13

Она открыла глаза и сразу же закрыла их, словно этим можно было облегчить боль… Голова просто раскалывалась.

— Тебе получше?

Кому принадлежал этот голос?

Она снова открыла глаза и увидела склоненное над ней лицо Саши.

— Ты все-таки пришел? Ты простил меня?

— Ты, похоже, ничего не помнишь… Лера, ты же сама позвонила мне вчера вечером и попросила приехать… Разве не помнишь, как я вызывал «скорую», как тебя приводили в чувство в больнице?

Нет, Валентина ничего не помнила.

— Но ведь я, кажется, дома? — проговорила она неуверенно, с трудом поворачивая голову и осматриваясь. — Саша, я дома?

— Сейчас да…

— Который час?

— Половина десятого… Ты спала, тебе сделали укол, и ты уснула…

— А что со мной было?

— Тебя ударили по голове, а потом брызнули в лицо из баллончика с нервно-паралитическим газом… Здесь были люди из милиции уже после того, как я привез тебя из больницы, но ты крепко спала, и я сказал им, чтобы они приезжали попозже…

Вдруг она резко села на постели.

— Какое сегодня число?

— Третье октября… Почему тебя это волнует? Что случилось?

— А время? — она попыталась встать, но у нее закружилась голова, пришлось снова сесть. — Который час? Почему часы стоят?

— Они не стоят, Лера, ты уже спрашивала. Половина десятого…

— Саша, сегодня в «Савойе» в восемь должен был состояться показ моих моделей… Мне Костров дал тысячу долларов на вступительный взнос… Все пропало, ты понимаешь? Все пропало! — и Валентина разрыдалась. Сотрясаясь всем телом, она уткнулась в подушку и, казалось, не сможет остановиться… Плач перешел в истерику, Саша был вынужден взять ее за плечи и напоить водой…

— Успокойся… Ну нельзя же так… Возьми себя в руки… Не получилось один раз, получится в следующий…

— Пасечник! Пасечник все устроил, а Фабиан обещал мне контракт с «Максимом» в Париже… Все пропало, я ничего не понимаю… Кто мог ударить меня?

— А что, если это ограбление?

Валентина перестала плакать и кинулась в спальню. Послышался металлический звон, и она въехала в комнату, опираясь на кронштейн с болтавшими двумя плечиками.

— Знаешь, они украли мои платья… Все восемнадцать… А ведь я шила их ночами, потому что в свободное время работала на Ирму… Ирма… Это она, больше некому… Собирайся, поедем… Я думаю, они еще не закончили…

Взглянув на себя в зеркало (посеревшее лицо, ввалившиеся глаза с темными кругами под ними, искусанные губы), Валентина поняла, что никуда не поедет.

— Я не могу, — проговорила она дрогнувшим голосом, — но если я тебе действительно не безразлична, поезжай в «Савой», посмотри, что там происходит, найди Илью Пасечника и Фабиана и объясни им, в чем дело…

Саша, не до конца понимая, что от него требуют, отправился в «Савой».

Его туда не впустили. Тогда он попытался пройти через черный ход, но там оказалось заперто. Вернувшись к центральному входу, Саша заявил, что он из американского посольства и ему необходимо срочно переговорить с Пасечником или Фабианом. Человек в строгом темном костюме, стоявший за прозрачными дверями, услышав знакомые фамилии, тотчас впустил Сашу.

— Странно, что у вас нет пригласительного, — проговорил он, оценивая в то же время дорогой костюм Саши и усыпанный бриллиантами зажим для галстука.

В холле, устланном толстым ковром, было почти безлюдно. Из зала доносилась легкая джазовая музыка Оскара Питерсона…

Саша остановился в дверях, окидывая взглядом разряженных гостей, чье внимание было приковано к импровизированному подиуму. Сцена, плавно соединенная серебристым мостиком, продолжалась в зале, и по ней прохаживались грациозные, умопомрачительно-стройные манекенщицы в роскошных вечерних туалетах…

Саша обратился к метрдотелю с просьбой показать ему Пасечника или Фабиана.

— Они сидят за первым столиком, вот там, видите, рядом с женщиной в темно-красном платье…

Саша прошел туда и вдруг ему стало не по себе: он увидел Валерию. Она сидела к нему вполоборота и разговаривала с… Анной Невской! Здесь же сидел высокий блондин в белом шелковом костюме, пухленький маленький брюнет с красными щеками и лысоватый, приятной наружности мужчина лет пятидесяти во всем черном.

— Аня? — Саша, чуть тронув ее за плечо, хотел отозвать в сторону. Девушка, которую он сначала принял за Валерию, оказалась очень похожа на нее, но только издали.

Анна, удивленно вскинув брови, тут же взяла себя в руки:

— Родиков! Ты как здесь? У тебя тоже приглашение? Может, и Невский здесь?

— Нет. Ты не могла бы отойти со мной?

— Подожди минуточку… Сейчас выйдет Рита в черном платье… Это вообще шедевр…

На сцене показалась высокая шатенка в черном бархатном кринолине с белым стоячим воротником из жесткого кружева.

— Фабиан, поднимите же голову! — Анна ущипнула уснувшего за столиком итальянца. Тот откинулся на спинку стула и восхищенно зааплодировал, его поддержал весь зал… Затем он наклонился к девице, которая была как две капли воды похожа на Валентину, и поцеловал ей руку:

— Считайте, что контракт у вас в кармане, — заверил он по-русски и без акцента. И затем, уже обращаясь к господину в черном: — У вас очень, оч-чень талантливая дочь, мсье Захаров…

— Валентина, вам налить немного шампанского, а то вы совсем бледная? — это было сказано уже блондином в белом костюме.

Валентина, отхлебнув немного шампанского, громко икнула.

Анна поднялась из-за стола:

— Все, теперь я могу на минутку отлучиться…

В холле было свежо, за открытым окном шумел дождь…

— О! Дождь! Этого еще не хватало…

Анна, слегка опьяневшая, в шикарном бордовом платье, презрительно щурилась на Родикова сквозь густые черные ресницы и, казалось, переживала триумф — настолько нагло и самодовольно смотрела она на друга своего бывшего мужа.

— Ну и что просил тебя передать господин Невский?

— Я не от Невского… То платье, которое я только что видел, откуда оно? И какое ты имеешь к этому отношение?

— Самое что ни на есть прямое… Это мое платье, мне сшила его одна знакомая портниха… Ты же видел ее только что, с длинными рыжими волосами… Ее зовут Валентина…

— А по-моему, это платье и те, что демонстрировались раньше, сшила девушка, которую зовут Валерия… Я сам видел их у нее дома… А вчера к ней в квартиру ворвались какие-то люди, ударили по голове и пытались отравить газом… Это сделала ты?

— Неважно, кто это сделал… теперь уже неважно… теперь уже ничего не имеет значения, контракт все равно у нас в кармане, ты же сам слышал… Я только не пойму, про какую Валерию ты мне мозги пудришь?

Он схватил ее за руку:

— Так ты не знаешь Валерию? Не знаешь портниху, которая тебе все это сшила? Не знаешь человека, заслуги которого приписываешь себе?

— Мою портниху зовут Валентина, она сидит за нашим столиком и пьет шампанское… А рядом сидит ее отец… Можешь подойти и спросить… А ткань, из которой сшито большинство платьев, была привезена его женой нам из Парижа… Так что все чисто…

Пьяная Анна едва держалась на ногах…

Родиков отпустил ее руку, повернулся и бросился к выходу. Остановившись на лестнице, вернулся, нашел телефон и позвонил Невскому:

— Игорь? Никуда не уходи, я сейчас приеду к тебе…

Он вдруг вспомнил, как звали ту девушку, из-за которой Невский оставил Анну. «Она портниха, срезала нашивки с костюмов… Она собиралась выходить замуж, я только что женился…»

Но кто же такая Валерия?

* * *

Невский выглядел заспанным. На лице его белел наклеенный крест накрест пластырь.

— Бандитская пуля, — спокойно пояснил он, держась за щеку.

— Проходи, рад тебя видеть… А если честно, то меня избила моя бывшая жена…

— Знаешь, — Родиков, пройдя за Игорем, уселся на кухне, — если ты нальешь мне чаю, я расскажу тебе такое, что произведет на тебя впечатление, как мне кажется… Или я сошел с ума, или меня водят за нос…

— А если подробнее?.. Кто тебя водит за нос?

— Валентина…

— Валентина? — Невский усмехнулся. — Я сейчас не расположен говорить об этом…

— Послушай, не так давно ко мне в машину залетела одна птичка, которая сбежала со своей свадьбы… Мы познакомились с ней. Оказалось, что она портниха… Понимаешь, есть такие женщины, у которых в глазах такая боль, такая тоска, что это заставляет мужчин относиться к ним не так, как они бы того хотели… Ты понимаешь меня?

— Нет. Это имеет какое-то отношение ко мне?

— Пока еще не знаю… Понимаешь, эта птичка назвалась Валерией… Вчера в ее квартиру пришли какие-то люди, оглушили ее, брызнули в лицо газом из баллончика и украли восемнадцать платьев, которые предназначались для показа в «Савойе»… Я только что оттуда… Игорь, я встретил там твою жену, Анну… А рядом с ней сидела девушка, удивительно похожая на Валерию, но ее почему-то называли Валентиной… Понимаешь, все это фарс, жестокий фарс, разыгранный Анной, чтобы отомстить Валентине, той самой, о которой ты мне рассказывал… Смущает только то, что рядом с ними за столиком сидел человек, которого Анна назвала отцом Валентины… Он производит самое благоприятное впечатление… Поедем со мной, ты должен увидеть Валентину и сказать мне, та это женщина, в которую ты был влюблен, или же другая…

— Зачем тебе? Даже если это Валентина, ты прекрасно знаешь, что я думаю на ее счет…

— А если ты все спутал и на Пушкинской видел сначала настоящую Валентину, а потом, в «Макдоналдсе», другую, похожую на нее, представляешь, как обидел Валентину? Если Валерия и Валентина — одно и то же лицо, то в тот день и в то время, когда ты торчал перед ларьком, она была… со мной… Она позвонила мне как раз с Пушкинской площади, я сообщил ей адрес квартиры… Мы встретились на Солянке и пошли смотреть квартиру… Она не могла быть в это же время в ларьке…

— А как она выглядит?

— Высокая, красивая, с длинными рыжими волосами…

Невский нахмурился, словно что-то припоминая.

— Желтые перчатки… — произнес наконец он и застонал: — Их ведь украли вместе с костюмом еще в гостинице… Как же я мог забыть?

— Так ты поедешь со мной?

— Куда?

— Теперь уже и сам не знаю… Сначала в «Савой», а потом к Валер… Валентине… Не знаю, одевайся, поедем… Надеюсь, в твоей машине есть хоть капля бензина.

* * *

В «Савойе» им сказали, что Пасечник и Фабиан вместе с двумя женщинами и каким-то французом уехали минут десять назад в фургоне, куда погрузили сундуки с платьями и нескольких перепивших манекенщиц.

— Мы опоздали… Ну, Анна от нас никуда не денется, главное увидеть Валерию…

Но как ни стучали они в ее дверь, как ни звонили, им никто не открыл.

— Слушай, по-моему, это записка… — Наклонившись, Невский вынул из замочной скважины свернутый в трубочку листок, развернул. «Саше. Я поехала в аэропорт. Попробую улететь к отцу. Я так больше не могу. Спасибо за все. Валентина…» — Валентина…

— Валентина! Родиков, какой же я идиот!.. Быстрее в аэропорт, я знаю, где живет ее отец. В Париже! Туда аж двенадцать рейсов в неделю!

* * *

Борис ничего не понимал. Он находился в гостиной незнакомой ему квартиры, хозяйкой которой была Анна, та самая женщина, которая вместе с двумя пьяницами, которые теперь спали вповалку на большом кожаном диване, организовала показ моделей Валентины.

Здесь же, в гостиной, стояли три больших сундука с платьями, которые были столь хороши и так восторженно приняты на приеме в «Савойе», что на тринадцать из них поступили заявки на покупку.

Валентина игнорировала присутствие отца, устремив холодный, пустой взгляд в пространство. Толстый слой пудры, как штукатурка, разбух под нижними веками, краска на бровях размазалась…

Борис подумал о том, что с таким взглядом она вряд ли будет когда-либо счастлива. Чтобы стать счастливой, надо этого хотеть… А с Валентиной творилось нечто непонятное. Она молча пила одну рюмку за другой, пьянела, пока глаза ее не стали слипаться… Анна же, свернувшись в кресле, давно уже спала.

Борис смотрел на руки Валентины, которые могли сотворить такое чудо, руки портнихи, целыми днями держащими в пальцах иголку, и не понимал, как можно шить с такими длинными ногтями. «Наверно, они искусственные», — решил он и поднялся с кресла.

От нечего делать он прошел на кухню, чтобы поискать в холодильнике минеральной воды или сока, и вдруг увидел в корзинке для хлеба большой коричневый конверт… Он был не запечатан и просто манил к себе. Борис взял его в руки, из него тотчас выпали два других конверта: белый и голубой. Это были письма. В белом конверте, аккуратно разрезанном, Борис нашел письмо, адресованное ему Валентиной в Париж, которое он почему-то не получил. Другое письмо было написано самим Борисом как раз перед его приездом в Москву, в котором он сообщал день приезда. Пробежав глазами первое письмо, он от волнения даже вспотел: Валентина писала, что переехала на другую квартиру, однако новый адрес не соответствовал тому, который был указан в письме, которое он получил. Не совпадал и почерк. Борис мог сравнить, поскольку конверт с тем письмом, которое он получил, он всегда держал при себе. И получалось, что он приехал к дочери на Шаболовку, а она, если судить по найденному здесь письму, жила на Солянке.

Сунув оба письма в карман, Борис вышел из квартиры и, остановив на улице машину, поехал на Солянку.

Каково же было его удивление, когда на крыльце искомого дома он столкнулся с парнем, который сбил его, чуть не отправив на тот свет.

— Вы? — Невский почувствовал, как его заколотило. — Что-нибудь случилось? Как вы меня нашли?

— Но я вовсе не искал вас… Я оказался здесь случайно… Я разыскиваю свою дочь…

И тут Родиков, разглядев Бориса, подошел к нему поближе:

— Скажите, это не вас я видел недавно в «Савойе»?

— Да, я был там…

— Так вы отец Валентины?

— Я…

— Что вы делаете здесь, собираетесь забрать оставшиеся машинки и ножницы? Это вы украли Валину коллекцию?

— Я не понимаю, о чем вы говорите… Я ничего не крал…

— Тогда что вы здесь делаете?

— Я не обязан вам ничего объяснять… Мне надо только подняться и проверить, кто живет по этому адресу, — он достал из кармана смятый конверт. — Вот, дом сто шестнадцать, квартира сорок девять…

Загрузка...