Бомба Геринга

Пролог

Прошло уже два часа, а голос фюрера еще звучал в ушах. Главнокомандующий военно-воздушными силами Германии рейхсмаршал Герман Геринг, закрыв глаза, старался представить себе лицо Гитлера, когда тот разговаривал с ним по телефону. Ему почему-то казалось, что когда фюрер, прижав левой рукой к уху трубку, бросал в гулкие просторные своды имперской канцелярии отрывистые слова, то правую руку он время от времени непременно нервически вскидывал перед собой. Так он делал всегда, когда его раздражение переходило в негодование.

Где-то в глубине души Геринг был согласен с фюрером, что, разрушая дворцы и музеи Ленинграда, бомбардировочная авиация бросает бомбы на осажденный город без разбора, лишь бы, прорвавшись сквозь огневое кольцо зенитной артиллерии, освободиться от смертоносного груза и уйти восвояси.

Но зачем этот тон? Тон крайнего раздражения, доходящего до истерики. Нет, Геринг не будет закатывать истерику и бесновато кричать на генерал-фельдмаршала Мильха, который ровно через пять минут должен переступить порог его кабинета.

Несмотря на то, что в приемной вот уже около часа ждали вызова несколько высокопоставленных генералов, Геринг решил в первую очередь принять только что прибывшего генерал-фельдмаршала Эргарда Мильха. Это предпочтение объяснялось не тем, что разговор с генеральным инспектором военно-воздушных сил Германии был крайне неотложен и важен, а, скорее всего, тем, что Герман Геринг давно питал глубокие дружеские симпатии к энергичному и самому молодому генерал-фельдмаршалу в немецкой армии, который год назад за руководство операцией воздушных сил в Норвегии получил Рыцарский крест и в качестве личного подарка — Золотую булаву из рук Гитлера.

Геринг был уверен, что этот не совсем чистокровный ариец, сын владельца аптеки в Вильгельмсхафене, любимец фюрера, пойдет дальше и выше. Еще молодым человеком, в начале двадцатых годов, мужественный и высокообразованный Эргард Мильх после двухлетнего пребывания в Бразилии, Аргентине и США сделал великую услугу авиаконцерну «Юнкерс». Это он, Эргард Мильх, внедрил конвейерные производственные методы Форда в новую германскую авиапромышленность. Это ему, Мильху, ставшему крупнейшим специалистом и организатором авиапромышленности Германии, во многом обязаны своим рождением и процветанием четыре крупнейшие в мире авиационные фирмы — «Юнкерс», «Хейнкель», «Дорнье» и «Мессершмитт».

Вот только дерзок не в меру. В личных, дружеских беседах с Герингом генерал-фельдмаршал Мильх не однажды настойчиво доказывал, что война с Россией может стать пагубной для Германской империи, что война в воздухе на два фронта будет не под силу Германии. И это неверие Эргарда Мильха в несокрушимую мощь военно-воздушных сил третьего рейха иногда крайне раздражало Геринга. Но и после горячих споров он не переставал уважать и любить смелого и умного генерал-фельдмаршала, мыслящего широко, по-государственному.

С минуты на минуту Эргард Мильх должен войти в кабинет.

Геринг пристально всматривался в огромную стратегическую карту России, висевшую на стене. Взгляд его остановился на не закрашенном в коричневый цвет небольшом светлом кружке, в котором он на почтительном расстоянии отчетливо видел дальнозоркими глазами название города на Неве.

«И чем только держатся?.. Каждые сутки на город обрушиваются сотни и тысячи бомб и снарядов… Выведена из строя канализация, город отрезан от сырьевых и продовольственных баз, парализованы электростанции, наступает зима, а топлива нет… Да, где-то фюрер прав, когда говорит о русских: «Чтобы это славянское племя пуритан поставить на колени — вначале их нужно сломить духом, вытравить из их сердец коммунистическую религию, которая питает их, окрыляет и ведет на подвиги…»

Размышления Геринга оборвал приход адъютанта. Щелкнув каблуками, он доложил:

— Тринадцать ноль-ноль. Генерал-фельдмаршал Мильх ждет в приемной.

— Пригласите.

В кабинет вошел Эргард Мильх.

Геринг поднял глаза на застывшего у порога генерал-фельдмаршала. Высокий, подтянутый, розовощекий, он показался Герингу олицетворением здоровья. Твердый и несколько дерзкий взгляд, устремленный на главнокомандующего, еще раз доказывал Герингу, что в своих убеждениях Эргард Мильх по-прежнему непоколебим. «Такие, наверное, чертовски нравятся женщинам, — совершенно некстати и не ко времени мелькнула в голове Геринга мысль. — Дружбы с такими ищут и короли…»

Мильх вскинул для приветствия руку, улыбнулся той покоряющей улыбкой, которая всегда обезоруживала Геринга, когда спор заходил о войне с Россией и рейхсмаршал начинал выходить из себя.

— Прошу. — Геринг холеной, пухлой рукой показал на кресло у огромного стола, посреди которого стояла массивная бронзовая пепельница, изображающая в миниатюре Московский Кремль.

Обменявшись рукопожатиями, оба они некоторое время стояли неподвижно, пристально вглядываясь друг другу в глаза, и молчали.

— Садись, Эргард. Я вернул тебя по очень важному делу.

Мильх сел в кресло и, не сводя глаз с рейхсмаршала, по лицу его пытался прочитать, какие неотложные дела вернули его с аэродрома, откуда он должен был срочно лететь в штаб 1-го воздушного флота.

— Буду очень краток, Эргард.

— Слушаю тебя, Герман.

— Два часа назад был разговор с фюрером. Фюрер недоволен.

— Чем?

— Действиями авиации 1-го воздушного флота.

Лицо Эргарда Мильха оставалось каменно-невозмутимым, хотя в груди его что-то сжалось, опустилось, а потом подступило к горлу. Из всех предполагаемых вариантов предстоящего разговора с Герингом, которые проплыли в его мозгу, пока он ехал на прием к главнокомандующему, ни один не был связан с фюрером. Видя, как на щеках Мильха потух алый румянец и лицо его покрылось серой бледностью, Геринг встал. Кольцевые наплывы его гладковыбритого двойного подбородка колыхнулись над могучей грудью, сверкавшей высшими орденами Германской империи. Голос Геринга в просторном кабинете прозвучал приглушенно, с нотами недовольства.

— Летчики 1-го воздушного флота бомбят Ленинград без разбору. Им все равно, на что сбрасывать бомбы — на дворцы или на пустыри. А это нужно делать с расчетом.

— Поясни конкретно: чем недоволен фюрер? — Генерал-фельдмаршал встал, готовый мужественно, стоя принять любой приговор своего любимого фюрера.

— В блокированном Ленинграде стоят целыми и невредимыми два здания, которые нужно стереть с лица земли! — Когда Геринг говорил, кольцевые наплывы его подбородка перекатывались, словно догоняя друг друга. — Я вполне понимаю недовольство фюрера и категоричность его приказа.

— Слушаю вас, рейхсмаршал! — сухо, официально, как подчиненный начальнику, бросил генерал-фельдмаршал.

— Смольный — это штаб революции большевиков. Это то, чем в Москве является Кремль. — Взгляд Геринга упал на бронзовую пепельницу. — Из этого здания в семнадцатом году Ленин руководил восстанием. Для всех русских, а для защитников Ленинграда в особенности, Смольный б настоящее время является гарантом веры в их победу.

— Понял вас, рейхсмаршал, — чеканно ответил Мильх. — Назовите второе здание, которое нарушает душевный покой моего фюрера.

— Второе здание — это типография большевистской газеты «Правда». Вот уже третий месяц не было дня, чтобы в осажденном городе не выходила «Правда». Советским летчикам каждую ночь удается прорываться сквозь кольцо блокады и сбрасывать в условленном месте матрицы этой газеты.

Вошел адъютант. Он хотел что-то сказать, но Геринг жестом приказал оставить его вдвоем с генералом. Адъютант вышел.

— Русские могут жить без хлеба, они могут жить без воды, без крова над головой… Дух борьбы и стойкости этой до фанатизма одержимой нации непостижим уму среднего человека! Своего рода евангелием у этого народа является газета «Правда». — Геринг смолк и, пройдясь вдоль стола, тихо, теперь уже не приказывая, а по-товарищески советуя, проговорил: — Эргард, ты понял, что приказ фюрера относится в равной степени ко мне и к тебе — генеральному инспектору военно-воздушных сил Германии? Фюрер знает, я ему сказал об этом, что сегодня ты летишь в 1-й воздушный флот и сделаешь все, что он от нас требует.

— Готов служить великой Германии! — твердо произнес генерал-фельдмаршал и энергично вскинул над головой руку. Его щеки снова зарозовели, в глазах появился воинственный блеск.

Геринг наклонился над столом и пожал руку Мильху:

— Фюрер не забудет нашего верного служения Германской империи. И чем скорее два этих большевистских очага будут развеяны в пыль и пепел, тем внушительнее будут выглядеть списки наших личных высших наград.

Геринг проводил Мильха до двери и еще раз крепко пожал его сильную, мускулистую руку:

— Желаю удачи.

…На утро следующего дня, двадцать девятого ноября тысяча девятьсот сорок первого года, в десять часов тридцать минут по московскому времени немецкий летчик Ганс Келлер в сопровождении эскадрильи истребителей на своем видавшем виды «юнкерсе» с эмблемой леопарда на фюзеляже и крыльях прорвался сквозь заградительный огонь зенитной артиллерии защитников Ленинграда и в заданном квадрате задымленного города нажал на гашетку бомбового пуска. Фугасная бомба огромной разрушительной силы, лениво отделившись от самолета, полетела на землю.