В кабинете пахло краской. Свежевыкрашенные стены беззастенчиво сияли зеленью в холодном свете ламп. В комнате помещалось шесть столов, на которых небольшие старые мониторы дремали в окружении кип бумаг. Все столы пустовали, кроме одного, за которым сидел “её” полицейский. Алексей Кричко пытался заполнять документы, а Рита беззастенчиво его рассматривала, отмечая про себя изможденное вытянутое лицо, короткую полоску запёкшейся крови после неудачного бритья, непроизвольное подергивание уголка губ.
— Ну что, я хохломой расписан что ли? — устало поинтересовался Алексей, отвлекаясь от экрана. — Чего вы уставились на меня?
— У вас брови красивые, — совершенно искренне улыбнулась Рита.
Алексей опешил, несколько секунд смотрел на неё, как на умалишенную, а потом нахмурился, как будто даже рассердился, и отвернулся к монитору.
— Не заговаривайте мне зубы! Скажете тоже — красивые, — проворчал он. — Вы мне лучше скажите, что мне с вами делать?
— Отпустить, — с той же наивной открытостью предложила Рита. — Вы ведь знаете, что мы никого не похищали, что я просто хотела вернуть девочку родителям, просто не сообразила, как это правильно сделать.
— Я-то знаю, — Кричко снова выглянул из-за монитора, а потом ткнул в него пальцем. — А вот с этим-то что я сделаю? Инцидент имеет место быть, и я должен его отработать.
— Ну, вы сами эту кашу заварили, — развела руками Рита и тут же увидела, как настроение Алексея портится еще сильнее, если это вообще было возможно.
— Что за уродский день! — воскликнул он и принялся вбивать её данные в программу. Клавиши старой механической клавиатуры оглушительно щелкали на весь полупустой кабинет. — Сначала жена скандал закатила с утра пораньше, потом дежурство это подкинули, потом вы вот…
— А хотите, я посмотрю ваш гороскоп? Может, подскажу, как из черной полосы выбраться?
Алексей бы расхохотался, но не было ни сил, ни настроения, поэтому он только усмехнулся, но крайне выразительно.
— Ах, вы из этих дамочек… Что в гороскопы верят?
— Я не верю в них, — невозмутимо ответила Рита, — а знаю и умею читать. Ну что, посмотреть ваш?
— Ну давай, жги, Нострадамус, — Алексей вновь скривил губы в улыбке. — Хоть не так скучно ждать, пока там твоего подельника допросят.
— Когда вы родились? — спросила Рита, старательно игнорируя его попытки задеть. Кроме того, она следила за тем, чтобы называть малознакомых людей на “Вы”, и делала в этом огромные успехи, так что Алекс мог быть ею совершенно доволен.
— Пятого января, допустим.
— Ага, Солнце в знаке Козерога, — Рита опустила руки под стол, где тихонько, кончиками пальцев нащупала астральные круги, своих верных помощников, и положение светил в день рождения Кричко. Она уже поняла, что демонстрировать людям свои выдающиеся способности не самая хорошая идея: вместо того, чтобы восхититься, они особенно яростно начинали искать признаки мошенничества. — Ох, сложно у вас все сейчас.
— Как неожиданно, — пробормотал Алексей, не отрывая взгляда от экрана.
— А ваша жена?
— Моя жена по знаку зодиака — конченая стерва, — внезапно быстро, страстно выпалил он.
— Скорпион что ли? — по-деловому поинтересовалась Рита.
— Да не знаю я! Двадцать пятого октября у неё день рождения.
— Ну точно, — обрадовалась она, незаметным движением поправляя астрологические круги. А потом замолчала, внимательно изучая сложные натальные карты и просматривая возможные прогнозы. В полной тишине злобно стучали клавиши под тонкими короткими пальцами Кричко. Сам он пару раз отрывался от экрана, чтобы взглянуть на задержанную, но она уставилась на стол, будто там было что-то написано. Точь-в-точь сумасшедшая.
— Что, нас проще пристрелить? — спросил Алексей, когда тишина стала совсем невыносимой. Рита вздрогнула, повела плечами, будто скидывая с себя морок, а потом ответила:
— Всё очень сложно, конечно. У вас трудный путь наверх, и сейчас вы находитесь в кризисе. Долгожданный успех рядом, вот-вот наступит, останется протянуть руку и забрать, но для этого вам придётся потрудиться. Вам нужен покой дома и поддержка. А дома у вас…
— Женщина в знаке стервы, — подсказал Кричко, и в голосе его скользила горечь. На какие-то минуты забыл про заполнение формы, повернулся с странной задержанной и даже подался вперед. Она так уверенно трогала его старые раны и топталась на любимой мозоли, что сохранять равнодушный вид было невозможно. Пусть всё, что она говорит, бред, ну хоть с кем-то можно обсудить то, что творится на душе, пусть и вот так, полунамеками, с ехидством и сарказмом.
— Женщина-скорпион! — поправила Рита. — Это хороший знак, но такие женщины очень яркие, сильные, уверенные в себе. Вашей жене нужно постоянное подтверждение своей исключительности, страсть и внимание. Подарки, в конце концов. Все это очень плохо сочетается с вашей потребностью в надежном стабильном быте, чтобы сосредоточиться на работе.
— Точно. Ей говорю: я устаю, как собака. Я пришёл домой и хочу тишины. Пожрать и лечь отдохнуть, — он говорил отрывисто, и с каждый словом стучал ребром ладони по столешнице, будто отрубал куски фраз. — Неужели это так сложно? Я готов даже слушать про этих её бесконечных подруг и пойти в торговый центр, только дай мне, твою за ногу, отдохнуть!
Он хлопнул ладонями по столу так, что Рита подпрыгнула, оттолкнулся о стола и отъехал на стуле назад.
— Я понимаю, — вкрадчиво ответила Рита. — Вижу. И у вас есть несколько вариантов, как быть дальше. Если будете распылять себя на все подряд, в том числе капризы жены, успех уйдет. Будет ещё шанс через… Эм… Лет через пять, но очень смутный. Но если сосредоточитесь на работе, можете потерять жену. Если она не поймёт расклад, конечно, и не поиграет с вами немножко в одной команде.
— Как у вас всё удобно! Несколько вариантов. Как будто я не знаю, что вариантов несколько.
— Понимаете, судьбы не существует, — Рита вдруг из наивно-игривой стала серьезной настолько, что полицейский испытал отголосок безотчетного страха. Он не мог знать, что сквозь её глаза он в тот момент взглянул в вечность, и оттого не понимал, откуда такая оторопь. — Как не существует колеи на новой дороге. А жизнь каждого из нас — новый, никем не пройденный путь. Есть набор исходных данных, есть варианты, как разовьются события. Вы хотите сказать, что все эти варианты можете сами просчитать? Можете. Но обычно у людей настолько замылен взгляд, что у них ничего не получается. Я же вижу звезды и вижу будущее, что в них зашифровано. Я подсказываю то, что вы не можете или не хотите увидеть, только и всего.
— И чего же я не хочу увидеть?
— Что на данный момент в вашей власти только карьера. Отношения сейчас вы не исправите. Пришло время вашей жене делать ход.
— И что я ей скажу? Что задержанная за похищение ребёнка гадалка сказала ей больше не быть стервой? — Алексей коротко хохотнул.
— Не гадалка, а астролог! — с долей обиды поправила Рита. — И именно так вы и можете ей сказать. Или вы думаете, что ваша жена не из тех, кто верит в гороскопы?
Его жена, яркая, подвижная, эмоциональная, была из тех, и хотя Кричко никогда не заставал её за чтением гороскопов и раскладами карт, он был уверен, что его жену рано или поздно такие вещи заинтересуют. Готов ли он сам посеять это порочное зерно, стащить жену с дорожки благоразумия? Хотя о чём он переживает, и так его жену благоразумной назвать можно было с трудом.
— У вашей жены ведь тоже есть будущее, — Рита подалась вперед и чуть понизила голос, будто доверяла какую-то тайну. — Разные пути. Как с вами, так… и без вас.
Лицо Кричко болезненно скривилось. Было очевидно, что он сам уже сам думал о таком исходе и не раз и что подобные мысли заставляли его страдать. Он хотел что-то сказать, набрал уже воздуха в грудь, но в этот момент дверь в кабинет резко открылась. На пороге стоял коллега Алексея, за его спиной маячил хмурый Алекс.
— Отпускай их, — махнул полицейский рукой.
— Что? В смысле — отпускай? А какого черта я здесь всё это делаю? — Алексей показал на экран монитора.
— Позвонил Белоус, — вздохнул его коллега.
— Сам? В два часа ночи? — красивые брови Кричко удивленно поднялись.
— Да, представь себе. Поэтому давай, сворачивай всё и отпускай этих двоих.
— А что же я в отчете напишу?
— Да я в душе не знаю! — воскликнул полицейский. — Что хочешь, то и пиши, а этих чтобы в отделении не было.
***
За стенами полицейского участка, пропахшими краской, стояла бархатная летняя ночь. Подсвеченная желтыми фонарями, она шагнула навстречу Алексу и Рите, когда те вышли наконец из участка, распахнула мягкие объятия. С неба подмигивали немногочисленные звезды, чей свет мог победить сияние огромного города. Рита глубоко вдохнула запах асфальта, бензина и скошенной травы. Запах свободы.
— Ты только посмотри, как всё здорово обернулось! — заявила она.
— Ага, здорово, — мрачно отозвался Алекс. Засунув руки в карманы, он сбежал по ступенькам.
— Что такое? Что случилось? — Рита поспешила за ним. Алекс уже вышел на улицу и бодрым шагом шёл вперёд. До открытия метро оставалось четыре часа.
— Я даже не знаю. Может то, что ты не можешь обойтись без меня и раз за разом мне приходится бросать всё, чтобы помочь тебе, — он говорил отрывисто, не переставая быстро идти вперёд, и слова падали между ними, как камни. — Может то, что мы чуть не украли ребёнка и не оказались за решёткой. А может то, что мне опять пришлось звонить… человеку, — он произнёс последнее слово с особой интонацией, и Рита поняла, что речь идёт о тех самых людях, знакомством с которыми Алекс совсем не гордится.
— Алекс, — она поймала его за рукав, потянула. — Мне страшно.
— Что? Здесь же фонари.
— Когда ты злишься, мне страшно. Я так привыкла к тому, что ты спокоен, и когда ты рычишь, как сегодня, я будто теряю опору, — она смотрела на него снизу вверх, и нос щипало от непрошенных слез. Алекс вздохнул тяжело, прерывисто, а затем шагнул к Рите и заключил её в объятия. Она на мгновение удивилась, а потом закрыла глаза и потерлась щекой о его рубашку. От Алекса горько пахло деревом, а в кольце его рук было тепло и до невозможного комфортно. Она даже закрыла глаза от удовольствия, когда услышала его голос:
— Прости меня. Я самый отвратительный ангел на свете.
Сердце сжалось от сочувствия. Рита хотела сказать: “Неправда! Без тебя я бы давно погибла. Ты самый чудесный!” Но даже скривилась от понимания, как это все пошло звучит, а потому ничего не сказала, а продолжала молча стоять в его объятиях, позволяя ему со всей душой отдаться самобичеванию.