— Понимаешь, мне кажется, что стоит только выпустить тебя из комнаты, так ты сразу исчезнешь… Я не хочу, чтобы ты превратилась в тень, в сон, в наваждение… И поэтому мы не будем назначать встречи… Мы просто не будем расставаться… Конечно, и я, и ты, мы оба должны встретиться… я с женой, ты с женихом, но будет куда спокойнее, если ты будешь рядом…
— Ты хочешь сказать, что я буду присутствовать во время твоих объяснений с женой? Это невозможно, как ты не понимаешь, да и жестоко, наконец, по отношению к ней…
— Но мне необходимо знать, что ты рядом…
— Я могу подождать тебя в подъезде… Буду смотреть в окно и прислушиваться к шагам на лестнице… Пусть это будет час, я уверена, что он покажется мне годом… но раз надо, значит, надо… Игорь, остановись, я не могу больше есть…
Они завтракали в постели, устроив на подносе среди простыней и подушек нечто вроде острова, на котором возвышалась гора бутербродов, пирожков и чашек с кофе.
— Еще один съешь, и все, я оставлю тебя в покое…
— Нет, все, больше не могу…
Откинувшись на подушки, Валентина закрыла глаза. Когда за дверью раздавались шаги (это была горничная, которая уже несколько раз стучалась к ним и предлагала убрать номер, на что Невский упорно отвергал ее услуги), ей казалось, что это бродит Костров. Вот сейчас он не выдержит и выломает дверь… Посмотрит ей в глаза, и она умрет от позора…
— Мне стыдно, что я так счастлива, — прошептала она, не открывая глаз. — Я не уверена, что имею на это право…
— Почему?
— Потому что мое счастье принесет страдание Сергею… Как я объясню ему свое предательство? Где найти такие слова, чтобы он простил меня?..
— Мы можем встретиться втроем и поговорить все вместе…
— Нет! — покачала она головой. — Как ты не понимаешь, что я сама должна поговорить с ним… Все, пора вставать, надо действовать… Эта неопределенность убивает меня… Ты не знаешь Кострова, ведь он ищет меня по всему городу, обзванивает морги, больницы… Так же, наверно, как и твоя Анна… Игорь, я тебя прошу… Давай быстрее со всем этим покончим… Да, мы поедем вместе — сначала к тебе, а потом ко мне или нет, наоборот… Я не знаю… Почему ты еще не встал… Давай же…
Она схватила его за руку и принялась тормошить…
Через час Валентина стояла перед зеркалом, рассматривая круги под глазами. Невский стоял рядом с пакетом в руках.
— Я не знала, что в гостиницах воруют… Что-то мне в последнее время с этими костюмами не везет… Как нелепо они мне достались, еще более нелепо я с ними и расстаюсь… Но черный мне нравился куда больше… И перчатки… Кому они могли понадобиться?
— Ты уверена, что в сумочке не было ничего ценного?
— Ничего… Ты же сам видел, что деньги они не взяли… При других обстоятельствах я бы непременно нашла вора… Но тот, кто это сделал, понимал, что мы не будем обращаться в милицию… А понимание идет от знания… Думаю, что информация шла от администратора… Кто еще знал о нас?
В машине Валентина думала о Кострове, о предстоящем разговоре… Когда она смотрела в окно, ей казалось, что она несчастна и одинока, но стоило повернуть голову и увидеть сидящего рядом Невского, прижаться к нему, как ее охватывало ощущение счастья. Но и это длилось недолго: она, как и Игорь, боялась реальности, способной погубить все то чудесное, что возникло между ними, изменив их жизнь.
«Куда подевалась любовь к Сереже? И что же это было за чувство, которое так скоро прошло? Или это я такая ненадежная, глупая, лечу, куда подует ветер?»
В голове стоял гул, словно это была вовсе и не голова, а большой звонкий колокол… «А ведь я все это время почти не спала… Полусон-полуявь, полуум, полуглупость… Что со мной?»
Они остановились возле его дома.
— Так ты пойдешь со мной? — спросил Невский, когда они уже вошли в подъезд.
— Ты как нашкодивший мальчик, который боится возвращаться домой… Я и сама чувствую себя не лучше… Хорошо, я пойду, но не уверена, что так будет лучше… наверно, все-таки вам надо некоторое время побыть вдвоем, сесть и спокойно все обсудить…
— Жди меня здесь… Или, если хочешь, на лавочке возле подъезда… Просто дождь собирается… — Он привлек ее к себе и поцеловал. — Ничего не бойся…
— А я и не боюсь…
Он скрылся за дверью лифта.
Валентина увидела, как первые крупные капли мазнули по оконному стеклу, и ей показалось, что стало прохладно. «Это нервы…»
Сначала она смотрела на часы, потом перестала… Прошел целый час, а Невского все не было. Валентина представляла себе, что может происходить сейчас у него дома, как его жена бьется в истерике и умоляет его остаться, а он объясняет ей, что любит другую женщину… Он, конечно, пытается держать себя в руках, но потом не выдерживает и выбегает из квартиры, вызывает лифт…
Когда открывались двери лифта, она вздрагивала, надеясь, что вот сейчас увидит его, но всякий раз ошибалась…
Когда прошло три часа, Валентина была близка к обмороку.
Тело ее одеревенело, в горле стоял ком, который мешал не то что говорить, но и дышать, жить… Не чувствуя собственных ног, она спустилась по лестнице к выходу из подъезда и, глядя на дождь, поняла, что ее обманули. Причем самым жестоким образом… Невский все рассчитал: он понимал, что она не будет обзванивать квартиры в поисках его… Да и Невский ли он на самом деле? И есть ли у него жена? А что если он все, абсолютно все придумал, чтобы только провести с ней время? Чтобы переспать с ней?
Она сделала еще несколько шагов. Ливень обрушился на ее разгоряченное тело. Ледяной, он хлестал ее по щекам и сливался с солеными слезами.
Валентина не помнила, как добралась до дома. Вымокшая до нитки, она долго стояла перед дверью квартиры, не решаясь позвонить. Она чувствовала, что Сергей там. Вот только что она ему сейчас скажет? Как объяснит столь долгое отсутствие?
Рука сама поднялась, палец коснулся кнопки звонка, и от его звука она вздрогнула, как от бьющей по нервам сирены…
Ей никто не открыл. Тогда она достала ключ. Вошла в квартиру и, обойдя ее, поняла, что Сергей все то время, пока ее не было, жил здесь. «Он ждал меня…»
Раздевшись, Валентина наполнила ванну горячей водой и легла в нее. Слезы продолжали литься, а ком в горле, казалось, распух. Она задыхалась…
И вдруг она услышала звон ключей и звук захлопывающейся двери. Затем дверь ванной комнаты распахнулась, и к ней ворвался Костров. Взяв ее за плечи, он опустился перед ней на колени и прошептал: «Слава Богу…»
Первые полчаса он пытался разговаривать с ней спокойно, убеждал ее, объяснял как мог, что влюблен в другую женщину и просил простить его, понять… Но Анна молчала. Лица ее он видеть не мог, потому что едва Невский переступил порог спальни, как она заперла его. Сначала он воспринял это как недоразумение, но спустя два часа понял, что жена тщательнейшим образом готовилась к его приходу; пока он отсутствовал, успела купить три (!) замка, пригласить слесаря, чтобы он врезал их в превосходного качества новую дверь, и обдумать каждое свое слово, которое она ему скажет при встрече…
Выйти из спальни он так и не смог — дверь была крепкой, и вышибить ее плечом у него не получилось. Он пробовал кричать на Анну, даже угрожал ей, но время шло, дверь оставалась запертой, а прыгать с пятого этажа было опасно. Кроме того, окна спальни выходили на улицу, поэтому невозможно было бы увидеть Валентину, когда она будет выходить из подъезда… Анна все рассчитала…
Он боялся себе представить, что происходило с Валентиной в подъезде за все то время, что она ждала его. И сколько времени она провела в мучениях, пока не поняла, что он не придет…
В квартире было нестерпимо тихо. До ломоты в ушах. И вдруг он услышал голос Анны, совсем близко:
— Все, она ушла… Прождала тебя почти три часа… Упорная девушка… Терпеливая… Ты мне лучше скажи, Невский, и давно у тебя с ней роман?
Теперь уже он не в силах был говорить. Значит, все то время, что он находился запертый в спальне, Анна пробыла на кухне, выглядывая из окна во двор в надежде увидеть Валентину. И только насладившись этим зрелищем, подала голос.
— Чего же ты молчишь? Я жена и имею право знать.
— Я тебе больше ничего не скажу. Когда ты выпустишь меня, никогда больше не увидишь… Это я тебе обещаю…
— И я тебе тоже обещаю, что как только пойму, что ты на самом деле бросил меня и ушел к ней, к этой шлюхе, я сразу же застрелю тебя… Найду и застрелю, как собаку…
Послышался лязг открываемых замков. Дверь отворилась, и на пороге возникла бледная, с прозрачными от слез глазами Анна. Веки ее были воспалены, кончик носа покраснел, лицо осунулось…
— Она уехала на машине, так что ты ее теперь все равно не догонишь… Ответь мне, это очень важно: вы давно с ней знакомы?
Невский молча прошел мимо жены в свой кабинет, собрал документы, взял свитер, плащ, зонт и направился в прихожую. Анна подошла к нему сзади и схватила за руку:
— Не уходи… — Она медленно сползла на пол и уже на коленях продолжала крепко держать его за брюки. — Не надо меня так унижать… Не уходи… Я ведь не шучу… У меня есть пистолет… Я не хочу, слышишь, не хочу, чтобы ты принадлежал другой… Тем более ей… Она не достойна тебя… Поверь мне… Ты, наверно, забыл, мы послезавтра улетаем в Лондон… Я готова тебя простить… С мужчинами такое случается… не уходи…
Она подняла на него покрасневшие глаза:
— Игорь…
Он поднял ее и прижал к себе. Жалость к этой хрупкой женщине, столько времени простоявшей перед ним на коленях, охватила его.
— Ну, успокойся… Ты не в себе… Тебе надо выпить что-нибудь…
Он обнял ее за плечи, привел в гостиную и налил ей коньяку.
— Она шлюха… шлюха, зачем она тебе?.. — икая и дрожа всем телом, говорила Анна, отпивая маленькими глотками коньяк и постукивая зубами о стенки бокала. — Не понимаю, как мог ты попасться на удочку… Гостиничная проститутка… И ты, Невский, стал ее очередным любовником… Ну почему, почему вам, мужчинам, нравятся такие женщины… Что вы в них находите? Если тебе не хватает острых ощущений, только скажи, и я у тебя на глазах тоже буду обниматься со всеми твоими друзьями… И они не откажутся, вот увидишь… Но дальше-то что? Неужели ты настолько испорчен, что уже не можешь удовлетворяться нормальными супружескими отношениями и тебе подавай «женщину с прошлым»? Игорь, ведь ты не такой…
— Она не шлюха… Аня, я остался здесь не для того, чтобы выслушивать о ней гадости… Я полюбил ее… Тебе больно это слышать, но ты же знаешь, я не умею лгать… Я бы и не смог лгать вам обеим… Прошу тебя, отпусти меня по-хорошему… И не надо мне угрожать… Ты не настолько безрассудна, чтобы убивать меня… Просто надо, чтобы прошло какое-то время… Ты успокоишься… Вот, выпей еще…
Она сделала еще несколько глотков. Невский вдруг ощутил искреннюю жалость к ней, хотя это было довольно странное чувство, словно он утешал чужую несчастную женщину, которую бросил не он, а какой-то абстрактный мужчина… Но как иначе можно было объяснить Анне, что с ним происходит? Он считал, что поступил честно, рассказав ей о Валентине… Неужели было бы менее жестоко обманывать ее, встречаясь с Валентиной тайно? Откуда она вообще узнала о Валентине? Неужели она видела их вместе? Стоило ему перешагнуть порог квартиры, как она сразу же выдала ему о том, что знает, с кем он провел два последних дня…
То, что она называла Валентину шлюхой, Невский воспринял спокойно: что еще могла бы сказать жена в такой ситуации, даже если бы она была с ней знакома?! Что она красива и талантлива? Что у нее есть жених, приличный молодой человек, за которого она собирается выходить замуж? Анна на такую убийственную объективность не способна. Она, сама того не зная, превратилась за пару дней в другого человека. Потрясение, каким стала для нее измена мужа, сделало из нее хищницу, всеми способами пытающуюся удержать при себе свою добычу.
— Аня, возьми себя в руки и успокойся… Конечно, я причинил тебе боль, но ты знаешь меня… Я не способен на подлость…
— Ты? Ты не способен на подлость? — усмехнувшись, она подняла бокал с остатками коньяка, чтобы посмотреть на свет, прищурилась, и предательская слеза скатилась по ее щеке. — А разве то, что ты совершил, не считается подлостью? Что это тогда? Экскурсия в чувственный рай? Тот самый рай, в который женщинам вход воспрещен?
Она опьянела… Невский понял, что все то время, пока его не было, она ничего не ела, не спала и лишь прислушивалась к звукам за дверью…
Взяв ее за руку, он поднял ее с кресла, обнял и прижал к себе. Он хотел лишь одного: успокоить ее и дать возможность почувствовать себя защищенной хотя бы в эти последние минуты перед расставанием. Но жена поняла его жест иначе. Обвив его шею руками, она поцеловала его долгим и каким-то изнурительным поцелуем. Он вдыхал запах ее волос, чувствовал под руками дрожащее хрупкое тело и не знал, чем может закончиться это странное, леденящее душу объятие… А когда опомнился, было уже поздно. Женщина, у которой он еще совсем недавно просил любви и ласки и которая из милости изредка пускала его к себе в постель, теперь сама искала в его объятиях тепла. Она была похожа на одичавшего, изголодавшегося зверька…
В кровати Анна оттолкнула его от себя и, уткнувшись лицом в подушку, разрыдалась. Она поняла, что муж уже не принадлежит ей, он никогда не войдет в эту спальню, чтобы удовлетворить свое желание… Потому что как раз этого желания у него и не было. Он желал другую женщину. Валентину. У той другое тело, другой запах… Он любил другую…
Это была почти смерть.
Два дня ушло на переезд. Сергей Костров объяснил свое решение переехать в его квартиру тем, что хотя бы за пару дней до свадьбы Валентине надо привыкнуть к своему новому жилищу, «прижиться»… На самом деле все обстояло иначе. В тот вечер, увидев ее лежащей в ванне в состоянии, близком к неврастении, он, уложив ее в постель и напоив вином, выспросил обо всем, что произошло с ней двое суток назад… И Валентина, которая и раньше была настроена рассказать Кострову о своем решении остаться с Невским, выпив вина, захлебываясь слезами, поведала о том, как прождала Невского три часа в подъезде… Рыдая на груди Сергея, теребя его за ворот и раскачиваясь всем телом, она спрашивала, почему он не пришел.
А потом уснула.
Утром, от стыда отвернувшись к стене, Валентина тихонько плакала, вспоминая свое теперь уже двойное унижение: первое — когда к ней не вернулся Невский, а второе — когда ей пришлось рассказать об этом Кострову.
— Тебе лучше уйти… Я изменила тебе, Сережа… Ты прости меня, пожалуйста, но я теперь не могу здесь оставаться… Я найду квартиру и сразу перееду.
— Ты никуда не поедешь. То, что с тобой случилось, бывает… бывает… с неискушенными женщинами… Но теперь, когда ты здесь, со мной, ты должна пообещать мне, что такое не повторится…
— Это ни к чему… Все кончено. Это ты просто говоришь так, а на самом деле ты не простил меня. Это невозможно простить. А жалости я тем более не потерплю.
— Ты не хочешь принять мое прощение и выйти за меня замуж?
— Да пойми ты! — Валентина наконец повернулась и села на постели. С опухшим от слез лицом она походила на маленькую девочку. Растрепанные волосы рассыпались по обнаженным плечам, черные глаза посветлели, словно выцвели от слез, а верхняя губа трогательно приподнялась, открывая два передних ровных зуба… Она была так хороша, что Костров решил про себя, что никогда, даже если случится что-нибудь подобное, он не расстанется с ней… Тем более что она сама во всем признается… Качество редкое, но для мужчины это мучительно: с одной стороны, его обезоруживает такая искренность, но с другой стороны, заставляет находиться в постоянном напряжении и ожидании новой измены… Это ситуация для французских романов или для любителей острых ощущений. Может, для любовников эта форма общения была бы идеальна, держа их в тонусе и внося элемент новизны… Но в супружеских отношениях, о каких мечтал Костров, такая искренность, служащая прикрытием элементарного распутства, была недопустима.
— Да пойми ты! Я же не смогу теперь смотреть тебе в глаза… А еще… — тут Валентина замолчала, испугавшись, что ситуация станет непоправима, стоит ей только сказать: «Я люблю его». После этого она сразу же потеряет единственного друга… Инстинкт самосохранения не позволил ей произнести эти слова. Она оставила их при себе и даже сложила руки на груди, словно боясь, что они все же вылетят… — Мне бы не хотелось, чтобы ты в минуты раздражения или плохого настроения упрекнул меня в измене…
— Не углубляйся ты в эти моральные дебри, а лучше ответь мне прямо: ты выйдешь за меня замуж? Ты все еще хочешь быть моей женой? Обещаешь мне впредь не поступать так?..
— Нет, я не могу тебе ничего пообещать… — Она подняла на него глаза, полные слез. — Не могу тебе лгать… Все эти годы я думала, что знаю себя, а оказалось, что это не так… Тебе кажется, что я совершила безрассудный поступок, проведя ночь в гостинице с незнакомым мужчиной… Да и я сама бы раньше именно так это оценила… Но поверь, Сережа, когда я все это делала, я отдавала себе отчет… Я хотела этого…
Валентина закрыла глаза, представив себе Невского, обнимающего ее в гостиничном номере на кровати, Невского, раздевающего ее… Она почувствовала, как щеки ее запылали.
— Нам надо расстаться…
— Но он же бросил тебя! Он негодяй, каких много…
— А что, если он умер? — Валентина открыла глаза и ахнула. — Как я сразу не подумала? Хотя тогда я бы увидела врачей, садящихся в лифт… Нет, все было тихо… Понимаешь, я должна убедиться, что он сам не захотел прийти… Это очень важно…
— И тогда ты успокоишься?
— Да… Тебе, верно, смешно это слышать… А теперь уходи… Я не могу, я не знаю, как себя вести… Я не знала, не знала… — И она снова зарылась лицом в подушку. Поза ее была столь беззащитна, что Костров, вдруг в полной мере ощутив свою власть над этой женщиной, забыл на какое-то время о том, что два последних дня она провела в объятиях другого мужчины… Он не мог представить ее лежащей в постели с другим, а потому повел себя, как обычно… Откинув простыню, он обнял ее сзади и, прижавшись к ней, зашептал ей о своей любви, желании, о том, какая она теплая и гибкая, и что ушки-то у нее розовые, волосы, как шелк, и что он уже не может без нее… Сергей не мог видеть ее лица, как не видел никогда и до этого дня… Закрыв глаза, он наслаждался ее телом, чувствуя себя в нем полным хозяином, собственником…
А она, стиснув зубы и упираясь лицом в душную подушку, давилась слезами, и при каждом толчке тела Сергея, которое теперь соединилось с нею, ужасалась при мысли, что теперь она изменяет Невскому… Валентина ждала, что с ней произойдет то, что бывало всякий раз, когда она занималась этим с Сергеем, но тело ее отказывалось подчиняться… Ее тело перестало любить его. Она хотела Невского и за ночь с ним предала бы всех…
— Это безнравственно, — произнесла она, когда Сергей уже направлялся в ванную. Он замер на пороге.
— Что ты сказала?
Откинувшись на подушки, она тяжко вздохнула:
— Я сказала, что у меня ничего не получилось… Ведь ты должен знать?
— У тебя и раньше ничего не получалось, а потом… получилось… Просто это нервы… Мы повторим это вечером… — И он ободряюще улыбнулся Валентине.