Большие люди

Глава 1. Большое знакомство.

Руки делают свое привычное дело. Порядок действий всегда неизменен. Основные движения выполняются в строго определенном порядке. Варьируется лишь сила и область применения. Да и еще допускаются некоторые нюансы, которые достигаются многолетним опытом. Опытом и чутьем.

Поглаживание. Ладони скользят по коже. Никакого крема или масла. У каждого специалиста свои методы, свои привычки. Она не использует в работе никаких дополнительных добавок. Кожа к коже. Только ее руки и то, с чем они работают.

Растирание. Руки чуть горячеют. Кожа отвечает гиперемией. Это хорошо, это правильная реакция. Тело должно отвечать на воздействие. И кожная реакция – то, чего она добивается на данном этапе. Кожа становится теплой, пластичной. Теперь можно двигаться вглубь.

Разминание. Теперь надо попробовать добраться до мышц. Добиться и от них ответной реакции. Вот тут узел. Мягко, не грубо, так, чтобы то, что под руками, стало похожим на тесто, замешанное опытной стряпухой – эластичное, гладкое, без комков.

Вибрация. А вот теперь можно дать максимальную нагрузку. Когда тело хорошо прогретое, мягкое, послушное. Полностью отдается ее умелым рукам. Поколачивание, простукивание, осторожное скручивание в суставах. Чтобы проняло до самых маленьких мышечных и нервных волокон, до всех периферийных сосудов, достать до самых глубоких слоев.

А потом все в обратном порядке. Разминание. Растирание. Поглаживание.

Прижать горячие ладони к спине.

- Все, Ирина Ивановна, - Люда тяжело поднимается со стула. Последний клиент, устала просто до ломоты во всем теле. – Вы сегодня просто молодцом.

- Ой, Людочка, да я-то что! Это вы молодец! – она пытается приподняться.

- Нет, нет! Что вы, Ирина Ивановна, как в первый раз. Двадцать минут лежать как минимум. Потом обязательно попить, желательно теплого. А дверь я сама захлопну.

- Спасибо вам, Людочка, за ваши руки золотые. Как заново рождаюсь после вашего массажа. Никто так не делает.

- Привыкли уже к моим рукам просто, - привычно отшучивается Людмила. – Ну, все, до завтра. В это же время.

- До завтра, Людочка.

_________________

Неужели домой? Очередной бесконечный рабочий день, который начался в шесть утра, наконец-то завершился. Взгляд на часы. Двадцать минут девятого. Если повезет, к девяти будет дома. Хотя…

На улице метет. Зима пришла, как всегда, неожиданно. Снег лепит вторую неделю, коммунальные службы, естественно, не готовы. На дорогах черт знает что. Гололед, каша из снега, а по всему этому движутся машины, в которых водители, не успевшие перестроиться на зимний стиль вождения. Столько аварий, сколько за последние пару недель, она давно не видела.

Ее Мальвина дружелюбно подмигивает ей фарами, мелодично пищит брелок сигнализации. За тот без малого час, что она работала, синяя «Нива» превратилась в небольшой сугроб. Люда открывает дверь, достает щетку. Вполне может быть, что к девяти она домой не доберется.

Методично очищает машину, думая о своем. О том, что надо заехать на сервис к Саше, пусть проверит зажигание. Не нравится ей, как машина заводится. А впереди длинная зима, холода. Вдруг что-то случится. А без машины Люда как без рук. И без ног. И вообще – без всего.

Ее Мальвина. «Нива». Совсем не девичья машина. Но такая ей подходящая, учитывая, что Людмиле не приходится выбирать, в какие места ехать. Да и на погодные условия никто скидку не делает – клиент ждет ее в любую погоду. Поэтому ей была нужна машина повышенной проходимости. На импортный джип денег у медсестры, разумеется, нет – откуда? Даже несмотря на то, что у Люды, помимо работы на полставки в детском реабилитационном центре, имелась еще и солидная частная практика, которой она и жила, собственно. Но – не тот порядок доходов у нее, все равно.

Так и появилась у нее «Нива». К механике привыкала долго, машина глохла на каждом перекрестке. Но за четыре года Люда освоилась и теперь чувствовала себя королевой не асфальтированных проселков и засыпанных снегом дворов. И плевать на удивленные взгляды. Не привыкать.

Мальвиной же машина была названа за темно-голубой цвет. А еще за временами совершенно девичий капризный характер. Иногда Люда называла ее Маней, Манькой или Манюней.

- Ну что, Маня, поехали домой?

Автомобиль отвечает хорошо поставленным урчанием. А потом звонит телефон.

_____________________

Все началось с Голоса. Да, именно так – Голоса с большой буквы. Незнакомые голоса в трубке были для нее делом привычным. В конце концов, у нее работа такая – с людьми, для людей. И поэтому ей звонили много и часто. Но такой голос она слышала впервые. Мужской, довольно низкий, глубокий. Но дело было даже не в этом. Было в нем что-то… В голове вдруг всплыло слово – бархатный. С ним надо было разговаривать, не отвлекаясь. И она замерла, согнувшись, так и не засунув щетку под сиденье.

- Людмила Михайловна?

- Да, это я.

- Мне вас рекомендовали.

Коротко и ясно. И ничего удивительного в этом не было, ее часто рекомендовали. Репутация, годами наработанная репутация, профессионализм и порядочность.

Глава 2. Большое недоразумение.

Определенно, характер нового клиента был компенсацией, бонусом за дополнительную нагрузку, за позднюю работу, из-за которой она теперь возвращалась домой ближе к одиннадцати. Ну, и деньги тоже были кстати, конечно. Хотя, деньги – они вообще всегда кстати.

Гоша оказался крайне приятным в общении человеком. С ним было удивительно легко. И Люда стала себя ловить на том, что ждет очередного сеанса в «Синей звезде» едва ли не с нетерпением. Она словно отдыхала душой в обществе Гоши. Он был умеренно болтлив, самоироничен и весьма неглуп. Идеальное сочетание для приятного, ни к чему не обязывающего разговора.

Они говорили о разном – о кино, о музыке, о погоде. Люда рассказывала забавные эпизоды из своей практики, Гоша искренне смеялся. Сама Людмила была довольна тем, как продвигалось дело, как реагировал организм клиента на то, что она с ним делала. О том, что с ним случилось, из-за чего он теперь нуждался в реабилитационном массаже, Георгий не рассказывал, что при его разговорчивости было отчасти странно. Но Люся не спрашивала. Интуитивно чувствовала, что, если не говорит сам – значит, тема ему неприятна. Точно так же Гоша мало касался своих дел, чем он занимается. Да и информацией о Грише он делился скудно, Люда так и не поняла, что связывает этих двух мужчин. Живут вместе, отношения, вроде бы, близкие. Братья? Совершенно не похожи, но бывает в жизни всякое…

Впрочем, к каким-то выводам можно прийти совершенно самостоятельно. Элитный жилой комплекс, роскошная квартира, модный дизайн. Гоша явно не бедствует, как и его… кто же все-таки? Брат? Друг? Ах, как же любопытно! У Гоши, это очевидно, приличное образование, судя по редким фразам – какое-то финансовое или экономическое. Причем он явно профи в своем деле. Чем занимается Григорий, непонятно. Но весь его облик, манера себя вести, говорить, свидетельствует о том, что он - большой босс. Очень большой. Высоченный плечистый босс. Кто же они такие? Люда давно не чувствовала такого любопытства относительно личности и обстоятельств жизни клиента. И тех, кто его окружает.

Она едва приступила к работе, как раздался звонок в дверь.

- О, Гришка рано сегодня. Откроете, Люся?

- Да, конечно.

Она не признавалась себе, но каждый раз внутри что вздрагивало при виде его огромной широкоплечей фигуры.

- Добрый вечер, - буркнул Григорий, шагая через порог. – Где этот гад? Уже на столе?

Люда растерянно кивнула.

- Гришенька, а ты чего это такой злой? – донеслось из комнаты.

- Мало тебя в детстве пороли, Жиденький! Ох, мало! Ты вот специально мое терпение испытываешь?!

- Между прочим, это низко – смеяться над фамилией человека! Я ее себе не выбирал! Не всем повезло с фамилией, как тебе! - Гоша отзывается глухо, он лежит, уткнувшись в согнутые руки, а Люда снова принялась за работу, с удивлением прислушиваясь к разговору. До этого дня Гриша приходил, как правило, уже к завершению массажа.

- А я тебе, Жидких, предлагал мою фамилию взять! Но ты ж гордый! Ты оказался! – Григорий устраивается в кресле неподалеку. Раздраженным движением ослабляет галстук, а потом и вовсе стаскивает его, засовывает в карман пиджака.

- Чего ради я должен твою фамилию брать? Что ты, муж мне, что ли?!

- Муж, не муж… - Гриша зевает, откинув голову на спинку кресла. – А я тебе предлагал. Отказался от фамилии Свидерский - вот и живи теперь как… Жидких.

Гоша в ответ лишь фыркнул.

- Так, ты меня не отвлекай! – Гриша поднимает голову. – Скажи мне, вредитель-диверсант, где все мои рубашки?!

- Что ты орешь так, будто без рубашки на работу ушел? Насколько я вижу, на тебе вполне приличная рубашка.

- Она розовая!!!

- Тебе очень идет розовый, сладенький.

Ответом ему натуральный рык, Люся вздрагивает. И решает вмешаться.

- Вам действительно идет… эта рубашка, Григорий.

- А вас никто… - он все-таки осекается. И, обращаясь уже не к ней: – Жорик, я тебя предупреждаю! Если завтра в шкаф не вернутся нормальные рубашки…

- Ой-ой, - Гоша совершенно не впечатлен. – Вы знаете, Люся, кто это так озабочен своим внешним видом? Такой стиляга, что даже завидно. А не тот ли это человек, который еще пару лет назад надевал тельняшку под рубашку?

Гриша бурчит – неразборчиво и нецензурно.

- Представляете, Люсенька? Генеральный директор, серьезный человек – и тельняшка под рубашкой!

- Я никого не прошу заглядывать мне под рубашку!

- А желающих-то много…

- Я прибью тебя когда-нибудь, вот ей-богу! – грозит Григорий. Вздыхает: - В этом доме еда есть?

- Есть, - глухо отзывается Гоша, Люда прижимает его голову вниз, начиная работать с шеей. – Там суп грибной на плите. И в духовке я запек рыбу. Только не наедайся на ночь.

- А когда еще наедаться? – Гриша встает с кресла, потягивается сладко, до хруста в плечах, а Люда вдруг некстати обращает внимание, как натягивается на груди нежно-розовая рубашка. – Хоть раз в день надо.

Глава 3. Большая работа.

- А она у вас совсем не кричит…

- Да с чего бы ей кричать? Я ничего неприятного не делаю, правда, Полиночка? – Люда улыбается сначала лежащей на массажном столике пятимесячной девочке, потом - ее матери. Ребенок довольно пускает пузыри из слюны, Люсины руки заняты привычным делом, можно и поговорить, к тому же маме маленькой Полины явно хочется общения.

- Мы, когда первый раз массаж делали… не у вас, у другой массажистки…такая полная…

- Я тоже не худышка.

- Нет! Вы нормальная. А она – такая… Ой, как же ее зовут… Тамара… Тамара…

- Тамара Витальевна?

- Да, точно! Полина у нее криком кричала, все десять сеансов. Я еле выдержала… А она говорила, что это нормально. Особенно для таких детей… как здесь.

Людмила молчит. Что тут скажешь? Без комментариев. Ничего хорошего она все равно сказать не может про коллегу. Но сор из избы выносить смысла нет. Без толку это.

- Мне кажется, она вообще детей… не любит, - говорит вдруг тихо мама Полины. – Зачем идти на такую работу, если детей не любишь? Тем более – таких сложных детей. Их никто… не любит.

- Ребенка надо любить, - отвечает Люда, негромко, но твердо. – Ребенка должны любить родители. Это самое главное. Любить, каким бы он ни был. Он же не виноват ни в чем. А Тамара Витальевна… да забудьте! Что вам за дело до нее?

- Да просто я, пока к вам не попала, думала, что все массажисты такие. А, оказывается, бывают и другие… Вот бы всегда к вам попадать.

- Ну, я здесь, и никуда уходить не собираюсь. Так что – записывайтесь. Буду рада вас видеть на следующем курсе. Эффект-то есть от массажа, явный.

- От вашего – очень! – горячо соглашается мама Полины. – Вы вообще человек такой… хороший… понимающий…

- А как иначе – при нашей работе? – Люся улыбается. Но ее собеседница не может улыбнуться ей в ответ, у нее дрожат губы, и она отворачивается, вытирая выступившие вдруг слезы.

Люда молчит. Говорить что-то бессмысленно. Это личная беда человека, только он один с ней может справиться. За годы работы во «Фламинго» она видела много страшного. Такого, от чего она сама, молоденькая девочка, первое время не могла сдержать слез. Но быстро поняла, что от ее слез толку нет. А вот от рук ее, от ее умений прок есть. И она работала. Училась, наблюдала, старалась понять, как можно сделать лучше. Как помочь таким детям. Которые ни в чем не виноваты.

Ее маленькие пациенты. Здесь не было здоровых детей, которым массаж делают для стимуляции общего развития. Нет, в детском специализированном неврологическом центре «Фламинго» были совсем другие пациенты. Синдром Дауна, детский церебральный паралич, тяжелые последствия родовых травм и менингитов, эпилепсия… Каждый день. Чужая боль. Чужое горе, которое принималось как свое. Потому что дети.

Первое время она приходила с работы, закрывалась в своей комнате, ложилась на кровать, лицом в стену. И ревела. Мама уговаривала ее уволиться. Сидела рядом, гладила по спине и увещевала: «Люся, ну не мучай себя так. Не всякому эта работа подходит. Что ж делать, если ты у меня такая… чувствительная». Ей было двадцать два. Наивная, не видавшая в жизни настоящего горя. Тепличный цветок, выращенный бабушкой и мамой.

Она не уволилась. Не понимала, почему. Что-то внутри уперлось, необъяснимое. Но она осталась. Что самое удивительное, так и не смогла обрасти панцирем равнодушия. Со временем острота восприятия притупилась. Она насмотрелась всякого, разных детей, разных родителей. Стала воспринимать все это спокойнее. Убеждала себя, что от ее эмоций пользы нет. А вот от ее спокойствия, собранности и умений есть польза, да еще какая. Впрочем, слезы и срывы все равно случались, но гораздо реже. Мать, так и не сумев убедить, в сердцах называла ее «сентиментальной коровой». Но даже это не заставило Люсю бросить работу во «Фламинго». Только ей быстро пришлось перейти на полставки, потому что кушать надо, лекарства бабушке покупать надо, а из них троих зарабатывать реально могла только она. Бабуля вообще на пенсии, у матери доход понятно какой – процедурная сестра в поликлинике.

Так вот и жила. С утра – дети, маленькие больные человечки, нуждавшиеся в ней. Детские лица с синдромом Дауна, которые ни с какими другими лицами невозможно перепутать. Висящие безвольными плетьми маленькие ручки и ножки. Или, наоборот – скрюченные гипертонусом. Инвалидные коляски, в которых привозили детей постарше. Скошенные набок рты и стекающая по подбородку слюна. Такой была ее первая половина дня.

А потом – на машину, и по чужим домам. К состоятельным, умеренно обеспеченным или просто очень нуждающимся в ней людям. Там все чуть более благополучно, но горе, недуги и проблемы бывали и там. И так до позднего вечера. Вернуться домой, сил только на час бодрствования, от силы. И – провалиться в сон. И все равно – не выспаться.

- Спасибо вам, - вот и очередной сеанс завершен, мама Полины берет дочь на руки. – Поля такая спокойная после вашего массажа.

- На здоровье, - дежурно отзывается Людмила, наблюдая, как мать одевает девочку. У Полины молодая, очень симпатичная мама. И такой же молодой и приятный папа. А еще у Полины синдром Дауна.

Глава 4. Большие воспоминания.

Пожилая женщина старается говорить вполголоса, но Люся прекрасно слышит. Лучше бы не слышала.

- Танечка, ну вот только маешься ты с ним… Говорили мы тебе с отцом – сдай ты его в детдом. Все равно он ни черта не понимает, дурачок же. Ему все равно, есть ты, нет тебя…

- Мама, перестань! – женщина, по виду – Люсина ровесница, споро одевает годовалого малыша после массажа. Людмила даже не знает, какой там основной диагноз. У ребенка целый неврологический «букет» и куча осложнений. Но это же не оправдание…

- Странный совет из уст матери, - не может сдержаться Люда.

- А что тут странного? – полная дама поворачивается к массажисту. – Ну, он же правда ничего не понимает. Таня только время с ним теряет! Отдать в детдом и все. Ему там лучше будет, - со странной уверенностью. – А Танюше это все зачем? Она умница, у нее два высших образования, хорошая работа. Только время переводить. А Танечка потом другого родит ребенка… здорового.

- Мама, ты нашла время это обсуждать, - голос матери мальчика резок. – Извините нас, - это уже Людмиле. – До свидания. Мама, пойдем.

Они уходят, старшая из женщин продолжает что-то говорить младшей, держащей на руках своего больного, не оправдавшего чьих-то надежд и чаяний ребенка. Люся гадает: надолго ли хватит сил матери выдерживать это давление. И от всего сердца желает ей, чтобы сил хватило. Пройти этот путь до конца, каким бы он ни был.

__________________

Монька так рванул ей навстречу, что Люда поняла – с собакой не гуляли. Даже можно не спрашивать. Так, ошейник, поводок.

- Людмила, ты долго не гуляй. Пусть по-быстрому дела сделает и домой. Устала же наверняка.

Люся молча закрывает дверь. Даже сил обижаться нет. Да и умом понимает, что это ее собака, она ее домой притащила, вот и изволь, Людмила Михайловна, выгуливать своего пса. Нет, мама и даже бабушка тоже гуляли с Моней, не только одна Люся. Просто этот поганец признавал за хозяйку только Людмилу, только ее слушался беспрекословно. А на прогулке с Антониной Вячеславовной или Фаиной Семеновной мог позволить себе рвануть за кошкой, голубем, а то и вовсе - за другой собакой. Опять же, помойки – это святое. И ничего ни мама, ни бабушка с ним сделать не могли. Два года назад Монька вывернул бабуле кисть на прогулке, после чего Фаина Семеновна полгода пса именовала не иначе как Иродом. И гуляла с ним только по крайней необходимости, когда уж совсем некому, а собаке невмочь. А прошлой зимой Пантелеймон Иродович уронил Люсину маму на прогулке, да еще и протащил ее пару метров, благо снег и мягко. Но матери этот эпизод желания выгуливать энергичного ротвейлера не добавил.

По-быстрому у них с Монти не получается. Люся понимает, что такой собаке нужно много движения, и пятью минутами не отделаешься. Только сил в ногах нет совсем. И, недолго думая, Людмила мягко оседает в сугроб. Не так уж холодно на улице, а она добротно, по погоде одета. Монька подбегает, тыкается ей в лицо мокрым носом и, убедившись, что все с хозяйкой в порядке, уносится дальше проверять, что произошло нового на его территории.

Думать ни о чем не хочется. Даже о том, как она сама странно выглядит, восседая поздним вечерним часом в сугробе на пустыре. Наблюдать эту сюрреалистичную картину желающих все равно нет. Зато почему-то вдруг вспоминаются два брата-негея. Если честно, она полагала, что благополучно забыла о них. Ну, проревелась и забыла. Столько всего проходит через нее, что правило «С глаз долой – из сердца вон» срабатывает почти всегда. Почти. Но не абсолютно. Потому что вот вспомнила она их отчего-то же сейчас? Обиды уже нет, ее за язык никто не тянул. Промолчала бы – и ничего бы не было. А теперь что же – лишь воспоминания о двух братьях, очередные клиенты, которые в силу ее собственного проявленного интереса, вышедшего за профессиональные рамки, теперь уже не перейдут в категорию «постоянные». Да и что за печаль, уж чего-чего, а клиентов у нее в избытке. А вот грустно отчего-то. Немного, но все же.

Вроде бы нагулялись они с Пантелеймоном достаточно. А дома – стал рваться с поводка, не успели они в квартиру зайти. И стоило лишь освободить пса от его прогулочной амуниции, как он кинулся на кухню. В голове еще успела мелькнуть мысль: «Пить хочет, убегался», а потом…

С кухни доносится звонкое «Ай!», бабушкино грозное «Моня, фу!». А Люся понимает – у них поздние гости. Мама с бабулей хороши - могли бы и позвонить на сотовый, предупредить, знают же, что Монька может незнакомого человека напугать. Теперь она замечает и чужую обувь – мужские зимние ботинки, размера, впрочем, навскидку, такого же, как у самой Люси. Нет ни малейшей догадки, кто это. Надо идти смотреть. И, разувшись и повесив пуховик на крючок, Люда проходит к кухонной двери. А там…

Есть такое выражение – стоять по стойке «смирно». Гоша сидит на табуретке по стойке «смирно», в одной руке надкушенный пирожок. На который с видом полнейшего равнодушия смотрит расположившийся рядом Монька.

- Можно ему… дать пирожок? – тон у Гоши крайне почтительный.

- Можно, - кивает Фаина Семеновна.

- Нечего собаку пирогами кормить, - подает голос Люся от дверного проема, обозначая свое присутствие.

Моня оборачивается и смотрит на хозяйку с укоризной. Людмиле временами кажется, что ротвейлер понимает человеческую речь. По крайней мере, когда говорят о нем.

- Пантелеймон, осторожно! – строго говорит бабушка.

Похоже, Люсю никто не слушает. Гоша, кажется, даже дыхание затаил, заворожено глядя на то, как с его руки исчезает пирожок. Исчезает в здоровенной пасти, полной зубов размером в треть пальца взрослого мужчины.

Прикончив пирожок, ротвейлер смотрит на гостя уже более благосклонно и по-прежнему выжидательно.

Глава 5. Большая ошибка.

- Георгий, Георгий… Вы меня очень разочаровали…

- Константин Сергеевич, я все осознал!

- Ну как же так, голубчик, - врач снимает очки, трет переносицу. – Это не шутки же – такой был перелом сложный. На ноги вас поставили чудом. А вы… ну как ребенок, честное слово!

Гоша смущен. Сначала брат, потом Лютик, теперь вот его лечащий врач, заведующий травм.отделением, а также зав.кафедрой травматологии и ортопедии, Казанцев Константин Сергеевич. Все его ругают, все о нем беспокоятся. Безумно неловко.

- Рассказывайте. Что сейчас делаете?

Гоша вздыхает и подробно пересказывает Люсины инструкции.

- Так-так… Все верно. Большего трудно сделать в данной ситуации. Главное, Георгий, вот так и продолжайте. И второй курс массажа не затягивайте. Кто с вами работает?

- Простите, не понял?

- Массаж вам кто делал?

- Люся. В смысле, - поправляется, - Людмила Михайловна.

- Пахомова?

- Да, точно, - он вспоминает Люсину фамилию. – Пахомова.

- Ну, хоть тут я могу быть спокоен, - удовлетворенно кивает Казанцев. – Хоть тут за вами присмотр будет. За Людмилу Михайловну держитесь, слышите?

- А вы… - Гоша удивлен, - вы ее знаете?

- Кто же Пахомову не знает? Один из лучших специалистов в городе, руки золотые. Так что вам повезло. Толковый массажист в вашем случае – это половина успеха, залог выздоровления.

- Я так и понял, - Гоша встает, протягивает руку врачу. – До встречи, Константин Сергеевич.

- До встречи, - тот отвечает на рукопожатие. – Надеюсь, в нашу следующую встречу увидеть положительную динамику. Людмиле Михайловне привет.

_____________

- Ну, что сказал Казанцев?

- Да так…

- А конкретно? – настаивает Григорий.

- Ругался, - сознается Гоша. - А еще велел выполнять все Люсины рекомендации и вообще – держаться за нее.

- В каком смысле – держаться?

- Да уж явно не в том, в каком ты подумал! Хотя… - с усмешкой, - я бы и в этом смысле не отказался… подержаться!

- Нет, - недоверчиво качает головой брат, - ты явно с мозгами не дружишь.

- Да ну тебя, - отмахивается Георгий. – Не лезь не в свое дело. А представляешь, кстати… Казанцев Люсю знает!

- Ну и что? - Григорий невозмутим. – Он же мне ее телефон и дал.

- Да?!

- Да. Сказал, что это очень хороший специалист. А что тебя удивляет?

- Да я как-то… и не думал даже… Казанцев – это ж величина… светило наше… А Лютик – она простая, вроде бы…

- Ну, видимо, не такая уж и простая.

- И ты на этого человека орал!

- Всю жизнь мне это теперь будешь поминать?!

_________________

Остолбенел. Вот как вышел из машины, так и остолбенел, когда ее увидел. Не ожидал такого, не был готов.

Пуховик, джинсы, спортивные ботинки – всего этого не было. Зато были коричневые брюки свободного покроя, короткая каракулевая то ли шубка, то ли куртка – мех органично сочетался с вязаными рукавами и отделкой кожей. Дополняли все это великолепие тонкие кожаные перчатки, изящный клатч и такая копна волос, обычно убранных, что и шапка не нужна.

Гоша не сразу нашелся, что сказать. Ему комплименты всегда легко давались, а тут как-то вдруг растерялся.

- Привет, - Люся подошла к машине. – Ничего, что я на каблуках сегодня?

- Ничего, - он наконец-то обретает дар речи. – Если что – я подпрыгну.

А потом демонстративно встает на носки своих тонких кожаных туфель и целует ее в щеку.

- Гош, ты чего?!

Смутил, ой, смутил Лютика! К нему возвращается утерянная уверенность, а настроение, и без того бывшее не самым пасмурным, зашкаливает теперь за оценку «превосходное».

- Чего-чего… У меня рефлекс – целовать красивых девушек. Кто тебе виноват, что ты такая красивая, что я удержаться не могу.

Она не находится с ответом и вообще – выглядит растерянной и смущенной. И возобновляется разговор уже только в салоне темно-синего «Ауди», под мерное урчание немецкого мотора.

- Гоша, ты гимнастику делаешь?

- Угу.

- Тогда рассказывай.

- Что тебе рассказывать? – он даже на секунду отрывает взгляд от дороги.

- Порядок упражнений.

- Люсь, ты шутишь?!

- Тебе веры теперь нет, - к ней вернулась былая невозмутимость. – Так что доказывай, как ты выполняешь мои предписания.

Глава 6. Большое возвращение.

- И куда ты сегодня ведешь свою малышку?

- Мы с малышкой идем в боулинг.

- А тебе можно? – в голосе старшего звучит неумело замаскированная тревога.

- Лютик говорит, что это что-то вроде гимнастики. И что она будет за мной присматривать.

- Ну-ну…

- Тебя с собой не возьмем, даже не проси. Ты нудный.

- Больно надо!

________________

- Гоша! Я тебе говорила! Не бери тяжелые шары. Ты хочешь сорвать спину?!

- Люся, прекрати кричать. На нас смотрят.

- Я тебе три раза сказала. Три! А ты меня не слушаешь! Как тебе еще объяснять?!

Они стоят и ругаются в самом начале дорожки для боулинга. На них не просто смотрят. Вокруг уже собрались зрители.

- Зато я выбил страйк.

Она глубоко вздыхает, пытаясь успокоиться, при это все без исключения взгляды окружающих прикованы к тому, как поднимается и опускается грудь в вырезе бирюзового джемпера.

- Я сейчас… влеплю тебе такой страйк, что мало не покажется! Вот честное слово!

- Как это?

- Подзатыльником!

- Люся! - он качает головой. - Это же не наш метод!

- Гоша! Я тебя…

Он приподнимается на носки и легко целует ее в губы. Дискуссия тут же прекращается. Гоша наслаждается ее замешательством, Люся пытается что-то сказать, кто-то из окружающих аплодирует.

- Твой бросок, Лютик.

У нее такой взгляд, что он благоразумно отступает на пару шагов назад. Этот фрейм Люся заканчивает прочерком.

______________

- Как вечер прошел?

- Все хорошо, мамуль.

- Люсенька…

Люда прекрасно знает, что означает этот нерешительный, будто извиняющийся тон. И рано или поздно ее будут допрашивать. Неизбежно.

- Да, мам?

- Ну, а как у вас… вообще?

- Вообще – прекрасно.

- Люся, он хороший человек… вроде бы…

- Людмила, что у него за интерес к тебе? Жениться будет? – подоспела тяжелая артиллерия в виде бабушки.

Люся преувеличенно громко вздыхает. Все это было б так смешно, когда бы ни было так утомительно.

- Это я… я замуж не собираюсь.

- Почему это?! – обе ее надзирательницы, хором.

- Потому что он мой друг. И только друг.

- Чушь! - бабушка безапелляционна. – Выдумала тоже, друг какой-то! Какой мужик будет ради дружбы женщину обхаживать?

Люся качает головой. Объяснять бесполезно.

- Люська, китайского болванчика не изображай! Я жизнь пожила, знаю! Не станет мужик без повода время тратить! Так что не ври – себе и нам.

- Да думайте, что хотите, - устало говорит она. – Я вам свое мнение сказала.

____________

Новый год она встретила обычным манером – дома. К ним с мамой и бабушкой еще присоединилась соседка, Лидия Тимофеевна. Шампанское Люся привычно открыла сама – научилась, куда денешься, если мужиков в доме отродясь не бывало.

Три кумушки, выпив по бокальчику игристого, разрозовелись, все что-то бурно обсуждали – новости, чужих детей, речь президента, новогодний огонек. Все как всегда. А сама Люся вскоре после полуночи пошла на улицу, прихватив Пантелеймона. Монька громко лаял на фейерверки и пытался лезть целоваться к прохожим. Такой порыв здоровенного ротвейлера ценили далеко не все, но народ был уже подвыпивший, поэтому Монти даже пару раз удостоили званием «Ой, какая милая собачка». Через час они вернулись назад, порядком оглохшие и надышавшиеся пороховыми газами. Все, теперь спать. Ей завтра на работу.

____________

- Людмила, это никуда не годится! – ее перед выходом из дома бабушка кормит поздним завтраком. И это отнюдь не вчерашние салаты, а свежие оладьи. – Ну, ты что, не человек, что ли? У всех праздники, а ты первого января на работу!

- Ну и что? – пожимает плечами Люся. – Я выспалась, времени вагон. Всего один клиент. Все лучше, чем на диване валяться и в телевизор смотреть.

- Тебе иногда можно и поваляться!

- Вот вернусь и поваляюсь, - обещает Люся.

- Кому там так приспичило, что аж невтерпеж? – бабуля кладет ей на тарелку еще пару оладий. – Али помирает кто?

- Не помирает. Но надо. Хорошему человеку.

- Хорошего человека не Георгием зовут случайно?

Людмила вздыхает. Они от нее не отстанут. А что будет, если этим двоим сказать, что у Георгия есть еще брат… От которого, как раз, в отличие от Гоши, что-то екает внутри… Тогда ее точно съедят! Лучше молчать и не признаваться. Им. И себе.

Глава 7. Большое воздаяние.

- Ну что, Лютик, мы с тобой надолго не прощаемся, - они оба вышли ее провожать.

- Ну, видимо, да, - Люся смущенно улыбается. Она только что выдержала бой с собственной совестью. Деньги было брать неловко. Но и не взять – тоже странно. Да и нужны ей деньги, у Люды есть обязательства перед семьей.

- Тогда – до встречи!

- Хорошо. Все мои рекомендации извольте выполнять.

- Мы помним! – на удивление слаженным хором.

_____________

- Гош, мне не кажется, что это хорошая идея.

- Хорошая, хорошая. И Люся уже согласилась.

- И все равно… Ну, подумай сам – где она, и где твои знакомые?

- Послушай, когда ты уже расстанешься со своими предрассудками относительно Люси?! Она замечательный человек и нечего…

- А я не о ней говорю! – перебивает его старший брат. – А о твоих друзьях-мажорах! Ты думаешь, ей будет комфортно с ними?

- Уверен, что Люся сможет с кем угодно поладить, - упорствует младший. – И потом, это мой день рождения, кого хочу, того и приглашаю.

- Мне это не нравится.

- Придется смириться. А все-таки странно, да?

- Что?

- Что у нас дни рождения с разницей в неделю. Вот я прямо чувствую с Люсей такое родство душ…

- С чего бы вдруг? – старший раздражен. – Ничего общего.

_____________

- Ну, и что думаешь?

Они в кабинете Григория, обсуждают отчет коммерческой службы. Гоша морщится, ерошит волосы.

- Да что тут думать, Гриш. Не сработало, сам же видишь. Я, вообще-то, изначально и предполагал такой результат. Эластичность спроса по цене никакая.

- Слушай, прекрати эти заумствования и нормальным языком скажи!

- Не прибедняйся. У тебя высшее экономическое образование, между прочим. Обязан понимать.

- Ой, не смеши меня! Высшее экономическое, тоже мне.

- Тебе принести из отдела кадров копию твоего диплома?

- Гошка, мы с тобой оба знаем, как я его получил.

- Ну, - улыбается младший, - не без моей помощи. Но поступил и учился в университет на заочном все-таки ты!

- Ни фига! Это ты меня заставил. А учились там мои деньги и контрольные, которые ты за меня делал.

- Ты так говоришь, будто к этому вообще не причастен.

- Почему? - усмехается Гриша. - Я туда… ходил. Иногда. Ножками, ножками. Тот еще подвиг.

- Ладно, не ной. Я не верю, что ты не понял, о чем я говорил.

- Понял, - вздыхает Григорий. Отодвигает в стороны бумаги. – Все эти игры с ценами – как мертвому припарка. На прибыли не сказывается.

- Я тебе то же самое сказал.

- Не вылезем мы сами, Гош. Деньги нам нужны. Какие-то другие… деньги.

- Я ищу, Гришка, ищу. С банками засада, конечно. Столько нам не дадут, не с нашим балансом. Но… не все варианты еще отработаны. Я несколько удочек закинул. Может быть, что-то выстрелит.

- Ну, дай Бог. Лишь бы нас при этом не зашибло.

- Да нам терять уже все равно нечего.

- И то верно.

___________________

Над тем, что надеть на день рождения к Гоше, она думала неделю. Очень было неожиданным это приглашение. Неожиданным и очень-очень приятным. Ей ужасно хотелось быть там красивой, настолько, насколько она сможет. Недельные размышления ничего не дали, и поэтому в воскресенье они с Ритой идут по магазинам. Рита смеется над Люсей, над тем, что ей все не нравится. Но потом идеальное платье все же находится – темно-синий креп, пышная юбка, умеренно глубокий вырез, предваряемый рядом маленьких пуговиц. На Люсе оно сидит безупречно. Черные босоножки и подходящий к платью клатч у нее нашлись. Ну что ж, она готова!

__________________

День рождения Гоша отмечает дома. Он сказал ей, что не хочет пышного празднования, камерное мероприятие, только для своих. Люсе лестно, что ее причислили к «своим». Но Людмила понимает, что настроение у Гоши совсем не подходящее, чтобы закатывать огромный банкет на тридцатилетие. Да и, похоже, денег лишних нет на это все.

Поэтому в субботу вечером Люся стоит перед такой знакомой дверью в «Синей звезде». И когда дверь распахивается, на пороге стоит Григорий. Джинсы, рубашка, пиджак. Элегантный и улыбчивый. Снова непривычный.

- Привет, Лютик.

- Привет, Гриш. А где именинник?

- Сейчас прискачет. Жорка! – кричит, обернувшись, в недра квартиры, - Люся пришла! Давай, помогу снять пальто.

А, потом, забрав у нее верхнюю одежду, восхищенно:

- Ух, ты! Ничего себе… Как красиво.

Глава 7. Большое воздаяние. Вторая часть

И поэтому она сидит в углу огромного дивана с бокалом вина, из которого почти не убывает. Прислушивается к разговорам вокруг, постоянно выискивая взглядом такой знакомый ей разворот плеч в светло-сером пиджаке. А веселье постепенно нарастает. Промилле в крови выше, разговоры, в попытках перекричать грохочущую музыку, все громче. Только вот Людмиле невесело. Наверное, надо как-то незаметно уйти. Не для нее этот праздник, она тут чужая. Ловит на себе очередной взгляд. Это Эдик, тощий стиляга с холодными глазами и самовлюбленной улыбкой. Люсе он неприятен. Она слышала, как он отзывался о каких-то общих знакомых, его шутки весьма недружелюбны. Она плохо переносит таких людей, которые считают себя лучше других. Девушка, с которой он сейчас говорит, ему под стать. Люся не может вспомнить, как ее зовут. Они переговариваются, и по их взглядам Люся понимает – говорят о ней. Становится совсем тошно. Все, надо уходить. Но она не успевает встать с дивана, как вдруг неожиданно смолкает музыка. И во внезапной абсолютной тишине голос Эдика звучит особенно громко:

- Киса, да она просто жалкая! Даже предположить не могу, где Гошка откопал эту тупую толстую корову.

Наверное, Люда просто была к этому подсознательно готова. Именно поэтому она отреагировала первая и, резко встав с дивана и оставив бокал на полу, быстро прошла через комнату, в полной тишине, под смолкшие разговоры и жадные взгляды окружающих. Но больно было все равно – очень. И про пальто, сумку и прочее она забыла. Гораздо важнее ей сейчас было просто оказаться где-то… в другом месте. За дверью, хотя бы. Там, где можно выдохнуть слезами тугой ком в горле. Там, где не надо гордо, с высоко поднятой головой плевать на мнение окружающих.

Но идти некуда. Она вслепую, утирая слезы и спотыкаясь, поднимается на несколько лестничных пролетов, на самый последний этаж. И еще выше, туда, где зарешеченный, запертый на замок выход на чердак. Садится прямо на бетонную ступеньку, холода не чувствует. Пышная юбка синими волнами собирается вокруг ее ног, выглядывают только кончики пальцев с аккуратным педикюром, затянутые тонкими колготками. Чего ради она так старалась? К чему все это – прическа, макияж? Зачем потрачены деньги на новое платье, деньги, которым можно было бы найти более полезное применение? Чтобы получить очередную порцию унижения? Надо успокоиться, она же привыкла к такому, не в первый раз. Но ее панцирь пробит, и слезы катятся градом. Ничего… Ничего… Она посидит, поплачет. Успокоится, в конце концов. Потом пойдет, заберет свои вещи. Извинится за беспокойство, наверное. Если сможет. И уйдет. Навсегда. Потому что видеть их… его… после всего – невозможно.

Где-то внизу хлопает дверь, неясный шум, голоса. Это из их квартиры? Неважно. Шум постепенно стихает, несколько раз проходит вверх-вниз, мерно гудя, лифт. Сколько прошло времени? Она не знает. А потом, вдруг, шаги. Тяжелые размеренные шаги, все ближе и громче. Тошно, плохо и стыдно, но от неприятностей она никогда не бегала. Поворачивает голову и видит сквозь опоры перил знакомую ей темноволосую макушку.

_________________

Сидит прямо на холодном бетоне ступенек, зареванная и ужасно беззащитная. Ярость поднимается снова, но он не дает ей власти, выдыхает с шумом. Поднимается еще на пару ступенек, останавливается перед ней, протягивает руку.

- Люся, нельзя так сидеть, простудишься же. Вставай.

Она отрицательно качает головой. И Григорий понимает, что вот прямо в данный момент ее от этих холодных ступенек можно оторвать только силой. Например, на плечо закинуть и утащить. Идея кажется странно привлекательной, но, наверное, все-таки не стоит. Не сейчас.

Гриша поднимается еще на пару ступенек, садится рядом. Стаскивает пиджак, накидывает на ее полуголые плечи. Она сразу как-то съеживается под его ладонью, и он со вздохом убирает руку. Молчать сейчас – не самый удачный вариант. Но и что сказать, он плохо представляет.

- Люсь… Вот простынешь еще… а мы виноваты будем…

- Никто не виноват, - отвернувшись, в сторону.

- Ох… Люсь, да забей ты на этого козла! Я говорил Гошке, что Эдик мудак… И не стоило его приглашать. А он мне не верил.

Она поворачивается к нему, не пряча лица с полными слез глазами и потеками туши по щекам. Проводит пальцами, размазывая соленую влагу, но картину это существенно не улучшает. А потом, негромко, но как-то отчаянно решительно:

- Гриш, зачем?

- Зачем… что? – недоуменно.

- Зачем ты со мной возишься? Я же тебе даже не нравлюсь!

- Эээ… с чего ты так решила? Кто сказал?

- Ты сам сказал, - она грустно улыбается. – Думаешь, я не помню? Когда намекнул, что мне кушать надо… поменьше. Хотя ты прав, конечно…

Он тяжело вздыхает.

- Значит, извиниться все-таки надо…

- Не надо! Вот уж чего точно не надо!

- Люся, извини меня, пожалуйста, за тот раз. Я был тогда реально… задолбанный. А тут еще Гошка… и ты… Я понимаю, что это не оправдание. Мне, правда, жаль… что я тогда так…

Она всхлипывает, зябко поводит плечами, его пиджак скользит вниз. Он подхватывает его, накидывает обратно и руку уже не убирает.

Глава 7. Большое воздаяние. Третья часть

_____________

- Люся!!! Господи, ради Бога, прости! – именинник растерянный, расстроенный и взволнованный. Стискивает ее руку. – Я… я даже не думал… Эдик, блин, идиот!

- Гош, это ты меня прости. Испортила тебе день рождения.

- Люся, глупости не говори, - резко перебивает ее Григорий. – Тебе ли извиняться?

- Нет, ну правда… Вон, гости все разбежались…

- Или кто-то их разогнал, - вдруг усмехается Гоша, но закончить фразу не успевает – звонит теперь уже его телефон. И она невольно и почему-то с волнением прислушивается к разговору.

- Да, Макс? Ага, понял. Ну, что уж теперь… Согласен с тобой. Хорошо, держи меня в курсе, - а затем, нажав отбой, уже брату: - Поздравляю тебя, Свидерский. Перелом челюсти в двух местах. Со смещением. Макс сказал, - не удержавшись, ехидно, - что это вполне тянет на нанесение телесных повреждений средней степени тяжести. Учитывая твое примерное поведение и прочее… на год условно можешь рассчитывать. Но он, если что, готов быть твоим адвокатом.

Люся, беззвучно охнув, тихо оседает на диван. А Григорий лишь пожимает плечами.

- Подумаешь. Я не жалею. А то стыд и позор – тридцать пять лет и ни одной судимости…

- Гриша… Гоша… да как же это?.. – она не может сказать ничего связного. Все происходящее кажется ей дурным сном.

- Да, страшен в гневе Григорий Сергеевич, - Гоша верен себе и даже сейчас иронизирует. – С одного удара челюсть в двух местах сломать – это надо уметь…

- ЧТО?! – она просто задыхается от того, что слышит, но отказывается понимать – Как это?.. Гриша… ну зачем?!

- Затем, что надо, - Григорий невозмутим. – Уродов надо наказывать и объяснять, что к чему. Я даже удовольствие получил… - потирая костяшки правой руки, - моральное.

- Эх, жаль, я не успел, - поддерживает брата младший, - пнуть пару раз.

- Это потому, что ты был занят тем, что меня держал, - усмехается старший.

- Ты б его тогда вообще зашиб, - парирует Гоша. – А то я не знаю, какой ты бываешь!

- Да ну, - морщится Григорий, - одного раза хватит. Вот еще - об эту мразь руки лишний раз пачкать.

- Тебе точно одного раза хватило.

- Ну зачееем?! - стонет Люся, обхватив голову руками. – Зачем?! Гоша! Гриша! Что теперь будет?! Неужели… правда?! О, Господи… Одни неприятности от меня!

- Лютик, - Гоша садится рядом, обнимает ее за плечи. – Не говори ерунды…

- Это судимость – ерунда?!

- Да не переживай. Не будет никакой судимости. Даже заявления в полицию не будет. Договоримся… как-нибудь.

Она недоверчиво смотрит на него.

- Как – договоримся? С кем?

- С кем надо, с тем и договоримся. Все будет нормально, я тебе обещаю. Ничего не будет твоему рыцарю.

- А если…

- А давайте торт есть, - перебивает ее Григорий. – Гошка, тащи торт. И свечи.

- С ума сошел? Хочешь тридцать свечей в торт воткнуть?

- Конечно. Обязательно. Воткнуть и потом задуть. Разве у тебя нет заветного желания, маленький брат?

_______________

- Ну, что, загадал?

- Эй, так нельзя! – протестует Люся, помогая Гоше вынимать свечки из торта. Кондитерское изделие изрядно потеряло во внешней привлекательности. Остается надеяться, что тридцать свечей не повлияли на его вкусовые качества. – Нельзя говорить, а то не сбудется.

- Да Гришка и так знает, - Гоша споро орудует ножом, нарезая торт, - что я загадал.

- Наверное, знаю, - соглашается Григорий. - Мне вон тот, с шоколадной розой.

- Кто же ест торты в полдесятого вечера? - Люда разливает чай.

- Кто-кто, - Гриша отправляет шоколадную розу целиком в рот. И, слизнув шоколадные крошки с уголка губ: – Люди, которые умеют радоваться жизни. И потом, день рождения раз в году бывает.

_______________

Они просидели еще два часа. Совершенно необъяснимо, несмотря на все произошедшее, ей было удивительно тепло и спокойно. Так хорошо, что и уходить не хотелось. Хотелось вот просто сидеть на кухне, пить ароматный чай, доедать оказавшийся все-таки вкусным торт, в кои-то веки не думая о лишних калориях, и слушать истории, которые рассказывали по очереди Гоша и Гриша. Про детство, покойную мать, про Гришины армейские годы и Гошино студенчество. Про то, как они начинали свое дело. Ощущение того, что она знает их всю жизнь, что они ей очень близкие, почти родные люди, было неправильным. Но чувство, что эти двое ей не чужие, лишь крепло в ее душе. Как она так умудрилась вляпаться?

______________

Они вышли проводить ее до такси. Гоша обнимает ее на прощание, успев шепнуть на ухо:

Глава 8. Большая странность.

Телефон вибрировал в кармане весь очередной сеанс массажа. При первом же звонке она достала его, посмотрела, что это не мать и не бабушка – звонки от них она принимала всегда. А остальные - подождут. Но этот неизвестный номер был чрезвычайно настырен. И очередной звонок настиг ее буквально за дверью квартиры клиента. Ну, кто там такой нетерпеливый?

Нетерпеливый буквально оглушил ее из трубки, стоило только нажать на кнопку приема вызова.

- Люся, какого черта трубку не берешь?!?

- Гриша?

- Нет, Папа Римский! – рявкнул. И, чуть мягче: - Я час до тебя дозвониться не могу! Почему не отвечаешь?!

Собственно, самый очевидный вопрос - какое он имеет право так на нее орать? Но этот вопрос так и остался незаданным. А вот первая мысль: «Если орет, значит, что-то случилось». Именно об этом и спросила.

- Ничего не случилось, - отвечает Гриша уже гораздо спокойнее. – Это я думал, что у тебя что-то случилось. Если час на звонки не отвечаешь.

- Я работала, Гриш, - Людмила прислоняется к стене лестничной площадки. А ведь он ее напугать умудрился. После его криков подумалось почему-то о плохом. О Гошке, например. Что у него что-то случилось, рецидив какой-то или осложнение. А тут… - Ты же видел, как я работаю. У меня руки заняты. Лучше не отвлекаться, мышцы-то разогретые. Ну, ты же должен понимать, я тебе объясняла…

- Я помню, - уже совсем спокойно. – Ну… гхм… извини…

- Но что-то все-таки случилось? – ведь есть у него повод с такой настойчивостью дозваниваться? И, кстати, надо все-таки сохранить его номер. В тот, самый первый раз, когда он звонил, она этого не сделала, повода не было – подумаешь, один из многочисленных клиентов. А потом его номер просто затерялся в череде других.

- Да не то, чтобы случилось… - на самом деле, он растерян, даже смущен. Собственной реакцией на длинные гудки при попытках ей дозвониться. Не привык он к такому! Но старается свою растерянность не показать. – Ты во сколько освобождаешься?

- В восемь.

- Однако… Допоздна работаете, Людмила Михайловна. Ладно, в полдевятого встречаемся у Леонида. Успеешь? Адрес помнишь?

- А… Помню, вроде бы. Примерно. Но… зачем?

- Машину твою на полноценный сервис поставим.

- Нет! - как он не понимает, что без машины она как без рук! – Гриша, я не могу без машины остаться! Спасибо, но не стоит…

- Кто тебе сказал, что без машины останешься?

- Но ты же только что сказал, что на сервис поставим мою «Ниву».

- Люсь, вот приедешь – я тебе все объясню.

- Гриша, я не понимаю… Может быть, не надо…

- Да что за день сегодня такой, что все со мной спорят? – вздыхает он. – Встречаемся в полдевятого у Леонида.

- Гриша, правда, я не думаю, что…

- Ко мне пришли, - резко. – Вечером, у Леонида. До встречи.

Короткие гудки. Она растерянно смотрит на телефон. Как-то смешано все в голове. И недоумение от его повышенного тона, и раздражение от командирских интонаций и нежелания ее слушать, и удивление от самого факта звонка. Но самое яркое чувство - это теплота в груди от его финального «До встречи». От того, что увидит его сегодня. Она вздыхает и нажимает кнопку лифта. Пропадает. Нет, все, пропала уже.

___________________

Он приехал первым. Даже ждал ее целых три минуты. Ждал, разговаривая с Леонидом. Людмила не успела выйти из машины – ворота мастерской приглашающе распахнулись, открывая огромное темное нутро. И ей пришлось ехать туда. С господином Свидерским очень трудно спорить.

Внутри к ней первым подошел Леонид.

- Как девочку зовут?

- Девушку зовут Людмила Михайловна, - это сзади нарисовался мрачный Григорий. – Я тебе говорил, Леонид. Склероз уже?

- Обижаешь, - в противовес Грише Леонид улыбчив – Как можно Люсеньку забыть? Я про машину спрашиваю.

- Леонид Петрович, ты совсем сбрендил от постоянного вдыхания паров тосола? Кто машинам имена дает?

- Вот девушки и дают, - подмигивает Люсе Леонид. – Правда же?

- Правда, - усмехается Люся. – Девочку Мальвиной зовут. Можно Маня.

- Ну вот, Григорий Сергеевич, слышишь? - Леонид кладет ладонь на капот «Нивы», похлопывает. - Маня это, значит, у нас…

- Ну, выдумщики, - Гриша удивленно качает головой. – Ладно, мы тебе девочку Маню оставляем. Делай с ней все, что хочешь…

- Вот прямо все-все?

- Все-все. Но чтобы была как новая.

- Вас понял. Сделаю из нее снова девственницу.

- Леонид!

- Шучу, - автомеханик захлопывает рот рукой. И из-под ладони неразборчиво: - Верну в лучшем виде.

Глава 8. Большая странность. Вторая часть

_________________

В гараже их встречает молодой мужчина, судя по всему, ровесник Люси. Именуется он Славиком и, в отличие от уважительного, но сохраняющее чувство собственного достоинства Леонида, демонстративно любезен и подобострастен. Людмиле даже неприятно это наблюдать, а Гриша внимания не обращает – видимо, давно к такому привык.

- Ну что, Славик, готово?

- Конечно, Григорий Сергеевич, обязательно! Все приготовил - и машину, и документы, как вы велели! – Славик всем своим видом излучает служебное рвение. – Suzuki SX, красненький? Тот, что летом пришел?

- Да, все правильно. Выкатывай. Люся, дай права и паспорт – документы полностью оформим.

- Только это, - Славик вдруг странно мнется, - на ней же… ну… вы помните?..

- Помню, - резко. – Выгоняй машину.

- Слушаюсь, Григорий Сергеевич!

_________________

- Ну, как тебе?

- Здорово! – она совершенно искренна. – Все удобно и легко.

- Хорошо, - он возится в пассажирском кресле, устраиваясь поудобнее. – Габаритами она примерно как твоя… Маня. Привод тоже полный, клиренс хороший, только что японская и коробка-автомат. Думаю, тебе будет и правда удобно.

- Угу, - она совершенно неосознанно гладит руль. Это машина ей не принадлежит, но как приятно сознавать, что Красотка (Люся именно так сразу окрестила машину - Красотка) будет в ее распоряжении хотя бы неделю.

- Ну, давай, прокати меня по двору, попривыкни. Да и по домам поедем. Поздно уже. Документы на машину, - открывает бардачок, - тут.

- Спасибо, Гриш, - с чувством, от души.

- Да было бы за что, - пожимает он плечами. Но ему приятно, она это видит.

________________

Он и так не выходил у нее из головы. А теперь же и вовсе не дает о себе забыть - каждый день напоминая покладистым характером, удобством в управлении и прочими замечательными качествами переданной ей во временное пользование Красотки. Машина настолько хороша, что Люся даже чувствует себя предательницей по отношению к Мальвине. Та ей столько лет верой и правдой служила, но Красотка покорила Люсино сердце. Это покажется кому-то смешным, но тот, кто так сильно зависит от надежности железного друга, - тот поймет. Ей никогда не делали таких подарков. И пусть даже ей дали такую чудесную игрушку на время - все равно, ужасно приятно. И, потом, Маня после сервиса, наверное, будет гораздо лучше себя вести.

Маме и бабушке пришлось долго объяснять, откуда у нее новая машина. Непростая эта оказалась задача даже при ее опыте обхождения острых углов и неудобных вопросов.

_______________

- Гриша, ты же мне обещал!

- Что обещал? – хмуро.

- Что эта машина – для Алины!

- Я обещал, что буду ей давать машину, если она будет свободна, - старается говорить ровно, но раздражение, которое давно копилось, так и рвется наружу. – Сейчас она занята.

- Кем это занята?

- Достаточно того, что я сказал, что она занята!

Теперь уже Лариса пытается взять себя в руки. День за днем она чувствует, как любовник отдаляется. Как все чаще она видит перед собой неуступчивого начальника, а не мужчину, с которым была близка. На которого она возлагала столько надежд на семейное счастье.

- Гриша, но ведь девочке надо тренироваться ездить!

- Давай, дам ей что-то другое.

- Я знаю, что ты дашь! Рухлядь какую-нибудь!

- Девка права получила два месяца назад! Прикажешь ей Лексус выдать?!

- Девка?! Гриша, ты говоришь о моей дочери!

- Извини, - он все-таки сорвался, и это никуда не годится. – Извини, Лариса. Просто она за эти два месяца уже два раза умудрилась попасть в ДТП!

- Да разве это ДТП, так, ерунда, тычки!

- И слава Богу, что тычки. Но машину-то после них приводить в порядок надо!

Лариса вздыхает. Нет, отрицать очевидное бесполезно. Он совсем отдалился от нее. И она это терпеть не намерена! Не для этого столько лет ждала!

- Гриш, что происходит? Мы тебе совсем чужие стали? Тебе на нас что, наплевать?!

Теперь он тяжело вздыхает.

- Лариса, дверь закрой на защелку. Чтобы не помешал никто. Поговорить… надо.

_______________

День рождения Людмила отмечает этапами. Сначала дома, с бабушкой и мамой. Бутылка вина, праздничный пирог с брусникой. Бабуля вручает ей дивной красоты бело-голубую ажурную шаль, связанную собственноручно. Мама дарит Люсины любимые духи. И то, и другое не является сюрпризом, но все равно ужасно приятно.

А вечером она встречается с Викой и Ритой в кафе. Вика дарит подарок полезный – хороший немецкий маникюрный набор. А вот Рита удивляет.