неравенство среди людей, сплоченной общим настоящим, а теперь еще и общим будущим.

Каждый жил для себя. Только ротный жил для других. Это было видно потому, как другие были им загнаны. Он был милосерден и требовал взамен от других лишь самоотверженность. Милосердие — это забота о других. Самоотверженность — это отвержение самого себя без всякой пользы для окружающих. Крупицы настоящего эгоизма часто менее ценны, чем первые проявления самовлюбленной жертвенности. Если бы люди знали, сколько злых чувств вызывает самоотверженность, они бы не проповедовали ее так пылко. Пока милосердие ротного думало о реализации общего будущего, самоотверженность Фомы думала о том, как ротному не помешать. Ротному принадлежало право выбора будущего. Этим, его единственным правом, которое ему дала война, был приказ — право на «нельзя».

Будущие события — это совместно созданная реальность для всех, кто в них участвует. У бронегруппы представление о будущем было свое: пешая засадная группа возвращается, так как срок засады закончился; уставшие пацаны садятся на броню и они всем скопом едут в бригаду. У духов было свое представление о будущем: они спокойно проходят маршрут и без потерь доставляют груз и двух советников в указанную на карте точку. У ротного тоже было свое видение будущего: его группа накрывает в засаде караван с сопровождением, ротный получает награду и внеочередное звание, потом Арбатский округ, академия. У каждого бойца группы представление о будущем совпадало с будущим ротного, но только до даты своего дембеля. Дальше, каждый свое будущее видел по-своему. Так казалось им всем. Институт, хорошая работа, машина, свадьба, хата, дети, дача, пенсия, внуки. Каждый из них, в своих мечтах о будущем, шел не дальше других.

Они вообще не знали своего будущего. Хотя, каково оно будет, во многом зависело именно от их выбора. Когда-то они знали, что некоторые изменения, происходящие в их жизни — к лучшему, другие — к худшему, а третьи — ни к чему. До армии, Обсуждая любое совместное дело, один поддерживал предполагаемые интересы другого — себе в ущерб, хотя напарник потом поступал наоборот. Часто при этом совершенно нельзя было понять, чего хочет каждый из них. В случае удачи они делали то, что никому из них не хотелось. Причем, каждый ощущал приятное тепло самодовольства, ожидая награду за свою самоотверженность и испытывая тайное недовольство другим, который слишком легко принял его жертву. Но смерть быстро научила их думать о будущем, как об обетованной земле, на которую вступят лишь привилегированные приказом о демобилизации счастливцы, а не как о месте, куда каждый из них движется со скоростью шестидесяти минут в час, что бы он ни делал и где бы он ни был.

Любому из них требовалось больше времени, чем его предшественнику, чтобы найти собственные новые ценности в его ближайшем будущем. Те, у кого времени не было или не хватало опыта и терпения, сначала учились у своих родителей, потом — друг у друга. Мнение одних о собственном будущем менялось со временем, мнение же других — оставалось неизменным. Когда мнение о возможном будущем изменялось — менялась общая для всех часть этого самого будущего! В этом и заключалась сложность задуманного. Опасность изменения мнения бронегруппы о возможном будущем можно было свести на «нет» простым радиомолчанием — не сообщая ей о внезапном маневре засадной группы.

Если вооруженная группа людей договаривается о том, что в будущем может с ними произойти, они, как правило, оказываются правы в своих намерениях. Задуманное становится реальным, достаточно лишь хорошо об этом договориться. Беспокойство о возможном будущем происшествии совсем не значит, что оно произойдет. Есть много других движущих сил, и если у кого-то положительные намерения в жизни, они, скорее всего, победят. Для этого достаточно было совершить марш-бросок, обойти духов далеко по флангу, чтобы снова встретить засадой и закончить не начатое.

Договорились исполнить задуманное, во чтобы это ни стало. Из всех, кто в тот миг строил свое будущее, эта группа вооруженных однополых сверстников была самая целеустремленная и самая подготовленная к тому, что задуманное может сбыться для одних, и не сбыться для других. Общее, соглашение состояло в том, что будущее, о котором они договорились — это благополучный и достойный дембель для всех, кто его заслужил. Все остальное, в ближайшее время, должно было стать для них прошлым — событиями, которые когда-то были их реальностью. То, что нельзя исправить — это уже ошибка. Чтобы прошлое не стало миром застывших и неисправленных ошибок, миром упущенных возможностей, надо, уже сегодня, исправлять то, что можно исправить. Прошлое устроено почти так же, как и будущее. Нет ничего, что является будущим. Оно такое, каким делают в прошлом, через короткий миг настоящего! Это не значит, что ротный хорошо мог предсказывать события. Это просто значило, что запланированное будущее будет такое, каким они его начнут делать сейчас — в настоящем! Поэтому, ротный приказал лучше сейчас побеспокоиться, чтобы в будущем это было что-то желательное, а не то, что потом ужасно не понравится. Конечно, никому из них не хотелось быть поводом для сожалений. Никто не хотел ехать домой в виде фарша, пережеванного взрывом и упакованного в цинковые «консервы». Это было их общим представлением о ближайшем будущем. Выращенные на брезентовом поле бригады, бойцы жили не в истории, а в настоящем, где люди всегда и повсюду решали одну и ту же задачу, ставя себе одну и ту же цель, меняя только средства. Ротному было неважно, является ли абсолютной истиной то, что тень от будущего должна была быть длиннее, чем рождающее ее настоящее. Командира намного больше устраивало убеждение, что солдаты по своей сути злы и именно эта здоровая злость на собственную нерасторопность поможет исполнить задуманное им — вычеркнуть пуштунов из их собственного будущего прицельным огнем засады.

После того, как шурави сели на хвост каравана, судьба пуштунов от них самих уже не зависела. Они не могли предвидеть, что добровольно содействуют реализации планов ненавистных им шурави. Единственное, что они могли предвидеть, это то, как они будут действовать, противоборствуя шурави в своем настоящем. Свершаемое всегда свершается независимо от тех, кто зависим в свершаемом. Поэтому не было никакой разницы в том, чтобы «помочь самому себе» или «помешать им, мешать нам»…

Задача казалась простая: скрытно догнать, обойти группу противника и уничтожить ее. Простая работа, обыкновенная, грубоватая, без особых достоинств. Так кажется тем, кто не знает что такое засада.

Входили в группу, простые пацаны, свободные от сомнений по поводу своего будущего. Они четко знали простую истину: ближайшее будущее будет таким, каким они договорятся его видеть, но если один из них изменит свое мнение о своем будущем — будущее каждого из них изменится. Это формула обычной ИЗМЕНЫ.

У группы пуштунов племени Карзай тоже были свои согласованные между собой планы на ближайшее будущее. Эти две группы вооруженных людей двигались самостоятельными маршрутами навстречу друг другу. Пуштуны надеялись не встретить на своем пути шурави, шурави же упорно искали этой встречи. В любом случае и тех и других объединяла агрессивность и враждебные намерения относительно друг друга.

Бой — очень важный ритуал войны, с соответствующими декорациями. Местность, куда их привел ротный, напоминала собой натруженную ладонь дехканина, изрезанную глубокими оврагами. Гребни небольших каменных холмов, спускающиеся в неглубокую долину, напоминали пальцы руки. Выход из долины был один — между двумя большими холмами, расположившимися почти на сгибе этой согнутой «ладони».

По отношению к врагу все дозволено. Поэтому, неотступно сопровождающее чувство страха при передвижении, расположении на месте, во время сна или приема пищи — одна из важнейших целей в тактике изнурения противника. «Минная война» — неотъемлемый атрибут такой тактики и представляет собой неограниченное по масштабам, месту и времени применение минно-взрывных заграждений. Нельзя выслеживать противника, если не имеешь хотя бы начальных знаний о местности. Если знаешь местность и чувствуешь себя на ней комфортно, можешь получить преимущество перед противником. В группе единицы имели опыт в выслеживании людей.

Представьте цепочку людей и вьюченных ишаков, беззащитно вытянувшуюся на тонкой нитке тропы через минное поле. Не забивайте себе голову этими подробностями «военных мультиков» и не спрашивайте, откуда там были мины и откуда ротный знал об этом. В этой истории это не главное. Главное, что засада окончилась успешно.

Первыми выстрелами опрокинули «голову» и «хвост» каравана. Кто-то из духов метнулся в сторону с тропы — взрыв, облако черного дыма и опрокинутое, словно тряпичная кукла, человеческое тело. И в полный рост встать нельзя, и опереться не на что, но поведение противоположное ожидаемому прогнозу способно выручить даже тогда, когда кажется, что шансов нет. Несколько духов, сев на задницу под шквальным огнем противника, обреченно вели ответную прицельную стрельбу! Море огня, выплеснутое со всех стволов, опрокидывало их, словно фигурки на шахматной доске. Каждый боролся за свое будущее, отбирая его у противника. Никто на Бога не надеялся, ибо понимал, что если бы Бог внимал их молитвам, рождающимся сейчас под пулями, все они давно бы погибли, так как и те и другие, стреляя друг в друга, истово желали друг другу только зла.

Крайне нерациональный расход боеприпасов привел к полному расходу боекомплекта у пуштунов. Непрерывный автоматный огонь выплеснулся в отчаяние двух залпов из одноразовых M72. Но эта гранотометная атака уже ничего не смогла изменить. Несколько животных, теряя вьючный груз, разбежались в разные стороны, в поисках спасения. Взрывы мин калечили их, бросая на землю. Раненные люди и животные, истекая кровью, кричали, выпуская на волю весь ужас, что разрывал болью их тела изнутри.

Война — это захватывающее, напряженное развлечение, в котором удовольствия порой кончаются быстрее, чем сама жизнь. Умирая, меняешь традиционную жизненную ориентацию и вместо того чтобы жить самому, вынужденно наблюдаешь с той стороны, как за тебя уже живут другие. Поэтому, лучше жить самому, чем смотреть, как живут другие — пусть даже ради этого приходится смотреть сквозь прорезь прицела! Никто не хотел менять будущее, о котором все мечтали, на безопасное настоящее!

…Если говорить просто, услышанный мной кусок истории был застывшими копиями событий, происходящих с Фомой где-то в другом месте во времени и пространстве. Он сохранил у себя в памяти это, потому, что не смог в свое время справиться и разобраться с самими событиями. Когда незаконченное дело завершается, копия, хранящаяся в памяти, уже не нужна — она исчезает, как негатив, с которого уже сделали снимок.

Со сгущенкой мы разобрались. Прошлое никому не вредит. Но если человек копирует какое-то ошеломляющее происшествие из прошлого и питает его энергией сейчас, то он легко создает себе проблемы в будущем. Становится проблемой то, что он вкладывает в настоящее, а не то, что было или чего не было в прошлом на самом деле.

Прошлое — форма проявления времени. Оно определяется относительно настоящего: прошлое — это то, что уже было настоящим, и теперь им не является. Прошлое не наблюдаемо, поскольку уже не существует как действительность. В этом смысле прошлое является чисто умственной конструкцией. Оно мыслится, как заполненное событиями, которые когда-то были настоящими. Прошлое оставляет в настоящем свои следы. Прошлое является закрытым: его нельзя изменить, от него нельзя отказаться, нельзя заменить другим. Реконструируя, постигая прошлое, можно по-разному его интерпретировать и давать различную оценку событиям в соответствии со своими ценностями и пониманием происходящего.

Водитель тот после драки уволился и подал в суд на Рината. Мы оплатили Ринату услуги адвоката и технично надавили на руководство водителя, нашего арендатора — продав им проблему Рината. Дело закончилось не начавшись. Ринат потом уволился. Диск вот остался…

От воспоминаний что-то защемило в груди. Через боль мы прозреваем метафизическую основу мира, и, если только нам удается преодолеть боль, мы становимся непобедимы. Любовь позволяет не ощущать боли. Боль, как и жизнь, остается позади. Бессмертие открывается нам уже здесь, на земле. «Мы живем во времена, когда по причине умножения беззакония во многих охладевает любовь» (Мф. 24: 12). Оказывается, чтобы быть мертвым, не обязательно умирать — достаточно быть не любимым.

Жалко людей, а не собак! Если собаке создать человеческие условия, она умрет от разрыва сердца! Жалко этот мир, который люди не исправляют, а еще больше искажают и наполняют насилием. Люди скорее помогут и отнесутся с состраданием к бездомной собаке, чем к бездомному человеку, и такое положение вещей кажется парадоксальным. Гитлер очень любил собак. Есть люди, способные уживаться с собаками, но неспособные жить с людьми — это покинувший мир людей Фома. Не «сука — любовь», а «суки — люди». Ибо — что человек сделает с этим великим чувством, то и будет. Человека губит то, что он больше всего любит. Никто не может любить так бескорыстно и преданно, как собаки. Предавая братьев наших меньших, мы грешим вдвойне, ибо они невинны, и выбора у них нет. Он есть только у нас, у людей. Мы в ответе за тех, кого приручили.

Счастье одного человека не означает, что другие должны быть несчастны. Понимая это, одни стараются не угнетать окружающих своими выходками. Другие, подражая, создают искусственную модель, отражающую реальные процессы — с целью ПРОГНОЗИРОВАНИЯ будущих реакций партнера. И, в итоге, как говорил Карабас Барабас — «это просто праздник какой-то». Люди быстро привыкают к тому, что они видели в фильмах, и забывают, что было в реальном мире. Боль, принимаемая открыто, делает человека сильнее. И даже не просто сильнее. Боль делает человека человеком. Чтоб не превозносился чрезвычайностью откровений — жало в плоть.