Глава 14, в которой Майтес отдаёт своё сердце

Вечер обещал быть отвратительным. Кира это поняла сразу, стоило зайти на кухню, где на тарелках твердели остатки еды. Отец постарался убрать следы того, что ужин прошёл не на сухую, но видимо, он уже был не в состоянии объективно смотреть вокруг и потому убрал не всё. Но главное — запах. Кира поморщилась, пролетела через всю кухню и одним рывком распахнула форточку. Оглядела ещё раз беспорядок на кухне и почувствовала, как в груди поднимается гнев.

— Пусть сам собирает свои объедки, — прорычала она и потопала к себе в комнату. За стенкой бурчал телевизор. Сама Кира избавилась от этого чёрного квадрата на стене давным-давно. К чему быть заложницей телепрограммы, когда есть интернет и вся свобода, которую он даёт? А Кира очень любила свободу.

Даже в комнату проник запах бурного ужина и дыма. Кира распахнула окно, достала из ящика ароматические свечи и принялась яростно чиркать спичкой о коробок, зажигая их. Одна была с запахом мяты, другая — корицы и пряностей, третья — апельсина. Тонкий дымок, поднимающийся от огня, дрожал и плясал, соединяясь над столом. Кира почти было выдохнула, когда ручка её двери начала поворачиваться. В ушах зазвенело от страха, спина похолодела от дурного предчувствия. Кира в два прыжка оказалась рядом с дверью и успела повернуть защелку.

Ручка дернулась раз, еще раз. Потом выгнулась вниз со всей силы, так, будто на неё кто-то налег с той стороны.

— Что за чёрт? Кира! — на дверь обрушились удары. — Кира, открывай!

Она молча помотала головой, как будто это мог кто-то видеть, и отступила назад. Зашипела, ударившись об стол. А ручка все дергалась, дергалась, будто за дверью был не отец, не человек даже, а монстр. Потом он затих, там в коридоре, вероятно, задумался, а в следующий момент защелка начала медленно поворачиваться. Кира и забыла, что снаружи оставался элемент для экстренного открытия замка и её безопасная комната была вовсе не безопасной. Так, картонная крепость.

Кира почти перестала дышать, когда открылась дверь. Отец сделал шаг в комнату, и лампа ярко осветила его фигуру. Он не выглядел ужасно, только на щеках расцвели красные пятна и глаза были полуприкрыты, будто ему ужасно хотелось спать. Кира смотрела на него во все глаза, опираясь о стол, ожидая, что же будет дальше.

Отец осмотрел комнату цепким взглядом, остановил его на дочери.

— Ну-ка, дочь, покажи мне свою зачётку, — прокряхтел он, опускаясь на стул.

— Па, иди отдыхать, — в голосе Киры звенело пренебрежение.

— Ты как с отцом разговариваешь? — нахмурился он, упёр кулаки в бёдра. — Я хочу видеть, как твоя учёба.

— Давай не сейчас, — Кира слабо пыталась протестовать.

— Я сказал сейчас, — отец требовательно протянул руку. — Давай зачётку.

Копаясь в ящике рабочего стола Кира думала: “Какого чёрта? Мне двадцать лет, я могу отказать ему. Ничего не показывать. Закрыть дверь. Это вообще больше не твоё дело”. Но против воли руки перебирали бумаги и тетради, натыкались на ручки и кнопки в поисках книжечки.

— На, — Кира протянула зачётку на максимально возможном расстоянии, ей было противно и страшно подходить ближе.

Отец наклонился вперед, выхватил книжечку. С благосклонным видом пролистал первые страницы, где красовались хорошие оценки. Нахмурился. Перевернул страницу назад, потом вперёд.

— Чё-то я не понял, — сказал он. — А где весенняя сессия?

Отец посмотрел на Киру, и та ответила прямым вызывающим взглядом. Она молчала, но все и так было понятно.

— Сессии нет, я правильно понял? — спросил он. Кира молчала. — Понятно.

Отец медленно поднялся, бросил зачётку на стол. Уже почти вышел из комнаты, и Кира была готова облегченно выдохнуть, но в последний момент отец остановился, развернулся и с размаху сгрёб всё с комода на пол. Полетели рамки, вазочки, статуэтки с героями аниме. Со звоном разбился стеклянный шар, блестящая вода залила всё вокруг. Кира подпрыгнула от неожиданности, закрыла рот рукой, но не произнесла ни звука.

— Я работаю! — закричал отец, лицо его раскраснелось ещё больше. — Кормлю тебя, кобылу! Покупаю тебе чёртовы шмотки и всё это барахло! А от тебя что требуется? Убрать по дому десять минут и учиться!

“Десять минут? Десять минут?!” — кричала Кира про себя, а сама стояла, прижав руку к губам, и слезы текли по её лицу.

— А ты даже этого не можешь, коза тупая! — продолжал отец. С его губ летела слюна, а белки налились красным. — Сколько я буду тебя содержать? До свадьбы? Хотя какая свадьба, кому ты нужна такая, тупая и толстая?!

Отец оказался совсем близко, навис над ней, огромный, горячий и злой, и кричал так, что голос начал хрипеть. От него пахло алкоголем, дымом и потом. В какой-то момент он распалился так, что занёс руку со сжатым кулаком. И тогда вместо страха Кира почувствовала ярость, что зародилась в груди и начала разрастаться, как огненный шар. Слёзы высохли, остались только мокрыми дорожками на щеках. И когда Кира заговорила, голос её был предельно холодным, спокойным и чистым:

— Только попробуй, и я посажу тебя.

Отец замер с занесённой рукой, и в глазах отражалась внутренняя борьба. С видимым усилием он опустил руку и выдавил сквозь зубы:

— Не получится. Такой статьи больше нет.

— Хочешь проверить?

Он не ответил. Смотрел в глаза дочери, будто проверяя, насколько хватит её душевных сил, а потом выплюнул:

— Содержи себя сама. Больше ни копейки не дам.

“А ты убирай сам за собой!” — хотела крикнуть ему вслед Кира, но неимоверным усилием сдержалась. Отец вышел, хлопнув дверью. Она медленно, на дрожащих от ярости ногах подошла и тихонько повернула защелку. После этого что-то внутри сломалось, плотину прорвало, и Кира кинулась к окну, наступая на разбросанные вещи. Высунувшись из окна по пояс, прямо в прохладную темноту, она заорала, что было мочи, а потом крик перешёл в рыдание. Теплый летний дождь стучал по крыше, отливам и её разноцветной голове, а Кира всё плакала, плакала и не могла остановиться.

— Ты думаешь, дождь плохо справляется?

Голос раздался откуда-то справа, и Кира даже икнула от неожиданности. Кто мог с ней разговаривать из темноты на пятом этаже?

— Решила добавить воды?

— Ты к-кто? — спросила она, всхлипывая, но плакать перестала. — Вых-ходи!

— Это несколько проблемно, у меня видишь ли, маленькие лапы.

Раздалось хлопанье крыльев, и на подоконник сел большой чёрный ворон. В электрическом свете перья блестели от влаги.

— Май! Что ты тут делаешь?

— Прячусь от дождя. По-моему, очевидно.

— Но почему ты не с Ритой?

— Надоела она мне, — ответил ворон, отворачивась.

Осознание приходило медленно, продиралось сквозь гнев и страх, но вдруг Кира поняла и воскликнула:

— Ты разговариваешь!

— Кар, — уныло возразил Май.

— Нет, ты не просто говорящий, у тебя есть сознание! Ты! Ты можешь говорить, как человек!

— Может быть, ты перестанешь орать уже? — устало ответил Майтес и впорхнул в комнату, разбрызгивая капли с крыльев.

— Нет, тебе нельзя сюда, — Кира кинулась следом. Май приземлился на стол и принялся расхаживать между рисунками, заметками и баночками с косметикой. В дверь застучали.

— Эй, кто там у тебя? — голос отца был нечетким, глухим.

— Я кино смотрю, отстань от меня! — прокричала Кира и нагнулась к Маю, зашептала в пернатую голову: — Тебе нельзя здесь быть.

Ворон посмотрел на неё глазами-бусинками, склонив голову как будто насмешливо.

— А я думал, тебе нужна компания. Ну раз нет…

Он расправил огромные черные крылья и взмахнул ими. Кира почувствовала на коже мелкие капли.

— Стой! — воскликнула она в тот момент, когда ворон почти вылетел из комнаты. — Стой. Ты прав. Не улетай. Ты вроде не такой бесячий, как люди. И я вроде как не против, если ты побудешь рядом.

Май уселся на подоконник, повернулся. За его спиной темноту занавешивали серебристые нити дождя.

— Ты что, приглашаешь меня?

— Да, — сдаваясь, развела руками Кира. — Я хотела посмотреть “Чужого” и заесть нервы килограммом сладкого. Присоединишься?

Ворон сидел на диване в обрамлении мягких подушек, с которых на него смотрели чьи-то лица и скалились чьи-то зубы.

— У меня тут целый склад, — не без гордости говорила Кира, копаясь в пуфе с откидной крышкой. — Отец почему-то никогда не догадывается сюда посмотреть. Тут есть чипсы, шоколад, поп-корн… Но для него придется идти на кухню, а я не хочу, — пакетик поп-корна полетел обратно. — Шоколад, конфеты и даже начос! Ты что любишь?

— Они меня угнетают, — хмуро заявил Май.

— Кто?

— Лица на твоих подушках. Они смотрят прямо в душу.

— О, это герои аниме, — Кира высыпала на диван всё своё калорийное богатство. — Вот это Эл, а это Леви, а вот это Человек-Бензопила.

— У него вместо головы бензопила, ты в курсе? — на всякий случай уточнил Май.

— Да, — рассмеялась Кира. — Поэтому его так и зовут. Но если тебя смущает, я могу их отвернуть, пусть смотрят на меня.

— Будь так добра, — со странной интонацией попросил Май.

На экране компьютера прожекторы осветили эмблему студии “Двадцатый Век Фокс”, и на фоне подсвеченного полукруга неизвестной планеты высветилась надпись “Чужой”, а за ним появился большой корабль.

— А зачем мы это смотрим? — спросил ворон.

— Чтобы получить удовольствие, — пояснила Кира и с громким шорохом открыла пачку чипсов. — Это же кино. Будешь чипсы?

— Кино. Ну понятно.

— Ты не знаешь, что такое кино? — удивленно воскликнула она, и крошки чипсов полетели в разные стороны.

— Я знаю…

— Конечно, не знаешь, ты же ворон, а вороны не ходят в кинотеатры. Фильмы — это произведения искусства, в котором история рассказывается посредством “живой картинки”.

— То есть вот эти странные помещения — это искусство? — Маю с трудом давались длинные предложения, он глотал часть звуков и безбожно тянул “р”.

— Это грузовой корабль. Ридли Скотт даёт нам экспозицию, которая начинается в момент пробуждения экипажа.

— Экипаж — это люди в белых трусах?

— Да, это они. И вообще, займи свой клюв, погрызи орешки.

Кира высыпала орехи на руку и протянула их в сторону ворона, не отрывая взгляд от экрана, на котором уже появилась неподражаемая Сигурни Уивер. Если бы она немного отвлеклась от фильма, она бы заметила, как осторожно, почти нежно Май берёт орехи с её руки, не задев ни разу кожу клювом.

***

Кира не досмотрела фильм. Переживания долгого дня дали о себе знать, и к тому моменту, как Рипли решила пробраться на челнок уже клевала носом. Май же ничего не клевал, а следил во все глаза за экраном и тем, что на нём происходило, поэтому он пропустил тот момент, когда Кира завалилась на подушки с пугающими его аниме-лицами и засопела.

Пошли финальные титры. Май повернулся к девушке, склонил голову. Она спала. Ворон потоптался на месте, замотал головой как будто расстроено, горестно, а потом подобрался поближе к разноцветным волосам, замер и пару мгновений, а потом проговорил:

— Кира! Кира, я не нянька тебе. Просыпайся.

— А? Что? — девушка подняла голову, протёрла глаза. — Фильм уже закончился?

— Да, и я вынужден был сидеть один и слушать все эти ужасные лязгающие звуки, — еле слышно прокаркал Май, будто это не он пять минут назад не мог оторваться от экрана.

— Ох, прости, пожалуйста. Я слишком устала. Давай отдыхать?

Кира собрала с дивана все упаковки, полные и пустые, ссыпала на стол. Крошки тремя размашистыми движениями скинула на пол. Туда же отправились подушки. Один щелчок кнопки, компьютер запустил завершение работы, и в синем свете, льющемся от экрана, Кира схватила край кофточки и потащила наверх, через голову. Май замер на диване, не мигая рассматривая впалый животик, темную ямку пупка, выпирающие ребра, показавшееся нежное кружево белья. Экран погас, стало темно и тихо. Снаружи шуршал дождь, напевая колыбельную, жидкий свет фонаря проникал в комнату, очерчивая контуры предметов и фигурку Киры.

— Я могу свернуть одеяло, и получится что-то вроде гнезда, — тихо предложила она. Он Киры пахло едой, цитрусовым парфюмом и уютом, и вблизи неё становилось неясным образом тепло. Она не видела, что Май отступал: прыгал назад неловко, нелепо.

— Знаешь что! — каркнул он хрипло, так что понять его было сложно. — Это уже слишком.

Ему хватило трех хлопков крыльев, чтобы вырваться из комнаты под безжалостные хлысты дождя, а Кира осталась одна в комнате, растерянная, одинокая, освещаемая лишь неверным светом уличного фонаря.

— Май…


Загрузка...